Идиот. Молокосос. Именно так назвал его Иварр, когда Фрейя вновь появилась на его горизонте. Заслуженно, конечно. Он не слышал никаких доводов, он слышал лишь то, что его патрону не нравится женщина, с которой он спит, и у него закипала кровь, а грубые, несправедливые слова сами срывались с языка. «Я не нанимался выслушивать нравоучения от святош, которые в этом ни черта не понимают и лучше бы занимались своими святыми делами!» Это позже он понял, что мудрый, прозорливый старик хотел предупредить его об опасности. А в результате, пострадал и сам.

* * *

Касавир взглянул на Фрейю, вальяжно раскинувшуюся в кресле, и опустил глаза. Желваки заиграли на его лице при мысли о том, что он ничего не может сделать без оружия. В схватке с ней и ее слугами его надолго не хватит. Если бы жизни товарищей не зависели от него, он мог бы рискнуть. Это было бы, по крайней мере, достойнее, чем сидеть и ждать. Чего? Можно догадаться. Фрейя, казалось, угадала его мысли.

— Ты все еще злишься на меня, Касавир. — Она взглянула на него из-под темных густых ресниц. — На самом деле, то, что ты согласился тогда помочь мне, было одним из самых умных твоих поступков. А я, — она пожала плечами, — всего лишь хотела подстраховаться. Ты был слишком важен для меня, чтобы я могла позволить кому-то сбить тебя с выбранного пути.

— Подстраховаться?! — Гневно воскликнул Касавир. — Ценой чужих жизней!

Фрейя поморщилась.

— Я не виновата, что эти люди не смогли спастись. И ты напрасно терзаешься из-за этого. Я просто хотела отрезать тебе путь назад — вот и все. — Она сделал раздраженный жест рукой. — Господи, да ты посмотри на тех, кого называешь друзьями. Один готов все отдать за возможность выбить зубы какому-нибудь бедолаге, другая ворует у своих, гном — бесполезная личность, для которой собственные фантазии важнее любой реальности. Я уже не говорю о вашей колдунье, отправившей на тот свет ничуть не меньше народу, и все ради того, чтобы показать свою силу.

Она подалась вперед и холодно произнесла, чеканя слова:

— А я всегда знала, чего хочу, и никому не причинила зла просто ради забавы.

Касавир презрительно усмехнулся.

— Так может, ты у нас святая?

Фрейя снова приняла безмятежный вид и расслабленно откинулась на кресле.

— Во всяком случае, я не хуже тех, о ком ты так печешься, включая твою подружку.

Она быстро взглянула на паладина, но его лицо оставалось холодным и непроницаемым.

— Но, об этом позже, — сказала она и снова принялась перебирать браслеты. — Мне жаль, что так вышло. Поверь, если бы твой святоша не стал настраивать тебя против меня…

При упоминании об Иварре, губы Касавира сжались в жесткую линию, а глаза холодно сверкнули. Фрейя, как ни в чем не бывало, улыбнулась, и решила сменить тему.

— Давай, выплесни свой гнев. Ты так много нервничал в последнее время из-за вещей, которые этого совсем не стоили, — участливо сказала она, вставая с кресла и подходя к нему.

Она обошла его сзади и положила руки ему на плечи. Он хотел встать, но она вцепилась в плечи и силой заставила его откинуться на спинку.

— Это отлично расслабляет, ты ведь знаешь, — тихо прошелестела она, наклонившись к его уху и запустив руку в волосы. — Тебе это нравилось когда-то. Очень. — Она чуть сильнее сжала его волосы. — Помни, дорогой, что когда-то ты сам сделал выбор в мою пользу. А я не люблю, когда меня предают, сколько бы лет ни прошло.

Касавир стиснул кулаки до боли в побелевших пальцах и разжал их. Это было правдой. Да, она обманула его. Но в ее ловушку он сунулся сам, по своей воле. Отголоском этой неприятной истории было чувство огромной личной вины перед Иварром, который уже начал по-настоящему доверять ему. Он не знал, простил бы он сам себя на месте старика. Но тот простил, и больше никогда ему об этом не напоминал.

* * *

Это произошло пять месяцев спустя, когда они переходили через Великую Пустыню Анаурох. Там пропали несколько молодых монахов Ильматера. Они направились туда в поисках каких-то исцеляющих мощей, а мощами, реликвиями и древностями эти пески всегда были богаты. Перемещаясь от одного стана кочевников к другому и спрашивая о пропавшем караване, Иварр с Касавиром узнали, что бедолаг захватило небольшое дикое племя, кочующее в восточной части пустыни. Племя оказалось совершенно отсталым, а его предводитель — не слишком агрессивным и не обремененным интеллектом. Им удалось уладить вопрос за скромное подношение в виде нескольких защитных амулетов, исцеляющих свитков и шкуры убитого Касавиром пещерного льва-одиночки, который терроризировал бедных туземцев. Монахи уговорили их помочь завершить задуманное и довести их до древнего храма, обозначенного на старинной карте, пообещав хорошо заплатить. Насчет оплаты Иварр сильно усомнился, глядя на скромный, если не сказать нищий внешний вид последователей самого милосердного и мягкосердечного бога. Но согласился помочь при условии, что ребята будут поить верблюдов, готовить еду, пополнять запасы воды — в общем, обслуживать экспедицию.

Фрейя появилась неожиданно, во время изнурительного перехода, осложненного нападениями пустынных волков. До ближайшего крупного оазиса оставалось полдня пути, если идти по проторенной караванной дороге. Однако, изучив карту, они убедились, что есть еще один, небольшой, гораздо ближе. Усталые и измученные, они опрометчиво решили срезать путь. Но на карте не было указано, что на этой кратчайшей дороге свирепствует стая опасных пустынных хищников. От монахов Ильматера в схватке с волками было немного толку; хорошо хоть, что они были обучены основам самозащиты и обладали повышенной выносливостью и регенерацией. Иварр и Касавир, обливаясь потом и кровью, мучимые жаждой и усталостью, дрались на износ, пытаясь спасти экспедицию и отбить верблюдов — главную цель хищников, которые все прибывали и прибывали, привлекаемые запахом добычи и крови.

Вдруг за их спинами поднялась стена песка, из которой прямо через их головы на волков посыпались тысячи необычных золотистых скорпионов. Через несколько минут живая, переливающаяся на солнце река поглотила визжащих и бьющихся в агонии зверей и ушла в песок так же внезапно, как и появилась. Когда песчаная стена спала, изумленному взору Касавира предстала та самая девушка, что подарила ему несколько незабываемых часов перед отъездом из Уотердипа.

Чуть позже, когда они подлечили раны и добрались до оазиса, Фрейя, сидя рядом в тени финиковой пальмы и заботливо смывая с него кровь водой из колодца, рассказала ему, что она служит духу пустынного ветра Хамсину и может призывать на помощь его магию. Касавир о таком духе понятия не имел. Она объяснила, что магия ее покровителя позволяет телепортироваться в любое место, где есть хоть несколько крупинок песка. Поначалу ее рассказ вызвал у Касавира недоверие. Ведь чтобы владеть телепортацией и призывать магических союзников, надо быть очень сильной колдуньей, а не просто немного знать магию. И как она узнала, где его искать? Но у Фрейи и на это был ответ: она происходит из древнего рода, прародителем которого является сам Хамсин, а это очень могущественный дух, он может, в том числе, и снабжать ее видениями. Кроме того, она вернула ему украденный Фантазмом кошелек — это был аргумент в ее пользу. А самое главное — она спасла им жизни. Какие тут могли быть сомнения?

Однако, Иварр оказался не в восторге от Фрейи. Более того, он сразу ее невзлюбил. Всем известно, что Тир слеп, однако своим внутренним зрением он может видеть многое, даже то, чего не увидишь глазами. И самым преданным и опытным его служителям даруется способность видеть темное и светлое в душах живых существ. Чутье подсказало Иварру, что с ней что-то не так. За привлекательной, милой и учтивой внешней оболочкой он увидел ложь, недобрые намерения и еще нечто такое, что заставило его завести с Касавиром серьезный разговор насчет нее. Но до того, как прийти к святому отцу, его помощник уже успел побывать в шатре Фрейи, который вырос на краю оазиса прямо из песка. А там, за ширмой его ожидало то, о чем он мечтал несколько месяцев. Овальная ванна из белого мрамора, наполненная теплой водой с розовыми лепестками и какими-то особыми маслами. Мытье и стирка в водоемах пустыни не приветствуются, поскольку вода там — роскошь. Все, что ему иногда перепадало — это возможность окатить себя водой из озера или колодца и, сполоснув в ведре провонявшую потом и уже давно не белую рубашку, снова натянуть на видимость чистого тела видимость чистой одежды. А тут — такое удовольствие как следует вымыться, побриться и надеть приготовленные заботливой Фрейей штаны и тунику. Не сразу, конечно, а после того, как он сполна отблагодарит ее за такое внимание, которое он неизвестно чем заслужил. Он слегка заволновался, подумав, уж не влюбилась ли она в него всерьез и не разрушит ли он ее надежды, но все эти сомнения потонули в ее жарких поцелуях и изысканных ласках.

Лишь позже он понял, что она приручала его, давно отвыкшего от женской заботы, как волчонка, бросая кость за костью, чтобы потом захлопнуть свою сладкую ловушку. А тогда, на рассвете он, отдохнувший, удовлетворенный, чистый и благоухающий пришел в палатку, где его поджидал Иварр. И тут его, находящегося в хорошем расположении духа и желающего поспать еще пару часиков, ждал неприятный сюрприз в виде нравоучений. Иварр посоветовал ему быть поосторожнее с Фрейей, если нет возможности совсем избавиться от нее. Ее душа темна, а намерения далеки от благородных. Кроме того, очень похоже, что она не та, за кого себя выдает. Касавир, чье тело еще не остыло от ее близости, и в чьей памяти еще были сильны впечатления от тяжелого боя, который мог стать для них роковым, был очень уязвлен такими словами. Он заметил, что Фрейя спасла их, и уже за одно это заслуживает уважения. Не говоря уже о том, что она ему нравится, и он не собирается ни на кого полагаться в этом вопросе. А когда Иварр настойчиво и, как обычно, не стесняясь в выражениях, посоветовал ему прислушаться к его чутью и опыту, хотя бы потому, что они посреди пустыни и на их попечении находятся пять молодых ребят, Касавир вспылил и наговорил гадостей, за которые ему довольно скоро стало стыдно. Закончилось это тем, что Иварр, никак не отреагировав на его словесные эскапады, спокойно, глядя ему в глаза, назвал его молокососом и заявил, что мог бы послать его с его бабой ко всем чертям, если бы они не находились в экстремальных условиях. Но сделает это, как только они доведут мальчиков до безопасного места. Под конец он посоветовал ему держаться с Фрейей подальше от лагеря и «кувыркаться с этой ведьмой где-нибудь в другом месте». Касавир, уже мало что соображавший от гнева, словно бык, которому показали красную тряпку, не долго думая, решил, что старик, связанный обетами, просто завидует ему, и не замедлил это высказать, за что получил оплеуху, которая могла бы перерасти в полноценную драку и неизвестно чем закончиться, если бы Иварр не был настоящим профи в рукопашном бою и быстро не пресек эту позорную потасовку. Напоследок он выплеснул полведра воды на своего молодого, горячего помощника, и, с сожалением бросив, что не хотел его бить, вышел из палатки.

Все, что происходило с Касавиром дальше, походило на сон. Прекрасный, нереальный сон, превратившийся в кошмар. Фрейя мягко пожурила его за ненужную ссору с Иварром и сказала, что не будет мозолить глаза. Им действительно лучше встречаться так, чтобы не вызывать лишнего интереса к своим персонам. Если… хм… он, конечно, этого хочет. А нет — так она не навязывается. Вот он — бальзам на душу мужчины. Женщина, которая бескорыстно дарит свою любовь, но ни в коем случае не навязывается и готова удалиться по первому слову. Хотя Касавир невольно досадовал на Фрейю, Иварра и самого себя, не надо быть большого ума, чтобы угадать, каков был его ответ.

Так они и шли дальше. Днем — переходы в полном молчании, чувство затаенной обиды на патрона, которое, правда, со временем стерлось и приглушилось. Были редкие бои с хищниками или мародерами, хозяйничавшими в попадавшимся им руинах. В такие моменты все личные противоречия уходили на задний план, и они превращались в двух профессионалов, работающих в паре и знающих, что могут рассчитывать лишь друг на друга. А по ночам, когда все засыпали, он слышал тихий шепот у своего уха, потом его руку сжимали, вокруг него вздымался столб песка, и он оказывался в шатре, в объятиях Фрейи, понятия не имея, в каком районе пустыни находится. Она уверяла его, что его отсутствия никто не замечает, и оно никак не сказывается на безопасности его товарищей, ибо сам хозяин песков охраняет их покой вместо него. Судя по всему, так оно и было, и Касавира не видел причин для беспокойства. Но Иварр все же заметил неладное: по утрам его помощник часто выглядел чересчур свежо для человека, проводящего дни в доспехе под палящим солнцем. Но старик предпочел не вмешиваться.

В одну из ночей, когда Касавир, собирался немного вздремнуть до возвращения, Фрейя вдруг призналась, что ей очень нужна его помощь. Он нехотя приоткрыл глаза. Конечно, о чем речь, он всегда готов помочь. Она тихим, певучим голосом стала рассказывать ему легенду о своем ненаглядном Хамсине и каких-то прогневавших его родственниках, но он так клевал носом, что почти не слушал ее. Финалом истории оказалась просьба помочь ей добраться через орды нежити до семейного склепа одной из ветвей ее рода, спрятанного в руинах некоего подводного дворца, который был построен кем-то много лет назад посреди Золотого Моря, прямо под тем местом, где они сейчас находятся. Нет, нет, она не собирается мародерствовать. В том склепе находится важная семейная реликвия, которая может спасти ее род от проклятья и неминуемого вырождения. Заверив его, что они сделают это ночью, как только отряд доберется до ближайшего безопасного оазиса, она заручилась его согласием и, довольная, позволила ему, наконец, заснуть.

* * *

Дойдя с караваном до небольшого, но хорошо защищенного оазиса в паре миль от цели путешествия, Касавир счел, что ничто более не мешает ему выполнить обещание. Сама идея, по трезвому размышлению, пришлась ему не очень по вкусу, но он не привык отказываться от своих слов. В конце концов, он решил, что это будет вполне достойной отплатой за спасение отряда и то участие, которая она проявила лично к нему. Делать долги было тоже не в его правилах.

Все было так, как она ему нашептывала. Наверху — беспощадное солнце, растрескавшаяся караванная дорога, воздух, к полудню так накаляющийся, что кажется видимым и осязаемым, белый песок, на который он насмотрелся до боли в глазах. А здесь — сумрак, приятная прохлада и большое подземное озеро необычного медного оттенка. Из глубины озера шел свет, а стены грота поблескивали и переливались золотистыми крупинками. В общем, Золотое Море — весьма точное название того места, куда они попали.

Однако, он недолго любовался красотами. Как только они ступили на каменистый берег, на них набросились стражи этого чертога — отделившиеся от стены каменные големы. Их было четверо, но, с помощью колдуньи, он быстро с ними справился. Сухой песчаный ветер, насылаемый Фрейей, подтачивал их, подобно тому, как в природе ветер столетиями заставляет камни менять форму по своей прихоти. А Касавир добивал их тяжелым молотом.

— Дальше мне трудно будет помогать тебе магией, — сказала Фрейя, подавая ему амулет подводной жизни, — дух песков почти бессилен против праха.

Никогда раньше Касавиру не приходилось передвигаться под водой, пользуясь колдовством. Это было забавно. Дно необычного озера оказалось каменистым и почти гладким, словно рукотворным, а вода — прозрачной. Магическая оболочка, в которой он мог дышать, видеть и свободно двигаться, не испытывая давления воды, позволяла использовать оружие и магию так же эффективно, как и на суше. Подводные жители — скелеты больших зубастых рыб — были не прочь попробовать на вкус забредших сюда живых людей, и с остервенением набрасывались на них. Им составляли компанию зеленолицые русалки-нежить, напоминающие мумий с рыбьими хвостами, и бледные, наполовину обглоданные утопленники с белыми глазами и лиловыми губами, издающие жуткие, леденящие душу вопли. Фрейя двигалась позади, не отставая, и отбивалась магическим щитом.

Сам дворец, имевший вид вросшей в скалу приземистой круглой мраморной башни, порадовал лишь тем, что воды, за исключением зловонных луж, там не было, следовательно не было рыб и русалок. Зато бродящие по коридорам воющие утопленники, скелеты и мумии были очень рады, что кто-то, наконец, нарушил их покой. Кроме того, коридоры были напичканы ловушками, с которыми пришлось разбираться Фрейе. Последним их испытанием стала компания золотых големов охранявших вход в склеп. Большой саркофаг, который искала Фрейя, находился в глубине зала. В отличие от темных, замшелых, воняющих гнилью и затхлостью коридоров, зал склепа был освещен зажегшимися при их появлении факелами, роскошно отделан золотом и мрамором и набит сундуками, коврами, золотыми чашами и подсвечниками, статуэтками, старинными доспехами и оружием. Все это барахло ценой в состояние грудами лежало вокруг мраморных могил. По мере того, как они шли, Фрейя становилась все оживленнее. Глаза ее разгорались, и это не укрылось от внимания Касавира. Осложнения в виде целого склада сокровищ он не ожидал. Но надеялся, что сумеет убедить Фрейю не трогать то, что принадлежит мертвым. Это недостойное занятие могло, к тому же, плохо кончиться: мертвые держатся за свои богатства еще более цепко, чем живые. Может, потому, что это единственное, что связывает их с прошлой жизнью, в которой все это имело вес, цену и практическое применение.

Но он ошибался. Все оказалось куда хуже, чем он думал. Реликвией Фрейи, хранившейся в саркофаге, оказалась тяжелая золотая чаша объемом в пару кварт. Она поставила чашу на крышку саркофага и долго любовалась, водя кончиками пальцев по узорчатой поверхности. Затем обернулась к Касавиру и возбужденно сказала:

— Скорее. Надо наполнить ее золотом и принести жертву. Я не могу больше ждать.

Для него это было как гром среди ясного неба. Он увидел на ее прекрасном лице то, чего никак не ожидал — судорожную усмешку и алчный блеск в расширившихся зрачках. Касавир сделал шаг назад и оглядел склеп, сверкавший роскошью, к которой мало кто мог бы остаться равнодушным.

— Фрейя… что происходит?

— Ну как же, — сказала она через плечо, продолжая любоваться своим трофеем, — эта чаша не простая. Это Жертвенная Чаша Вечной Молодости. Разве я не говорила тебе? Ты, должно быть, совсем меня не слушал. Мой дух не дарует свое покровительство просто так. Он очень алчен, как многие жители пустынь. Все эти богатства, скрывающиеся в песках, руинах, склепах, подземельях — они должны принадлежать ему. Но он не может достать их сам. Поэтому каждые 40 дней я наполняю Жертвенную Чашу Магии золотом и срезаю локон своих волос ритуальным ножом. Если я опоздаю принести жертву — он перестанет помогать мне. А теперь у меня есть еще одна чаша — Вечной Молодости. Я теперь смогу сохранять свой прекрасный облик вечно.

Она повернулась к нему с кокетливой улыбкой.

— Ты ведь хотел бы этого, правда?

Касавир смотрел на нее и отказывался верить своим ушам. Жертвы золотом, вечная молодость. Чушь собачья. И при чем здесь он?

— Зачем ты меня в это путаешь? — Хрипло произнес он. — Ты не говорила, что тебе нужно золото.

Она ласково посмотрела на него и мягко сказала:

— Ну конечно, нужно, глупый. И где я, по-твоему, должна его брать? В лавке, доставшейся мне от этого идиота, я сроду столько не заработаю. Хамсину нужно чистое золото, понимаешь? А в тех монетах, что в ходу сейчас, его не больше трех четвертей, а в некоторых городах и того меньше.

— Господи, о чем ты говоришь?! Ты сама себя слышишь?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Мне казалось, ты поймешь меня. Я ведь тоже равнодушна к золоту, как к источнику земных благ. Разве что совсем чуть-чуть. Я не собираюсь тратить это все, — она обвела взглядом склеп, — на безделушки и держать в сундуках.

— Какая разница?! — Возмутился Касавир. — Это ничем не лучше обычного грабежа. Я бы в жизни не стал в этом участвовать, будь я хоть трижды тебе обязан! К тому же, это просто опасно.

Ее взгляд стал холодным, а в нежном голосе появились металлические нотки.

— Не пытайся давить на меня. Я так долго мечтала об этом! Собрать воедино силу моих предков и обрести вечную молодость и красоту — надо быть дурой, чтобы отказаться от этого. И надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой женщины!

У Касавира мелькнула догадка. Он сглотнул.

— Твой друг…

Фрейя фыркнула.

— Был идиотом. Поначалу все было хорошо, и он прекрасно помогал мне в руинах Уотердипа. А потом… — она махнула рукой, — не хочу говорить об этом. Я бы предпочла поскорее закончить, взять столько золота, сколько ты сможешь унести и вернуться в Уотердип.

Касавир посмотрел не нее так, словно видел впервые. О чем это она? Она что, думает, что он теперь принадлежит ей? Что польстится на какие-то цацки, на ее ласки, и превратится в банального мародера?

— После того, что узнал?! — Воскликнул он. — Ты рассчитываешь, что я стану помогать тебе в этом грязном деле и останусь с тобой? С чего ты это взяла?!

Он вспомнил о ссоре с Иварром, и запоздалое раскаяние и злость на самого себя заставили его побагроветь от гнева.

— Ты в самом деле ведьма!

Он бросился к колдунье и схватил ее за горло.

— Постой, — хрипло взвизгнула она, — ты не все знаешь.

Касавир ослабил хватку, но не отпустил ее.

— Расслабься, тебя уже никто не ждет и не ищет. Ты свободен, понимаешь?

— Что ты сказала? — Яростно прошипел Касавир, снова сжимая ее горло.

— Не веришь… пойди… убедись… от оазиса… ничего не…

От неожиданности он отпрянул. Перед глазами пронеслась страшная картина того, что могло произойти в лагере в его отсутствие, если чертова баба вздумала использовать силу своего покровителя. Воспользовавшись моментом, Фрейя выскользнула и оттолкнула его. Сердце его застучало, как тяжелый молот, а глаза налились кровью. Он взревел:

— Тварь! Ты не просто ведьма! Ты сумасшедшая! Как тебе в голову пришло, что этим ты сможешь привязать меня?!

Касавир выхватил оружие. Увидев это, Фрейя изменилась в лице, словно чья-то злая рука провела по нему, исказив ее черты.

— Ах, вот как! Значит, я для тебя уже не так хороша?!

Все, что происходило потом, с трудом восстанавливалось в его памяти. Овладевшая им боевая ярость, заставляла наносить удар за ударом, со звериной ловкостью уклоняясь от магических атак и щитом защищая лицо от скорпионов, змей и песчаной пыли. Когда она упала, он долго смотрел на нее. Даже смерть не могла повредить ее красоте. У него возникло желание бить, превращая в кровавую кашу то, что для этой, когда-то близкой и желанной женщины было главным предметом поклонения, религией и смыслом жизни. Резко развернувшись, он пошел к выходу, пиная валявшееся под ногами барахло, которое, лежа грудой останков глубоко под землей, не переставало принимать человеческие жертвы. Потом он долго блуждал в поисках выхода, отбиваясь от нежити, пока не набрел на портал, переместивший его к руинам, к счастью, знакомым, которые они уже проходили.

На месте оазиса не было ничего, кроме обломков и засыпанных песком лохмотьев, оставшихся от шатров. Касавир упал на колени и согнулся, обхватив голову руками. Хотелось кричать, плакать но он уже давно разучился. В ушах стоял неумолчный, сводящий с ума звон. В его сознании среди кровавой пелены мелькали трупы слуг, стены замка, залитый кровью ковер, сорванное с кровати покрывало, тело жены, нагое, истерзанное, со вспоротым животом, где недавно билось маленькое сердце. Судьба снова вывела его к тому, от чего он бежал. Снова погибли люди, которых он должен был защищать. Пять мальчиков и седой старик, который помог ему в трудную минуту, и с которым его бесцельная жизнь начала обретать какой-то смысл. Вот как он отблагодарил его. Не лучше ли покончить с этим раз и навсегда? Просто лечь посреди этой выжженной солнцем земли и лежать, превращаясь в пищу для падальщиков.

Кусок палатки неподалеку зашевелился. Раздался слабый стон. Касавир метнулся в ту сторону, надеясь, что хоть кто-то выжил. Из песка торчали голова и рука Иварра. Но он был жив. Касавир судорожно выдохнул. Крепкий старик. Его голыми руками не возьмешь. Он вылил ему в рот остатки воды из своей фляжки и стал откапывать. Потом святой отец долго сидел, прислонившись к его спине, тяжело дышал и молился про себя, восстанавливая силы. Потом молчал. А потом, когда солнце стало клониться к закату, бросил ему:

— Пошли. Рядом с храмом должен быть стан кочевников.

В ближайшие два дня, что они провели у кочевников, он больше не сказал ничего, оставив Касавира наедине с его мыслями. Потом спокойно принял исповедь. И приподнял бровь, лишь когда тот попросил его быть свидетелем принесения обета безбрачия. Святой отец пытался возражать, сказав, что это серьезный шаг, требующий духовной подготовки, порть горячку в этом вопросе не принято. А ему эта блажь вообще ни к чему. Но Касавир был упрям и нездорово возбужден. Завил, что все решил и мог бы обойтись без формальностей, но Иварр не имеет права отказывать ему в этой блажи. Озадаченный такой решимостью, старик неодобрительно покачал головой, но, встретившись с парнем взглядом, понял, что спорить бесполезно.