…Когда Ане было четырнадцать, в мае она заболела ангиной – да так тяжело, что пролежала в больнице две недели, а потом еще столько же долечивалась дома. Их педиатр, пожилая и категоричная Римма Георгиевна, безапелляционно заявила:

– Если не хотите подорвать ребенку иммунитет, отмените в этом году свои вояжи в экзотические страны.

– Но я так хочу к морю… – Чуть не плакала Аня, и врач милостиво море разрешила:

– К морю можно, но без резкой смены климатических поясов – максимум в степную зону. Можно, например, в Евпаторию, и хотя бы на месяц.

У мамы была почти истерика – она никак не могла представить себя на «плебейских пляжах грязного Крыма», а папа, скрепя сердце, забронировал двухкомнатный «люкс» в клубном отеле на окраине города. Там Аня вдвоем с бабушкой и провели восхитительные три летних месяца, и там она окончательно и ясно утвердила свои стандарты счастья.

Нельзя было не обратить внимания на эту пару – сначала Аня приняла Дмитрия за одного из аниматоров, так активно он участвовал во всех мероприятиях, начиная от зарядки на пляже (на которой в основном одни аниматоры и резвились) и заканчивая детским караоке у бассейна. Он был не столько красив, сколько харизматичен, хотя тело выглядело безупречно (наверное, не только благодаря зарядке). Невысокого роста, поджарый, с немного удлиненным лицом, со светлыми, почти прозрачными, но удивительно живыми глазами, в неизменной темно-синей бандане, из-под которой выглядывали светлые вьющиеся волосы, он все время попадался Ане на глаза. А, может, ей подсознательно хотелось попасться на глаза ему.

И лишь после того как он приветливо кивнул ей за завтраком на второй день их с бабушкой пребывания в отеле (узнал! – замерло Анино сердце), она увидела его жену, которую тут же возненавидела.

Жена была совершенно не «под стать» Дмитрию. Как раз стать ее была богатырской, в сравнении с мужем; стрижка – чересчур простой и короткой; темные, почти черные глаза – маленькими и невыразительными. Больше всего раздражал Аню короткий, аккуратненький нос «уточкой», который выглядел чужим на широком лице жены.

До конца отдыха Аня так и не узнала, как ее зовут. Но зато поняла, что значит любовь.

Когда Дмитрий смотрел на свою – совершенно ему неподходящую! – жену, его глаза наполнялись такой нежностью, которая заставляла окружающих стыдливо отворачиваться, словно они увидели что-то крайне неприличное. Он становился сам каким-то беззащитным, словно эта женщина обладала магической силой, и дело было вовсе не в двух общих детях, и не в том, что «у нее большой бизнес, а он наверняка был каким-то тренером или охранником» – именно так судачили другие отдыхающие, гадая, «что же он в ней такого нашел». Неудивительно, кстати, что судачили именно о них: остальные пары ничем не выделялись: они были одинаково скучны, покрикивали время от времени на детей и друг на друга, загорали, веселились по вечерам у бассейна, пили водку и ругали «отстойный Крым», и рассказывали друг другу разные истории, оправдываясь, почему они проводят отпуск не за границей.

И лишь семья Дмитрия искренне радовалась отдыху безоговорочно. Может быть, они радовались не столько умиротворенному приморскому захолустью, сколько возможности побыть всем вместе несколько недель? Эта непретенциозность тоже возбуждала лихорадочный интерес, ведь было заметно, что у пары есть деньги! Тогда почему они не снобы?

А потом Аня сидела одна в маленькой ажурной беседке возле прелестного пруда с огромными розовыми лилиями и искусственным водопадом. Было около двух пополудни, жара стояла немыслимая, отдыхающие предавались сиесте. Ане спать не хотелось; она расположилась с книгой и большущим стаканом холодного апельсинового сока в своем любимом уголке. Внезапно на вымощенной декоративной плиткой дорожке появилась дочь Дмитрия – их старший ребенок. Ей было лет десять-двенадцать – почти ровесница Ани, но Аня относилась к ней почти враждебно, и сама не понимала, почему. Девочка плакала. Однако, увидев Аню, не убежала, а подошла поближе:

– Можно, я с тобой посижу? – тихо спросила.

– Конечно, – опешила Аня и подвинулась.

Та присела рядом.

– Я Наташа.

– А я Аня, – пришлось представиться Ане.

– Я знаю, слышала, как к тебе бабушка обращается. Или это мама?

– Нет, бабушка, – улыбнулась Аня. – Просто молодо выглядит.

И после минутной паузы осторожно спросила:

– А почему ты плачешь?

Наташа молча наклонилась, подняла камушек и бросила его в пруд. Пошли небольшие круги, а на широкий лист лилии выпрыгнул лягушонок. Он недовольно квакнул и спрятался обратно в пруд, недовольный тем, что его потревожили в такую жару.

Девочки рассмеялись, и Аня удивилась: куда только подевалась ее неприязнь?

– Папа любит ее больше, чем меня, – сказала Наташа.

– Кого? – удивилась Аня.

– Маму.

– Она что, тебе неродная мама? – удивилась Аня еще больше.

– Почему неродная? – досадливо поморщилась Наташа. – Родная.

– Ну… тогда почему ты обижаешься?

– Да потому что родители должны любить детей больше всего на свете! – взорвалась Наташа. – А они кроме себя больше никого не замечают! Зачем они вообще нас с братом родили!

– Да что с тобой?! – Аня взяла свою новую знакомую за руку.

Та отдернула ладошку, словно прикоснулась к горячему утюгу. И призналась:

– Мы были утром в городе. И я захотела зайти на рынок и купить ракушку. А мама сказала, что ей хочется поскорее на пляж. Тогда он решил, что мы немедленно берем такси и едем обратно, а ракушку можно купить в любое другое время, и что у меня и так полно ракушек!

И Наташа безутешно зарыдала, словно ей отказали в куске хлеба после недельной голодовки.

– И… все? Ты переживаешь из-за этого? – Аня поразилась. Хотя, если честно, ее родители – и в первую очередь, конечно же, папа! – без колебаний отправились бы на рынок, и скупили там все имеющиеся ракушки, которые бы представляли для Ани интерес.

Наташа по-прежнему обиженно хлюпала носом.

– Они что, бьют тебя? – спросила Аня.

– А? Бьют? С ума сошла. Конечно, нет! – возмутилась Наташа.

– Не дают еду? Не покупают игрушек? Не играют с тобой? – наседала Аня, а собеседница лишь испуганно таращилась на нее и повторяла:

– Нет! Нет, конечно же! Играют! Покупают! Отстань уже!!! – и снова расплакалась.

– Тогда почему ты ревешь?!

– Потому что они должны… А они друг для друга все сделают, а мы на втором месте…

– Ну и правильно, – неожиданно заключила Аня. – Это хорошо, что на первом месте – они. Вот ты бы хотела такого мужа, как папа?

Наташа удивилась, даже рыдать перестала:

– Конечно.

– Все бы хотели. Чтобы жена для него была лучше всех. Детей, конечно, обижать нельзя – но вас же никто и не обижает, верно?

– Верно…

– Радуйся, дурочка, что у вас семья такая… идеальная. Ты просто еще этого не понимаешь. – И Аня, совсем как взрослая, снисходительно похлопала Наташу по плечу.

И поняла, что действительно хочет такого мужа, как Дмитрий, а не как папа. И пусть у нее будет нос уточкой, и широкие плечи, и бесформенные юбки… Лишь бы только Он смотрел на нее, как Дмитрий смотрит на свою богатырку. И еще она подумала, что встретить такого человека – значит встретить свою судьбу, и тогда уже все беды и проблемы покажутся сущими пустяками… И что счастье выглядит именно так: друг для друга – на первом месте.

* * *

«Сережа», – прошептала Аня. И в тот момент поняла, что, в общем-то, именно ради таких моментов и стоит жить. Когда судьба внезапно преподносит царский подарок – как большую шоколадку в нарядной хрустящей обертке ребенку-побирушке, рассчитывающему максимум на пятак.

Аня даже не удивилась, увидев Сергея. Да, она не ждала его и даже не мечтала, что он возникнет вот так, на пороге ее палаты; но вот он – здесь, рядом, держит ее за руку, и она знает: все так, как нужно. Потому что она его любит.

Сергей присел на краешек кровати, исподтишка оглядываясь – можно ли? Все таки, он до сих пор не пришел в себя, не мог окончательно совместить свое «я» с собой, так сказать, физическим. Он здесь, рядом с Аней – а еще неделю назад даже предположить не мог, что все так стремительно завертится. «Ты здесь, мы в воздухе одном, твое присутствие – как город», – прошептал Сергей. Запнулся – дальнейшее «… как тихий Киев за окном» казалось неуместным. Но все же Аня – как могла – потянулась к нему, сквозь все трубки и проводочки протягивая к нему своей взгляд. И Пастернака она не читала, и Киев был ни при чем, но самое важное – «мы в воздухе одном» – ощущалось так сильно, что Сергей понял: обратного пути нет.

Тихо вошла Вера Николаевна и стала у двери. Они заметили ее не сразу.

– Здравствуй, Сережа, – решила она все же себя обозначить, и они удивились, что в мире еще есть люди, кроме них двоих. – Как долетел?

– Долетел? – Сергей повторил вопрос, как слабоумный. Затем спохватился, приходя в себя: – Нормально долетел, спасибо. Здравствуйте, Вера Николаевна.

– Что дальше? Ты в отеле еще не был, полагаю, – сказала Вера, присаживаясь на стоявшее в углу палаты кресло.

Дальше надо было отправляться в небольшой отельчик на окраине города, где Сергей (с помощью Веры, конечно) забронировал номер на неделю. Дальше надо было вернуться с небес на землю, потому что скоро должна была вернуться Анжелика, и, условившись повторить «конспиративное» свидание на следующий день, они расстались.

Сергей с трудом нашел затерявшийся на одинаково кукольных улочках отель, без обычного для «руссо туристо» энтузиазма поселился (чем немало удивил персонал), и прямо в одежде рухнул на постель.

Проснулся через несколько часов с тяжелой головой: пищал телефон, сообщая об смс-ке. «Как ты?» – писала Катька. «Все ок», – только и смог ответить семье, хотя до «ок» было еще очень далеко.

Он отправился бродить по городу, думая, чем бы себя занять в течение двенадцати часов – до нового визита в клинику; но ничего толкового не придумал. Изнывая от безделья, глазел на витрины. Осматривать достопримечательности не хотелось. И, проходя по очередной красивой улице чужого города, он с точкой подумал, что хочется только одного: вернуться домой.

Сергей отогнал эти мысли, показавшиеся ему постыдными, чудовищными – практически кощунственными; и тут же составил план – четкий и ясный.

На следующий день купил букет цветов – самый красивый, который продавался в небольшом цветочном магазине рядом с отелем за цену, которую посчитал максимально разумной. Без особых трудностей добрался до палаты – его уже знали; Вера Николаевна была начеку и, как только Лика отправилась по делам (она, естественно, успела завести свои суетливые «дела» и в Мюнхене), тут же просигнализировала Сергею, что путь свободен.

Сергей положил цветы на край кровати и уже без стеснения присел рядом.

– Аня, я хочу сказать тебе кое-что важное. Во-первых, я должен уехать: нет смысла здесь прятаться, тратить время и деньги, если я могу в это время работать. Главное – я увидел тебя. Теперь верю, что все будет хорошо, – он осторожно прикоснулся к ее волосам и погладил по щеке.

Затем взял ее узкую, податливую ладонь и осторожно поместил между своими. И вдруг неловко опустился на одно колено и, краснея, произнес:

– Анна Ольховская, ты выйдешь за меня?

Аня испуганно таращила глаза на Сергея, внезапно поняв, что все это – по-настоящему. И ее болезнь, и операция, и ее бессилие, и ее сила – потому что вот он, мужчина ее жизни, парень из грез, совсем как в кино! – делает ей предложение!

Слезы покатились из глаз – и она потеряла сознание.

Запищали датчики, в палату вбежали медсестры и Сергея выгнали. Он стоял за стеклом и смотрел, как вокруг Ани суетится медперсонал.

* * *

Внезапно у него зазвонил мобильный. Звонила мать, и Сергей удивился: она ведь знала, что он за границей, и вряд ли стала бы тратиться на роуминг без крайней нужды. Предчувствуя неладное, он поднес трубку к уху:

– Мама, что случилось?

– Катя пропала, – глухим и хриплым голосом ответила мать.

– Что?! Что ты говоришь такое? – Сергей закричал; и на него тут же зашикали. Сергей на автопилоте вышел из больницы, сел на скамейку в скверике.

– Не вернулась из школы, – продолжала мать на удивление ровным, но совершенно безжизненным голосом. – Я начала беспокоиться, но тут позвонили те подонки, которые к Вадику приходили. Я по голосу узнала… Сказали, если денег до завтра не будет… до двенадцати часов дня…

Наконец, Мать не выдержала – зарыдала в трубку.

– Мама, я буду скоро, слышишь?! Вылетаю сейчас же!

Сначала набрал номер Алексея – попросил поддержать мать, пока он не приедет. Затем, как в тумане, он добрался до гостиницы, побросал вещи в сумку и рванул в аэропорт.

А как только приземлился – позвонил Ольховскому:

– Давайте деньги. Я согласен.

Как раз было без пяти минут двадцать часов среды…