* * *

При всей своей физически сильной и внешне свирепой натуре Ника, также, как, впрочем, и Долли, была ужасной трусихой. Однажды пришедший в гости родственник, шутя, схватил ее на руки в темной прихожей, когда та подбежала с лаем к открывшейся двери. Каково же было его удивление, когда он через минуту оказался стоящим в луже и в несколько подмоченной куртке.

— Господи, что это?! — вскричал он.

— А ты как хотел?! Напугал до смерти, а потом удивляется. Я же еще не такая уж взрослая собака. Вот вырасту и укушу тебя, обязательно укушу, чтобы не шутил так больше, — пообещала Ника и к человеку этому потом долгие годы относилась с некоторой опаской.

И вообще к мужчинам после этого, произошедшего еще в детстве случая, собака относилась настороженно. Старалась не связываться. Исключением был лишь сын хозяйки. Его Ника обожала. Залезала на диван, с пыхтением ворочалась с боку на бок, подставляя их для поглаживания и почесывания, старалась облизать с ног до головы, буквально залюбив до невозможности.

— Ах ты, моя любимая блондиночка, собачка моя золотая, зузуленька-Никусенька, — ворковал он с ней, обнимая за шею.

Даже когда Нику не пускали в комнаты, потому что с нее летела клочьями шерсть, собака умудрялась прорваться к своему любимцу, залезть на диван и зарыться под одеяло, чтобы не быть обнаруженной сразу.

И гостей, которые периодически приезжали к хозяевам, и которых она хорошо знала, Ника страшно любила.

— Сейчас, погодите, не заходите, дайте поцеловать скорее, — суетилась она.

— Ах, ты моя подружка дорогая, — отзывалась одна гостья.

— Ника, подожди, дай я разуюсь хоть, а потом поцелуемся, — смеялась другая, уворачиваясь от стремящейся во что бы то ни стало лизнуть ее собаки.

Гости уговаривали хозяйку не прогонять от них Нику, и когда компания пила чай, собака гордо восседала рядом со всеми, смотря на пришедших жадными глазами, поочередно протягивая всем то одну лапу, то другую, выпрашивая подношения.

Ее за это все угощали, (а как же иначе?) хотя иногда в этом не было необходимости. Даже у сидящей собаки голова была аккурат на уровне стола. Это позволяло ей, не сходя с места, легким движением языка смахивать со стола лакомые кусочки, даже проходя мимо и не останавливаясь. Это случалось нечасто, но оставлять, например, котлетку, кусочек колбасы и даже хлебушка, было рискованно. Стоило порой на секунду отвлечься, как сей съедобный предмет мог уйти даже с вилки, не то, что мирно лежащий в тарелке.

* * *

Однажды хозяева после встречи Нового года пошли провожать гостей к дороге, чтобы помочь им поймать такси. Никому и в голову не пришло что-то убрать со стола. Когда они вернулись домой, все тарелки были тщательно вылизаны, и с каждого приготовленного блюда была снята проба. Селедка под шубой одобрена не была, также, как и другие салаты. В том числе пресловутый нахваливаемый всеми оливье.

— Гадость, — заключила Ника, — и вот эти кусочки хлеба с чем-то красненьким мне тоже показались невкусными. Я пыталась каждый из них надкусить. Но — нет! Не мое это блюдо. Соленое какое-то. А вот те прекрасные блинчики, пахнущие так притягательно, посыпанные жареной морковью… О, да, это настоящая вкуснятина. Я бы все съела, но там столько еще надо было попробовать! И конечно, тортик. Он мне даже снился потом, — делилась она впечатлениями с Долли.

— Ой, ты только посмотри, она съела почти весь печеночный торт, попробовала щуку фаршированную, надкусала бутерброды с икрой и покоцала весь торт Наполеон! Даже «шубой» не погнушалась. Но видно та ей не понравилась. А тарелки… Ты посмотри! Они же вылизаны до блеска. Ника, я, наверное, не буду покупать посудомоечную машину. Да и вообще посуду мыть не буду. Заведу еще парочку таких собак… Ты что натворила, а? — выговаривала, удивляясь, вернувшаяся хозяйка.

Ника присела на своих длинных ногах и поджала хвост.

Что, опять я у вас виновата? Долли между прочим тоже колбасу ела и холодец. Но ей вы даже ничего не говорите.

— Правильно, — подала голос Долли из-под стола, — ты-то рядом со столом отрубилась, налопавшись вдоволь. А я ушла благоразумно. Вот про меня и забыли. И ты… забилась бы куда-нибудь и сидела бы тихонечко вон, хоть в соседней комнате.

— Но они все равно на меня бы подумали…

— Подумали бы. Потому что ты лопаешь все подряд, как слон. Но пока бы нашли, пока то, пока се, гнев бы их и поутих… а так, видишь, стащили тебя с дивана, выгнали из комнаты, отругали. Сиди теперь в коридоре одна-одинешенька.

— Но ведь они же все сами оставили… так вкусно пахло…

— Ну и что. Приличные собаки чуть-чуть возьмут незаметненько. Вот как я. Про колбасу и холодец слова не сказали. А ты что? Как сумасшедшая жевать начала, все подряд пробовать. Как помойка какая-то. Как дворняга безродная. Тьфу!

— Да ладно, ты-то хоть меня не ругай. Нет, чтобы хоть немного посочувствовать.

— Эх, воспитываю я тебя, воспитываю, все без толку. Все-таки, наверное, нечистокровный ты лабрадор. Правильно тебя на выставке забраковали. Ведешь себя, и правда, как дворовая псина. Никакой сдержанности в тебе нет, никакой интеллигентности. Кусок тебе нельзя дать, с рукой готова оторвать. Даже хозяйка тебе всегда говорит: «Не хватать!».

— Неправда! — расстроилась Ника, — когда на ладошке мне протягивают, я никогда не хватаю. Даже вон ребенок мне давать угощение не боится.

— Эх, ты. Ладно, не расстраивайся. Я-то вижу, они на тебя и не сердятся вовсе. Так это, для порядка. Полежи немного, сделай вид несчастной собаки. Как я тебя учила. И все, пригласят и к себе в комнату, и даже угостят чем-нибудь. Уж я-то знаю. Я их изучила. Как свои четыре лапы.

Но Ника и так чувствовала себя абсолютно несчастной. Ей и вид делать было не надо. На лбу собирались морщины, глаза смотрели жалобно и грустно. Кроме того, в прихожей она занимала почти все пространство. Поэтому вскоре хозяевам надоело то и дело переступать через нее, они запинались, чертыхались и, в конце концов, разрешили Нике зайти в комнату и занять ее любимое кресло. Хотя вздыхать собака не перестала.

— Ладно, Ника, мир, но больше так не делай. Нельзя брать со стола, ты поняла? Нельзя! — строго сказала хозяйка.

Однако подобный случай все же повторился через несколько лет. Как-то на Пасху хозяйка испекла два кулича. Их, как водится, накануне освятили. Один она взяла с собой, уходя в гости. А другой, завернув в полотенце и положив в целлофановый пакет, оставила на кухне на столе. Когда позднее хозяева вернулись домой, они увидели валяющиеся на полу полотенце и пакет. Хозяйка подняла все это, увидела крошки и только тогда поняла, что чай пить не с чем. Кулич был безвозвратно утерян. Он был съеден.

— Ну, что, девчонки, попировали? — спросила она. — Ума не приложу, как вы его достали? Ведь высоко же и упаковано все было. Ах вы хулиганки! Освященный кулич слопали! Все грехи себе отпустили!

— А я-то при чем, — привычно затянула Долли.

— Представляю себе, как вы его тут делили, — не повелась на ее невинный вид хозяйка, но отчитывать собак не стала. Просто старалась с тех пор, во-первых, все убирать с поверхностей. А во-вторых, всегда угощала чем-нибудь собак, уходя из дома и возвращаясь обратно. Собаки к этому привыкли и с радостью встречали хозяев и гостей, особенно, когда те держали в руках пакеты. Они сопровождали пришедших от самой двери до кухни и с любопытством заглядывали в сумки, тыкаясь туда носом, отталкивая друг друга, пытаясь угадать, чего вкусного принесли и чего им дадут в качестве лакомства. Хозяева не возражали.

— На, на, понюхай, видишь каких вкусняшек мы тут принесли, — со смехом говорили они.

* * *

Однажды хозяева обнаружили, какое еще лакомство есть у Ники. Как-то раз хозяйка, гуляя с собаками во дворе, услышала в кустах виноградника подозрительный шорох.

— Ника, ты где? Это ты там? Ну-ка, иди сюда, — позвала она собаку. Шорох на минуту стих, а потом возобновился снова.

— Да что там такое? — пошла она на шум. — Ника, — раздвигая лозу, позвала хозяйка. — Ты что здесь делаешь?

— Ну, не видишь ты что ли? Что делаешь, что делаешь, виноград ем, — обрывая небольшую кисть кишмиша и с удовольствием жуя ее, — проворчала, причмокивая, собака.

— Тебе виноград что ли нравится? Так вот кто весь куст снизу объел у меня! А я-то гадаю… теперь буду тебя угощать. Ешь, если нравится. Но впервые слышу, что собака виноград ела.

— А чем я хуже, чем вы. Это же вкусно. Просто мед и мед какой-то! — облизывалась и щурилась от удовольствия Ника. Ей нравился разный виноград, хотя далеко не весь. Но этот сорт мелкого зеленого и очень сладкого винограда она любила больше всех и постоянно объедала уже с разрешения хозяев приглянувшийся ей куст. «Виноград для собак и маленьких девочек», — называла его приехавшая погостить маленькая родственница. И обе они — и девочка, и собака с удовольствием поедали понравившиеся сладкие зеленые мелкие ягодки.

* * *

Поначалу, живя в новом доме, хозяйке приходилось часто оставаться одной. Однажды ночью, когда хозяин был в командировке, она проснулась среди ночи от ужасных звуков.

— Что это? — с сильно бьющимся сердцем испуганно подумала она, сжавшись в комок. Прислушалась…

— Храпит, что ли кто-то? — догадалась она.

Причем звуки раздавались совсем рядом, практически на другой стороне кровати.

— Может быть, муж неожиданно ночью приехал, — подумала она, — но он вроде не храпит.

Наконец, она смогла совладать со своим страхом и оцепенением, протянуть руку и включить свет. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что на соседней половинке двуспальной кровати вытянувшись во всю длину, положив голову на подушку под сбившимся одеялом мирно спит Ника и оглушительно при этом храпит.

— Ника, ты как здесь, кто разрешил? — возмутилась хозяйка, потеряв на минуту дар речи.

Ника лениво подняла голову, пытаясь повернуться мордой к хозяйке, и вновь положила ее на прежнее место.

— А что такого? — сонно пробормотала она.

Через пару секунд вновь раздался храп.

— А ну-ка, иди на место, бессовестная собака! Напугала меня до невозможности, — продолжала ругаться хозяйка, сталкивая Нику с кровати. Ника недовольно ворчала и не двигалась.

— Ну, что ж ты пристала-то, что ж ты сама не спишь и никому не даешь. Жалко тебе что ли, что я здесь полежу? Место все равно же свободное, — упиралась она.

— Я вот хозяину пожалуюсь, что ты такая упертая и непослушная, — продолжала выпихивать ее хозяйка.

Ника нехотя сползла с кровати. Пробовать хозяйского гнева ей совсем не улыбалось.

— Иди на место. Давай, пошла, пошла…

— Ага, сейчас, — буркнула собака, протискиваясь под кровать.

— Куда?! Ты же там застрянешь, вылезай немедленно! — настаивала хозяйка.

— Ни за что, — упрямо вздохнула Ника, хотя ей там и правда, было очень тесно.

Уснуть ни у кого не получилось, потому что сначала собака опять храпела так, что стены дрожали, а через некоторое время Ника возилась, пытаясь то ли перевернуться на другой бок, то ли вылезти, так, что она практически подняла кровать на спине, встав на ноги в полный свой исполинский собачий рост.

Хозяйка, потеряв терпение, выгнала собаку из комнаты и закрыла дверь, потому что иначе все повторялось сначала.