Первое, что Татьяна увидела, придя в себя, было озабоченное лицо дочери, которая заглядывала ей в глаза. За спиной Кати стояла незнакомая женщина в белом халате и тоже смотрела на нее.

Комната с выкрашенными в голубую краску стенами и занавешенным окном вызвала у Татьяны недоумение, но в следующую секунду она поняла, что попала в больницу, и ужаснулась. Ей вспомнилась бешеная гонка по шоссе, резкий визг тормозов, удар… Что с ней? Она была без сознания? Как долго? Кома могла продолжаться много месяцев…

Татьяна попыталась привстать, но в голове разлилась тупая боль, и она с негромким стоном снова откинулась на подушку.

— Лежите-лежите, ничего страшного, — успокаивающим голосом сказала врач.

За изголовьем белела штора, не пропуская в помещение солнечные лучи, а у противоположной стены стояла еще одна кровать — пустая, со свернутым матрацем.

«Я попала в автомобильную катастрофу… Боже мой! — мысленно прошептала Татьяна. — Хорошо хоть Катя уцелела. А что с Олегом?»

Наверное, испуг отразился на ее лице, потому что Катя взяла безвольно лежащую на кровати руку матери и тихонько погладила.

— Не волнуйся, мама… Мы с Олегом в порядке, он сейчас за дверью, ждет, можно ли войти… — Она повернулась к доктору. — Ну так что у мамы, Нина Васильевна?

— Как я и предполагала, небольшое сотрясение мозга, — ответила та.

— Это опасно?

— Не думаю. На ощупь все в порядке, повреждений нет, но придется еще посмотреть рентгеновский снимок головы.

— А если рентген ничего не покажет, то маму выпишут?

— В ближайшие два-три дня.

Татьяна сделала еще одну попытку привстать, и это ей наконец удалось. Катя поправила за ее спиной подушку.

— Давно я здесь лежу? — слабым голосом спросила Татьяна. — Я ничего не помню после аварии…

— Тебя доставили сюда полчаса назад, — ответила Катя. — «Скорая» приехала очень быстро, и тебя сразу увезли… — Она посмотрела на часы. — Сейчас уже полчетвертого. Значит, два часа ты была без сознания.

— Как все это случилось?

— Олег не виноват. Он пытался повернуть, чтобы не наскочить на «Москвич», а тут этот трейлер подвернулся… Вообще, из нас троих, находившихся в машине, ты больше всех пострадала.

Татьяна нашла в себе силы улыбнуться.

— Это из-за меня. Куда я так торопилась?.. Наверное, и ехать было незачем…

— Мама, не говори глупости. Ты должна была объясниться с отцом. Просто обязана! — Катя покосилась на врача и поспешила перевести разговор на другую тему. — Я посижу с тобой до вечера, ладно? Еще и Олег с нами побудет.

— Хорошо. Если вам не скучно.

Катя обернулась к доктору.

— Значит, ему можно войти?

— Можно. — Просматривая какие-то бумаги, Нина Васильевна направилась к двери. Катя заторопилась за ней. — Снимок будет готов завтра, — на ходу сообщила доктор, — и тогда я решу вопрос с выпиской… Сейчас мой рабочий день кончается, в случае чего вызовите медсестру, она в соседнем кабинете. Хотя не думаю, что могут возникнуть сложности…

Тихо переговариваясь, они вышли из палаты. Через минуту Катя вернулась. За ней, смущаясь, вошел Олег. Бровь над правым глазом у него была залеплена пластырем, во всем остальном молодой человек выглядел великолепно, словно и не было никакой аварии.

— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна. — Он приблизился к кровати.

— Здравствуй, — улыбнулась ему Татьяна.

— Как вы себя чувствуете?

— Совсем неплохо после такого приключения. Могло быть и хуже.

— Да, — вмешалась Катя, — просто чудо, что мы не перевернулись! А то вообще в лепешку могли разбиться!

— Сотрясение мозга — пустяки, быстро пройдет, — сказала Татьяна. — Гораздо хуже, если бы был перелом.

Катя придвинула стул к изголовью кровати и села.

— Олег потом ездил в аэропорт на попутной машине, но опоздал, — сказала она с грустью в голосе. — Отец, наверное, сейчас летит над Атлантическим океаном…

Татьяна кивнула. В памяти мелькнули грозовая ночь, сумерки, блеск молний за стеклами веранды, лицо Виктора, освещенное дрожащим огоньком свечи…

Печаль в ее глазах не укрылась от внимательного взгляда дочери.

— Мама, ну не надо расстраиваться. Отец должен позвонить.

— Он сказал, что позвонит сразу, как устроится, — сообщил Олег. — Так что звонка надо ждать дня через два.

Катя обернулась к нему.

— Когда он позвонит, ты ему обязательно расскажи!

— Постойте, — заволновалась Татьяна, — то есть как — расскажи? Нет уж, я сама с ним поговорю. Если он позвонит, то пускай, если ему не трудно, перезвонит мне на Шаболовку. Думаю, к тому времени я уже выпишусь.

— Правильно, — обращаясь к Олегу, сказала Катя. — Нам с тобой ни к чему вникать в их дела!

— И вот еще что, — добавила Татьяна. — Не говорите ему, пожалуйста, об этой поездке в Шереметьево. И о том, что я нашла его письма ко мне…

— Само собой, не скажем, — заверил ее Олег.

— А теперь мне нужно отдохнуть, — смущенно улыбнувшись, призналась Татьяна. — Меня что-то клонит в сон.

Катя поцеловала ее на прощанье.

— Спи, мамочка. Мы с Олегом еще забежим к тебе сегодня.

Татьяна осталась одна. В палате мерцал мягкий белесый свет. Сквозь полуоткрытую форточку доносились привычные городские звуки: детские голоса, собачий лай, шум проезжавших машин.

Татьяна лежала и думала о том, как странно повернулась ее судьба. Еще несколько дней назад она жила привычной институтской жизнью, все ее помыслы вертелись только вокруг аспирантских диссертаций и научных работ. И еще, конечно, Кати, за которой она по мере возможности старалась уследить. И вдруг — словно ливень хлынул с безоблачного неба! Все полетело вверх дном. Уже который день она не думает ни о какой науке, даже дочь отошла на второй план. Татьяна, как девчонка, потеряла голову. Совершает глупость за глупостью, мечется, беспокоится, зачем-то в аэропорт помчалась — ну точно как девчонка! И все зря.

«Я упустила его, — с горечью думала она. — А ведь он меня любил. Он до сих пор меня любит… Ему надо было улететь в Америку, чтобы я поняла, что тоже люблю его…».

Боль в голове мало-помалу стихла, и Татьяна уснула.

На следующее утро Катя и Олег, перед тем как пройти к матери, постучались в кабинет заведующей терапевтическим отделением. Нина Васильевна приветствовала их, словно старых знакомых.

— Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь, — пригласила она.

Что-то в интонации ее голоса не понравилось Кате. В душе девушки шевельнулось предчувствие, что вряд ли мать выпишут так быстро, как они с Олегом рассчитывают.

— Вы, если не ошибаюсь, дочь Татьяны Сергеевны Деминой?

— Да, — кивнула Катя.

— А вы кем ей доводитесь? — доктор посмотрела на Олега.

Тот в первый момент растерялся от такого неожиданного вопроса.

— Он мой жених, — быстро ответила за него Катя. — Так что с мамой?

Нина Васильевна взяла в руки лежавший перед ней большой глянцевый лист. Видимо, это и был тот самый рентгеновский снимок. Катя с любопытством и некоторой долей страха посмотрела на него, ничего, впрочем, не понимая.

— Ей, наверное, придется полежать подольше, — сказала доктор уклончиво. — Понадобятся дополнительные анализы. Возможно, вам надо быть готовыми к переводу ее в другую больницу…

— А что случилось?

Нина Васильевна замялась.

— Судя по всему, повреждения оказались более серьезными, чем я думала… Пока ничего не могу сказать определенного. Надо еще кое-что проверить, а на это понадобится время.

На лице Кати отразилась растерянность.

— Ну ничего себе… и долго вы будете проводить эти анализы?

— Может быть, потребуются недели две.

— Спасибо… — Катя не могла скрыть разочарования. — Так мы пойдем?

— Да, ступайте. Татьяна Сергеевна уже проснулась.

Катя встала и направилась к двери. Олег пошел за ней.

— Постойте… — окликнула их доктор.

Катя и Олег оглянулись.

— Молодой человек, задержитесь на минуту.

Он посмотрел на девушку. Та, в свою очередь, удивленно уставилась на Нину Васильевну.

— Я попросила молодого человека задержаться, — повторила врач.

Катя пожала плечами и вышла.

— Присядьте. Я вас не задержу. — Доктор показала Олегу на стоящий перед ней стул.

Олег сел.

— Насколько я поняла… Вы жених этой девушки?

Он кивнул.

— Тут вопрос очень серьезный, — продолжала Нина Васильевна. — Я пока не стала говорить об этом самой больной и ее дочери, поскольку существует такое понятие, как медицинская этика… А вы все-таки не столь близкий человек Татьяне Сергеевне и, надеюсь, отнесетесь к моему сообщению спокойнее.

— А в чем, собственно, дело?

Нина Васильевна вертела в руках рентгеновский снимок.

— У матери вашей невесты опухоль в правой части головного мозга.

— Какая опухоль? — растерянно пролепетал Олег.

— Эта болезнь называется рак…

Молодой человек замер.

— Мы, конечно, предпримем все возможное, но должна вас сразу предупредить: шансов практически нет.

Олег невольно втянул голову в плечи.

— Но, доктор, разве автомобильная авария…

— Нет-нет, авария не имеет к этому отношения. Легкое сотрясение мозга, сопровождавшееся обмороком, не представляет ничего серьезного. Опухоли не возникают за одну минуту. Она была у Татьяны Сергеевны, видимо, уже довольно долгое время, и лишь авария и связанные с ней рентгенографические исследования позволили выявить болезнь. Такое часто бывает в медицинской практике. Люди, как правило, небрежно относятся к своему здоровью, где-нибудь заболит — выпьют таблетку, и все. А о том, чтобы провериться в поликлинике, даже и не подумают. Отсюда эти застарелые болезни, которые обнаруживаются только в самый последний момент, когда болезнь уже запущена и начинаются сильные боли… Или выявляются случайно, при обследовании по какому-нибудь другому поводу — как в случае с мамой вашей невесты. Вот рентгеновский снимок ее головы. — Нина Васильевна приподняла лист и показала Олегу. — Авария не причинила Татьяне Сергеевне существенного вреда, череп цел, трещин не видно… Но посмотрите на эту выпуклость. — Кончиком карандаша она обвела какое-то пятно на снимке. — Это опухоль. Она с внутренней стенки черепной коробки и увеличивается вглубь лобового отдела… Скажите, у Татьяны Сергеевны часто бывают головные боли?

— Не знаю…

— Выясните это у ее дочери.

Некоторое время Олег подавленно молчал, потом вдруг словно опомнился и взглянул на Нину Васильевну.

— Доктор, что же теперь будет? Операция?

Она развела руками.

— Подобные операции очень сложны и дают эффект только на ранних стадиях развития опухоли. Тут надо вскрыть черепную коробку, а поскольку опухоль, как мы видим на снимке, уже вошла в структуру мозгового вещества, то ее уже невозможно удалить без его повреждения… Конечно, решающее слово за онкологами, но, боюсь, операция в данном случае невозможна.

— Но, наверное, с такой опухолью еще можно прожить?..

— Трудно делать прогнозы. На всякий случай приготовьтесь к худшему варианту. Возможно, вопрос нескольких недель…

— Недель? — ужаснулся Олег.

— А может, и года. Повторяю, с опухолями, особенно головного мозга, очень трудно что-либо прогнозировать. Тем более, я не онколог, а терапевт. Специалисты дадут более подробное заключение и, вероятно, скажут, на какой срок можно рассчитывать. — Доктор с грустью посмотрела на молодого человека. — Татьяна Сергеевна с неделю полежит у нас, а потом мы переведем ее в онкологическую клинику. Вам придется сказать об этом ее дочери…

Олег сокрушенно кивнул, проглотив подступивший к горлу ком.

— Сделайте это как-нибудь поаккуратнее, — посоветовала Нина Васильевна. — Прибавьте, что предстоят дополнительные исследования, что положение, может быть, еще не безнадежно. Постарайтесь ее успокоить…

— Да-да, я понимаю.

— А что касается того, говорить об этом Татьяне Сергеевне или нет, то решите этот вопрос с ее дочерью. Наверное, надо сказать. Все-таки Татьяна Сергеевна — медик, она должна правильно оценить ситуацию.

— Когда ее переведут в онкологическую клинику, она сама все поймет, — мрачно отозвался Олег.

— Вы правы, — кивнула Нина Васильевна. — Ну, я вас больше не задерживаю. Если что — обращайтесь прямо ко мне.

— Спасибо. До свидания. — Олег поднялся и медленными шагами вышел из кабинета.

Как только он закрыл за собой дверь, к нему метнулась Катя, с волнением вглядываясь в его побледневшее лицо.

— Ну что? — нетерпеливо спросила она. — О чем вы так долго говорили? Что-нибудь серьезное?

Он обнял ее за плечи.

— Отойдем в сторону.

Они ушли в дальний конец коридора и остановились у окна. Катя присела на край подоконника.

— Рентген показал, что у Татьяны Сергеевны рак мозга, — начал Олег, пристально разглядывая носки своих кроссовок.

— Это точно? — ахнула Катя.

— Откуда я знаю! Во всяком случае, так сказала врач. В общем, нам надо решить, говорить ли об этом Татьяне Сергеевне.

Слезы покатились по Катиным щекам. Она отвела взгляд от Олега и невидящим взором уставилась в окно на больничный сад, залитый утренним солнцем.

— Даже не знаю, что делать, — пробормотал Олег. — Наверное, не стоит пока говорить…

Катя молчала, всхлипывая и вытирая платочком лицо.

— Может, еще ничего страшного, — попытался успокоить ее Олег. — Все окончательно выяснится только после анализов.

— Доездились… — сдавленно прошептала Катя.

— Авария тут ни при чем. Опухоль была уже давно.

— Значит, будет операция?

Олег пожал плечами.

— Неизвестно. Это потом решат…

Они еще с полчаса сидели у окна. Олег утешал Катю. Она плакала, и ее платок стал мокрым от слез. Но надо было идти к матери. Катя постаралась взять себя в руки. Она вытерла лицо, достала из сумочки косметичку и немного подвела глаза, чтобы не было заметно, что они заплаканные.

Татьяна сидела на кровати, подложив под спину подушку, и читала журнал. Когда в палату заглянули Катя и Олег, она улыбнулась им и сообщила:

— Сегодня мне значительно лучше. Голова почти не болит.

— Не болит? — рассеянно переспросил Олег.

— Рада за тебя, — сказала Катя и поцеловала мать в лоб.

Олег с тревогой заметил, что уголки глаз у девушки начали увлажняться.

— Ты не узнавала, когда меня выпишут? — спросила Татьяна.

— Нет еще, — ответила Катя и повернулась к окну, чтобы мать не видела ее слез.

— Я тут думала о вас, — сказала Татьяна, с мягкой улыбкой посмотрев на Олега, — и решила, что была не права. Все у вас должно быть хорошо. Вы любите друг друга, а это главное… — Она вздохнула. — Хотелось бы, чтобы отец прилетел на вашу свадьбу…

— Так вы не возражаете, чтобы мы с Катей поженились?

— Нет, — ответила Татьяна. — Пусть ваша любовь продлится всю жизнь. Детей вам побольше и счастья…

Тут Катя не выдержала и, рыдая, бросилась вон из палаты.

Татьяна проводила ее удивленным взглядом.

— Что это с ней? Почему она так расстроена?

— Она… э-э-э… — Олег смутился. Надо было быстро придумать какое-нибудь оправдание, но от волнения ему ничего не приходило в голову. — Вы не волнуйтесь, Татьяна Сергеевна… Просто она… Она… Огорчена отъездом отца. Она не успела с ним попрощаться и вообще… Огорчена, что у вас с ним так неудачно получилось.

Татьяна печально кивнула головой.

— Да, это верно… Я должна была его удержать… Но что случилось, то случилось. Думаю, все еще поправимо и не стоит так огорчаться. «Бедная девочка, — подумала Татьяна. — Не успела обрести отца, как пришлось сразу расстаться с ним. Виктор тоже хорош! Улетел и даже с дочерью толком не попрощался!» — Пойди успокой Катю и скажи, что отец ее очень любит. Любит, я знаю. Пусть она мне поверит.

— Хорошо, Татьяна Сергеевна. До свидания. Мы еще придем сегодня… — Олег тихо закрыл за собой дверь.

Татьяна поправила подушку и легла. Слезы дочери взволновали ее. Она и прежде подмечала в Кате чувствительность (в детстве дочь могла расплакаться по самому ничтожному поводу), а тут на нее навалилось столько событий! И препятствия к замужеству, и обретение отца, с которым мать до сих пор связана супружескими узами, и размолвка, и его отъезд, и тут еще эта авария… Нервы девочки, конечно, на пределе. Ей необходим отдых.

Татьяна решила сразу после выписки из больницы поехать с ней на дачу. Олега тоже надо взять с собой. Татьяна была уверена, что его присутствие благотворно подействует на Катю. И вообще, чем больше она узнавала Олега, тем больше он ей нравился. Скромный, воспитанный молодой человек, и сразу видно — очень любит Катю. Их брак должен быть счастливым.

На глаза Татьяны навернулись слезы. Она невольно вздохнула о годах, пролетевших без любви… Пусть хотя бы дочь будет счастлива. Материнское чутье подсказывало ей, что она не ошибается насчет Олега и Кати, дети обязательно будут счастливы. Волна тихой радости разлилась в ее душе, и слезы сменились улыбкой.

Татьяну потянуло в сон.

Она уже задремала, когда в палату, шумно распахнув дверь, вошел посетитель. Татьяна приподнялась, широко раскрыв глаза: ба, да это Совков, собственной персоной! Под подбородком небрежно повязан галстук, короткие рукава светлой рубашки открывают волосатые руки, на лице — грустно-озабоченное выражение, за которым, однако, легко различалось лукавство. Совков был похож на хитрого школьника, подлизывающегося к учительнице.

— Таня, здравствуй. Не разбудил тебя? Нет? Сегодня заезжал к тебе на Шаболовку, а там соседи говорят, что ты в больнице. Начал звонить по всем больницам, насилу нашел.

— Не ожидала, Геннадий. После нашей последней встречи я была уверена, что мы расстались навсегда.

— Я тогда выпил лишнего, — широко улыбнулся Совков. — Не будем вспоминать об этом, тем более я даже не помню, что болтал в тот вечер… Наверное, признавался тебе в любви?

Татьяна не могла не рассмеяться.

— И такое было.

— Это главное! — Совков громыхнул стулом и уселся возле кровати. — Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— Терпеть не могу пьяных.

— А я и не пью. Просто так рад был увидеть тебя снова, что не мог не пропустить пару лишних рюмочек. Ну, рассказывай, как ты. Попала в автомобильную аварию? Я узнал об этом в регистратуре и жутко перепугался. Ожидал увидеть тебя в гипсе и с капельницей. А ты выглядишь просто молодцом, хоть сейчас выписывай. — Он раскрыл «дипломат», достал пакет сока и поставил на столик. — Это тебе. Витамины.

— Спасибо. Но если ты опять явился с разговорами насчет женитьбы, то сразу предупреждаю: не питай иллюзий. Прошлого не вернешь, да и я за это время узнала тебя лучше.

— Как ты могла узнать меня лучше, когда мы шесть лет не виделись?

— Вот так и узнала. К сожалению, — с легкой иронией добавила она.

— Чего тут сожалеть. Радоваться надо, а не сожалеть! — Совков попытался взять Татьяну за руку, но она убрала ее под одеяло. — Я же люблю тебя. Люблю всеми фибрами души! Выходи за меня замуж. Лучшего мужа тебе не найти, не тот возраст уже, посмотри правде в глаза. А я мужчина в самом соку и докажу тебе это. В первый же вечер, как выпишешься из больницы!

— Не надо, Геннадий. Доказывай это тем женщинам, с которыми ты обнимаешься на фотографиях.

Лицо Совкова выразило изумление.

— Каких еще фотографиях?

— А на тех, которыми ты хвалился в тот вечер! Наверное, и не помнишь, как вытащил их из чемодана и разложил на полу. Ты ползал на четвереньках, тыкал в них пальцем и рассказывал, как кого зовут и где с кем познакомился. Все это выглядело просто отвратительно.

Совков озадаченно поскреб в затылке.

— Вот так штука. Неужели правда рассказывал?

— И при этом похвалялся своими успехами!

Он расхохотался.

— Таня, не принимай это близко к сердцу. Се ля ви, такова жизнь. Я ведь тоже был у тебя не первым.

Татьяна повернула голову к стене. Назойливость Совкова начинала утомлять.

— Хватит, Геннадий, я поняла тебя.

— Ты неправильно меня поняла! Я на самом деле люблю тебя и собираюсь на тебе жениться!

В палату тихо вошла Нина Васильевна. Услышав его последние слова, докторша сокрушенно покачала головой.

Совков, заметив врача, умолк.

— Как вы себя чувствуете? — участливо спросила она Татьяну.

— Значительно лучше. Что показал рентген?

Нина Васильевна отвела глаза.

— Вы знаете… Есть моменты, которые нуждаются в дополнительном исследовании…

— Я сама врач, так что можете сказать мне прямо.

Нина Васильевна посмотрела на Совкова, потом перевела взгляд на больную.

— Заключение по рентгеновскому снимку будут делать специалисты, а пока вам придется у нас полежать.

— Что-нибудь серьезное? — Совков озабоченно выпрямился. — Нет уж, вы говорите!

— А что я скажу, когда я не специалист по черепно-мозговым травмам.

Татьяна привстала на кровати.

— Неужели перелом черепа? — спросила она. — Но это было бы довольно странно, потому что я тщательно ощупала свою голову и ничего подобного не обнаружила.

— Вот видите, — поддакнул Совков. — А вы говорите — перелом!

Нина Васильевна печально улыбнулась.

— Я пока еще ничего не говорю. Только то, что вашей знакомой…

— Татьяна Сергеевна — моя невеста! — перебил ее Совков.

Доктор как-то странно посмотрела на него.

— Разве?

— Именно так!

Татьяна покраснела.

— Не болтай, Геннадий. У нас еще ничего не решено.

— Татьяна, все уже давно решено. Так, значит, перелом? — Он повернулся к Нине Васильевне. — И долго это будет заживать? Сколько ей вообще придется лежать?

— Пока не могу сказать.

— Однако, что за доктора такие, которые ничего не могут сказать! — буркнул Совков.

Нина Васильевна не отреагировала на его слова. Она продолжала смотреть на Татьяну своим прежним странным взглядом.

— Но хотя бы когда будет заключение специалистов? — спросила Татьяна.

— Сначала нужно сделать анализы, — ответила врач. — А что, молодые люди заходили сегодня? Все нормально?

— Нормально, — пробормотала Татьяна, вспомнив внезапные слезы дочери.

— Ну, тогда поправляйтесь. — Нина Васильевна улыбнулась. — Я еще зайду к вам.

Как только за доктором закрылась дверь, Совков наклонился к Татьяне.

— Они что-то скрывают от тебя, — зашептал он. — Скверное дело!

— Но что это может быть? — Татьяна задумчиво пожала плечами. — Черепно-мозговая травма явно отсутствует… Общее состояние удовлетворительное… Ума не приложу, что мог показать им рентген…

— Я сейчас пойду и узнаю! Мне она скажет! — Совков с решительным видом поднялся со стула. — Я-то уж заставлю ее сказать! Как-никак ты — моя будущая жена, и меня это тоже касается!

— Геннадий, веди себя скромнее! — предупредила его Татьяна.

— Не беспокойся ни о чем, дорогая. Я скоро вернусь. — Обернувшись в дверях, он послал Татьяне воздушный поцелуй. Через минуту Совков, с суровым видом, без стука вошел к в кабинет Нины Васильевна. — Извините, товарищ доктор, — решительно заговорил он, направляясь к ее столу, — но я как будущий муж Татьяны Сергеевны обязан знать!

Доктор молчала, глядя, как он рассаживается перед ней, а потом так же молча достала из ящика стола рентгеновский снимок, который утром показывала Олегу.

— И что это? — хмыкнул Совков. — Предупреждаю, я в этих делах ничего не понимаю.

— Но вы, по крайней мере, понимаете, что такое рак?

Правая бровь Совкова вздернулась. Он вопросительно посмотрел на врача.

— Вы хотите сказать, что у Татьяны…

Нина Васильевна кивнула.

— Да, к сожалению. Вот здесь, на снимке, хорошо видна опухоль.

— И она не знает?

— Я поставила в известность ее зятя, он должен сказать об этом Кате… Так, кажется, зовут ее дочь? И уж вместе они, наверное, психологически подготовят ее…

— Почему вы сразу ей не сказали?

— У нас не принято говорить больным такие вещи без согласования с их родственниками.

Совков в задумчивости пожевал губами.

— Значит, Катька до сих пор ничего ей не сказала…

— Вероятно, еще нет.

— Да-а… — протянул Совков. — Ну и дела-а… И сколько, по-вашему, ей осталось?

— Ухудшение самочувствия следует ожидать в ближайшие дни, — ответила доктор. — А сколько осталось — не знаю. Об этом надо спрашивать у онкологов. Но, думаю, от нескольких недель до года. Если повезет — до полутора. Опухоль слишком сильно вросла в ткань мозга.

— Ну и дела… — Совков покачал головой.

— Будем надеяться, что дочь все-таки скажет ей, — заметила Нина Васильевна. — Так будет лучше для всех, в первую очередь для самой Татьяны Сергеевны. В оставшееся время она сможет привести в порядок свои дела и морально подготовиться…

— И нет никакой надежды?

— Боюсь, что операция не исправит положения, — печально вздохнула врач. — Хотя опять же решать не мне. На следующей неделе мы переведем ее в онкологическую клинику, там вы, наверное, получите более подробную информацию.

— Спасибо… — Совков с задумчивым видом встал и вдруг, как бы в ответ на какие-то свои мысли, махнул рукой: — А, и ладно! Поеду к Юльке.

Когда он снова появился в палате, там уже находились Олег и Катя. Дочь, с покрасневшим от горестного волнения лицом, сидела у изголовья кровати, Олег стоял у окна.

— Извиняюсь, забыл портфель, — сказал Совков.

— Вы все никак не можете оставить маму в покое, — сверкнув на него глазами, прошипела Катя. — Вас уже один раз выставили из квартиры, что вам еще надо?

— Ничего. — Совков тем же странным взглядом, какой недавно был у Нины Васильевны, посмотрел на Татьяну. — Теперь уже — ничего! — Он взял стоявший у столика портфель. — Больше я беспокоить вашу маму не буду, и, поверьте, у меня останутся о ней самые наилучшие воспоминания. Твой образ, Татьяна, всегда будет жить вот здесь! — Он положил руку на сердце.

Татьяна хотела что-то сказать, но Катя ее опередила.

— Очень ей нужно! — воскликнула она.

— Не груби, — осадил ее Совков. — Ты мне в дочери годишься! Лучше бы сказала матери, чем она болеет!

Олег шагнул к нему.

— Вас никто не просит соваться…

Татьяна беспокойно приподнялась на кровати.

— Погоди, Олег, — она посмотрела на Совкова. — Что ты имеешь в виду?

— Докторша все ему сказала. — Совков ткнул пальцем в Олега. Тот резко отмахнулся от его руки. — Но-но, поосторожнее! — вскипел несостоявшийся жених. — Лапы-то не распускай! Мы говорим о серьезных вещах, тут не до шуток!

Катя почти вплотную подошла к Совкову.

— Чего вы все вмешиваетесь! Идите отсюда!

— Катерина! — сморщившись от внезапной боли в голове, простонала Татьяна. — Перестань. Геннадий, в чем дело?

Катя схватила Совкова за локоть и потянула к двери.

— Мама, не слушай его!

Совков выдернул руку.

— Возмутительно! Что ты себе позволяешь, хамка!

— Я не хамка!

— Хамка! Мать при смерти, а ты тут сцены устраиваешь!..

Катя задохнулась от гнева. Олег отстранил ее в сторону и взял Совкова за грудки.

— А ну пойдем. Поговорим в коридоре.

— Олег, оставь его, прошу тебя… — умоляюще крикнула Татьяна.

Молодой человек, оглянувшись на нее, отпустил Совкова, однако по-прежнему продолжал теснить его к двери.

— Татьяна, у тебя рак мозга, — глядя в глаза Олегу, дрожащим от ярости голосом проговорил Совков. — Мне это только что докторша сказала! Они, — он кивнул на молодого человека, — тоже знают, но скрывают от тебя!

— Рак мозга?.. — тихо переспросила Татьяна, опуская голову на подушку.

Катя с рыданием бросилась ей на грудь.

Олег открыл дверь и вытолкнул Совкова в коридор. За порогом тот не удержал равновесия, с воплем рухнул навзничь. Портфель, отлетев в сторону, раскрылся и оттуда вывалились какие-то бумаги, бутылка водки, сверток с сардельками. Олег тоже вышел из палаты, плотнее закрыв за собой дверь. Когда он поднимал Совкова за рубашку, послышался треск разрываемой ткани.

— Ты чего добиваешься? — прошептал Олег. — Какое твое свинячье дело, будет она знать или нет?

— Она должна знать! — прохрипел Совков. — И отцепись от меня! Здесь больница!

Олег с силой оттолкнул его.

— Ладно, живи. Только чтобы больше я тебя не видел. Иначе будем разговаривать по-другому, понял?

Совков торопливо запихнул вещи обратно в портфель, защелкнул его и встал, поправляя на себе рубашку.

— С Татьяной Сергеевной у меня все кончено, — пробормотал он. — Можешь не волноваться. Кончено навсегда.

— Проваливай.

— Всего доброго. — Совков, стараясь держаться уверенно, быстро зашагал по коридору.

В это время Катя, сидя на краешке кровати, наклонялась к матери и сквозь слезы бормотала:

— Ничего, может, все обойдется… Они у тебя опухоль нашли… А может, она доброкачественная? Бывают же доброкачественные опухоли?..

— Катенька, прежде всего ты сама успокойся, — Татьяна была очень бледна, голос ее срывался, а рука, гладившая Катю по голове, дрожала.

— Я слышала, что рак лечат какими-то импортными таблетками, которые очень дорого стоят, — глотая слезы, говорила Катя. — Мы постараемся их купить… Продадим квартиру… Самое главное — чтобы ты не умирала…

— Таблетки… — Татьяна все еще не могла освоиться с мыслью о своей смертельной болезни. — Да не бывает таких таблеток, не придумали еще…

— Нет, я где-то читала, что есть!

Тихо вошел Олег и присел на стул.

— Мамочка, и зачем он только сказал тебе про рак?.. — Катя уже плакала навзрыд.

— Все правильно, — тоже заплакав, прошептала Татьяна. — Надо было сказать.

— Что же теперь делать? Что же теперь нам делать? — повторяла дочь.

— Плохо, что отец не знает. — Олег в сердцах прищелкнул пальцами.

— Не знает… — сокрушенно кивнула Катя. — Но он приедет, когда узнает, обязательно приедет!

Татьяна нежно погладила ее руку.

— Катенька, не переживай. У тебя все будет хорошо. Раньше у тебя была одна я, а теперь есть и отец, и Олег…

— Да, Татьяна Сергеевна, — тихо проговорил Олег, обнимая Катю. Он часто моргал, борясь с подступающими слезами. — Я позабочусь о ней, даю вам слово.

Катя прильнула к матери, и вскоре одеяло на груди Татьяны стало мокрым от слез.

— Ну, Катерина, не плачь! Ты совсем раскисла. Это никуда не годится.

— Не могу-у-у… — выла Катя в одеяло.

— Ревешь, как будто я прямо сейчас умру. А я, между прочим, отлично себя чувствую. Даже голова не болит.

Катя оторвалась от одеяла и посмотрела на мать. В ее глазах блеснула надежда.

— Не болит?

— Нисколько. Честное слово. — Татьяна нашла в себе силы улыбнуться. — Раком можно болеть не один год, так что я еще на твоей свадьбе погуляю. Может, даже внука увижу…

Ее слова вызвали новый взрыв рыданий. Татьяна почувствовала, что этот бесконечный плач начинает действовать ей на нервы. Катя, сама того не желая, лишь усиливала душевные страдания.

— Ладно, Катенька, мне надо отдохнуть, — мягко сказала она, высвобождая свои руки из ладоней дочери. — Оставь меня одну.

Молодые люди стали прощаться. Идя к двери, Катя вытирала слезы и поминутно оглядывалась на мать.

— Мамочка, мы будем приходить к тебе каждый день!

Татьяна ободряюще улыбнулась ей. Но едва дверь закрылась, как она со стоном, прорвавшимся сквозь сжатые зубы, откинулась на подушку…