Сильвио едва понимал, что происходит, как он оказался в этом полутёмном переполненном ресторанчике, где на полную мощь грохотала музыка и по головам танцующих носились цветные лучи. Он находился в самой гуще толпы и качался с ней в такт. Перед ним мелькали какие-то лица, заливаемые то красным, то синим, то жёлтым, кто-то тянул его к себе, кто-то пытался с ним заговорить.

— Тебя искала Вероника, — отчётливо прозвучало над самым ухом, перекрывая музыку, и Сильвио вздрогнул, словно очнулся.

Сегодняшний вечер он собирался провести с Вероникой. Последний свой вечер на Земле.

— Да? — пробормотал он, смешавшись. — А где она?

Но тот, кому был адресован вопрос, уже исчез в толпе.

Пытаясь сосредоточить мысли на Веронике, Сильвио протиснулся к дверям и вышел на свежий воздух.

Улицы прибрежного городка были запружены людьми в карнавальных костюмах. В городе кипело празднество, которое сейчас, когда тёплый южный вечер переходил в ночь, достигло апогея. Музыка неслась из всех дверей. Невысокие старинные дома были украшены гирляндами цветов и разноцветных фонариков, ветер трепал флаги и воздушные шары, в небо, прибавляя света к иллюминации, взлетали фейерверочные ракеты. Почти все прохожие держали факелы, рассыпавшие искры. Мимо Сильвио прошествовала вереница циркачей на ходулях. Гремели трещотки и бубны, заливались свистелки. Сильвио побрёл по улице, едва замечая окружающих, почти не слыша музыки и треска петард и изо всех сил стараясь удержать смутную мысль о Веронике. Но в голове продолжал сгущаться туман. Странное помутнение в мыслях, которое преследовало его с утра, к вечеру усилилось. А между тем он и выпил-то сегодня всего один бокал лёгкого вина…

Он прошёл по улицам и оказался за городом, в живописной местности вилл и садов. На безлюдной дороге, петлявшей между холмами и купами деревьев, он прибавил шаг. Городские огни остались позади и пропали за поворотом. Он не понимал, куда идёт. Какое-то время за спиной ещё слышался треск ракет, разрывавшихся в вышине сотнями сверкающих искр, но вскоре эти звуки смолкли. Сильвио обступила тишина.

Утром он должен ехать в космопорт, находившийся в сотне километров от городка, а оттуда пассажирским рейсом отправиться на Луну. Ему выпала редкая удача, как считал он сам и все его друзья: его зачислили в состав межгалактической экспедиции, которая вылетает к звёздным системам в созвездии Лебедя, где, по последним данным, существуют обитаемые миры. Звездолёт стартует с большого лунного космодрома. Сегодня, в последний его день на Земле, совпавший с праздником в родном городке, Сильвио хотел повеселиться с друзьями, обнять любимую девушку, забыться в танце, но какое-то неотвязное, тоскливое чувство с самого утра не давало ему покоя.

На душе у него и без того было невесело. Все эти дни он думал о том, что, вернувшись на Землю, никого из друзей и знакомых уже не застанет в живых. К тому времени их тела истлеют в могилах. Возможно, и самого этого городка не сохранится. Что он найдёт здесь, вернувшись через сотни лет? Он старался подавить печаль и веселился как мог. Но это чувство, которое овладело им сегодня, было совсем другим. Такого с ним ещё никогда не было. Мысли едва ворочались в голове, а к вечеру Сильвио и вовсе утратил способность о чём-либо связно думать. Неужели так подействовал на него всего один бокал вина?

Дорога вывела на песчаный пляж, тянувшийся до дальних гор. Пляж был безлюден, хотя ещё пару часов назад здесь кипело веселье. С полудня от океана начал дуть ветер, надвинулись тучи, предвещая бурю, и праздник отхлынул в город, оставив на растерзание приливу карнавальный мусор — гирлянды флажков, ленты, столики, шезлонги. Всё это было раскидано по песку и таскалось набегавшими волнами взад и вперёд.

Сильвио зашагал навстречу волнам. Ветер бил ему в лицо, раздувал рубашку и лохматил волосы.

У кромки прибоя он разулся и вошёл в воду.

Он ни разу не задался вопросом, зачем он здесь, что заставляет его стоять по колена в воде и с напряжённым вниманием вглядываться в затянутый тучами горизонт. Над его головой с тревожными криками реяли чайки. Справа, за холмами, где прятался городок, ещё боролись с надвигающимся мраком фейерверочные огни, но вот погасли и они, видимо осознав тщетность своих усилий.

Подгоняемый ветром прилив наступал стремительно, вода дошла уже до груди юноши, а он всё стоял, словно пригвождённый к месту. По его телу разлилось какое-то онемение. Громадная волна обдала его всего, а он даже не заметил этого…

Внезапно он опомнился, содрогнулся от ужаса и сделал попытку перебороть неподвижность, но было поздно. Прояснение длилось несколько кратких секунд, затем всё снова заволокло туманом. Очередная приливная волна, накатившись, накрыла Сильвио с головой и он, бессильно рухнув на колени, весь ушёл в воду.

Неожиданно его сознание вновь прояснилось. Он как будто открыл глаза. Мглистая пелена перед ним стала светлеть и рассеиваться. В ней проступили очертания высоких, похожих на гигантские папоротники, широколиственных деревьев, каких он никогда прежде не видел. Самое поразительное, что это была не застывшая картинка — лес жил, колыхались его ветви, из его глубин доносилось звериное рычание и клёкот птиц.

Сильвио находился на поляне в поросли молодого папоротника. Справа послышался треск ломающихся стволов. Сильвио почему-то без испуга, лишь с любопытством обернулся и увидел высоко в гуще листвы громадную змеиную голову. Не обратив на Сильвио внимание, голова, покачиваясь на длинной, плавно изогнутой шее, проплыла над верхушками деревьев и исчезла среди ветвей. Вслед за ней показалось и почти тут же скрылось исполинское грязно-бурое тело чудовищного ящера и его мощный хвост, который втянулся в заросли, оставив на болотистой почве глубокую борозду.

«Это была совсем молодая планета, Сильвио…» — прозвучало в сознании юноши, и он вздрогнул.

Странный голос, исходивший неизвестно откуда, наполнил собой, казалось, всё его существо.

«На ней не было разумной жизни. Буйная растительность покрывала её материки. В её лесах и в глубинах морей безраздельно господствовали гигантские ящеры… Когда наш звездолёт случайно наткнулся на неё, нас поразило, что воздух здесь такой же, как на нашей далёкой родине. И мы не смогли побороть соблазна. Ведь это счастье — после сотен лет блужданий от одного безжизненного мира к другому обнаружить такое великолепие!

Звездолёт опустился на поверхность, и я с тремя своими товарищами отправился в лес. Мы не рассчитывали долго задерживаться здесь, но случилась страшная вещь. В те далёкие времена, о которых я рассказываю тебе, ещё продолжалась межгалактическая война. Омерзительные членистоногие оборотни, посягнувшие на свободу народов Великой Звёздной Спирали, были почти побеждены, их корабли уже покидали пределы обитаемых систем и лишь кое-где в периферийных галактиках вспыхивало их сопротивление. Наш звездолёт возвращался из мирной исследовательской экспедиции. Мы не были готовы к нападению, да и не ожидали его в этом отдалённом углу Вселенной. Скорее всего, они уже давно следили за нами, подстерегая удобный момент для удара.

Мы, четыре астронавта, вошедшие в лес, с ужасом увидели в небе их опускающийся корабль. А потом прозвучал взрыв и поднялся громадный пыльный гриб: это ядерной торпедой был уничтожен наш звездолёт и все, кто в нём находились. Убийцы на этом не успокоились. Они принялись обшаривать окрестности сверхчувствительными лучами и вскоре засекли наши биоволны. Вот когда мы пожалели о том, что вышли в лес без изолирующих скафандров, но кто мог знать? Они послали вдогонку за нами гигантского паукообразного кибера. Цепко настроившись на наши мозговые излучения, он двигался не торопясь, словно знал, что мы нигде от него не скроемся, даже на дне океана. А нам ничего не оставалось, как уходить дальше в лес.

Скоро чаща стала почти непроходимой. Почва была влажная, топкая, кругом простирались болота с поваленными гниющими стволами. То и дело из цветущей жижи подымались отвратительные головы исполинских ящеров и скалились на нас; из зарослей высовывались другие, не менее страшные твари. Мы едва успевали отбиваться от них, применяя парализующие ружья. Но ружья, которые годились против этих увальней, были бессильны в борьбе с кибером. Паук неумолимо приближался, выжигая себе путь в зарослях. Мы видели чёрный дым и зарево пожара, отмечавшие его путь. Ветер доносил до нас запах гари.

Настал момент, когда нам пришлось воспользоваться последним средством самозащиты, крайне опасным для нас самих, но другого выхода не было. У каждого из нас на поясе имелся небольшой аппарат, при помощи которого можно было определённым образом расщепить человеческое тело до составляющих его молекул. Для того, чтобы эти молекулы не рассеялись в пространстве и из них можно было, по сохраняющейся аурной матрице, снова составить человека, их сливали с чем-то, имеющим завершённую форму. Молекулы одного из наших товарищей мы слили с деревом. Лишившись сознания, он весь ушёл в ствол, корни и ветви. Он мог оставаться в таком виде несколько месяцев. Если мы за это время не вернёмся и не извлечём его молекулы для воплощения, он погибнет.

Шансов на то, что мы вернёмся, было ничтожно мало, но даже и этой призрачной надеждой мы не вправе были пренебречь. Мы ещё свернули в сторону, пытаясь обмануть кибера и увести его подальше от дерева, но оправдались наши худшие ожидания: кибернетическое чудовище не пошло за нами по прямой, оно добралось до дерева и испепелило его, расщепив до атомов, до самых мельчайших частиц. Нашего друга не стало. Мы же продолжали отходить.

Положение было отчаянное: кибер приближался, а мы, продираясь сквозь дебри, всё больше выбивались из сил. Второго нашего товарища мы слили с птицей — крылатым ящером, которого нам удалось на несколько минут парализовать. Если случится чудо и мы спасёмся, то удастся ли нам отыскать одну-единственную птицу среди сотен тысяч ей подобных, чтобы вытянуть из неё молекулы нашего друга? Вряд ли. Но что ещё нам оставалось делать?

Мы отметили птеродактиля, перевязав ему лапу. Он очнулся, расправил крылья и поднялся над лесом. Увы, глупую тварь понесло в сторону паука, и тот не упустил случая сбить её огненным лучом и тоже расщепить…

Нас осталось двое. Едва не увязнув в болоте, мы выбрались на берег озера. Гигантские папоротники торчали здесь прямо из воды, множество их лежало вповалку на берегу. Дальше пути не было. Уже сгустилась ночь, и зарево пожара стояло позади нас огненной стеной. Сотни чудовищ, спасаясь от огня, тоже вышли к берегу. Мы едва успевали отбиваться от них. Ящеры дрались друг с другом, слышались вопли, мычание, рёв, трескались и рушились от ударов хвостов деревья, по озеру ходили волны — и в воде происходили схватки. Мой товарищ слил молекулы моего тела с водой озера; сам же он без помощи другого слиться уже ни с чем не мог. Сковав себя летаргическим сном, он погрузился на озёрное дно.

О дальнейшем я могу лишь догадываться, потому что я перестал сознавать себя, для меня наступила тьма. Кибер вошёл в озеро и мой друг был уничтожен мгновенно. Затем паук взялся за меня. Скорее всего, он попытался расщепить озёрную воду до мельчайших частиц, чтобы сделать невозможным моё воплощение, но уничтожить всю воду оказалось ему не под силу: в сумерках мы не разглядели, что озеро сообщалось с океаном. Таким образом, чтобы убить мою слитую с водой человеческую сущность, надо было уничтожить все океаны планеты, все моря, реки, всю атмосферу, насыщенную водяными парами! Убийцам ничего не оставалось, как отозвать кибера и покинуть планету.

Там, откуда я прилетел, никогда не ставились подобные эксперименты. Считалось, что расщеплённый на молекулы мозг погибает через четыре-пять месяцев. Но произошло нечто совершенно невероятное. Слушай, Сильвио: я очнулся. Я просыпался медленно, очень медленно. Осознавание мной самого себя длилось десятки миллионов лет. У меня не было глаз, чтоб раскрыть их и увидеть окружающий мир, не было ушей, чтоб уловить звуки, рук, чтоб ощупать пространство вокруг себя, но сознание ко мне вернулось, вернулась память, а значит, я ожил.

Сначала это походило на сон, перемежавшийся видениями. Я чувствовал себя как бы висящим в темноте и пустоте и хотел пробудиться, но не мог. Надо было пройти целой бездне лет, прежде чем мне стало окончательно ясно, что я уже давно не тот, чем был, что теперь я — океаны, реки, дожди, снег, туман, лёд, что я присутствую всюду, где есть хоть капля воды. В её извечной планетарной циркуляции молекулы моего мозга неожиданно упорядочились, придя в соответствие с моей аурной матрицей, которая не могла исчезнуть; сознание моё восстановилось; я стал мыслить.

И ещё миллионы лет ушли на то, чтобы я освоился со своей новой сущностью — гигантского невидимки, присутствующего всюду, огромного мозга без глаз, рук и ушей. Я мог только осязать мир. Осязать посредством воды и вообще любой влаги. Я научился ощупывать ею поверхность материков и океанское дно, следить за кипением жизни в лесах и морях, улавливать мыслительные импульсы живых существ. Содержимое черепных коробок населявшего планету зверья — это та же вода, и моим единственным развлечением на долгие тысячи лет стало погружаться в тёмное сознание животных и даже в какой-то степени воздействовать на него.

Как я уже сказал, разумной жизни на планете не было, но один из животных видов был на грани эволюционного скачка, знаменующего рождение разума. Я говорю о ящерах, которые царили в ту пору на планете. Они абсолютно не походили на меня, каким я был прежде, и были мне отвратительны. Я попытался предотвратить их дальнейшую эволюцию, воздействуя на их мозги, но это оказалось довольно сложным делом. Ящеры эволюционировали быстро, ещё десяток-другой миллионов лет — и один из их видов даст разумную ветвь. Тогда я решил по иному подойти к задаче. Сконцентрировав свою энергию на атмосфере планеты, я вызвал глобальное изменение климата, которое в конечном счёте и сломило могущество монстров. Они стали вымирать сотнями тысяч, а вместо них начали развиваться другие существа, более близкие мне в биологическом отношении.

Из млекопитающих несколько видов с одинаковой вероятностью могли в будущем привести к существу разумному, но которому из них была уготована такая честь — зависело только от меня. Я выбрал четвероруких тварей, прыгающих по деревьям. Я предвидел в них будущий облик человека, который внешне будет похож на меня самого, каким я был когда-то, миллионы лет назад. И вот появились человекообразные троглодиты — обитатели тропических джунглей, затем — мрачные пещерные жители, и, наконец, возникло сообщество людей. К тому времени я уже настолько овладел своей сущностью, что мог до некоторой степени воздействовать на их сознание. Эти бесхитростные дети природы догадывались о моём существовании, хотя я ни разу не вступал ни с кем из них в прямой контакт, как сейчас с тобой. В особо тонко чувствующих натурах мне удавалось оживить мысль, пытливость и настойчивость в поисках знания; но таких было немного, особенно на заре цивилизации. И всё же мои усилия постепенно приносили плоды: человечество развивалось, совершенствовались ремёсла и земледелие, зарождались науки, появлялись философские школы, пытавшиеся постичь окружающий мир и привести в систему представления о нём. Я знал, как самого себя, каждого из живущих на планете, знал о нём всё: самые тайные глубины его души были открыты для меня, — и какие кошмары, какие уродливые чудовища таились подчас в этих глубинах! Это нельзя было сравнить даже со звериным разумом — хуже, намного хуже! Когда такие полулюди-полузвери дорывались до власти, начинались лавины бедствий и смертей. Но всё это, в конечном счёте, тоже оказывалось полезным для развития человечества.

Я, как мог, старался облегчить людским поколениям тяжесть пути по ступеням совершенствования. Страдающее сознание несчастных я обвевал волной сочувствия и забвения, исподволь указывая пути к обретению блаженства. Все религии были обязаны мне своим возникновением и основными концепциями своих учений, хотя их адепты молились, казалось бы, разным богам. Люди прозревали меня шестым чувством, в экстазе молитв, в аскетизме подвижничества, в снах и на грани смерти, и всегда я подавал им надежду и утешение. Не мне судить, насколько успешным я был пастырем, но одно могу сказать определённо: человечество в его нынешнем виде не появилось бы, не будь на планете меня, а если бы даже и появилось, то развивалось бы гораздо медленнее и, возможно, на определённом этапе своей истории уничтожило самоё себя.

Однако мне всё труднее сосредотачиваться на твоём мозге… У меня нет опыта в таких явных и продолжительных контактах, ни разу ещё не случалось мне вторгаться с отчётливой речью в сознание одного из сотен миллионов живущих на планете… Пока не иссяк запас энергии, который я сконцентрировал для связи с тобой, я должен успеть сказать главное. Завтра ты покидаешь Землю. Ты полетишь к звёздным системам, обозначенным в ваших космических лоциях как созвездие Лебедя. Среди множества галактик, охватываемых этим созвездием, имеются такие, которые составляют содружество миров, известных мне под названием Великая Звёздная Спираль. Основные из них значатся у вас под индексами BW-1732 и BW-8209. Там ты встретишься с существами, во всём, даже внешне, похожими на вас, землян. Они отнесутся к вам дружественно, окажут поддержку и поделятся с вами многими из своих знаний. Контакт с народами Спирали окажется благотворным для земной цивилизации. Расскажи им, что ты услышал сейчас. Мои соотечественники прилетят сюда, извлекут мои молекулы из атмосферы и я буду воплощён. Через сотни миллионов лет после расщепления моего тела я снова обрету его, снова стану человеком…

Из всего экипажа экспедиции, который был объявлен позавчера, у меня есть возможность связаться только с тобой, потому что ты единственный оказался поблизости от океана, где моя биоэнергетическая сущность особенно сильна. Сегодня я весь день воздействовал на твой мозг, чтобы заставить тебя прийти сюда. Только погрузив тебя в океанскую воду, я мог вступить с тобой в прямой контакт. Сейчас ты находишься в полусотне метров от берега; тебя с головой накрыл прилив. Как только контакт закончится, к тебе вернётся сознание и ты выплывешь на поверхность. Буря, которую я вынужден был навлечь на этот район, утихает, ты легко доплывёшь до берега… Энергия моя расходуется слишком быстро, связь с тобой может прерваться в любой момент… И слишком велико напряжение… После нашего контакта я забудусь и приду в себя лишь через несколько лет… А мне хочется ещё о многом сказать… Миллионы лет я жил надеждой, что уровень земной цивилизации поднимется настолько, что появится возможность межгалактических полётов. Когда же ваш мир окреп и исчезла опасность его самоуничтожения, надежда моя переросла в убеждённость. Люди проникли во многие тайны мироздания. Они уже могут перемещаться по Вселенной на субсветовых скоростях, а значит, не зря я старался все эти миллионы лет… Твой полёт к моей далёкой родине — итог и венец моих усилий…

Я всё время думаю о том, как странно мне будет снова ощутить себя существом из плоти. Я почти с ужасом жду перемены, и всё же я готов к ней. Разве это не счастье — взглянуть на солнце, зачерпнуть пригоршню тёплого песка, войти в морскую воду… Из моей памяти не стёрлись картины юности… Я тоже родился на берегу моря, только это было страшно далеко отсюда и страшно давно…»

Словно электрическая искра прошла по телу юноши, он раскрыл глаза и в них ударил мрак морского дна. Рот, судорожно раскрывшись, хлебнул солёной воды.

«Прощай, Сильвио, и очнись… — затухающий голос, как слабое эхо, коснулся его сознания. — Мы ещё встретимся… Потом… И увидим друг друга…»

Наверху полыхали зарницы, озаряя песчаное дно, на котором лежал Сильвио. Ещё не совсем придя в себя, он импульсивно задвигался, борясь с волнами, и поплыл. Скоро его ноги нащупали дно. Почти без сил, тяжело дыша, он вышел на берег. Прошёл по пляжу, сел и долго сидел, глядя перед собой. Его всего трясло. На него накатывались слабеющие волны, но он не видел их. Перед его мысленным взором качались листья доисторического леса, проплывали скалящиеся морды гигантских ящеров, в голове носились отзвуки странного голоса. Постепенно картины леса стали сменяться другими картинами, показанными ему в самом конце этого невероятного контакта. Он видел планету, похожую на Землю, и её города — кажется, тоже совсем земные, но таких городов не было на Земле. Люди были одеты в просторные белые одежды, разноцветные дома поражали причудливостью архитектуры, в небе порхали летательные аппараты наподобие современных аэромобилей, а далеко на горизонте, озарённые солнцем, высились гигантские ступенчатые пирамиды.

Всё ещё находясь в плену этих образов, он встал и, как был, босиком, побрёл в город. Зарницы гасли, тучи таяли и уносились прочь, распахивая звёздное небо. Сильвио брёл словно в тумане. Сам не заметив как, он оказался на городской улице. Сейчас здесь не было ни души. После отбушевавшей короткой грозы праздничная мишура превратилась в лохмотья. Всюду по тротуарам бежали ручьи, в лужах валялись клочья бумаг и ленты серпантина. Иллюминация не горела, лишь кое-где подслеповато светились витрины и редкие фонари. Сильвио оглядывался, как будто впервые видел родной город. Он свернул в один из переулков и подошёл к окраинному дому, который стоял у обрывистого склона холма. Прошёл через палисадник и поднялся на крыльцо. Просторная сумеречная прихожая была залита звёздным светом. В ванной он почти машинально включил электричество и в глаза ему ударил яркий свет, который окончательно стряхнул пелену с его сознания. Сильвио даже потряс головой, недоумевая, что это с ним было. Он помнил рассказ невидимки во всех деталях, но сейчас к нему закралась мысль: а не сон ли это был. Поражаясь, страшась и весь дрожа, он снял с себя мокрую одежду и вошёл под душ.

Тёплая вода действовала успокаивающе. Напряжение спало, но смятение не оставляло его, и потому он вздрогнул, услышав шорох за занавеской. Там застыл чей-то силуэт.

— Вероника, — сказал он совсем тихо и отдёрнул занавеску.

Она стояла в одном лёгком платье и изумлённо смотрела на него.

— Я ждала тебя, — проговорила она.

Он вдруг подумал, что Вероника в первый раз видит его без одежды. Это показалось ему забавным. Он без всякого смущения стоял перед ней и поворачивался, подставляя под водяные струи своё сильное загорелое тело.

— Иди сюда, — позвал он её.

Она медлила. Её близость действовала на него возбуждающе. К тому же он готов был поклясться, что под её лёгким платьем ничего нет.

Вероника сняла с себя платье и отбросила в сторону. Под платьем, и правда, ничего не было.

Она шагнула к нему, он взял её за талию и привлёк к себе. На их сблизившиеся тела падали струи воды.

А потом они лежали на крыше.

Небо окончательно расчистилось, ветер стих и дремотная теплота южной ночи снова окутала мир.

— Я так счастлива, что ты со мной, — сказала она.

Сильвио молчал, не отрывая глаз от звёздных россыпей.

— Завтра ты уедешь, — слышался её голос, — и мы больше никогда не увидимся. Я буду молиться за тебя.

Он повернул голову и удивлённо посмотрел на неё. В нынешние времена верили в Бога только в самых отсталых районах, где ещё сохранялись старинные патриархальны нравы.

— Кому ты будешь молиться? — переспросил он.

— Богу.

Сильвио помолчал, а потом задумчиво кивнул.

— Да, он поможет, — сказал он. — Но в ближайшие месяцы он не услышит тебя.

— Почему?

— Он слишком долго говорил с человеком. Теперь он устал и будет спать.

Она рассмеялась, приняв его слова за шутку.

— Ты не веришь в него, Сильвио, признайся. Не веришь, как все.

— Нет, Вероника, — он положил руку на её ладонь. — С сегодняшней ночи верю.

— Ты говоришь это только для меня.

— Но я правда верю. Он тот, кто всегда в нас. Во всех людях.

Он глядел на звёзды и вспоминал, теперь уже спокойно, свой контакт с невидимкой, пытался холодным умом осмыслить полученную информацию и понять, что же это было. Голос и видения были настолько отчётливыми, а его пребывание под водой было столь долгим, что всё это не могло ему присниться.

Постепенно его одолела дремота. Ему стало казаться, будто весь космос со всеми своими тайнами и чудесами обступил его, и уже нет этой крыши, этого города, этих холмов и океана за холмами, нет самой Земли, ничего нет, кроме головокружительно сладкого падения в сверкающую звёздную бездну…

Вероника уснула. От океана доносился рокот. Сильвио закрыл глаза, и перед ним снова возник загадочный мир, который ему на краткий миг показал невидимка: разноцветные дома, люди в белом, яркое солнце и огромные пирамиды на горизонте.