Карина ушам своим поверить не могла.

– Мить, да ты гонишь! Ты в самом деле Люське по морде въехал?

Мир и вправду переворачивался с ног на голову и закручивался в ленту Мебиуса. Она уже почти пожалела, что вытянула из Митьки подробный рассказ об участии его сестрицы в жутких махинациях Резанова-старшего.

Митька только плечами пожал. Ну, не только… еще руками развел. И плюхнулся на диван.

– А ты на моем месте…

– Да не хочу я на твое место, мне и на моем проблем хватает.

Карина оглядела свою комнату. Комната медленно, но верно скатывалась во власть хаоса, чему способствовали Каринины попытки сложить кое-какие вещи и сокровища в рюкзак. К вещам относились: зубная паста, щетка, шампунь, смена белья и зарядник для телефона.

Сокровищем же являлась небольшая папка с бумагами из архива, недорасшифрованным обрывком старинной книги да дурацким блокнотом со стихами «пралюбоффь».

Карина упихала все это в рюкзак, и в нем еще осталось немало места для тетрадей-учебников. Что еще ей понадобится в «Доме Марко» в ближайшие несколько дней?

– Одежда, – хмуро подсказал Митька. – Ты что, опять собралась в одних и тех же трениках неделю бегать?

Ох, точно. Карина мучительно покраснела, соображая, не выставить ли Митьку на время сборов куда подальше. Хотя, если выставит, скорее всего, не сложит и половины всего нужного – просто не подумает об этом. Какая-то она неправильная девочка. Правильная бы тащила с собой пару чемоданчиков… Вот Люська та же…

– Мить, а ты потом так и не поговорил с… ну, с Люсией?

Митька замотал головой, белобрысая челка упала на глаза. Он смешно оттопырил нижнюю губу. Сдул прядку.

– Не-а, не получилось. Прикинь, она в тот же день пропала. Меня Дирке с папашей Резановым от Люськи оттащили и в комнате заперли. Вечером выхожу – а Люськи нет. И след простыл, ты же знаешь, я ее по запаху нашел бы… Но след как будто стерли.

– А у бабушки ты спросил?

– Первым делом. Она говорит: «Меня ее судьба больше не волнует».

– Жуткая у тебя бабушка. Ты, кстати, почему молчал, что она знаккер?

– Да я не знал. Я у нее летом часто бывал, но ничего такого не замечал, бабушка как бабушка. Строгая, я у нее полканикул за учебой сидел. И еще тренеров нанимала по боксу и по гимнастике, они меня в полседьмого по очереди поднимали. Зато она меня по Европе возила. И вообще она в нашей теме – разрешала превращаться сколько угодно, если из сада не выходить. Ну, там, правда, сад примерно как наш лес, так что было где побегать.

– Да ты мне уже рассказывал все это, забыл? Но насчет исчезновений, ты и сам хорош. Получается, ты позавчера нашелся, почему не позвонил? Я же чуть не спятила там, у Марка. Ларик еле живая, ты пропал неизвестно куда…

– Я звонил, – возмутился Митька, – у тебя телефон разряжен вечно. Ну ладно, ты у Марка могла без зарядника оказаться, но неужели там ни у кого такой древней фиговины, как у тебя, не нашлось?

– Да я и не спрашивала…

– Ну и кто «сам хорош»? Слушай, серый волк, ты бы собиралась, а то время идет…

Карина подошла к шкафу и открыла его. В глаза тут же бросился тот самый комбинезон, сшитый из бабушкиного платья. За те две недели между походом в архив накануне полнолуния и появлением в школе Арно Карина с помощью Митькиной мамы соорудила свободные клетчатые штаны и пришила к ним «грудку» с лямками. Комбез получился стильным и немного по-карлсоновски хулиганским. Вот только поносить его пока не пришлось. Карина стащила его с вешалки.

– Это еще не все, – сказал Митька. – Вместе с Люськой Дирке пропал и Резанов тоже. Только Резанов вчера вернулся, а Дирке нет. И с Резановым что-то не то. Ранен или что-то в этом роде. В комнате заперся, пускает к себе только бабушку. Она его обещает добить, но при этом пытается лечить. А сама… днем – железка, ночью – плачет. Ну, и Арноху тоже выцепить не могу.

– Да уж, весело, куда ни ткни – все пропадают…

– Бабушка спрашивала о тебе, – тихо, почти себе под нос, буркнул Митька.

Карина замерла, забыв развернуться.

– Как это обо мне? Откуда она…

– Ну, не прямо лично о тебе, – перебил ее друг. – Она спрашивала о других волках в этом Городе луны. И о других логовах, кроме нашего.

– И что ты ей сказал?

– Да ничего. Карин, тут дурдом полный. Родная сестра такое натворила и пропала, посваливались откуда-то психованные оборотни, больные ликантропы и, до кучи, колдуны, офигевшие от безнаказанности… Как я могу хоть кому-то про тебя рассказать? И про логово твое – чем меньше знают, тем лучше.

– Спасибо…

– Да было бы за что… Во, классные штаны, забирай и пойдем. Только надо утеплиться посерьезнее, зима же на носу. И полнолуние все ближе и ближе, а до него еще миллион дел. Надо разобраться, что с Резановым…

– А что с ним? Ранен, лечится. Не считая явления твоей бабушки, конечно…

– Да не с папашей. Этого жука прибить мало, еще не хватало о его здоровье беспокоиться. С Арнохой что-то неладно, сидит в комнате своей все время, на телефон не отвечает. Бросать его нельзя. Да и без его прибамбасов в Трилунье соваться не стоит, неизвестно, на что мы там наткнемся.

У Карины перехватило дыхание.

– Ты что, тоже в Трилунье собрался?

Митька фыркнул, встал с дивана и засунул руки в карманы джинсов. Видок получился тот еще, весьма воинственный.

– А ты как думала? Одну, что ли, тебя отпущу? А сам, как послушный мальчик, с бабушкой останусь? Фиг-два. Я тебе полдня уже твержу – надо самим решать, как жить…

Митькин монолог прервал звонок Карининого телефона (зарядился старичок). «Марк» – гласила лаконичная надпись на экранчике.

– Сорри, Мить. Это Марк… – И она нажала на кнопку приема звонка.

– Ты где? – резко спросил физрук, не тратя времени на приветствия. – Бегом ко мне. Одна нога здесь, другая там.

Кровь отхлынула от сердца куда-то в ноги, они сразу стали тяжелыми и непослушными.

– Что?! – В следующую секунду слезы уже душили. – Марк Федорович, что-то с Ларисой?

– Бегом сюда, может, еще попрощаться успеешь! – рявкнул в трубку Лев Однолунной Земли.

Запыхавшаяся Карина влетела в палату Ларисы, на ходу превращаясь в человека. Плевать, сколько народа видело гигантского волка посреди города. Сгибаясь пополам и пытаясь восстановить дыхание, краем мозга она успела отметить, что тетка не выглядит умирающей – ни лихорадочного румянца, ни прерывистого дыхания. Не кино, в общем. Разве что глаза запали больше обычного, и кожа вокруг них потемнела, словно Ларисе синяков наставили.

– Ларик! – кинулась она к кровати. Плюхнулась рядом на пол и… И замерла, не зная, что сказать. Не «прощай» же, что за чушь вообще… – Ларик, ты что, с ума сошла, ты чего это?..

Лариса с усилием подняла руку, взъерошила бешеные кудри племянницы. Марк тихонько прикрыл за собой дверь.

– Красная моя, – выдохнула женщина.

Такого Карина от тетки отродясь не слыхала. Что еще за «красная»? Да и голос был словно не ее, какой-то… пополам треснутый. Карина перехватила руку Ларисы, мимоходом удивившись, что теткина ладонь едва ли не меньше ее собственной. Ларик вырвалась и снова запустила пальцы в Каринины лохмы.

– Ты же все понимаешь, да? – продолжала Лариса. – К утру меня уже не будет. И это, увы, навсегда. Молчи, не перебивай. Видит бог, я никаких детей растить не хотела, и тетка из меня получилась ужасная. Но я сделала все, чтобы ты была жива и как можно дольше живой оставалась.

Карина открыла было рот, но теткины пальцы почти до боли вцепились ей в волосы, заставляя нагнуть голову. Лариса жарко и прерывисто зашептала ей в лицо:

– Прости меня, детка, пожалуйста, прости. У нашей семейки чертова уйма тайн, и я ни одной тебе не раскрою. Я не хочу, чтобы ты совалась во всю эту грязь, не хочу, чтобы ты погибла. Слушай внимательно. Прямо сейчас ты встанешь и отправишься в наш дом. В моей комнате, в верхнем ящике стола лежат банковские карты и документы. Дом, кое-какие деньги – это все твое. Жаль, до старости тебе не хватит. Но тебе до нее, если верить всем этим трепачам-знаккерам, очень, очень далеко. Впрочем, на институт и на кое-какое устройство в жизни я тебе заработала.

– Ларис, что ты фигню какую-то порешь. – Карина высвободилась из тетушкиного захвата. – Давай-ка лучше молчи, и отдыхай побольше, и лечись. От сломанных ребер еще никто не умирал, и ты первой не будешь, размечталась… А потом мы с тобой на море поедем, и я там ни в кого не превращусь и даже никого не покусаю…

Лариса усмехнулась, горько и болезненно. По красивому лицу побежали морщинки, словно соединяя губы и синяки вокруг глаз.

– Ребра-то ерунда… Карин, тут дело в той самой магии, от которой я прошу тебя держаться подальше. Я умираю, потому что я попала под знак уничтожения. И послушайся ты меня хоть раз в жизни. Запрись в доме – это надежное логово. Пересиди там, пока знаккеры в городе.

– Да я…

– Что за ребенок, на любое слово тридцать три возражения! Марк твердит, что тебе без бега по лунным тропам нельзя. Ну так ты, если совсем невмоготу, беги по тропе, только в Трилунье проклятое не суйся, возвращайся. Ты волк, ты только между Землей и Трилуньем в безопасности, да в своем логове. Ты меня поняла?

Карина кивнула. Внутри все кипело и бурлило. Какого черта? Заклятие? И что теперь, вот так, ручки сложить и умирать? Да она сейчас пойдет и папашу-Резанова за шиворот сюда притащит, пусть только вякнет что-то против. И пока он заклятие не снимет – фиг вый дет отсюда. Хоть раненый, хоть контуженный.

А Лариса смотрела на племянницу, усмехаясь.

– Ты, прежде чем планы строить, научись морду кирпичом делать, – посоветовала она, – а то все на ней написано. Нет, малыш. Это заклятие из разряда необратимых. Знаешь, если свеча сгорела, то хитрые химики, может, и восстановят фитиль… и воск даже. Но это будет уже другая свеча. Если сгорело живое существо – все, конец. Смерть не повернешь вспять, а я на самом деле уже почти неделю назад умерла. Держусь на ослином упрямстве пока что. И последнее, что я хотела тебе сказать, – поройся в моем шкафу, не стесняйся. Там кое-какие побрякушки лежат. Все, как одна, бешено дорогие, большая часть – твое наследство от матери. Хоть как-то она постаралась воздать тебе за жизнь, до рождения еще испорченную…

Карина уже почти не слушала. Внутри бурлила ярость. Если все равно погибать, то почему, ну почему нельзя испробовать все? В голове шевельнулась какая-то странная мысль… Кто? Кто-то совсем недавно рассказывал… ну конечно! Кира. Он тоже умирал, когда Дирке укусил его и сделал ликантропом.

– Ты не умрешь! – завопила она, вскакивая на ноги.

К черту все эти рассуждения о непоправимости! Сейчас главное – сохранить жизнь, а потом она отправится в Трилунье и уже там будет искать способ все исправить.

Превращаться целиком или хватит одной головы? В последнее время круто стало получаться. Но в какой-то жуткий момент она не совладала с собой, и вместо девочки с головой волка на Ларису бросилась гигантская зверюга, в которой не было ничего человеческого, разве что обрывки затихающих мыслей.

Лариса взвизгнула. Визг был жуткий, похожий на отчаянный ор, но это не был крик боли, только ужаса. Вместо горла (О-о-о, почему горла? Она же не собиралась никого убивать!) зубы волчицы вцепились в руку. И это была не тонкая, бледная рука Ларисы, а здоровенная, мускулистая лапа. Вторая рука кое-как ухватила брыкающуюся Карину за загривок и сильно встряхнула. Не больно, но… человеческий разум вынырнул из-под волчьего.

– Успокойся, девочка, успокойся, – почти ласково бормотал Кира.

Через глубину проскочил, похоже.

Карина лупила лапами по воздуху, словно была не волком, а распоследним зайцем. Одной рукой, да еще той самой, с недавно отросшей кистью, Кира не смог бы долго ее удерживать. Из второй руки, которую Карина сжимала зубами, уже хлестала кровь, заливая волчице пасть и ноздри. Прямо перед ее глазами по руке неожиданной жертвы расползался здоровенный синяк – видимо, злополучный ликантроп вскочил с кровати, вырвав капельницы из тела, что называется, «с мясом».

Лариса при этом продолжала орать сиреной, откуда только силы.

В дверь ввалился Марк. К счастью, он моментально оценил обстановку и, даже не превращаясь в льва (или человекольва?), бросился на помощь Кире. Он кое-как разжал Каринины челюсти, а потом захватил пасть в импровизированный капкан из собственных ручищ.

– Малявка, ты слышишь? – словно с другого конца Вселенной донесся до нее голос Киры. – Вернись. В человека вернись, Карина!

Она встряхнулась и, как пару часов и три вечности назад, при встрече с Митькой, мысленно нырнула головой вперед. Впрочем, в последнюю секунду она усилием воли тормознула процесс. Из рук Киры и Марка вывернулось немыслимое существо – ноги от коленей и руки от локтей были не то чтобы волчьими… скорее чем-то средним между конечностями человека и волка, причем чертовски удобными, чтобы стоять на них и даже чтобы хватать различные предметы. Вот, например, креслом можно вырубить стоящего слева ликантропа… Она чуть отступила в угол, мотнула головой и поняла, что слух изменился, видимо, уши тоже остались звериными и внутри, и снаружи.

– Убери ее, – шевельнул губами Марк.

Угроза! Карина рыбкой нырнула в сторону физрука, намереваясь хотя бы когтями ему заехать, но опять ничего не получилось, – Кира перехватил ее чуть ли не в полете и, сжимая в охапке, сгруппировался и комом выкатился через глубину стены в свою палату.

Это было больно, но, похоже, обошлось без переломов. Карина кое-как поднялась на ноги, отметив, что конечности не только уцелели, но и снова стали человеческими. Кира распластался на полу, раскинув руки. Очень правильно он это сделал, а то, не выпусти он Карину, оба переломались бы.

Что это вообще было? Она испугалась, разозлилась и потеряла контроль над собой и своими превращениями?

Кира со стоном принял сидячее положение.

– Ты как? – спросил он девочку.

– Офигенно! – огрызнулась Карина. – Тебя кто просил лезть? Ты, между прочим, хоть и ликантроп, но местами здоров и живешь-надеешься… А Ларисе, значит, нельзя?

Тот поморщился, прижал ладонью кровоточащий укус на руке.

– Это не жизнь, – хмуро сообщил он.

Карина машинально пошарила на тумбочке. Ага, спирт… Где-то рядом, наверное, огурец. Ха-ха, смешно. Пропитала спиртом какой-то кусок марли, протянула Кире.

– Я не хотела, ты сам сунулся…

– Сам. Да. Так нельзя потому что.

– Угу, робота выключи… Почему нельзя?

Кира встряхнул головой и прижал компресс к ране, зашипел от боли. Карину передернуло – представила, каково это, медицинским спиртом в открытую и весьма глубокую рану плеснуть.

– Брр… так нельзя, потому что ликантроп – это не жизнь. Это краденая жизнь. Душа, разум умерли, а тело – нет. И их как гвоздями к телу прибили. А они умерли. А что бывает с умершими? А?

– Э-э-э… разлагаются?

– Именно. Эх, малявка, я дурак. Объяснять не умею. Раньше по-другому было, все бы объяснил, хочешь, по-русски, а хочешь, по-английски. Или даже по-немецки.

– Круто… а я по-английски сама что хочешь объясню… Ларисе спасибо. А по-немецки ни бум-бум… вот по-французски тоже могу. Но похуже…

Карина болтала, чтобы подзаглушить внутреннюю войну. Стыдно было до жути, да и страшно – вот, оказывается, чего боялась Лариса, вот от чего ее, Карину, предостерегала всю жизнь. Ведь не случись рядом Киры и Марка, она разорвала бы тетку в клочья, забыв о том, что собиралась только куснуть.

– Нельзя бояться, – без всякого перехода брякнула она вслух.

– Что? – удивился Кира, который ее мыслей, конечно же, не читал.

– Я со страху в такую тварь превратилась, самой противно, – сказала Карина.

– Страх, он такой, – хмуро подтвердил Кира. – Но ты не думай. Совсем не боятся только дебилы. Если ты боишься, значит, ты с мозгами. Только страху нельзя поддаваться. Поддашься – конец.

Карина кусала губы.

– Слушай, Кира… я же тебя укусила. Что теперь с тобой будет?

– А что будет? – Он усмехнулся совсем невесело. – Мертвее мертвого не станешь. Хорошо, что ты Ларису свою не грызанула. Заклятие этим не отведешь. Моя рана была телесная. Заклятие хуже. Разрушает… жизненность. Глубину, понимаешь?

– Кажется, понимаю… – Именно «кажется», до понимания еще далеко. Но в голове еще одна мысль зашевелилась. – Слушай, ты же мне говорил утром, что в Трилунье могут знать способ вылечить ликантропию… и… и что тогда?

Кира отвернулся к стене, даже лбом в нее ткнулся.

– И все тогда. Или ничего. Как тебе больше нравится? Я просто хочу умереть человеком, раз им родился.

Что же такое творится? Карина прицельно пнула сидящего на полу Киру… то ли по ноге, то ли куда-то рядом.

– Хватит уже, – сказала она. – Знаешь, даже два дебила – это сила, а нас тут таких много. И мы все хотим жить нормально, без того, чтобы перед всякими колдунами паршивыми прогибаться. Завязывай киснуть, может, еще поживешь, как человек. И девушку свою вернешь… Господи, еще бы с Ларкой все наладилось…

Словно в ответ на ее заявку прямо из глубины стены в палату шагнул Марк. Карина на секунду ошалело вытаращилась, но потом вспомнила, что физрук был как-никак Львом, а значит – четырехмерником. Просто обычно он предпочитал по-простому ходить через двери. Что же случилось, если он пришел через стену… и лицо белое как известка?..

Ой, нет, только не…

– Все, Карина, – тихо сказал Марк. – Ларисы больше нет. И… ты не волнуйся, я всем займусь. Похороны, все такое… и, если хочешь, переезжай к нам сюда, и…

И он махнул рукой и вдруг сделал то, чего не могла Карина, – глухо, но, как маленький, навзрыд, заплакал.