Наконец я спала не на жесткой земле под открытым небом, а под крышей дома, на пуховой перине. Родственнички супружника встретили меня сдержанно и прохладно. Видать, считали, что их проблемы из-за меня, а не мои из-за них. С Нолгаром я не успела перекинуться словечком, но Вилта принесла мне ужин прямо в спальню, сказав, что по его распоряжению. Слава духам-хранителям — не придется едать рядом с кислыми рожами родственничков. Видать, он тоже понимал, что они мне не рады, и решил избавить нас от общества друг друга.

Завтрак наутро Вилта подала здесь же. А потом мы пошли в эту Базилику, где заседали правители ксаранди. Где должны были судить гада Тибальда, который и заварил всю эту кашу. Делать мне бы там нечего, глаза б его не видели. Да вот только вместе с ним на скамье подсудимых сидела Медовая Грива. По собственной воле и дурости. К чему приговорят его, то и с ней станется. Так что пошла я с Вилтой как миленькая, надеясь, что мерзавца пощадят. У нас бы в деревне за все его дела в смоле вываляли бы, к дереву привязали, голой задницей в муравейник.

Базилика стояла прямо на берегу озера. В ней было три яруса, каждый — с широкими арочными проходами. Обычно совет города заседал на втором этаже. На первом проходили публичные мероприятия, как сегодня. Народу набилось на нижний ярус — не счесть.

Городской совет — почти четыре десятка человек — сгрудился в переднем конце зала. Остальное место заняли простые горожане, желавшие видеть суд над обманщиком. Сам мерзавец стоял ровно между советом — своими судьями — и зрителями. Медовая Грива стояла бок о бок с ним, не отходила ни на шаг. Держала за руку и всем своим видом показывала, что разорвет любого, кто покусится на ее драгоценного муженька. Ну не дуреха ли?!

Начал говорить Нолгар, следом за ним — Морани. Из их рассказов люди узнали, что Нолгар никогда не помогал хевья, в чем обвинял его Тибальд. Только спасал меня и внука. А к хевья пришел много позже, узнать — как им удалось сбежать из города и почему дюжина магов до сих пор их не заловила.

После Морани супружник вытолкнул вперед прачечника Андра. Его руки сковывала тяжелая цепь с кандалами. Люди зашептались, бросали на бандита яростные взгляды. В их глазах главным виновником был он, а не Тибальд.

Андр поведал, как они готовили налет. Что почти все идеи исходили от Крама. Сам Андр лишь собирал и организовывал людей. Рассказал, что после атаки магов на прачечную к ним явился глотта в капюшоне, из-под которого выбивались светлые волосы, и велел бежать на пристань. Подтвердил, что Нолгар не помогал им отбивать атаку. И в лесу, где они скрывались несколько дней после бегства, его тоже не было. А явился он к ним много позже, допытаться, кто им помогал. Пересказал признание Крама Нолгару — о глотта в капюшоне, который подсказывал, что говорить и делать.

Вызвали и меня перед народом. На своем кривом ксаранди, иногда сбиваясь на хевья, я рассказала все, чему была свидетелем. Про Крама — чего он желал и о чем просил меня. Про похищение, сражение в прачечной, укрывище в лесу, ну и как Крама мертвым нашли.

А вслед за мной выступать повелели некоему магу по имени Релан. Тот сообщил, что был телохранителем Диктатора. И позавчера тот собрал троих из четырех телохранителей, охранять его при разговоре с одним из налетчиков. Тибальд якобы хотел завербовать его. Он предупредил магов, что хевья — ненадежный тип. И если он почувствует опасность от налетчика, то прикажет убить его. И приказ последовал. А потом он велел отнести тело к медвежьей берлоги и обставить все так, будто налетчика задрал медведь.

— И вы покорно исполняли такие приказы, ксар Релан? — недоверчиво спросил кто-то из Совета. — Убивали, когда Диктатор давал вам команду?

— Таковы полномочия военного диктатора, — сухо ответил маг. — Долг предписывал нам защищать и повиноваться.

— Тогда почему вы отступились от своего долга? Почему не защищаете его сейчас?

Мужчина не изменил интонаций.

— Я предан, но не слеп. Когда ксара Эрени при мне обвинила супруга в пособничестве хевья, я не воспринял ее слова. Но когда ксар Нолгар повторил те же обвинения в доме Диктатора, я вспомнил ее речи. И задумался, что ксар Нолгар по своему характеру и впрямь не мог совершить тех преступлений, в которых Диктатор обвинял его. Он слишком прямолинеен. Но за эти дни рядом с Диктатором я наблюдал, сколь изворотлив, расчетлив и хладнокровен его ум. Если кто мог исподволь помогать налетчикам-хевья, то Тибальд, а не Нолгар. И у него имелся мотив. Без их налетов он не стал бы Диктатором. Я сложил два и два. Потому сейчас стою перед вами и рассказываю то, чему стал свидетелем.

Член совета, пытавший Релана, воскликнул:

— Что ж, следующей мы пригласим свидетельствовать ксару Эрени?

Медовая Грива ответила, звонко и ясно:

— Закон дает мне право не свидетельствовать против супруга!

— Тогда, ксара, вам придется разделить его участь после приговора. Вы знаете об этом?

— Да, — с вызовом ответила Эрени. — Я готова к этому.

По залу вновь пробежал шепоток. Я заметила, как нахмурились лица многих горожан. Медовую Гриву любили в Лударе.

— И мы не можем пригласить мага Дерана, чтобы он дал свою часть показаний? — спросил дотошный член совета.

Нолгар ответил:

— Увы. Деран и ксара Нальдани пострадали в магическом сражении. Сейчас оба пребывают без сознания в Лекарских Палатах.

— Что ж… Нет смысла откладывать суд до того, как они придут в сознание и смогут свидетельствовать. Картина ясна. У Совета Лудара достаточно оснований, чтобы сделать выводы и принять решение. Будет ли свидетельствовать сам обвиняемый?

Взгляды устремились на Тибальда. Тот ответил, ровно и невозмутимо:

— Пользуюсь правом обвиняемого на молчание.

Несколько членов Совета переглянулись. Кто-то сказал:

— Тогда пора выносить вердикт. Мой голос — виновен.

«Виновен!» «Виновен,» — полетело со всех сторон. Над головами членов совета взметнулся лес рук. Морани, которая формально вела это собрание, спросила:

— Кто голосует за невиновность ксара Тибальда?

Молчание. Ни одной руки. Элатейя промолвила:

— Тогда Совет должен вынести приговор. Закон предписывает исправительные работы, изгнание или смертную казнь. Напоминаю, что приговор разделит ксара Эрени — супруга обвиняемого.

— Исправительные работы — слишком мягкая кара за такое преступление, — молвил еще один член совета, незнакомый мне. Собственно, они все были мне незнакомы, кроме супружника и Морани.

— Изгнание или смерть? — спросил кто-то другой.

— Изгнание! — произнес твердый голос Нолгара.

— Изгнание! — эхом подхватила Морани.

Несколько голосов тут же присоединились нестройным гамом. Кто-то упорно отмалчивался, большинство один за другим повторяли: «Изгнание!» И в этом неслаженном хоре вдруг прозвучал один голос. В отличие от прочих, он показался мне знакомым… Но я никак не могла припомнить, где его слышала.

— Ксары, позвольте высказать мнение, прежде чем мы приступим к голосованию.

Шум смолк, Совет внимательно воззрился на говорившего. Он повел речь, и я понимала каждое слово, даром что то была речь глотта:

— Ксары, наша жизнь сосредоточена в городских стенах. Мы заботимся о ней, холим и лелеем наш Лудар. Но за его пределами тоже есть жизнь. Задумываемся ли мы о той жизни, когда приговариваем наших преступников к изгнанию? Что они сделают, когда окажутся за стенами города? Как будут выживать? Единожды преступники, они продолжают творить преступления. От их рук могут страдать невинные люди — случайные прохожие, жители деревень…

Люди зашептались. Я фыркнула — неужели раньше глотта не задумывались о том, что делают изгнанные? Не задумывались, откуда берутся разбойники? Как можно быть такими наивными?!

Говоривший продолжал:

— Подумайте, на что способен в изгнании такой человек, как Тибальд. С его умом и хитростью. Он станет не просто разбойником. Его способностей хватит, чтобы объединить всех разбойников Арвихи. Собрать из них армию. Отомстить, нанести удар по Лудару. Ксары, если мы сейчас изгоним Тибальда, то однажды можем вновь увидеть его нашим Диктатором. Он вернется с армией изгоев и преступников — таких же, как он сам. Подумайте как следует, прежде чем выносить приговор.

В воцарившейся тишине прозвучал голос самого Тибальда:

— Тебе так жаль бесценных кристаллов, Кадмар? А ведь если бы я остался Диктатором, мог бы возместить тебе их стоимость из казны. Ты перемудрил собственную жадность.

Кадмар… Вот как звали говорившего. Я вспомнила его имя и его голос. Я слышала их в прачечной. Это он возглавлял атаку магов. Нолгар обращался к нему по имени, просил позволить нам уйти. А он отвечал: «Ты умрешь вместе с ними, Нолгар. Пособник предателей — сам предатель. Жена и внук не оправдание».

Кадмар даже не повернулся к Диктатору. Лишь сказал:

— Я понимаю, почему Совет Лудара с такой легкостью голосует за изгнание. Никто не хочет, чтобы молодая, невинная ксара Эрени приняла смерть. Но она сама совершила выбор. Никто из нас не в ответе за него. Но мы в ответе за невинных, которые могут пострадать в будущем от руки Тибальда. Ради их благополучия и своей совести я голосую за смертную казнь.

Омертвелое молчание — и следом робкий возглас: «Смертная казнь!» И еще один. И еще. Беспомощный взгляд Морани. Сжатые кулаки Нолгара, ногти до крови впиваются в кожу. Лишь они двое и еще несколько человек повторяют: «Изгнание», но их голоса тонут в изобилии других, требующих казни.

Все, что было дальше, слилось для меня в сплошную безумную дымку. Бледная Морани еле слышно повторяет: «Смертная казнь», — вынося приговор подонку Тибальду…и Медовой Гриве. Четверо мужчин подходят к бывшему Диктатору, двое берут под руки, двое встают сзади. Так они выходят из Базилики.

Никто не хватает за руки Эрени. Она стоит, ни жива ни мертва, пока конвой окружает ее мужа. А потом бросается к нему, пытается вырвать его руку из руки конвоира. Ее оттаскивают и ведут за ним. Толпа начинает растекаться из Базилики на площадь.

— Андр! — крикнул кто-то. — Где прачечник?! Казнить и его!

— Андр свидетель, а не обвиняемый! — отрезал Нолгар. — Его не судили.

— Так судить и казнить вместе с ними!

«Казнить Андра!» — подхватила толпа. Прачечник отчаянно заверещал, когда к нему потянулись десятки рук, вперились десятки ненавидящих глаз. Но тут людей отшвырнуло ударной волной, а вокруг душегубца обрисовался прозрачный слой с пробегающими голубыми искрами. Нолгар рявкнул:

— Андр добровольно дал показания на условиях помилования! Он покинет Лудар целым и невредимым, и никогда не вернется в город!

— Станет изгнанником? — крикнул кто-то в толпе. — Тоже сколотит свою банду? Если казнить Диктатора, казнить и его!

Нолгар стоял на своем:

— Андр под моей защитой! Я не нарушу данное слово. Он уйдет из города, и те, кто попытаются его задержать, будут иметь дело со мной!

Тут прозвучал отчаянный женский крик:

— Защити родную внучку, Нолгар! Спаси и ее, как спасаешь этого мерзавца! Она твоя плоть и кровь! Неужели ты отступишься от нее?!

Лаини. Мать несчастной Медовой Гривы. Я чуть не удержалась, чтобы не закричать вместе с нею: «Спаси ее! Отдай им прачечника и спаси Эрени!» Кричать не было смысла. Кто я тут, что значит мое слово. Ни Нолгар, ни толпа не послушают меня.

Он скорбно сжал губы.

— Я не могу спасти Эри, Лаини. Она сама выбрала свою участь. Никто из нас не может ее изменить.

— Ты можешь! — кричала несчастная мать. — Забери ее, уведи! Ты же ее дед, ее защитник!

Ногти мужа до крови вонзились в его ладонь. Но он промолвил:

— Она больше не в моем роду, Лаи. Она сделала выбор. Я не могу мешать.

— Будь ты проклят, Нолгар! Все из-за тебя! Если бы ты не привел эту хевья в наш дом!

— Сомар! — крикнул муж. — Уведи Лаини. Не дело ей смотреть на это. Тармил, помоги отцу и матери! Никому из вас не надо тут быть.

Я смотрела, как отец и сын уводят горемычную мать… Сердце заледенело. Неужели он сам будет просто стоять и смотреть, как его внучку казнят? И как они собираются сделать это?!

Ответ я узнала, когда на площадь вышел мужчина в белом плаще. Белый считался у глотта цветом траура. Вокруг стали перешептываться, и я разобрала, что это — смотритель тюрьмы, и он же палач. В Лударе ему приходилось редко выполнять свои обязанности. И вот настал один из дней, когда его ждала работа…

Я смотрела, как в центр площади вкатили толстый, широкий пенек. Как белоплащник-палач снял с пояса огромный топор… Смотрела и ждала, когда же этот чудовищный сон закончится. Я проснусь, Медовая Грива будет за стенкой дома, живая и невредимая, и ей ничего не будет угрожать…

Но сон не прекращался. По-прежнему меня со всех боков стискивала толпа. Какой-то глотта связывал Эрени руки за спиной. Она дрожала, но не вырывалась, и все смотрела на своего проклятого супружника, из-за которого ее ждала смерть.

Тот что-то шептал ей посиневшими губами. Она упрямо мотнула головой, глядя в его глаза. А потом тоже шепнула в ответ… и я знала, что она говорила ему. То, что я никогда не смогу сказать своему мужу. Ради своего она пошла на плаху. А я своему даже не смогу сказать три простых, но таких важных слова… Кто из нас был счастливее?

Двое подтолкнули Тибальда к плахе, заставили встать на колени. Он выкрикнул:

— Отверните Эрени, не заставляйте ее смотреть!

Нолгар взял ее за плечи и повернул в сторону. Она дернулась, но сопротивляться сил уже не было.

Палач поднял топор. Солнечный луч блеснул на лезвии, ослепляя толпу. А потом случилось такое… Словно бы еще более нереальное, подобное сну… И в то же время — пробуждающее от тягостного оцепенения, в которое я впала.

Над озерной гладью вдруг вздыбился водяной столб. Брызги упали на людей, кто стоял ближе к берегу — на палача и его жертв. Мужчина в белом плаще изумленно воззрился на озеро и опустил топор. Поднявшаяся вода приняла очертания человеческой фигуры невероятного размера.

— Владыка Фросах… — прошептал палач, падая на колени.

Вслед за ним все, стоявшие на берегу, начали вставать на колени — будто незримая волна прокатилась по людским головам. А Морани, наоборот, пошла вперед, к берегу, раскинула руки. И лишь у кромки воды, где кончалась мощеная набережная, преклонила колена.

— Господин… Благодарим Тебя, что почтил нас явлением Своим…

Хозяин Фросах потянулся к ней гигантской рукой, коснулся плеча жрицы водяными пальцами.

— Встань, дочь. Ты верно служила Мне. Отныне отпускаю тебя. Я избираю нового слугу.

Хозяин сделал исполинский шаг и очутился на берегу. Рука легла на плечи Тибальда, который так и стоял, коленопреклоненный, у плахи.

— Вот Мой новый элат. Через него Я буду вещать Свою волю. Через него будете испрашивать разрешения у Меня на пользование водой, землей окрест, рыбой, плодами и животными. Ни один волос не упадет с головы его и всех близких, о ком он радеет. Молите его, чтобы радел за всех вас предо Мною.

Морани изумленно расширила глаза. У некоторых на площади отвисли челюсти. А Эрени, засияв, оттолкнула своих конвоиров, бросилась к ошеломленному мужу, обхватила за шею и впилась в губы поцелуем на глазах у всего города и самого Хозяина. А потом рухнула ниц перед Фросахом.

— Спасибо Тебе! Спасибо, милостивый Владыка! Моя жизнь и судьба отныне принадлежат Тебе!

Прозрачные губы Хозяина сложились в невероятную, немыслимую улыбку.

— Все ваши жизни принадлежат Мне, покуда вы обитаете вокруг Моего озера, на Моей земле. А судьба твоя принадлежит супругу, коему ты вручила ее. Берегите друг друга, ваш народ и Мою землю!

— Спа…сибо… Владыка… — промолвил Тибальд запинающимся, еле слышным голосом. Оно и неудивительно — как у него вообще язык поворачивался после всего…

У Морани голос тоже дрожал, по щекам катились слезы.

— Владыка… Дозволь спросить, чем не угодила Тебе?.. За что лишаешь милости служить?

Хозяин ласково погладил бывшую элатейю по волосам. Несмотря на водяное прикосновение, они остались сухими.

— Не лишаю, дочь. Ты сама покинешь Меня. Судьба ведет тебя далеко от этой земли. Потому освобождаю от служения, чтобы не пришлось тебе в урочный час выбирать. Решай по сердцу, а не по долгу.

— О чем Ты, Владыка?.. Что решать?.. Я не понимаю…

— Я и Сам не вижу твоей судьбы полностью. Власть Моя и знание ограничены пределами Моих владений. Вижу лишь, что ты вскоре уйдешь с них. Но куда и почему — Мне не открыто. Поймешь сама, когда момент настанет.

— Спасибо, Владыка… — обескураженно прошептала женщина.

Фросах повернулся спиной к подвластному, зависимого от него городу. Собрался было шагнуть обратно в озеро и слиться с ним. Но в этот момент два одновременных возгласа остановили его. Первый — моего мужа.

— Владыка, объясни! Почему назначаешь Своим слугой и вестником того, кто погубил много людей?! За что ему такая милость?

Второй голос воззвал к Фросаху на хевья:

— Хозяин, за что Ты привечаешь глотта?! Отчего дозволяешь чужакам притеснять нас, детей Твоих урожденных?! Мы исстари обитали здесь, а пришли чужаки, и Хозяева отдали им Ирди, не мешали, не защищали нас? Чем мы провинились перед Тобой?

Фросах отступил на берег и развернулся лицом к нам.

— Не зря оба вы обратились ко Мне разом. Ибо вопрошания ваши об одном. Тебе, Андр, отвечу первым. Веками хевья обитали на земле Нашей. Веками Мы оберегали вас, дозволяли брать блага земли и вкушать их. Привыкли вы к тому. Однообразен стал уклад ваш. Однообразна жизнь, мысли, чувства. Но тут пришли глотта — как вы их зовете. Или ксаранди, как зовут они себя сами. Нам все равно, как вы прозываете друг друга. Мы смотрим на дела и чувства, а не на именования. Они принесли с собой иные традиции, иной уклад, иное обращение друг с другом. Они разнообразили жизнь на Ирди. Нам стало интересно. Потому и приветили их. И вы, хевья, начали меняться вместе с ними. Ты, Андр, из всех своих сородичей, менялся быстрее и охотнее. Потому Я был милостив к тебе, когда ты плыл по Моим водам. Потому не перевернул лодку, хоть и совершил ты с товарищами много дурных деяний. Но в их корне твое желание перемен, пусть и для себя одного. Таков мой ответ тебе, хевья Андр. Теперь тебе, ксаранди Нолгар.

Фросах повернулся к моему супружнику.

— По той же причине Я не дал вам казнить Тибальда и сделал Своим элатом. Вы так же закоснели в своих привычках и традициях. Ты — больше всех на Моей земле. Тибальд полон новых идей и планов по переустройству общества. Тоже, как Андр, ради своей выгоды. Но так вы, люди, устроены. Неважно, на какой земле вы родились, откуда и куда пришли. Всегда и во всем ищете в первую очередь выгоду и удобство для себя. Сие порождает перемены. Мы, Хозяева, будем следить, чтобы ваша жажда перемен не порушила эту землю, как порушила ее в вашем родном мире. У вас не было Хозяев. У Ирди есть Мы. Мы ограничим вас, но будем с интересом наблюдать за тем, как вы меняетесь. Как меняете землю вокруг себя. Нас сие забавляет и развлекает. Потому Я возвращаю Тибальду ту власть, к коей он стремился. Чтобы он мог и дальше воплощать свои замыслы. Дальше нести перемены. Таков мой ответ тебе, Нолгар.

Муж пробормотал смиренно:

— Я понял Тебя, Владыка Фросах… Склоняюсь перед волей Твоей и благодарю, что снизошел до ответа, а не покарал за дерзость.

Хозяин посмотрел сверху на всех нас — своих то ли детей, то ли игрушек, что забавляли и развлекали Его. С ужасом и благоговением я встретила Его взгляд. Играл Он нами или защищал нас — мы могли лишь повиноваться и принимать волю Его. Ирди принадлежала не людям. Они, Хозяева — элементали, как прозывали их ксаранди — владели этой землей. А нам дозволяли обитать на ней, брать ее блага. Пользоваться, но не владеть.

Меня пригнуло ниже к земле, когда я услышала из водяных уст свое имя:

— Лесс… Гостья. Дитя брата Тала. Может, и тебе есть о чем спросить Меня?

— М-мне… Владыка, скажи, будет ли мне счастье? Будет ли свой дом, с любимым мужем, детьми? Или навек останусь привязанной к чужой судьбе, к чужим желаниям?! Ты сказал Морани, она покинет Твою землю. А я?!

— Ты останешься. — Фросах улыбался. — Твоя судьба на Моей земле, малышка Лесс. И ты будешь счастлива здесь. Все, чего желаешь, сбудется. Но только если сама впустишь счастье в свою жизнь, а любовь в душу. Открывай глаза, когда смотришь на тех, кто вокруг тебя. Лишь так обретешь счастье, малышка Лесс.

Я рухнула ниц. Ни слова из речей Хозяина не поняла, но не смела испытывать Его милость. Он сказал, что буду счастлива. За это можно лишь благодарить — и не пытать дальше, не тревожить человечьим скудоумием.

Фросах ступил в воду… а потом вновь обернулся к городу.

— Еще одно повеление вам, напоследок. Сегодня ваш палач должен был совершить работу. Но по воле Моей лишился ее. Пусть он все же исполнит свой долг. Среди вас водятся сгнившие, опустевшие души. Как яд, они отравляют гнилью и пустотой близких и зависимых от себя людей. Хозяева Ирди не вмешиваются в человечьи дела. Но сегодня Я укажу вам одну такую душу. Выкорчуйте ее, искорените яд, что она расточает.

Владыка вытянул руку. С пальцев капнула вода… но не пролилась над тем клочком земли, где Он занес ладонь.

Поток мутной, зловонной жижи обрушился из пустоты на голову Кадмара. Маг взвизгнул. Фросах не сказал ему ни слова. Шагнул наконец с берега, очертания гигантской фигуры истаяли, оставив лишь водяной столб, который пролился на озерную гладь.

Тибальд повелительно крикнул — словно и не стоял только что коленопреклоненным у плахи, ожидая удара палача:

— Релан, Пегвар! Взять Кадмара. На плаху.

Два названных мага шагнули к своему бывшему предводителю. Тот отшатнулся, заверещал:

— За что?! Ни одного преступления не совершил! Как смеет преступник отдавать приказы?! Это он нарушил закон, он убивал людей!

Никто его не слушал. Хозяин Воды явил Свою волю. Одного избрал жрецом, второго повелел казнить. Что с того, что обреченный был прав — ни одного видимого преступления он не совершил? А тот, кто сейчас велел вести его на плаху, и впрямь был преступником и убийцей.

Пути богов неисповедимы. Их воля не подчиняется человечьему разумению. Кого казнить, кого награждать — люди могут верить, что у них есть право решать. До тех пор, пока не явится воля свыше. Воля Того, кто ведает непостижимое.

Я отвернулась, не стала глядеть, как волокли на плаху визжащего Кадмара. Отчего-то он не сопротивлялся магией. То ли забыл от ужаса, то ли Хозяин лишил его магии. Глухой стук оборвал стоны обреченного.

Тибальд скомандовал разойтись. В его голосе звучала власть, которой невозможно было не подчиняться. Была то воля Хозяина, проникавшая через него, или собственная харизма Диктатора — я не ведала. Лишь охотно покинула площадь, где пережила столько тревожащих душу событий. Я была рада вернуться в дом, который успела полюбить за минувшие два дня. Пуховая перина в нем лучше, чем лежбище на лесной поляне, в окружении сородичей хевья.

Напоследок я обернулась, чтобы увидеть сияющее лицо Медовой Гривы. Она держала за руку мужа, счастливая, что смерть не разлучила их. И не отправила по одной тропе на загробном Пути, в который верили ксаранди. Я порадовалась за нее. И подумала, где же мое собственное счастье, что обещал мне Владыка Фросах? На кого я должна взглянуть открытыми глазами? Любовь к кому впустить в душу?