Разговор с воображаемым собеседником о революционном синдикализме, анархизме и либертарной политической культуре
#_22.jpg
Что такое синдикализм? Я с подозрением отношусь ко всякого рода -измам.
Синдикализм — это метод изменения общества. Это не столько общественный строй будущего, сколько путь к нему, и при этом весьма неопределённый: мы проделываем его самостоятельно, ориентируясь на местности. Иначе говоря, синдикализм — это ряд стратегических и тактических принципов в борьбе против эксплуатации и социального неравенства, которые должны привести к революционному преобразованию общества и его переустройству на более справедливых началах.
Базовыми принципами синдикализма являются низовая самоорганизация, борьба на рабочем месте, сознательность, солидарность, прямое действие. Люди не должны идти за лидерами или громкими лозунгами, они должны самостоятельно формировать цели и понимать смысл всего того, что они делают. В организации, стремящейся действовать согласно этим принципам, необходимо соблюдать атмосферу всеобщего доверия, взаимопомощи и солидарности; синдикат — не место для строительства политической карьеры или удовлетворения сиюминутных личностных амбиций.
Что такое прямое действие и как ведётся борьба на производстве? Как она может изменить общество?
Под прямым действием подразумевается непосредственная борьба, происходящая не на бумаге, а на улице или на рабочем месте. Это прямое и открытое высказывание своих требований без участия посредников. Как правило, это организация забастовок и стачек, блокирование деятельности государственных учреждений и предприятий, митинги, демонстрации, саботаж, агитация. Далеко не все синдикалисты являются пацифистами, но они не исповедуют культ насилия.
Насилие возможно только как форма достижения конкретной цели, поэтому оно нуждается в политическом и этическом обосновании. Действие ради действия и насилие ради насилия бесплодны. В то же время, отрицание войн, религии, патриотизма и милитаризма отнюдь не ведут к отрицанию права на классовую самозащиту.
Парализовав производство на одном предприятии, можно добиться системных изменений в отношении к работникам и улучшения условий их труда, а также дать позитивный пример другим людям, которые подхватят борьбу уже на своих рабочих местах. В тот момент, когда количество сознательных работников достигнет своей критической массы, можно будет распрощаться с собственниками, и навыки, полученные в профсоюзах, станут основой для рабочего самоуправления. Добиться такого же результата с помощью силы оружия в современных условиях невозможно: ни у одной организации не хватит сил и ресурсов для того, чтобы эффективно противостоять репрессивным органам. Точно так же и на уровне всей страны всеобщая стачка может быть гораздо эффективнее, чем попытка вооруженного восстания. Кроме того, само по себе восстание не обеспечивает изменений отношений собственности и автоматически не ведет к созданию нового мира. Если революция становится делом «революционной элиты», стремящейся освободить угнетенных, которые, в свою очередь, не имеют политического опыта и способности нести ответственность за свои поступки, то она не достигает своей цели. История разнообразных освободительных армий третьего мира показывает, что армия профессиональных революционеров в лучшем случае добивается относительной справедливости в деле распределения благ, а сама становится новым правящим классом.
Цель синдикалиста — не возглавить движение, а показать путь.
Почему вы используете именно союзы, а не партии или какие-либо ещё общественные организации?
Профсоюзы имеют определённые юридические преимущества перед общественными организациями и могут эффективно действовать в рамках существующей системы, однако при этом юридический статус не является самоцелью. В другой ситуации синдикалистский профсоюз может называться «рабочим советом» или и вовсе существовать на подпольных началах. Легальность, как и нелегальность, — это не фетиш, а средства, которые бывают эффективны в зависимости от обстоятельств. Профсоюзы сегодня могут устраивать забастовки, диктовать свои требования начальству, защищать своих членов от увольнения. В отличие от партий, которые ориентированы на парламентскую борьбу и практически бесполезны, если не имеют представителей в органах власти, профсоюзы могут действовать прямо на рабочем месте, сразу с момента создания. Это не отменяет необходимости высказывать политические требования и выступать против системы в целом. Именно в этом и заключается отличие синдикалистского профсоюза от обычного (так называемого трейд-юниона). Синдикалисты рассматривают профсоюз не как цель, а как способ распространять свои идеи в массах. В ходе реальной борьбы за свои трудовые права члены профсоюза приобретают политический и организационный опыт, закаляются и учатся. Но при этом деятельность синдикатов не должна ограничиваться рабочим местом. Важным направлением деятельности остаётся критика капиталистической системы и государства в целом. Очень важно не только привлекать в свои ряды новых членов, но и помогать им повышать уровень политической грамотности, иначе неизбежно перерождение синдиката в аполитичный трейд-юнион, занимающийся лишь локальными вопросами.
Ещё одно преимущество профсоюза по сравнению с современной партией заключается в том, что он не нуждается в богатых спонсорах. Профсоюз работает с людьми напрямую, ему не нужно выкупать бигборды и телевизионную рекламу, он может успешно формировать свой бюджет за счёт членских взносов. Партия же в современной Украине обречена принимать материальную помощь от крупного бизнеса, тем самым вводя себя в прямую зависимость от спонсоров. Это не позволяет парламентским и стремящимся в парламент партиям быть действительно революционными — они никогда не укусят руку, которая их кормит.
Синдикализм, как уже говорилось выше, не является набором неизменных догм, это живой и способный развиваться метод взаимодействия с окружающим миром. Организация профсоюзов — не единственно возможный способ самоорганизации и борьбы, однако на сегодня он считается наиболее эффективным.
Вы говорили о революции? Но зачем нужна революция — она же приводит к войне, крови и хаосу?
Совсем не обязательно. Революция для нас — это не война и не захват власти в верхах. Под этим словом мы подразумеваем структурное преобразование общества, смену его фундамента. Революционное действие не всегда является нелегальным — революционным его делает не форма, а содержание, а именно посягание на основы: на авторитет государства, на частную собственность. В то же время, даже действуя в рамках закона, мы поступаем так не из-за уважения к нему, а исключительно из-за соображениий эффективности: легальная деятельность может приносить результат, а нелегальная — провоцировать власть на репрессии, способные навредить революционному движению. Нарушать или не нарушать закон — не вопрос принципа, все дело в ситуационной или стратегической выгоде. Раcсчитывать на то, что революция произойдёт полностью в рамках закона, не стоит: законы, так или иначе, направлены на сохранение несправедливых общественных отношений.
А в чём несправедливость? Что плохого в государстве и частной собственности?
Государство и частная собственность — это институты, которые перестали быть необходимыми. Они тормозят развитие человечества и, вместо того, чтобы улучшать жизнь отдельно взятого человека, ухудшают её. Капиталистическая экономика направлена на вечный рост производства, который должен всё больше и больше ускоряться, чтобы удерживать систему на плаву. Но этот процесс не может быть бесконечным, прибыль неизбежно будет снижаться, производство будет расти всё быстрее, потребление не будет успевать за производством. Усиливающийся экономический кризис показывает, что этой системе осталось жить считанные десятилетия. Производство давно ориентировано не на удовлетворение человеческих потребностей, а на получение прибыли. Реклама, масс-медиа и масс-культура создают искусственные потребности, превращая некоторые предметы в предмет статуса, и вынуждают человека покупать то, что ему не нужно, только лишь для поддержания своего положения в обществе. Огромные ресурсы тратятся на производство товаров, сразу же попадающих в мусор. В то время как в одном месте не знают, куда девать гниющую еду, в другом люди умирают от голода.
Государства сегодня представляют собой раздутые чиновничьи аппараты, которые существуют, с одной стороны, для защиты частной собственности, а с другой — для поддержания самих себя. Те важные организационные функции, которые выполняет государство, вполне могут быть реализованы при сетевом федеративном переустройстве общества. Государство поддерживает иллюзию своей необходимости за счет финансирования «бюджетной сферы». Культура, образование, медицина, как и свет с канализацией, после революции не пропадут. Их существование будут поддерживать органы самоуправления, в которых не будет профессиональной бюрократии. Но это тема для отдельной и довольно обширной беседы.
Под частной собственностью подразумевается собственность средств производства, с помощью которых эксплуататор присваивает продукты чужого труда. Никто не будет отбирать у вас вашу зубную щётку, ваш компьютер или автомобиль. А ситуация, когда один человек единолично владеет заводами, на которых работают другие люди — несправедлива. Средства производства должны принадлежать обществу, а продукция и услуги должны быть использованы для блага всех людей, а не собственника. От такого подхода выиграет не только абстрактный «коллектив», но и каждый отдельный человек.
Но, к примеру, на Западе капитализм, и там хороший уровень жизни. Зачем гнаться за утопией, если можно сделать у нас всё как в Европе? Проблема не в капитализме, а в его недостаточном развитии, в коррупции и отсутствии гражданского общества.
Даже в странах Запада сейчас намечается спад уровня жизни, притом, что их экономическое благополучие во многом куплено ценой жестокой эксплуатации работников Индии, Китая и прочих азиатских и африканских государств. Сейчас уровень жизни во всём мире пусть очень медленно, но выравнивается, элиты «третьего мира» могут по уровню богатства поспорить с «первым», между низами ещё наблюдается существенный разрыв, но и он не вечен. Единственный способ для капиталистов сохранить и повысить прибыль — не переносить производство в другие страны, а попросту создавать «третий мир» у себя дома.
Сделать у нас всё как в Европе уже не получится. Во-первых, нам некого эксплуатировать, кроме своих же сограждан; во вторых, момент, когда был возможен экономический рост, уже упущен десятилетия назад. Сегодня глобальная экономика находится в перманентном кризисе, и он будет лишь усиливаться. Революция сейчас –это реальность, причём в «благополучной» Европе протестное движение развито гораздо сильнее, чем у нас.
Коммунизм уже пытались построить в СССР — всё закончилось кровью и репрессиями а впоследствии — властью номенклатуры.
В СССР пытались выстроить централизованный государственный социализм. По сути, государство приняло на себя роль собственника и эксплуататора. Многие называют политическую и экономическую систему СССР «государственным капитализмом». Мы не являемся её сторонниками и критикуем эту систему не меньше, чем существующий порядок вещей.
Мы не хотим централизованной власти. Все решения должны приниматься, начиная с низового уровня, в трудовых коллективах и общинах по месту проживания. Более сложные модели будут строиться по принципу снизу-вверх. При таком подходе станет невозможным формирование класса номенклатуры, профессиональных управленцев, имеющих привилегии по сравнению с остальным обществом. Вместо рынка или центрального планирования мы предлагаем модель партисипаторного социализма, то есть планирования децентрализованного, ориентированного на ресурсы и потребности.
Заводы, профсоюзы, классовая борьба… Как все это вписывается в жизнь современного постиндустриального общества, с его новыми «незаводскими» профессиями и сложными социальными связями?
Замечательно вписывается. Офисный работник –такой же точно пролетарий, как и индустриальный рабочий. Он точно так же не имеет средств производства. Можно возразить, что его средство производства — его ноутбук, но это не так. Средство производства — это вся корпорация, в которой он работает, с её внутренними и внешними связями, логистикой, департаментом маркетинга. Средства производства могут быть нематериальными, как и сам продукт, но они всё равно находятся в чьей-то собственности, и наёмный работник остаётся наёмным работником. Профсоюз и классовая борьба актуальны не только на заводах, но и в офисах, в том числе в офисах домашних и виртуальных. Разумеется, традиционные формы протеста могут и даже должны адаптироваться к новым условиям, к тем возможностям и тем ограничениям, которые принёс нам прогресс и информационное общество.
Как будут приниматься решения в вашем обществе? Как вообще может существовать общество без центральной власти?
На низовом уровне оптимальный способ принятия решений — консенсус. Под консенсусом иногда ошибочно подразумевают компромисс между разными точками зрения. Это не совсем так. Консенсус — осознанное принятие решения в общих интересах. Если возникает спор, он разрешается с помощью дискуссии, аргументов, логики. Такой же способ принятия решений желательно практиковать и на уровне профсоюзов. Внутри синдиката все преследуют общую цель, поэтому нет смысла во власти или доминировании, суть любого спора — не победить собеседника, а сформулировать правильную позицию, которая убедит всех. В больших масштабах эта схема может оказаться не эффективной, так как достижение консенсуса в сообществе с тысячами и сотнями тысяч участников может оказаться очень длительным процессом. Поэтому решения должны приниматься в небольших группах, каждая из которых потом присылает своего представителя на общее собрание. Представитель при этом не наделяется властью, он просто ретранслирует мнение своих товарищей и может быть отозван, если действует против их воли. Это называется «императивным мандатом». Принципиальное отличие прямой демократии от парламентской заключается не в отсутствии представителей (без них не обойтись), а в том, что представители народа не наделяются властью над ним, они просто передают дальше мнение людей, которые их выдвинули. Власть не должна быть чем-то отчуждённым от общества, все люди сами являются властью. Это предполагает большую свободу, но в то же время несоизмеримо большую ответственность.
А что делать, если я не согласен с решением подавляющего большинства и меня нельзя переубедить?
Есть два варианта. Можно просто не участвовать в реализации этого решения: если оно кажется вам неверным, никто не в праве вас заставить действовать против своей воли. Если решение противоречит вашим принципам настолько, что вы не можете далее отождествлять себя с организацией — вы всегда можете уйти.
Каким вы видите образование в будущем новом мире?
В первую очередь, образование должно перестать быть коммерческим. Сейчас оно является, в своём роде, товаром, и его первоочередная цель — сделать из человека товар, который хорошо продаётся на рынке труда. Настоящая же цель образования — это развитие человека, научный прогресс и творческий поиск. Поэтому университет должен быть не фабрикой по штамповке одинаковых специалистов, а местом, где люди получают возможность развиваться. Как только образование перестанет быть услугой, которую можно выразить в денежном эквиваленте, а станет творческим процессом, в котором отсутствует грань между учителем и учеником, исчезнет проблема нерадивых и ленивых студентов. Зачем изучать какую-либо специальность против своей воли, если к этому нет финансового принуждения? Но образование изменится тогда, когда изменится само понятие труда, и отношение к труду: из навязанной необходимости он должен стать почётным хобби.
Рекомендуем для прочтения повесть братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» — примерно так должен выглядеть университет будущего.
Но ресурсов не хватит на всех, конкуренция неизбежна.
Хватит. Голод и нищета обусловлены лишь неравномерным и несправедливым распределением ресурсов, а не их нехваткой. Огромное количество товаров уничтожается впустую по причине того, что они просто не доходят до своего покупателя. Разумное планирование и кооперация людей гораздо эффективнее и справедливее, чем конкуренция. Правильнее и честнее отдать кусок хлеба голодному, чем выбросить его в мусор. Это же правило действует и в глобальном масштабе.
Какая роль университетов и студенческих организаций в построении будущего общества?
Студенты — это молодёжь. У них есть силы, энтузиазм, смелость, они ещё не устали, не разочаровались, не обросли долгами и обязательствами. К тому же это образованная молодёжь, которая открыта к познанию нового и способна мыслить критически. Но самое главное, любой студент — это почти всегда будущий наёмный работник. Окончание ВУЗа не подразумевает окончание борьбы: вчерашний активист студенческого профсоюза должен организовать профсоюз у себя в офисе, в редакции или на заводе, а опыт активизма, полученный в молодости, может стать определяющим на протяжении всей жизни. Университеты — кузница революционных кадров, именно поэтому работа с ними должна быть одним из важных направлений для современного синдикалистского движения. При этом важно, чтобы студенческое движение не воспринимало себя как некое сословие, интересы которого обособлены от интересов остального общества. Студенческий активист, который перестаёт быть активистом после окончания университета, мало интересен, равно как и «профессиональный» студенческий активист, остающийся в этой сфере спустя годы после окончания ВУЗа.
Можно ли сотрудничать с политиками, стремящимися во власть? У нас ведь могут быть совпадающие тактические цели.
Этого не стоит делать. И не только потому, что это нарушает какие-то принципы, как уже говорилось выше, синдикализм — это не догма, а живая изменяющаяся система. Политики, стремящиеся во власть, не могут быть искренними союзниками тех, кто желает уничтожения любой власти. Кто-то неизбежно будет вынужден лгать и предавать — мы или они. Если предадут нас (что более вероятно — у профессиональных политиков в этом плане гораздо больше опыта) — получится, что мы помогали нашим противникам в достижении их целей, жертвуя при этом своей репутацией. Если предадим мы — это вынудит нас переступить через те принципы, ради которых мы и начинали свою деятельность.
Не следует игнорировать этику, она является не идеалистической, а вполне материальной категорией; этика — это не отвлечённое понятие, а принципы, по которым строятся отношения между реальными живыми людьми. Если наша цель — построение лучшего общества, основанного на свободе, равенстве и солидарности, мы не можем основывать его на лжи и предательстве.
Так вы анархисты? Вы не признаёте государство?
Да, большинство из нас — анархисты, и даже те, кто не позиционирует себя таким образом, всё равно не признают государство. Это не означает, что мы отрицаем его существование. В государство не следует встраиваться, его нужно преодолеть и ликвидировать, но если мы будем просто игнорировать его существование и жить «как будто анархия уже наступила», мы многого не добьёмся, тем более что государство не намерено игнорировать нас. Как в известном анекдоте: «вы не верите в дьявола, но дьявол в вас верит».
То есть, вы же всё равно признаёте существование власти. Например, вы пикетируете Парламент, с требованием не принимать новый Трудовой Кодекс. Чем вы тогда отличаетесь от реформистов, которых критикуете?
Мы отличаемся от реформистов тем, что наши реальные требования неисполнимы в рамках действующей системы. Те «реформистские» требования, которые невозможно исполнить, являются революционными по сути, так как мы задаём ту планку, которую ни один политик не может взять, только лишь завалить. Одно из таких требований на сегодня — 30-часовая рабочая неделя. Мы не идём на компромиссы. И не нужно бояться утопичности и неосуществимости наших требований.
Существование радикалов сдвигает политический центр в их сторону. Появляются «умеренные» и «конструктивные» политики, которые не брезгуют переговорами и соглашательством. Фактически они и делают за нас всю грязную работу. Как только радикалы сами становятся «конструктивными», центр опять смещается, только вот уже в противоположном направлении.
Существование непримиримых «экстремистов» нужно и самим «социал-демократам» для проведения небольших позитивных реформ или же блокирования негативных деформ. А радикалам, в свою очередь, полезны определённые локальные изменения к лучшему. Улучшая положение работников здесь и сейчас, мы поднимаем боевой дух людей и высвобождаем время и силы для дальнейшей борьбы и саморазвития. Но понимая всю тактическую пользу реформ, мы не должны сами становиться реформистами. Смешивание позиций левых радикалов и левых центристов никогда не идёт на пользу ни тем, ни другим.
Вы малочисленны и маргинальны, на что вы вообще можете повлиять, как вы собираетесь «запугать» власть?
Иногда качество гораздо важнее количества. Власть и оппозиция сгоняют на свои митинги десятитысячную массовку, но они всем по большому счёту безразличны, а об акциях «маргиналов», состоящих из несколько десятков человек, пишут и говорят. Если идеи, которые мы озвучиваем, действительно актуальны для тысяч и миллионов, это значит, что в экстремальной ситуации эти тысячи и миллионы смогут проснуться. И власть тоже неплохо это понимает.
Но с помощью политиков можно принимать хорошие законы. Мы ведь должны закреплять наши победы юридически. Будем реалистами, революция невозможна здесь и сейчас.
Революция — это не одномоментное действие, а длительный процесс. В каком-то роде подготовка к революции и есть сама революция: мы выстраиваем горизонтальную организацию, мы повышаем сознательность людей и помогаем им учиться мыслить — это необходимое условие для любого глобального общественного преобразования.
Безусловно, победы должны закрепляться, в том числе, юридически. Только это дело политиков, а не наше. Мы всегда должны хотеть большего, чем очередного «хорошего» или «не очень плохого» закона. Наши требования должны быть больше, чем те, что политики способны реализовать. Наша цель — не помогать бюрократам писать законы, а вынуждать их делать это. В этом и заключается ключевая разница между нами и реформистами, разница между прямым действием и законотворчеством. Вместо того чтобы становиться в одну упряжку с политиками, мы должны стегать их кнутом и заставлять бежать всё быстрее, покуда они не упадут замертво.
Любой хороший закон плох тем, что, солидаризировавшись с ним, мы теряем моральное право требовать больше. Нам нужно всё и желательно сразу. Если отойти от этого принципа — мы не получим ничего и никогда. Мелкие подачки унизительны, хоть и необходимы, большая победа — дело будущего, а отсутствие малых побед деморализует. Поэтому наша цель не выпрашивать улучшения, а требовать.
Радикальная политика отнюдь не подразумевает псевдорадикальной эстетики, общения посредством лозунгов без аргументации и уж тем более антиинтеллектуализма. Напротив, наши требования должны быть логичны, обоснованы и выражены в понятной и в то же время солидной форме.
А почему нельзя самим участвовать в выборах? Вполне можно использовать государственные структуры как платформу для пропаганды. К тому же «свой» депутат может помочь, вытаскивая активистов из тюрем.
Как мы уже не раз отмечали выше, синдикализм не является догмой или священным писанием. Наш отказ от участия в выборах продиктован не какой-то абстрактной брезгливостью или нежеланием запачкаться. Подобно бытовой гигиене, гигиена политическая имеет под собой вполне логичное обоснование. Она защищает от инфекции. Участие в выборах сколь-нибудь высокого уровня, если оно имеет своей целью реальный захват власти, требует приложения очень серьёзных усилий со стороны активистов, усилий, которые могли бы быть с куда большей отдачей истрачены на низовую работу.
Депутатские мандаты или (из области фантастики) министерские портфели получат лишь единицы. И как бы подотчётны они ни были организации, сама логика буржуазной политики неизбежно сделает из них «лидеров», вызовет в них отчуждение к рядовым активистам. Депутат, который действует в рамках парламентской борьбы, но при этом лишь передаёт дальше решения принятые в рамках прямой демократии, возможен лишь в теории. Этот сценарий не выходит за рамки гипотетических построений — сама политическая система не позволит депутату быть честным и последовательным. В сегодняшних реалиях избрание депутата со сколь-нибудь радикально-революционной программой невозможно: успешная избирательная кампания стоит немалых денег, собрать их без буржуазных спонсоров — невозможно. Если же организация обладает достаточным влиянием, чтобы собирать такие суммы за счёт краудфандинга, то, опять же, куда разумнее потратить средства на рост масштабов низовой борьбы, чем на продвижение одного парламентария, который всё равно не сможет оказать сколь-нибудь серьёзного влияния на систему. Тезис о том, что избирательная кампания повысит информационное присутствие, во многом верен. Только вот вести агитацию посредством выборов — всё равно, что топить камин деньгами. Гораздо выгоднее купить на них дров или угля. Если организация имеет достаточно денег, для того чтобы покупать эфир и рекламу на телеканалах, печатать предвыборные плакаты и листовки — это значит лишь то, что она может с куда большей пользой потратить эти средства на агитацию в ходе реальных классовых конфликтов.
«Свой» депутат безусловно может быть полезен, особенно при конфликтах с законом, но его КПД не сравним с затратами, которые придётся приложить для его избрания и возможными рисками в случае его (практически неизбежного) предательства. Хорошие контакты с прессой и дружественные юристы могут помочь организации не хуже, чем «свои» парламентарии, которые скоро перестают быть либо своими, либо парламентариями.
Может быть, нужна более простая и ясная пропаганда? Большинство людей глупы, им нужно просто дать простые лозунги и они пойдут за вами.
Нам не нужно стадо, идущее за нами, так как мы не собираемся брать власть. Нам нужны свободные, умные и ответственные люди, способные сами стать властью. Мы помогаем людям проявлять эти качества, мы помогаем им организовываться и бороться, но мы не организовываем их и не ведём на борьбу. Нам нужна не серая масса, а личности, их нельзя привлечь пропагандой. Семена разума и свободы есть в каждом человеке, мы можем лишь удобрять почву.
Но как же разделение труда? Прослойка профессиональных управленцев могла бы действовать эффективнее. Зачем вынуждать всех людей заниматься политикой?
А зачем люди занимаются любовью? Ведь размножаться могла бы специальная прослойка производителей, в то время как остальные бы высвободили множество времени для полезной работы. Разделение труда в какой-то мере неизбежно, один и тот же человек не может знать и уметь сразу всё, более того, человек имеет право не хотеть знать и делать всё. Но если сделать это правилом и попытаться довести его до абсолюта — мы получим тоталитарную антиутопию. Есть некоторые базовые навыки, которые нужны каждому, есть занятия, которые нельзя просто так делегировать другому. Управление своей жизнью входит в их число.
То есть, вы собираете элиту?
Нет. Никакой элиты не существует, выделение этой прослойки (будь то элита финансовая или интеллектуальная) служит оправданию существующего положения вещей. Как говорил один мудрый человек: «Еvery man and every woman is a star» («Каждый мужчина и каждая женщина — это звезда»). Каждый человек является, одновременно, и личностью, и частью серой массы. Формирование первого и преодоление второго — это непрекращающийся процесс, в котором должны принимать участие все. Принадлежность к революционному движению не подразумевает окончания развития, напротив, она должна стать стимулом для дальнейшего самосовершенствования.
Тем, у кого повышается сознательность, трудно не поддаться искушению стать элитой. Как вы собираетесь удержать их в рамках горизонтальной организации?
Как раз тем, у кого действительно повышается сознательность, совершенно не хочется становиться элитой. Желание управлять, точно так же, как и желание подчиняться — признаки старого мышления, присущего сегодняшней социальной формации. Будет меняться общество — будут меняться ценности, будет меняться и мышление людей. Часто можно услышать, что «анархия» или «коммунизм» противоречат природе человека и поэтому останутся красивыми утопиями. Но дело в том, что сама по себе природа человека отнюдь не неизменна, она зависит от социума и развивается вместе с ним. В новом обществе не будет нужды в элитах, а значит, не будет и желания узурпировать власть.
Бабочка не ест листья не потому, что ей мешают внутренние моральные принципы или тем более какой-то внешний запрет. Она просто переросла эту стадию.
Может быть, следует начать менять общество с себя, попутно просто помогая близким людям?
Разумеется, нужно начинать с себя. Но это не значит, что нужно ограничиваться собой. Личное совершенство недостижимо, вряд ли вам удастся достичь состояния святого или боддхисатвы в этой жизни. Изменение себя — это бесконечный процесс, и он наиболее эффективен, если вы одновременно с этим изменяете окружающий мир. Вспомните классический парадокс: «если дерево упало в лесу, и никто не слышал звука, то можно ли утверждать, что звук был?». Уходя в себя, вы рискуете стать таким деревом, ваше совершенство останется незамеченным и не оставит ни малейшего следа в этом мире.
Помогать другим, безусловно, хорошее дело. Вопрос в том, в чём выражается эта помощь. Вы можете накормить голодного, вы можете даже кормить его регулярно, но тогда ваших сил хватит, максимум, на двух-трёх голодных. И, в то же время, вы можете попробовать изменить мир так, чтобы голодные не голодали. Это более сложная, глобальная и утопическая задача. Но и более красивая. В то же время, маленькая локальная помощь тем, кто в ней нуждается, — это хорошо, она позволяет выработать чувство ответственности, дисциплинирует, помогает лучше понять, ради кого и против чего мы боремся.
Как предотвратить паразитизм на чужом чувстве ответственности и желании изменить мир? Можно предположить, что найдется немало «голодных», не разделяющих синдикалистских идей, но научившихся пользоваться их «носителями».
Сегодня есть множество людей, отнюдь не голодных, которые успешно паразитируют на труде других. И речь не о получателях велфера, а о крупных капиталистах, получающих несоразмерные прибыли. Когда один человек, сидя в офисе, зарабатывает миллион долларов в месяц, а другой, ползая в шахте — пару сотен, нельзя сказать, что первый работает в 10000 раз лучше. Ещё есть армия, милиция, огромный чиновничий аппарат. Бояться иждивенцев не надо, те иждивенцы, которых мы кормим сейчас, куда более прожорливы, чем любые «голодные».
Паразитировать в обществе, в котором каждый несёт личную ответственность за всё, не получится. Это всё равно, что воровать у друзей или родственников: технически легко осуществимо, но вряд ли такой человек будет потом комфортно чувствовать себя в кругу близких.
А что же делать с преступностью, судами и правоохранительной системой? Кто будет следить за порядком в вашем прекрасном новом мире?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно сперва попробовать понять, что такое преступление и какие причины понуждают к нему человека. Сторонники репрессивной системы любят говорить о том, что склонность к преступлению заключена в человеческой природе. Но выше мы уже писали о том, что никакой незыблемой человеческой природы не существует, и криминальная статистика подтвердит это: в Норвегии осужденных преступников на душу населения в десять раз меньше чем в России. Значит ли это, что норвежцы от природы более законопослушны? В десять раз? Или же дело в том, что у них более мягкие законы и бандиты уходят безнаказанными? Но тогда в Норвегии и других странах со схожим законодательством должно было бы быть засилие уличной преступности. Но это не так, там гораздо спокойнее, чем в той же России. Придётся признать, что количество преступлений прямо связано с репрессивностью самого общества. Чем большему насилию подвергается человек, тем больше насилия выплёскивает он наружу. Причём речь идёт не только о прямом насилии со стороны представителей власти: эксплуатация на работе, психологическое давление в семье, иррациональное подавление сексуальности из-за религиозных запретов, криминализация бедности и болезней (в том числе наркомании) — всё это также способствует появлению «преступников».
Чем более гармоничным будет общество, тем меньше в нём будет насилия.
За соблюдением порядка сможет следить самоорганизованная милиция, вооружённые горожане. Суды же будут заменены общими советами, по сути, расширенным судом присяжных. Преступлениями должны считаться только лишь преступления против личности, и в каждом отдельном случае совет будет подробно изучать причины и мотивы каждого поступка.
Удастся ли анархо-синдикалистам быстро принять правильное решение, столкнувшись с агрессивными фанатиками, беспрекословно выполняющими приказы жестокого и решительного лидера?
На случай военных действий, как и для других ситуаций, требующих быстрого и немедленного принятия решений, вполне допустимо назначение временных координаторов, которым временно делегируется право приказывать. При этом, в случае самодурства или злоупотребления властью такой координатор может быть отозван. Действительно, в военных условиях кто-то неизбежно получит временное право приказывать, только это право ему будет давать исключительно воля тех, кто исполняет приказы. В либертарном обществе, в котором люди привыкли участвовать в принятии всех важных решений, уровень сознательности достаточно высок, чтобы каждый рядовой потенциально мог исполнять роль генерала. Вопрос лидерства в случае войны и катастрофы решают не личные качества, не харизма, а исключительно навыки тактика и стратега, познания в военной теории и практике; сразу же после разрешения ситуации координатор слагает с себя полномочия.
Опасность «захвата власти» в обществе сознательных людей сведена к минимуму. В обществе, где каждый привык нести ответственность за принятие каждого решения, никто не будет исполнять приказы узурпатора.
Мы слышали, что левые, в том числе анархисты, поддерживают всяческие меньшинства. А зачем это нужно, если можно сконцентрироваться на проблемах большинства?
На самом деле никакого «большинства», объединённого едиными интересами, не существует. Большинство (как и меньшинства) всякий раз придумывается, когда возникает необходимость столкнуть между собой различные группы людей. Причём часто их интересы совершенно не противоречат интересам друг друга. Даже если рабочие с разным цветом кожи вынуждены бороться за одно рабочее место, вина лежит на той системе, которая вынуждает их бороться друг против друга. Ещё более бессмысленным является противостояние «гетеросексуалов» и «сексуальных меньшинств» — эти предрассудки искусственно раздуваются, чтобы отвлечь людей от реальных проблем.
Притеснение по гендерному, сексуальному, национальному, религиозному признаку всегда имеет глубокие социальные корни. И выступая за преобразование общества на либертарных, свободных началах, мы не можем закрывать глаза на очевидную несправедливость в отношении человека или группы людей. Смирившись с одной несправедливостью, мы открываем путь для следующей. Нельзя выступать за равноправие лишь для избранных, даже если эти избранные решили называться «большинством». Приняв такую логику один раз, мы придём к оправданию любого неравенства и любой несправедливости.
Дискриминация возможна и даже необходима лишь в адрес тех, кто дискриминирует других. Именно поэтому мы не рассматриваем убеждённых нацистов, расистов и ксенофобов в качестве возможных союзников или партнёров для диалога.
Я ничего не слышал о синдикалистском движении в мире, оно существует?
В мире существуют серьёзные синдикалистские организации, способные мобилизовать тысячи и десятки тысяч людей: CNT и CGT в Испании, FAU в Германии, IWW в США. Синдикалисты играют значительную роль практически во всех международных протестах, начиная от всеобщих забастовок и заканчивая движением Occupy.
Сайты значимых синдикалистских организаций: , , , ,
Зачем заниматься всеми этими отвлечёнными материями? Заведите нормальную семью, устройтесь на работу, займите достойное место в жизни.
Это уже вопрос личного экзистенциального поиска. Кто-то идёт в революцию, потому что не способен завести семью и работу и занять достойное место в жизни. Кто-то идёт в революцию, потому что завёл семью, нашёл работу, занял достойное место в жизни и теперь хочет занять место в истории. Кто-то идёт в революцию, потому, что хочет, чтобы плоды его работы не пропали бесследно, а его семья жила счастливо спустя поколения. Кто-то идёт в революцию, потому что это и есть его семья, его работа и его жизнь.
Критика активизма с обывательских позиций на самом деле является палкой о двух концах. Ведь точно так же, с циничной усмешкой, можно критиковать любую систему ценностей, в первую очередь вашу «семью», «карьеру» и «личный успех» — совершенно ведь пошлые и смехотворные вещи.
