…Проснулась на рассвете, счастливо засмеялась: здравствуй, новый прекрасный день! Все было прежним и в то же время – другим. Ночью шел снег, – его выпало много, и он красивым покрывалом лежал везде – на крышах, на ветках деревьев, на тротуарах. Казалось, он засыпал все прошлое, создавая новое полотно для будущей жизни. Даже солнце светило по-особенному, лучась теплым и веселым светом. День сегодня особенный, я сегодня особенная. Я люблю! Быстро собралась, выпила кофе, проигнорировав бабушкины причитания: «Куда ж ты снова без завтрака! Я оладушки тебе приготовила, со сметанкой!» С легким сожалением сложила аккуратно в пакет волшебное платье – получился совсем небольшой сверток, так что я сунула его в свою сумку, чмокнула бабушку в щеку и умчалась на работу.

Однако солнце светило радостно лишь в окно теплой квартиры: стоял крепкий мороз, градусов пятнадцать, не меньше. Это хорошо, что я надела теплые брючки и шерстяную водолазку под пиджак, – иначе бы уже замерзла. Быстро добежала до метро и, пока ехала, решила выяснить, работает ли «сила платья», когда оно на меня не надето, а лежит, свернутое, в моей сумке. Оказалось – нет. Я пару десятков раз загадывала простые желания, вроде: «Пусть на следующей станции войдет пожилая тетушка в сиреневом пальто». Но ничего, к счастью, не осуществилось. Потом я с грустью подумала, что могла бы использовать платье для более глобальных целей – например, пожелать мира во всем мире, а не примитивных телефонных звонков, «пусть войдет тетя Муся» и откровений Гришина… Но от соблазна снова завладеть волшебной одежкой удержалась. Вот через двести лет, когда найдется научное объяснение тому, что со мной происходило, и этой странной силой люди научатся управлять… Вот тогда можно будет и мира во всем мире просить, конечно. А также моментального исчезновения озоновой дыры и запрета на штаны-алладины. Но мне пока что лучше в эти игры из будущего не играть…

На выходе из метро я купила букет подснежников. Простые и оптимистичные цветы – это то, что как нельзя лучше дополняло мое счастливое состояние. В офис приехала рано-рано, едва пробило восемь. Удивленный вахтер смерил меня недоверчивым взглядом, словно впервые меня видел, и открыл турникет.

В приемной сразу поставила цветы в маленькую вазочку – у меня есть такая на рабочем месте, специально для подснежников и ландышей. Села за стол, полюбовалась цветами и первым делом решила позвонить предыдущей хозяйке платья – чтобы вернуть его, а заодно – избавиться от его странной силы.

Порывшись в стопке бумаг, я с облегчением вздохнула: ура, газета с обведенным Машкой объявлением о платье была на месте. Все-таки, хорошая привычка хранить все бумаги в течение трех месяцев. И никакой я не Плюшкин, как говорит иногда обо мне мама. Каждые три месяца я всегда провожу ревизию и ненужное выбрасываю. Но часто себя мысленно хвалю за то, что сохранила нужные записи.

Вот и сейчас, радуясь своей рациональности, я набрала номер старухи. Трубку снова долго не снимали; наконец, смутно знакомый голос ответил:

– Алло!

– Добрый день! Это Яна, вы мне платье подарили два месяца назад, – сообщила я.

– Ну да, Яна, как же, помню, помню, – согласилась хозяйка платья.

– Извините, но я хочу его вернуть, – я почему-то произнесла это извиняющимся тоном.

– С ним что-то не так? – удивилась дама.

– Да! Вы же знаете, что именно с ним не так? – спросила я. А вдруг, и правда, не знает?

– О, ты заметила? – почему-то обрадовалась старуха. – Я же говорила – платье чу-дес-ное!

– Вот именно, – не разделила я ее восторга. – В этой «чудесности» таится большая опасность!

– Ты говоришь так, словно тебе сто лет, – обиделась моя собеседница. – У тебя что, никаких желаний не возникло? И платье тебя ни разу не выручало?

– Ну о каких желаниях вы говорите! Их же невозможно контролировать, – начала я доказывать ей очевидное.

– Подожди, не тарахти… Ты же помнишь, что я еще переспрашивала у тебя: руки хорошие? Хорошие руки – это значит, человек вообще хороший. И плохих желаний у него быть не может! – с пафосом произнесла она.

Я подумала, что с возрастом люди становятся не только более сентиментальными, но еще и большими идеалистами. На самом деле множество жестоких вещей в мире происходит по воле людей, у которых «хорошие руки». Но в мои намерения совершенно не входили споры с хозяйкой платья о несправедливости мироустройства. Промолчала и том, как «девушка с хорошими руками», то есть я, пожелала сломать ногу жене своего любимого. Мне просто хотелось избавиться от наваждения – вот и все.

– Хочу его вам вернуть, – упрямо повторила я.

– Не торопись, Яна. Пусть еще побудет у тебя. Возможно, еще пригодится, – сказала хозяйка платья на прощанье и отключилась.

Все последующие попытки перезвонить вредной старухе снова успехом не увенчались, и я принялась за работу.

Скоро дверь приемной отворилась, и сердце мое тут же пустилось вприпрыжку. Но это был не Женя: в дверном проеме маячила мускулистая фигура Константина.

– Здравствуй, Яна, – по обыкновению, слегка насмешливо поздоровался он.

– Здравствуйте, – пытаясь сохранять спокойствие, ответила я.

Он помолчал, разглядывая вещи на моем столе. Пока я раздумывала, стоит ли уже начинать паниковать или пока не стоит, он снова заговорил:

– Мне тут предложили одно местечко для корпоратива к восьмому марта. За городом. Но нужен женский глаз, чтобы его оценить. Ты сейчас сильно занята?

– Занята, – как можно тверже сказала я. Надеюсь, мой голос не сильно при этом дрожал.

– Я бы все-таки попросил тебя съездить со мной, чтобы взглянуть. Тебе же праздником заниматься. Без тебя мы не обойдемся. Без тебя фирма – ничто, правда, Яна? – и он так посмотрел на меня своими стальными глазами, что внутри у меня все словно заледенело. Теперь я поняла, как чувствовал себя Кай в замке у Снежной Королевы.

– Ладно, поеду, – пришлось согласиться. Все-таки, он пока еще самый главный в нашей компании.

– Сейчас, – он не спускал с меня глаз. Под этим леденящим душу взглядом я переобулась обратно в сапоги из офисных туфель, надела пальто и вместе с Константином вышла из офиса.

Уже сидя в его машине, вспомнила, что забыла в офисе сумку.

– Она тебе не понадобится, – ухмыльнулся он, заводя мотор.

– Мы недолго?

– Как сказать… – протянул он. – Может, нет, а может и да.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась я.

– Да ничего, поехали уже.

Но я не сдавалась – без сумки, как без рук! Тем более что сумки я люблю объемные и вместительные. Чтобы помещались предметы первой необходимости на всякий случай. Кошелек, телефон, косметичка, пара шоколадных бисквитов, пакетик сока, электронная книжка, запасные колготки, упаковка малиновых леденцов и еще всякое-разное. Без своей сумки я никогда из дома не выхожу. А сейчас в ней еще и лежало злополучное платье – я надеялась, что на обратном пути в офис выйду по дороге и все-таки верну чудодейственную одежду хозяйке, несмотря на ее сопротивление. Поэтому сбегала за сумкой в офис и быстро вернулась.

Всю дорогу мы молчали. Машина у Константина, конечно, была крутой спортивной BMW, но сидеть в ней было неудобно. А, может, просто мне неуютно? Музыку он слушал, конечно, дурацкую – кислотные монотонные звуки типа «тыц-тыц-тыц» привели меня практически в состояние бешенства уже через две минуты, но приходилось сдерживаться и играть роль профессиональной секретарши. Я же не его девушка (к счастью!), чтобы высказывать мнение о музыке.

Мы ехали долго, не проронив ни слова. Выехали за город и мчались уже по окружной, затем свернули на какую-то проселочную дорогу. Это заставило меня заговорить:

– Я не вполне понимаю, куда мы едем.

– Да на местечко посмотрим одно, я же говорю.

Машина остановилась на окраине какого-то поселка, почти на опушке леса. Слева маячило какое-то заброшенное пятиэтажное здание – то ли завод, то ли элеватор.

– Что еще за место? И причем здесь праздничная вечеринка? – подозрительно поинтересовалась я.

– Да не причем, – отмахнулся Константин, выходя из машины. – Клуб на окружной. А это здание по дороге – я его купить планирую, а затем переоборудовать. Нужно взглянуть. Ты выходи, посмотрим кое-что, и сразу поедем, – примирительным тоном сказал Гришин, я расслабилась и вышла. Ну, надо ему посмотреть – значит, надо. Может, он и впрямь решил серьезно делом заняться.

Я отправилась вслед за Константином к унылому зданию. По хмурой лестнице мы поднялись на пятый этаж. Гришин толкнул одну из дверей, и пред нами открылось большое помещение – судя по сохранившимся перегородкам, а также по нескольким столам и стульям, это был большой открытый офис.

– Ух ты, даже обогреватель есть, – в углу я обнаружила электрическую батарею. К стене с окнами примыкал застекленный «аквариум» – очевидно, кабинет начальника. Это помещение оказалось почти обустроенным – там стоял небольшой диван, оббитый клеенкой, и стол.

– Странное место, – прокомментировала я. – Кажется, тут недавно работали люди…

– Три года назад, – сухо сообщил Гришин. – Здесь был логистический центр. Потом предприятие разорилось, и здание продается почти за бесценок. С мебелью, – ухмыльнулся Гришин.

Потом спросил:

– У тебя мобильный с собой? У моего батарея села. Дай, пожалуйста – позвонить надо.

Я протянула ему трубку. Гришин отошел, попытался набрать какой-то номер и спросил меня снова:

– А у тебя один аппарат? Другого нет? Прием очень плохой.

– Нет, у меня одна трубка, – ответила я рассеянно, рассматривая настольную лампу на столе в «аквариуме». Встревожилась только тогда, когда услышала удаляющиеся шаги – Гришин поспешно направлялся к выходу из офиса. Я не успела опомниться, как дверь захлопнулась. И раздался звук поворачивающегося замка. Я не поверила своим ушам! Подбежала к двери, подергала за ручку – заперто!

– Это что, шутка?! – громко спросила я, надеясь, что Гришин не ушел и сейчас находится с обратной стороны двери. При этом он, конечно, злорадно ухмыляется; ну и пусть. Лишь бы открыл чертову дверь!

– Нет, – ответил он через мгновение. Наверное, все еще не решил – стоит ли так со мной шутить или нет.

– В чем дело?! – я решила, что пора начинать волноваться.

– Придется тебе посидеть несколько дней здесь, – будничным тоном сообщил Константин.

– Это еще почему?! – завопила я и принялась колотить кулаками в дверь. – Выпустите меня!

– Успокойся, побереги силы, – продолжал увещевать меня Гришин. Все это начало напоминать какой-то киношный триллер, и я с удвоенной силой заколотила по двери.

– Да успокойся же ты! – рявкнул Константин. – Нужно всего лишь ускорить развод Симаковых, а потом забирай своего нищего Евгения с потрохами!

– Это все из-за их развода? А я здесь причем?! – от удивления я даже престала дубасить дверь. Она все равно не поддавалась. Крепкая, зараза.

– Конечно, из-за развода. Из-за чего же еще? – в свою очередь удивился Гришин. – Стоит Симакову узнать, что Настя не его дочь, как все доказательства о супружеской измене потеряют силу, – начал вдохновенно растолковывать мне Гришин. Наверное, провел немало времени с адвокатом.

– Поняла, – я действительно все поняла. Очевидно, что Гришин с Юлией просто решили вместе оттяпать компанию у Симакова, пока он не узнал правду. Вот к чему эти отчаянные манипуляции с пауками, фальшивые фото-доказательства якобы измены…

И что мне делать? Пообещать, что буду молчать? Во-первых, никто мне не поверит, и правильно. Потому что, во-вторых, молчать я не собираюсь. Компания без Симакова довольно быстро пойдет ко дну – времена тяжелые, кризисные, и лишь благодаря его уму она держится на плаву. Не хотелось думать пафосно о нескольких тысячах работников ЕИБ, которых ждет неминуемая потеря работы, но все-таки… И, конечно, самое главное – что Евгений всего этого не заслужил. Даже если бы я не любила его, а была только его секретарем, то все равно бы рассказала ему правду. И дело вовсе не в преданности. Дело в уважении, которое он вызывал…

– Эй, ты там жива? – внезапно подал голос Гришин, прервав мои тягостные раздумья. – Все в порядке?

Ну ничего себе? Это такой сарказм?!

– Не надейтесь, что у меня разовьется стокгольмский синдром, – со злостью ответила я. – наоборот, ждите судебного иска! Похищение людей – это уголовное преступление!

– Ну да, ну да, – хихикнул Гришин. Я живо представила насмешливую ухмылку на его противном лице. – Ты лучше смирись, устройся поудобнее. У тебя там и обогреватель есть, а в столе кабинета найдешь воду и печенье, – участливо добавил он.

Да он – сама забота!

– Вы издеваетесь?! Выпустите меня!!! – и я заколотила снова по двери, теперь уже ногами.

– Максимум через три дня тебя выпустят! – громко сообщил Гришин, пытаясь перекричать мои вопли. – Ариведерчи, Яна!

Я замерла и приложила ухо к двери. Послышались удаляющиеся шаги – он уходил. Мне стало страшно, и я закричала:

– Стойте! Не уходите! Лучше сдайтесь правосудию, оно у нас гуманное!!!

Но он меня уже вряд ли слышал.

Я подбежала к запыленному окну, посмотрела вниз – машина стояла как раз напротив. Через минуту Гришин к ней подошел, остановился, повернулся к окнам. Наверное, заметил меня, в отчаянии прильнувшую к окну; поднял руку и помахал на прощанье.

Вот подонок.

Машина уехала, а я еще долго стояла у окна, обозревая лес, виднеющийся вдали поселок и разбитую дорогу. Затем мой взгляд стал осмысленным, и я начала думать. При этом решила устроиться с максимальным комфортом, иначе хорошенько подумать не получится. Для мозгового штурма облюбовала кабинет, притащила туда обогреватель и включила в сеть. О чудо, он работал! В столе нашла поллитровую бутылку воды и маленькую упаковку печенья (вот жадина гадкий Гришин, мог бы и нормальный паек оставить!).

Оказалось, от всех этих волнений я жутко проголодалась, так что печенье прикончила сразу. Чтобы думать, мне необходима глюкоза. Достала из сумки салфетки, смочила их водой и протерла диван от пыли. Теперь можно было хотя бы присесть. Я не думала о том, что, возможно, придется даже прилечь и провести здесь ночь, а то и несколько. Была уверена, что еще до наступления темноты выберусь отсюда.

Но как?

И тут я вспомнила: платье! У меня есть волшебное платье!

И хотя в помещении было чертовски холодно (несмотря на включенный на максимум обогреватель), я резво сняла куртку, жакет, свитер и облачилась в чудесную одежку. Сразу же пожелала, чтобы у меня появился телефон. Увы – ни одного аппарата в поле моего зрения не материализовалось. Я обошла весь большущий офис – телефона не было нигде.

Тогда я подошла к окну и начала мысленно призывать людей – кого-то, кто мог бы меня спасти. Платье должно было заставить их сейчас тут появиться!

Проходили минута за минутой, но никто не шел и не ехал по дороге.

В попытках призвать помощь я провела несколько часов. Начинало темнеть. Я поискала выключатель на стене и нашла его, но это не помогло – во всем огромном офисе не было ни одной лампочки. Даже в настольной лампе из «аквариума».

«Хочу найти лампочку! Для настольной лампы!» – отчаянно желала я, обшаривая все углы, какие-то картонные коробки и кучу мусора у двери… Лампочек не было. Света тоже. Как и помощи.

Стало совершенно ясно: платье больше не работало. И это в тот момент, когда я больше всего нуждалась в его помощи! Я топнула от досады ногой: какая несправедливость!!!

Я все еще не верила, что платье утратило силу. Попробовала пожелать чего-нибудь попроще (пусть в ящике стола найдется еще одна упаковка печенья). Ни-че-го. Все.

Дрожа от холода, я снова переоделась в свитер и куртку. Достала из сумки бисквиты и без аппетита их съела. Потом выпила сок. Однако новые поступления глюкозы в мозг не помогли решить проблему. Уже совсем стемнело. Я не знала, который час; но смертельно устала. Мне оставалось лишь одно – поспать. Ночью уж точно никто мне на помощь не придет. Соорудила из кулька с платьем импровизированную подушку. Не снимая ботинок, свернулась калачиком на диване, пододвинула поближе к нему обогреватель, укрылась курткой и уснула.

Мне снились странные обрывки снов, сменяющие друг друга, как картинки в калейдоскопе. Какие-то цыгане шли за мной гурьбой; потом – индейское племя с улюлюканьем и воинственным потрясанием стрелами танцевало свой дикий танец; а затем, в довершение всей этой фантасмагории, снилась я сама, поднимающаяся на заснеженную вершину под порывами ветра…

Проснулась от холода и сразу вспомнила, где я и что со мной произошло. Уже светало. Я начала день с новых попыток выбить все-таки офисную дверь – руками, ногами и единственным найденным стулом. Она по-прежнему не поддавалась. Покричала – тоже, разумеется, безрезультатно.

Тогда я снова подошла к окну, вглядываясь в пустынную дорогу, и, наконец, разревелась. Отчаяние поглотило меня, как морская пучина. Я рыдала не столько от того, что заперта в пустом заброшенном здании на окраине леса, нет. Я плакала из-за собственного бессилия. У меня есть то, что спасет нашу компанию, то, что поможет Жене. Но я не могла этим ни с кем поделиться. И это делало самую ценную вещь на свете – информацию – совершенно бесполезной.

Вдруг, пытаясь разглядеть, что находится за углом, я заметила пожарную лестницу – она проходила рядом с крайним левым окном и спускалась почти до самой земли. Волнение охватило меня: я поняла, что именно там мое спасение.

Но, чтобы добраться к лестнице, нужно было разбить окно. И если она рухнет, едва я к ней дотронусь, а потом чудом смогу вернуться в офис, – то неминуемо замерзну в ближайшие несколько часов: в пятнадцатиградусный мороз долго не продержишься, даже если сидеть возле обогревателя вплотную…

И все-таки, я решила рискнуть. Ведь уверенности в том, что даже через пару дней Гришин вернулся бы за мной, совершенно не было. При мысли о перспективе медленной смерти в этом унылом месте я взяла злополучный стул, размахнулась и изо всей силы ударила по стеклу.

Посыпались осколки, крупные и мелкие; хорошо, что я сразу же отскочила. На меня повеяло ледяным холодом, и я поежилась. Но мысль о том, что спасение близко, придало смелости, и я принялась осторожно вынимать осколки. Руки моментально замерзли, пальцы перестали меня слушаться. Пришлось вернуться в кабинет и долго отогревать руки на обогревателе. Потом пошарила в сумке в поисках перчаток – увы, их не было, забыла их в своей приемной…

Вернулась снова к окну, вынула несколько кусков стекла, сунула руки в карман и начала изучать лестницу. Дело было плохо: как раз напротив нее из стены торчала какая-то труба. А из трубы капала вода, стекая по нескольким перекладинам, а затем неотвратимо замерзая. Да стоит мне только прикоснуться руками к этим узким металлическим ступенькам, как я примерзну к ним. Или поврежу кожу и от боли отпущу перекладину… Воображение рисовало ужасные картины моей гибели – одна страшнее другой.

Снова начало накатывать отчаяние. Я вернулась погреться. И увидела на диване пакет с комком серо-голубого бархата внутри – это было мое волшебное платье. И я улыбнулась ему, как другу: нет, все-таки, оно сможет меня выручить в самый тяжелый момент! Живо вернулась к разбитому окну, взяла осколок стекла и начала разрезать платье на широкие полосы. Двумя обмотала ботинки – так они не будут скользить по обледенелой лестнице. Еще из двух сделала себе подобие перчаток, обмотав кисти рук. Несколько запасных полос бархата сложила в карман, – вдруг одна из импровизированных перчаток свалится в пути, и нужно будет делать новую. А остальную ткань, оставшуюся от платья, сложила на подоконник – она защитит меня от застрявших в раме осколков, когда буду взбираться на лестницу.

Я перебросила сумку по-почтальонски через плечо, стала коленями на подоконник и ухватилась руками за перекладину лестницы. Она, к моему огромному облегчению, была сделана на совесть. Конструкция даже не шелохнулась, когда я осторожно переставила одну, а затем и вторую ногу на перекладину пониже. Замерла, унимая волнение. Затем, недолго раздумывая, все-таки сдернула ткань с подоконника и сунула в сумку: платье требовало к себе уважения даже в таком растерзанном виде.

Осторожно переставляя ноги, а затем руки, я отправилась по этой дороге жизни вниз. Пять этажей, если подумать – всего каких-то пятнадцать метров… Я преодолевала их под такой сумасшедший бой сердца, словно жизнь моя висела на волоске. В какой-то степени, наверное, так и было. К морозу добавился пронизывающий ветер, я жутко замерзла. Но, главное, рукам было тепло! Ноги не скользили, – спасибо тебе, платье… И я медленно продолжала двигаться вниз, считая: правая нога, левая нога, правая рука, левая рука. Как в игре «мистер-твистер». Только цвет был один – цвет ржавой обледенелой лестницы, оказавшийся цветом моей свободы.

В самом низу лестницы меня ждал неприятный сюрприз: до земли оставалось еще метра три. Если прыгну с такой высоты – рискую сломать ногу. Или руку, что не намного лучше. И тогда платье снова выручило меня. Я обняла лестницу, как еще одного своего лучшего друга. Слишком много сегодня у меня появилось воображаемых неодушевленных друзей – платье, лестница… Улыбнувшись этим мыслям, я связала несколько полос ткани вместе, привязав один конец к перекладине – получилась веревка, которая, хоть и не доставала до земли, но позволяла еще немного опуститься на более безопасное расстояние. Я опасалась, что бархат порвется, и я рухну вниз, но ткань выдержала!

Теперь я стояла на земле, на твердой, прекрасной земле, и дышала полной грудью прекрасным морозным воздухом свободы, пытаясь унять дрожь в ногах. Оставалось лишь одно дело. Я дернула снизу за веревку – узел на удивление легко развязался, и серо-голубой бархат лег мне в руки. «Спасибо», – прошептала я. И прикоснулась к платью щекой – совсем как в тот раз, когда увидела его впервые у себя дома. Сложила обратно в сумку и отправилась к маячившему вдали поселку быстрым шагом, переходящим в бег. Только так можно было согреться!