Утро воскресенья выдалось солнечным и приятным, как и положено правильному июньскому утру. Пора было выдвигаться за Левкой – забирать его из летнего загородного лагеря. Я быстренько привела себя в порядок и была готова к встрече с мечтой, как говорилось в одной рекламе шампуня от перхоти. Хотя моя унылая «мечта» уже стояла в ванной, разглядывая в зеркале волосы в своем носу.

– Когда вернешься? – спросил Максим, поворачивая к зерцалу свой орлиный профиль.

– Думаю, не раньше четырех. Пока мы Левкины вещи соберем, пока доедем до города… А он потом захочет пиццу и кино… Наверно, к четырем не управимся, будем вечером, после шести, – уверенно сообщила я и отправилась за сыном.

Эх, знала бы, как закончится этот денек, пообещала бы перезвонить за час до приезда!

* * *

Ехать было сравнительно недалеко – всего сорок минут от окружной дороги, и это было чрезвычайно удобно: я могла мотаться к отдыхающему ребенку в любое время. Сын, правда, не очень приветствовал мои ежедневные наскоки, поэтому приходилось держать свою горячую материнскую любовь в узде. Так что последнюю неделю мы только созванивались, и соскучилась я за Левкой страшно. Теперь моя маленькая «рено» мчалась к загородному дачному поселку, где среди высоких сосен на берегу озера расположился небольшой авторский детский лагерь. Сын отдыхал здесь уже минувшим летом и был счастлив. Он так и сказал, когда мы его забирали: «Я полностью счастлив! Только несчастлив, что уезжаю».

Я свернула на подъездную дорогу, припарковала машину на небольшой стоянке среди высоченных сосен (здесь все было среди высоченных сосен), и отправилась за Левой. Сына я обнаружила недалеко от спального корпуса в стайке ребят, оживленно рассматривающих дохлую ящерицу. Пришлось отвлечь его от увлекательного зрелища:

– Левка, привет!

К моему изумлению, Левка не испытал особой радости от моего появления. Он не спеша подошел ко мне и сдержанно проговорил:

– Привет, ма.

– Ну что, едем домой? – теряясь в догадках, начала я увлекать сына к корпусу – собирать вещи.

– Тут такое дело… – начал Левка издалека. – Ребята… Ну мои друзья… Остаются на вторую смену. Я тоже хочу! – выпалил он и в ожидании моей реакции уставился на меня своими доверчивыми глазищами.

Что мне было делать?! Конечно, пришлось сдаться. Тут сын, наконец, обнаружил радость.

– Ты теперь полностью счастлив? – спросила я, проплатив в бухгалтерии очередные три недели Левкиного отдыха (он, конечно, пошел за мной – проконтролировать, чтобы я вдруг не передумала).

– Полностью, полностью счастлив! – сообщил ребенок, поспешно обнял меня и радостно умчался жить свое детство с друзьями. Никуда не деться – сын взрослеет, и скоро придется смириться с тем, что друзья важнее родителей.

Мне стало грустно. Я немного прошлась по аллейкам примыкающего к лагерю огромного парка-заповедника, полюбовалась соснами и понаблюдала за белками. Домой не слишком хотелось возвращаться – еще даже утро не закончилось, и мне светила перспектива весь день провести с Максом. То есть с моей большой нерешенной проблемой неудачной личной жизни…

Я медленно ехала по полупустой дороге и думала о том, что в своих личных проблемах виновата сама. Ведь когда и второй муж не оправдывает надежд, наверное, пора менять себя. На иную, которая вперед этих надежд будет полыхать чувством, а не банально строить планы и видеть только горизонт, не поднимаясь ни взглядом, ни мыслью выше доступной линии. Тем более, воображаемой.

Для начала, нужно выходить замуж по любви и, что не менее важно, по уму – хорошенько взвешивая, каким твой избранник окажется в будущем мужем, другом, отцом, добытчиком… А не за первого встречного более-менее приличного парня, который позвал замуж.

Но по любви не вышло. Может, потому, что она была слишком большая, слишком нереальная, слишком больно мне было любить его…

Артем. Другой Артем. Вернее, первый… Возможно, я и замуж вышла за Артема-однокурсника из-за его имени. Чтобы хоть какая-то нить связывала меня с Артемом-первым. Даже когда я произносила это имя – Артем – замирала, испытывая счастье. Артем, счастье мое, – острое, сладкое, судорога сердца. Где-то я читала, что инфаркты чаще случаются от перехлестывающих через край позитивных эмоций, чем от негативных. Потому что несчастье закаляет, а счастье делает человека беззащитным…

Тогда мне казалось, что умирать уже не страшно: после Артема.

Теперь бы я так, конечно, не сказала. У меня теперь Левка есть.

А тогда мне было двадцать три, я – веселая, бесшабашная пятикурсница университета с роскошной фигурой, длинными волосами синего цвета и легкой «блядинкой», как говорит моя старшая и любимая подруга Вита.

– Тинка, идем на дискотеку, – зовет Вита из соседнего двора, когда я приезжаю на каникулы к маме. Непонятно, что Вита делает в нашем унылом поселке, потому что у нее – интеллект, остроумие и неестественно яркие, восхитительные синие глаза. Непонятно также, зачем Вита ходит на дискотеки, потому что у нее горб, и хотя парни с удовольствием проводят с Витой время (с ней интересно) и охотно спят (потому что Вита, влюбляясь, всегда радостно дарит свое тело, а влюбляется она часто), но танцевать стесняются. Из-за горба.

Но Вите на это наплевать. Она просто любит танцы. И музыку. Музыку особенно. И еще вдобавок у местного ди-джея обнаружился на редкость хороший музыкальный вкус (по нашим с Витой понятиям), на дискотеках крутил исключительно рок, и мы выплясывали как сумасшедшие под Бон Джови и Кисс.

Я сократила свое банальное имя Валентина до Тины, и теперь мои однокурсники удивляются, когда в общагу приезжает кто-нибудь из друзей моей прежней жизни. И говорят мне: «Валя». Правда, злобничает только Зося: «Аа-а-а, так ты у нас, оказывается, ВА-ЛЯ. Совсем никакая не Тина…» Мне становится стыдно, словно я что-то украла. Словно это было раньше Зосино имя, а я его присвоила себе. Но на Зосю нельзя обижаться, потому что уже на первом курсе ясно, что Зося будет из нас всех самая несчастная.

Но Вита сразу начала называть меня Тиной. И в тот раз, когда она приехала ко мне в гости, серьезно сказала соседкам по комнате:

– Тина всегда была Тиной. С самого рожденья. А если кто и называл ее Валей, то это были их личные проблемы.

Расставив все точки над «i», мы отправляемся с Витой в оперный театр. И именно тогда я встречаю Артема.

Он легко запрыгнул на подножку отправляющегося от остановки переполненного троллейбуса, в котором мы с Витой ехали на встречу с прекрасным, то есть на «Лебединое озеро». Ухватился одной рукой за поручень, а второй придержал за локоть пошатнувшуюся от резкого толчка троллейбуса бабульку. Бабулька умилилась:

– Спасибо, сынок!

– Не за что, – великодушно ответил незнакомец. Потом встретился со мной взглядом, перебросил через плечо свой ярко-желтый галстук и сказал:

– Здравствуй.

Я в изумлении уставилась на парня. Выглядел он что надо: не слишком высокий, ладный, фигура – фантастическая, короткие вьющиеся светлые волосы, а глаза… Боже, что это были за глаза! Они смеялись и приглашали с собой. Прикид у парня был, правда, странноватый, но стильный: джинсы, кеды, белая рубашка, уже упомянутый галстук ядовитого цвета и серый вельветовый пиджак. Но мне было наплевать на его наряд, я не могла оторваться от его глаз и молчала, как истукан, целую остановку. Он некоторое время рассматривал меня с интересом; потом улыбнулся и сказал:

– Не грусти!

Я тоже улыбнулась – что мне оставалось делать! Не грустить же?

– Нам скоро выходить? – спросила у меня Вита.

– Не знаю, – пожала я плечами. И продолжила молчать. Парень тоже молчал. И мне захотелось ехать в этом троллейбусе бесконечно, кружа по городу, держась взглядом за эти глаза и не бояться упасть.

– Мы не пропустим остановку? – подруга начинала нервничать.

– Оперный театр – следующая, – вдруг вежливо сообщил незнакомец.

– А откуда вам известно, что нам нужно именно в оперный? – удивилась Вита.

– Ну, во-первых, вы нарядные и красивые. Во-вторых, через полчаса начало спектакля. А в-третьих, я тоже туда иду! – тоже весело закончил он.

Троллейбус снова дернулся и остановился. Парень взял меня за руку, и я покорно отдала ее, беспомощно оглянувшись на подругу. Та улыбнулась и подмигнула. Покинув наконец душный транспорт, мы втроем направились к зданию театра.

– Мне нужно встретить родственников в фойе – они из Мурманска приехали на несколько дней в гости, и на меня возложена почетная культурно-массовая миссия, – незнакомец принялся сообщать подробности своего похода в оперный, как ни в чем не бывало. Словно мы были знакомы уже сто лет.

– Тогда пока? – полуутвердительно, полувопросительно сказала Вита, искоса посматривая на меня.

Я запаниковала. Какое «пока»?! И, между прочим, моя рука по-прежнему была в руке парня. Извлекать ее я не собиралась. А куда ж я без руки пойду?

– Почему пока? – словно прочитал он мои мысли. – Встретимся после спектакля, хорошо? Я буду тут, на этом самом месте!

У меня хватило сил только кивнуть. Голова кружилась так, словно я только что полчаса наблюдала фейерверк.

– Тинка, ты чего? – шепотом спросила Вита, когда мы расположились на своих местах.

– Не знаю… Просто он мне очень понравился, – призналась я. – Думаю, что он – той самый…

– В смысле – тот самый?

– Ну, единственный и все такое…

– С ума сошла? Какой единственный – ты его впервые в жизни видишь! Может, он проходимец какой-то! – резонно принялась увещевать подруга.

– Я не знаю. Но чувствую! – тихо сказала я.

Но тут на нас зашикали соседи, желающие слушать Чайковского, а не мои откровения. А я еле дождалась финальных аккордов, бросила на ходу Вите: «Пожалуйста, доберись в общежитие сама – ты же помнишь дорогу?», и умчалась в фойе, замирая от страха, опережая сдержанный поток зрителей, выходящих из зала. А вдруг он не придет? Вдруг это было просто шуткой?

Я думала, что прибуду к пункту назначения первой и буду одиноко маячить у стены, сгорая от стыда и печали. Но все еще не знакомый, но уже странно близкий парень стоял возле колонны, с невесть откуда взявшимися желтыми розами в руке, которые он мне тут же с улыбкой протянул.

Пытаясь успокоить сбившееся дыхание, я подошла к нему, взяла розы и, наконец, сказала:

– Здравствуй.

Мы прогуляли всю ночь по городу, разговаривая взахлеб, и когда на рассвете, наконец, добрели до университетского студгородка, я вдруг вспомнила, что мы не сообщили друг другу кое-что важное.

– Меня зовут Тина, – серьезно сказала я.

– Артем, – ответил новый знакомый.

И поселился в моем сердце навсегда. По крайней мере, живет там уже тринадцать лет, десять месяцев и четырнадцать дней.

… Мы расстались спустя полгода из-за глупой ссоры – я давно забыла, что послужило к ней поводом. Полгода восхитительных свиданий, сумасшедшей радости, переполнявшего ощущения полного, совершенного счастья закончились в один миг – мы поссорились, а на следующий день Артему надо было уезжать на практику от политехнического института, где он учился на четвертом курсе. Я же через две недели получила диплом и отправилась по направлению как молодой специалист на три года поднимать провинциальную прессу. А потом вернулась в свой город, пришла на встречу выпускников и повстречала другого Артема… Дальше вы знаете.

С Артемом-первым мы так и не встретились. Хотя можно было бы запросто разыскать его – мы ведь жили в одном городе! Но ни он, ни я не сделали самого главного, первого, шага. Каждый новый день, каждый год отдалял нас друг от друга. И я могла лишь вспоминать о своем необыкновенном счастье пастернаковским «ты здесь, мы в воздухе одном, твое присутствие – как город, как тихий Киев за окном, что сном борим, но не поборот»…

Я вспоминала о нем так, словно знала: мы встретимся обязательно. Потому что спустя тринадцать лет, десять месяцев и четырнадцать дней я все еще любила его.