Как только я вытащила осколок из раны, кровь забила струёй.

— Богиня, нет!

Выронив нож, я прижала руки к животу пациента, из которого хлестала кровь, и всем весом надавила на рану. Прикусив губу, я надавила ещё сильнее, отчаянно пытаясь остановить кровотечение.

— Парни, держите его!

Бледные и с широкими от испуга глазами, ученики сгрудились вокруг стола и крепко схватили раненого за руки и за ноги, пытаясь не дать двинуться. Деревянный стол, на котором лежал мой уже немолодой пациент, жалобно заскрипел под лишним весом. По комнате разнеслось эхо шаркающей обуви и безумной одышки моего пациента.

Окинув взглядом огромную кухню, я поняла, что поблизости нет ни одного целителя. Все они были в главном зале: ухаживали за другими больными. Здесь же находились одни ученики. Между моими пальцами пузырилась тёплая густая кровь. Во рту чувствовался сильный металлический привкус. С этим привкусом было что-то не так, но я слишком занята, чтобы думать об этом. Один из парней яростно замахал свежими бинтами перед моими глазами. Схватив их, я перетянула рану и яростно надавила. Я должна остановить кровотечение. На моих глазах бинты окрасились в алое.

Мужчина под моими руками стонал и метался, пытаясь убежать от боли. Одного из учеников, самого маленького, отбросило в сторону. Освобождённая рука резко рванула вверх и ударила меня по щеке. Голову тут же откинуло назад, и на драгоценную секунду перед моими глазами всё поплыло. На лицо упали волосы; один длинный каштановый локон попал прямо в кровь, окружавшую мои руки. Подрубленный мальчик поднялся на ноги и бросился в битву, схватив молотящую руку и потянув её вниз.

— Прости, Лара, — сказал ученик.

— Держи его! — рявкнула я. Я была слишком резка с парнями, хотя они старались изо всех сил. В их лицах не было и кровинки. Я услышала, как стоящий рядом со мной паренёк судорожно проглотил ком в горле.

Богиня, молю, пусть его не вырвет на рану.

Я напрягла плечи, пытаясь увеличить давление, чтобы остановить красный поток.

— Мне нужна помощь! — завопила я во всё горло, пытаясь докричаться до главного зала, в котором находились раненые и остальные целители.

— Лара? Что случилось? — прозвучал тихий и спокойный голос за моей спиной.

Слава Богине, это Эльн.

Воин вновь начал неистово метаться, и стол жалобно заскрипел. Мы стояли рядом с пациентом, пытались удержать его, старались давить на рану. Внезапно мужчина закричал и, лишившись сил, осел назад. Я сделала быстрый вздох и ответила:

— Осколок вышел чисто, но он истекает кровью.

Без всякого предупреждения рядом с моей головой появилась ещё одна: с грацией серого озёрного журавля Эльн вытянул худую шею, чтобы всё разглядеть. Наставник издал нечленораздельный звук и втянул воздух через нос. Я сжала зубы. Уже долгие годы он был моим учителем, и иногда он считает, что мне нужно преподать урок прямо во время спасения жизни, даже притом, что я поддерживаю своё мастерство долгие годы. Голова Эльна исчезла, но я чувствовала, что он стоит за моей спиной.

— Не мой пациент, не мне советовать, — тихо произнёс Эльн, но его голос был слышен сквозь стоны воина. — Однако что произойдёт после того, как ты остановишь кровотечение?

Я резко хлопнула ресницами. Мой пациент вновь задёргался, и мы машинально двинулись с ним.

— Упрямое дитя… — прошептал Эльн, но я услышала его. — Ты, может, и стала мастером, но научилась ли чему-нибудь?

Я не хотела признавать мудрость этих слов, не хотела смотреть в лицо тому факту, что в крови воина ощущался запах выделений — запах, который до этой самой секунды я не смогла распознать. Но опыт — суровый учитель, более безжалостный, чем Эльн. Я кивнула (из горла вырвался странный всхлип) и перестала давить на рану. Ученики замерли, не понимая, что происходит.

— Ну, мальчики, — спокойно произнёс Эльн. — Пойдёмте со мной.

Я отвернулась, пока они выходили один за другим. Один из мальчиков остановился и посмотрел на меня.

— Почему вы остановились?

Став на колени, чтобы вымыть руки в стоящем на полу ведре, я подняла голову и заглянула в большие юные глаза паренька.

— Эльн объяснит тебе, дитя. А теперь ступай.

Эльн не упустит шанса преподать урок, шанса неторопливо рассказать о мучительной смерти от раны в животе, вонявшей смертью. Рассказать, что хороший целитель знает, когда надо позволить пациенту уйти, что смерть не всегда враг целителя. Рассказать, что хороший врач не может упрямо отказываться признавать предел своих возможностей. Я желала, чтобы им лучше удалось это осознать, поскольку этот урок я никогда не выучу. Трусиха.

Целую минуту я смывала с туники и штанов самые яркие пятна крови. Когда я вернусь во дворец, это может спасти меня от ругани Анны. Она утверждала, что у меня не осталось и клочка одежды, на которую никогда не попадала кровь.

Прохладная влажная ткань облепила мою горячую вспотевшую кожу. Я взяла ещё одну лохань воды и обмыла одеяние и лицо мужчины. Кровь теперь текла очень медленно. Осталось недолго. Мужчина вздохнул и успокоился. Его мышцы расслабились от моего прикосновения.

Да, Эльн предложил бы урок, но я предложила бы умирающему успокоение.

Казалось, вода облегчила его муки, и на секунду я опустила ткань, чтобы перевести дух. Я заставила себя снова ополоснуть руки, ногтями соскребая кровь с ладоней. Ещё минуту я отмывала выбившийся локон и убрала его назад. Мои волосы представляли собой постоянный источник раздражения: локоны никогда не хотели аккуратно лежать на макушке.

Кухня вновь сияла чистотой. В старых казармах не нашлось лучшей комнаты для тяжелобольных. Просторные столы служили хорошую службу, а все стойки и шкаф были заполнены флягами и мисками с мазями и лекарствами. Я посмотрела на их яркие цвета и ложное обещание вылечить все болезни. Там нет ничего, что могло бы спасти этого мужчину.

Звук снизу привлёк моё внимание. Пациент открыл глаза. Я ещё раз взяла воду и ткань. Пока я работала, его взгляд сфокусировался на мне. В глазах воина читался немой вопрос. Я улыбнулась.

— Вы в доме целителей, воин. Вы ранены. Теперь отдыхайте.

Он облизал губы и сощурил глаза.

— Копьё… наконечник сломался… живот.

Я кивнула. Нет нужды говорить. Он знал.

Воин закрыл глаза, затем снова открыл их и впервые, казалось, действительно посмотрел на меня.

— Я сражался вместе с вашим отцом, леди.

Он с трудом дышал. Усилие говорить стоило ему всех сил. Его голос звучал нежно и одновременно мужественно.

Я остановилась. Немного осталось тех, кто мог утверждать, что знал моего отца.

— Я, простите… я вас не знаю.

Казалось, воин не услышал меня. Уголок его рта изогнулся вверх.

— У тебя его глаза, дитя. Такие же необычно синие и мудрые.

Он с трудом приподнял дрожащую ладонь. Я схватила её и сжала. В его глазах сиял странный свет. Возможно, это был отблеск прожитых лет.

— Каким королём был ваш отец! Каким воином!

Он смотрел через моё плечо, вглядываясь в туманы памяти.

— Я скучаю по нему, — спокойно произнесла я.

Судорога боли перекосила лицо умирающего.

— Да, леди, — прозвучал почти беззвучный ответ. —Как и все мы.

Каким-то необычайным образом он собрал весь остаток сил, сжал мою руку и сделал небольшой рывок. Я поднесла ладонь к его губам.

— Ладонь в ладонь. Благословляю тебя, Ксилара, дочь дома Кси, дочь Ксирона, короля воинов, — с резким вдохом произнёс воин и прижал пересохшие губы к моей ладони.

Последний раз я слышала эти слова очень давно. Я поцеловала его в лоб.

— Ладонь в ладонь. И я благословляю тебя, воин дома Кси.

Он улыбнулся, и его рука выпала из моей ладони.

— Ты проявляешь слишком много заботы.

Это снова был Эльн.

Его голос отразился эхом от каменных ванночек, установленных для чистки инструментов. Я проигнорировала слова Эльна и сконцентрировалась на мытье инструментов, готовясь к следующей волне раненых. Опыт научил меня, что затишье в сражении нужно использовать, а не тратить впустую.

— Хороший целитель беспристрастен, непредвзят.

Тело воина унесли для похорон. Он был последним из тяжелораненых.

Маленькая группа несчастных учеников отправились на улицу кипятить бинты и ткань. Не самая приятная работа, но жизненно необходимая.

Эльн поставил варить на огонь ещё больше корней орхидеи. Их сладкий аромат успокаивал нервы. Остальные целители ушли следить за большими котлами с лекарствами от лихорадки. Все, несмотря на скопившуюся усталость, работали и ждали — звуков разгорающегося сражения, ещё больше раненых. Я закрыла глаза, поддаваясь изнеможению, и помолилась об окончании войны, которая велась за пределами городских стен. Помолилась, чтобы воины Огненной земли прекратили использовать свои копья. Помолилась, чтобы мне хватило опыта, и большая часть моих пациентов выжила.

Эльн громыхал флягами и бутылками и, открыв глаза, я начала наблюдать за ним. Мой пожилой учитель! Его длинные руки вытянулись вперёд, пытаясь придать рядам склянок некое подобие порядка. Медленно и непреклонно он аккуратно передвигался на длинных ногах, вымеряя каждый шаг. Прямые седые волосы текли вниз по спине. Всё это лишь усиливало сходство с серым озёрным журавлём. Учитель бросил на меня косой взгляд и покачал головой.

— Как может быть такая хрупкая девушка настолько упрямой?

— Эльн, как долго я была твоей ученицей?

Он многозначительно посмотрел на мою ушибленную щёку.

— Достаточно долго, чтобы всему научиться.

Учитель окинул меня долгим и серьёзным взглядом.

— А как долго я была мастером?

Я промыла ещё несколько инструментов и оставила их сохнуть на ткани.

Он скривил губы и сделал вид, что изучает одну из фляг.

— Достаточно долго, чтобы научиться дерзить.

Я фыркнула.

— Сколько раз ты говорил мне об этом?

— Больше чем могу сосчитать, но это не превращает мои слова в ложь.

Он начал собирать вещи: мы должны проверить раненых и присмотреть за ними.

— Если ты настолько мудра, Лара, тогда почему я вижу вину в твоих глазах?

Я выглянула в кухонное окно. Полуденные тени стали длиннее.

— Я не должна была пытаться достать осколок. Надо было оставить его в покое. Если бы у меня…

— Если бы… – Эльн подошёл ко мне. — Если бы ты оставила осколок внутри, то избавила ли воина от смерти? Ты попробовала. Это все, что ты могла сделать. Все, что мог сделать любой из нас, когда нас переполняют эмоции.

Я вытерла руки и сморгнула слезы, для которых у меня не осталось времени.

— Лучше идём работать.

В переполненном зале, на соломенных тюфяках и койках дремали больные. Мы двигались быстро и уверенно — проверяли повязки, раздавали лекарства и порошки. Ученики носились взад и вперёд, разнося воду и ткань, припасы и инструменты. Как всегда наши лекарства принимали, жалуясь на вкус. Мы игнорировали эти жалобы и шли дальше, осматривая каждого пациента. На втором этаже их лежало ещё больше.

Метательные копья, используемые врагом, очень сильно затрудняли нашу работу. Четыре фута длиной, покрытые острыми металлическими зубцами, они с лёгкостью застревали в ране. Брошенное со спины лошади, копьё рвало плоть и мышцы, без труда калеча человека и затрудняя лечение. Наши воины никогда прежде не сталкивались ни с чем подобным. При этом они никогда не имели дело с армией, которая сражалась только верхом. За умение пускать стрелу за стрелой на скаку со смертельной точностью этих мужчин и женщин прозвали наездниками дьявола. До нас доходили слухи, что воины Огненной земли едят своих мертвецов и вырывают сердца своим жертвам. А также то, что они чёрных, жёлтых и синих окрасов, а глаза у них пылают безумием.

Я пропустила эту болтовню мимо ушей и сконцентрировалась на своей работе. Раненые были благодарны за заботу, а мне же разрывало сердце, как всего лишь доброе слово и прохладная ткань поднимает их дух. Некоторые звали меня Дочерью Крови, но чаще всего меня приветствовали как целителя, кем я и являлась. Кроме всего. В последнее время я не особенно горжусь своим королевским наследием.

Мы шли вдоль больных, мо́я и проверяя раны. Завтра утром придёт небольшая группа помощников (добровольцы из жителей города, да несколько дворцовых слуг) и совершит общее омовение, поменяет постельные принадлежности и горшки с нечистотами. Даже такая помощь нам сильно нужна. Целители и ученики не успевают со всем уследить.

К тому времени, как я опустилась на колени у последнего пациента, на улице уже стемнело.

— Всё в порядке? — проскрежетал мужчина, всматриваясь в глубокую рану на голени, пока я меняла повязку.

— В полном.

— Выглядит не очень хорошо.

Он вытянул палец и коснулся раны. Я схватила его за руку, и он остановился точно испуганный ребёнок.

— Она и не будет выглядеть хорошо, если вы продолжите тыкать в неё пальцем.

Я бросила на пациента сердитый взгляд и перевязала рану.

— Не трогайте.

— Да, леди.

Он смущённо кивнул мне и улыбнулся беззубой улыбкой.

Я встала с пола, и мышцы спины сразу же заныли от боли. Мои двадцать пять лет всей своей тяжестью давили на плечи. Собрав вещи, я спустилась по лестнице, стараясь держать спину как можно ровнее. Эльн был на кухне, мыл руки. Он скривил лицо, когда я взяла немного мыла и ткани.

— Закончила?

Я кивнула.

— Мне некого дать тебе в сопровождение.

Я пожала плечами.

— Не в первый раз я возвращаюсь в замок одна.

— Так не пойдёт.

Секундное молчание.

— Как я понимаю, теперь ты направишься в те палатки? — покорно произнёс он.

Избегая ответа, я погрузила руки в одно из вёдер. Знакомые ароматы трав и смесей действовали успокаивающе, и я вдохнула их полной грудью. С улицы пахло горькими лекарствами от лихорадки.

— Лара, король приказал тебе не ходить туда. Я думал, что возможно…

Его голос стал тише, в глазах читалось сомнение.

— Король? Король — моя забота, Эльн.

Я собрала волосы и попыталась заплести их в косу.

— От ран умирают не только ксиане. Я не могу остановить войну, провозгласить мир, но я не пройду мимо раненого. Мы же поклялись. Забыл?

Эльн вздохнул и протянул мне флягу.

— Вот ещё лекарство от лихорадки. Возьми, а то испортится.

Лекарство от лихорадки испортится лишь через несколько месяцев. Это же фляга из партии с прошлой недели. Скрыв улыбку, я подошла к корзине, стоящей в углу, и осторожно поставила лекарство к другим флягам.

— Благодарю.

— Мне жаль, но я не могу сделать большего.

Эльн тоже начал собираться

Я подняла корзину и, прежде чем раствориться в ночи, захватила кувшин с мазью.

— Эльн, я и не думала, что ты пойдёшь со мной.

— Я дал те же клятвы. — Он склонил голову. — Ксилара…

— Тебе не сойдёт с рук неповиновение королю. — Я одарила его улыбкой. — Он не твой единокровный брат.

Учитель рассмеялся от сожаления.

— С этим не поспоришь.

Я улыбнулась и прежде чем выйти на улицу, остановилась в дверях, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому свету сумерек. На дворе всё ещё стояло лето, но уже не такое тёплое. По вечерам ощущался лёгкий холодок — первый признак приближающихся снегопадов. Поправив корзину на руке и удобнее обхватив кувшин, я пожалела, что не подумала захватить плащ. Ведь когда я закончу работать в палатках, станет совсем темно.

Палатки пленных находились в глубине дворцового сада, а казармы растянулись вдоль южной стены города. Путь предстоит неблизкий.

Я вышла на улицу и сразу же посмотрела наверх.

Я любовалась этим зрелищем почти каждый день, с самого детства, но Замок Водопадов — огромная башня, построенная древними мастерами прямо в склоне горы — всегда поражал моё воображение. Даже в свете звёзд серый гранит стен контрастировал с окружающей зеленью. Множество водопадов, давших название городу и дворцу, с рёвом неслись вниз по утёсам, создавая поразительную по красоте картину. Десять поколений дома Кси трудились над строительством, расширением и декорированием этого дворца, превратив его в сердце всей долины и города. Я прикусила губу, пытаясь вспомнить, какой предок дал имя этому месту. Ксизон? Или всё-таки Ксиред?

Я пересекла внутренний двор и, пройдя через маленькие ворота, очутилась на главной улице. На посту всё ещё стояла прежняя стража, и когда я прошла мимо них, мужчины подняли руки в знак приветствия. Я кивнула им в ответ и растворилась в давке и суматохе улицы. Стоял поздний час — все возвращались домой. Вместо того чтобы повернуть на север к основной дороге, я пошла на юг. Этот путь короче, хоть мне и придётся пройти мимо крестьянского рынка. Надеюсь, все совершили покупки днём, и толпа уже рассосалась. Я шагала так быстро, как только могла, внимательно смотря под ноги. Несмотря на указы о запрете сорить, никогда нельзя быть уверенным, что в любой момент мусор не полетит тебе на голову. Конечно, за это штрафовали, но у охраны слишком мало времени, чтобы разбираться с данной проблемой. У них и так более чем достаточно других неотложных дел.

Лето выдалось на редкость неудачным. Весна принесла, как мы поначалу думали, обычные пограничные набеги тех, кого мы прозвали людьми Огненной земли. Но на этот раз воинов возглавлял военачальник по прозвищу Кошка. Его армия пересекла южные границы и опустошила близлежащие города и селения. Обычно Огненные мародёрствовали лишь на границе, чтобы успеть исчезнуть в раздольных полях без следа. Однако у этого военачальника были другие планы. Он захватывал города и удерживал их, вынуждая жителей клясться ему в верности. Если же против него посмеют восстать, то он убьёт всех мужчин, замучает женщин и детей, и сожжёт город дотла. Всё лето он прокладывал себе путь через долину, оставляя за спиной захваченные земли.

Город Водопадов переполнили беженцы. Король Ксиманд уверил совет и лордов, что этот выскочка будет сокрушён мощью армии Кси. Но за прошедшие месяцы наша армия была оттиснута громоподобными лошадьми военачальника и летящими стрелами неприятеля. В храм целителей стекались раненые и обездоленные. Жители открыли двери своих домов для пострадавших. Город превратился в перенаселённое несчастливое место. Эльн говорил, что приток людей принесёт больше болезней, и я боялась, что он окажется прав.

На сельском рынке не было слышно привычного гула и криков продавцов, расхваливающих свой товар. Покупатели просто не пришли —  повсюду витал страх. Тем не менее, у лавки торговца живностью как всегда было шумно. Привязанные к прилавку всеми возможными способами гуси кричали, гагатали и били крыльями. Цыплята и утки, едва переставляя связанные лапки, гуляли вокруг, создавая какофонию своим квохтаньем. Всюду валялись перья, а в воздухе ощущался запах высохшей крови.

Даже, несмотря на то, что армия неприятеля почти стоит у стен города, верховный правитель Ксиманд проявил ещё больше милосердия к своим противникам. От имени своего народа он издал указ, согласно которому раненых пленных отводили в специально отгороженное место и заботились о них как о собственных людях. Но лицемерие моего брата проявилось в том, что тех немногих схваченных пленных изолировали в самой дальней части садов, за дворцовыми стенами. Их постоянно охраняли и не давали даже самого необходимого. Прошло уже немало дней и стало ясно, что Ксиманд сожалеет о своей общественной позиции. Эти мужчины всё ещё живы лишь потому, что Ксиманду нужно поддерживать образ благородного монарха.

Конечно, никакой другой целитель не осмелился пойти к той палатке. Казалось, король считал, что забота об этих мужчинах — измена высшего порядка. Я упорно боролась за то, чтобы стать ученицей Эльна, и ещё больше старалась получить статус подмастерья, а затем бросила вызов своему отцу, потребовав признать меня мастером. Ксиманд мог запугивать всю гильдию, но я дала клятвы не отказывать нуждающемуся в своих услугах, хотя выбираться к палатке приходилось без всякой поддержки и при большом сопротивлении. Я игнорировала каждого, не позволяя никому сказать мне «нет», но в глубине души я не знала, забочусь ли я о ранах из высоких побуждений или просто, чтобы позлить старшего единокровного брата.

В свою очередь мой брат намекал, просил, требовал, приказывал и запрещал мне эти визиты. Я игнорировала его. Он ругался, разорялся по этому поводу и кричал, но всё попусту. Он продолжал давить каждый день, ссорясь из-за того, что я оказываю помощь этим людям. Давление становилось всё сильнее, и я уже подошла к тому пределу, когда не раз и не два колебалась в правильности своего поступка. Но каждый раз как раненого приносили в палатки и кидали на пол, я снова бросала брату вызов. Я не могла отвернуться, ведь в моей власти лечить и снимать боль.

Однако Ксиманд дал мне ясно понять одну вещь — ни один из заключённых не должен узнать, что я дочь крови. Если кто-нибудь об этом прознает, то, по его словам, он посадит меня на цепь до окончания войны.

Даже я видела смысл в его словах.

Я шла через город, уворачиваясь от животных и людей, телег и фургонов. Их на улице было немало. Люди всех видов и цветов спешили по своим делам прежде, чем рынки закроются, и на улицы выйдет ночная стража. На одном из перекрёстков телега потеряла колесо, и весь её груз вывалился на землю. Повозчики кричали друг на друга, стараясь расчистить дорогу. Я свернула в переулок, стараясь избежать давки. На этих улочках здания строились впритык друг к другу и устремлялись ввысь, блокируя свет. Я с радостью вернулась на одну из главных широких улиц и пошла привычной дорогой.

Сделав несколько шагов, я почувствовала непривычную атмосферу. Казалось, страх сгустился в воздухе. Люди сбились в углах в небольшие группки и что-то обсуждали вполголоса. Торговля располагала к беседе. Интересно, есть ли хоть какие-нибудь вести о Кошке. Я сделала ещё один своего рода обход: прошла через узкую улочку, вышла на рынок специй… и остановилась прежде, чем попала в людской поток. Всмотревшись в красочные флаги на шестах, я нашла телегу Калисы, занимающую место у входа в другой переулок.

Наполовину клонясь к земле от старости, со сгорбленной спиной и скрюченными, раздутыми пальцами, Калиса — одна из тех немногих, кто ниже меня ростом. А ещё у неё самая яркая улыбка и лучший сыр в городе. Но сегодня она мне не улыбнулась.

— Лара. — Как бы то ни было, глаза и ум у неё всё ещё остры. — Ты одна? Это опасно, дитя.

Она слегка наклонила голову и посмотрела на меня.

— Калиса, у меня никогда не возникало проблем…

— Да, были такие времена, соглашусь. Но не сейчас.

Она бросила на меня сердитый взгляд, хотя уже вытаскивала маленький кружок твёрдого сыра.

— Прошёл слух, что наш король нанял наёмников для охраны своей туши. Эти чужеземные вравары ходят по улицам и пристают к женщинам.

Я поставила кувшин и корзину между ног.

— Ещё один слух как тот, что люди Огненной земли имеют синюю, красную и чёрную расцветки и изрыгают огонь изо рта?

Калиса вручила мне кусочке своего самого острого сыра и тонкое печеньице, которое я взяла с большим нетерпением. Во рту потекли слюнки, и я поняла, как сильно проголодалась. Завтракала я очень давно, а вкус сыра был просто восхитителен. Калиса наклонила голову, чтобы заглянуть в мои глаза.

— Ты не слышала?

Я никогда до этого не видела такого серьёзного выражения на её лице.

— Что именно?

— Армия отступила к городским стенам. Приказ короля. Разве ты не слышала горны?

Она отрезала ещё кусочек сыра.

— Говорят, у лорда-маршала были судороги.

Печенье и сыр внезапно потеряли вкус.

— Отступили? Но…

Её белая голова тряслась, когда она вручила мне ещё кусочек сыра.

— Дитя, время от времени нужно отдыхать от работы.

— В последний раз я слышала, что всё в порядке. — Я проглотила ком в горле. — К самым воротам?

— Все с ума сходят. Видишь, моя телега почти пуста — их работа. И сегодня ночью стража удвоена. Тебе лучше вернуться домой. — Калиса толкнула меня уйти. — Да и взгляни туда.

Я посмотрела по направлению её скрюченного пальца, за телеги, в самую гущу толпы, и увидела лорда Дерста на коне в сопровождении сына и наследника Дегнана. На их лицах было написана привычная заносчивая угрюмость. Нет нужды опасаться, что они узнают меня в толчее, и мои странные маршруты станут «секретом, известным всем». Обычно знать являлась во дворец лишь по распоряжению Ксиманда. Что они здесь делали?

У Калисы не осталось сомнений по этому поводу.

— Трусы бежали со своих земель. Я слышала, что они всех бросили.

Я сердито посмотрела на неё.

— За такие слова тебя могут и избить, бабушка.

Она фыркнула.

— Все говорят, что Ксиманд не такой воин как ваш отец, и это правда. А если верен слух, что он баста…

Я сердито посмотрела на неё, и она замолкла на полуслове.

— Не важно. У меня достаточно сыра, чтобы наполнить телегу на завтра, но дальше мне торговать нечем.

Она покачала головой, увидев вопрос в моих глазах.

— Ансер и Майя бежали со стадами, и у меня не осталось молока для работы. Урожай будет плохим, и еды на всех не хватит. Говорят, что некоторые торговцы уже поднимают цены.

Я сунула остаток сыра в рот и потянулась за мешочком.

Калиса остановила меня жестом.

— И не думай, дитя. Это моя благодарность за ту мазь для суставов. Действует превосходно.

Она подняла и согнула руки.

Я улыбнулась, радуясь тому, что её пальцам вернулась гибкость.

— Я принесу ещё одну баночку, Калиса. Обещаю.

— Лучше не выходи из замка, не подвергай себя лишнему риску. А теперь ступай. Скоро придёт мой внук и отвезёт меня домой.

Она начала собирать вещи, а я продолжила путь, полностью погрузившись в раздумья.

Лорд-маршал Уоррен казался очень самоуверенным в своей способности загнать в угол армию военачальника. Я совершенно не разбиралась в тактике и передвижении войск, но отец считал Уоррена превосходным генералам и верил в него. Что-то, должно быть, пошло не так как надо. Это объяснило настроение города, ведь враг стоит у самых ворот. Я ускорила темп.

Оглянуться я не успела, как оказалась перед стенами дворца — утешительными символами силы. Охранники у ворот поприветствовали меня, привыкнув к моему распорядку дня. Пройдя через ворота, я свернула на дорожку, ведущую в заросли.

Мать Ксиманда очень любила цветы и растения. Ни один час она провела, отдавая садовникам распоряжения с целью создать тщательно продуманные сады удовольствия. Наверное, отсюда и пошли слухи, что Ксиманд бастард, плод любовной интрижки его матери. К тому же, она приехала из отдалённого королевства, чтобы выйти замуж за нашего отца, а мои люди питают глубокую неприязнь ко всему иностранному. Отец думал, что потенциальный союз стоит столкновения с нетерпимостью народа, но я не раз слышала, что ему и королеве пришлось нелегко.

Конечно, мой отец отрицал все слухи, признал Ксиманда как собственного сына и наследника и поклялся, что он точная копия своего дедушки, но слухи так и не умерли. Старики-ксианцы не помедлили указать, что Ксиманд совершенно не похож на отца. Этот факт ранил брата точно нож. Даже после того как его признали наследником, даже после восхождения на престол, это пятно, казалось, ему будет никогда не смыть.

Мать Ксиманда умерла, а у моей матери, младшей дочери лорда ксиан, не было ни малейшего интереса к работе, необходимой для сохранения садов удовольствия. Огороды поддерживали в должном порядке — это разумно, ведь они имеют практическую ценность. Однако мама не видела никакого смысла в пустом времяпрепровождении. Это то немногое, что я знаю о своей матери, поскольку она умерла, рожая меня.

Дорожка вела через деревья, кустарники и бесконтрольно разросшиеся тернии. Часть шиповника уже давно пора срезать. Сегодня заросли меня не остановили, хотя я взяла на заметку, что позднее нужно обязательно разобраться с этой проблемой.

Из-за гущи растений дорожка стала тёмной и узкой. В конце концов, я выбралась на расчищенный участок, на котором стояла большая парусиновая палатка. Именно здесь держали раненых врагов.

Первый часовой даже не окликнул меня, просто махнул рукой — «мол, проходи». Он облокотился на своё копьё, словно стараясь хоть немного поспать. Немного пыхтя, я пошла вперёд. Я устала. Кажется, мои визиты всегда занимали больше времени, чем я планировала. Сегодня вечером во дворце собрался высший двор, но моё отсутствие не будет замечено. Или отмечено. Я редко его посещала.

Второй часовой стоял прямо у входа в палатки. Обрадовавшись, что сегодня дежурит Хит, я ускорила шаг.

Он не был рад меня видеть. Одна его рука сжимала копьё, другая решительно лежала на бедре. Круглое лицо, обрамлённое локонами того же цвета, что и мои, стало мрачнее тучи.

— Лара, — поморщился он. — Тебя здесь быть не должно.

Он дёрнул голову в направлении палатки.

— Не думаю, что они ценят твою помощь.

Не отпуская своей ноши, я остановилась рядом с Хитом и посмотрела прямо ему в глаза. Сначала я бросила на него грозный взгляд, а затем улыбка медленно расползлась на моём лице. Я стояла перед своим другом детства, все тучи сбежали с его лица, и он улыбнулся мне в ответ. Я опустила глаза и попыталась не рассмеяться, подошла к нему, и он положил ладонь на мой загривок и потянул к себе, пока наши лбы не соприкоснулись. Мы делали так с самого детства — это стало нашим особым приветствием. Конечно, теперь Хит намного выше меня, и ему приходится опускать голову и наклоняться, чтобы достать до моего лба.

Анна говорила, что я то, что надо — не слишком высокая, но и не слишком низенькая. Но иногда мне хотелось вырасти ещё на один дюйм или два.

Я отстранилась от Хита и улыбнулась.

Хит внимательно посмотрел на небо, словно ища знака, а затем обратил своё внимание на меня.

— Если кто-либо спросит, ты приказала, чтобы я отошёл в сторону.

Я улыбнулась ещё шире.

— Большое спасибо, Хит.

— Я никогда не мог тебе отказать, пташка. — Хит со вздохом откинул край палатки. — Я уже приказал нагреть чайники. — Взгляд стал серьёзным. — Моя смена заканчивается через три часа. Следующим дежурит Арнит, так что к тому моменту тебя здесь быть не должно.

Я сморщила нос, и Хит скорчил рожицу мне в ответ. В Арните есть что-то такое, отчего кожа начинает чесаться. Совсем недавно Ксиманд назначил его главой дворцовой стражи, несмотря на наличие более подходящих кандидатур. Я избегала этого человека, как только могла.

— Я успею.

Хит закатил глаза.

— Ты не первый раз мне это говоришь. Будь осторожнее, пташка.

Он пропустил меня внутрь.

Я вошла в палатку.

Первым в нос ударил запах. Запах травы, крови и смерти. Мужчины лежали вплотную друг к другу, большинство на тюфяках, а не койках. Здесь не было учеников или помощников, которые могли бы расчистить место, помыть бельё или обмыть раненых. Мне приходилось обходиться тем, что есть, хотя этого явно не хватало.

Когда я впервые пришла к ним, никто не разрешал мне к себе прикасаться и не желал со мной разговаривать. У этих людей плавная быстрая речь, и я с трудом понимала, о чём они говорят. Я проявила настойчивость и ослиное упрямство, и, в конце концов, некоторые разрешили о себе позаботиться. Все мужчины очень сильно отличались внешне: от светлой кожи до сильного загара, почти к жёлтому — но одно у них было общее. Все истекали красной кровью и жаловались на мои лекарства. Слава Богине, некоторые весьма сносно говорили на торговом языке и стали мне переводить.

Я подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, поприветствовала двух охранников, стоящих внутри, и прошла вглубь палатки. Как только я вошла, наступила полная тишина. В воздухе чувствовалось напряжение. Как только мужчины увидели, что это я, они расслабились — почти незаметно, но только почти. Моё появление — это сигнал, что им разрешат искупаться, постирать одежду и сменить постельные принадлежности, насколько возможно. В отличие от моих пациентов ксиан, эти мужчины предпочитали быть чистыми. Они даже бормотали своего рода молитву, когда проливали воду.

— Лара.

Я повернулась и увидела, что ко мне подошёл Рэйф, невысокий худой мужчина со светлой кожей, глубокими тёмными волосами и карими глазами. Его лицо всегда освещала улыбка. Один из самых молодых, он первым позволил мне осмотреть себя и помог выучить язык. И хотя в моих знаниях всё ещё оставались пробелы, я часто пропускала слова или использовала их неправильно, большую часть времени я понимала о чём мне говорят. Казалось, эти мужчины не верят, что я смогу позаботиться о них. Конечно, я не могу помочь им со странными головными болями, от которых они страдают, но могу исправить иной вред.

— Рэйф, надеюсь, тебе лучше, — медленно проговорила я, пытаясь вырвать правильные звуки из своего горла. Я внимательно осмотрела рану, красовавшуюся на лице воина. Вроде бы хорошо заживает.

Рэйф скривил рот.

— Ты всё ещё говоришь как дети на уроках.

Мы вместе прошли к столу, стоящему в центре палатки. Я разложила свои припасы, порылась в корзине и, достав флягу, протянула её Рэйфу.

— Намажь этим рану, Рэйф. Шрам будет меньше.

Он взял флягу, но нахмурился.

— Зачем? Это шрам чести.

— Плоским и жёстким он шрамом чести быть не перестанет.

У этих мужчин очень странные представления о ранениях. Рэйф нахмурился, но флягу не отдал.

Мужчины в палатке уже развили бурную деятельность, но Рэйф переминался с ноги на ногу, словно и не собирался идти купаться. Тень омрачала его лицо.

— Что-то не так? — спросила я.

Он заколебался и тихонько ответил:

— У нас новенький. — И указал подбородком вглубь палатки. Я заметила несколько мужчин, сгрудившихся вокруг одной из кроватей. — Не могла ли ты…

Я взяла корзину и подошла к кровати. Лучше сначало узнать, с чем придётся иметь дело, а уж потом идти проверять остальных.

Когда я приблизилась, некоторые из мужчин отошли на солидное расстояние. Но двое громил остались стоять у койки. Не отрывая глаз от пациента, я поставила корзину на землю и встала на колени, чтобы всё рассмотреть.

Это был огромный темнокожий мужчина, занявший собой всю койку. Чёрный, как ночь, как сварочное железо. Слухи верны. Я отдышалась, и на секунду задумалась, изрыгнёт ли он на меня пламя. Но здравый смысл взял вверх, и я принялась за осмотр. Завёрнутый в плащ и одеяла, больной лежал с открытыми глазами, но невидящим взором. Пот стекал с его лба и коротко подстриженных тёмных волос, подобно которых я никогда не видела прежде. Несмотря на необычный цвет кожи, он страдал от боли, как и всё остальные.

Грубая повязка пересекала корпус чуть выше паха, и у меня пересохло во рту. Пожалуйста, Богиня, только не ещё одна рана живота. Я вытянула руку, и один из мужчин схватил меня за запястье.

— Что ты творишь?! — Его голос звучал грубо и резко, но я смогла понять его. Тёмные, чёрные глаза сверлили меня, ладонь сильнее сжала запястье. Широкое, круглое лицо смуглого цвета, и пусть не столь чёрное как у раненого на койке, он был темнее большинства. В голове промелькнуло: «может, я и синего увижу?» прежде, чем мужчина вновь вывернул мне руку.

— Я целитель.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты брэгнект, — процедил он сквозь зубы.

Я не знала этого слова, но подозревала, что такому детей не учат.

Я осторожно отстранилась, стараясь не вызвать новую вспышку гнева.

— Я могу ему помочь. — Я продолжила смотреть громиле в глаза. — Я помогу ему.

Он сделал паузу, изучая меня.

Из темноты раздался голос:

— Пожалуйста, Жоден. Она целительница, — спокойно и серьёзно произнёс Рэйф, подойдя к нам. — Мы сторонились её поначалу, но она может помочь.

Жоден упёрся в него взглядом.

— Эта? Жрица-воин?!

Рэйф покачал головой.

— Ещё лучше — целительница. — Он использовал слово моего языка, а не своего. — Когда она впервые пришла, она показалась нам безумной, и мы попытались прогнать её, но она продолжала упорствовать. — Он повернул лицо, чтобы показать свой шрам. — Видишь? Она многим помогла, Жоден. Я могу поклясться бескрайним небом, если пожелаешь.

Жоден перевёл взгляд с меня на раненого и пренебрежительно оттолкнул моё запястье.

— Если навредишь Симусу, я убью тебя.

Я объяснила, что мне нужно на языке жестов.

—Перенесите его с койки на тюфяк.

Жоден начал разворачивать одеяла.

— Разверните его и протрите влажной тканью лицо, руки и грудь. Мы должны сбить температуру. С раной и повязкой я разберусь сама.

Один из молодых воинов — с кожей светлее, чем у Жодена, и длинными тёмными волосами, заплетёнными в косы — вышел вперёд, чтобы помочь.

— Рэйф? — Я села на корточки. — Я понятия не имею, можно ли его лечить, как всех остальных? Мои лекарства точно ему помогут?

Он выглядел озадаченным, как и все мужчины вокруг.

Я откашлялась.

— Я никогда не лечила таких, как он.

— Нет никакого различия… — начал Рэйф. Я положила руку на лоб больного, и Рэйф проследил за моим жестом. — Ты имеешь в виду его кожу?

Я кивнула и убрала руку, быстро посмотрев, не перешёл ли чёрный цвет на мои пальцы.

Рэйф фыркнул:

— Мы разные только внешне. — Он хитро посмотрел на Жодена. — Хотя некоторые утверждают, что Симус это не сплошное ходячее обаяние.

Жоден проворчал, но я заметила небольшую улыбку. Порывшись в корзине, я достала небольшую флягу с корнем орхидеи и вручила её юноше с косами.

— Ты?..

— Прест.

— Попробуй заставить его сделать два глотка этого снадобья. Но только два, не больше. Это облегчит его страданья, пока мы будем чистить рану.

Прест кивнул.

— Я вернусь, как только осмотрю остальных. — Я встала. — Сверните края палатки. – И крикнула: — Попробуем проветрить это место.

Мы уже поступали так раньше, пуская в палатку немного чистого и свежего воздуха. Стражу это не радовало, но они позволяли делать то, что я находила нужным. Как только тент подняли, я увидела охранников, окружавших палатку с внешней стороны. Ксиманд не любил рисковать.

Как только мужчины зашевелились, я встала и осмотрела других своих пациентов, проверяя раны, используя бальзамы и микстуры при необходимости. Первоначально меня отталкивали и всячески грубо со мной обращались, как только я пыталась помочь. Но со временем я заслужила терпение большинства и доброе отношение единиц. Но теперь все по-другому. Хотя мужчины хорошо ко мне относились, я могла сказать, что их внимание целиком было приковано к новому пациенту. Некоторые из тех, кто раньше никогда со мной не разговаривал, даже пытались расспросить меня о состоянии этого человека.

Кем бы ни он был, я подозревала, что это важная птица.

Принесли чайники с горячей водой, и началось купание. Я раздобыла тайком немного старого мыла, давным-давно забытого в дворцовой кладовой. От него слабо пахло цветами, но оно было мягким и хорошо очищало кожу. Я никогда не упоминала в замке о купаниях. Представьте только общественную реакцию, когда придворные узнают, что дочь крови разгуливает в палатке с голыми мужчинами. По каким-то причинам никому не приходило в голову, что целителю приходиться иметь дело с обнажённой плотью.

Я собрала старые туники и штаны, чтобы у Огненных была запасная одежда. Каждый стирал свою одежду, а страже приходилась выносить мокрое белье на просушку. Когда чужеземцы разделись для купания, я впервые увидела татуировки, которые каждый воин носил на обеих руках — разнообразнейшие картины, в которых я не видела ни малейшего смысла. Я попыталась расспросить о значении этих рисунков, но мне нагрубили в ответ.

Прежде, чем вернуться к своему новому пациенту, я подошла к охранникам у входа. Старший указал подбородком вглубь палатки.

— Он плох, леди?

— Да. Мне придётся чистить рану. Будут крики.

Стражник поморщился.

— Да, тут без криков не обойдёшься. Я предупрежу остальных.

— Спасибо. — Я подняла голову. — И нам бы не помешало принести ещё немного воды.

Он вздохнул.

— Вы же знаете приказы короля… — Стражник замолк, как только я посмотрела на него. — Да. Больше воды, хорошо.

Он выкрикнул приказ через полог палатки, а я повернулась вернуться к своему новому пациенту.

Мужчину раздели и положили на тюфяк. Сбоку от него стоял Прест и тщательно сворачивал одежду в аккуратную груду. Встав на колени, я увидела, что больной выглядит лучше. Бисеринки пота исчезли, глаза закрылись. Дыхание тоже стало легче. Вместо татуировок на тёмной коже красовались шрамы, но казалось, что и они образуют единый рисунок.

— Два глотка, — сообщил Прест. Я кивнула, но мой взгляд уже был поглощён раной. Я махнула мужчинам уйти со света и наклонилась рассмотреть её.

Рану укрывал плащ больного. Ткань пропиталась кровью, и та засохла, образуя корку. Я взяла свежую воду и промочила материю, отдирая её от струпьев. Очевидно, что ему оказали первую помощь на поле боя, но с тех пор раной пренебрегали. Я посмотрела на Жодена.

— Ты это сделал?

Жоден заворчал.

— Это всё, что я успел сделать прежде, чем нас схватили.

Я скривила лицо, давая знать, что всё поняла, и продолжила работать в тишине. Отодрав плащ, я отбросила его в сторону и впервые хорошо осмотрела ногу.

Выглядела она плохо. Рана шла с самого паха, углубляясь по длине бедра. Края раны опухли, внутри скапливался белый гной. В плоть попали трава, грязь и мелкие камни. Я аккуратно прикоснулась к краям и ощутила жар, исходящий от тела. Я прикусила губу.

— Он потеряет ногу? — Надо мной возвышался Жоден.

Я подняла голову и впервые заметила, что на Жодене нет никаких повреждений. Но мои глаза снова метнулись к зияющей ране. Я пожевала губу и произнесла:

— Не знаю.

Мужчины вокруг нас недовольно забормотали, но у меня не было времени нянчиться с ними.

— Сначала прочистим рану. — Я повернулась к своим флягам и взяла нужную бутыль и ткани. — Это болезненная процедура. Я предупредила охранников. Но мне нужна ваша помощь, нельзя дать ему двинуться.

Жоден упал на колени рядом со мной, но не сделал ни единого движения помочь.

— Я ждал гласа, и элементали внемли мне, — произнёс он скорбным тоном. — Надо было даровать ему милосердие и покончить с этим.

Люди вокруг меня отшатнулись в испуге.

— Ты не смог даровать ему милосердие? — тихо спросил Рэйф с широкими от ужаса глазами.

Я подняла голову. Лицо Жодена было измучено и выглядело серым на свету. Мне рассказывали об этом обычаи: люди военачальника убивали собственных товарищей на поле боя — но я не поверила этим россказням. Я поднялась с колен, впившись взглядом в них всех, а затем ткнула пальцем в грудь Жодена, привлекая его внимание.

— Ты этого не сделаешь. Зайти так далеко, только чтобы твой то… — Я не смогла закончить слово. — Нет. Я не позволю.

Он посмотрел на меня, и мне показалось, что позади боли в его глазах промелькнул смех.

— Возомнила, что сможешь спасти его? Вместе с ногой?

— Я хочу попробовать. — Я впилась взглядом в Жодена. — Думаю, у нас есть надежда.

Он снова успокоился, смотря на мой пальчик посередине его широкой груди, и медленно кивнул.

— Мы попробуем, целитель. — Незнакомое слово завоевало популярность в его языке. — Будем надеяться.

Я снова присела на корточки. Жоден жестами раздал указания остальным.

— Я не смогу удержать его в одиночку. Он сильный, не ошибитесь.

К нам подошли ещё трое мужчин. Каждый, вместе с Рэйфом, Престоми и Жоденом, сели на землю и схватили раненого. Я приблизилась и рванула повязку.

Мужчины напряглись. Жоден нахмурился, глядя на меня, и пробормотал что-то о песнопении.

Рэйф фыркнул.

— Она не использует заклинаний, Жоден. Не призывает к стихиям.

— Нет?

Он выглядел немного разочарованным.

Я проигнорировала все комментарии и приступила к работе. Мы прекрасно справлялись приблизительно три вздоха. Я даже убедила себя, что корень орхидеи усыпил пациента на всю процедуру. Но как только я расширила рану, он начал извиваться под нашими руками.

— Нет! Нет! — грохотал его сильный голос, и он затрясся, пытаясь отбросить нас в сторону. Слава Богине, на этот раз в помощниках у меня крепкие мужчины. Ученики в мгновения ока полетели бы в воздух.

— Ещё народу. Ну! — Тихой команде Жодена повиновались, и к нам подошло ещё больше мужчин. Жоден переместился к голове больного и положил свои большие ладони на широкие плечи друга.

— Симус, ты ранен. Мы должны обработать рану. Лежи спокойно.

Симус не внимал его просьбе.

— Воины! Ко мне!

Я была рада, что предупредила охранников, поскольку этот мужчина обладал громогласным голосом. Я работала так быстро, как только могла, боясь причинить вред от излишней спешки. Рану нужно очистить, и лучше сделать это с первого раза.

— Жоден! — крикнул Симус, корчась под нами.

— Я здесь. — Жоден наклонил голову набок. — Я здесь. Держись, друг. — Он впился в меня взглядом. — Быстрее.

Я проигнорировала его слова.

Прест обеими руками, всем весом, давил на предплечье.

— Мы можем прижечь её.

— Замолчи! — зарычала я.

Симус выл и выгибал спину. Я присела на корточки, когда мужчины повалили его на тюфяк. Краем глаза я заметила, что остальные смотрят на нас полными ужаса глазами.

— Почему её нельзя прижигать? — спросил Жоден. Он успокаивающе проводил руками по голове Симуса, поглаживая большими пальцами виски друга. Здоровяк успокоился, и я удвоила свои усилия.

— Если я прижгу рану, то останется глубокий рубец. — Я старалась подобрать правильные слова. — Он не сможет ходить. Возможно, даже ездить верхом.

Жоден понимающе заворчал.

Наконец я очистила рану. Я обвязала ногу так туго, как только могла, используя свежие бинты, отстранилась и посмотрела на свою работу. Моя публика тоже смотрела.

Жоден нахмурился.

— Ты не зашила её.

— Нет. — Я посмотрела на него. — Рана должна заживать открытой. Если я её закрою, зашью, то… — Я с грустью покачала головой. — Гной. Станет плохим.

— Загноится, — повторил Рэйф, подойдя ко мне.

Это самый плохой вариант, но я согласилась с переводом.

Казалось, Жоден всё понял и с грустью посмотрел на Симуса. Теперь, когда мы закончили, раненый погрузился в беспокойный сон. Я вытянула ладони к воде, дабы умыться, и увидела, что у меня дрожат руки.

— Нет. — Жоден поднялся, встал рядом со мной и протянул мне руку. — Мы позаботимся о нём.

Я кивнула и взяла его за руку, разрешая поднять себя на ноги. Мои ноги онемели, и я нетвёрдой походкой подошла к столу, на котором оставила корзину. Солнце зашло, пока мы работали, и палатка погрузилась во тьму. Купание окончилось, и я видела, что люди чувствуют себя намного лучше.

Конечно, запах тоже стал лучше.

Я нашла флягу от лихорадки и снова опустилась на колени около Жодена. Кажется, Симусу стало легче: дышал он немного медленнее и глубже.

— Моя благодарность, — прогрохотал Жоден.

Я улыбнулась.

— Вам нужен уход?

Казалось, он закрыл свои эмоции от меня.

— Нет. Я не ранен.

И тут прозвучал рог, возвещающий смену караула. Я опоздала.

— Жоден, возьми это. — Я положила флягу в его ладонь. Жоден посмотрел на густое коричневое содержимое.

— Намажь мазь на кончик пальца. — Я опустила палец и показала ему. — И положи палец ему в рот. Делай это каждый час.

Я открыла рот Симуса и, засунув палец, растёрла лекарство по нёбу.

— Это поможет сбить температуру.

Он слушал и смотрел, поглощая сведения.

— Ты вернёшься?

— Да. Завтра. — Я снова встала и вытерла руки о штаны. — У Преста есть корень орхидеи. Используйте его, если он станет сильно ворочаться. Но только два глотка за ночь. Если понадобиться, то после восхода солнца можете дать новую дозу.

Пришло время для смены караула. Новые стражники закричали, чтобы мы немедленно опустили тент, и я услышала собственное имя. Кажется, явился Арнит. Надеюсь, что нет.

Мой пациент вздохнул и, казалось, немного расслабился. Прест продолжил омывать его лицо и руки. Я взяла окровавленный плащ и использованную при очистке ткань и связала всё в один узел. Их можно прокипятить и использовать ещё раз. И тут я нащупала что-то холодное и гладкое. Я поднесла находку к глазам, пытаясь рассмотреть вещь в тусклом свете.

Это была брошка из оникса с изображением большой хищной кошки по центру. Жёлтые глаза зверя дерзко и ярко мерцали. Казалось, свет исходил откуда-то изнутри. Особенно у глаз. Мои собственные глаза расширились, как только усталый разум осознал, что именно я нашла. Я знала, что означала эта брошь. Мой пациент — генерал, лидер армии военачальника. Богиня! Ксиманд убьёт его.

Мои глаза метнулись к Жодену. Осознав, что я всё поняла, Жоден с испугом посмотрел на меня и сузил глаза. Он сжал руку, словно ища рукоять кинжала на поясе. Если бы оружие оказалось у него под рукой, не уверена, что я покинула бы палатку живой. Воин открыл рот, желая что-то сказать, но тут появилась охрана.