Провинциальный портовый городок Хайклифф встретил их обычной для этого времени картиной: холодными иглами дождя, налетом скользкой, чуть застывшей грязи на грунтовой дороге, хмурым декабрьским небом и мокрой взвесью, заползающей в легкие и липнущей к ощерившимся черепицей крышам, к почерневшим заборам, к длинным деревянным лестницам, ведущим в гавань, к мосткам причалов, к отшлифованным морской водой и канатами деревянным кнехтам, к деревьям, к людям, ко всему на свете. И это даже не огорчало. Побережье Мечей. Невервинтер. Скоро они будут дома. Кто они такие, чтобы ради них погода изменяла своим привычкам? Но совсем незамеченными в этом маленьком городке они, конечно, не остались, и получили стандартную дозу почестей, благодарностей, восхищенных и любопытных взглядов. Староста Мэйн, извещенный вездесущими мальчишками, которым никакой дождь был не страшен, не пожалел своей тушки и лично вышел их поприветствовать и заверить, что отныне они все являются почетными гражданами Хайклиффа. Этим он поразил в самое сердце Нишку, которая и в сладких снах не могла представить себя почетным гражданином чего-либо. Придя в себя, она, мучимая угрызениями совести, аккуратно вернула кошелек старосты, прикарманенный не столько ради наживы, сколько чтобы не потерять квалификацию.

Однако, за обед, съеденный в портовом трактире в ожидании посадки на корабль, почетные граждане заплатили сполна, да еще с чаевыми. Так что, если кто всерьез собрался спасать мир — не надейтесь, что это благое дело вам дешево обойдется. Кто будет уважать трактирщика, который после вашего визита будет всем рассказывать, что, дескать, на днях к нему заходил Герой, а он его накормил, напоил и ни гроша не взял? Другое дело, если он всем поведает, что Герой у него выпил, съел, поломал мебели и побил посуды на двадцать нашеров серебром и четыре оставил на чай. А потом он еще и повесит на стену оправленный в рамочку кусок скатерти с отпечатком вашей жирной ладони или выпачканных соусом губ и накинет десять процентов на блюда, которые Герой вкушал в его гнусном кабаке.

Эйлин несказанно повезло — она встретила в гавани знакомого торговца шкурами, имеющего обыкновение отмечать праздник Зимнего Щита заключением выгодных сделок и спешившего к Дэйгуну в Западную Гавань. Она отобрала из трофеев несколько полезных охотнику вещиц и зелий и написала коротенькую записку. Жива. Здорова. Все в порядке. Любящая дочь. Словно не с того света вернулась, а уезжала на каникулы. Но Дэйгун поймет.

* * *

Столица бурлила и ликовала. К их прибытию здесь распогодилось, а весть о них каким-то чудом их опередила. Несмотря на усталость и желание поскорее подкрепиться чем-нибудь посъедобнее корабельной стряпни (Вальпургия на них нет!) и упасть в кровать, Эйлин не держала зла на тех, кто вышел поприветствовать сходящих на берег спасителей Невервинтера. И даже иронизировать над этим язык не поворачивался. Все эти портовые рабочие, торговцы и торговки, ремесленники, возничие, скромные компаньонки и горничные, стражники, плутоватые мальчишки и настырные девчонки и прочий обывательский люд — многих из них она знала в лицо, со многими была знакома, некоторым в свое время упрямо зачитывала параграфы закона, невзирая на протестующие вопли, штрафовала за нарушения или отпускала восвояси, отвесив подзатыльник… в конечном счете, все это было ради них. Касавир незаметно ободряюще сжал ее руку в своей теплой ладони. Он понимал ее чувства.

Конечно, был тут и дядя Дункан, в первых рядах — осунувшийся и немного постаревший, насколько эльф вообще может постареть, гордый, выбритый и одетый ради такого случая в чистую сорочку. Тут уж и захочешь сохранить приличия — не получится. И пусть ахающая от умиления толпа смотрит, как она, рыцарь-капитан Невервинтера, бежит к нему, как девчонка, кидается на шею, целует и утыкается в грудь, размазывая слезы. Резкий запах недорогого трубочного табака, эля и терпкий — дубовых дров. Для нее, простой деревенской девочки, это был знакомый, теплый запах «Утонувшей Фляги».

А на следующий день в замке Невер… там не было никаких неожиданностей. Напыщенные кавалеры и хищно сверкающие глазами и драгоценностями дамы, оды, награды, ленты через плечо, торжественные речи, приклеенные к лицам улыбки, слова… много, много слов. Герои Невервинтера — мрачный Касавир, досадливо кряхтящий Келгар, Нишка, не знающая, куда девать свой хвост, рассеянно улыбающийся Гробнар и Эйлин, брезгливо-иронично взирающая на весь этот вертеп. И внезапно преобразившийся Ниваль, причесанный, надушенный чем-то вкусным, с полюбившейся ему аккуратно подстриженной бородкой — поразивший воображение челяди своим новым обликом. Эйлин с удовольствие отметила тихий ропоток среди дам, томно взирающих на его гордую осанку и мужественный, заострившийся, украшенный шрамом профиль, когда он подошел к Нашеру получить свою награду. И снисходительно посмотрел на помпезно врученную ему орденскую цепь с бриллиантами, как ребенок, незаметно для родителей выросший, смотрит на ставшую глупой и ненужной игрушку. Однако более он своих чувств ничем не выдал, и загадочная, исполненная достоинства улыбка вернулась на его лицо, когда он разогнулся и принял продуманную позу скромного величия. Да, новая роль простого и честного героя, которую примерял на себя этот лицедей, очень ему шла. Только вот его глаза — смотревшие иногда так тоскливо, словно не понимая, куда они попали и что тут происходит, — уже не могли обмануть Эйлин.

— Расскажите нам, как вы убили Короля Теней?

Нацепив маску учтивости, Эйлин быстро оглядела задавшую вопрос даму, подошедшую к ней в окружении десятка пышных юбок, роскошных декольте, искусно уложенных причесок (до моей им, конечно, далеко) и блестящих колье, серег и диадем, от которых рябило в глазах. Племянница лорда Нашера, кажется, ее зовут Кайра. Выглядит на двадцать лет, минус штукатурка — лет семнадцать (эх, где они, мои наивные семнадцать лет). Капризный ротик, любопытно распахнутые серые глазки и та специфическая манера держаться и разговаривать, которой безупречно владеют подобные особы, не демонстрируя прямо своего превосходства, но давая его почувствовать. Зря, девочка, стараешься. Мы тоже так умеем, и получше тебя, и цену подобным трюкам знаем.

Эйлин дружелюбно и глуповато улыбнулась — ни дать ни взять, провинциальная дурочка, допущенная по ошибке во дворец.

— Как убила?

Продолжая улыбаться, Эйлин вытащила из простой кожаной перевязи прихваченный выпендрежа ради Серебряный Меч и, отступив на безопасное расстояние, сделала несколько эффектных перехватов рукояти, вращая клинок, давая этой шушере возможность оценить его красоту, увидеть, как он оживает в ее руках, как начинают светиться швы между осколками, услышать его тонкое серебряное пение. Клинок вращался все быстрее среди расступившихся дам, и в какой-то момент дебиловатая улыбочка на лице его хозяйки уступила место выражению спокойной и холодной решимости, а в ее взгляде появилась жестокая отрешенность человека, готового, не раздумывая, убить живое существо. Напряженно следя за сошедшей с ума сестрой, Ниваль старался не выпускать из поля зрения стражников, которые — он знал — не сдвинутся с места без его приказа. Но противный холодок таки засвербил в груди и подскочил к горлу, когда Эйлин, сделав молниеносный пируэт, с коротким надсадным вскриком опустила вихрь обезумевших осколков на стоявшую сзади старинную эвермитскую серебряную урну с золотой инкрустацией. Ослепляющая вспышка, пучок синих молний, белые горячие искры — и россыпь искореженных, оплавленных кусков эльфийского серебра летит по мраморному полу к ногам придворных дам, опаляя одной из них подол платья, заставляя ее истерично взвизгнуть и картинно упасть на руки стоящего рядом кавалера, пока кто-то расторопный льет на подол воду из вазона.

С бешено скачущим сердцем и горящими глазами Эйлин выпрямилась, вскинув голову, оглядела отвесивших челюсти друзей и посмотрела на Касавира, надеясь найти в его глазах понимание. Он стоял в напряженной позе, сжав кулаки, и был готов в любой миг броситься на ее защиту. Смотрел на нее, словно не узнавая. Да, она определенно изменилась. Что-то было в ее взгляде дающее ему понять, что эта женщина ни в чьи игры больше играть не будет, а если будет, то исключительно в своей, неповторимой манере. Он, конечно, тревожился за нее, но и не мог не гордиться ею в этот момент. И если бы можно было любить ее еще больше…

Подмигнув ему и повернувшись к застывшей в немом ужасе даме, Эйлин снова улыбнулась ей, ловким движением возвращая меч в ножны.

— Вот так примерно.

В тронном зале стало так гнетуще тихо, что, наверное, те, кто стоял у стен, могли слышать шорох тараканов за гобеленами. Придворные украдкой поглядывали друг на друга, не зная, что им делать — восхищаться, ужасаться, смеяться, возмущаться? Все взгляды обратились на восседающего на троне лорда Нашера. Эйлин не очень понравилось выражение его глаз. Старый лис пытался совладать с собой, но изучающе-тревожный взгляд, направленный на нее, выдал его. Ей пришло в голову, что он мог решить, будто она опасна. Действительно, в его мозгу, озабоченном, главным образом, сохранением своей власти, могла возникнуть мысль, что пригретая им девушка с Серебряным Мечом, за которую готовы идти в бой сотни и которую боготворят тысячи, стала опасна.

Положение спас Ниваль — конечно, кто же еще? Он с невозмутимым видом небрежно поднял с пола один из крупных осколков — выгнутый и красиво оплавленный в виде неровной капли с золотыми разводами и черными краями — и подошел к нашеровской племяннице. Мертвенно-ослепительно улыбнувшись и состроив гримасу преклонения перед ее умом, очарованием и благородством, он приложился губами к машинально протянутой руке и галантно подал ей забавный сувенир.

— Леди Кайра не откажется принять это на память от хозяйки Серебряного Меча?

Судя по взгляду, которым она одарила начальника Девятки, предложи он ей немедленно отправиться с ним в укромный уголок поиграть в больничку, она бы не стала упираться. Поэтому, исполненный глубокого смысла подарок был благосклонно принят с обещанием сделать из него брошку, а Ниваль дружески и чуть укоризненно — этакую неотесанную деревенщину во дворец привел — похлопан кончиками пальцев по щеке. Это разрядило обстановку, расслабило нежно любящего племянницу лорда и послужило придворным дамам сигналом к восхищенным ахам и разбиранию осколков на брошки, пряжки и гребешки. Опаленная дама пришла в себя и преисполнилась гордого превосходства.

— Ну, и как это называется? — Тихо пробормотал Ниваль, встав боком к Эйлин.

Она пожала плечами.

— Мы же с тобой одной породы.

— Ты думаешь?

— Абсолютно. Я тоже хочу пооригинальничать, не все тебе одному.

— Подведешь под монастырь и себя, и меня, если будешь так «оригинальничать». А с этой мелкой стервой я бы тебе вообще связываться не советовал. Она учится в Академии, хотя, говорят, невысоких способностей. Я ее охранял, когда она была еще девочкой.

— Ооо… То-то у нее сердечко зашлось, когда ты ей ручку лобызал.

Он поморщился.

— Не сыпь соль на рану.

* * *

Одним из главных событий, случившихся в Крепости-на-Перекрестке за время их отсутствия, было рождение сына Келгара. Ему исполнилось три недели, но имени у него еще не было — Айша ждала отца, чтобы он, по дворфийскому обычаю, сам назвал сына. Когда друзья приехали домой, он спал под присмотром Элани в ее комнате. После короткого теплого приветствия — надоели уже эти пышные церемонии — все поспешили туда. Даже Нишка изъявила желание взглянуть на это чудо — плод любви дворфа и эльфийки. Когда Элани, пошикав и велев вести себя тише, допустила их к колыбельке, их взорам предстало странное, но довольно симпатичное, спящее в куче кружев существо с большой лобастой головой, доставшейся ему от папы, папиным же пучком рыже-каштановых жестких волос, полными мамиными губами, носиком-пуговкой и розовыми эльфийскими ушками. Повосхищавшись и поумилявшись малышом, друзья деликатно отошли, давая возможность Келгару рассмотреть его.

— А Айша где? — Спросил Келгар, не отрывая взгляда от сына.

— Она спит. Не надо ее беспокоить. Ей сейчас нелегко. Она от него почти не отходит, даже ночью прислушивается к его дыханию. Я еле уговорила ее позволить мне присмотреть за ним, пока она отдыхает. — Элани понизила голос. — Иварр сказал, что вам больше не… не стоит заводить детей, вот она и печется о нем, как о сокровище.

Келгар посмотрел на друидку с непониманием. Когда это у дворфов было по одному ребенку? Пятеро как минимум.

— Мы немного другие. Не такие крепкие. У нас дети меньше. Если еще один ребенок пойдет в тебя, то… Еe Иварр спас, понимаешь?

Осознав ее слова, Келгар впервые в жизни почувствовал себя как-то нехорошо безо всяких видимых причин. Трезвый, а пол плывет под ногами, в ушах шумит, и под ложечкой засосало, хотя не голоден. Спас? Она могла умереть? От того, что родила ему сына?

— Келгар, с тобой все в порядке? — Донесся до него тревожный голос.

— Я всегда в порядке… Как всегда… Морские путешествия, дьявол их побери… никак не отойду.

Вцепившись в край колыбельки, сквозь туман, дворф стал удивленно-тревожно вглядываться в маленькое личико. Значит, у него не будет братьев и сестер. Так странно. Сколько Келгар себя помнил, его постоянно окружала ватага таких же, как он, коренастых девчонок и мальчишек. Подрастая, многочисленные дети все меньше общались со своими родителями, а учили и воспитывали маленьких Айронфистов всем кланом. То есть, фактически любого старшего из клана можно было назвать своим родителем, а любого сверстника — братом. Они все были членами одной большой и крепкой семьи. А что ждет этого странного, ни на кого не похожего малыша? Такого существа, как он, наверное, нет и больше не будет на всем белом свете. Конечно, его примут в клане — еще бы они не приняли сына Келгара. Но будет ли ему там хорошо? Он ведь наполовину эльф. А этих эльфов попробуй пойми. Что-то похожее на легкую досаду шевельнулось в душе дворфа, когда он придирчиво рассматривал остроконечные ушки и лицо, отыскивая в нем свои черты. Он поднес руку к тельцу малыша, и вдруг тот открыл глаза и немедленно ухватил Келгара за палец, да так крепко, что тот крякнул от неожиданности. Золотистые эльфийские глаза смотрели на него осмысленно и, как ему показалось, укоризненно, а пухлый Айронфистовский кулачок настойчиво сжимал папин палец. И все сомнения и страхи, возникшие при виде такого странного, не слишком похожего на него ребенка, уступили место горячему, щемящему, не ставящему никаких условий отцовскому восторгу.

Глядя в глаза сына, Келгар сглотнул и мысленно пообещал: «Ты не будешь одинок, мой мальчик. У тебя будет куча друзей, любящая мать и отец, который лично научит тебя всему, что умеет». А вслух ворчливо произнес:

— Кружева, кружева… Вы бы еще платьице на него надели. Это же настоящий Айронфист. Я назову его Рунмаром. О нем еще легенды сложат, вот увидите.

Он обернулся к Элани.

— Можно, я его возьму?

Друидка немного поколебалась, раздумывая, стоит ли отдавать столь нежное создание в грубые мужские руки, но, под ободряющим взглядом Эйлин, кивнула.

Осторожно взяв малыша, — он тут же устроился у него на руках, как в удобной колыбельке, — Келгар пошел из комнаты, переваливаясь на коротких ножках, прижимая к себе свою драгоценность и ласково бормоча что-то по-дворфийски.

Эйлин почувствовала руку Касавира на плече и подняла на него взгляд. Тот приподнял брови и кивнул в сторону удаляющегося дворфа. Она поморщилась. Лучше пока с чужими детьми понянчиться.

* * *

Возвращаясь в Крепость, Эйлин предполагала, что ее ждет много работы. Однако, дела оказались в гораздо лучшем состоянии, чем она ожидала. Шандра блестяще справлялась с хозяйством, а в бумагах у нее порядка было гораздо больше, чем у самой Эйлин, которая предпочитала многое держать в уме, не доверяя никаким записям. Ни одна крестьянская семья не покинула ее земель, а гарнизон, стараниями лейтенанта Каны и сержантов Бивила и Катрионы, исправно нес службу. Все шло так, словно она просто была в отъезде. Рудники работали, сокровищница крепости, куда имела доступ только Шандра, была полна, частично разрушенные при осаде стены уже восстанавливались, и мастер Видл тут же накинулся на нее с идеями по ремонту мостов, дорог и косметическому ремонту в самой крепости. К счастью, крестьяне успели собрать и спрятать большую часть урожая до прихода нежити, поэтому проблема с продовольствием была не слишком острой и решаемой за счет золота. Сохранить для Эйлин то, что они вместе построили, было делом чести обитателей крепости, и они с этим справились. И вместо ожидаемого наведения порядка на руинах, она с головой окунулась в новые проекты и заботы.

Передохнуть она смогла лишь с приходом весны. Тогда-то они с Касавиром и решили предпринять поездку в Уотердип. Оттуда можно было направиться еще куда-нибудь. Как сказал Иварр, дорога, по которой ты готов идти, сама найдет тебя. Гробнар собрался составить им компанию, так как заранее договаривался встретиться со своим другом Лео в условленном месте где-то на юге. Все было решено и подготовлено, нужно было лишь побывать в Невервинтере, уладить кое-какие формальности, связанные с полномочиями управляющей Шандры и лейтенанта Каны и повидаться с Нивалем, расспросить его о последнем месте жительства отца и о том, к кому можно обратиться в огромном чужом городе. Эйлин втайне рассчитывала уговорить брата поехать с ними.

А вечером накануне отъезда курьер из столицы доставил срочное письмо. Ниваль не смог приехать лично и, начав читать, Эйлин поняла, почему. Возникла серьезная проблема в поселениях в районе Старого Филина. Контроль за торговыми и военными путями в этой гористой местности с ограниченными источниками воды был очень важен, а жить и нести службу там было нелегко. Поэтому, с подачи Ниваля, отчаянные и способные защищать свою землю смельчаки, селившиеся в ущельях и на прилегающих территориях, стали получать налоговые послабления, а от военного сбора и вовсе освобождались, что компенсировалось сборами с торговых караванов, прибылью от рудников и отсутствием необходимости строить заградительный замок с большим гарнизоном, что потребовало бы колоссальных средств только на снабжение, учитывая сложности этого района. После войны эта практика не менялась.

Однако, как сообщал Ниваль, там что-то произошло. Возник бунт, наместник лорда был схвачен, о его судьбе ничего неизвестно, но не исключен самосуд. Его военному помощнику, лейтенанту Девятки, находящемуся с двумя десятками серых плащей практически на осадном положении в гарнизонной крепости, удалось послать курьера в столицу, он требует подкрепления, и чем больше, тем лучше. Очень тревожно и подозрительно.

Письмо с грифами «Секретно» и «Лично в руки», написанное знакомым мелким почерком с непривычным наклоном влево, было коротким и сухим — только известные Нивалю факты и некоторые догадки. Но он знал, кому пишет. Все остальное Эйлин прочитала между строк, со свойственной ей способностью наращивать на твердую косточку фактов сочную мякоть оценок и ощущений. И то, что он не доверяет информации своего агента, во всяком случае, не считает ее полной и объективной. И то, что считает себя лично ответственным за то, что на таком важном участке оказался ненадежный человек. И то, что может разразиться братоубийственный конфликт, который поставит экономически ослабленную страну на грань новой войны и привлечет внимание соседей. И то, что необходимо подойти к делу с осторожностью, отправить туда человека, пользующегося доверием местного населения, и дать ему в помощь не мальчиков в серых плащах и не лихую гвардию Девятки, а людей, лично отобранных посланником, способных проявить выдержку и беспрекословное подчинение, даже в случае провокационных действий местных. И то, что, пока она читает это письмо, он силой своего авторитета и убеждения удерживает лорда и городскую стражу от непоправимых шагов. И то, что она очень нужна своему брату. И не только ему, но и людям, дошедшим, видимо, до такой степени отчаяния и недоверия властям, что они решились на бунт. И Невервинтеру, в котором и так пролилось много крови. Ниваль ни словом не обмолвился об ее личных интересах, а они были: со времени ее первого визита в Старый Филин, ей принадлежал один из адамантиновых рудников, на котором работали местные рабочие. Она и сама подумала об этом в последнюю очередь.

Тяжело вздохнув и откинувшись в кресле, Эйлин перевернула листок. Постскриптум. «Страна — это не лорды и правители. Это — люди». Она поняла, на что так прозрачно намекнул Ниваль. Конечно, он рассчитывает на легендарного Каталмача, который является для местных еще более авторитетной личностью, чем она. Если кто способен разобраться в ситуации и предотвратить кровопролитие — то они двое. Уже одно то, что Ниваль обратился к ним, не могло оставить ее равнодушной. Ведь он, в соответствии со своей доктриной триединства силы, власти и закона, мог просто отправить туда войска, даже не поставив ее в известность, как сделал бы еще год назад. Выходит, все не прошло для него даром, и он верит, что и для Касавира это были не просто красивые слова.

Хлебнув воды прямо из графина и потерев лоб, Эйлин встала, с грохотом отодвинув кресло, бросила тоскливый взгляд на витрину, где на зеленом бархате лежал Серебряный Меч, и на лежащую рядом на стуле перевязь, изготовленную специально для него. Подойдя к двери кабинета и резко распахнув ее, она коротко приказала:

— Сэра Касавира ко мне. Быстро.

Прислушавшись к удаляющемуся в полумраке лестницы грохоту адъютантских сапог, она прислонилась спиной к дверному косяку, засунула руки в карманы брюк и усмехнулась.

— Война закончилась. Прощайте, опасности и приключения. Здравствуй. Мирная. Жизнь.