Проснулась я с гудящей головой, будто ночью напилась хмельного меду. Разодрала кое-как веки… и глазам не поверила. Потолок надо мной был не бревенчатый и низкий, а высокий, десятка в два локтей, а то и больше. И белый что твое молоко. Повернула голову вбок — и увидела огромное окно, от пола до потолка, да и шириной едва ли не во всю стену. Закрыто оно было чем-то непонятным, прозрачным. Не иначе, колдовским. Бычьим пузырем такую дырень в стене не затянешь!

За окном ярко синело небо — высокое и ясное. А подле окна сидела женщина… Нет, девчонка. Чутка постарше меня, но не сильно. Кожа еще белее, чем странный потолок. Волосы желтые как мед, длинные и волнистые, рассыпаны по плечам небрежной копной. Высокий лоб и скулы, тонкий нос, точеный подбородок. Губы — слегка припухлые, глаза — огромные, отливают зеленью сочной травы. Облегающее платье до пят того же цвета словно бы усиливало их блеск.

Я невольно залюбовалась необычной красотой. Никогда не видела ничего подобного. В деревне у нас все смуглые. Суженый мой, хоть и светлее нас, но кожа у него грубая, не такая белоснежно-ослепительная. Вот значит какие они, женщины глотта. Я тут же обозвала про себя красотку Медовая Грива.

— С пробуждением, Лесс, — произнесла она. Голос журчал как ручеек — мерный и спокойный, не громкий и не тихий, не высоко-пронзительный, но и без низкой бархатной хрипотцы хевья. Мягкий, успокаивающий.

— Меня зовут Эрени, — продолжала Медовая Грива. — Я внучка Нолгара. Если верить ему — то и твоя тоже!

На этих словах она хихикнула — нежно, приятно.

— Согласись, было бы забавно называть тебя бабушкой! Я предпочла бы подругой — если ты не против.

— Глотта не дружат с хевья, — выпалила я, не на шутку обалдев. Ну и дела! У проклятого суженого внучка есть. А так и не скажешь. Собрался жениться на девке младше нее. То-то у нас в деревне говорят, седина в голову, хра в ребро. Ох, во что же ты вляпалась, Лесс?!

— Жаль, если так, — вздохнула Медовая Грива. — Может, все-таки попробуем? Тебе пригодится подружка. Не сидеть же взаперти до свадьбы — да и после. Нолгар слишком занят в городской Базилике. Не так уж много времени сможет проводить с тобой. А я могла бы показать тебе город, с семьей познакомить.

— Свадьба… скоро?

— Через три дня. Разве он не сказал тебе?

Не больно-то он со мной разговаривал. И не больно-то надо. Внучка, кто бы мог подумать! И как этот старый дед на мне женится?! Как будет трогать, как возьмет то, что я хотела Краму дать? И всего-то через три дня… Захотелось взвыть волком, впиться в шею этой смеющейся красавице и удрать из страшного дома с высокими белыми потолками и огромными окнами. Семья… Докатилась, семья-глотта… Что они все сделают со мной?

Я затравленно огляделась вокруг.

— Не бойся, Лесс, — заливала Медовая Грива. — Ты здесь в безопасности. Никто тебя не обидит.

Ласково говорила, с участием. Сунула бы свое участие себе промеж ног, проклятущая глотта. Но тут я вспомнила: Крам велел мне осматриваться в этом городе да узнавать о глотта побольше. Вот и случай. Эта девица сама предлагала мне «помочь освоиться». Если буду с ней поласковее, глядишь, разведаю всякое полезное…

— Как ты сказала, где он занят? Что это за Без-лика?

— Ба-зи-ли-ка, — проговорила Эрени по слогам, как ребенку. — В вашем языке нет такого слова, это из наречия ксаранди. Оно означает — дом правления.

В вашем языке… Только тут до меня дошло, что Медовая Грива говорила со мной на хевья.

— Откуда знаешь нашу речь?

— Учила. Специально, как только Нолгар сообщил нам, что нашел Дейра… тебя. Вряд ли ты выучила бы ксаранди в Морехском лесу. Я подумала, тебе будет скучно и одиноко, если не сможешь поговорить ни с кем из семьи. Вот и попросила родителей нанять мне учителя хевья.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

Вот дела. А я-то подумала, девчонка. В этом возрасте женщины хевья уже нянчили нескольких детишек, а не распушали косы и не хихикали. У каждой муж был и хозяйство, не до веселья.

— А муж и дети у тебя есть?

Медовая Грива передернула плечами.

— Зачем? В Лударе не принято рано обзаводиться семьей. Человек должен вызреть и понять, чего хочет от жизни.

— А чего от нее можно хотеть?

— Всякого, Лесс. Очень и очень разного.

Она посмотрела на меня без смешливости, к которой я успела привыкнуть. Зеленые глаза стали серьезными, взгляд словно бы ушел глубоко внутрь себя.

— У души много желаний и устремлений. И не стоит брать на себя ответственность за другие души, пока твоя собственная в них не разобралась. Знаешь, мне не очень нравится, что Нолгар вот так выдернул тебя из родного селения, решил за тебя, что вы поженитесь. Такие решения принимаются вдвоем. Но он упрямее, чем стадо туров. Сколько его помню, всегда таким был. Если чего вбил в голову, никакие силы Вселенной не заставят передумать. А вбил он себе, что ты — Дейрани, и хочешь того же, что она. Его, Нолгара. Просто пока не понимаешь этого. А я считаю, что даже если оно так, ты должна сама прийти к этому. А насильственная свадьба тому не поможет.

Я не понимала половины из заумных речей Эрени, даром что она говорила на хевья. Сама прийти к чему? Что люблю этого Нолгара, которого она упорно не называла дедом, будто от этого он перестанет им быть? Да не бывать тому, даже если солнце вспять повернет! Никогда не полюблю старого глотта, и подружкой его внучке не стану. Хоть говорит она складно и сладко, речи медовые, под стать волосам. Хевья не любят глотта и не дружат с ними. А свадьба через три дня… Поглядим еще, что будет. Может, Крам к тому времени явится за мной. Знать бы еще, далеко ли этот проклятый город от нашей деревни, успеет ли он добраться… А то сама сбегу, без него! Пусть только Медовая Грива расскажет, как тут все устроено.

— А когда ты мне город покажешь?

— Когда захочешь. Можем позавтракать, потом примешь ванну — и пойдем гулять!

— Ладно! А как завтракать?

Мои страхи насчет камней опять всплыли. Никак достанет сейчас из кармана голыши да скажет — грызи, вот тебе и завтрак! Медовая поднялась, оправила платье.

— Пойдем в трапезную, Вилта уже должна накрыть на стол.

Я спрыгнула с лежанки и поняла, что голая. Эрени подошла к стене, коснулась ее, и стена вдруг чудным образом поехала в сторону. Я с ужасом подумала, что сейчас она сшибет угол и снаружи люди увидят мою наготу. Но стена отъехала не до конца. За ней открылся проем, где на длинной перекладине висело множество рубах, платьев и других непонятных вещей. Эрени сняла одну и подала мне.

— Надевай — это домашнее платье. В нем свободно и уютно.

Одежка оказалась из желтой ткани — мягкой, гладкой и теплой. Натянув ее, я почувствовала, как приятно она прилегает к телу. И не колется, как наша одежда. Неплохо же глотта поживают.

— Это твой гардероб, — пояснила медовая. — Вся одежда хранится тут. Как понадобится переодеться, открываешь его вот так, — она показала ручку в обманной стене, которую я сначала не заметила, и за нее снова подвинула странную стену, оказавшуюся дверью «гардероба».

Эрени открыла другую дверь и предложила мне пройти. Я боязливо ступила через порог, ожидая увидеть этот самый город из камня… Но попала в место с таким же высоким белым потолком и окнами на всю высоту стены… За ними виднелись зеленые деревья и полянка с цветами. Прямо как в лесу… Только слишком правильно росли деревья и цветы, будто их кто-то специально сажал в таком порядке… В лесу так не растут.

Медовая Грива взяла меня под локоть и подвела к дыре в полу. Из нее вели ступеньки. Мы рыли такие, чтобы спускаться по крутому берегу к речке. Но здесь ступеньки были не земляные и покатые, а ровные, безупречно отшлифованные. Я побоялась поскользнуться на них, как на льду. Эрени пошла рядом, придерживая за руку.

— Не бойся, Лесс. Понимаю, лестница тебе непривычна. Но она совсем безопасна, и ты скоро привыкнешь.

— Лестница?

— То, по чему мы сейчас спускаемся.

— Ступеньки?

— Да, ступеньки! Они не рухнут, по ним можно спокойно ходить.

Еще бы я боялась, что ступеньки рухнут! Эта ребячливая глотта совсем меня за пещерного хра держит, который ничего не разумеет!

Спустившись, мы оказались в таком просторном месте, что у меня глаза разбежались. Потолок над головой был тот же самый, что и на верху лестницы, и в той комнате, где я спала. Таких высоченных домов у нас в деревне и в помине не было. На стенах висели разрисованные, разукрашенные холсты.

Я не удержалась и подошла ближе к одному. Не смогла глаз отвести. На холсте были нарисованы люди, сидящие за длинным столом. У нас в деревне так пытались малевать детишки на коре березы… Но тут люди казались живыми. У каждого можно разглядеть выражение лица, морщины, взгляд… Кто хмурился, кто хитро улыбался, кто скорбел… Как глотта сделали это?!

— Нравится картина? Это великий мастер-живописец Годфрал. Полотно «Великий Выбор». Здесь изображен момент, когда ксаранди принимали решение покинуть родную землю и уйти в иной мир.

— В мир хевья?

— Не сразу. Наши предки кочевали по разным мирам, прежде чем добрались до Ремидеи.

— Ремидеи?

— Ирди — так вы зовете эту землю. А ксаранди назвали ее — Ремидея. Исцеление. Мы надеялись, что она станет для нас целительной…

Взгляд Эрени снова ушел в себя, как минутами раньше, когда она заговорила о желаниях и устремлениях души. Вот значит как оно было. Шатались-шатались глотта по мирам, а потом явились на нашу Ирди, чтобы она их исцелила. А что с нею самой станет, и с нами — исконными обитателями — им плевать. Исковеркали имя, исковеркали землю.

Медовая Грива провела меня сквозь следующую дверь. Я очутилась в комнате с огромным столом — не меньше, чем на той… «картине». Уж всяко народу за ним усядется не меньше. Интересно, зачем суженому такой громадный стол. Может, все глотта у него собираются едать? Хорошо бы… Я б тогда наказала Краму накопать корешков минусинки — самой ядовитой лесной травы. Насушила бы да покидала в пищу глотта, когда они тут соберутся. Так разом от них избавилась бы.

Эрени указала мне на большой стул с высокой спинкой, обитый толстой и мягкой тканью. Я уселась, она рядом. Из угла к нам двинулась женщина. Перед собой катила странную штуку: несколько тонких досочек ровно друг над дружкой, на каждой стоит половинка идеально круглого шара из непонятного сверкающего материала.

Она сняла одну такую половинку, и под ней оказалась миска. Не грубая и деревянная, из каких едали в нашей деревне. Тонкая и белая, а в ней дымилась ароматная похлебка. Эту миску она поставила перед медовой, потом такую же передо мной… Когда она склонилась ко мне, я наконец увидела ее вблизи. Женщина моего народа. Расставляет передо мной плошки, а я восседаю рядом с глотта и жду, пока моя единоплеменница обслужит меня.

— Пожалуйста, ксара, ваш суп.

— Мой что?

— Суп, ксара. Эта пища из овощей, птицы и бульона. Она называется суп.

— Почему не похлебка? И зачем ты зовешь меня Ксара? Мое имя Лесс.

Женщина хевья растерянно взглянула на Эрени. Та пояснила мне:

— Ксара — это обращение. Мужчина — ксар. Женщина — ксара.

— От ксаранди? — догадалась я.

Эрени улыбнулась.

— Ты сообразительная, Лесс! Все так.

— Но я не ксаранди! Зачем называть меня ксарой?

— Хм. А ведь верно. Как же тогда тебя называть?.. Слуги обязаны обращаться к господам почтительно. Ты — госпожа.

— А как гло… ксаранди называют хевья, которым прислуживают?

— Ксаранди не прислуживают хе…

Медовая осеклась. По ее лицу пробежала тень. Но она быстро овладела собой и вновь заулыбалась.

— Знаешь, Вилта, а ведь Лесс права, зачем ее так называть? Зови ее просто по имени. И меня тоже. Никакая я не ксара для тебя — просто Эрени! Договорились?

Вилта удивленно смотрела то на меня, то на медововолосую, потом пожала плечами.

— Как будет угодно, Эрени.

— Можно даже Эри! Лесс, и ты можешь звать меня Эри. Так зовут меня в семье, а ты ведь теперь моя семья!

Да уж, привели демоны. Глотта теперь моя семья. Ох, владыка Тал, на кого ты меня покинул в этом чужом городе! Лудар… На своего брата Фросаха, сказал. Надо пойти да поклониться ему. Но куда? Тал сказал, Фросах принимает глотта. Значит, где-то они ему воздают молитвы и благодарения. Эрени должна знать. Спрошу ее, когда пойдем гулять по этому городу…

А пока я с осторожинкой зачерпнула ложку похлебки — «супа» — и попробовала на язык. Уж надеюсь, глотта меня травить не собираются, как я их. Зачем было вести меня сюда, чтобы потравить, проще сразу в деревне шарахнуть, чтоб не встала. Похлебка была такой вкусной, что я сама не заметила, как умяла всю тарелку разом.

Следом Вилта поставила еще одну миску — с ароматным мясом и большими мягкими кусочками тех же «овощей», что в похлебке. Надо узнать у нее или медовой, что значит — овощи. Похожи на коренья, что мы откапывали в лесу и тушили, но сочнее, вкуснее. Неплохо глотта едали. И никаких камней. Ни одного малюсенького голыша. Я даже чутка расстроилась. Зря боялась все детство. Верно батя ругал старую Моту, врала она все!