(род. в 1920 г. – ум. в 2004 г.)

Он сделал для фотографического искусства не меньше, чем его гениальный однофамилец – для физики; снимал для известнейших модных журналов: французского, итальянского, немецкого и англо-американского Vogue, Elle, Marie Claire, Harper's Bazaar, Stem; создал фотопамятники Ив Сен-Лорану, Пьеру Кардену, Уорхолу, Дали, Боуи, Джаггеру, Герхарду Шрёдеру, Маргарет Тэтчер, Марлен Дитрих, Катрин Денев, Софи Лорен, Клаудии Шиффер, Синди Кроуфорд. Его жена Джун называла Ньютона человеком «с непристойной фантазией». Вместе с тем, именно сексуальность, привнесенная им в фотографию моды, сделала его всемирно известным.

Хельмут Ньютон родился 31 октября 1920 года в Берлине в преуспевающей еврейской семье. Время было тревожное, неотвратимо приближалась Вторая мировая война. Евреи, жившие в Германии, первыми ощутили весь ужас нацизма. Особенно страшной была судьба детей. Хельмут Ньютон лишь по счастливой случайности избежал участи тысяч людей, уничтоженных только за то, что они не принадлежали к избранной расе.

Когда ему исполнилось 12 лет, вышло указание, предписывающее разделить классы в немецких школах на арийские («первосортные») и еврейские («второсортные»). Отец Хельмута был человеком небедным – он держал цех по изготовлению пуговиц, поэтому вначале сумел оградить сына от унижения. Хельмута перевели в американскую школу в Берлине. Но перевод в новую школу был просто пустяковым событием по сравнению с другим – Ньютону купили фотоаппарат! Это было исполнением заветной мечты, и Хельмут буквально не расставался с камерой. Два других хобби – плаванье и девочки – были, в общем-то, самыми обычными и не вызывали тревоги у родителей и учителей. Но зато у Ньютона-старшего тревогу за будущее его сына вызывала страсть к фотографии: «Сынок, если только щелкать затвором и не заниматься ничем иным, недолго и жизнь прощелкать!» Но Ньютон, которому жизнь казалась прекрасной и полной надежд, увлеченно снимал все, на чем останавливался его пытливый взгляд.

В 16 лет Хельмут стал ассистентом Эльзы Симон, известной в фотокругах под именем Ив. Ее дальнейшая судьба сложилась трагично – она погибла в концлагере. Хельмуту повезло больше: он бежал из Германии. Сначала он оказался в Сингапуре. Там произошел курьезный эпизод: устроившись фоторепортером в газету, Ньютон через две недели был уволен за профнепригодность. Знали бы хозяева газеты, что всего через несколько лет уволенный ими фотограф станет мировой знаменитостью! Но пророков среди них не было, а Хельмут в поисках работы перебрался в Австралию.

Эта страна оказалась куда более гостеприимной. Ньютон благополучно отслужил в армии, что дало ему возможность получить гражданство. А вскоре в его жизни появилась Джун Браун – актриса, которая настолько увлеклась Хельмутом и его искусством, что оставила сцену и взяла в руки фотокамеру. Свои снимки она подписывала псевдонимом Алиса Спрингс. Вскоре Хельмут и Джун стали счастливой семьей, которую объединяла общая страсть к сравнительно молодому искусству. Ньютон смог осуществить свою юношескую мечту – открыть фотостудию. Она располагалась в Мельбурне и была настоящей творческой мастерской, в которой постоянно ставились опыты, создавались композиции и проявлялись кадры, отражающие мастерство художника.

В 1950-х Хельмут вернулся в Европу. Он чувствовал себя как дома в любой стране и часто менял место жительства – то он в Лондоне, то перебрался в Париж, то подался в Монте-Карло. И всюду фотографировал. Сколько раз его обвиняли – то в неуважении к женщинам, то в мазохизме, то в излишнем эротизме, то – напротив – во фригидности! «Модели Ньютона удивительно красивы, но это красота ада, ведьмовская красота, холодная, мертвецкая… на грани трупности», – писали критики. Его «ню» выглядели пугающими – по крайней мере, для тех, кто привык к стандартным, «прилизанным» фотографиям, на которых женщины изображались слабыми, безвольными созданиями. Иногда дело доходило до откровенных обвинений: «Мистер Ньютон, вы, как Тинто Брасс, балансируете на грани софт-порно!» Ньютон категорически отметал подобные обвинения: «У меня есть некий внутренний клапан-предохранитель – он не дает снимать порнографию, хотя, поверьте, я имею все возможности для того». И действительно, женщин в его жизни было немало. Они чувствовали в нем мужчину, способного угадать их самые сокровенные желания, и крайне редко случалось, чтобы даже самые известные персоны отказывали ему в съемке.

Многие из его снимков – а их за долгую жизнь Хельмут сделал немало – подлинные шедевры, но шедевры шокирующие, развенчивающие мир условностей, в которых живет большая часть населения Земли. То он снимает совокупляющихся манекенов, то – руку с бриллиантовыми перстнями, всю в жире от разделывания куриной тушки. Его не интересовали проторенные пути, вся суть его творчества сводилась к тому, чтобы раздвигать границы. При этом главным для него был творческий процесс, а все помощники и модели, участвовавшие в нем, воспринимались как бездушные объекты. Однажды во время фотосессии модель потеряла сознание из-за жары. Все засуетились, и только Хельмут невозмутимо ходил вокруг в поисках лучшего ракурса и не прекращал съемки. Когда модель обвинила его в черствости, он не только не извинился, но даже не стал скрывать возмущения – да кто она такая, чтобы указывать ему, мастеру?

К своим моделям Ньютон относился с изрядной долей презрения. Он считал их воплощением столь ненавистной ему массовой культуры: «…знаете, какие они? Худосочные тупицы! Или молча лупают пустыми глазенками, или трещат о всяких пустяках. Есть, впрочем, и те, кто тщится разглагольствовать на серьезные темы, эти – самые нелепые».

Хельмуту всю жизнь нравились совершенно другие женщины – сильные, самостоятельные, способные не притворяться ни перед обществом, ни перед собой. Свою жену, кстати, он относил к этой высшей категории.

С конца 1960-х годов Ньютон начал сотрудничать с лондонским изготовителем манекенов, намереваясь фотографировать Ван Рови лицом к лицу со своим двойником. С тех пор этот прием – соединение реального и искусственного – стал одной из характерных черт в работах Ньютона. Манекены смотрелись на фотографиях как живые, и это еще больше усиливало впечатление от работ.

Со стороны иногда казалось, что работа фотохудожника довольно проста: придумал композицию, сделал серию снимков, потом отобрал самые удачные – и готово. На деле все было сложнее. На обдумывание некоторых идей уходили годы, а на их воплощение – месяцы. Хельмут не останавливался ни перед какими расходами, чтобы достичь нужного эффекта. Как легенду, до сих пор вспоминают эпизод, когда он потратил 1300 долларов на маникюр для модели.

Единственное, к чему он относился крайне экономно, – это пленка. Для фотографов считается нормой, если из 36 кадров удачным окажется хотя бы один. Для Ньютона это было неприемлемо. На каждой сессии он снимал не более двух катушек, и все снимки оказывались произведениями искусства. О точности глазомера мастера говорит одна из его лучших работ – «Они идут». На одном снимке – четыре модели в одежде, на другом – они же, но обнаженные. При этом позы, положения ног, рук, даже выражения лиц абсолютно идентичны на обоих фото. Сейчас, в век компьютерных технологий, это бы никого не удивило, но Хельмут работал только со своей камерой и своим чутьем. Кстати, Ньютон всю свою жизнь пользовался довольно простыми камерами и никогда – цифровыми, считая, что компьютерная обработка снимков – мошенничество. Он сам проявлял и печатал негативы. И практически не использовал вспомогательного освещения. «Клиенты идут ко мне, ожидая увидеть навороченную студию, – рассказывал он. – А что видят? Четыре стены, 500-ватную лампочку, включаемую лишь в исключительных случаях, да старенькую картонку – для тени. Конечно, люди разочаровываются. Но они не понимают: в студии есть главное – я!»

В 1971 году Ньютон перенес тяжелейший приступ, изменивший и его жизнь, и его отношение к фотографии. После выздоровления он отбросить компромиссы, диктуемые требованиями заказчиков, и отныне руководствовался только собственными принципами. Его фотографии от этого лишь выиграли: стали глубже и насыщенней. Но в то же время – и откровеннее.

Хотя Хельмут Ньютон больше известен как фотограф моды, он с 1970-х годов занимался и портретированием, в основном для Vanity Fair, Stern, американского Vogue. Его портретная галерея составила целый фолиант с 480 страницами, размером 20×28 и весом 66 фунтов.

Несмотря на всю свою скандальную известность, Ньютон довольно долго оттягивал момент проведения персональной выставки. В первый раз он отважился на это лишь в 55-летнем возрасте. Позже его экспозиции с огромным успехом проходили в Лондоне, Мадриде, Токио, Москве.

Но это не приносило ему особой радости. Уже на закате жизни Ньютон сказал журналистам: «Мне, ей-богу, нечего добавить к мемуарам, которые я накропал в 1982-м. Что я могу сказать о двадцати прошедших с тех пор годах? Что сфотографировал еще тысчонку-другую голых девок и наелся ими так, что они уже не лезут мне в горло? Что зарабатываю еще лучше? Что летаю только первым классом? Вздор! Ничего важного не произошло! Моя жизнь скучна».

Единственным лекарством от скуки в эти последние годы для Хельмута были автомобили. Его личная автоколлекция насчитывала несколько десятков экземпляров, среди которых попадались и весьма дорогие, эксклюзивные. По злой иронии судьбы, именно это последнее увлечение стало причиной его гибели. 23 января 2004 года Хельмут Ньютон выезжал на своем «кадиллаке» с территории Chateau Marmont hotel в Голливуде. Он по привычке «газанул» прямо с места, но не справился с управлением и врезался в стену здания напротив. Его срочно увезли в госпиталь, но там он скончался от полученных травм.

А нам осталась на память огромная коллекция фотографий, которые никому уже не удастся повторить. Поскольку главное в фотоискусстве – не освещение или декорации, а тот, в чьих руках камера.