Много ли во Франции иностранцев?
По данным исследования, опубликованного INSEE (Государственным институтом статистики и экономических исследований) в октябре 2012 года, во Франции живет около 5,3 миллиона иммигрантов, две трети из которых родились за пределами Евросоюза. На самом деле, конечно, больше — здесь, как и в любой стране Европы или в Америке, проживает множество нелегальных иммигрантов.
Самое интересное, что представителей второго поколения, то есть потомков иммигрантов, родившихся во Франции, еще больше — 6,7 миллиона. Иными словами, около 11 % нынешнего населения Франции — потомки иностранцев. Это очень молодая часть населения — 40 % среди них еще нет 35 лет.
До 1970-х годов иммигранты приезжали во Францию, чтобы зарабатывать деньги, в основном из Алжира, Марокко, Испании, Италии и Португалии. В конце 1970-х появились выходцы из Камбоджи, Лаоса и Вьетнама. Затем люди все больше и больше стали приезжать для того, чтобы поселиться в стране и основать здесь семью. На карте французской иммиграции появились такие страны, как Китай, Турция и другие — помимо Алжира и Марокко — страны Африки. Между 1975 и 2008 годами большая часть выходцев из Испании, Италии и Португалии вернулась обратно домой. С 1999 года среди людей, которым выдают первый вид на жительство, много приехавших из Европы: число людей из Великобритании, например, выросло на 73 тысячи.
Отношение к иностранцам, в том числе к русским
Существует мнение, что к иностранцам во Франции относятся недружелюбно. Я общалась со многими людьми и в Париже, и за его пределами и никогда ничего подобного не встречала. Напротив, именно потому, что я иностранка, люди часто стремятся показать свое расположение. Насколько это отношение искренне — это уже другой вопрос, но у каждого может быть свое мнение. Парижан тоже можно понять — цены на квартиры в их родном городе взлетели так, что коренные и состоятельные граждане предпочитают снимать большие квартиры, а не покупать — слишком много налогов на дорогую недвижимость, да и с парижскими ценами с минимумом 10 тысяч евро за метр не разбежишься.
Грубость я встретила только однажды, когда пожилой и вполне преуспевающий рантье, живущий в шестом округе Парижа, сказал, услышав нашу с подругой речь: «Скоро от этих русских некуда будет деваться». А я думала, что иностранцев «не любят» скорее среди простого народа — но среди них я встречала только очень уважительное и дружелюбное отношение.
За подобные слова во Франции строго наказывают — тюремным заключением до трех лет или штрафами в несколько десятков тысяч евро (этот закон существует с 1881 года). Многие помнят случай с Джоном Гальяно, который публично оскорбил людей еврейского происхождения в парижском кафе и потом, осужденный всей модной общественностью, среди которой немало людей того же происхождения, с позором был изгнан с поста артистического директора Christian Dior. Мода, как и искусство, — очень толерантная среда, где принято выделяться из толпы. Отличия, какого бы они порядка ни были, в ней только приветствуются, а любая атака на право быть «другим» воспринимается как пошлость.
Но мне посчастливилось. Я русская — то есть все-таки представитель европейской цивилизации, другими словами, у меня кожа, как у французов. Но как не повезло детям из мусульманских семей и так называемых «чувствительных» кварталов! К сожалению, многие дороги для них закрыты. Я не жила в Германии или в Англии, где много иммигрантов, но жила в Америке. И нигде я не видела таких закрытых национальных сообществ, как во Франции. Здесь есть кварталы, где вообще невозможно встретить белое лицо. Во многих элитных школах ни арабов, ни чернокожих просто нет. В политике — только в последнее время. Для России, где национальности всегда были перемешаны, для русских, которые всегда славились открытостью по отношению к другим народам, это недопустимо.
Русские во Франции. Французы с русскими корнями
Русскую эмиграцию во Франции принято делить на несколько этапов. Самая легендарная — «белая эмиграция» в конце 1910-х — начале 1920-х годов, когда во Францию уезжала русская элита. Всем известны рассказы о том, как князья работали таксистами, а их красивые дочери — моделями и белошвейками. Затем было несколько других волн, когда бежали уже из Советского Союза: период между Первой и Второй мировыми войнами, с 1960-х годов, когда во Францию устремились диссиденты и стали оставаться приезжающие туристы, а после 1990-х годов сюда едут все, кто хочет поправить свое материальное положение.
Русские люди в разное время глубоко влияли на французскую культуру. Великий Рудольф Нуреев, сбежавший из СССР во время поездки в 1961 году, руководил балетной труппой Парижской оперы с 1983 по 1989 год. Он расширил репертуар театра, добавил в него восстановленные произведения, начал заказывать произведения у молодых композиторов, открыл новых звезд. С его приходом театр стал престижной площадкой, получил мировую известность.
А Русский балет Дягилева? Его балетная кампания «Русские сезоны», которую его труппа привозила в Париж, была и остается одним из самых значимых событий французской культуры.
Композитор Игорь Стравинский, которого открыл Дягилев, жил во Франции с 1919 по 1940 год. Здесь проходят премьеры нескольких его произведений (опера «Мавр», танцевальная кантата «Свадебка», опера-оратория «Царь Эдип»), начинается неоклассический период в его творчестве.
Многие русские художники жили во Франции: среди них Зинаида Серебрякова, Константин Сомов, Серж Полякофф, Андрей Ланской.
А вот некий Серж Гинзбург хотел стать художником, но у него все никак не получалось прославиться. Тогда уже после 30 лет он запел и заиграл — и стал культовым певцом 1960-х и 1970-х, настоящим символом свободы и сексуального раскрепощения. Этот сын русских иммигрантов прославился как своими бесцеремонными высказываниями и провокационными текстами песен, так и романами со знаменитыми красавицами своего времени (в их числе Джейн Биркин и Брижит Бардо).
Приезжие из развитых стран, или «Представители нашей цивилизации»
Стою я однажды в префектуре в очереди, жду. Передо мной — пожилая американская пара. Пришли подавать документы на вид на жительство.
Удивительно, но американцам во Франции тоже приходится непросто — чтобы работать в стране, им, как и представителям любой нации, которая не входит в Европейский союз, необходима рабочая виза. Но «мы, французы, очень любим американцев, — говорит им работник префектуры. — Вы — представители нашей цивилизации». «А другие — нет», — съёрничала я, не сдержавшись. «Ага, нет», — подтвердил служащий.
Он, конечно, сделал ошибку — такие вещи не высказывают публично в такой стране, как Франция. Но я начала думать, почему же европейская, а заодно и северо-американская цивилизация в представлении простых французских людей так отличается от прочих?
Один мой знакомый рассказывал, как, когда он получал французское гражданство, ему объясняли принципы, на которых выстраивается французское государство. «У нас много разных людей, — терпеливо разъяснял сотрудник префектуры новоиспеченным французам, собравшимся в зале заседаний. — Бедные, богатые, добрые, злые, хорошие и вредные. И все имеют право на существование, если они соблюдают закон».
Принять право на существование любого «вредного и злого», если он соблюдает закон, — это, наверное, и есть высшее проявление толерантности?
Французские диаспоры: арабская, китайская, еврейская и выходцы из бывших африканских колоний
Русские диаспоры никогда не были сильными. Русских кварталов как таковых в Париже нет, и русских ресторанов — тоже почти нет. Русские люди как-то быстро вливаются в окружающую их среду. При этом они продолжают общаться между собой, но все равно очень любят ассимилироваться. Поэтому, несмотря на то, что в Париже регулярно можно услышать русскую речь в совершенно не туристических кварталах, русской диаспоры как таковой во Франции нет.
А вот у китайцев — настоящая диаспора. Они очень дружны и держатся особняком. Может быть, в этом — секрет их успеха? Большая часть выходцев из Китая, а также Кореи и стран Юго-Восточной Азии сосредоточена в так называемом Треугольнике Шуази, в части тринадцатого округа Парижа между авеню Шуази и Иври и бульваром Массена. Там стоят высокие многоэтажные «башни», построенные в 1970-е годы. Парижане не захотели покупать там квартиры, и туда вселились новые иммигранты, приехавшие из Вьетнама, Китая и других азиатских стран.
Я люблю бывать в этом районе, так контрастирующем с Парижем «красивых кварталов». Летним вечером там пахнет приправами и соевым соусом, можно найти отличные китайские ресторанчики и магазины со всякой азиатской снедью. Я знаю там малюсенькое место, больше похожее на столовую, где равиоли подают такие, какие больше во всем Париже не найти — да и в Шанхае, наверное, не везде есть.
За пределы этих кварталов китайцы «выходят» в основном для того, чтобы открывать рестораны. Если раньше это были китайские забегаловки с заранее приготовленной едой, лежащей за стеклом витрин (утка по-пекински, креветки в остром соусе и т. д.), то теперь это суши-рестораны. Большая часть японских ресторанов в городе — ненастоящие, потому что их держат китайцы. Их легко отличить от настоящих японских ресторанов по одинаковым красным вывескам, современному интерьеру и невысоким ценам.
Настоящие же японские рестораны — а также японский и корейский кварталы — находятся в первом и втором округах, на улицах Сент-Анн и Пети Шан. Вот там правильные японские рестораны — с завешанными занавесками приглушенных цветов входами, невыразительной мебелью и настоящими японцами — хозяевами и официантами. Там же находятся магазины со всякой японской снедью — водорослями, быстрорастворимыми макаронами и тофу — и офисы японских компаний.
Еврейская диаспора — одна из самых древних в Париже, следы поселений были найдены еще в I веке до нашей эры. Сначала она располагалась там, где сейчас находятся пятый и шестой округа Парижа — так, на углу бульвара Сен-Мишель и улицы Месье ле Пранс раньше находилось еврейское кладбище. К XII веку диаспора переместилась на острова Сен-Луи и Сите, а затем в XIII веке перебралась в Маре, где и «базируется» до сих пор.
Маре (болото) находится в третьем и четвертом округах Парижа. С XIII до XVII века там жила французская аристократия — короли Карл V и Анри IV, а также их придворные, облюбовавшие квартиры на площади Вогезов. Из-за того, что там жила знать, а это значит, люди с деньгами, квартал стал популярным местом для коммерции, и туда начала перемещаться еврейская диаспора, торговавшая ювелирными изделиями, одеждой и открывавшая рестораны. Сейчас это живописный и обуржуазившийся квартал, который очень любят модные туристы со всего света. Но между магазинами ведущих модных марок и галереями современного искусства до сих пор располагаются еврейские рестораны, магазины сладостей и, конечно, синагога.
Арабская диаспора — самая многочисленная этническая группа после французов европейского происхождения. Ислам — вторая после христианства религия во Франции. По сведениям Министерства внутренних дел Франции, в стране от 5 до 6 миллионов мусульман, но среди них только треть активно исповедуют религию. Население же арабского происхождения составляет во Франции около 3,5 миллиона человек — это те, у кого хотя бы отец или мать родом из стран Магриба. Многие известные люди, такие как Эдит Пиаф или Изабель Аджани, имели и имеют арабские корни.
В истории страны было несколько периодов, когда во Францию заселялись арабы, в основном тогда, когда требовалась недорогая рабочая сила. Например, во время Первой мировой войны, когда арабы заменили в полях и на заводах ушедших воевать французов. Часть после окончания войны вернулась на родину, но их сменили другие, приехавшие работать на стройках и восстанавливать страну.
Последний крупный иммиграционный период начался в 1950-е годы: для восстановления разрушенной после войны страны требуются рабочие руки. Приток иммигрантов рос в 1960-е годы, после алжирской войны. Иммигранты, в основном мужчины, приезжали из бывших французских колоний Северной Африки. Позже к ним по специально введенной визе — «воссоединение семьи» (regroupement familial) — присоединились женщины. Иммигрировали во Францию также политические беженцы, которые желали сохранить французскую национальность.
К арабам во Франции отношение очень сдержанное. Многие пишут, в том числе и в российских газетах, что они плохо ассимилируются и что кварталы, где они живут, — источник бандитизма. Это скорее следствие — а причина в том, что они живут в «плохих», дешевых кварталах, где агрессия аккумулируется сама по себе. Люди эти часто родились во Франции и уже не могут вернуться к себе домой — их страна здесь. Они видят, что к ним всегда относились как к людям второго сорта (их пренебрежительно называют «beur»). Как они могут ассимилироваться с людьми, которые сами не считают их равными себе? У арабов нет ни лобби, ни политических партий. И в школы хорошие они не могут попасть — как попасть, если они живут в настоящих гетто, откуда невозможно выбраться? Они там замкнуты сами на себе. Проблема в том, что у них практически нет выхода из той среды, в которой они живут, — и страна не предоставляет им ее, жестко закрывая социальные лифты для местного населения. В школах там опасно, на улицу выйти опасно.
Сейчас часто сравнивают нынешнюю ситуацию в Москве, когда на заработки «пригнали» дешевую рабочую силу, с похожей ситуацией во Франции. Пишут о том, что арабы не любят французов и плохо ассимилируются и что у нас будет то же самое. Считается, что москвичам грозят те же проблемы, которые сейчас возникли во Франции, когда «чувствительные кварталы», очень часто арабские, становятся источниками агрессии и преступности.
Проблемы действительно грозят, но не потому, что люди въезжают — даже если будут визы, все равно поток иммигрантов в той или иной степени будет продолжаться. Люди, которые так рассуждают, во-первых, плохо знают, как селили сюда арабов, во-вторых, совершенно не понимают французский менталитет. Мы видим, что эмигранты во Франции заселились организованно, а в России это произошло стихийно. Это очень важное различие. Арабам во Франции давали визы, у них были страховки, им предоставляли жилье. Гастарбайтер в России — униженный, бесправный человек, он всего этого лишен. Получается, арабам все дали, а они «зарвались»?
Все не так просто, и вот здесь встает вопрос французского менталитета. Да, арабам устроили все так, что они «в шоколаде» — дали возможность заселиться туда, где они живут, куда-нибудь подальше от «красивых кварталов». Но на равных к ним не относятся. Они ехали сюда, чтобы быть рабочей силой, людьми второго сорта — и такое отношение через полвека осталось к ним до сих пор.
Даже если араб окончил очень престижный вуз и усиленно стремится вверх, на хорошее рабочее место ему попасть весьма сложно. В Интернете широко обсуждалась история, когда одному парню сотрудник агентства по найму на работу посоветовал написать в резюме псевдоним — так у него было больше шансов попасть хотя бы на собеседование.
Чтобы бороться с этой «невидимой стеной», один парень из бедного квартала создал агентство Mozaïk RH, которое помогает талантливой молодежи с высшим образованием из рабочих и иммигрантских кварталов устроиться на работу, соответствующую диплому. Его инициативу поддержали такие компании, как BNP Paribas, Galeries Lafayette, SNCF, Petit Bateau, ERDF и другие.
Россия всегда была очень толерантна по отношению к иностранцам. Здесь испокон веков жили представители многих национальностей, и среди ваших друзей наверняка есть люди, имеющие нерусские фамилии. Проблема в России в том, что иммигранты-гастарбайтеры лишены базовых прав — у них нет медицинских страховок, у них отнимают паспорта, они живут в ужасных, иногда просто антисанитарных условиях и поэтому озлоблены на окружающий мир и конкретно на русских. Как только иммигрант устраивается, он легко проникает и в «человеческие» школы, и на хорошие рабочие места и составляет конкуренцию русским. Правда же в том, что страна не может создать им подобающие условия, как создала когда-то Франция, — и поэтому не имеет права их впускать.
Я думаю, что любой современный и богатый город — это город, в котором есть иммигранты. Если вы приедете в Лондон или Нью-Йорк, увидите, что там живет население всех цветов кожи. Это скорее показатель того, что там что-то происходит. Однако иммигранты должны иметь равные права с местными — хотя контроль за их въездом, за тем, кого впускать на свою территорию, должен быть очень жесткий.