Глава 1
Он видел Сему и Лену. Как они вернулись домой. Не спалось, и Женя вышел в огород.
Дождь прекратился. Пахло влажной землей, травой, ботвой, васильками и… немного навозом. Он размок и стал пованивать. Но это не раздражало.
Опираясь на костыли, к которым уже привык, Ляпин прошел к черносмородиновым кустам. Ягода еще не вызрела, но он все же попробовал ее и тут же выплюнул. Редкостная гадость, даже когда спелая не особо вкусная.
Жаль, Александровы клубнику не выращивают. Ее он любил. А еще терновник. Но сейчас его почему-то не найдешь.
Жека пытался. И в магазинах смотрел, и на рынках, и к бабушкам у метро подходил. Не ценился, видимо, терновник нынче. На любителя он…
К нему дядя Жеку пристрастил. Тот самый, что погиб, упав в чан с расплавленным мылом. У него женщина была любимая. Он ее Беатриче называл. В честь музы Данте Алигьери.
Дядя, как и известный итальянский поэт, испытывал к ней платонические чувства. Она жила в ближайшем Подмосковье, в частном доме. С мужем и двумя дочками. По случаю продавала городским что-то со своего огорода. У нее брали огурцы, помидоры, зелень вообще на ура расходилась. А вот терновник спросом не пользовался. Из него и компот так себе, и варенье. Но дядя, желая угодить своей Беатриче, брал эту ягоду ведрами. И поедал ее с племянником до тех пор, пока вяжущий вкус не набивал оскомину.
Вспоминая о тех днях, Женя бросил рассеянный взгляд за забор и увидел парочку.
Мужчина и женщина шли рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Они не обнимались, не держались за руки, но было сразу ясно, что между ними что-то интимное произошло не так давно.
Когда же Ляпин узнал в полуночниках Лену и Сему, то хмыкнул. Свершилось наконец! Между этими двумя искры летели, и их показное равнодушие друг к другу так забавляло…
Лена и Семен ушли в дом, не заметив Ляпина. Он остался во дворе, присев на лавочку.
Дневник княжны был при нем. Прочитанный до последней имеющейся в нем страницы. Не хватало десяти листов — Женя посчитал. Интересно, что было в них такого, что некто вырвал их? Имя убийцы Елены? Или факты, указывающие на него? Скорее всего. Не зря же призрак белой женщины привел Ляпина к дневнику.
Женя открыл его и провел пальцами по оборванным краям. Что-то тут не так…
— Кто тут? — услышал он настороженный голос.
Это Сема вышел из дома с полотенцем в руках, намереваясь принять душ. Но тут же увидел Ляпина и кивнул ему.
— В Голыши ходили? — спросил тот у Ткачева.
— Я один… — И смутился, как мальчишка. — А Лену там встретил.
— Почему от тебя пахнет…? — хотел добавить «сексом», чтобы сконфузить, но закончил предложение иначе: — Костром?
— Грелись у «буржуйки».
«И друг о друга», — продолжил мысленно пошлить Ляпин. Что на него нашло сегодня?
— С твоего позволения я пойду в душ. — И заторопился туда, чтобы скрыться в кабине за полиэтиленовой шторкой.
Зажурчала вода.
Женя вернулся к дневнику. Что же с ним не так?
Повествование обрывалось на том, что княжна влюбилась в Ивана Крючкова. Нет, было еще три страницы, но они не содержали никакой информации. На них Елена изливала свое чувство к потомку архитектора. Очень романтичной была барышней. И чудаковатой. Нет бы послушаться подругу, выйти замуж за внука помещика Маркина и жить себе спокойненько, так нет же, все ей любовных терзаний подавай. То в конюха влюбится, то в строителя. И если первый не воспользовался втюрившейся в него дурочкой (возможно, не из-за порядочности, а из-за трусости — узнал бы князь, как минимум с работы выгнал), то второй… Как знать? Его семье от одного из князей Филаретовых досталось, мог захотеть отомстить его представительнице…
Нет, не так! Прервать род, убив последнюю его представительницу, способную к деторождению.
В этих размышлениях Жека провел все то время, что у Ткачева ушло на мытье. Встряхнулся он, когда Семен вышел из душевой с голым торсом.
— Опять нужно в поселок за вещами ехать, — сказал он. — Мои все грязные.
— Так постирай.
— А тут машинка есть? — встрепенулся Ткачев.
— Ручками, Семен, ручками. — Он с завистью посмотрел на поджарое тело архитектора. Он ненамного младше Жеки, работа у него сидячая, так откуда на животе кубики?
— Нет, я так не умею. Легче выкинуть.
— Буржуй.
— Я в поселке на тысячу рублей, можно сказать, оделся. А свои шмотки я, конечно, в машину брошу и дома постираю.
— Кстати, когда намереваешься вернуться?
— Не знаю пока. Мне тут нравится.
— Еще бы, — хохотнул Ляпин.
Хозяйка дома хоть и не привлекала его, но он не мог не признавать того, что она сексуально привлекательна.
— Ты на что намекаешь? — нахмурился Ткачев.
— На то, что тут благодать. Тишина, спокойствие, а запахи какие…
— Навозом несет. Но насчет остального согласен. Мне сейчас как раз тишины и покоя хочется. Надо в себе разобраться. В Москве не получится.
— Но у тебя же там крупный бизнес. Как оставить его без присмотра?
— По мнению Витали, у меня крохотная шарашка. На самом деле бизнес средний. И хорошо отлаженный. Я доверяю своим людям.
— Твой отец тоже… доверял. И чем все закончилось? — И тут же прикусил язык. Это уже не скабрезные намеки. — Извини, если задел за живое…
— Ничего. Ты прав. Мой отец доверял партнеру, за что поплатился. Поэтому я единственный учредитель, а своих людей я контролирую. Благо современные технологии позволяют делать это дистанционно.
— Сейчас кое-что, относящееся к ним, выпало из кармана твоих штанов. — Он имел в виду телефон.
Поблагодарив Ляпина, Семен поднял сотовый.
Экран осветился, и Женя заметил то, что до этого ускользало от его внимания. А именно края вырванных страниц. Вот что было не так с дневником!
— Семен, будь добр, включи фонарь на телефоне, — попросил Ляпин. — И дай его мне.
Ткачев без возражений сделал это. А после с интересом наблюдал за тем, что делает Жека. А он водил по краям лучом света и подковыривал их ногтем.
— Могу я узнать, что тебя так заинтересовало? — не выдержал Сема.
— А ты сам глянь. — И поманил его к себе.
Ткачев подоткнув полотенце, замотанное на бедрах, опустился на лавочку рядом с Жекой.
— Я ничего особенного не замечаю, — вынужден был констатировать он. — Но что с нас, маглов, взять?
— С кого?
— Ты что, «Гарри Потера» не смотрел?
— Не люблю кино. Так кто они такие, эти маглы?
— Обычные люди. Не маги.
— Внимание и логика, вот что тебе могло бы сейчас помочь. А не какие-то там сверхспособности. — И посмотрел на Ткачева с легким укором. — Страницы вырваны недавно. Не сто лет назад. А позавчера. Посмотри на края.
— Да, пожалуй, ты прав. Если бы дневник в этом виде лежал в подвале целый век, то они пожелтели бы, как и остальные.
— Вот именно!
— И что из этого следует?
— Догадайся.
— Вот хоть убей…
— Лена вырвала страницы.
— Почему она?
— Больше некому. Дневник был именно у нее, когда мы ездили в больницу.
— Но зачем ей это?
— У нее и спроси.
И тут из темноты раздался ее голос:
— Это сделала не я.
Мужчины обернулись. Хозяйка дома стояла в двери, ведущей в огород.
Как давно, неясно. Очевидно одно, последние реплики она слышала.
— А кто? — задал резонный вопрос Жека.
— Откуда мне знать? — Лена вышла из темноты.
Она вырядилась в кошмарный сарафан своей мамы, а то и бабки. Не тот, цветастый, по фигуре, другой. Несколько лет жизни в Москве не превратили ее в столичную штучку.
Как говорят? Девушку можно вывезти из деревни, а деревню из девушки никогда? Это именно Ленин-Лолошин случай.
Но Жека допускал, что она просто сама не желает этого. Она остается сермяжной, потому что в простоте находит гармонию.
— Я оставляла дневник без присмотра тут, дома, — продолжила девушка. — По хозяйству дела были, сами понимаете. Куча гостей, за всеми убрать и хоть что-то приготовить. А двери у нас не запираются. Каждый войти может. Горыныч, например, заявился с товаром своим. Предлагал купить оптом. Я отказалась. Еще Вика что-то приносила.
— Зачем кому-то из них страницы вырывать?
— Вика — праправнучка кухарки Катерины. Мало ли что дальше о ней написано было?
— Ты знаешь что?
— Я обнаружила отсутствие страниц позже. Есть у некоторых людей привычка, едва сев за чтение, заглядывать в конец книги. Я никогда так не делаю.
— А Горыныч тоже чей-то потомок? — поинтересовался Ляпин.
— Нет, пришлый он. Из васильковских старожилов не так много осталось. Вырождаемся.
— Все деревни вымирают. Вы ничем особо от других не отличаетесь.
— Наверное, — не стала спорить с ним Лена. — Я спать пойду. Устала смертельно. Спокойной вам ночи.
И снова скрылась в темноте. Вслед за ней ушел и Семен.
Ляпин предполагал, что для того, чтобы еще раз овладеть ей. Но он ошибся.
Ткачев упал в кровать и тут же засопел. Но даже если бы он явился к Елене, она не приняла бы его.
Закрывшись в спальне, она достала из-под матраса вырванные из дневника княжны Филаретовой страницы и стала их перечитывать…
Глава 2
Прошлое…
«Сестренка» возвращалась в Васильки!
Это стало такой огромной радостью для Елены, что она даже с отцом начала разговаривать. Не просто откликаться на его приветствия или на вопросы сухо отвечать, а вести пусть не длинные, но беседы. Обсуждать флигель, например.
Иван Крючков закончил его реконструкцию месяц назад. Мог бы раньше, да не торопился. Хотел остаться подольше в усадьбе. Но даже когда все работы были сданы, князь Филаретов нашел ему другое занятие.
Ивану Федоровичу очень понравилась его качественная, пусть и неторопливая работа. А также спокойный нрав, смекалка и равнодушие к алкоголю. Мужика с золотыми руками найти нетрудно, но непьющего — практически невозможно.
А Ваня Крючков в рот вина не брал. Зато книжки любил. То есть был не просто обучен грамоте, а читал для удовольствия. Как-то князь его в библиотеке застал, хотел отругать, да дочка заступилась. Сказала, разрешила брать свои любимые книги. А среди них ничего стоящего: ерунда приключенческая да романчики пустые. На растопку печи не жалко пустить. А уж ценному работнику дать — тем более.
Елена встречалась с Иваном ежедневно. Не просто видела его мельком, они проводили хотя бы четверть часа наедине. Если повезет, то целый вечер. Ради этих встреч княжна жила. А если точнее, только ими.
Отношения между ней и Крючковым были сугубо платоническими. Они даже не обнимались, не говоря уже о поцелуях, а тем паче о сексе. Иногда держались за руки. Но Иван либо грел их, либо помогал пройти по подземному ходу — поддерживал, чтобы не споткнулась.
И все же Елена была уверена в том, что он любит ее. Просто держит дистанцию, потому что они не пара.
Княжна и сама это понимала. Мужчина с титулом может взять в жены простолюдинку, но благородной барышне непозволительно связываться с голодранцем.
В любовниках держать — пожалуйста, но Елена и сама не хотела опускаться до тайной интимной связи с кем-то, пусть и барином. Она хранила свою невинность до брака. Отец ее уже немолод и часто хворает, недолго ему осталось.
Если Иван дождется Елены, она выйдет за него. На общественное мнение плевать. На отцовское, собственно, тоже. Если бы он просто осудил, это не разбило бы княжне сердце. Но он запретит, а если они с Иваном сбегут, он поступит так же, как его предок: ее вернет домой, а Крючкова отправит на каторгу.
…«Сестренка» вернулась в Васильки душным июньским вечером. Поприветствовав родных и поболтав с ними, отправилась в усадьбу. В особняк не сунулась — не хотела встречаться с князем, а через калитку прошла к дальней беседке, села на лавку. Так ей велела сделать Елена, приславшая с дворовым мальчишкой записку.
Варвара сидела, ждала княжну, и та появилась. Да так неожиданно, что это напугало.
— Ты как из-под земли выросла, — воскликнула Варя и бросилась к «сестренке» обниматься.
— Ты почти угадала, — хихикнула та. — Скоро я тебе кое-что покажу. Ты поразишься.
— Как ты? — спросила Варвара.
— Хорошо.
— Похудела очень. Не болеешь?
— Только от любви, — и потупилась смущенно.
— Что я слышу? Ты влюбилась? И ни словечком не обмолвилась об этом?
Это было так. Лена в письмах не рассказывала «сестренке» о своих чувствах. Во-первых, опасалась, что отец может их перехватывать и прочитывать, а во-вторых, считала, что о ТАКОМ надо рассказывать лично.
— И кто же этот счастливец?
— Иван.
— Какой еще…?
— Крючков. — Она писала о нем. Но вскользь.
— Каменщик?
— Он мастер на все руки. И правнук того самого архитектора, что спроектировал усадьбу.
— Так у вас это наследственное, получается, влюбляться в мужчин этого рода? — В ее голосе не было радости за подругу, один сарказм.
— Ты не хочешь за меня порадоваться? — обиделась Елена.
— Я была бы счастлива, но… «Сестренка», он же работяга. Даже не архитектор, просто мастеровой.
— У него талант от прадеда, а тот, между прочим, самоучкой был.
— Этот Иван невероятно собою хорош?
— По мне — прекрасен. Но у него нос сломан и на щеке шрам.
— Час от часу не легче. Страшный, темный, наверняка вечно потный…
— Когда я вас познакомлю, ты поймешь, как ошибалась на его счет. — Лена ждала поддержки от «сестренки», но, не получив ее, не стала портить встречу. Варвара поверхностно судит. Она и конюха Филарета за человека не считала, а он оказался достойным человеком. — А как твои сердечные дела? Ты писала о том, что у тебя появился ухажер.
— Да, Андрей. Он влюблен в меня без памяти.
— А ты в него?
— Как человек он мне нравится, но не более того…
— Чем он занимается?
— Работает в мучной лавке продавцом. Простой парень, но славный.
Пока они болтали, небо стало свинцовым от туч. Духота предвещала дождь, и он пошел. Пока слабый, но не было сомнений в том, что он превратится в ливень.
— Мне надо возвращаться в Васильки, пока не полило, — сказала Варвара.
— Нет, постой. Я обещала тебе кое-что показать. Пойдем, — и, взяв «сестренку» за руку, повлекла ее к заброшенному склепу. Гроб из него давно достали и перезахоронили.
Зайдя в него, Елена нажала на два кирпича одновременно, и стена отъехала.
— Ой, мамочки, — испугалась Варвара.
— Здорово, правда?
— А там что? — и указала в темноту.
— Подземный ход, который ведет в библиотеку. — Елена зажгла свечу и поманила за собой «сестренку».
— Давно ты его обнаружила?
— Мне Иван его показал, и это было почти год назад.
— То есть ты все это время им пользовалась, и тебя никто не застукал?
— Нет. Отец никогда не любил в библиотеке бывать — в нашем роду только женщины начитаны… А после ТОГО вечера вообще ее стороной обходит.
— А прислуга?
— Сама знаешь, какой у нас тут народ. Стоило мне рассказать, что после темноты я вижу в библиотеке и флигеле, который перестраивал Иван, призраков, они носа не суют туда.
— Значит, прелюбодействуете вы в библиотеке или флигеле?
— Варвара, что ты такое говоришь? Я невинна.
— Надо же.
— А ты нет?
«Сестренка» замялась.
Княжна остановилась, обернулась, осветила пламенем свечи ее лицо.
— Увы, нет, — вздохнула Варвара.
— С Андреем спала?
— Нет, что ты. С сыном купца Митрехина. Я с его младшей сестренкой занималась. Была вхожа в дом. Парень очень мне понравился. А он в меня, как говорил, влюбился без памяти. Обещал жениться… Обманул.
— Сволочь, — в сердцах воскликнула Елена.
«Сестренка» кивнула. Да, тут не поспоришь. Но она дура, что поверила в его россказни.
Тем временем они достигли библиотеки. Усевшись на диван, продолжили разговор.
— Ты насовсем вернулась? — спросила Елена.
— Не знаю пока. Если мне найдется место в поселковой школе, то останусь. Нет — вернусь в Калугу.
— А что, если нам снова открыть твой учебный класс для местных деток?
— Твой папа разве позволит? Я так его обидела… — «Сестренка» тяжко вздохнула. — Как у него дела?
— Не знаю. Мы мало общаемся. Но хворает часто. А Катерину давно зажимать перестал.
Они долго еще болтали, пока сон не сморил их прямо на диване.
На рассвете Лена проводила «сестренку» и вернулась к себе в комнату.
Днем она рассказала Ивану о встрече с Варварой. Изъявила желание их познакомить. Тот не возражал. Князь как раз уехал в Калугу, и сестренку можно было позвать в дом. После дождя погода снова наладилась, и дворовые в отсутствие хозяина унеслись на пруд.
В особняке никого не осталось, кроме Катерины. Она стала еще пышнее и с трудом ходила. Больше лежала, а едва ее голова касалась подушки, женщина засыпала. В общем, никто не мешал «сестренкам» и Ивану. Они отлично провели время, играя в лото. При Варваре Крючков вел себя более расслабленно. Даже шутил.
Когда он ушел доделывать начатое и барышни остались одни, Елена спросила:
— Как он тебе?
— Как ни странно, мне он понравился. Я думала, он неотесанный, а оказался довольно интересным человеком.
— А я что говорила? — гордо вздернула подбородок княжна.
— Но мог быть и посимпатичнее.
— Мне очень нравится его внешность. Особенно фигура.
— Почти у всех работяг такая, — рассмеялась Варвара. — Физическая работа развивает мускулы.
— И от Ивана не пахнет, не так ли?
— Я не принюхивалась.
— Он чистоплотен, умен, спокоен. Без вредных привычек и дурных черт характера. Если бы мой предок не оболгал его и не отправил на каторгу, как знать, кем бы сейчас был Иван?
— Все, убедила, он достойный человек.
— Как считаешь, у него есть ко мне чувства?
— Он тепло к тебе относится. Но влюблен или нет, не могу сказать. У меня не спрашивай, я не советчик в этих вопросах. Заботу твоего отца я принимала за доброту и благодарность, не думая о том, что князь Филаретов меня жаждет. Зато отдалась тому, кто ничего не сделал для меня, но наговорил всякого…
— Ты простила его?
— Митрехина?
— Папу.
— Да.
— Но он чуть не изнасиловал тебя.
— Был смертельно обижен. В нем говорили эмоции.
— Он сдал после того, как ты уехала. Наверное, он на самом деле любил тебя, а не просто желал.
— Не знаю… Теперь я думаю, что все мужчины обманывают. И то, что князь Филаретов звал меня замуж, ничего не доказывает. Он мог обмануть меня впоследствии. Однако больше, чем он, никто для меня не делал.
— Не пора ли вам помириться?
— Я не против.
— Давай я устрою вам встречу, и вы поговорите.
Варвара закивала. На том распрощались до завтра.
Но князь остался в Калуге почти на неделю. Это обрадовало бы Лену, если бы не тот факт, что Иван Крючков уехал закупать какие-то стройматериалы, а «сестренка» заболела. Да еще ветрянкой. И навещать ее было опасно. В итоге маялась Елена в усадьбе одна, развлекаясь только чтением.
Первым вернулся отец. Затем Иван. Наконец, Варвара.
Никаких следов от сыпи на ее коже не осталось. Она прекрасно выглядела и пребывала в чудесном настроении. Сначала Елена хотела устроить ужин и встретиться втроем, потом решила, что только помешает, и устранилась.
Князь Филаретов остался с Варварой наедине в каминной зале. О чем они разговаривали, неизвестно, результат очевиден — эти двое забыли все старые обиды.
Дальше — больше. Иван Федорович снова открыл школу для местной детворы, а для семьи «сестренки» начал строить дом.
Поскольку к этому был привлечен и Крючков, то видеться Лена с ним стала меньше.
Как-то она сидела в библиотеке, читала. В дверь, которую княжна запирала, постучали.
— Кто? — крикнула она.
— Катерина, — отрекомендовалась визитерша.
Елена была удивлена. Кухарка крайне редко обращалась к молодой госпоже, а «нечистые» участки дома всегда стороной обходила.
Открыв дверь, девушка впустила бывшую любовницу отца в библиотеку.
На лицо она все еще оставалась красивой. И кожа ее светилась, как у молодой. Только лишний вес все портил да поседевшие волосы, что выбивались из-под платка.
— Простите меня, Елена Ивановна, — сказала Катерина и сложила руки в молитвенном жесте.
— За что?
— За все.
— Не поздновато?
— Если вы о наших с Иван Федоровичем отношениях, то да… Но я не думаю, что делала плохо вам. Мужчине без женской ласки худо. Я давала ее.
— Безвозмездно? — хмыкнула Лена.
— А? — значения этого слова Катерина не знала.
— Просто так?
— Можно и так сказать.
— Он помогал вам!
— Сыновей пристроил в ремесленное. Кое-какую волю мне дал тут, в усадьбе. И все.
— Мало вам?
— Благодарна и этому.
— Тогда к чему этот разговор?
— Глаза раскрыть хочу вам. Показать, какую змеюку пригрели.
— Это ты о Варваре?
— О ком же еще? Я Ивану Федоровичу верой и правдой… — Голос Катерины сорвался. — И не изменяла. А она хвостом крутит, хитрит… А он ей школу открыл да дом строить начал?
— Зависть — дурное чувство, Катерина, — с укором проговорила княжна.
— Я, может, и не святая, но и не подлая. У кого хотите спросите, наговаривала ли я на кого, строила козни? Любой ответит: нет. И заговорила с вами о Варваре не потому, что завидую и хочу отомстить за то, что она того добилась, что у меня не вышло. Мой век прошел. Я Ивану Федоровичу благодарна за то, что не выгоняет и жалованье исправно платит.
— Тогда хватит вокруг да около ходить. Говори, что хотела.
— Глаза открыть вам. Замуж Варвара за князя согласилась выйти. Вам не говорят об этом, боятся, что опять сорветесь и умчитесь куда-нибудь.
— Нет, Катерина, ты ошибаешься. — Вспомнилась ночь после бала. — Иван Федорович предлагал Варе замужество, да отказала она ему.
— Просватана она. Дом для родителей строится почему, думаете? Батя Варьки тоже не дурак, не хочет продешевить. Жених, конечно, барин, но стар, как пень трухлявый. Вот-вот преставится, а денежки все доченьке. Вам то есть. Конечно, вдовице тоже что-то перепадет, но надо подстраховаться. Поэтому сейчас дом и строится. Не просто добротный — богатый. Но и это еще не все…
Елена сложила руки на груди крестом. Закрылась. Она все еще думала, что бывшая фаворитка наговаривает на настоящую. Была уверена, что избавилась от нее, когда Варвара уехала в Калугу, но вот она снова тут, и ей строят дом.
— Шашни у нее, — понизив голос, проговорила Катерина. — С молодым мужиком.
— И как же его зовут? — Думала услышать «Андрей», но была ошарашена ответом:
— Ванька.
— Что за Ванька?
— Крючков. Наш на все руки мастер.
— Какая глупость! — нервно рассмеялась Лена.
— Все в Васильках знают, что полюбовники они. Как познакомились, не знаю. Но когда барин в Калуге неделю находился, они вместе были.
— Варвара ветрянкой болела тогда.
— Врала она вам. Чтобы не отлипать от своего хахаля. А потом вы ужин устроили ей и отцу своему, там они и сговорились. Я точно знаю — подслушивала. Варвара сказала Ивану Федоровичу, что горько пожалела о том, что когда-то ему отказала. Потому что достойнее мужчины не встретила еще. И если бы могла все исправить, то… — Катерина в сердцах махнула рукой. — Наплела в общем с три короба. А этот старый дурак… Ой, простите, что я так о батюшке вашем… Но дурак же и есть. Поверил девице, которая год в городе хвостом крутила, потом вернулась с поджатым и все равно не угомонилась…
Лена верить не хотела, но факты — вещь упрямая. После тяжелой болезни как-то уж очень быстро «сестренка» восстановилась. А Иван не привез никаких стройматериалов из своей поездки. Это что касается их. Теперь папа. С чего бы ему так тратиться на девушку, что его отвергла?
— Думайте, взвешивайте, — услышала Лена голос кухарки. — А лучше — наблюдайте. Я не обманываю. Все так, как говорю.
И ушла, оставив Лену наедине со своими думами.
У Варвары совершенно точно было что-то с Крючковым. Как и с князем Филаретовым. В усадьбе она стала частым гостем. И всегда Иван Федорович посылал за ней коляску. Потом уводил на прогулку в парк. Дочь тоже звал, но, если она отказывалась, радовался, как мальчишка. Князь воспрял духом, посвежел. Тогда как Иван Крючков осунулся. Работал много, а после, наверное, кувыркался с Варварой. От Елены он держался на расстоянии. От их дружбы и следа не осталось. Да и Варвара избегала разговоров по душам. Совпадения? Возможно. Но не слишком ли их много?
Лена привыкла многое держать в себе. Даже когда у нее была «сестренка», она не все ей рассказывала. Теперь же она еще больше замкнулась. Изливала душу дневнику. Но после того как отец сознался в том, что почитывает его, Елена перестала оставлять его без присмотра. Всегда таскала с собой. Даже котомку для него сшила. А когда спала, прятала под подушку. Чистых страниц оставалось немного, и Лена думала сжечь исписанную тетрадь перед тем, как завести новую. Зачем она ей? Перечитывать дневник она вряд ли будет. Что в нем? Больше слезы.
Как-то она сидела в библиотеке, листала «Приключения Гулливера». Книгу, что свела ее с Иваном: она все еще его любила. И цеплялась за надежду. Что, если все неправда? Нет у него отношений с Варварой. Тогда ее это волновало больше, чем предстоящая (гипотетическая) свадьба с Иваном Федоровичем.
А строительство дома меж тем шло полным ходом. Если Катерина не обманула и «калым» за невесту — это богатый дом, то князь торопился поскорее его возвести, чтобы заполучить в жены Варю.
Сколько раз Елена порывалась задать прямой вопрос, но себя одергивала. Она всегда была очень деликатной. А с недавних пор еще и не верила никому. Ее окружают одни лгуны…
Или нет?
Измучив себя сомнениями, княжна вышла через потайной ход из дома и направилась к Василькам.
Дошла до деревни быстро, потому что шагала торопливо. И сразу к стройке. Дом на самом деле обещал вырасти большим и красивым. Он уже до окон дошел. Строился он по проекту Ивана Крючкова. Тот как-то мельком показал чертежи Елене. Ей задумка понравилась. Правда, размаха не хватало, но не графскую усадьбу же возводили, а всего лишь деревенский дом.
Княжна не думала, что на стройке еще кто-то есть. Темно уже. Но почему-то ноги принесли ее сюда…
Ответ она получила уже в следующую секунду:
— А если он умрет, я все равно получу дом? — голос принадлежал Варваре.
— Нет, — ответил ей Иван. — Дарственную ты получишь на свадьбу.
— Значит, я могу избежать брачной ночи?
— Ты выходишь замуж за князя. Он аннулирует брак, если сделаешь что-то не по его, и все у тебя отберет. И хорошо, если жестче не накажет.
— Иван Федорович не такой.
— Да ну? Не ты ли рассказывала, как он тебя силой взять хотел?
— Я не смогу с ним…
— Он старый. Потискает и все. Потерпишь.
— Тебе легко говорить, не тебе же подставлять тело под его слюнявые поцелуи… Я еле терплю, когда он к моей руке припадает.
— Тебя никто не заставлял идти на это. Сама так решила.
— Знаю. Но от этого не легче.
Елена пошла на голоса и заглянула в оконный проем.
Иван и Варвара стояли друг напротив друга. Но, судя по растрепанным волосам обоих, между ними уже что-то произошло.
— Ты всегда хотел отомстить Филаретовым, — выдала «сестренка». — Почему не сделал этого?
— Собирался, и ты это знаешь. Хотел соблазнить Лену и попытаться что-то поиметь с нее, а потом бросить, но… Я не смог. Она хорошая, чистая девушка.
— И влюблена в тебя.
— Знаю. Поэтому держусь подальше.
— Но, если она узнает о нас, ее сердце будет разбито.
— Я ничего ей не обещал, — пожал своими мощными плечами Иван. — И все равно мне будет очень не по себе, если она узнает.
— Это рано или поздно произойдет. Ведь мы будем встречаться и после моей свадьбы.
— Но тайно, так ведь?
— А я думала, мы собираемся разбить сердце графу Филаретову. Ты отомстишь за деда. Я после его смерти получу наследство. И мы прекрасно заживем.
— У Ивана Федоровича есть дочь. Ей все достанется. Даже твой отец это понимает.
— Значит, придется с ней разобраться до свадьбы. Чтобы наверняка.
— В каком это смысле?
— Ее всего-то нужно увезти подальше от этих мест и оставить на недельку-другую. Знаю, ты не веришь в наши предания, но я была свидетелем того, как она умирала непонятно отчего, находясь всего лишь в Калуге. Позови ее с собой, она помчится. И через две недели княжны не станет.
— Ты же не серьезно?
— Конечно, нет, — притворно улыбнулась Варя. — Но ты сам не хотел ее обижать.
— А убивать тем более.
— Так женись на ней! — сменила тон «сестренка». Она разозлилась. — Когда князь преставится. Ленка выскочит за тебя. Она только об этом и мечтает.
— С радостью бы. Но сердцу не прикажешь… Я тебя полюбил. С первого взгляда.
— А я тебя, — выдохнула Варвара и подалась к нему.
Молодые люди начали целоваться, а Елена убежала.
Она неслась с такой скоростью, как будто за ней гнались черти.
У колодца ее вырвало. Елена зачерпнула в ведре горсть воды, прополоскала рот.
— Княжна Филаретова? — услышала она грудной женский голос.
Обернулась. За ее спиной стояла седоватая брюнетка в шинели. Простоволосыми в Васильках не ходили, как и в мужской одежде.
— Вы кто?
— Как меня только не называют, — туманно ответила незнакомка.
«Сумасшедшей, наверное», — подумала Лена.
— Нет, я в своем уме, — будто прочитала ее мысли брюнетка. — Деревенские ведьмой кличут меня.
— Так вы та самая…?
— Что тебя из лап смерти вырвала? Точно так. Я.
— Отец не врал?
— Нет. Он действительно приглашал меня для обряда. Я сделала что могла, и ты все еще жива. Чему я удивлена. Век все равно короткий у тебя. — Ведьма отодвинула Елену, чтобы к колодцу подойти. Воды ей нужно было набрать. — Папка не пускает тебя никуда, молодец. Поэтому еще здравствуешь. Но защиты на тебе уже нет. Сама остерегайся.
Женщина начала опускать ведро. Ей было уже лет шестьдесят, но выглядела она моложаво. Если бы не седина, дать можно сорок пять. Красивая. Опять же если волосы прибрать и переодеть. Но ведьма, как говорили, в лесу жила, а шинель солдатская прекрасно грела.
— А вы порчу навести можете? — выпалила Лена.
— Не занимаюсь я этим.
— Я хорошо заплачу.
— Деньги меня мало волнуют.
— Тогда что?
— Колечко твое нравится, — и указала на безымянный палец. Губа не дура у этой лесной ведьмы! Кольцо из золота и в нем сапфир. — Отдашь — наведу. Только скажи, что сделала тебе эта женщина… Это же…?
— Да, не мужчина.
— Любимого увела?
— Если бы все было так просто. Скажу так, она хочет причинить боль не только мне, но и отцу.
— Не Варвара ли? — Лена кивнула. — Ходят слухи по деревне. Я не слушаю, но все равно доносятся. Так что, кольцо в качестве оплаты отдашь?
Елена сняла его с пальца и протянула ведьме.
— На смерть не делаю, сразу говорю, — предупредила та.
— Пусть живет и страдает.
— Договорились. — И подала руку. Княжна пожала ее… Костлявую и холодную, похожую на отрубленную куриную лапу… Передернулась. — А теперь иди домой. Нечего тут шастать…
Лена не пошла, побежала.
Укрылась в своей любимой библиотеке, упала на диван и зарыдала. Дневник, который она раскрыла, чтобы поделиться с ним своей бедой, чуть слезами не залила. Но вовремя убрала.
Выплакавшись, взялась за записи. Делала она их карандашом, и грифель дважды сломала, а одну из страниц продырявила.
Выплеснув все, что накопилось, Лена поняла, что осталась у нее одна страница.
На ней она напишет завтра: «Я сходила к отцу и все ему рассказала. Потом собрала вещи и уехала из имения. Если мне суждено умереть, значит, так тому и быть…».
Княжна убрала дневник в котомку, с которой не расставалась, собралась подняться к себе в спальню, выпить успокоительной настойки из травок и попытаться уснуть, но тут увидела, как стена отходит и из темноты выныривает Варвара.
Нет, выпрыгивает, как черт из табакерки…
Глаза «сестренок» встретились.
Лена поняла, что Варя знает, что она знает.
— О чем ты разговаривала с ведьмой? — спросила она. — Я видела тебя с ней у колодца.
— Не твое дело.
— Ты отдала ей кольцо… За что?
— Поблагодарила за спасение своей жизни.
— Врешь.
— Но не так много, как ты… — Слезы снова полились. — Как ты могла так… с нами? Мы же тебя любили… И я, и папа.
— И я вас. До поры. Пока не поняла, что я всего лишь ваша игрушка. Он лапал меня втихаря, а ты обращалась со мной как с куклой. Обычные тебе надоели, и ты завела себе живую. Ее тоже можно наряжать, сажать за стол для чаепитий, учить грамоте. Но едва надоест, убирать в коробку.
— Я считала тебя сестрой.
— Себе хотя бы не ври. Мне всегда указывали на свое место. В том числе ты… — Варвара прошла в библиотеку, но не села. Смотрела на Лену сверху вниз. — Когда мне на балу присутствовать разрешили, я чуть от счастья не умерла. Но оказалось, все было сделано для того, чтобы меня соблазнить.
— Я из-за тебя из дома убежала! — сорвалась на крик Лена.
— Ради себя. А меня с собой потащила, потому что одна ты ни на что не способна.
— Неблагодарная ты…
— Я жизнь твою спасла. А ты со мной побрякушками расплатилась.
— Отдала все, что имела. И не побрякушки. Драгоценности. Причем фамильные.
— Думаешь, надолго мне вырученных от их продажи денег хватило? Через полгода кончились.
— Даже не верится, что ты такая, — прошептала княжна. — Я тебя совсем другой видела — доброй, преданной, чистой.
— Я себя тоже. Поэтому и не замечала очевидного. Не случилось бы со мной ужасное, и я совсем по-другому на все посмотрела.
— Тебя обманул мужчина, но такое бывает.
— Если бы он всего лишь меня соблазнил и бросил, ладно. Но я забеременела. Пришлось идти к бабке, чтобы избавиться от плода. Она занесла мне инфекцию, и я оказалась на грани жизни и смерти. Вот тогда и поняла, что никто обо мне не позаботится кроме меня самой.
— Если бы ты написала, что больна…
— Ты бы мне посочувствовала. В письме. И может быть, вложила в него небольшую купюру… — Варвара покачала головой. — Ох уж эти твои письма ни о чем. А разговоры? Сплошные глупости, которые я столько лет выслушивала… Ты, Елена, дура. Вместо того чтобы выйти замуж, сидишь тут, как привидение, пишешь, читаешь, мечтаешь о принцах, которые оказываются конюхами и разнорабочими. Что удивленно смотришь? Думаешь, я не знала, что ты без ума от Филарета?
— И как ты не соблазнила его? Тебе же хочется все мое заграбастать. Сейчас я вспоминаю, что всегда так было. Ты выпрашивала у меня любимые игрушки, платки, сладости… Я принесу эклер тебе и себе. Ты свой слопаешь и на меня голодными глазами смотришь. Я отдаю, лишь укусив.
— Объедками делилась, молодец, — ехидно проговорила Варвара. — Но Ивана я люблю. И мы с ним пара. А ты нет.
— А отец мой кто тебе? Дойная корова?
— Мой будущий муж.
— Вот фигу тебе! — И, вскочив, сунула ей в лицо дулю. Увидела бы это французская гувернантка, в обморок бы упала. Княжна, и творит такое. — Я сейчас же пойду к отцу и все ему расскажу о тебе.
— Он не поверит. Все знают, что ты немного тронутая. В том числе он. И что привидений видишь. Сама этот слух распространила.
— Посмотрим.
Елена решительно направилась к двери, но Варвара бросилась наперерез и закрыла ее собой.
— Пошла прочь, — процедила княжна.
— Ты приказываешь мне, «сестренка»? — хмыкнула Варя.
— Ты в моем доме. Так что да. Вон!
Она медленно качнула головой.
— Это смешно. Ты никак не сможешь помешать мне поговорить с отцом. Даже если до утра простоишь, меня все равно хватятся, придут сюда… И выпустят.
— А если нет? — Глаза ее сверкнули желтым. Хотя были серого цвета.
— Я не понимаю тебя… — Елена по-настоящему испугалась.
— Твоя смерть многое бы упростила. Если тебя не станет, я превращусь в единственную наследницу.
Княжна сначала просто отступила. Затем начала пятиться.
— Ты же меня не убьешь?
— Не хотела. Но ты можешь помешать всем моим планам.
— Даже если папа не женится на тебе, ты останешься с Иваном. Вы же любите друг друга.
— С милым рай в шалаше я строить не собираюсь. Мне нужны и чувства, и достаток. А если твой отец поверит в то, что я сплю с Крючковым, он погонит и меня, и его. И останемся мы у разбитого корыта. Ванька отправится на заработки да сгинет где-нибудь. А я буду влачить жалкое существование, учить детей грамоте в поселковой школе. Еще и, не дай бог, выйду замуж за продавца из мучной лавки Андрейку…
— Пусть так. Но ты будешь жить без греха.
— Я отсрочила твою смерть на долгие годы. Если кто-то и имеет право оборвать твою жизнь, то это я.
И все же она никак не могла решиться сделать это.
Как будто ждала, что Лена скажет: «Я все тебе прощаю, живите дружно и счастливо втроем, я не буду мешать». Но княжна не собиралась прощать той, кого считала сестрой, предательства. Она выведет ее на чистую воду. И почему-то не верила в то, что Варвара причинит ей зло. Кто хочет убить, делает это без разговоров.
Дойдя до развернутой на сто восемьдесят градусов стены, Лена нырнула в проход и нажала на кирпич, закрывающий его. Она хотела убежать и поднять крик на улице. В сторожке услышат ее «Помогите!».
На бегу княжна выхватила дневник, сцапала карандаш и на последней странице накарябала: «Если я умерла, меня убила Варвара!»
Тут же она почувствовала дыхание за своей спиной. «Сестренка» нагнала ее. Схватила сзади за шею.
Из последних сил Елена швырнула дневник подальше и сделала попытку освободиться, но…
Не смогла.
Княжну хватились ближе к обеду. Она редко на завтрак спускалась. Но любила попить чаю или кофе в кровати. С эклерами, а если не было их, то с пышками и крыжовенным вареньем. Но вот одиннадцать уже, а она все не просит любимых лакомств и напитков.
Горничная заглянула в спальню, но кровать княжны даже не разобрана. Доложила об этом домоправительнице Ириаде. Та велела всей прислуге Елену Ивановну искать. Естественно, начали с библиотеки.
Дверь заперта изнутри. Стучали, стучали, никакого ответа. Пришлось ломать…
Филарет своим мощным плечом выбил замок.
Нашлась княжна именно там, в библиотеке. Висела у потолка, вздернутая. Вокруг шеи веревка. Под телом стул, упавший набок.
— Призраки забрали-таки невинную душу, — всхлипнула Ириада.
Она стала очень пугливой и суеверной. И свои возрастные болячки объясняла тем, что живет в нечистом месте. Но и уйти с работы не могла. Привыкла к дому, хозяину, да и денег на старость не скопила, профукала все. Было у нее две страсти: морфий, но уже в прошлом, да покер.
— Не они довели девчонку до петли, — не согласилась с ней кухарка. — И все мы знаем, кто…
— Ведьма, — выдохнула горничная и перекрестилась.
Катерина и хотела бы закончить свою мысль, да прикусила язык. Что ей, больше всех надо?
— Кто хозяину сообщит…? — обратился ко всем Филарет. Но посмотрел на Ириаду.
— Только не я, — замотала своей маленькой головенкой, увенчанной жидким пучком, та. — Пусть Катерина. Она ему не чужая…
— Э, нет.
Кухарка не собиралась приносить хозяину дурные новости. И так в немилости.
— Что нужно сообщить Ивану Федоровичу? — услышала она за спиной голос Варвары…
Этой змеи подколодной, доведшей бедную девочку до самоубийства. Да, Катерина, конечно, тоже виновата. Не нужно ей было ничего рассказывать княжне, но она же хотела как лучше…
Прислуга расступилась, давая приживалке графа, а с недавних пор его невесте (об этом знала только бывшая фаворитка и никому не рассказывала) обозреть помещение. Та переступила порог библиотеки и, увидев висельницу, истошно закричала. После чего бросилась к ней, схватила за ноги и начала дергать.
— Что вы стоите? — возмущалась она. — Помогите! Что, если еще можно спасти?
— Ты ей сейчас голову оторвешь, дура, — ругнулся Филарет и оттащил Варвару от трупа. — Не видишь, она окоченела уже? Иди за графом.
— Сними ее. Он не должен видеть…
— Ты мне не указ. Граф скажет — сниму.
— Как дверь ломать, он первый.
— Сломал — починю. Иди.
Филарет не любил Варвару, как многие в доме. Слишком она нос задирала. Кроткой, скромной и благодарной только перед хозяевами себя показывала. А на остальных сверху вниз смотрела. Катерину саму некоторое время назад обвиняли в этом, но та уже об этом забыла.
Но Варвара не думала слушать его. Она осела на пол и забилась в истерике. Самой настоящей, непоказной.
Ей стало невероятно страшно. Вчера она действовала хладнокровно. Убив Елену, она выволокла ее из хода и без чьей-то помощи подвесила тело к потолочной балке.
Да, княжна за последний год исхудала и весила кило сорок пять, но и Варвара не была богатыршей. И все же ей удалось инсценировать самоповешение. Не хватало только предсмертной записки.
Зная, что Елена ведет дневник, Варя стала искать его, чтобы вырвать какую-нибудь страницу, где княжна особенно истерично изливает свою душу, и дописать прощальную строку, но он как в воду канул.
Пришлось взять книгу, которую читала Елена на тот момент, и написать на титульном листе: «Простите… Прощайте!» Поскольку грамоте Варвару учила именно она, та имела похожий почерк.
Уронив стул под телом, она покинула особняк через подземный ход.
Остаток ночи почти не спала. Проваливалась в забытье и только. В усадьбу не шла.
Ждала, когда до Васильков дойдет весть о самоубийстве княжны. Если бы ее обнаружили, тут же в деревню пулей помчался бы кто-нибудь из дворовых мальчишек. Но нет…
И она двинулась в усадьбу. Шла, тряслась. Но собралась, когда вошла в библиотеку. Постаралась вырвать Елену из петли, потому что ей показалось, что она ненатурально висит…
И вот расквасилась.
Граф Филаретов прибыл к месту смерти дочери через минуту. Без зова. Как и Варвара, схватил ее за ноги, стал выдирать из петли. Что было дальше, она не знала. Потеряла сознание от нервотрепки…
Похоронили княжну. В белом, как невесту-девственницу. Поп не стал отпевать — самоубийство смертный грех.
Катерина жалела ее. Оплакивала. Но не так, как отец. Тот как будто воздуха лишился. Задыхаться начал, хотя до этого проблем с легкими у него не было. Невеста вроде бы поддерживала. По крайней мере, со стороны так казалось. Иван Федорович был окружен вниманием Варвары. Она что-то нашептывала ему, оглаживая ссохшиеся плечи.
На девятый день, когда поминали, Иван Федорович напился. Он был к спиртному равнодушен и редкий раз к рюмке прикладывался. А тут одну за одной в себя вливал и все повторял: «Это я виноват…».
— Нет, не вы, — выкрикнула Варвара, услышав эту фразу в двадцатый, пожалуй, раз.
Катерина вздрогнула. Как говорят, на воре и шапка горит, а она чувствовала свою вину…
— Я не говорила вам раньше, но Елена с ведьмой встречалась накануне своей смерти. У колодца. Не знаю, о чем они говорили, не слышала, но видела, как она сняла с пальца кольцо и ей отдала. А потом убежала…
Иван Федорович махнул еще стопку водки, после чего сказал:
— Да, это все она…
Перекладывать ответственность на кого-то — это так привычно и удобно. Катя сделала так же. И князь ухватился за мысль о том, что его дочь подверглась какому-то колдовскому воздействию, поэтому и вздернулась.
Филаретов встал из-за стола и пошел к выходу.
— Куда вы? — крикнула вслед Варвара.
«Жених» только отмахнулся от нее. И шел на удивление уверенно. Уже лет пятнадцать так не ходил. Будто и не хромал даже.
Все решили, что он к себе. Хочет спать лечь, потому что перебрал. Но когда через четверть часа прибежал Филарет и сообщил, что хозяин велел седлать коня, на которого взобрался и ускакал, все поразились.
Иван Федорович давно верхом не ездил. Даже на смирных лошадках. А тут молодого скакуна по кличке Шах оседлал. И пустил его в галоп.
Варвара всполошилась. Начала кричать на Филарета, ругаться, что он раньше не пришел. Наверное, побоялась, что упадет барин с коня, шею свернет и ее дом не достроится.
Конюх ее послал крепким матом. Зря, конечно. Если Варвара все же выйдет замуж за князя, отомстит за непочтительное к себе отношение.
Только Катерина уже сомневалась в том, что свадьбе быть. Ивану Федоровичу ни до чего стало. Он Варю при себе держал только потому, что с ней были связаны многие воспоминания о дочери.
Часа через полтора в усадьбу прибежал внук Катерины, Митька. Один из ее сыновей вернулся в Васильки с женой и двумя детками. В городе не прижился. Но и в деревне себя не нашел. Пить много стал. Буянить. Погиб в драке. Вдова его с дочкой из Васильков уехала. А Митька с Катериной остался. Любил ее больше родителей.
— Баба, баба, барин ведьму загубил! — закричал мальчик, бросившись к Катерине и ткнувшись своей чумазой мордашкой ей в живот.
— Как так? — Внук любил преувеличивать. А иной раз и откровенные байки травить.
— Схватил ее за косы и давай таскать.
— Это ничего. — Катерина потрепала мальчишку по спине. — Поругались, помирятся…
— Как же они помирятся, бабань? — Митя поднял на нее глаза. — Коль барин ведьму в колодец скинул?
— Опять выдумываешь?
Мальчик тряхнул головой.
— Она там осталась… На дне. И только я это видел. Что делать, баб?
Катерина, все еще думая, что внук выдумывает, отправилась с ним в Васильки. Но все оказалось правдой. Ведьму нашли в колодце.
О том, как она в него упала, вся деревня узнала — Митя растрепал. Но князя за убийство не посадили. Он вообще не понес никакого наказания. Свидетелем его деяния был только мальчишка-несмышленыш. Что с него взять? А вот с князя Филаретова есть что. Откупился от полиции, причем не так и дорого… Как и от невесты.
Достроил дом и подарил. Лишь бы отстала. Никого и ничего Иван Федорович не хотел, разве что покоя. Но его за деньги не купишь. Поэтому маялся князь долго, пока пулю в лоб себе не пустил. Избавил он себя таким образом не только от тоски по дочке и угрызений совести, но и от участи, постигшей таких же помещиков, как он. Через месяц после кончины князя власть перешла к рабочим и крестьянам, и господа лишились всего.
Катерина, оставшаяся при хозяине до его последних дней, слышала от него жалобы на то, что является ему Леночка в своих погребальных одеждах. Но сама она ни с какими призраками не сталкивалась. Хотя слышала о них от многих.
Судьба же Варвары сложилась вполне хорошо. Да, граф не сделал ее своею женой. И любовник Крючков бросил. Он тоже смерть княжны переживал. Почему, Катерина не знала. Не из-за того же, что она книжки ему давала из личной библиотеки?
Но когда дом для Варвары построился, Ванька уехал не только из Васильков, вообще из их мест. Вернулся в село уже в тридцатые годы, но Катерина не застала этого, умерла. А брошенная сразу двумя мужчинами Варя не растерялась. Вышла замуж за парня по имени Андрей. Он звезд с неба не хватал, был и собою так себе и не умел ничего — разве мукой в розницу торговать, зато любил свою супругу и был ей верен. Жаль умер довольно молодым.
Овдовев, Варвара больше счастья женского не нашла. Но жизнь прожила долгую. Не знала она, что ведьма, убитая князем Филаретовым, выполнила обещание, данное его дочке. Порчу навела на нее и на весь бабий род вплоть до пятого колена.
Глава 3
Первый раз Сема проснулся с петухами. Кукарекали так громко, что пришлось закрыть окно. Как ни странно, старые окна отлично справлялись с шумоизляцией. Не хуже немецких стеклопакетов. И Ткачев смог снова нырнуть под теплое одеяло уютного сна. Из-под него так не хотелось выбираться, но пришлось…
— Да хватит дрыхнуть, елки-палки! — услышал он рык над своим ухом. А затем почувствовал прикосновение к своему плечу. Да не ласковое — Сему трясли.
Он открыл глаза и увидел Виталю.
— Вставай, труба зовет, как говорили наши отцы, отдыхающие в детстве в пионерских лагерях.
— Встаю… — И снова закрыл глаза.
— Я тебя сейчас водой оболью!
— Отстань от меня, Виталя. Я только уснул.
— И чего ж ты делал до утра? Скоро полдень.
Ткачев резко сел.
— Сколько времени, говоришь?
— Одиннадцать двадцать.
— Не может быть.
Пименов сунул ему под нос часы. Они показывали семнадцать минут двенадцатого. Ничего себе поспал!
— А ты чего тут? — спросил Семен, выбираясь из кровати. — Говорил, скоро не ждите.
— Срам прикрой, — посоветовал Виталя. Вспомнив, что лег голым, потому что чистого белья не было, Ткачев ойкнул и завернулся в простыню. — Тут остаться решил до похорон. То есть на сутки еще.
— Разве не тебе их нужно организовывать?
— У бати новая семья, как ты знаешь. Леди Хелен всем рулит. Хотя какая она…? Бледи обычная. Отец с ней на Ибице познакомился. Она тусила там, он телок клеил. Снял, как думаю, на ночку, а оказалось, на всю оставшуюся жизнь. Хелен умная и, что удивительно, страшная. Знаешь этих англичанок с бледной кожей и выдающейся челюстью? Вот она такая.
— Кира Найтли и Сигурни Увивер как раз такие. Но мне кажется, они очень даже…
— А мне нет. Но дело не в этом. Хелен — настоящая акула. Она не просто собирается захапать все движимое и недвижимое моего отца, но и те деньги, что он мне перевел намедни, отобрать. Мне об этом отцовский помощник сказал, Камиль.
— Тот самый, что был пятнадцать лет назад?
— Да. При нем остался. Камиль, пожалуй, единственный, кого мой отец не просрал со временем. Вас, нас с матерью… Прислугу, тренеров, охранников — всех растерял. Только Камиля оставил. Я, грешным делом, думал, что у него с папашей какие-то шашни. Не зря он мне «Горбатую гору» показывал. И «Вход и выход». Короче, фильмы на гейскую тему. Но потом решил, что у хитрого татарина есть что-то на моего батю. Узнать все равно не выйдет, поэтому больше не гадаю. Итог: Камиль — доверенное лицо Сергея Сергеевича Пименова по сей день. И он сейчас в Калуге. Там-то мы и пересеклись.
— А что с Горынычем будет? На него убийства повесят?
— Что значит «повесят»?
— Ты сам понимаешь, на что я намекаю.
— Нет.
— Ему же явно подбросили и кошелек, и амулет дурачка деревенского.
— Этого я не знаю.
— То есть это не ты сделал?
Виталя тяжело посмотрел на Семена. У него снова были красные глаза. Но в кои веки не с перепоя. Он просто мало спал или… Много плакал?
— Я тебе сейчас плюну в морду, Ткачев, — процедил он. — Думаешь, я грохнул отца, а потом стал перекладывать вину на другого?
— Посещала меня эта мысль, — не стал юлить тот.
— Отмети ее. Я хоть и ненавидел папашку временами, но убивать бы его не стал. Иначе сделал бы это, когда он маму бросил ради какой-то малолетней английской давалки.
— Сколько ты получил от него в последний раз?
— Прилично.
— Конкретнее.
— Сумма семизначная.
— В долларовом эквиваленте?
— Да.
— Тогда трать ее, пока малолетняя английская давалка не отобрала.
— Камиль помог перевести деньги в офшор. За что получит десять процентов комиссионных. На счету мы оставили копейки. И пусть леди-бледи Хелен ими подавится.
— Тратить миллионы на усадьбу Филаретова ты больше не планируешь?
— Нет. Я только сейчас понял, каким глупцом был, когда задумывал проект. Он же нерентабельный! При самом хорошем раскладе я всего лишь отбил бы деньги. И то не факт. Но о каких прибылях речь? Да, буржуины валом повалили бы сразу после открытия, но через год перестали бы ездить. В моде эксклюзив. А когда пара сотен человек смоталась в дом с привидениями, то он уже не в тренде.
— Но ты же еще на старости лет собирался перебраться в эти края, — припомнил Семен.
Он натянул на себя несвежие, но проветрившиеся за ночь трусы, затем джинсы.
— Какое-то помутнение было у меня… — Виталя плюхнулся на кровать, которую Семен освободил. — Жить в глуши? Это же не мое совсем! Что мне делать тут? Спиваться? Так я могу этим заняться в Москве или на той же Ибице, где мой покойный папаша умудрился найти себе жену. Там по-любому это делать веселее.
— А с Еленой что думаешь делать? Лолошей то есть?
— Оставаться друзьями. Она хорошая баба. Поэтому не хочется ей пудрить мозги. Не выйдет у нас ничего.
— Кстати, где она?
— Не видел, не знаю.
— А остальные?
— Никого нет. Ты один в доме. Вот я тебя и разбудил.
— Странно, — пробормотал Сема и вместе с Пименовым вышел в кухню.
Там тишина. На столе пустота. Даже сахарница исчезла.
Но мух это не остановило. Летали тучами по помещению, невзирая на то, что в нем нечем полакомиться.
«Дихлофос купить надо», — подумал Ткачев.
Затем открыл холодильник, чтобы найти в нем приятную для питья жидкость. Но увы. Ни сока, ни кваса, ни обычной минералки. Последней он был бы особенно рад.
— Ты что, не привез продуктов? — недовольно поинтересовался Сема.
— Нет. Было как-то не до этого. Но деньги с банкомата снял. Тут всем затаримся.
В принципе в деревне можно было купить любую еду. Овощи, консервированные закуски, зелень, хлеб (многие хозяйки сами пекли), молоко, творог, десерты. Свинину, курятину, крольчатину, говядину. Напитки на любой вкус: соки, компоты, квас, вино, самогон. И все же Ткачев больше доверял магазинным продуктам.
— У тебя хотя бы есть что попить? — спросил Ткачев.
Вода, что стояла в графине, не вызвала желания опрокинуть ее в себя.
— Неа. Всю по дороге выдул. Иди к крану. — Тот находился в огороде.
Вода, что лилась из него, предназначалась и для поливки, и для бытового потребления. В кипяченом виде Сема ее пил, но вот так… из-под крана… Нет уж, увольте.
Тут за окном раздался звук, который раздражал по мере приближения. Сначала это был просто треск, на который можно было не обращать особого внимания, но вскоре он усилился, оттенился повизгиванием, покашливанием и попукиванием, пока не превратился в какофонию.
Ткачев, вылив из чайника остатки воды, подошел с кружкой к окну, чтобы увидеть, как к дому подкатывает старый мотоцикл «Урал».
Сема думал, это тот, что привез Жеку в Васильки. Но нет. Этот был другого цвета- небесно-голубого, а не красного — и ехал так, будто развалится сейчас. Видимо, долго в гараже стоял, и его только завели.
— Это что у вас за летучий голландец? — спросил у сидящего за рулем Лехи Ткачев.
— Купили, — просто ответил тот.
— За сколько?
— Считай даром.
— А конкретнее?
— Жека выменял его на свою жилетку со значками. Там, оказывается, ценные были.
— И зачем вам этот драндулет?
— Я его переоборудую, будет круче «Теслы». Мы давно о своем транспорте думали. С тех пор как фургон разбили. А было это лет восемь назад. Надоело на попутках да общественном транспорте добираться до нужных мест. Я бы лучше опять фургон взял, но Жека влюбился в «Урал».
— Но на нем же только летом ездить можно.
— Я уже продумал стеклянную кабину для него. Говорю же, будет не хуже самого передового штатовского авто. А на базе советской техники еще и лучше получится. Тем более мы его задарма получили.
— Кто лоханулся?
— Почему сразу так…? — надул щеки Ляпин, выбравшийся из коляски без посторонней помощи. — Мотоцикл принадлежит Ивашкину Дмитрию Игнатьевичу. На нем его мама гоняла. А сам он не водит. Как и я.
— Где вы Ивашкина нашли? — поразился Ткачев.
— Мы к нему ездили с Лехой.
— На чем и зачем?
— Подвезли. Адрес узнали у прохожих — в селе все знают Ивашкина. А зачем — сам знаешь. Он знаток этих мест и потомок архитектора Крючкова. Мы все еще имеем интерес к усадьбе. Ее тайны не раскрыты, и они завораживают.
— И как? Помог Дмитрий Игнатьевич раскрыть их?
— Увы, нет. Зато мотоцикл свой, считай, подарил.
— Вот придурки, — услышал Сема за спиной голос Витали. — Угораздило же меня связаться с ними…
— А по мне, хорошие ребята, — не согласился с ним Ткачев. — Пусть и с чудинкой. — Затем крикнул «охотникам»: — Эй, пожрать, попить купили?
Те переглянулись и синхронно мотнули головами. Справа налево.
— Беру свои слова назад, — пробормотал Семен и вернулся в спальню, чтобы одеться. Похоже, ему придется в село ехать, чтобы затариться.
Когда он вышел из дома, «охотники за привидениями» все еще крутились возле «Урала». Жека скакал на одной ноге, как кузнечик, а Леха ходил и осматривал корпус.
— Вот умели же делать когда-то, — цокал языком он. — Если я на этом мотике въеду в современную «Хонду», ей кабзда придет, а «Урал» только поцарапается слегка.
— Ты ее не догонишь, — усмехнулся Виталя, стоявший поодаль. Старый мотоцикл его интересовал мало, больше своя тачка. Она вся была в пыли, и это ему не нравилось. — В поселке автомойка есть? — спросил он у Ткачева.
— Наверняка.
— А ты в Голыши сгоняй, — предложил Леха. — Там машину помой.
— Ты что, с ума сошел? — округлил глаза Женя. — Буржуи сами ничего не моют и не стирают. Им легче выкинуть и новое купить, — и со значением посмотрел на Ткачева.
Кинул, что называется, камешек в его огород.
Пименов отмахнулся от них и полез в багажник за тряпкой и баллончиком со стеклоочистителем. Решил хотя бы зеркала протереть да лобовое.
— Где твоя ненаглядная, Леха? — спросил он, начав развозить грязь по стеклу.
Раньше протиркой явно занимался водитель.
— Вика? По ягоды пошла.
— Опять за ведьмину избушку?
— За какую еще…?
— Она что, не показывала ее вам?
Жека встрепенулся и заковылял к Витале.
— Она что, сохранилась? — спросил он.
— Да. Я был в ней с Викой. Думал, она говорила.
— Я хочу на нее посмотреть.
— Я не найду ее в лесу. Жди Вику, она проводит.
— Леха, срочно звони ей, — выкрикнул Ляпин и захромал в сторону друга.
— Да она скоро вернется, куда торопиться?
— Мы должны попасть в ведьмину избушку. Немедленно!
К истерикам Жеки Алексей уже привык, поэтому спокойно достал телефон и набрал номер.
— Не абонент, — доложил он. — В лесу плохо ловит, сам понимаешь.
— Значит, сами будем искать. Тащи приборы.
— Что за спешка, не пойму? — нахмурился Леха.
— А я не могу объяснить.
И поковылял к дому.
— Он же тебе велел приборы тащить, — бросил Лехе Пименов.
Натирать окно ему надоело. Да и толку от его действий практически не было. Дворники и то лучше справились бы.
— За духами пошел.
— Что пахнут лилиями? — уточнил Семен.
Алексей кивнул и последовал за другом, неуклюже, но прытко взбирающимся на крыльцо.
— Не, все же они придурки, — хмыкнул Виталя. — Но забавные.
— Я в поселок собираюсь. Тебе что-нибудь зацепить?
— Вискаря. Но много не бери. А то завтра мне за руль.
— Лады.
— Слушай, а давай вместе съездим на моей? Я пока ее мою, ты по магазинам прошвырнешься.
— Хорошая идея.
Пименов швырнул в багажник тряпку и баллон со стеклоочистителем. Закрыл его и пригласил Ткачева в салон. Тот забрался в него. А Виталя немого замешкался. К подошве его ботинка прилипло раскисшее после дождя коровье дерьмо (не в него ли вчера вляпался Сергей Сергеевич?), и он взялся отчищать его палочкой.
— Эй, ты куда? — крикнул ему с крыльца Евгений. «Охотник за привидениями» потрясал в воздухе костылем — гневался. — Ты наш проводник. Никуда не уезжай.
— Я же сказал, что не найду избушку. В двух соснах заблужусь.
— Хорошо, что там растут березы.
— Нет, там, где ведьмина хижина, лес смешанный.
— Вот видишь, есть у тебя знания. Так что останься.
— Иди на фиг, — отмахнулся от него Виталя и взялся за дверную ручку.
— Для своего же блага, — выпалил Жека.
— Чего-чего?
Тут уже и Семе стало интересно. Он выбрался из джипа Пименова и выжидательно посмотрел на Ляпина.
— Ты хочешь, чтобы убийцу отца нашли? — обратился тот к Витале.
— Конечно.
— И мы оба знаем, что это не Горыныч. Я думал вначале, что ты.
— Но посмотрел мою ауру и понял, что она чистая?
— Не идиотничай. Ты же не Ткачев. — Второй камень в огород Семы. Скоро его закидают ими. — Если бы ты убил Сергея Сергеевича, то не тут сейчас прохлаждался, а суетился бы, искал адвоката, своих ментов, стряпал себе алиби, показательно скорбел и прочее. Ты же спокоен, как невиновный.
— Или как социопат, — буркнул себе под нос Сема.
Аргумент Ляпина был так себе. Но Виталю проняло:
— Ладно, я с вами. А Сема сгоняет в поселок.
— Не, я тоже присоединюсь. Мне интересно. На чем поедем?
— Моя тачка слишком габаритная. Твоя низкая. Ни та, ни та не пройдет. Придется на «Урале». Как раз четыре места.
Сема со скепсисом глянул на драндулет. Дотянет ли до леса, неся на себе четверых мужиков? Потом решил, что даже если нет, ничего страшного. Вернутся в Васильки пешком. А Жеку, как раненого солдата, лучший друг на себе поволочет.
— Леха, где ты там? — крикнул Ляпин, забравшийся к люльку.
Пристроив костыли, он обрызгал себя чудовищно пахнущими духами. Освежитель в туалете и то приятнее пахнет.
— Не могу решить, какой из приборов брать, — ответил он, выглянув в окно.
— Простейший. Для обнаружения электромагнитных излучений. Он засечет.
— Так бы сразу и сказал, — недовольно проворчал Леха и через пару минут вышел из дома не то с рацией, не то с тетрисом.
Ясно, что это был тот самый прибор обнаружения, но из чего его изготовил мастер на все руки Алексей, поди угадай.
Погрузились на «Урал», поехали. Мотоцикл уже не только покашливал и покряхтывал, он рычал, как смертельно раненный, но не сдающийся хищник.
— Ты прав, зверь-машина, — прокричал Ткачев в ухо Лехе.
Он за ним сидел. Самого пухлозадого посадили с краю, чтобы ягодицы свисали.
Достигнув тропы, что вела к усадьбе, они по указу Витали повернули налево. Погоняли по лесу минут десять, но хижины не нашли. Пришлось остановиться.
Виталя слез с мотоцикла, огляделся.
— Лес похож, — сказал он. — Но был валежник. За ним стояла избушка.
— Она не может быть далеко от деревни, правильно? — подал голос Сема. — Ведьма жила почти у околицы.
— Лес разросся, как сказала мне Вика. И поглотила ее.
А Леха тем временем включил свой прибор. Стал ходить с ним, направляя антенну, что выдвинул, то в одну сторону, то в другую сторону.
— Странно, — пробормотал он. — Ничего не показывает…
— Надо же, — как всегда, не удержался от язвительного возгласа Ткачев. Но его «охотники за привидениями» мимо ушей пропустили.
— А в доме Александровых бесновался. Поэтому я словам Тайры о проклятии до пятого колена верю.
— Я тоже, — поддакнул Ляпин и стал выбираться из люльки.
На сей раз у него не получилось сделать это самостоятельно. Пришлось Ткачеву ему помогать. И это оказалось пыткой. Поскольку воняло от Ляпина преотвратно, а еще он как-то отяжелел и стал совершенно неповоротливым.
Но выгрузились-таки.
Виталя и Леха слонялись туда-сюда. Один своим прибором вертел, второй пытался найти ориентиры.
— Нам туда, — сказал Ляпин, указав костылем направление. До этого несколько секунд постоял с закрытыми глазами. — И можно не заводить мотоцикл.
Он поковылял к раздвоенному дереву с огромным дуплом.
Сема, грешным делом, подумал, что у Жеки совсем крыша поехала и он собирается в него залезть. Но нет. Обошел дерево и углубился в заросли дикой рябины. Остальные последовали за ним.
Не прошли и двухсот метров, как увидели валежник.
— Мы же мимо проезжали несколько раз, — заметил Сема.
— Логова колдунов и ведьм всегда находились неподалеку от населенных пунктов, но их не всякий мог найти, — сказал ему на это Леха. — Все сказки, как русские народные, так и немецкие, английские, говорят об этом.
— А Вика говорила, что все в деревне знают, где хижина ведьмы, просто не суются, — вставил свои пять копеек Виталя.
— Васильки — мистическая деревня. Можно сказать, глобальное место силы.
— Как Диканька у Гоголя?
— Ты читал Гоголя? — поразился Сема.
— Кино смотрел с одноименным названием.
Сема возмущенно засопел:
— Вы же вчера мне говорили, что Васильки ничем от других деревень не отличаются?
— Издевались над тобой, дурилкой, — хихикнул Леха. И ведь Ткачев его считал абсолютно нормальным! Обидно-то как…
Тем временем они вышли к избушке. Она была не на курьих ножках, но такая же ветхая и кривая, как в фильмах Александра Роу — их отцы Пименова и Ткачева показывали пацанам в раннем детстве.
Ляпин на костылях опережал всех. Несся, оставляя за собой спутников и шлейф духов «Лилия».
В избушку он тоже ввалился первым.
За ним Виталя. И именно от него прозвучал первый возглас:
— Не может быть!
Сема и Леха воззрились на него. Тогда как Ляпин снова закрыл глаза и погрузился в себя.
— Тут все обжито было, — ответил на их немой вопрос Пименов. — Бельишко на постели, баночки с травками… А теперь ничего!
— Почему же? — возразил Сема. — Постель имеется. — И указал на ящики, составленные в форме параллелепипеда. — Брось на них матрас, будет кровать.
— Но он был. И тряпье какое-то. Типа простыня, наволочка, в которую что-то напихано. Табурет еще. И баночки.
— Вот ты к ним прицепился!
— А еще коробка с костями, камнями и еще какой-то хренью.
— Какой?
— Рунами, что ли? Я швырнул их, Вика посмотрела и сказала, что мне опасность грозит. Утром чуть в аварию не попал, кстати.
— Руны, — воскликнул Леха. — Я знаю, кто пользуется ими. — И в лицо другу Ляпину выдохнул: — Тайра!
— Да, но не только, — тот кивнул всем. — Пошли, я знаю, кто тут окапывался.
Глава 4
Лена находилась в полном смятении. Она терзалась уже несколько дней, но сегодня ее по-настоящему накрыло…
Что делать?
С жизнью своей… Что?
Было столько планов, но они разом рухнули.
Во-первых, она потеряла дом. Тот самый, что построил Иван Крючков. Не буквально, а духовно. Прочитав дневник княжны Филаретовой и послушав экстрасенса Тайру, которая оказалась не стопроцентной шарлатанкой, Елена поняла, что зря его спасала.
Как была права подружка Катюня, когда говорила: отдай его на растерзание банку, а на деньги, что выручила за продажу девственности, купи квартиру. В поселке за семьсот тысяч можно было шикарную двушку взять.
Во-вторых, все силы, что она пустила на то, чтобы восстановить усадьбу, были потрачены впустую. И даже если бы Виталий Сергеевич Пименов не остыл к проекту, Елена не стала бы им заниматься. Она потеряла и усадьбу… Не буквально — духовно. Теперь это не ветхая историческая и культурная достопримечательность, а место, где ее прапрабабка убила княжну Филаретову.
В-третьих, она изменила Витале с Семеном. Потеряла одного любовника, не приобретя другого.
Итог таков: Елена Александрова осталась без дома, работы и мужика.
На бобах… Или у разбитого корыта.
…Лена зашла в дом и подивилась тишине. В последние дни он был наполнен звуками. Открыла холодильник — в нем пусто. Хороши гости, даже не позаботились о пропитании.
Вспомнив о телятине, купленной Семой, но так и не приготовленной на мангале, Лена достала ее. Можно плов сделать. Рис есть, а морковь и лук одолжат соседи.
Елена вышла в огород, чтобы набрать воды. Вернулась с ведром. Наполнила чайник и миску, в которую рис высыпала. Затем позвонила Вике, спросила, где она. Та сказала, за земляникой пошла. Хочет варенье приготовить для столичных друзей. В Москве же не купишь такого.
— Я хотела пару морковин и луковиц у тебя попросить, — сообщила Лена. — Плов собираюсь забабахать.
— Ты? — хохотнула Вика. — Не порть продукты, дождись меня.
Да, кулинария не была Лениным коньком. Но она совершенно точно умела приготовить вполне съедобное блюдо. А вот у Вики все получалось изумительно. Что значит гены. Не зря кухарками все ее бабки-прабабки работали.
Мать Фила, кстати сказать, была из их рода. То ли двоюродной теткой Вике приходилась, то ли та ей внучатой племянницей. Но дар семейный и ей передался, поэтому работала в психушке поварихой.
«А мне какой? — спросила у самой себя Лена. — Пожалуй, умение извлекать пользу от общения с мужчинами…».
Это она опять вспомнила «сестренку» княжны Филаретовой Варвару. И поняла, что недалеко от нее ушла. И от этого опять погрустнела.
За окном послышался рев мотора.
Лена выглянула, чтобы увидеть, что по улице катит полицейский «бобик». Заинтересовавшись, вышла. И любопытство удовлетворит, и у соседей лука с морковью попросит. И без Вики плов приготовит. А если он не удастся, всегда можно назвать блюдо рисовой кашей с мясом.
Оказалось, на «бобике» привезли Горыныча. Старик был без наручников. Его высадили у дома и пожелали удачи.
— Тебя что, выпустили? — спросила баба Фира, самая знатная деревенская сплетница еще с прошлого века. Естественно, она первой отреагировала на событие.
— Как видишь, — пробурчал старик.
— Убийцу нашли?
Тот покачал головой и зашел в дом, который даже не удосужился запереть. В нем самом брать было нечего. А сокровища свои, самогон и денежки, вырученные за него, Горыныч прятал в старой, неработающей печке. И ее-то уж он закрывал не просто на щеколду, на кодовый замок. Не поскупился, приобрел титановый с огромным количеством комбинаций. В дом не через дверь, так через окна забраться можно — нараспашку они летом, а ты поди справься с мудреным замком, повешенным на чугунную задвижку.
Баба Фира потопала следом за Горынычем. А вместе с ней Лена и еще пара зевак.
— А как же ты свою невиновность доказал? — не отставала от мужика первая сплетница Васильков.
— Не я — наука! — И поднял кверху указательный палец.
Затем открыл холодильник, достал из него залитый растительным маслом чеснок и ржаной хлеб. Усевшись за стол, начал есть.
— Разъясни.
— Про ДНК слыхала? — разжевав первую дольку, он сразу отрыгнул. Напомнив о том, почему получил прозвище Горыныч. — Так вот у обоих покойников на телах ее следы. И они не мои.
— А чьи?
— Хрен знает.
— За сутки сделали анализ ДНК? — поразилась Лена.
— Так понаехали всякие эксперты с чемоданчиками. Как в кино. Анализы взяли у меня, экспертизу провели да отпустили. Но велели не покидать пределы области. Будто я куда-то езжу. В Калуге впервые за пять последних лет побывал. И что характерно, не изменилась почти…
— Что за следы? — снова взялась за расспросы Лена.
— На телах жертв есть повреждения. Царапины, например. У них под ногтями тоже имеется материал — кровь, частички плоти. На одежде посторонние волосы. Все собирают и анализируют. А у меня слюну взяли. Чтобы сравнить. Нет на жертвах следов моего ДНК.
— А чьи есть?
— Мне не доложили…
Баба Фира тут же скривилась. Выразила свое «фи». Но этого ей показалось мало, и она добавила реплику:
— Мог бы и подслушать.
— Я в отличие от тебя свой нос куда не надо не сую, — дыхнул на нее огнем Горыныч. Но быстро сменил гнев на милость: — Вроде бы говорили менты, что нет в базе таких данных. Так что, скорее всего, будут проверять всех подозреваемых и свидетелей. — И взглянул на Лену. — Готовься, соседка. Скоро тебе палочку в рот засунут… Хотя тебя разве удивишь этим? И не такие пихали, да?
Елена вспыхнула. Многие в Васильках считали ее проституткой, но в лицо пакостей не говорили.
— Что, не нравится? — хмыкнул Горыныч. — Правда глаза колет? — И снова рыгнул.
— Пошел ты… — И добавила матерное слово, чего себе ранее не позволяла.
— Не буду у тебя отбирать работу, — хрипло расхохотался старик.
И еще что-то кричал вслед уходящей Елене о том, что она привезла в Васильки из города не только нескольких своих клиентов, букет венерических заболеваний, но и беду.
Хотелось заткнуть уши. И ослепнуть, чтобы не видеть, как на нее таращатся собравшиеся у крыльца люди. Почему Лену так задели слова тупого и злобного старика? Неужели из-за того, что в них была правда?
Добежав до дома, Лена заперлась. И затворила все окна. Отгородилась от внешнего мира.
Но не успела она выдохнуть, как услышала стук.
— Пошли прочь! — заорала она.
— Это я, Вика, — раздался растерянный голос.
Лена открыла ей. Приятельница стояла на пороге с ведерком, дно которого покрывала земляника.
— Еще вчера была, а сегодня как будто кончилась, — пожаловалась Вика. — Утром в лес ушла, а вот всего сколько набрала. Не хватит на варенье. Так поедим, с молоком. А ты чего заперлась? — спросила она, зайдя в сени. — И окна позакрывала, душно же. И чайник кипит!
Забытый на плите, он на самом деле выпускал из носика клубы пара.
Вика выключила газ. Промыла рис и потыкала пальчиком мясо. Оно все еще было заморожено.
— Ты чего такая? — обратила-таки внимание на кислую мину хозяйки дома Виктория.
— Расклеилась что-то…
— Не время, Ленка. У меня для тебя потрясающая новость.
— Какая? — равнодушно спросила та.
— Ивашкин открыл нечто грандиозное в усадьбе.
— Подземный ход?
— Про него ему, тебе и мне давно известно.
— И тебе? — удивилась Лена.
— Я тоже занималась у него в краеведческом кружке.
— Ты говорила. Но Дмитрий Игнатьевич даже не упоминал о нем на занятиях.
— Да, делился только с избранными. Ему нравилось обладать тайной, в которую он посвящал любимого ученика. Кто был до тебя, не знаю. Но после — я.
— Подожди… — Лена никак не могла сосредоточиться. — Кружка давно не существует. Никому краеведение не интересно сейчас. Ты в детстве ходила в него?
— Естественно. Потом пошла на танцы живота. Но и их забросила. Об Ивашкине я благополучно забыла. Но в этом году, зимой, случайно встретила его на улице поселка. Узнала. А он меня нет. Пришлось напомнить, кто я. Дмитрий Игнатьевич тут же пригласил к себе на чай. Отказать было неудобно, и я пошла с ним. Он, как всегда, много и интересно говорил о наших местах, и я чудесно провела время. Поэтому, когда в следующий раз отправилась в поселок, то позвонила (мы обменялись телефонами) и напросилась в гости. Мы чаевничали с ним регулярно. Матушка моя думала даже, что я к любовнику гоняю.
— И когда Ивашкин показал тебе ход?
— Не так давно. После того как ты украла у него все архивы. Кстати, зачем ты сделала это?
— Мне они были нужнее. Я могла принести реальную пользу усадьбе и нашим местам. А старик только демагогию разводил. И, по-моему, постепенно терял рассудок. Разве тебе не показалось, что он не в себе?
— Он всегда был чудаковатым, так что нет.
— Но почему ты раньше не рассказывала мне обо всем этом?
— Дмитрий Игнатьевич просил. К тому же ты тоже не особо была со мной откровенна.
— Туше. Но что же тогда обнаружил Ивашкин, кроме хода?
— Тайную комнату. Нетронутую.
— Не усадьба, а Хогвардс.
— И не говори. Дмитрий Игнатьевич звонил сразу после тебя, захлебывался восторгом. Звал в усадьбу. Но не только меня, но и тебя. Намедни он запечатывал ход. И, между прочим, столкнулся там с нашим Семой. Но Ткачев быстро ушел, а Ивашкин остался и каким-то чудом обнаружил тайную комнату.
Праправнучка «сестренки» княжны Филаретовой потеряла к усадьбе интерес. Но краевед и историк Елена Александрова — нет. Профессиональное любопытство не отпускало. Поэтому Вика услышала:
— Я посмотрела бы на эту тайную комнату. Может, завтра?
— Сейчас, Ленка! Пока Дмитрий Игнатьевич жаждет поделиться тайной. Ты же знаешь его, он может что-то надумать и закрыться. Я прибежала к тебе сразу из леса, чтобы позвать. Не ела, не пила, не мылась… Пошли, а? Вернемся через часа полтора, мясо как раз разморозится, и мы забабахаем плов.
— Ладно, пошли.
— Ага, только попью, — и зачерпнула из ведра воду.
— Горыныча отпустили, — сообщила приятельнице Лена, когда они покинули дом.
Дверь гражданка Александрова заперла, а ключ положила под коврик. Мужики вроде знают, где искать. Нет — позвонят.
— Ясно же было, что не он убийца, — пожала своими полными плечами Вика. — Только удивительно, что так быстро полиция в этом разобралась.
Лена рассказала в двух словах об анализе ДНК.
— Тебе не кажется это подозрительным? — спросила Вика.
— Что именно?
— У Горыныча кошелек Пименова-старшего и амулет Фила. Это улики? Да. А отсутствие ДНК-материала на телах жертв? Нет, не думаю.
— Как же?
— Ленка, ты такая дурочка… Хоть и умная. Неужели не понимаешь ничего? — Та пожала плечами. — Кто Горынычу подкинул улики, не знаю. Думаю, Виталя. Потому что испугался. Он алкаш. И в пьяном виде не ведает, что творит. Поэтому на него повесят убийства, я уверена. Он может оттяпать у вдовы большой кусок денежного пирога. Но если его сделать козлом отпущения, то хрен что получит.
— Я все еще не очень понимаю…
— Фил помер, и менты решили, что это несчастный случай.
— А как же синяки на шее?
— Он психически ненормальным был. И иногда наносил себе увечья. Мог и придушить себя. Я уверена, Филарет расшибся. Но когда погиб олигарх Пименов, смерть деревенского дурачка заиграла новыми красками.
— Какими? — все больше терялась Лена. Она на самом деле дура… Хоть и умная.
— Заказали Сергея Сергеевича. Может, жена молодая. Партнер. Политический оппонент. Доверенное лицо. Да мало ли кто? У нас в Васильках его шлепнуть — раз плюнуть. Без охраны Пименов приехал. И вот свершилось. Мертв Сергей Сергеевич. Но будет расследование. Которое лучше всего поскорее закрыть. И если бы у заказчика не было мысли повесить его на Виталю, Горыныч наш стал бы обвиняемым. То есть многоходовочка замыслена.
— Ты сама это придумала?
— Нет, конечно. В одном сериале на НТВ был похожий сценарий.
— По-моему, вы тут, в Васильках, слишком много смотрите телевизор, — пробормотала Лена.
— А что нам еще остается? — улыбнулась Вика.
За разговором они дошли до усадьбы. Взглянув на нее, Елена впервые ничего не почувствовала. До того, как прочитала дневник, восторгалась ею, а теперь… Видела в особняке место, где ее прапрабабка убила княжну.
«Вот опять! — ругнула себя Лена. — Сколько можно об одном и том же? Что случилось, то случилось… Более чем сто лет назад. Да, ужасно осознавать, что все, во что ты верила, вымысел. Но пора взрослеть. Каждый ребенок рано или поздно понимает, что Деда Мороза не существует. А тебе скоро двадцать пять. И ты не думала, что Варвара фея или святая. Она была для тебя обычным человеком… А он способен и на преступление!»
И все же Лена сожгла вырванные из дневника страницы. А дом выставила на продажу. Разместила объявление на известном сайте и сделала пару звонков интересующимся приобретением дачи людям. Если сможет выручить за него хоть пару-тройку сотен тысяч, уже хорошо. Но если покупателя не найдется, поступит с ним так же, как и со страницами дневника. Пусть горит дом синим пламенем!
— Ты Дмитрию Игнатьевичу звонишь? — спросила Лена, увидев, что Вика достает телефон.
Та кивнула.
— Черт, не абонент.
— Если комната глубоко под землей, то там плохо ловит сотовая связь.
— Да, лучше покричим.
И девушки вошли в особняк, где обеим все было так знакомо…
Холл, каминная, столовая, зала, библиотека. На втором этаже спальни. Кухня и прочие бытовые помещения в отдельном крыле. Два несохранившихся флигеля. Они видели особняк таким, каким он был построен. Каждая представляла его себе!
— Дмитрий Илларионович! — крикнула Лена. — Вы где?
Тишина…
— Ау!
— О, сообщение пришло, — воскликнула Вика. — Написано: «Следуйте в подвал».
— Я что-то опасаюсь. После того как там провалился Жека.
— Он не от мира сего. И видит плохо. Мы с тобой уж как-нибудь убережемся.
И повела приятельницу за собой, взяв ту за руку.
Елена послушно следовала за ней, но не могла отделаться от ощущения, что происходит нечто странное… Не сюрреалистическое или мистическое… Какое-то неубедительное, что ли?
Когда же оно появилось? Это ощущение?
Лена стала копошиться в памяти, пока не вспомнила о полупустом бидоне. Никогда Вика не возвращалась с таким из леса. Она знала места и могла собрать пару кило ягод за полчаса. Но та ушла в лес поутру… Зачем? Точно не за земляникой. А ее нарвала, возвращаясь в Васильки.
— Что ты еще от меня скрываешь, Вика? — остановившись у подвального проема, требовательно спросила Лена.
— Ой… Даже не знаю, как ответить, — выдохнула Вика. — Прости…
И со всей силы толкнула Лену в проем. Та кубарем покатилась по искрошившимся ступенькам, пока не упала на землю. Она тут же набилась в рот. Но не помешала Лене кричать.
— Помогите! — завопила она.
И услышала: «Никто тебя не спасет, умная дурочка!»
Глава 5
Открыв глаза, Лена предполагала увидеть лицо Вики. Она на некоторое время потеряла сознание, но очнулась от того, что ее кто-то трогает. Не было сомнений в том, что делает это человек, что заманил ее в усадьбу и столкнул в подвал.
Но нет…
Вышла ошибочка. Разлепив веки, Елена увидела не гладкое девичье лицо, а мужское… старое.
— Дмитрий Игнатьевич? — узнала своего учителя истории Лена и обрадовалась.
Значит, он на самом деле ждал своих любимых учениц в подвале. И Вика толкнула ее не для того, чтобы причинить вред, а просто силы не рассчитала. В ней кило сто.
— Здравствуй, Леночка, — улыбнулся ей Ивашкин. — Давно не виделись, не так ли?
— И вы знаете, почему.
— Конечно. Ты, воришка, не желала попадаться мне на глаза.
— Нет. Я избегала вас, потому что вы стали одержимым усадьбой. И архивы я выкрала не только и не столько из-за собственной выгоды… Я вас хотела спасти от окончательного помешательства!
— Героиня, — хихикнул старик. — Вся в прапрабабку Варвару.
— Не понимаю, о чем вы…
Елена осмотрелось. Они находились в одном из отсеков подвала. Никак не в тайной и нетронутой комнате. Но ранее она тут не была. Старик знал подземелье особняка лучше, чем крысы, шныряющие тут когда-то. Давно уже они не наведывались в усадьбу, потому что тут нечем полакомиться.
— Ты же читала дневник юной княжны, — сказал Ивашкин и принялся что-то искать в своем рюкзаке.
Лена отметила, что он большой, не по росту историку, и дорогой. Тысяч пять стоит, не меньше. А в последнее время Ивашкин жил только на пенсию.
— Я — да. Но вы…?
— Глупая, глупая баба ты… Хоть вроде и умная.
— Говорите словами Вики.
— Это она моими. — Ивашкин усмехнулся. У него было располагающее лицо. И даже сейчас он не казался противным. Хотя на слова и поступки его подвигло психическое отклонение. А то и серьезная болезнь. — Но она хуже тебя. Дура дурой. Правда, с такими легче.
— Она ваша сообщница?
— Помощница… Мелкая. Толку от нее чуть. Но хоть одно поручение выполнила без осечек, тебя сюда заманила. — Дмитрий Игнатьевич извлек из рюкзака пульверизатор. — Знаешь, что это? — Лена покачала головой. — Веселящий газ. Городская молодежь употребляет его, чтобы кайфануть. А я распыляю, дабы создать иллюзию. Он не столько вызывает галлюцинации, сколько дурманит. Но о нем пока рано. Давай о дневнике поговорим.
— Вы нашли его до Жени Ляпина?
— Естественно. Обнаружил, прочел… И не раз. А когда ты навезла сюда столичных гостей, решил с одним из них поделиться артефактом местного значения.
— Зачем вы это сделали?
— Я играл с ним. Как со всеми вами. Заманивал в свои сети. Чем еще старику на пенсии развлекаться? Я же, милая моя, там преподавал, где ты училась.
— В курсе.
— Сейчас я употребил эту фразу не в прямом, а в переносном смысле. С молодежным сленгом знакома? Я — да. Много общаюсь с юношами и девушками в интернете. И некоторых приглашаю в усадьбу для квестов. Представляешь? Ты только подумываешь об этом, а я уже провожу мероприятия. Пусть не масштабные, но регулярные. За полтора года в усадьбе побывало пятнадцать человек. Я познакомил их с историей нашего края и немного попугал. Краеведение сейчас не в моде, а квесты — да…
Он что-то еще говорил о массовой современной культуре, и это было неинтересно. Лену волновало другое — где тут выход? Ее не связали, значит, она вполне может выбраться, долбанув старого дурака по башке камнем.
— Если ты думаешь сбежать, вырубив меня, то не советую, — он как будто прочитал ее мысли. — Заблудишься и помрешь. Я замаскировал единственный оставшийся выход.
— Зачем мне бежать? Мы же с вами просто беседуем, и мне ничего не угрожает, ведь так?
— Пока да. Мне всегда нравился твой живой ум, неподдельный интерес к истории. Пожалуй, ты — мой любимый ученик. Настоящий фаворит. И я хочу с тобой побеседовать. Как ты отнеслась к тому, что твоя прапрабабка убийца?
— Меня это опечалило.
— Тебе о ней совсем другое рассказывали, я знаю. Но дневник юной княжны тебе все равно не раскрыл всех фактов. Хочу поделиться ими с тобой.
— Слушаю вас.
— Варвара науськала князя на ведьму. Свалила вину за гибель Елены на нее. Поэтому Филаретов убил ее. А знаешь, кем она была?
— Нет.
— Теткой Ивана Крючкова!
— Выдумываете…
— Девочка моя, я ученый. И верю только фактам. В моем случае историческим. Я о своем роде все знаю.
— Да вы даже не были в курсе того, какую фамилию носил ваш предок, архитектор. То ли Карпов, то ли Пескарев, говорили вы.
— До тех пор, как не нашел дневник Елены. Но потом дело пошло. Ваш, кстати, паренек, выпускник английской школы искусств, возомнивший себя достойным преемником моего пращура-архитектора, как он думал, помог мне информацией. Я ему подыграл. И вообще голову ему поморочил даже без газа. Но я давно в курсе. А ты нет, потому что, украв мои архивы, стала от меня скрываться.
— Давайте о ведьме. — Она сунула руки в карманы. В левом был телефон. Да, связи тут, наверное, нет, но можно же позвонить по 112. Или нет?
Лена еще не сталкивалась с подобной проблемой. Зато столкнулась с другой — отсутствие телефона. Он исчез из кармана. То ли выпал, то ли его отобрал Ивашкин.
— У архитектора Крючкова осталось двое детей. Мальчик и девочка. Парень, когда вырос, женился, у него тоже отпрыски появились. А дочка странной была. Все в лес ходила и как-то, по ее словам, овладел ею первозданный дух. За точность формулировки не ручаюсь. Но смысл в том, что не от обычного мужика, который охотиться пошел, встретил одиноко гуляющую девку и ее изнасиловал, а от какого-то могущественного существа. Родила дочку. Назвала Золотком-Златой. И росла она совершенно на других не похожей. Даже больше чем мать. А когда та умерла после тяжелой и продолжительной болезни, Злата ушла в лес жить. К отцу. И была в этой молодой женщине сила. Поэтому стали обращаться к ней люди за помощью. В том числе князь Филаретов, чьи дети умирали один за одним.
— Я не очень понимаю, к чему вы? Хорошо, ведьма Злата была теткой Ивана Крючкова, и что из того? Он помог ей проклясть наш дом? И заложил под четыре угла трупы животных и присыпал их землей с могил? — припомнила слова Тайры Лена.
— Ничего такого он не делал, — раздраженно проговорил старик. — Я подвожу к тому, что среди моих предков есть и знающие… Ведающие.
— Ведьма от слова «ведать», поняла. И?
— Мне кажется, во мне тоже есть скрытая сила. Я пытаюсь разбудить ее.
— Вашу маму тоже… оплодотворил лесной дух?
— Бабушку Злату.
УУУ… как все запущено! Старик совершенно потерялся в фантазиях.
— Роман у нее был с деревенским. Жена его чуть Злату не прибила у колодца. Об этом Елена писала в своем дневнике. Потом ведьму долго не видели. А почему?
— Отходила от сотрясения?
— И родов. Раньше времени понесла. А так как не знала, выживет ли, отнесла дочку к родне. Они ее как свою воспитали. И это была моя мать, в девичестве Крючкова.
Лена могла бы задавать Дмитрию Игнатьевичу вопросы, но он находил бы ответ даже на самые каверзные.
В его голове уже родился целый мир. Но если кому судить его, только не Елене. Она сама жила в выдуманном. При этом не имея психических отклонений.
— За что вы убили Фила? Это же вы?
— Я не хотел. Наведался в усадьбу, желая подготовиться к визиту очередной группы, а тут люди, техника… И пьяный Фил, принявший меня за призрака и кинувшийся на меня. Я защищался.
— Вы задушили его!
— Нет, я накинул ему на шею лямку от вот этого рюкзака, чтобы повалить и убежать. Но тот еле на ногах стоял и не плавно опустился, а рухнул… На камни. И черепушка прямо треснула. Я слышал звук.
— Вам повезло, что не попали в объектив одной из камер.
— Да. И я только потом, когда уже ретировался, понял это. Переживал страшно. Но мне позвонила Вика, чтобы сообщить, что проклятое место забрало еще одну душу, а уж потом она держала меня в курсе всего.
— Она не знала, что это вы…?
— Нет, что ты. Она невинна.
— Как-то не верится. Она заманила меня сюда и столкнула в подвал.
— Я сказал ей, что хочу провести с тобой обряд очищения от порчи. В Васильках все в курсе проклятия, наложенного на ваш род. Вика хотела тебе помочь, поэтому привела. Я сказал ей, что ты добровольно не согласишься.
— Поэтому так толкнула, что я чуть голову не расшибла?
— Я должен был поймать, но не смог. Старый уже, силы не те…
— И все же вы умудрились столкнуть в колодец сильного шестидесятилетнего мужчину. Пименова-старшего.
— Этому спасибо, — и потряс баллончик. — Без него бы не справился. Попадает на слизистую и на минуту-другую вводит человека в эйфорически-туманное состояние. На себе пробовал, чтобы понять эффект.
— Но зачем вы убили Пименова?
— Если б я знал, что это столичный олигарх, бежал бы от него без оглядки. Но я увидел у колодца незнакомого мужика. Немолодого. Худощавого. Обычного совсем. Решил, что Злата мне с того света послание шлет. Хочет, чтоб я в жертву его принес, дабы обрести силу.
— Вы до этого себе в лицо не брызгали из баллончика?
— Издеваешься? Ну-ну. — Он нахохлился, будто обиделся. — А меж тем кому, как не тебе, верить в черную магию? Весь ваш бабий род от нее пострадал.
— Полно вам. Варвара родить долго не могла, потому что у нее после домашнего аборта начались осложнения. У прабабки, как у многих, муж погиб на войне. А где другого найти после нее? Бабушкин пил. Как большинство деревенских. Только другие бабы терпят своих алкашей, а она не стала. А матушку мою вы знаете, она не от мира сего.
— Значит, не веришь в порчу?
— Нет.
— А в призраков?
— С недавних пор тоже.
— Но женщина в белом существует.
— Ага. Их даже две. И обе тут находятся. Это вы и я.
Дмитрий Игнатьевич качнул головой.
— Ты просто отчаялась ее увидеть. А я нет. Ко мне явится призрак невинной княжны, я уверен.
— И что вы для этого сделаете? — осторожно спросила Лена.
— Убью во имя нее ту, чья прародительница загубила Елену Филаретову. — И улыбнулся сладко. А глаза стали совершенно безумными. — То есть тебя, Леночка.
Она ожидала это услышать, поэтому приготовила камень. Зажала его в руке, а ее спрятала между сомкнутых ног. Главное, точно прицелиться и оглушить старика. А выход она как-нибудь да найдет. Ненамного хуже она знает подземелье.
Внутренне собравшись, Лена выдернула руку и собралась ударить камнем, но получила в лицо сама… Не камнем — газом. Прыткий старик успел выпустить струю из своего баллона.
Сознание тут же помутнело, но Лена расслышала слова:
— Как я уже и говорил, никто и ничто тебе не поможет, умная дурочка…
Глава 6
Жека настаивал на том, чтобы ехать в поселок на «Урале». Но даже Леха, потакающий ему во многом, не согласился. Поэтому добрались до Васильков на мотоцикле, но там пересели на Виталин джип.
— Еще раз объясните, кто такой Ивашкин? — тронув машину с места, спросил Пименов.
— Ты тупой? — возмутился Леха. — Тебе восемь раз нужно одно и то же повторять?
— Я не психиатр, чтобы разобрать Женин бред.
— Так я перевожу, но ты и меня не понимаешь.
— Если честно, ты нормальный только на фоне Ляпина. А так тоже… — И крутанул кистью у виска.
— Ивашкин Дмитрий Игнатьевич — бывший директор школы, историк и основатель краеведческого кружка, — взял на себя слово Сема.
— А, это тот, что Лолошу заразил любовью к усадьбе? Да, она рассказывала о каком-то учителе, что, по ее словам, зажег в ней искру.
— Он потомок архитектора Крючкова.
— Кого?
Сема забыл, что Виталя не в курсе. И стал вводить его в курс дела. Когда Пименов получил от него информацию, очередной ее порцией стал снабжать его Алексей. Как самый нормальный в паре «охотников за привидениями»:
— Мы к этому Дмитрию Игнатьевичу приперлись сегодня утром. Мне Вика о нем все уши прожужжала. И машину нашла нам. Ту, что в поселок едет. Только адреса Ивашкина не назвала. Будто не знает. Но сейчас я сомневаюсь.
— Ты о главном… о главном, — поторопил его Жека.
— Приехали. Старик нас встретил. Чаем напоил. Прочитал лекцию об усадьбе. Но ничего нового мы не узнали.
— Коробка, — прервал его Ляпин. — Лежала на столе. В ней камни, кости и сухие лапы.
— Такая же, какую я видел в ведьминой хижине? Из-под апельсинов?
— Точно! На ней именно «оранж» написано было.
— И что это доказывает?
— Что старый дурень возомнил себя ведьмаком.
— Ааа… — Виталя почесал переносицу. — Мне Вика что-то рассказывала о том, что тот, кто хочет обрести силу в черной магии, должен принести в жертву… человека! Для самого забористого эффекта.
— Слишком много она всего говорила, — заметил Леха. — И тебе, и мне… Но, сдается мне, она знает больше, чем хочет показать.
— Может, она специально привлекала ваше внимание к Ивашкину? — предположил Семен. — Открыто не могла сказать, но настойчиво намекала на что-то?
— Да. Нас к историку домой отправила. А до этого Виталю привела в хижину. Надо ей позвонить… — Он стал шарить по карманам. — Блин, я телефон оставил в доме. У кого ее номер есть?
Все мужчины покачали головами.
— Ладно, с этим потом разберемся. Приехали. — И указал на деревянный дом, выкрашенный в нарядный зеленый цвет, а его наличники в желтый. И обнесен он был красным забором.
— Он любитель не только истории, но и светофоров, — хмыкнул Виталя, притормозив.
Все вышли из машины. Леха первым бросился к калитке, но она оказалась закрытой. Он постучал. Потом покричал в рупор из собственных ладоней.
— В деревнях же никто не запирается, — сказал Пименов, подошедший к забору последним.
— Это поселок городского типа.
— Даааа? Ладно тогда.
— Нет Ивашкина дома. Иначе калитка была бы открыта. Как утром.
— Эй, гляньте! — привлек всеобщее внимание Жека, указав костылем в сторону главной дороги. С нее сворачивал полицейский «бобик». — Это не тот, что в Васильки приезжал?
— Да они все, наверное, одинаковые, — ответил ему Сема, но через минуту вынужден был признать, что именно он, поскольку из него вышел старший уполномоченный Костин.
— Господа, я вас не ждал, — церемонно проговорил он. — Какими судьбами? — И так устало выдохнул, что всем стало ясно — он не спал все это время, возможно, не ел и точно не мылся — от него пахло потом.
— К краеведу приехали, — вступил с ним в диалог Пименов.
— Зачем?
— Хотим проконсультироваться по вопросам усадьбы.
— Виталь, хватит уже! — прервал его Сема. — Нам кажется, он может быть как-то причастен к убийствам… Но не уверены.
— И как вы к этому пришли?
— Позвольте объяснить мне, — выдвинулся на первый план Жека.
— О нет, — простонал Виталя.
Но Ляпин поразил всех. Он умудрился объяснить Костину суть всего в десятке предложений. Мог же, когда хотел!
— Мда… Жаль, ордера нет, — снова вздохнул опер. Он делал это с интервалом в минуту. — Не успели получить. Старик подозрительный донельзя. — И обратился к Витале: — Ваш отец употреблял наркотики?
— Никогда!
— Даже легкие?
— Он считал, что таких не бывает. Даже никотин к ним относил. Не курил. Не пил, разве фужер шампанского на Новый год.
— А меж тем их следы обнаружены в крови. Сделали анализ. Оказалось, попали они в организм через слизистую. Сейчас много всякой дряни, но эту наши (вернее, ваши) эксперты распознали. Купить ее можно в интернете, как и все сейчас. Компьютерщики пробили, кто из региона приобретал ее, отследили карту, вычислили владельца. Им оказался Дмитрий Игнатьевич Ивашкин.
— Ничего себе, — присвистнул Сема. — Такую работу вы проделали всего за… — Он взглянул на экран своего телефона. — Даже суток не прошло! Вы же сами говорили, все будет долго, не как в кино.
— Мы бы возились черт знает сколько. Но помощник Сергея Сергеевича, Камиль Ренатович, два вертолета спецов привез. И криминалистов, и компьютерщиков, и экспертов по… всему! Два вертолета! Даже в кино такого не видел. Думали, заказное убийство. Политическое или олигархическое. А получается, что нет.
— Хотите сказать, какой-то ненормальный дед вот так взял… и кокнул человека из списка «Форбс»? Потому что тот попал ему под руку?
— Пока выходит, что так. Но если такое показали бы в кино, мы закидали бы сценаристов тухлыми помидорами.
Виталя тем временем достал телефон и набрал какой-то номер.
Перебросившись парой фраз с человеком на другом конце провода (провода не осталось, да и выражение доживает свой век), отключился. Затем сердито буркнул:
— Не разрешает Камиль дверь ломать. Говорит, ордера ждите. Нужно, чтоб все по закону.
— Я подожду, — кивнул Костин. — И хоть немножечко посплю в машине. — И побрел к «бобику».
А остальные загрузились в джип.
— Ты на мойку хочешь? — спросил у него Сема. Пименов мотнул головой. — В магазин? — тот же безмолвный ответ. — А куда?
— В Васильки. Там Ленка одна. И трубку не берет, я звонил. Беспокоюсь.
Леха похлопал его по плечу со словами:
— А ты не такой мудак, каким кажешься.
— Вот не заплачу вам оставшуюся тридцатку, тогда поймешь, что такой.
— Молчу-молчу.
Они ехали мимо усадьбы, когда Жека закричал:
— Стоп!
Виталя выругался матом, но на тормоз нажал.
— Ты чего блажишь?
— Нам надо туда.
— Куда?
— К особняку. Быстро. — И давай рвать дверную ручку.
— Эй, полегче, машина пять лямов стоит.
— А жизнь человека бесценна.
— О чем он? — вопрос был адресован, естественно, Лехе.
Тот пожал плечами. Сам не всегда понимал Ляпина. Поэтому продублировал вопрос:
— О чем ты, Жека? Почуял что-то?
— Вы слепые? Женщина какая-то машет нам! На помощь зовет.
Как Ляпин умудрился при своем не самом хорошем зрении рассмотреть ее, оставалось только гадать. Но их внимание на самом деле привлекала женщина. А когда машина встала, бросилась к ней.
— Это не Вика случайно? — спросил у остальных Виталя.
Леха закивал и выпрыгнул из машины.
— Что случилось? — закричал он, бросившись ей навстречу.
— Он сошел с ума! — ответила ему Вика и упала на колени. Не привыкла быстро бегать. Тяжко. Да и лишний вес мешает. — Дмитрий Игнатьевич меня не впускает и Лену не выпускает! Говорил, обряд очищения проведет, а сам… Даже не знаю, — и разрыдалась.
— Лена в особняке? — встряхнул ее Алексей, когда добежал до Вики.
— Да. Вместе с ним.
— Зачем она туда пошла?
— Я ее привела. Говорю же… Для обряда. Но он передо мной закрыл проход. Я кричу, звоню… Им, тебе… Вот уже минут двадцать. И ничего…
— В полицию надо было, — рявкнул на нее Виталя.
— Но он же ничего плохого не хотел. Помочь только.
— Теперь сомневаешься?
Та закивала, и слезы закапали на ее пышную грудь. Леха поднял ее, обнял. Повел за собой и всеми.
— Ты же подозревала его? Не зря наше внимание привлекала к нему?
— Дмитрий Игнатьевич меня пугал иногда. Не могла понять его. Казалось, он теряет себя иногда. Но я баба темная, что с меня взять? А вы все умные.
— А «улики» Горынычу кто подсунул? Тоже ты?
— Я, — призналась Вика. — Амулет Фила я нашла на тропе. Шнурок перетерся, и он упал. Подняла, думала матери вернуть.
— Бумажник тоже нашла? — скептически проговорил Виталя, несшийся в авангарде.
— Он на подоконнике Лениного дома остался. Сергей Сергеевич его выложил, когда телефон доставал, чтобы вертолет вызвать. И забыл. Я взяла. Не для того, чтобы вернуть, каюсь. В нем денег уйма. В рублях двадцать тысяч, еще и пятьсот долларов. Украла я их. Подумала, у олигарха не убудет, а я ремонт в своей комнате сделаю и шубу справлю себе.
— Не слишком ли ты разошлась на полтинник?
— Это для вас пятьдесят тысяч не деньги. А я обои поклеила бы, линолеум настелила, занавески купила и… мутона.
— Кого?
— Шубу из стриженой овцы, — пояснил Леха.
— Кошелек закопала. Боялась выкинуть, вдруг найдут. А когда у нас с тобой, Виталя, разговор состоялся в избушке, я сразу поняла, как мне поступить и с ним, и с кошельком. Пока ты с полицией в Васильках разговаривал, я улики и подбросила.
— Но зачем?
— Подумала, пусть сядет. Ненавижу его. Отца моего споил, брата споил… а скольких еще?
— Это же алкоголь, а не запрещенные препараты. Их можно в любом магазине купить.
— В долг? Ночью? В Васильках? Нет. Горынычу вся деревня должна.
Наконец они достигли особняка.
— Куда? — спросил Виталя у Вики.
Та указала на подвальный проем…
Заваленный большим камнем!
— Как старик умудрился такую глыбу свернуть? — поразился Леха.
— Использовал простейший механизм типа полозьев или большого домкрата, — ответил на его реплику Сема. — Попробуем отодвинуть его все вместе?
Мужчины уперлись в камень, поднатужились, но… Всего лишь качнули его.
— Должен быть еще проход. Ивашкин через него будет выбираться. Давайте искать.
— А как же подземный тоннель?
— Он заблокировал его. Готовился, гад. И мне брехал о том, что, после того как Жека упал в подвальную яму, хочет обезопасить тех, кто сюда еще явится.
— Стоп! — Ляпин понял вверх костыль. С недавних пор он заменял ему указательный палец. — Краевед причастен к моему падению… ОН столкнул меня в яму. Только сначала одурманил чем-то. Меня вели в другое место. И я знаю, в какое… Пошли! — И поковылял к выходу.
Остальные двинулись за ним, ничего не понимая.
Жека дошел до правого флигеля. Точнее, его фундамента — от него самого ничего не осталось. Именно тут Жека ковырялся в день приезда, изнемогая от жары.
— Возьми лопату, — скомандовал он Семе. Она была воткнута в землю. Небольшая, с метровым черенком. Ее «охотники» привезли с собой. — Что вылупился? Бери! Спасай принцессу, рыцарь! Сейчас это твой Экскалибур…
Ткачев не стал спорить. Выдернул лопату из земли.
— Тут копай! — и указал место. — И пошустрее.
— Зачем?
— Ты архитектор или кто? Видишь, просело тут? Чуть ковырнешь — провалишься. А нам это и надо.
Сема заработал лопатой.
— А почему он рыцарь, а не Виталя? — спросил Леха.
— Ланселот пошустрее короля Артура будет.
— Гвиневра изменила одному с другим, понял…
— Тшшш.
Но Виталя все равно не слышал их разговора, он звонил по телефону.
Через несколько минут земля, как и прогнозировал Ляпин, посыпалась в образовавшуюся дыру. Сема расчистил ее. Шустро, как настоящий Ланселот. Затем протиснулся в нее. С огромным, надо сказать, трудом.
— А теперь иди, спасай Гвиневру, — сказал ему Ляпин и подал «Экскалибур». — Женщина в белом вела меня туда, где был винный погреб когда-то. Но я не дошел. Помнишь, где он находился? — Семен кивнул. Чертежи архитектора Крючкова память пока сохраняла. — Значит, найдешь.
И Ткачев пошел вперед. Потом пополз, расчищая себе путь лопатой. Думал, не пробьется через завалы. Но смог выбраться. И увидел свет. А потом, когда достиг винного погреба, увидел старика, к чьей лысой голове был приделан фонарик.
Дмитрий Игнатьевич Ивашкин. Свихнувшийся учитель истории. Он рисовал на земляном полу какие-то пентаграммы и что-то бормотал себе под нос.
— Вы понимаете, что вас вычислят, осудят и закроют до конца дней? — услышал он слабый голос Лены.
Потом увидел ее. Девушка лежала в облаке каких-то белых тряпок.
— Очнулась? И что увидела в пограничном состоянии? Надеюсь, княжну Филаретову?
— Ваше мрачное будущее.
— Детка, меня ни за что не вычислят. Я от единственной улики избавился.
— Какой же?
— «Урала» своего. От мамы достался. Стоял без дела. А по весне я его завел и оседлал. На нем в усадьбу ездил, в Васильки, к хижине Златы все это время. Потом понял, что следы шин оставлял везде. И обменял его поутру на значки твоего приятеля Евгения. Коллекция, кстати сказать, неплохая. Пригодится.
— Но в процессе расследования выяснится, что это ваш мотоцикл. И вы сбагрили его уже после убийств.
— Это когда будет! — отмахнулся он.
— Скоро. К следствию подключили лучших российских специалистов по криминалистике.
— Меня уже завтра тут не будет. Обретя дар и напитавшись силой, уйду в странствия. Без документов и вещей.
— Вас объявят в международный розыск.
— Даже если так, тебя это касаться не должно. Мои проблемы. А твои скоро закончатся. Если веришь в Бога, молись.
— Вы убьете меня?
— Принесу в жертву, — поправил он. — Но вообще — да. Оказывается, это совсем не сложно. Я понял это, когда стал невольным убийцей Филарета.
Сема не понимал, почему Лена только разговаривает с ним, но не действует. Потом увидел, что она связана по рукам и ногам белыми простынями.
Ткачев не мог выйти из укрытия. Ивашкин заметил бы его и что-нибудь предпринял бы. Он находился ближе к Лене. Да, у Семы есть лопата, но, метнув ее, он может не попасть в Ивашкина. И что делать?
Вдруг…
Послышался звук. То ли писк, то ли плач, то ли скулеж.
Старик напрягся.
— Твои штучки? — рявкнул он на Лену.
— Я лежу обездвиженная перед вами.
— Женщина в белом явилась раньше времени? Нет, это вряд ли…
Звук приблизился. Сема обернулся и чуть не заорал. На него надвигалось привидение. Белое, колышущееся, источающее голубоватый свет…
— Аааа, — закричал бы Сема, но вместо него это сделал Ивашкин.
И Ткачев решил, что больше медлить нельзя. Какие бы призраки ни блуждали по подвалам усадьбы, они менее опасны, чем сумасшедший старик из крови и плоти.
Выскочив из укрытия, он ринулся на него и поверг своим Экскалибуром. Иначе говоря, долбанул лопатой. Дмитрий Игнатьевич осел. А Сема стал выпутывать Лену из простыней. Это были именно они. И совсем не белые. Сероватые. Некоторые с прорехами и следами плесени. Вполне возможно, гнили тут, в подвале, со времени психушки.
— Спасибо, — выдохнула Лена, обняв Сему. — Ты спас меня.
— Не я, оно… — И указал на призрака. — Или она, женщина в белом? Не знаю, как правильнее…
— Теперь ты поверил?
И только Сема хотел утвердительно ответить, как раздался хохот. Ржал Леха. Только он смог протиснуться в узкую дыру. И взять с собой костыль, белую рубаху Виталия Пименова и телефон с записью так называемых потусторонних звуков, а также голубой подсветкой. Все эти три вещи, собранные вместе, смогли создать отличную иллюзию.
Даже Сема поверил в нее. Но, естественно, в этом не признался.