Карина редко видела страшные сны. Редко, но очень метко. Точнее сказать, один и тот же с минимальными вариациями. В этом сне она долго искала маму – бегала по хитро перепутанным коридорам, заглядывала в пустые комнаты, звала, звала до хрипоты.
Во сне Карина откуда-то знала, что за пределами дома наступила тьма, все люди на земле умерли и мама тоже умрет, если она не отыщет ее. Руки холодели, страх промораживал девчонку насквозь. Тьма проникла в дом и клубилась в каждом углу, за каждым поворотом. Еще немного, и маму будет не найти, и тогда Карине придется одной вечно носиться по коридорам и звать, звать, зная, что все бесполезно и мамы больше нет…
Еще один поворот коридора, и неожиданно она оказалась в просторной комнате с огромными окнами. Пейзаж за ними расплывался, но сквозь стекла струилось неяркое сияние. Мама стояла между окнами и, улыбаясь, протягивала Карине руки. Едва смея поверить глазам, девочка бросилась к маме, обняла ее…
Вместо мамы она обняла манекен. Точную, но неживую копию.
И манекен начал разрушаться в ее руках. Поверхность бледного маминого лица пошла трещинами, из них посыпалось что-то, не то песок, не то пыль. Крупный осколок гулко стукнулся об пол. Мама была полой изнутри, обломки белели сколами, как чудовищное папье-маше.
Не может быть…
– Это не мама! – закричала Карина. Ей хотелось броситься на пол и колотить по нему руками и ногами, требуя, чтобы невидимый шутник прекратил свои кошмарные розыгрыши. – Это не она!
Но на полу рассыпались в пыль обломки того, что когда-то было ее мамой, а в голове нарывом лопнул ответ: «Это она». И ничего не исправить… Ни-че-го.
Карина слетела с кровати с беззвучным воплем. За окном едва теплился рассвет, на будильнике горело: 06.37. Еще двадцать с лишним минут до звонка. Она потрогала руками свое лицо, потянула за нос… Все настоящее. Ткнула пальцем в штукатурку на стене… осыпается, но не больше, чем обычно. Только потом решилась оглядеть комнату. Три стены в побелке, одна с обоями – они с Лариком клеили, не имея ни малейшего представления, как это делается. Поэтому терпения хватило только на одну стену… Вот громоздкий старый шкаф, рядом с ним на полу валяется школьный рюкзак…
Внизу уже кто-то ходил, скрипели половицы. Была мамина очередь готовить завтрак.
Карина бегом метнулась вниз, отгоняя дурной сон. Утренний холод ударил по ногам. На кухне горел свет. Ее строгая, неласковая, но такая родная и единственная мама присела на подоконник, поднося к губам первую утреннюю чашку кофе.
– Ма-а-ам!
Мама обернулась, кривовато улыбнулась, отсалютовала дочери чашечкой кофе – синей с золотой каемочкой. И Карина поняла, что уже давно плачет, как маленькая. Плачет от облегчения, от того, что мрак и смерть отступают.
– Мне такое приснилось, жуть!
– Какое, – спросила мама, – такое?
И разлетелась на полсотни осколков пересохшего папье-маше – картон и засохший клей, белая пыль.
Жалобно звякнув, раскололась об пол синяя чашечка…
Она, конечно же, снова проснулась, уже по-настоящему. Всегда просыпалась. И то с легкостью, еще до умывания, то с трудом, к третьему уроку, но умудрялась забыть страшный сон – как и полагается поступать со страшными снами.
Но сейчас Карина стояла на огромном обломке скалы – одном из многих, образовавших «каменную реку», след давнего камнепада. Она словно очутилась посреди своего старого кошмара. Только маму тут не найти. И проснуться невозможно. Потому что это не сон.
Ничего живого тут не было. Все – и камни, и деревья – было… ненастоящим. Словно сделанная из папье-маше старая театральная декорация в натуральную величину. Пыльная, тусклая и потрескавшаяся. Кто-то заменил живой и красивый кусок пространства ужасной фальшивкой, небрежной, но очень точной копией.
Карина присела на корточки, потрогала камень. Действительно, не настоящий, картонный какой-то.
– Что… что это? – с трудом выжала из себя вопрос.
– Омертвение, – ответил Диймар. – Из этого куска мира ушла глубина. И – сама смотри – все на месте, а жизни нет. Это больше не твой мир и вообще не мир, а так…
– А… а животные, птицы?
– Если не успели удрать, то… – И мальчик прошел несколько шагов вдоль кромки, внимательно вглядываясь в темноту (обычную темноту осеннего вечера, но какую же мертвую и зловещую!). – А, вот, смотри.
И он сорвал с ветки и бросил ей что-то маленькое. Шишку?
Она поймала брошенный предмет и едва не отбросила. Птичка. Вернее, непонятный комок то ли картона, то ли чего-то подобного. Муляж.
– Она… картонная?
– Нет, дубина. Она из плоти, крови, перьев и прочего. Но у нее больше нет глубины. Она теперь такая же, как все вот это. А вон там, – он махнул в сторону того, что сначала показалось ей каменными глыбами, – люди какие-то…
– Кто? – неумно брякнула она, чувствуя, что ноги совсем отнимаются. – Какие еще люди?
– Теперь уже никакие, – хмыкнул мальчишка, – омертвелые. Знаешь, что странно в омертвениях? Когда оно происходит, конец всем, кто не унес ноги. Но когда оно остановилось, вот как это, то… пока ты ребенок, не взрослый человек, ты можешь сюда зайти. Взрослому сразу крышка. Так что имей в виду тут можно спрятаться. Не от всех, конечно… Пошли отсюда.
И они снова выбрались на то место, откуда начинали свой путь по лунной тропе.
– Я читала об этих… обмертвениях, – сказала Карина.
– Не обмертвениях, а омертвениях, – поправил тот. – Если серьезно, то хуже них ничего нет. Но где ты могла читать об этом? У нас-то они почти не изучены, куда уж вам с вашими… трехмерными мозгами.
На этот раз она пропустила колкость мимо ушей. Ей практически не приходилось видеть умерших. Когда погибла мама, Ларик ее на похороны не пустила, а больше и не умирал никто. Вот оторванную лапу можно было считать настоящим «куском мертвечины», как Лариса говорила. Но воспринималось это совсем по-другому, не так, как сейчас. Сейчас Карина очень остро и ярко осознала, что встретилась с умиранием. Кусок леса и каменной реки был абсолютно, неоспоримо, безусловно мертв. И это было…
Она кинулась к кустам, едва успела. Пироги, какао, все, что было пару часов и сто тысяч лет назад съедено в кафе, вылетело наружу, да еще и в потоках мерзкой желчи. Она кашляла, отплевывалась и содрогалась в новых, пустых уже спазмах, словно стараясь выкинуть из себя смерть, настигшую кусок ее мира.
Диймар осторожно подошел к ней, сел на корточки, похлопал по плечу.
– Мерзко, знаю. Я когда налетел на омертвение в первый раз, сам точно так же с кустами шептался. Ты это… На, глотни. И он протянул ей какую-то бутылочку. В воздухе нарисовался и растаял символ – перепутанные ветки какого-то растения и капля воды.
Питье на вкус было отвратным, но ей принесло облегчение. Она кое-как вытерлась краем форменной юбки. Мерзко, стыдно, но по сравнению с омертвением – неважно…
– Это настой лунного хвоща, – преувеличенно-бодро проинформировал ее Диймар. – Я у вас тут еще кровохлебки надрал, осенью она, конечно, так себе. Зато вмешал в самую глубину настоя. Как, полегче? Я, конечно, не учел, что ты волк. А у вас, говорят, страх перед омертвениями от природы заложен. Но ничего, так доходчивее.
Вот скотина. Она повозила рукавом куртки по лицу будем считать, что вытерлась.
Мучитель наблюдал за ней с любопытством и вроде бы даже чуть-чуть с тревогой, но ей было не до анализа выражения его лица. Она рванула первый попавшийся под руку куст – оказалось, малина. Замечательно.
Два раза она успела огреть его прямо по лицу. И еще, когда мальчишка прыгнул на нее, навалился, вырывая колючую ветку, вцепилась ему зубами в руку, дала прицельного пинка под коленную чашечку. А потом Диймар отшвырнул ее в сторону и изготовился вытаскивать свое оружие.
Холодный воздух немного отрезвил ее.
– В следующий раз учти, что я волк, придурок. – Каждое слово превращалось в клуб пара. – Или я учту, что ты мой обед.
– Ну, я же говорю, так доходчивее. – Он с облегчением выдохнул. – Поняла теперь, что может случиться, если ты не будешь ходить по лунным тропам? Все пространство станет таким.
Карина решительно тряхнула головой. Волосы окончательно растрепались.
– Угу. Короче, считай, уговорил. В полнолуние попробуем пройти в твой мир. Тебя домой отправим, а сама назад вернусь. Нельзя же, в самом деле, чтобы такая пакость разрасталась…
Интересно, как он тут продержится до следующего полнолуния в холод-то такой? Впрочем, придурку невредно померзнуть и, возможно, поголодать.
– До города доберешься? – с сомнением в голосе спросил придурок.
Она осмотрелась.
– Угу, если в волка превращусь, без проблем за полчаса.
– Давай я тебя за пару секунд выведу.
– Как это, интересно?
Диймар осмотрел поляну. Было уже темно, а его зрение явно уступало волчьему. Но он, похоже, прекрасно изучил это место и выискивал что-то определенное.
– Где же оно? – пробормотал он. – А, вот…
В следующий миг он крепко обнял Карину за плечи. Дыхание у нее перехватило. Еще раз ему врезать, что ли? Не выйдет, все конечности отказались слушаться. Через тонкую куртку Диймара было отчетливо слышно, как колотится его сердце. Наверное, гонит кровь еще с большей скоростью, чем ее собственное. Не успела она хотя бы минимально заставить мозги работать, как оказалась прижатой к дереву.
– Не бойся, – шепнул мальчишка. – Как будто танцуем, я веду, а ты слушайся.
С послушанием у Карины было туго, да и на танцы их передвижения на самом деле никак не походили. Но удары его сердца прямо над ее ухом словно гипнотизировали, и Карина позволила втащить себя в… внутрь дерева? А, нет, в глубину. Он же четырехмерник. Не врал, значит.
Интересно было бы осмотреться, но, во-первых, для этого придется отлепиться от Диймара, а этого Карине почему-то не хотелось, а во-вторых, она все равно не успела бы ничего увидеть – они практически сразу вывалились наружу. И снова из дерева. В нескольких метрах отчетливо виднелась окраинная улица. Крылаткин тупик. Ее улица. Значит, все именно так, как сегодня (и сто жизней назад!) рассказывал Арно – глубина одного дерева соприкасается с глубиной другого. Вот только вместо улыбчивого Резанова с искоркой в левом глазу она крепко держалась за долговязого, презрительно ухмыляющегося мальчишку-знаккера из другого мира.
– Эй, уже пришли. Может, хватит меня лапать? – Диймар не очень-то аккуратно отцепил Карину от себя.
– Размечтался, – фыркнула она. – Это ты обнимашки устроил. Без этого нельзя?
Он только руками развел:
– Кто тебя знает, вдруг опять кусаться начнешь. А хорошо зафиксированная девушка в дополнительных уговорах не нуждается. Ты меня в полнолуние найти сможешь?
– Да уж, смогу. – И зашагала в сторону домов.
Гордая такая, не споткнуться бы только.
Диймар тихонько засмеялся ей вслед.