Ночные снайперы

Волкова Юлия

9. Говорят, под Новый год, что ни пожелается…

 

 

1

Под Новый год Андрей Мелешко пожелал себе не работать до Рождества. Должны же быть у честного мента хоть когда-нибудь, хоть раз в жизни рождественские каникулы! Тем более что он теперь был начальником отдела, мог сам составлять график дежурств по району и себя поставить, допустим, на восьмое число. А якобы рабочие дни пятого и шестого января можно как какую-нибудь командировку оформить. Например, в город Сыктывкар, по душу беглого преступника.

Так мечтал Андрей Евгеньевич под бой курантов, сидя, слава Богу, не в своем кабинете, в продавленном кресле, а за праздничным столом, в кругу родной семьи. Редко такое случалось, что под Новый год семья вместе собиралась: то у жены дежурство в больнице, то у него — в управлении, то Руська куда-то на природу с друзьями отправится, в лесу под елками хороводы водить. В этот раз так совпало, что все были дома. И еще лучший друг Игорь Пирогов за столом сидел. Грустил, правда, немного, бедолага, сок томатный попивая и в телевизор одним глазом косясь, но это ничего. Когда-нибудь и Гоголь в кругу семьи Новый год справлять будет. Мелешко очень этого своему другу желал.

После традиционного поздравления президента переключились на любимый канал «Невские берега». Там Сашка Барсукова в праздничной программе Снегурку изображала и еще какую-то фемину, якобы сыщицу. Эта роль ей очень подходила. И вообще, оказывается, у Александры были недюжинные актерские способности. Посмеялись, потом погрустили немного. Руська, подлец, все-таки убежал к друзьям-приятелям, предупредив, что, возможно, до следующей ночи не объявится. Теперь уже впала в грусть Галка. Вырос парень, и все родительские регламенты ему не указ. Глядишь, скоро внуков нянчить придется. Когда отправлялись на боковую около шести утра, Мелешко еще раз повторил полушепотом новогодние самому себе пожелания. Но не сбылось.

Уже днем позвонил несчастный дежурный по «управе» Мишка Логачев и плачущим голосом сообщил, что Лелик Душин менять его отказывается. Якобы съел он что-то не то в новогоднюю ночь. Ага, съел… Собаку он съел на отмазках. Отмазаться бы от него совсем, да только когда еще с кадрами в МВД все в порядке будет? Президент обещал: скоро. Но скоро в России только кошки родятся. Да цены и страховые автомобильные компании растут.

В семь вечера Андрей растолкал друга, напихал в стеклянные баночки салатов, в карманы — бутылочек, облобызал жену и отправился на дежурство. И Пирогова уговорил компанию ему составить. Потому что тоскливо одному по пустым коридорам гулять и в одиночестве салаты есть. А с Игорем всегда весело. У него баек сыщицких — на собрание сочинений тянет. Да и серьезные дела у них общие есть. Например, дело о ночном снайпере-маньяке, который никак не угомонится.

— Кстати, сегодня четверг, — сказал Игорь задумчиво, когда они выпили по рюмочке и с удовольствием закусили крабовым салатом, который Галка готовила отменно. — Жди сообщений, майор.

— Может быть, он сегодня не в нашем районе работает, — с надеждой проговорил Мелешко.

— Ну и что? — ухмыльнулся Игорь. — Дело-то у всех районов теперь общее. Ты ближе к ночи в сводке на компьютере посмотри. Интересно, кого он в первый день года замочит. То есть измарает.

— Деда Мороза, — предположил Андрей. — Только боюсь, тот его плюхи не заметит. Деды Морозы нынче и так мазаные-перемазанные ходят. Вот помнится, лет пятнадцать назад, я еще в лейтенантах, кажется, ходил, заваливаюсь в новогоднюю ночь к другу в трезвяк. Ну, я на земле дежурил, а он у себя, в конторе. Ему скучно, мне — невесело, дай, думаю, навещу. Зашел. Смотрю — батюшки светы! В предбаннике, ну там, где клиентов раздевают, — куча одежи лежит. Плащики красные атласные с опушкой из искусственного меха, шапки с помпончиками, бороды белые и, самое страшное, прикинь, повсюду красные носы валяются! Разных форм и размеров. А я тогда уже год-то встретил, на земле-то, с постовыми… Ну, думаю, все… То ли со мной что-то не так, то ли в трезвяках с нового года по новой инструкции живут. Носы отдельно от клиентов складывают. А потом подумал, по трезвости, что Гоголь — не ты, а классик — великий гений всех времен и народов. С какой стати его мистиком называют? Реалист он, чистой воды реалист.

— Красные носы в трезвяке отдельно от клиентов — это круто, — согласился Пирогов, смеясь. — Классик мой одноименный наверняка свои сюжеты вот в таких вот заведениях черпал. А хочешь, я тебе совсем свежую баечку расскажу? Про своего клиента Бади Дерибасова?

— Про этого петуха ряженого? — усмехнулся Мелешко. — В него еще настоящий киллер не пульнул?

— Он мне каждый день звонит и об этом говорит, — сказал Пирогов, вздохнув. — Найдите, говорит, этого маньяка, он для меня настоящую пулю готовит. Из какой логики он исходит, ума не приложу. Так вот этот Бади тридцатого числа устраивал у себя в особнячке вечеринку для особо важных друзей и подруг. Приглашались только свои. Узкий круг, так сказать. Даже журналюг не оповестили, хотя он до рекламы сам не свой. А тут, вероятно, хотел попросту оттянуться, расслабиться. Но пригласить-то пригласил, а сам на трассе задержался, что-то у него полетело, пришлось в автосервис заехать. Гости сидят у него, уже оттягиваются по полной, а хозяина нет. Ну, им, в общем, пофиг, обслуга у Бади вышколенная, они и без хозяина нормально сэйшн проводят.

Долго ли коротко, поправили Дерибасову его авто в сервисе, поехал он дальше, но буквально метров за пятьсот от дома что-то у него опять ломается, машину заносит, впиливается он в дерево. Причем серьезно впиливается, мордой в лобовое стекло, кровищи — море, о парике и одежде я уже не говорю. Приходит он в себя через некоторое время — шоумейкеры, они живучие на удивление — понимает, что дом где-то близко, выбирается из машины и идет-ковыляет. Доходит до ворот, в калитку звонит, выходит охрана. И говорит ему: «Мил человек, мы, конечно, понимаем, что с тобой беда приключилась, но шел бы ты дальше, а у нас тут мероприятие сегодня, мы сегодня не подаем». Бади орет на них, что это он, их хозяин. А они смотрят на него и никак поверить не могут. Потому что хозяин их крупный, кудрявый мужчина с улыбкой в сорок четыре зуба. А перед ними хиленький такой беззубый старикашка и к тому же абсолютно лысый. Часа два идентифицировали, пока он кровью исходить не начал. А потом вышел на шум какой-то мальчик из особнячка, да как кинется к несчастному! «Бади, любимый, что с тобой, не покидай меня, иначе я за тобой кинусь!» Ну, тут охрана, наконец, догадалась его в дом внести и «скорую» вызвать.

Потом, когда его в чувство привели, он велел всю охрану в полном составе уволить. Хотя ребята совсем не виноваты были. Они ж комплекцию хозяйскую хорошо фотографировать научились. Парик — ладно, они бы про него догадались. Зубы — тоже, бывает, вылетают. Но почему он их не предупредил, что корсет особенный, надувной, носит, который мускулы изображает и широкую грудь? Когда авария произошла, корсет возьми да и лопни. Возможно, он-то ему жизнь и спас. А без него Бади и вправду — маленький, тощий старикашка. Если б не пацан этот, который друга своего без корсета видел, читали бы мы сегодня некрологи слезные. И мне бы забот меньше было. А то сегодня он меня с утреца, часа в четыре, по мобиле будит, об аварии, правда без подробностей, рассказывает. И прибавляет: «Вот видите, меня хотят убить! Передайте это вашим друзьям на телевидении. И найдите, в конце концов, преступника!»

— А подробности ты эти от кого узнал? — спросил Мелешко, утирая слезы то ли от сочувствия к шоумейкеру, то ли от смеха.

— Ну, — скромно пожал плечами Игорь, опустошая очередную стопочку. — Я же частный сыщик, все-таки. Мое дело — информацию собирать.

— От охранников уволенных, — догадался Мелешко, ни в каком состоянии не терявший способности к дедукции.

Дежурство в управлении проходило на редкость спокойно. Хотя почему на редкость? Первого числа, в основном, дежурные врачи с ног валятся. А дежурные менты, в основном, отдыхают. Потому что всякого рода преступники тоже люди. И тоже Новый год празднуют. А первого числа, как и положено всем людям, отсыпаются. Вот завтра, когда в карманах деньги начнут кончаться…

… Когда друзья уже собирались прикорнуть на дежурных диванчиках, повидавших на своем веку многое, в кабинет без стука ввалился коллега Мелешко — майор Колов из ОБОПа, веселый, добродушный детина, ровесник Андрея. Глаза у Колова блестели, а сам он не переставая посмеивался. В руках майор держал две бутылки шампанского.

— Привет, мужики! — воскликнул он. — С Новым годом! С новым счастьем! А меня — с первой палкой!

— Здравствуй, Виля! — радостно поприветствовал его Андрей. (Родители Колова отчего-то назвали сынка иностранным именем Вилли.) — Когда успел палку словить?

— Андрюша, ты не поверишь, — захихикал Виля как-то странно. — Мы тут два часа назад киллера поймали. Самого натурального, со всеми прибамбасами. Заказчик сдал. Его тоже тепленьким взяли.

— Понял, — сказал Мелешко. — Чего только не бывает в новогоднюю ночь. А также — в последующие. Ну, рассказывай. А то у нас с Игорьком все байки уже кончились. Мы от скуки даже спать собрались.

— Да ей-богу поймали! — Колов ударил себя в грудь бутылками. — Сам генерал из постели своей вылез, в главк приехал, самолично рапорт написал о представлении меня на подполковника.

— Хорошо, — сдался Андрей. — Наливай свою бормотуху. И рассказывай. Я вообще-то тебе и без сводки могу поверить. Но не без водки.

— Это тоже есть, — сказал Вилли Колов и достал из-за пазухи бутылку. — Знал, к кому шел. А шампанское — так. Думал, мало ли, девочки у вас…

— Виля, Виля! — укоризненно проговорил Мелешко. — Как ты все-таки плохо о нас думаешь! Мы все-таки на дежурстве.

— Не понял, — искренне удивился Вилли. — С каких это пор девочки — плохо?

После того как выпили, а Виля еще и как следует закусил салатом оливье, они услышали удивительный рассказ.

Около десяти часов вечера в дежурную часть поступил анонимный звонок. Некто, явно старательно изменяя голос, сообщил, что на чердаке одного из домов на Кирочной улице лежит киллер. Возьмите, мол, и заберите.

Ребята из дежурки к информации этой отнеслись с иронией, но передали ее по инстанциям. Сначала в отдел милиции позвонили. Менты тоже поиронизировали, но поскольку вечер скучный выдался, а праздновать поднадоело — решили съездить. Залезли на чердак, а там… Лежит мужик, спеленутый простынями и веревками бельевыми, рот грамотно наволочкой заткнут, а возле него киллерские прибамбасы лежат. Винтовочка с цейсовским прицелом, упоры и очки навороченные — ночного видения. То есть, киллер вполне конкретный. Тогда менты поняли, что товар не по купцам. Отзвонили в главк. Главковский дежурный позвонил начальнику ОБОПа. А начальник ОБОПа, поскольку еще душ только собирался принимать, позвонил Вилли Колову. Потому что он ему всегда в экстренных случаях звонил. Вилли, в очередной раз проклиная судьбу, с сожалением оставил гостеприимный дом, в котором собирался остаться на ночь, и ушел в непогоду. По дороге за младшими по званию заехав. Не хотелось ему одному иронию судьбы и начальства воспринимать.

— Привезли мы этого бедолагу к себе, — усмехаясь, продолжал рассказывать и закусывать Вилли, — на всякий случай в том же спеленутом виде. И только тогда от пут освободили. На всякий случай в стойку боевую встали — тля, думаем, будем, если сейчас его не расколем. А мужик запираться и не думает. Плачет, трясется, вяжите, говорит меня обратно. Все расскажу, во всем раскаюсь, а если суд меня не на пожизненное определит, в монастырь уйду. Ну, мы понимаем — мужик не в себе, кандидат на Пряжку. Или уже оттуда. С другой стороны, арсенал-то у него не с Пряжки сворованный. Готовимся внимательно выслушать. И чем дальше слушаем, тем дальше понимаем, что он нам байку новогоднюю травит.

Называет имя одного уважаемого человека, который отчего-то вечер первого дня года в баре «Патриот» проводит. Ну, ладно, думаем, у крутых папиков тоже свои причуды бывают. И вот этот наш бедолага имеет поручение этого уважаемого человека убрать. Проблему с ним решить, как у них говорят. Киллер наш решает, что лучшего дня, чем первое января, для решения проблемы не бывает. Потому что, несмотря на праздник, работа есть работа, и он готов ее выполнить. Узнает он все о расписании своего клиента, устраивается на чердаке напротив, прицелы и глушак на винтовку накручивает, в удобную позицию ложится. И вдруг слышит какие-то голоса. Вроде бы женские. А там, на чердаке, белье сушилось, в некоторых домах до сих пор эта практика осуществляется. И он прикидывает, что это бабы какие-то белье снимать идут. Ладно, думает, белье поодаль висит, к чердачному окну им подходить смысла нет, — затаился, балкой чердачной прикинулся. Облом! Бабы эти мимо белья прошли и прямиком к окну направляются. И самое-то интересное, что какие-то профессиональные проблемы обсуждают, киллеру нашему близкие. Что-то про прицел и расстояние базарят. У него в голове что-то замыкается, и он решает, что это какая-то особая женская группа захвата его брать пришла. Но хоть он про группу захвата и подумал, но, с другой стороны, решил, что с бабами-то он как-нибудь справится. Даже голыми руками. Ну, в смысле, без пальбы. Достает из-за голенища ботинка ножик и поднимается. И тут ему луч света в глаза ударяет. Он от окна отпрыгивает и видит уже в свете уличного фонаря две странные фигуры в каких-то головных уборах страшных с рогами, и фигуры эти на него какие-то пушки наставляют. Он со страху, а может быть, от неожиданности ножик роняет. И слышит, как одна фигура другой говорит: «Глянь, солнышко, у нас тут конкурент имеется». А другая ей отвечает: «Спокойно. Бьем на поражение. Очередью». Последнее, что он помнит, как что-то ему в лоб садануло.

Очнулся он уже спеленутый. И когда пацаны из территориального отдела пришли, он почти счастлив был, что есть кому сдаться. А затем, — продолжал Колов, не забывая закусывать, — он нам четко фамилию заказчика называет. И обещает в любом, хоть и Верховном суде, показания свои подтвердить. Тут уже я все-таки поднимаю своего начальника, тот снова ныряет в душ, только уже холодный, а затем мы всей компанией едем колоть главаря. И поскольку мы настроены решительно, а тип этот из благостного состояния еще не вышел, то изображает из себя Зою Космодемьянскую недолго. Официально выкладывает все дежурному следаку городской прокуратуры, протокол подписывает и в СИЗО отправляется. А мне генерал подполковника дает.

Майор Вилли Колов смолк и стал еще активнее работать челюстями — понятно, после таких приключений аппетит возбуждается на полную катушку. Зато Мелешко и Гоголь забыли обо всем на свете и смотрели на рассказчика, как древние иудеи на Моисея — широко раскрыв глаза и рты. После только что рассказанной истории произносить какие-либо слова казалось невозможным и кощунственным.

 

2

А Саша под Новый год пожелала себе спокойной ночи. Услышав бой курантов, поздравив родителей, собаку Кляксу и кота Кешку, она отключила мобильник, попросила не будить ее в случае, если кто-то решит ее поздравить, и отправилась спать. Потому что если чего-то и не хватало ей в старом году, так это сна. Может быть, подумала она, если начнешь новый год со сновидений, то и целый год сможешь высыпаться нормально?

Поэтому утром, в отличие от большинства сограждан, Александра в бодром расположении духа была готова к новым свершениям и подвигам. На работу она поехала пораньше, лично отсмотрела информационные тексты блока новостей, слегка перемонтировала один сюжет о ночном празднике на стрелке Васильевского острова, а затем энергично провела в эфире «Новости». Когда на студию приехала заспанная Алена, Александра уже вовсю работала над новой рождественской программой. Вместе они наваяли кучу текстов и картинок. А часов в шесть вечера Александра озабоченно засобиралась, положила в сумку миниатюрную видеокамеру, подаренную ей когда-то Игорем Пироговым, и несколько крохотных дефицитных видеокассет.

— Куда? — строго спросила Алена, окончательно проснувшаяся к вечеру, и недоуменно взглянула на подругу.

— Заниматься своими прямыми обязанностями, — проговорила Саша. — Криминальные истории собирать.

— А где ты бригаду сейчас возьмешь? — с иронией спросила Алена.

— Мне бригада не нужна, — сказала Саша. — На кнопку камеры я нажать как-нибудь сумею.

— Александра, я имею право знать, — не отставала Алена. — Что за тайны от начальства и подруги?

— Раньше ты как-то меньше интересовалась моими выездами, — заметила Саша. — Что с тобой? Чего ты боишься? Что я сейчас на какую-нибудь тусовку без тебя отправлюсь?

— Я боюсь, что ты отправляешься в какую-нибудь клоаку, — сказала Алена. — Откуда потом тебя придется вытаскивать.

— Что за фантазии? — пожала плечами Саша. — Просто сегодня четверг. Наш снайпер-«мазила» — «мазила» не потому, что промахивается, а потому что краской людей пачкает — сегодня выходит на охоту. Я хочу проверить одну свою версию, только и всего.

— Та-а-а-к! — протянула Алена. — А ты не забыла, что мы этим делом решили вместе заниматься?

— Я могу взять тебя с собой, — с деланным равнодушием сказала Александра. — Но разве у тебя нет других забот? Тебе что — проветриться хочется?

— Мне хочется поймать гада! — воскликнула Алена. — И мне кажется, ты что-то от меня скрываешь. Куда мы едем?

— Мы? — усмехнулась Саша. — Хорошо, мы едем к Александринскому театру.

Алена выпучила глаза и закашлялась.

_____

В машине Саша стала объяснять свою версию.

— Понимаешь, Алена, — говорила она, выруливая на Каменноостровский проспект, — я знаю, что мои предположения выглядят немного странновато. До недавнего времени я могла подозревать кого угодно, в том числе и «пана» Корецкого, но только не этих милых бабушек. В психологический портрет преступника, который я попыталась представить, они почти не вписывались. Одна только их черта, на мой взгляд, к этому портрету подходила: их высокий снайперский класс. Позже я поняла, что умение и опыт для снайпера не обязательны, когда сама начала заниматься пейнтболом. И о бабушках как о потенциальных преступницах у меня больше мыслей не мелькало.

— Стоило потратить целый месяц впустую, чтобы сделать один-единственный вывод, — проворчала Алена.

— Некоторым для этого требуется целая жизнь. — Саша выдала банальную сентенцию, слегка задетая словами подруги. — Так вот, потом мы были у бабушек в гостях. Помнишь?

— Как не помнить… — ухмыльнулась Алена. — Это когда ты у меня «пана» Корецкого отбила.

Саша вздохнула, досчитала до десяти и решила на эти слова подруги не обижаться.

— И беседовали у них на кухне, — как ни в чем не бывало продолжала она. — В этой беседе меня зацепили кое-какие высказывания бабушек. Когда мы завели разговор о мотивах преступника, и я высказала версию Корецкого о том, что этот человек сумасшедший, то увидела, как им это активно не понравилось. Елизавета Петровна — не актриса, на ее лице чувства проявляются сразу. При слове «сумасшедший» она явно нахмурилась, а потом слегка покраснела. Екатерина Максимовна — актриса, но ее выдал голос. Она словно бы оскорбилась за преступника, обиделась на то, что его обозвали так нелестно. Ладно, подумала я, может быть, они знают преступника и одобряют его действия, сочувствуют ему. Затем разговор зашел о мести. Для них эта версия сама собой разумеющаяся. Они, например, не высказали предположения, что этого снайпера кто-то нанял. Они настаивали на том, что он действует сам, чтобы отомстить своим жертвам. Но убежденность их тоже ни о чем еще не говорила. Пожилые люди часто уверены в том, что сами себе придумают. Но потом зашел разговор о докторе. Помнишь, с каким возмущением они говорили о нем?

— Ну и что? — сказала Алена. — Это и правда возмутительно — дать больному не то лекарство и чуть не отправить его на тот свет. Я бы таких докторов не краской мазала. Я бы в них из настоящей винтовки стреляла.

— Все дело в частичке «бы», — заметила Саша. — Что тебе мешает купить снайперскую винтовку и стрелять в таких докторов?

— Ну… — Алена растерялась. — Я еще не готова к роли Робин Гуда.

— Вот именно, — кивнула Саша. — А наш снайпер готов. К роли относительно некровожадного Робин Гуда. Но самое главное в разговоре о докторе было то, что они утверждали, что я им об этом докторе рассказывала. А я не рассказывала. О многом и многих мы с ними говорили, но только не о докторе. Но и на старуху бывает проруха. Прокололись бабушки, выдали себя.

— Ты говорила, что они, может быть, знают преступника, — покачала головой Алена. — А он, не исключено, делится с ними всеми подробностями.

— Ты права, возможно такое, — не стала спорить Саша. — Но потом зашел разговор о театре. Они каждые четверг и пятницу ходят в свой родной театр. Уже само совпадение дней подозрительно. Но допустим, это всего лишь совпадение. А теперь вспомни разговор о «Ревизоре» и ребятах, которые там играют.

— Я знаю этих ребят, — сказала Алена. — Они у нас на студии часто мелькают. Их, кажется, Лапшин привечает.

— Совершенно верно. А сейчас я тебе скажу одну вещь. Алеша Дедютченко в прошлый четверг никак не мог играть в спектакле, потому что был болен. У нас из-за этого чуть съемки не сорвались — поэтому я точно знаю о его болезни. А бабушки в один голос кричали, что он играл восхитительно. В прошлый четверг. И сегодня играть будет. А я ему звонила. Его и сегодня будет дублер заменять. Кашляет Леша, голос у него почти пропал. Да и температура еще держится.

— М-да, — протянула Алена. — Это серьезно. Хотя все равно не доказывает, что они преступницы. Возможно, они просто, безо всякого умысла навешали нам на уши лапши. В театр, может быть, они и ходят. Но не в зрительном зале сидят, а с вахтершами-гардеробщицами чаи гоняют — общаются.

— Я сама понимаю, что подозревать их — тоже своего рода безумие, — вздохнула Саша. — Но ничего не могу с собой поделать. Ты видела арсенальный натюрморт на стенке в комнате Екатерины Максимовны?

— Да, впечатляет, — ответила Алена. — Прямо Тартарен из Тараскона…

— Тартарен бледнеет перед Екатериной Максимовной, — усмехнулась Саша. — Ему бы такие оптические прицелы, как у нее, да еще с насадками для ночного видения. Конец пришел бы всем зверям в джунглях. Или где он там охотился? Скажи мне, Аленушка, зачем бабушке-пенсионерке, бывшей актрисе и театроманке прибор ночного видения? В пейнтбол ночью не играют. И для того, чтобы на сцену смотреть, он не требуется.

— Может быть, она себе жениха сквозь него в зрительном зале высматривает, — хмыкнула Алена.

 

3

Перед Александринским театром, сверкавшим всеми огнями и подсветками, на ярко освещенной площади Островского вовсю парковались машины. Из них выходили богато одетые мужчины и женщины, обязательно в расстегнутых шубах и дубленках, чтобы были видны наряды и украшения.

— Приятно смотреть на людей, которые первого января идут не в ночной клуб или казино, а в театр, — с язвительностью в голосе проговорила Алена. — Мода на искусство возрождается, это хорошо. Есть надежда, что культура все-таки не погибнет. Но что мы будем делать дальше? Пойдем в театр?

— В театр пойду я, — ответила Саша. — И то ненадолго. А ты останешься в машине, и если вдруг вон тот зеленый «запорожец» вдруг рванется с места, а я еще не вернусь по какой-то причине, следуй за ним. И позвони мне на мобильный, скажи, где находишься. Да, еще… Постарайся не упускать из виду два входа — зрительский и служебный. Я понимаю, что это сложно, но с этого угла можно заметить, кто выходит и оттуда, и отсюда. Зрение у тебя ведь хорошее? Двух старушек, если они выйдут, ты запросто срисуешь. Но не думаю, что они выйдут сейчас, скорее после начала спектакля. А тогда я уже буду на посту.

— Давненько я не занималась наружным наблюдением, — проворчала Алена, никогда им не занимавшаяся. — Как я их срисую?

— В их руках обязательно будут футляры, — сказала Саша. — От скрипок или кларнетов. В крайнем случае, от балалаек.

— С чего ты взяла? — удивилась Алена. — Они же на машине приехали, так? На этом самом «запорожце»? Зачем им футляры в театр и из театра тащить? Фантазерка ты, Сашка.

— Может быть, — пробормотала Александра. — Если они выйдут с футлярами, я тебе объясню. — И, выйдя из машины, направилась к служебному входу.

На проходной она позвонила в режиссерское управление и вызвала Сашу Бергмана. Через несколько минут смешной походкой к ней подошел высокий толстый чиновник с бакенбардами, накладной лысиной и накладным носом. Стройный красавчик Бергман сегодня играл Городничего, а посему был на себя не похож.

— Я пригласил вас сегодня, Александра, для того… — прогремел он раскатистым басом и раскинул руки в приветствии. — Наконец-то, Сашка, ты посетила храм Мельпомены. Пошли. Сейчас мы тебе места в царской ложе выбьем.

— Спасибо, Саша, — смутилась она, понимая, как неприятно ему будет узнать, что она пришла вовсе не на спектакль.

Бергман и вправду, выслушав ее, расстроился.

— Но на следующей неделе обязательно приходи, — потребовал он. — Лешка к тому времени поправится. А с ним мы знаешь как играем? Ого-го-го!

Молоденький администратор Сеня подтвердил, что на сегодня действительно забронировано два места в бельэтаже для двух бывших сотрудниц театра.

— Знаете, — сказал он, — мы даже им контрамарки не выписываем. Просто по четвергам и пятницам отмечаем эти места и все. Все знают, что Екатерина Максимовна и Елизавета Петровна в эти дни их занимают. Да и в другие дни они могли бы приходить. Мы, конечно, немного поднялись, но аншлаги у нас редки.

— То есть к вам они не заходят, — уточнила Александра.

— Почему? — вскинул брови администратор. — Иногда заходят, здороваются. Вежливые старушки, уходящее поколение…

— А в прошлый четверг они были в театре?

— Конечно, — кивнул Сеня. — Это я точно запомнил. Они тогда поинтересовались, кто играет. А я им лажу скинул. Сказал, что Дедютченко, потому что о его болезни позже узнал. А на самом деле играл в прошлый четверг Ручкин. Тоже артист неплохой. А почему вы спрашиваете?

Хотелось Саше сказать традиционное оперское: «Здесь вопросы задаю я», да вовремя вспомнила она, что никакой она не опер и не следователь.

— Мы договорились с ними здесь встретиться в прошлый четверг, — небрежно проговорила она. — Я передачу про ветеранов театра делаю. Но почему-то не смогла их найти. Сегодня снова договорились. Вы не подскажете, на каких местах они сидят?

Сеня подсказал.

 

4

Алена вертела головой туда-сюда и сама над собой потешалась. А на Александру немного сердилась. Потому что не так уж это было и просто — за главным и служебным входом следить. Правда, ее машина была припаркована на том углу Екатерининского сада, куда переулок Крылова выходит, и с этой позиции оба входа — и фронтальный, и боковой были видны хорошо, но разглядеть среди проходящих фигур искомые вряд ли было бы возможно. «Вот где пригодился бы оптический прицел, — подумалось ей. — Умная Саша почему-то это не предусмотрела».

Толпа перед Александринкой постепенно редела, а затем пространство возле театра и вовсе опустело. Алена посмотрела на часы — девятнадцать десять. Спектакль должен был начаться. Маленький «запорожец» сиротливо стоял между «фольксвагеном-гольф» и «бумером», словно избушка между современными постройками. Алена скосила на него взгляд, посочувствовала старушкам и снова стала вертеть головой по траектории от парадного входа к служебному. Только какое-то шестое чувство заставило ее снова взглянуть на маленькую машинку. Она взглянула и обомлела. Возле нее возились — одна с замком, другая — с багажником — две пожилые женщины. На капоте «запора» лежали, действительно, футляры! Алена вполголоса выругалась. Она была уверена, что в ближайшие пять минут из театра никто не выходил — ни из того, ни из другого выхода. «Вот это бабушки! — поразилась она. — Телепортацией, что ли владеют?» Она стала набирать Сашин номер, второй рукой поворачивая ключ в замке зажигания. Почему-то мобильник Александры оказался отключенным. А тем временем бабушки сели в машину, две минуты разогревали мотор, а потом выехали со стоянки — надо сказать, довольно лихо для пожилых дам развернувшись.

Алена некоторое время оставалась на месте, в надежде, что Александра все-таки объявится, затем медленно тронулась с места, понимая, что «запорожцу» деваться некуда: если он обогнул площадь, поедет по Невскому направо. А то, что догнать его не составит труда на «лексусе», она не сомневалась. Автомобиль пожилых дам и вправду застрял на светофоре у Аничкова моста. К вечеру машин в городе прибавилось значительно, и хотя серьезной, обычной для этого времени суток пробки не было, но двигались авто по главной улице города плотным потоком. Остановившись перед красным сигналом, Алена снова стала названивать Александре. На этот раз подруга отозвалась. Алена «доложила обстановку», не скрывая подробностей чудесного появления старушек возле своего ржавого коня. Саша выговорила Алене за то, что ей невозможно поручить дела, с которым справился бы даже курсант милицейской школы и обещала «скоро быть».

— Ты тоже умеешь телепортироваться? — с подозрением проговорила Алена.

— Нет, — сказала Саша. — Но я умею ловить такси и частников. Попробуй ехать ближе к правому ряду. Возможно, в какой-то момент я тебя догоню.

— Естественно, к правому ряду, — проворчала Алена. — И естественно, догонишь. Ведь я еду со скоростью «запорожца». Интересно, что про меня окружающие водилы думают?

Саша нагнала Алену в районе Советских улиц, быстро перепрыгнув из желтого шустрого «жигуленка» в «лексус».

— И куда мы едем? — весело спросила она Алену.

— По-моему, они меня вычислили, — мрачным тоном ответила та. — Они петляют, как заправские штирлицы. И не заметить меня на хвосте просто не могут. Даже если они полные идиотки и скрываться им незачем. Почему мы не взяли вторую машину и какую-нибудь неприметную?

— О, теперь я понимаю, как исторически развивалось дело слежки и наружного наблюдения, — рассмеялась Саша. — Рано или поздно наблюдателю, в каком бы веке и в какой бы стране он ни жил, приходят одни и те же мысли. Смена «хвоста», маскировка, неприметность… Я думала взять вторую машину — свою, но это показалось мне смешным. Они же все-таки не штирлицы.

— А футляры припасли, — сказала Алена. — Ты обещала объяснить мне про них. Я понимаю, что любое оружие полагается носить в футляре из-под музыкальных инструментов. Но зачем их таскать в театр и обратно, когда есть багажник?

— Я думаю, что они не носят их в театр и не возят, — заметила Саша серьезно. — Они, хоть и не штирлицы, но операцию свою продумывали тщательно. Рассудок, расчет, предвидение, действие на опережение — это все из арсенала их способностей. Я видела их в игре и знаю.

— И что из этого следует? — недовольно спросила Алена, еле-еле надавливая на педаль газа, чтобы, не дай Бог, не обогнать «запорожец».

— Они не могут выходить из дома с футлярами, — сказала Саша. — Неужели непонятно? Они по «легенде» идут в театр. С какой стати им брать в театр музыкальные инструменты? Чтобы на досуге поиграть в оркестре? А если их кто-нибудь во дворе встретит? А если за ними кто-то наблюдает? Поэтому они берут полиэтиленовые пакеты, кладут в них маркеры и прочее снаряжение. Если кто-то и спросит: «А что это у вас в пакетах?», ответят — туфли театральные. Потом идут в театр. Там они немного сидят в партере, а когда спектакль начинается — незаметно исчезают. Идут куда-нибудь в реквизиторскую или оркестрантскую, берут там футляры, выходят из театра, а в машине укладывают маркеры, куда положено добропорядочному киллеру.

— А почему не держать футляры все время в багажнике? — упрямилась Алена. — Да и маркеры тоже? Зачем столько возни — в театр, обратно? Упаковывать еще. А если кто-то увидит, как они их упаковывают?

— Во-первых, черта с два можно увидеть, что делается в салоне «запорожца», если в нем не горит свет, — терпеливо разъяснила Саша. — Во-вторых, театр необходим для алиби. А в-третьих, не могут они футляры и маркеры в багажнике держать. Потому что даже багажник твоего «лексуса» при желании выпотрошить можно. А уж «запорожец»…

— Такое впечатление, что перед преступлениями они у тебя консультировались, — не без восхищения произнесла Алена и тут же вскричала: — Нет, ты посмотри, что они творят! Они меня по второму кругу катают!

— Да… — вздохнула Саша, когда они во второй раз свернули на проспект Бакунина. — Прокололось гестапо. Попробуй обогнать их, а я сейчас выйду и еще одного частника поймаю. Ты поотвлекаешь их немного и отстанешь. Дальше я их поведу. На частнике.

— Детский сад! — воскликнула Алена. — А Мелешко своего ты не можешь на это дело подрядить? Пирогова?

— Шутишь? — искренне поразилась Саша. — Первого января?

— Да, — сникла Алена. — О первом января я как-то подзабыла…

 

5

Все когда-нибудь кончается. Закончилась и утомительная слежка Александры за Екатериной Максимовной и Елизаветой Петровной. Когда Саша пересела в белую немытую «шестерку», а «лексус» Алены отстал от «запорожца», дело сдвинулось с мертвой точки: бабушки перестали ездить кругами, повернули на Суворовский проспект, а с Суворовского проспекта — на Кирочную улицу. Саша позвонила Алене и попросила не подъезжать к месту конечного пункта ближе, чем на триста метров.

Конечным пунктом оказался большой красивый дом в стиле барокко с высокими арками и несколькими парадными по периметру двора. Старушки экстра-класса нырнули в одну из них. Александра, поколебавшись, расплатилась с «извозчиком», вышла из машины и подошла к двери, за которой исчезли Екатерина Максимовна и Елизавета Петровна. На двери парадной был кодовый замок. Пробные манипуляции с кнопками ни к чему не привели. Пришлось дожидаться, пока кто-то из жильцов не выйдет наружу. Саша рванулась наверх, полагая, что бабушки отправились на чердак. Но чердак оказался намертво заколочен толстыми добротными досками.

В душе Александры шевельнулась тревога, сменившаяся сомнением. Вдруг пожилые подруги просто пришли к кому-нибудь в гости? А петляли они по улицам с целью позлить преследователей. «Нет, — опровергла себя Саша. — Театр, футляры… Бабушки явно шли на дело». Она спустилась вниз и только сейчас поняла, как оплошала. Под старинной мраморной лестницей имелось небольшое пространство, ведущее к черному ходу. Как можно было об этом не подумать! Ведь во всех старых домах есть черный ход! Саша толкнула тяжелую дверь, обитую жестью, и она со скрежетом и скрипом распахнулась. За дверью оказался крохотный дворик с узким проходом, ведущим на улицу. Идя по этому проходу, Саша уже знала, что зеленого «запорожца», припаркованного возле дома несколько минут назад, она не увидит.

— Давай прихватим их у театра, — предложила Алена, выслушав покаянную речь Александры. — Они же туда вернутся?

— Как это прихватим? — удивилась Саша.

— Обыкновенно. Подойдем и спросим: а что это у вас в футлярах, уважаемые дамы?

— А они вежливо пошлют нас подальше, — вздохнула Саша. — Но даже если они откроют футляры? Маркеры в них носить не запрещено. Это же надо так проколоться! Как я не подумала про черный ход?

— Не расстраивайся, — сказала Алена. — Завтра пятница. Они тоже выйдут на охоту. В привычке преступников к методичности есть свои плюсы. Попроси Пирогова приделать на «запор» маячок. Чтобы нам не мотаться за ним, как придурочным. Надеюсь, второго числа с ним уже можно общаться? Да заодно подключи все-таки к нашей охоте официальные органы. Одно дело мы их поймаем с поличным, другое дело — они.

— Ты, как всегда, права, — кивнула Саша. — Но мы будем выглядеть, как две дуры, если окажется, что моя версия неверна.

— Как это неверна! — вскипела Алена. — Лично у меня нет никаких сомнений, что это они стреляли в Феликса и остальных. Театр, футляры… Следы заметали на дорогах. Точно они!

— Послушай, — вдруг нахмурилась Саша. — Если все раскроется… Как на это будет реагировать Степашка? Он же их просто убьет.

Алена от такого неожиданного для нее поворота в размышлениях подруги даже на тормоз нажала. Сзади послышался скрежет — «девятка», следовавшая за «лексусом», только чудом не въехала в его заднюю часть.

— Действительно… И правильно сделает. Я за этими погонями совсем забыла, что эти божьи одуваны — порядочные мерзавки, — сказала Алена. — Но, черт возьми, зачем они стреляли в Феликса?

— Об этом мы у них спросим, — задумчиво ответила Саша. — Но… Может быть, не стоит привлекать официальные органы? Поговорим с ними сами.

— Погрозим пальчиком, попросим больше так не делать, — фыркнула Алена. — Сашка, тот, кто развлекается столь омерзительным образом, должен быть наказан. И если Степашка их убьет, он будет прав. Даже я готова это сделать. Это ведь надо такое развлечение придумать на старости лет!

 

6

А Екатерина Максимовна и Елизавета Петровна пожелали себе в новом году завершить свое дело. Потому что удача не может бесконечно смотреть тебе в лицо. Рано или поздно она отворачивается. Откровенно говоря, все шло к тому, что это должно было произойти довольно скоро.

— Как ты думаешь, Катюша, — сказала Елизавета Петровна, задумчиво вертя бокал с шампанским. — Нас вычислят?

— Не должны, — безапелляционно проговорила Екатерина Максимовна. — Кому придет в голову назначить двух невинных старушек на роли снайперов-мстителей?

— А по-моему, эта девочка-журналистка что-то подозревает, — предположила Елизавета Петровна. — И все ее вопросы позавчера были неспроста. Ты видела, как она реагировала, когда ты вдруг пустилась толковать о докторе. По-моему, тебя занесло. А Саша все поняла.

— Мне так не кажется, — возразила Екатерина Максимовна. — Но даже если это и так. Где доказательства, что «ночные снайперы» — это мы? Я думаю, что мы все предусмотрели верно. И хорошо, что эта девочка своими рассуждениями уничтожила версию о пейнтболисте-мастере.

— Я в какой-то газете читала, что ей приходилось успешно стрелять из настоящего оружия, — покачала головой Елизавета Петровна. — А человек, стрелявший из настоящего оружия, легко осваивает маркер.

— Но она этого не знает, — заметила Екатерина Максимовна. — Нет, мы даже перед нею вне подозрения. А нынешняя милиция и вовсе туповата. Им и в страшном сне не приснится, что сумасшедший снайпер — это мы. Кстати, не понимаю, почему Игнат полагает, что это может делать только сумасшедший.

— Ему невдомек, что мы осуществляем наказание, — ответила Елизавета Петровна. — Если не иметь представления о причине, любое действие кажется безумным. Даже ковыряние в носу.

— Надо сказать, подруга Саши права, — Екатерина Максимовна поднялась и стала ходить по комнате. — О том, что мы осуществляем наказание, а не развлекаемся, жертвы должны знать. И не только жертвы. Может быть, нам написать открытое письмо в «Комсомольскую правду»? Чтобы все понимали, зачем мы это делаем.

— И чтобы в результате нашли нас, — с укоризной проговорила Елизавета Петровна. — Катенька, мне кажется, что не все твои оригинальные идеи следует воплощать в жизнь… Стоило кому-то узнать, что мы делаем, и что из этого вышло?

— А что такое?

— Ты забыла, что говорила Александра? — всплеснула руками Елизавета Петровна. — На основе нашей затеи придумали тотализатор!

— Ну что же делать, — усмехнулась Екатерина Максимовна. — Любое благородное начинание рано или поздно опошляют. Искажают идею. Начинают делать деньги. Это в порядке вещей, Лизанька.

— Но стали стрелять в людей, которые этого не заслужили! Стали стрелять другие! А если они промахнутся и попадут в глаз или солнечное сплетение? А если они будут стрелять с близкого расстояния? А если их деяния сочтут нашими?

— Ни одна идея не может существовать в чистоте долго, — Екатерина Максимовна сложила губы грустным, недовольным бантиком. — Естественно, у нас должны были оказаться последователи. Пусть они преследуют другие цели. Но мы делаем то, что должны делать. Или ты стала сомневаться в этом? Может быть, сегодня вечером не стоит выходить из дому? Пусть этот самодовольный боров из строительного треста и дальше дурит простых граждан безнаказанно?

— Послушай, Катя, — вздохнула Елизавета Петровна. — Меня беспокоит только одно. Наши действия их не остановят. Ну, выстрелим мы в него сегодня. Но дурить, как ты выражаешься, людей он не перестанет. Майская по-прежнему терроризирует детей и учителей. Кокорев-старший продолжает брать взятки. Да, доктора уволили. Но я подозреваю, что его скоро восстановят на работе. Врачей в стране не хватает. Что-то мы не додумали, Катюша…