Открыв глаза, Нальдани увидела над собой высокий белоснежный потолок. Запах лаванды успокаивающе обволакивал сознание, не давал тревоге разгуляться. Девушка оглянулась — и не узнала, где находится. Небольшая комната в бело-голубых тонах, широкое окно, узкий шкаф и тумба у кровати. На ней стоял прозрачный кувшин. В нем немного воды на самом донышке. Рядом бокал.

Нальдани сразу ощутила жажду, потянулась к воде… И обессиленно рухнула на подушку. Тело отказывалось повиноваться ей. Что с ней, почему она так беспомощная?!

И тут Нальдани вспомнила. Края ступеней врезаются в тело. Она летит вниз. Падает внутрь странного рисунка, и он сразу вспыхивает жутким свечением. Жизнь по капле вытекает из нее. А потом мужское тело накрывает ее. Последнее, что она видит — лицо незнакомого мужчины, искаженное гримасой ужаса. Страха за нее, Нальдани.

Выходит, она чуть не умерла… Из-за этой проклятой дряни Эрени. Сейчас она, должно быть, в Лекарских Палатах. Нальдани, как и ее брат, с детства отличалась исправным здоровьем, никогда не оказывалась на попечении целителей. Вот и не знала, как выглядят изнутри их палаты.

Она снова вспомнила жуткое ощущение: как ее тело, толика за толикой, холодеет и цепенеет. Смерть подбиралась к ней, расползалась по прекрасному, бесценному, обожаемому хозяйкой телу. Сейчас она была бы мертва. Иссушена ужасным заклятьем, предназначенным Нолгару. Если бы не тот мужчина, накрывший ее собой.

Нальдани не была магом, но все ксаранди знали основные свойства магии. Сила любого заклятья делится на всех его жертв. Незнакомец оттянул на себя часть убийственного колдовства. И тем спас Нальдани.

Кто он, мужчина, готовый пожертвовать жизнью ради чужой ему женщины?.. Жив ли он?! Ей хотелось бы снова его увидеть… И что с Тибальдом?! Он победил Нолгара? И эта мерзкая девица Эрени, его жена… Все из-за нее!

Мысли Нальдани скакали как зверьки по прозвищу бручек — сумчатые попрыгунчики. Их прервал звук открывшейся двери. Девушка ожидала увидеть лекаря, но в комнату вошел тот самый мужчина, который затмевал даже мысли о брате. Ее спаситель. Она узнала его с первого взгляда. Сердце бешено застучало. Он жив!

На нем был такой же белый халат, как на Нальдани. Наверно, так одевали всех пациентов Лекарских Палат… Значит, он все еще на исцелении. В руках он держал полный кувшин воды. Едва не уронил его, встретившись с девушкой глазами.

— Ксара Нальдани… Вы очнулись. Я приглашу целителя Илана, он осмотрит вас!

Нальдани открыла рот, из него вырвался слабый, едва различимый писк.

— Что-то хотите сказать?..

— Пить… Пожалуйста…

— Простите! — воскликнул мужчина.

Смущенно бросился к тумбе, взял бокал, налил свежей воды и поднес к губам Нальдани, бережно придерживая ее голову.

— Спа… спасибо, ксар… Простите, не знаю вашего имени.

— Деран, ксара.

— Ксар Деран, — выговорила Нальдани. Язык слабо, но слушался ее. — Вы спасли мне жизнь. Я узнала вас. Если бы не вы, я погибла бы.

По лицу мужчины пробежала тень. Он ответил не сразу. Вспомнил облегчение, когда в Люльке Испития успел рассмотреть темные, а не золотистые волосы, и чужое женское лицо. Когда понял, что это не Эрени. Поэтому он попросился в помощь при уходе за темноволосой женщиной, оказавшейся сестрой бывшего Диктатора. Из-за вины за недостойное чувство.

Он так и не узнал, что если бы не быстрая реакция его недоступной возлюбленной, она все же оказалась бы в Люльке, по вине Нальдани. Некому было поведать ему о том. Лишь Тибальд, Нолгар, Эрени и десять магов, бывших противников, знали о случившемся в доме Диктатора. Слышали, как и почему Нальдани угодила в Люльку.

Нолгар и Эрени, навещая Дерана, не упоминали о том, щадили его чувства. Они видели, как он переживал за девушку, которая еще лежала в коме, когда он пришел в сознание. Тибальд избегал «предателя». А маги приходили лишь затем, чтобы выразить сожаление и помириться с Дераном.

Так что мужчина до сих пор не знал, что невинная жертва не столь невинна. Он ответил сдержанно:

— Любой мужчина на моем месте поступил бы так же, ксара Нальдани.

— Там была почти дюжина мужчин! — возразила она. — И лишь вы ринулись мне на помощь!

Как ни забавно, Нальдани тоже не знала, что Деран спасал не ее. Память подчас причудливо шутит над человеком. Девушка помнила все, что видела глазами, прежде чем магия Люльки повергла ее в небытие. А звуки начисто выпали из памяти. Она не помнила, что ее спаситель, бросаясь к ней и закрывая телом от обжигающих лучей, выкрикивал имя ненавистной невестки. Той, кого Нальдани считала виноватой в несчастье с ней.

Деран вновь скривился в горестной гримасе, не находя слов. Нальдани не дожидалась ответа, а тут же спросила снова:

— Скажите, ксар… мой брат… он победил?

— Нет, ксара… когда Ритуал Испития… заклятье, повредившее вам, было остановлено, схватка тоже прекратилась. Нолгар привлек на свою сторону магический отряд и отправил вашего брата в тюрьму.

— Он сейчас в тюрьме?! Умоляю, скажите!

— Он элат Фросаха, ксара.

Девушка вскрикнула.

— Позвольте я все же приглашу целителя…

— Да-да, ксар, конечно… Но сначала поведайте мне все, что случилось! Заклинаю вас! Я умру в неведении!

— Нет, ксара! — твердо заявил Деран. — Вы слабы и нуждаетесь в немедленном надзоре сведущего человека. Целитель осмотрит вас, а потом я обязательно зайду к вам и расскажу все, что знаю сам. После того, как буду уверен, что с вами все благополучно.

Нальдани выдохнула. Вот это мужчина! Настоящий мужчина всегда настоит на том, что считает правильным! И не будет исполнять прихоть женщины по первому ее слову! Она прошептала:

— Скажите хотя бы, ксар… Как вы себя чувствуете?.. Благополучно ли все с вами?

Деран, решительно направлявшийся к двери, развернулся. По хмурому лицу проскользнуло подобие улыбки.

— Со мной все благополучно, ксара Нальдани. Особенно после того, как увидел вас в сознании и здравом рассудке. Сейчас отдыхайте, пока Илан подойдет к вам. А затем я вернусь и мы побеседуем. Даю слово.

Он вышел, а Нальдани глядела на дверь, как зачарованная. Неужели в этом городе есть еще один настоящий мужчина, кроме ее брата и Нолгара?! Любопытно… он женат?

Девушка даже не вспомнила про своего любовника Марела. Того, кто исполнял каждую ее прихоть по первому слову. Кто рвался дневать и ночевать в Палатах, пока целители не выставили его силой. Лишь «настоящие мужчины» привлекали ее внимание.

* * *

Со дня суда Тибальда и явления Хозяина прошло три недели. Все это время я ждала, чтобы Нолгар исполнил обещание и отпустил меня. Не дожидался, пока пройдет обещанный год. Но он почти не показывался дома, пропадал в Базилике. Слишком много дел накопилось, пока мы скрывались в лесах.

Когда удавалось-таки застать его, я напоминала об обещанном. Он лишь отмахивался. Некогда, мол. Поговорим позже, подумай лучше. Ну и конечно, Морани тоже не находила времени признаться ему в своих чувствах.

Глядя на них, я опускала руки. Ну что можно сделать с двумя дураками, которые сделали все, чтобы пустить собственную жизнь под откос?! При том упорно стараются портить ее и дальше. А заодно всем окружающим. Например, мне.

Все в доме Нолгара смотрели на меня косо. Будто я была причиной их бед, а не глава семьи. И не бывший Диктатор. Тот разгуливал павлином под защитой Хозяина и плевал на всех, кто недобро косился на него. А иногда и крепким словцом окатывал, прямо на улице. Ему на все было плевать. Кроме Медовой Гривы, которая ходила сияющая. У нас дома почти не показывалась. Не иначе, не вылазила из мужниной постельки.

Ее мать Лаини не разговаривала со свекром. Не простила ему, что с легкостью обрек на смерть ее дитя и свою внучку. Что принципы оказались дороже родимой кровинушки. За прачечника-убийцу был готов вступить в бой с любым, а внучку отдал палачу.

Как ни пытался муж ее урезонить, Лаини оставалась непреклонна. Хоть

Медовая Грива была жива, невредима и лучилась счастьем, Лаини все равно демонстративно избегала Нолгара и всячески показывала презрение к нему. Мать есть мать, что с нее взять.

А меня Нолгар вновь стал выбешивать. Все в нем раздражало, все было противно. Стоило увидеть его, как непонятный гнев подкатывал ледяной волной. Хотелось наброситься и выцарапать глаза. Хотя давно убедилась, что матушку Ирди топчет множество людей куда хуже супружника. Злее, бесчестнее, коварнее. А он защищал и оберегал меня.

И все равно что-то внутри нарывало, мечтало сгноить Нолгара со свету. Хотя бы оказаться от него подальше. А он никак не находил времени отпустить меня. Или не хотел находить. Куда пойду, если отпустит, я не задумывалась. Настырная потребность избавиться от его удушающего присутствия нарастала день ото дня.

Так мы и жили, в полу-мире, в полу-раздрае. Все дулись друг на дружку или избегали. Лишь духам-хранителям ведомо, сколько так могло длиться. Все разом изменилось, когда случилось нечто, чего никто не ждал.

Вернулся Борас, ученик Нолгара. Тот самый, кого он отправил два месяца назад на поиски некроманта. А после воцарения Тибальда вернул обратно. Вот он и дошел наконец, через всю Арвиху до Гвиратского Нагорья и обратно. Да не один вернулся. А с тем самым некромантом, который сделал из Дейрани меня. Это если религия ксаранди не врет и такое возможно.

Некроманта он отыскал на обратном пути, когда уже не чаял и не собирался. Встретил ненароком в одном из селений, где остановился переночевать. И тут же связал магически и потащил за собой в Лудар, хоть учитель и отменил задание.

Однажды вечером они явились в дом втроем: Нолгар, Борас и некромант. Вилта прибежала ко мне в комнату с выпученными глазами, сказать, что муженек требует меня в библиотеку. Я подивилась, чего это с девкой. Но когда увидела гостя, у самой глазенки на лобешник выперли.

И в Лударе, и в нашей деревне я видела очень старых людей. Не таких, как чародеи — которым за сто лет, а выглядят в самом соку. Настоящих стариков видела. Дряхлых, седых, беззубых, безволосых. Одной ногой в могиле. Но то была жизненная, здоровая старость.

Тот, кого Борас привел к нам силой, словно бы вылез из могилы. Жидкие седые пряди падали на засаленный ворот одежды. Дряблая, посеревшая кожа покрывала высохшее тело. Из впалых глазниц на меня смотрела сама тьма.

Меня забила дрожь, когда чудовищный старик обратился ко мне:

— Так вот какой ты стала, привязанная душа. Что ж — тот, кто привязал тебя, расплачивается сполна? Ты не прощаешь, не спускаешь насилия, что учинил он над тобой? Подспудно ненависть клокочет, за что — не знаешь и сама? Не можешь видеть, слышать, спокойно слова не скажи? Горит внутри, вот-вот взорвется? Все так?

Я похолодела. О чем говорил этот получеловек-полутруп? Умом понять его не могла, но чувства, что он описывал, опознала мгновенно. Так и было у меня к Нолгару. Непонятная клокочущая ненависть. Ярость за насилие над моей волей, над моей жизнью. Как будто это не все. Как будто имелось что-то, что порождало ненависть еще глубже.

Эрени показывала мне книжку про вулканы. Огненные горы на восточном берегу Ирди-Ремидеи. В их недрах бушевало пламя, а наружу вырывались черные клубы дыма. Иногда горы извергали лаву огня, и она уничтожала все живое на пути.

Вот так я себя и ощущала в отношении к мужу. Что-то внутри клокотало ежесекундно. И если вырвется — спалит все к горным хра.

Нолгар сказал:

— Почему Лесс не принимает меня, Мастер Вомрубелиохи? В ней действительно душа Дейрани? Ты не обманул меня, когда создавал указующую нить? Не увел мой поиск в сторону?

Старик расхохотался скрипучим смехом.

— Кто связан смертью, тот не лжет! Исполнил все, что ты просил. Она — душа, что ты искал! Обмана нет.

— Так почему та, кто любила меня всем сердцем, отвергает меня?! — Нолгар почти кричал. — Почему называет постылым, отшатывается от прикосновений? А главное, Мастер, почему мое сердце и мое тело не откликаются на нее? Почему она не желанна мне?

— Кто обещал тебе, что будет желанна? Кто обещал, что будет любить и принимать? Ты не спросил. Лишь требовал исполнить ритуал. И ритуал исполнен. Душа привязана. Хоть не хотела, рвалась подальше от тебя, к свободе на Пути. Ведь я тебя предупреждал. Чужой ее увидишь, не родной. Не распознаете друг друга сердцем. Любовь людская и любовь души к душе — не равны меж собой. Источник не один у них. Пусть душу привязал ты — но не обрел того, что получал от тела. Влечения и тяги. Лишь ненависть, отмщение за вред, что причинил. Не примет, не простит. И каждый взгляд и каждый шаг твой лишь ярость будут вызывать. Чем дальше, тем острей. Любви ты не дождешься. Лишь отвращение и гнев. Душа простить не может того, кто задержал ее. Кто ограничил Путь, лишил свободы. Насилием ты начал — насилием и продолжать. Согласия ты не добьешься.

Речи некроманта, причудливые по форме, жуткие по содержанию, оглушили меня. Я переводила взгляд со старика с невыговариваемым именем на мужа. Тот стоял неподвижно. Глаза застыли в одной точке. Борас, ученик, тихонько тронул его за рукав. Нолгар не пошевелился.

Так, молчаливый и недвижимый, он стоял больше минуты. Никто из нас не произносил ни слова. Некромант зловеще ухмылялся, Борас тревожно смотрел на учителя, но вмешиваться больше не смел.

Наконец Нолгар заговорил, еле слышно, голос его срывался.

— Она… она ненавидит меня. Дейрани. Лесс. За то, что ограничил на Пути… Решил за нее, когда и где воплощаться вновь.

Он поднял глаза на меня.

— Ты ненавидишь меня, Лесс?.. Он верно говорит? Лишь ярость, отвращение и гнев? И больше никаких чувств?

Я передернула плечами.

— Не знаю, Нолгар. Ты неплохой человек. Упрямый, как стадо туров. Подчас жестокий в своем упрямстве. Но не злой. Есть и паскуднее. Но ты меня бесишь. Смотреть, слышать твой голос иногда невыносимо. Хочется наброситься, впиться ногтями, душить, царапать… В твоем присутствии тяжко. Охота оказаться подальше. Хоть умом понимаю, что с тобой безопаснее, ты защитишь. И ты правда постыл мне. Ты хорош собой, видный мужчина… для столетнего колдуна. Но ты мне противен. Не знаю почему. Правда. Говорю что чувствую. Я ничего не знаю про этот самый Путь, про души… Но что говорил старикашка о моих чувствах к тебе — все так. Не обессудь.

— Все так, — мерзенько хихикнул некромант. — Как я предупреждал. Всегда предупреждаю. Вы не слышите. Глухи и слепы. Одержимцы. Любовь к покойникам обуревает вас. Цепляетесь за мертвое, не видите живого. Так вы устроены, глупцы незрячие! И по заслугам получаете всегда! Хоть раз бы хоть один из вас одумался, взглянул бы в лицо жизни. Но нет. Цепляетесь за смерть. Так поделом вам!

Нолгар прохрипел:

— Уведи его, Борас. Уведи, пока я не разорвал его в клочья. Пусть убирается из Лудара, чтобы я никогда не встретил его впредь! Вон!!!

Ученик-хевья быстро схватил старикана за рукав и потащил прочь из библиотеки. Нолгар обхватил голову руками.

— Что я наделал… Что сотворил с тобой, Лесс… Дейрани… Слепец… Глухой. Прости, родная. Прости меня.

Он вдруг рухнул на колени, протянул ко мне руки. Я испуганно отшатнулась. Таким никогда его не видела. Обезумевшим, потерявшим контроль. Привыкла чувствовать его непоколебимым утесом. А сейчас этот утес шатался во все стороны. Жуткое, отталкивающее зрелище.

— Я отпущу тебя, Лесс. Не через год. Когда скажешь. Сейчас. Исправлю хоть что-то, если смогу. Ты должна была сама выбирать, где тебе рождаться вновь. В каком теле. В каком мире. Я помешал. Ты никогда не сможешь полюбить меня. А я тебя. Прости. Прости…

Он закрыл лицо руками. Его тело начало сотрясаться от беззвучных, и оттого безмерно пугающих рыданий. Я попятилась к самой двери, не зная, чего еще от него ожидать. Такой Нолгар был мне страшен.

Он не двинулся с места, не попытался задержать. Продолжал рыдать, не издавая ни звука. И под страхом во мне заворочалось сострадание. Я осторожно шагнула навстречу. Еще ближе. На расстояние вытянутой руки. Тихонько коснулась плеча.

Он замер. Отнял ладони от лица, взглянул на меня покрасневшими от слез глазами. Словно боялся поверить, что я рядом. Взгляд словно проходил сквозь меня. Я поняла, что он не видит меня. Как не видел все эти месяцы. Точнее, видит не меня. Ту другую, свою утраченную Дейрани. Вновь лишь ее.

Он припал к моей руке. Повторил:

— Прости… Я не мог тебя отпустить. Не хотел смириться, что ты умерла. Что потерял тебя навеки. Надеялся удержать, возвратить любовь… Но причинил лишь страдания. Я искуплю ошибку. Отпущу тебя. Заставлю себя смириться. Встретить одиночество. Если мне суждено остаться одному, без тебя… без твоей любви… да будет так.

Я выдернула руку.

— Да что ты за дурак-то, духи-хранители! С чего вдруг сразу одиночество?! Верно этот гадкий колдун сказал — цепляетесь за смерть, не видите живого! Ты бы огляделся вокруг, Нолгар! Посмотри в лицо жизни, а не смерти! Есть женщина — живая, не покойница — и она давно любит тебя! Если бы ты не был одержим своей мертвой женой, давно разглядел бы ее любовь и был бы счастлив с ней! А ты и верно был слеп и глух! Испортил жизнь и себе, и ей. И мне! Ну хоть сейчас-то не будь идиотом! Сделай то, что еще не поздно сделать. Увидь ее. Поговори с ней. Может, она даст тебе то, чего не могу дать я? То, что тебе давала твоя Дейрани.

— О чем ты?.. О ком?

— А ты подумай сам, о ком! Кто смотрит на тебя как на духа-хранителя? Или на Хозяина Фросаха. Только что не молится, хотя кто ее знает. Может, читает молитвы втихушку под одеялом — что еще ей остается-то, раз тебя там подле нее нет? Подумай, оглянись вокруг себя, а потом еще раз подумай! Меня-то отпустишь — никуда не денешься. А что потом с собой делать, да с ней — только от вас зависит! И она дура, молчала. И ты балбес, не видел. Не пора ли поумнеть обоим? Годков-то уж немало. Тебе особенно, колдун горемычный! Тебе первому и умнеть. Сходи к ней, поговори. Не про дела — про вас. Глядишь и договоритесь до чего-нибудь. Может, и порыдаешь с ней вместе. Вам есть о чем, и тебе и ей. Ступай, Нолгар, не тяни резину. Хватит упускать счастье.

На этих словах я наконец заткнулась, отвернулась от окончательно надломленного супружника и вышла из библиотеки. Ничего, справится сам. Мужик или не мужик? Ишь, вздумал рыдать мне в руки. Пусть другой рыдает, которой нужен. Ей пристало быть на моем месте.

Вот только где пристало быть мне?.. Мое-то место где? Куда идти, когда Нолгар отпустит меня?.. В том, что отпустит, я уже не сомневалась. Хватит с него глупостей, пора уже здравые дела вершить. А вот как бы мне не сглупить, когда останусь сама по себе. Начну наконец решать за себя, по собственной воле. Чего тогда нарешаю?..