СТР 55 НАУКА И ВНЕ DR. АЛЬБЕРТ МАРКОНИ

За концепцию зомби мы должны благодарить две стороны: муравьев и собаку, которая скорее всего умерла более десяти тысяч лет назад. Начнем с собаки

Прежде всего нужно представить человечество, в том виде, в каком оно тогда существовало. Сельское хозяйство было новшеством, радикальной практикой, которая, должно быть, выглядела как магия. Поселения становились больше. Люди повсюду боролись с переходом от кочевых разрозненных племен охотников на газелей и собирателей ягод в лесах к ежедневной близости к десяткам незнакомцев в чем-то, что можно было назвать деревней.

Все это должно было быть пугающей и весьма стрессовой переменой для наших древних предков. Да, с одной стороны, внезапно стало больше пищи, комфорта и свободного времени, чем люди когда либо знали. Но на каждом этапе появлялись сводящие с ума трудности. Расцвел язык. Люди выработали способность мыслить словами, по сути создав полностью новую схему для своего разума, при помощи которой он впервые смог создать абстрактную мысль. А с ней и вопросы. Человек должен был понять свое место во вселенной и свои отношения с творцом. Но это не стало началом науки. Это было рождение предрассудков. Все, чего человек не понимал, он восполнял при помощи новообретенной способности к познанию. Вселенная, окружавшая этого человека, была порождена потрясающей новой силой, названной воображением.

В этот момент появились предрассудки, связанные с мертвецами. Разлагающаяся плоть – рай для бактерий и заразных болезней. Человек уже давно понял, что слишком долгое время, проведенное с мертвецами, грозит ему болезнью и даже смертью. Чтобы предотвратить это, они стали хоронить или сжигать тела в особом месте, в отдалении от остального племени.

Так, однажды, умер некий безымянный и давно забытый человек. Его друзья похоронили его в неглубокой могиле, согласно своему новообретенному обычаю. Но потом пришла собака или волк, учуявший под слоем рыхлой земли соблазнительный запах подгнившей плоти. Собака начала копать и нашла руку. Она вытащила её из земли зубами, но потом на что-то отвлеклась и убежала. Затем друзья умершего пришли снова, и что они увидели? Бледная рука мертвеца, пробившаяся через землю и устремленная к небу. Их друг, несмотря на то, что точно был мертв, пытался сбежать из своей могилы и пойти гулять! Таким образом ожившие мертвецы появились в нашей культурной памяти раз и навсегда. Эта картина, бледная, разлагающаяся рука, высовывающаяся из могилы, и поныне украшает бесчисленные постеры фильмов ужасов и обложки романов. Из этого первобытного страха развилась целая мифология зомби, вампиров и бессчетного множество других вариантов из разных времен и культур.

Но почему этот страх столь глубоко укоренился? В конце концов, едва переставляющий ноги разлагающийся человек должен представлять меньше физической опасности, нежели быстрый, сильный трудоспособный человек, в той же мере желающий зла. В случае чего, от такого человека легче убежать, легче перехитрить и в конце концов уничтожить. Почему же человечество уже многие века мучается страхом перед противником, которого так легко побороть?

Чтобы найти ответ, мы должны обратиться к муравьям.

Как я уже упоминал ранее, еще до начала цивилизации сельское хозяйство должно было казаться ранним людям пугающе бесстыдным способом уподобиться Богу. Почему нужно отказываться от орехов, ягод и добычи, дарованных тебе провидением, и вместо этого сажать и выращивать свои собственные?

Должно быть, в древности это было аналогом современных безумных ученых, обещающих вырастить ребенка в пробирке. Это разногласие среди древних людей нашло свое отражение в мифологии через историю об Адаме и Еве. Решение отвергнуть самоподдерживающийся сад в пользу пищи, в поте лица выращиваемой на земле. Но этот дерзкий вызов природе – то, чего нету больше ни у одного создания в мире – был нужен человеку, чтобы принять (или поверить, если вам так больше нравится) то, что он уникален. Благословлен. Божественен. Планета существует для того, чтобы он взял её, и он должен был поверить, что ему предначертано покорить её. Поэтому человечество уверовало в себя, как в вечное создание, стоящее над- и за гранью физического. В возможность выбора, тогда как остальные твари и рыбы функционировали лишь только в соответствии с простой математикой грубого инстинкта. Действия медведя можно свести к голоду или страху, тогда как человек мог принимать решения,

поскольку обладал этой неуловимой, но всемогущей искрой. Это то, что делает человека человеком.

Но потом человек увидел муравьев.

Совершенно точно, ни один из них сам по себе не обладал той же искрой. Ни один муравей не создавал предметы искусства, не влюблялся, не чувствовал верности. Ни один муравей никогда не обдумывал решение – муравьи бездумно следовали по следам феромонов, до такой степени, что если бы он замкнулся кругом, вся колония ходила и ходила бы кругами, пока не умерла бы от истощения.

Но при этом они создавали протяженные колонии с отдельными камерами для выведения личинок, отходов и складирования. Они выращивали и собирали грибы для пропитания. В туннелях была предусмотрена вентиляция, бережно поддерживающая температуру и качество воздуха. Человеку потребовались бы годы учебы, чтобы овладеть всеми многочисленными принципами и навыками, необходимыми для постройки столь же сложной конструкции, что и созданная бездумными муравьями.

Так что же делает людей такими особенными? Что толку в том цветущем чуде, что мы называем воображением или внутреннем монологе, который мы зовем разумом или личностью? В чем ценность той божественной искры, которая, как мы считаем, дает нам власть над всем, включая муравьев? Все наши величайшие достижения, по всей видимости, могут быть повторены без неё.

Вот почему мы боимся зомби. Зомби выглядит как человек, ходит, как человек, ест и в других смыслах полностью функционирует, даже лишенный этой искры. Это отражает мучительное сомнение, лежащее в глубине сердец даже самых фанатичных верующих: это то, что скрыто за всеми вашими милыми песнями и витражами, то, что вы есть на самом деле. Ковыляющее мясо.

Наш истинный страх перед зомби заключается не в том, что они нас укусят и превратят в себе подобных. Наш страх заключается в том, что мы уже зомби.

 

8 дней, 12 часов, до резни в Ffirth Asylum

Джон отметил, что скорость распространения паники и херни, рвущейся из Неназываемого, можно было измерять в милях в час.

Они съехали с шоссе, чтобы заправиться примерно через час езды к северу от города, и тогда все казалось лишь слегка ненормальным. Магазинчик на заправке был полон, но не забит битком. Джон купил сигарет, две банки Red Bull и даже поболтал с девчонкой за стойкой о том, что происходит. Она уговорила его взять пару хотдогов, медленно вращающихся на подогреве уже примерно неделю. Эми схватила огромный мешок клубничных конфет и самую большую бутылку диетической газировки, какая у них была. Эми расплатилась, и Джон пообещал вернуть ей. Затем у него случился приступ паники, когда он начал подумал о том, жив ли вообще тот парень, который выписывает ему чеки каждые две недели. И цел ли еще тот банк, где у него был счет. А если нет, тогда что? У него ничего не было. Только одежда на нем.

Потом, когда они с Эми остановились у другого магазинчика в двадцати пяти милях дальше по дороге из-за того, что им обоим срочно понадобилось в туалет по разным причинам, место уже напоминало дурдом. Очереди к заправками стояли до самой улицы, перекрыв движение – людям приходилось ждать в очереди, чтобы въехать на заправку. Вода в бутылках, молоко и хлеб были буквально сметены с полок. Индус за прилавком спорил с кем-то на счет ограничение на выдачу в одни руки, который он только что установил на все товары в магазине. Все кричали в телефоны, чтобы собирались, забирали детей из бейсбольных секций и ехали к маме. «Да, сейчас», - говорили они. Комендантский час грядет. Законы военного времени собирались объявить в трех округах, а может и во всем штате. Или все стране.

Слова «Террористическая атака» были ключевыми в разговорах. Биологическое оружие, выпущенное сошедшим с ума копом, ставшим шахидом. От этой штуки кожа отгнивает от костей, она въедается в мозги и заставляет убивать своих близких. Чрезвычайно заразная. Бессчетное множество зараженных могли покинуть город, прежде чем правительство закрыло его. Известно лишь то, что мы все можем быть заражены. Кто-то считает, что этого и хотело правительство. Кто-то – что правительство само выпустило заразу.

Джон и Эми выбрались оттуда так быстро, как только могли, не задержавшись даже, чтобы купить что-нибудь в благодарность за пользование туалетом, что Эми назвала своей обычной практикой. Джон ответил, что это было одним из тех правил, что приостанавливаются на время апокалипсиса.

Джон старался сохранять спокойствие, поскольку Эми уже была на взводе, а паника лишь умножается, когда страхи двух людей начинают подпитывать друг друга. Пошлет ли за ними правительство людей из-за того, что они нарушили карантин? Знают ли они, как выглядит Бронко? Он не знал.

Они направлялись обратно в университетское общежитие Эми, поскольку им буквально некуда было больше идти. Но Эми по-прежнему продолжала задаваться вопросами. Придут ли за ними? Если зараженные опасны, не нужно ли достать оружие или что-нибудь в этом роде? Джон считал все эти вопросы отличными, но не был точно уверен, что ему следует предпринять в отношении любого из них. Предположим, они избавятся от Бронко. Что потом? Идти пешком? Угнать машину?

Да, может быть кто-то в конце концов заявится в общежитие, если они задержаться там слишком надолго (хотя он считал, что у правительства сейчас есть проблемы посерьезнее), но, черт возьми, им нужно было где-то остановиться, сесть и организоваться заново. В последний раз он спал прошлой ночью на стуле в полицейском участке, да и то лишь пару часов. Ему просто нужно было… Перезагрузиться. Выпить чего-нибудь.

Да, было бы круто иметь огнемет, дробовик и десять-двадцать коробок с патронами. Их не было. Также у него не было денег, чтобы купить оружие, а если бы и были, он был уверен, что очереди за ним во всех магазинах начинались уже с улицы, оборачиваясь вокруг магазина. Все оружие будет распродано вместе с патронами, наборами для чистки и ножами. Также будут распроданы походные принадлежности, таблетки для очистки воды, газовые баллоны, батарейки, ручные аварийные радиопередатчики и т.д. и т.п. В этой части страны дефицит боеприпасов возник на следующий же день, когда они узнали, что президентские выборы выиграл не белый. Они ожидали подобного дерьма.

Не то чтобы Джон критиковал, поскольку знал лучше любого из них, что надвигалось – что надвигалось на самом деле – и вот он где: ведет в ночи потрепанный Бронко Дэйва, из всех необходимых вещей не имея даже фонарика. Но сказать так Эми он не мог. Черт побери, ему нужно было выпить. Просто чтобы все вошло в русло.

Джон обругал себя. Или, скорее, обругал прошлую версию себя за безрассудство и за то, что подвел текущую версию себя. Все, что могло оказаться полезным, сейчас находилось в багажнике Кадиллака. В последний раз, когда он его видел, Кадиллак был припаркован около палатки с буррито, но теперь уже его либо увезли на штрафстоянку, либо угнали, либо сожгли, либо перевернули во время беспорядков.

Они были на съезде с шоссе, направляясь к кампусу Эми, когда её телефон звонком оповестил о текстовом сообщении (это была «Одна ночь в Бангкоке», шутка, понятная только ей и Дэйву). Эми открыла его, а потом состроила такое лицо, как будто официант в ресторане заклеймил живую визжащую свинью прямо на столе перед ней.

— Что там? – спросил Джон.

— Сообщение… От Дэвида.

Больше она не сказала ничего. Мозги Джона закипели.

— И?

— Я хочу, чтобы ты знала, что у меня все в порядке, - прочла она с экрана, - Они попросили нас остаться в качестве меры предосторожности. Не верь слухам, все хорошо, и со мной хорошо обращаются.

Эми и Джон несколько секунд сохраняли молчание, потом оба взорвались хохотом.

— Если это писал Джон, - сказала Эми, - Я съем этот телефон.

— Со мной хорошо обращаются? – произнес Джон, - Ты только представь Джона, произносящего эти слова. Он не сказал бы такого, даже если бы с ним действительно хорошо обращались.

— С тем же успехом можно было написать от его имени на японском.

— Кстати, его телефон у меня в кармане.

Смех смолк также внезапно, как начался.

— Зачем слать мне поддельное сообщение? – сказала Эми.

— Могу поспорить, они шлют их всем в сети. Может быть, даже всем одинаковые. Пытаются успокоить людей по эту сторону кордона, чтобы они не рвались в город, круша все преграды. Подумай, мужья, разлученные с женами, дети – с родителями. Представь, ты поехала в город на концерт или что-нибудь такое, оставив ребенка с няней, потом едешь назад, а дорога перекрыта стеной машин Национальной гвардии, которые говорят, что ты не можешь увидеться со своим ребенком, который, кстати, заперт в эпицентре утечки биологического оружия.

— Представляешь, как разозлиться Дэвид, когда увидит это? Такое вот сообщение от своего имени.

Джон ничего не ответил, просто позволил себе пропустить разговор мимо ушей. Пока что задачей было увести её подальше в безопасное место, а потом сидеть тихо, раздумывая, что делать. За пивом.

* * *

Бардак добрался до общежития Эми раньше них, так что по примерным подсчетам Джона он двигался со скоростью около 80 миль в час. Конечно, в информационную эпоху скорость распространения бардака растет экспоненциально: ситуация в Неназываемом окажется в японских новостях в течение двух часов, а слухи в интернете всех уверят, что угроза террористической/зомби-атаки одинакова для всех.

Гостиная на этаже Эми была заполнена студентами, собравшимися вокруг висящего на стене телевизора. Он показывал CNN, и Джон подумал, что любой в этом здании посмотрел больше CNN, чем за последние за несколько лет. Из передачи было понятно, что никто не протащил камеру в город после того, как команда новостей пятого канала была сожрана. По кругу гоняли три ролика, снятые трясущимися телефонами и скорее всего загруженные в сеть до того, как все линии связи были перерезаны. Первое было по меньшей мере тревожным: на нем солдаты Национальной гвардии обносили госпиталь временным ограждением. Они работали быстро, используя огромный бук, приделанный к ковшу экскаватора, чтобы сделать дырки в земле, а кран опускал в эти дырки столбы высотой в три человеческих роста. Ролик заканчивался видом совершенно жуткой колючей проволоки на земле рядом с группой солдат, держащих в руках автоматы, которые Джон опознал как М4, поскольку хотел купить такой прошлым летом.

Все еще без костюмов химзащиты. Господи Иисусе.

В конце концов один из солдат крикнул что-то держащему камеру, и ролик оборвался.

Следующие два ролика предварялись надписями о том, что последующие карды могут оказаться шокирующими, и ссыкунам лучше покинуть комнату. Затем включалось второе видел, снятое из машины, крадущейся по центру города, водитель, судя по всему, пытался рулить, держа телефон у окна и снимая то, что выглядело как трупы перед разбитой витриной магазина (Джон узнал в нем Black Circle Records на главной улице – в прошлый раз, когда он его видел, он не был так разгромлен). Камера наехала на изуродованный труп, лежащий ничком. Ну, верхняя его часть лежала ничком. Таз превратился в розовое месиво, а ноги были повернуты в другую сторону, пальцами кверху. Внезапно одна из ног пришла в движение, согнувшись в колене, словно ноги собирались встать и пойти сами по себе. Ролик кончился прежде, чем можно было увидеть, удалось ли им.

Последним было зернистое видео, снятое из окна верхнего этажа, выходящего на улицу. Внизу были трое солдат, стоящие на расстоянии от одинокой фигуры, держащей в руках что-то похожее на серп – трудно разглядеть с такого расстояния. Военные что-то кричали ему, жестами приказывая лечь на землю лицом вниз. Когда он двинулся к ним, все трое начали стрелять. Звука в ролике не было, но можно было разглядеть облачка порохового дыма в воздухе и отлетающие от парня кусочки плоти. Он так и не упал. Он даже не пошатнулся. Вместо этого он подался назад и метнул серповидную штуковину в ближайшего солдата. Тот схватился за шею и упал.

Остальные два побежали.

Кадр начал трястись – Джон интерпретировал это как то, что оператор сошел с ума и, наверное, кричал людям в комнате о том, что произошло. Это привлекло внимание монстра внизу, который повернулся и взглянул вверх точно в камеру, а через неё – в глаза каждому в гостиной общежития.

Человек засунул руку под плащ и вытащил еще один серп. Джону понадобилась доля секунды, чтобы понять, что он выломал себе одно ребро, а потом он метнул его в окно, разбив стекло.

Все в комнате вздрогнули

Экран почернел.

— Скажете, что это был не зомби? – произнес черноволосый парень с бородой и очками в роговой оправе.

* * *

Пребывание Джона в колледже было коротким, и он никогда не жил в общежитии. Это напомнило ему тюремную клетку. Эми и её соседка спали на двухэтажной кровати. Тут не было телевизора, а туалет и душ они делили с людьми из соседней комнаты. Около окна стоял мини-холодильник, на котором стояла плитка. Места было слишком мало даже чтобы отжаться. Не то чтобы это были худшие условия проживания в его жизни.

В углу Джон обнаружил знакомое зрелище, то что считал «гнездом» Эми. В центре стояло кресло-мешок, выглядящее так, словно было куплено на распродаже или блошином рынке. Вокруг его стояли ноутбук Эми, закрученная, полупустая пачка Читос, открытая пачка шоколадных хлопьев, которые она ела сухими, и четыре пустые бутылки: апельсиновый сок, апельсиновый сок, диетическая газировка, вода. Если бы Эми была тут, то тут бы еще были два пузырька с лекарствами, один с болеутоляющим, один с мышечным релаксантом, которые, как было известно Джону, она принимала из-за больной спины. Наверное, она держала их в сумочке – такую дрянь в общежитии колледжа быстро бы сперли. Оксикодон тут можно было толкнуть по двадцать баксов за таблетку. А в условиях конца света цена скорее всего подскочит раз в десять.

Хватит думать об этой апокалиптической херне. Не паникуй, Джон.

Эми занимала нижнюю койку, что Джон понял, увидев приклеенную на стену карту мира, с дюжиной нарисованных маркером красных звездочек вокруг городов в Европе и Австралии. Городов, где она хотел побывать. Джон заметил, что с прошлого раза, когда он видел эту карту, новая звездочка появилась в Японии. Он попытался представить Дэвида, гуляющего по улицам Токио. Все равно что представить Робокопа в Средиземье…

— Джон, вы знакомы с Нишей, так?

Они были знакомы. Шикарная индианка жила с Эми в одной комнате. Она лежала на верхней койке в пижамных штанах и майке, прилипнув к телефону и нажимая кнопку обновлений в FACEBOOK. Рядом с ней к стене была прислонена бутылка абсента, тетрадка рядом служила подносом для вычурного стакана, кубиков сахара и одноразовой зажигалки. Субботняя ночь!

— Ладно, все это меня с ума сводит, - сказала Ниша, - Видели ролик про зомби?

— Дэвид все еще в городе, - ответила Эми.

— Кто?

— Мой парень.

— Ого. Мне так жаль. У него все в порядке?

— Мы не знаем. Никто ничего не знает. Джон был там, когда все произошло, он едва выбрался.

— Ого… И он же… Не заражен или что-то в этом роде, да? Его не кусали?

— Нет, нет. На самом деле он был на расстоянии, когда все случилось. Они пропустили его через КПП, проверили с ног до головы и сказали, что все нормально.

— А, ну хорошо.

— Но не говори никому, ладно? Люди ума сойдут. Ты знаешь, какими они бывают.

— О, конечно.

— Ты не против, если он поспит на полу сегодня? Завтра мы сделаем пару звонков и поедем обратно забрать Дэвида.

«Забрать Дэвида, - подумал Джон, - Как будто его просто подвезти надо».

Еще он подумал, что бутылка абсента была едва початой.

— Конечно, - ответила соседка по комнате, еще более рассеяно, - Эй, сегодня в пиццерии акция две по цене одной.

Джон подумал о мозгах, разбрызганных по синему пластику.

— Ладно, хорошо. Да, нам нужно поесть, - сказал Эми, - Э, Джон, с чем будешь пиццу?

Часть Джона сочла это безумием, но другая подумала о том, появится ли возможность поесть что-то типа пиццы в ближайшую неделю или месяц.

— Джон?

— Мясо. Хочу, пиццу с мясом. Всем мясом, которое у них есть.

Эми погрузилась в кресло, и Джон заметил, что она позвонила в пиццерию с быстрого набора. Ниша кивнула на свою бутылку абсента и спросила Джона:

— Не хочешь выпить со мной?

Ну… В такой ситуации было бы невежливо отказаться.

 

8 дней, 1 час, до резни в Ffirth Asylum

Эми не могла не заметить, что несмотря на то, что Джон все твердил о том, как сильно устал и не спал прошлой ночью из-за того, что спасал Дэвида, он продержался до полуночи. Они с Нишей прикончили абсент, но потом Ниша сходила вниз в холл и вернулась с бутылкой какого-то ликера или чего-то такого. На бутылке был нарисован пират. Джон стал разговорчивым и внезапно переключился в режим героя.

— Сперва-наперво нужно достать оружие, - сказал он, - Возможно, с чем-то придется импровизировать. Все эти говнюки заплатят.

Заплатят за что?

Он становился шумным, и Эми начала нервничать из-за этого: конец света или нет, правила запрещали гостям не из кампуса оставаться на ночь в общежитии, и если бы дежурные застали Джона в комнате, то выгнали бы его. И что ему тогда делать? Спать в машине? Но теперь он с её соседкой напивались и уминали пиццу, превратив это в вечеринку.

Ну, все реагируют на кризис по-разному… Наверное…

Они попросили у Эми ноутбук и, сгрудившись вокруг него, обновляли сайты с новостями и все социальные сети снова и снова, хотя никаких новостей из Неназываемого не было, и Эми была уверена, что не будет до самого утра. Если внутри не было ничьих репортеров, а все телефонные линии не работали, то все новости были лишь глупыми слухами. Сидеть тут, впитывая слухи не принесло бы никому никакой пользы, это было просто наблюдение за кризисом как форма развлечения. Кризисом, в середине которого застрял Дэвид. Эми подумала, что ни один из них даже не заметил, как она поднялась, накинула куртку и вышла.

В гостиной все еще было много народу. Канал сменился на FOX NEWS, где целый ряд экспертов отчаянно пытались заполнить эфирное время попытками перефразировать то немногое, что знали сами, снова и снова.

Она находила забавным то, что данные на телевидении и в интернете были словно с разных планет. На телевидении были «террористы», «теракты», «Аль Каида», а в интернете «зомби», «зомби», «зомби».

Эми прошла, не останавливаясь, к лифту, и направилась к выходу из здания. Ей нужно было подышать.

* * *

Студгородок бурлил. Перед тележкой с хот-догами, стоящей перед одним из зданий, была очередь в три человека шириной и десять длиной. Эми прошла мимо, потому что хотела поздравить Спиро – продавца хот-догов – с днем рождения: он был одним из тех двух сотен человек, чьи дни рождения были записаны в её календаре на телефоне. Он улыбнулся и сказал, что хот-доги сегодня бесплатные, по одному в руки. Не из-за дня рождения, а из-за всего остального.

Она прошла мимо рекламной листовки с громадной буквой Z, наклеенного на столб, не обратив внимания, но потом её попался еще один, и еще. Наконец она добралась до гостевой стоянки и, обнаружив одну из листовок под дворником машины Дэвида (у остальных они тоже были), прочла её:

Зомби-задроты. Листовки у них, скорее всего, были сделаны заранее. Нет ничего более жуткого, чем зомби-задроты, студеты, которые не только смотря фильмы про зомби, читают книги про них и играют в зомби-игры, но даже образовывали клубы и коллекционировали оружие для убийства зомби. Оружейные магазины даже начали продавать мишени в форме зомби и специальные пули против зомби, со светящимися в темноте кончиками. Не игрушечные, не думайте. Эти ребята выезжали в леса, тренировались, стреляли и защищали свое право оставаться детьми до тридцатипятилетнего возраста.

Она залезла в машину. Она не собиралась никуда ехать. Она так и научилась водить: та авария произошла незадолго до того, когда она собиралась пойти на водительские курсы в старших классах. Она так и не вернулась к этому после возвращения в школу, и теперь сама мысль об этом ужасала её. Она представить не могла, как кто-нибудь может это делать. Мчастья по шоссе со скоростью 65 миль в час в потоке других машин, летящих на тебя словно снаряды, проносящихся по соседней полосе всего в пяти футах от твоего собственного мягкого тела. Если в этот миг один из вас не вовремя дернет руль, твое тело превратится в спагетти, перемешанное с искореженным металлом. Она кричала на Дэвида, когда тот ел за рулем, зажав колу между ног, а в руке – гамбургер, держа руль двумя пальцами. Ночью. Словно никто во всем мире не понимал, как хрупка жизнь, как хрупки наши тела.

* * *

Эми смогла унять рыдания только через десять минут. Её слезные протоки горели. Она перевернула листовку и нащупала в сумочке ручку. Прижав листовку к бедру обрубком левой кисти, она начала писать правой. Составляла список.

1)            Позвонить в Центр по контролю над заболеваниями.

Джон говорил, что они появились около горящего дома, что имело смысл, поскольку все это было какой-то заразой. Если так, то в какой-то момент им придется организовать горячую линию для людей, чтобы обеспечить возможность связаться с близкими внутри карантинной зоны. Иначе возникнут беспорядки. Они все еще были американцами, и у них все еще была такая штука, как конституция. Все, что ей от них требовалось – подтверждение того, что с Дэвидом все хорошо, даже если с ним нельзя было увидеться или поговорить.

2)            Испробовать все способы связи с Дэвидом.

Так или иначе, было маловероятно, чтобы правительство действительно смогло перекрыть все способы связи. Не в двадцать первом веке. Она напишет Джону в блог, на его страничке с FACEBOOK, пошлет ему e-mail, еще раз попробует дозвониться. Напишет бумажное письмо в штаб карантина в Неназываемом с пометкой КОМУ: Дэвид Вонг.

Незнание сводило её с ума. Где он сейчас, в этот миг? Бродит по городу? Во временной палатке ЦКЗ для зараженных? Завалился в квартиру к Джону? Она подумала немного и записала:

3)            Если Дэвида задержали сотрудники ЦКЗ, послать ему передачу.

Его дом сгорел. Значит, ему нужно… Все. Одежда. Таблетки от изжоги. Запасные контактные линзы, на случай, если он потерял свои. Шампунь. Пирожные. Книга.

Её посетила еще одна идея, которая должна была прийти раньше. Она сделала запись:

4)            Связаться с Маркони?

«Маркони», если вы о нем не слышали – это доктор Альберт Маркони. Он пишет книги и ведет передачу на историческом канале про монстров, призраков и все такое. Дэвид с Джоном были с ним знакомы, поскольку их пути пересекались несколько раз. Если кто и знал, что делать, это бы он. Черт, он наверное уже на пути сюда. Скорее всего, начал звонить своему продюсеру и паковать чемоданы в тот же миг, как с экранов прозвучало слово «зомби». Затем, исполнившись уверенности, Эми написала последний пункт:

5)            Если ничего из вышеперечисленного не сработает, попасть в карантинную зону.

Выбраться из карантина было непросто, но попасть внутрь будет проще простого, так? Все, что нужно сделать, это прийти и сказать, что ты заражен. Ей даже не нужно будет врать: она провела двенадцать часов кряду с человеком, который был в эпицентре заражения. Просто сказать им это – и ты уже внутри. Проблемой будет понять, как найти Дэвида, когда она окажется внутри. Если его где-то держат, они могут не разрешить им остаться вместе, поскольку они не женаты. Если у их его нет, то выяснить, где именно он в городе, будет непросто. В любом случае, в городе она окажется на 90% ближе к нем.

Она сложила бумажку и убрала в сумочку. Так. Теперь у неё есть план. Она почувствовала себя лучше. Теперь она поспит, и завтра они с Джоном начнут на свежую голову.

 

7 дней, 13 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми начала будить Джона в девять утра. Он проснулся только в два разбитым и подавленным. Когда она предложила позвонить доктору Маркони и спросила, есть ли у Джона его номер, он пробормотал, что «займется этим». После того, как в последующие два часа она напомнила ему еще раз жесть, он наконец сел за её ноутбук и чем-то занялся, что она считала прогрессом до тех пор, пока не заглянула ему через плечо и осознала, что он искал номер на чертовом веб-сайте передачи Маркони. Это она и сама могла сделать. Восемь часов назад. Все кончилось тем, что Джон позвонил по номеру, который, была уверена она, предназначался для заказа дисков с записями передачи Маркони, и оставил записанное трясущимся голосом сообщение на автоответчике, на которое никто в здравом уме отвечать бы не стал.

Остаток вечера ушел на поиски места, где Джон мог бы остановиться. Но все отели в городе были забиты людьми, не сумевшими попасть в Неназываемый и журналистами, съехавшимися со всей округи. В итоге Джона пристроили в мотель, расположенный в часе езды, так что ему пришлось бы тратить два часа на дорогу каждый раз, когда они собрались бы что-нибудь сделать. Люди вокруг бегали, в ужасе пытаясь закупиться, чтобы пережить конец света, а Эми и Джон пытались найти отель… Ох.

Она не собиралась плакать.

Кстати, платила Эми. За все. Джон сказал, что ждет чека с временной работы от ди-джея, занимавшегося вечеринками, свадьбами и всем таким, но означенный ди-джей, разумеется, жил в Неназываемом, так что никто не знал, не был ли он уже мертв и не превратился ли в монстра.

Так или иначе, то воскресенье прошло.

 

6 дней, 18 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми старалась избегать посещения общей комнаты, поскольку там царила едва ли не праздничная атмосфера. Конечно, люди говорили о произошедшем, как о национальной трагедии, но было заметно, что они увлеклись за это, словно за нечто, способное разбавить рутину. Всего лишь немного драмы на экране большого телевизора в гостиной.

Главной новостью утра понедельника стала запланированная правительством пресс-конференция, первая с момента происшествия. Её также показывали по интернету, так что Эми могла посмотреть её из своей комнаты без лишних зрителей. Эфир на её телефоне отставал на семь или восемь секунд по какой-то связанной с интернетом технической причине, что создавала чудной эффект: она могла краем уха слышать, как ведущий конференции произносит реплику внизу в гостиной, за несколько секунд до того, как слова раздавались снова из её телефона. Она была одна, Джон – в мотеле, а её соседка присоединилась к толпе в гостиной.

Сначала мужчина средних лет с прической в стиле молодого Джорджа Клуни объявил номер организованной горячей линии, но призвал не звонить с вопросами о судьбе близких. Это номер был предназначен исключительно для тех, кто заметил кого-то из своих знакомых симптомы заражения, и его следовало держать свободным, поскольку сдерживание инфекции было задачей первоочередной важности. Он продиктовал номер, и Эми, спешно отыскав зомби-листовку, записала его.

Также мужчина рассказал, что в на базе госпиталя Неназываемого был создан комплекс для лечения пациентов, в который помещались все инфицированные и с подозрением на инфекцию, дабы обеспечить им наилучший уход. В то же время с заходом солнца в городе начинал действовать строгий комендантский час, и каждый дом, один за одним, будет проверен на предмет зараженных. Это парень был хорош – Эми почувствовала, что ей в самом деле полегчало. Как бы ни была ужасна ситуация, описанная Джоном, и которую они сами могли наблюдать, это парень, похоже, держал все под контролем.

Затем произошло нечто странное.

При помощи стандартных фраз о том, как они заняты исследование прорыва, и призывов не верить и не распространять безосновательные слухи в интернете, мужчина начал потихоньку переходить к завершению пресс-конференции. Затем CNN внезапно переключилась на ведущего, и все в гостиной завопили во всю мочь. Это весьма озадачило Эми, поскольку ведущим была всего лишь дама в костюме. Но потом она вспомнила о задержке. У неё было целых пять секунд, чтобы напрячься всем телом, пока она ждала того, что увидели все остальные.

Ведущая быстро сказала, что новое эксклюзивное видео только что просочилось из эпицентра прорыва, и на середине фразы включилось зернистое видео, снятое из машины ночью. Хаос начался до того, как на него навели камеру: внутри машины раздавались крики, а снаружи – нечеловеческое рычание. Кулак пробил стекло, гротескной пастью устремившись на оператора. Вспышка света и грохот наполнили салон – выстрел. Монстра отбросило от окна. За ним было еще несколько, четыре или пять рук тянулись через разбитое стекло. Еще выстрелы.

— ПОЕХАЛИ, ПОЕХАЛИ! – закричал женский голос в машине.

Взвизгнули шины, и другой голос проскрипел с облегчением:

— Боже, боже, боже, это было так близко.

В кадре болталась улица. Эми увидела рыжую собаку, трусящую по улице. Молли?

Женщина, державшая камеру, опустила руку, так что теперь объектив смотрел на её колени, но продолжал снимать. Поэтому зрители увидели, что её убило раньше неё самой. Пока женщина нервно переговаривалась с водителем, по её животу начало растекаться алое пятно. Затем в её животе образовалась дыра с сморщенными краями, словно её поразила самая медленная в мире пуля.

Кишки вывалились на её колени связкой мокрых сосисок.

Женщина закричала, и экран потух.

Эми выключила телефон и отдышалась. Затем позвонила Джону, но попала на автоответчик. Она походила по комнате несколько минут, стараясь понять, что делать дальше. Затем она прошла в уборную, и её вырвало.

 

6 дней, 6 часов, до резни в Ffirth Asylum

Джон видел, как сообщения от Эми заваливают его телефон, и к вечеру понедельника ему уже хотелось выкинуть чертову трубку в окно. Он знал, насколько серьезна была эта чертова ситуация, он мог включить телевизор или выглянуть в окно: его мотель бы расположен в одном квартале от церкви пятидесятников, было видно, как люди толпились в дверях. В понедельник-то.

И, кстати, он хотел сказать, что был другом Джона за десять лет до того, как Эми узнала хотя бы как его зовут. Его чувство утраты было неописуемо. Ему не нужно было звонить каждые пять секунд, уговаривая сделать что именно, кстати?

Джон пообещал себе не пить сегодня, он и так хватил лишка в субботнюю ночь. Но к вечеру понедельника у него появилось то плывущее, словно гриппозное ощущение в голове и нутре, и он понял, как глупо было пытаться отдохнуть на неделе, на которой ему следовало выложиться на 110 процентов. Он решил, что обойдется пивом. Взяв дюжину банок, он устроился перед телевизором в мотеле на всю ночь, внимательно смотря новости в поисках новой информации.

Эми он позвонит завтра.

 

Из Журнала Эми Салливан

Вторник, 8 ноября:

Повсюду очереди. В магазинах, на заправках. Все сходят с ума. Люди уезжают из города на север. С юга появляются новые люди, они словно беженцы. Национальная Гвардия расширила карантинную зону еще на двадцать пять миль от Неназываемого. Занятия отменили. Я не спала.

Джон весь день не отвечает. Пыталась дозвониться доктору Маркони сама. Оставила сообщение.

Среда, 9 ноября:

Оставила Джону девять сообщений. В студгородке и всем городе теперь комендантский час. Думаю, они будут нас искать. НАС НЕ ДОЛЖНО ТУТ БЫТЬ.

Решила, что не вернусь в общежитие. Останусь с ребятами, которые живут вне студгородка. Никому в общежитии не говорила, куда направляюсь.

Слухи из карантинной зоны просто безумные. В новостях промелькнуло, что ЦКЗ стянуло весь свой персонал в госпитальный комплекс. Правительство отрицает это. В любом случае, надеюсь, что Дэвида там нет.

Четверг, 10 ноября:

После полудня НАКОНЕЦ-ТО поговорила с Джоном. Он внезапно разбушевался, сказал, что если мы ничего не узнаем к ВЕЧЕРУ СУББОТЫ – через неделю, после того, как все это началось, то мы с ним поедем в Неназываемый сами и устроим Дэвиду побег в воскресенье. Сказала, что не хочу устраивать побег, а хочу лишь узнать, все ли с ним в порядке.

Тем временем, мне звонили с неизвестных номеров. Я не ответила.

Пятница, 11 ноября:

Звонила Ниша, сказала, что в общежитии побывали какие-то правительственные агенты, искали меня.

Я позвонила Джону. Автоответчик. Весь день автоответчик.

Снова плакала. Сорвалась.

Суббота, 12 ноября:

Полный информационный вакуум из Неназываемом. Ни новых роликов, ни новой информации. Я схожу с ума. Не могу удержать в себе пищу. Уже неделю. Где все это время спит Дэвид? Не больно ли ему? Не голодно ли?

Правительство НАКОНЕЦ-ТО создало сайт для друзей и родных жертв эпидемии с поиском по именам. Три категории: «на карантине», «статус неизвестен» и «погибшие». В первой категории сотни имен. Дэвида там не было. Имена стояли по алфавиту, но я прочла список четырежды, чтобы убедиться, что его имя не попало не туда. Затем я просмотрела «статус неизвестен», там его тоже не оказалось, и я решила, что это глупый список – чей вообще статус мы можем знать наверняка в каждый отдельный момент времени. Они могли туда записать весь мир. Просто закрыла браузер.

Доктор Маркони не перезванивал. Когда я звоню Джону, попадаю только на автоответчик. Снова.

Оставила ему сообщение с напоминанием, что завтра тот самый день. Оставила ему координаты и сказала забрать меня в одиннадцать утра.

Нет ни единой причины, по которой он мог бы не успеть.

Я испугана и волнуюсь. Завтра я увижу Дэвида, так или иначе.

 

18 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми сомневалась в том, что больше выводило её из себя – суматоха в студгородке на прошлой неделе или же тот город-призрак, в который он теперь превратился. Городок опустел, все разъехались по домам к родителям, опасаясь, что университет будет поглощен расширяющейся карантинной зоной. Ну, в смысле те, у кого были родители.

Этим утром Эми потратила целый час, чтобы одеться в гостевой комнате дома, в котором укрывалась (в огромном старом доме жили трое парней, с которыми она познакомилась на курсах лепки). «Гостевая комната» была всего лишь переделанным чердаком, увешанный постерами к индийским фильмам и забитый ненужными тренажерами, на рекламу которые каждый из нас однажды да заглядывался. Целый час ушел практически целиком лишь на стояние в одних трусах над чемоданом с одеждой в попытках решить, что же будет практичнее одеть в этой ситуации. Представив добрую сотню разных сценариев того, что произойдет после того, как она попадет внутрь, Эми наконец осознала, что сотрудники карантина вероятно изымают у все одежду и дают на замену госпитальные пижамы или что-то в этом роде. Так что лучше всего будет одеть то, что не будет жалко отдать на сожжение.

Из-за этого она уже опаздывала, но все еще должна была зайти в аптеку. Она избегала этого всю неделю, поскольку считала, что там такой же дурдом, как и везде. Но теперь там, как и везде, было пугающе пусто.

Пусто и на полках. Повсюду были развешены самодельные объявления об ограничении выдачи в одни руки. Она хотела пополнить запасы обоих прописанных ей препаратов, но обезболивающего не было вовсе, а мышечного релаксанта хватило лишь на частичное пополнение. Она старалась не показать парню за стойкой, как сильно это вывело её из себя, производя мысленные подсчеты того, как надолго ей хватит обезболивающих, прежде чем она ляжет на спину и не сможет подняться (ответ: девять дней). Но опять же, в карантинной зоне полным-полно врачей, и скорее всего у них будет все, что нужно.

Она купила полоски для расширения носовых ходов, без которых не могла спать. Хотела купить каких-нибудь противоалергенных средств, но их не было. Она поискала таблетки от изжоги для Дэвида, но их тоже все разобрали, остались лишь Tums со вкусом тропических фруктов, которые никто не купил даже в условиях кризиса.

Стойка с тампонами была пуста. Также она заметила, что ящик с презервативами тоже опустел, что, как она подумала, было слегка чересчур оптимистично. Ей удалось купить зубную пасту для чувствительных зубов и тот единственный дезодорант, от которого у неё не было сыпи. Наконец, стойка с конфетами. Её любимых конфет не было, но она взяла другие, которые на вкус были как залежавшиеся те.

Она могла бы бродить и бродить по магазину до конца дня, размышляя о том, что могло бы понадобится им с Дэвидом, но она уже опаздывала, а если Джон приедет на место встречи и не обнаружит её, он может психануть.

* * *

В своем сообщении Эми писала Джону, чтобы он подхватил её на автобусной остановке перед гигантским мексиканским рестораном, который нельзя было не заметить. В неё была лишь одна смена одежды, сумка с медикаментами и её подушка. С такой спиной подушка была предметом необходимости. Она не могла спать ни на одной другой. Они могли забрать все, могли отправить её в карантин одетую в мешок из-под картошки, но подушку они не заберут.

Она добралась до остановки на три минуты раньше, и ровно в одиннадцать увидела белый Бронко, выезжающий из-за угла. Она глубоко вздохнула и помолилась.

 

14 часов, до резни в Ffirth Asylum

Через два часа Эми все еще сидела на остановке.

Из-за угла выехал не Джон, и это был не Бронко. Другая модель. За рулем сидел какой-то деревенщина.

В пятый раз она набрала номер Джона. Автоответчик.

Когда она положила трубку, мимо неё прошли двое с дробовиками. Прямо среди бела дня.

Замерзая, она сидела на скамейке автобусной остановки с подушкой на коленях и немеющей попой. Она позвонила на стойку регистрации отеля Джона, чтобы узнать, не могут ли они проверить его комнату – они не стали. Она позвонила Нише, чтобы узнать, не слышала ли она чего-нибудь от Джона – она не слышала.

Не плакать. Она установила правило о том, что не будет плакать, до тех пор, пока не решит сама. Съела с полдюжины конфет.

Из-за угла выехал внедорожник. Из него вышли четыре парня, все с пластиковыми кейсами, форма которых намекала, что внутри винтовки. У некоторых были небольшие чемоданчики, в которых, как она предположила, были пистолеты или стволы поменьше. Все они двинулись в одну сторону.

Эми уставилась в свой телефон, желая, чтобы он зазвенел.

* * *

Примерно в полвторого она наконец дозвонилась до Джона.

— Алло?

— Джон, боже! Ты где?

— Я.. Э… В мотеле. Что случилось?

— В каком смысле «что случилось»? Я на автобусной остановке.

— Ты ждешь автобус сюда или…

— Что? Джон! Сегодня воскресенье.

Пауза.

— Автобусы по воскресеньям не ходят?

— Джон…

— Да? Что случилось? Ты плачешь?

Она замолчала на миг, пытаясь взять себя в руки, но не смогла.

— Алло? Эми?

— Джон, мы собирались сегодня поехать в город. Чтобы повидать Дэвида.

— А, да, точно. Я только сейчас получил твои сообщения. Мой телефон работает черти как, может быть, звонки не проходят из-за неполадок в сети…

— Ты едешь?

— Ой, вряд ли. Сегодня неудачный день. Я серьезно приболел. Думаю, отравился чем-то. Скорее всего, что-то в мотеле, потому что у всех то же самое. Но может быть, оно и к лучшему. Думаю, стоит отложить. Но я провел тонну исследований. Оказывается правительство выложило списки имен в интернете. Я сам еще не смотрел, но давай я дам тебе адрес…

Эми повесила трубку и выключила телефон.

Она была зла, как никогда в жизни. Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить приемы с уроков по медитации, на которые ходила (кое-кто заявлял, что они могут снимать боль не хуже любых обезболивающих, ха-ха).

Оставался лишь один выход. Она достала из сумочки зомби-листовку, развернула и набрала номер горячей линии, который сообщали на пресс-конференции.

Она пробралась через несколько уровней меню, а попав на оператора, сказала:

— Э, привет. Меня зовут Эми Салливан. Моего парня зовут Дэвид Вонг. В его доме началась инфекция. Мы оба были там. У меня появились симптомы. Думаю, меня нужно посадить на карантин, но я в двух часах езды, и у меня нет транспорта.

Долгая пауза на другом конце.

— Подождите пожалуйста.

Через минут дружелюбный мужской голос прозвучал на линии:

— Мисс Салливан?

— Да, сэр.

— Мы приедем за вами. Оставайтесь там же, где вы находитесь. Не паникуйте.

— Хорошо. Вы знаете автобусную остановку перед…

— Мы знаем, где вы находитесь. Будем в течение получаса. Пожалуйста, оставайтесь на месте. Если кто-то приблизится к вам, попросите его держаться не менее чем в пятидесяти футах. Сохраняйте спокойствие.

Тридцать минут? Значит, в городе есть их люди.

Она повесила трубку и впилась зубами в конфету. Она почувствовала себя дурой. Именно это она и должна была сделать с самого начала. Она будет в Неназываемом еще до вечера.

 

13 часов, 30 минут до резни в Ffirth Asylum

Темно. Хочется пить.

Меня клали в больницу лишь один раз до этого, с сотрясением мозга, порезами и раздроблением глазницы, которые я получил в автомобильной аварии и небольшой огнестрельной раной, не относящейся к аварии. Ничего из этого я не помню отчетливо. Все это относится к тому периоду моей жизни, память о котором я по большей части потерял. Но одну вещь я помню – медленное, словно на ощупь, пробуждение от искусственной медикаментозной комы. Образы и запахи, плавающие в тумане бессмысленной логики снов, и чувство, будто мир совершил прыжок во времени без меня. И вместе со всем этим – жажда. Так все и было.

Моим последним отчетливым воспоминанием было то, как я прошел через голубую туалетную кабинку в туалет ББ, и оказался среди орущей и колышущейся толпы, собравшейся за магазином. Людей сюда согнали бойцы Национальной гвардии – сбитые с толку испуганные мальчишки с автоматами и без защитного снаряжения. Кто-то начал стрелять, и мертвец, голова которого лопнула, словно воздушный шарик, повалился в дверной проем, из которого я только что вышел.

С этого момента прошло несколько дней. Я знал это. Я чувствовал это по своим ноющим суставам, и у меня было расплывчатое представление о циклах в сознании и без – сон ночью, теряя и приходя в сознание таким же темным днем. Меня все время перемещали, возили на каталке по коридору. Я помню капельницу на своей рук, потом её сняли, потом поставили снова. В какой-то момент я был снаружи, за оградой, разговаривал с другими людьми. Я помню крики и панику. Все это проносилось в моем разуме, словно фары машин, проносящихся в ночи мимо окна спальни. Туда-сюда. Без смысла.

Сон.

* * *

Пробуждение.

Темнота.

У меня были глаза. Я чувствовал, как дергаются мои веки, опускаясь и поднимаясь, но картинка не менялась. Я ослеп?

Я пошевелил рукой. Я не чувствовал тянущего веса пластиковых трубок, присоединенных к ней, так что видимо меня в какой-то момент отключили. С некоторым трудом я поднес руку к лицу проверить, не были ли мои глаза прикрыты. Они не были. Я моргнул. Попытался поднять голову и застонал – вспышка боли пронзила шею. Я огляделся в поисках отсвета электронных часов или полоски света под дверью или мигающих зеленых лампочек на панели аппарата, измеряющего мои жизненные функции.

Ничего.

Я попытался сесть. Отлепил спину от простыни, но другая рука не подалась. Я дернул её, раздался лязг, и я почувствовал холод металла на своем запястье. Я был прикован к постели.

Это всегда дурной знак.

Разлепив ссохшиеся губы, я прокаркал:

— Привет

Никто, кроме сидящего на моей кровати, не смог бы этого услышать. С попытался сглотнуть и попробовать снова.

— Привет? Есть тут кто-нибудь?

Что-то в отзвуке моего голоса подсказало мне, что я нахожусь в маленькой комнате.

— ПРИВЕТ?

Я ждал звука шелестящих шагов медсестры или звона ключей, вместе с голосом дородного тюремщика, велящего мне заткнуться к чертовой матери, или он посадит меня в карцер.

Ничего. Мне почудилось, что я уловил звук капающей где-то воды.

Внезапно я понял – совершенно точно понял – что меня здесь бросили. Безо всяких вопросов, меня засунули в здание, приковали к постели и бросили умирать от жажды. Даже света не оставили. Я буду лежать здесь днями, ходя под себя, словно отвергнутый пес в трейлерном парке, чей хозяин уехал варить наркоту куда-то еще.

— ЭЙ! КТО-НИБУДЬ?

Я дернул кандалы. Это не дало ничего, кроме раздражающего шума. Даже двери не было видно.

А двери и нет, они просто заложили дверь кирпичами, или закрыли меня в контейнере и навалили сверху тысячу тонн грязи, или затопили на дне океана.

— ЭЙ! ЭЙ!

Я поднял одну ногу – они не были скованы, насколько я мог судить, - и пнул поручень, к которому был прикован. У меня не было сил, поручень не поддался.

— ЭЙ! ЧЕРТ ПОДЕРИ!

— Сэр?

Тоненький голосок. Я застыл.

Я в самом деле слышал это?

Я тупо моргнул в темноте, озираясь в поисках движения. Кто-нибудь мог сидеть у меня на коленях, а я не мог его видеть.

— Привет? Есть тут кто?

— Это просто я, - голос как у маленькой девочки, - Не могли бы вы вести себя потише? Вы нас пугаете

— Ты кто?

— Я Анна. Вас зовут Уолт?

— Нет, меня зовут Дэвид. Кто такой Уолт?

— Мне кажется. Они называли вас Уолтом, когда привели сюда.

— Нет. А, да. Вонг. Они, наверное, сказали «Вонг», это моя фамилия. Дэвид Вонг.

— Вы из Японии.

— Нет. Кто еще здесь?

— Только я. Я и мистер Медведь.

— Ладно, Анна, возможно, это странный вопрос, но мистер Медведь – это настоящий медведь или мягкая игрушка?

— Когда рядом есть взрослые, он – мягкая игрушка. Извините, если я вас напугала.

— Что ты тут делаешь, Анна?

— То же, что и вы. Мы можем быть больными, и они хотят быть уверенными, что мы никого не заразим.

— Где мы?

— Почему вы не задали этот вопрос первым?

— Что?

— Бессмысленно спрашивать меня, что я тут делаю, если не знать, где это «тут».

— Мы в госпитале?

Нет ответа.

— Анна? Ты здесь?

— Да, извините. Я кивнула, но позабыла, что меня не видно. Мы в старом госпитале. В подвале.

— Но где же тогда все? И что со светом?

— Лучше спросите космонавта, когда он снова придет. Их тут было много, пока все надолго не ушли.

Я не стал спрашивать, кто такие космонавты. Люди в защитных костюмах.

— Как давно они заходили в последний раз?

— Не знаю. У меня нет телефона. С тех пор я спала два раза. Уверена, они скоро вернуться. Может быть, они не работают в выходные

— Ты помнишь, когда они привели тебя сюда?

— Вроде того. Они пришли за моим отцом и сказали нам, что мы не можем пойти домой и отвезли в специальный госпиталь, где мы и находимся. Думаю, сейчас нам нужно вести себя тихо, - добавила она шепотом.

— Сколько тебе лет, Анна?

— Восемь, - прошептала она.

— Послушай меня. Я не хочу тебя пугать, но нас тут оставили без света, еды и воды. Будем надеяться, что кто-нибудь придет и позаботится о нас, но нужно составить план, на случай, если этого не случиться.

— Если вы выпили всю свою воду, я могу дать вам своей.

— У меня… У меня есть вода? Где?

— На столе рядом с вами.

Я потянулся через плечо и наткнулся на ряд бутылок в термопленке. Достав одну, я выпил половину и пришел в кашляющее состояние.

— Шшшшшшш. Нам действительно нужно вести себя тихо. Тут есть коробка злаковых батончиков и всего такого, но они не очень хорошие.

— Почему нам нужно вести себя тихо?

— Кажется, я слышу человека-тень.

Я подавился водой.

— Шшшшшшшю.

— Анна, мы…

— Пожалуйста.

Мы лежали безмолвно, вися в темноте, словно пара безглазых пещерных рыб.

* * *

— Кажется, он ушел, - сказала наконец Анна.

— Человек-тень?

— Да.

— Опиши мне его.

— Он как тень с глазами.

— Где ты его видела?

— Там.

— Я не вижу, куда ты показываешь.

— Там в углу.

— Когда? В смысле, когда ты его видела до этого.

— У меня же нет часов, - вздохнула она.

— Что… эм, что он делал?

— Просто стоял там. Я испугалась. Мистер Медведь зарычал его, и в конце концов он ушел.

Я где-то читал, что можно выбраться из наручников, сломав себе кость у основания большого пальца. Или просто вывихнув? В любом случае, мне предстояло выяснить, достаточно ли мои ноги сильны для этого. Проблема заключалась в том, чтобы открыть потом предположительно закрытую дверь одной рукой. Может быть, Анна сможет помочь.

— Ладно, - сказал я, - Нужно выбираться отсюда.

— Они сказали, что мы не можем уйти.

— Анна, вскоре тебе предстоит узнать, что взрослые не всегда правы. Мы… Скажем так, лучше, если нас тут не будет, когда это существо вернется. Но если не получится, я хочу, чтобы ты не волновалась. Думаю, оно тут не ради тебя. Думаю, это за мной.

— Да, он так и сказал.

— Он говорил с тобой?

— Вроде того, - поколебавшись, ответила она, - Я могу его слышать, но не думаю, что у него есть рот. Как у HELLO KITTY.

— И… Что он сказал.

— Не хочу повторять, но не думаю, что вы ему нравитесь.

Я ничего не сказал.

— Хотите подержать мистера Медведя? – спросила Анна.

— Нет, спасибо.

Я вытянул руку так далеко, как только позволяли мне наручники – не очень, в общем-то. Я чувствовал, как их остановила маленькая костяная шишечка двумя дюймами ниже большего пальца. Если я дерну достаточно сильно, она сместится, а кровь послужит смазкой. Важно не потерять сознание от боли. И не слишком трусить.

Металлический скрежет. Я хотел было спросить Анну, что она делать, когда услышал его…

СРАНЬ ГОСПОДНЯ, ДВЕРЬ, ДВЕРЬ ОТКРЫТА!

Я сел, откинув одеяло. Комната была залита светом двух мощных фонариков, светивших через проем, словно глаза гигантского робота, просунувшего голову в дверь. Свет на миг ослепил меня, но прищурившись и глядя в угол, я заорал:

— Анна! Давай…

Слова замерли у меня на языке. В комнате, где я находился, теперь полностью освещенной фонарями, был маленький прикроватный столик, туалет, грязная раковина и одна кровать. Моя

Я был здесь совершенно один.

На полу валялся потрепанный грязный плюшевый медвежонок.

* * *

Руки в перчатках схватили меня и прижали к кровати. Это были два чувака в костюмах химзащиты, но не белых, а чертных, с пластинами на руках и торсе, придававшими им вид брони. Стекла их шлемов были затемнены, так чтобы не было видно лица.

Наручник вокруг поручня был открыт и защелкнулся на другой моей руке. На ноги одели кандалы. Меня вытащили из постели и потащили по длинному коридору, по обеим сторонам которого выстроились ржавые железные двери, такие же как та, через которую меня вытащили.

Там были другие люди, побужденные к жизни звуками, когда мы проходили мимо их камер. Я слышал, как старик кричал, безответно зовя свою жену или дочь (КЭТИ!!! КЭЭЭЭТИ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!) Я слышал скребущие звуки за другой дверью, будто кто-то пытался вырваться наружу. Я слышал мольбы о еде и болеутоляющих.

Когда я проходил мимо очередной двери, мужской голос по другую сторону произнес:

— Эй, приятель! Эй! Открой дверь. Пожалуйста. Тут моя жена, она истекает кровью. Я умоляю.

Я замер.

— Я здесь. Что…

Руки в перчатках снова ухватили меня, толкая вперед.

— Эй! Вы собираетесь помочь этому парню? Эй!

Охранники не отвечали. За моей спиной отчаянный голос выл и всхлипывал.

Коридор изогнулся вправо и уходил вдаль, но меня остановили перед экраном телевизора, висящего на стене. Под ним был динамик с кнопкой связи. Моргнув, экран ожил, явив человека в другом костюме химзащиты, на этот раз нормальном, дружелюбного белого цвета, который можно ожидать от правительственного агентства. Его лицо, прикрытое прозрачным плексигласовым щитком, было мне знакомо, как и его аккуратно постриженные серебристые волосы и поблекшие веснушки.

— Доброе утро, мистер Вонг. Как вы себя сегодня чувствуете?

— Доктор Теннет? Какого дьявола вы тут делаете?

Мне что, это снится?

— Если мы будем просто отвечать вопросами на вопросы, этот разговор никуда не продвинется, правда?

— Чувствую я себя дерьмово. Почему вы здесь?

— Вы не помните?

— Очевидно, нет.

— А что вы помните?

— Парни в скафандрах стреляют в людей на парковке ББ. Я весь в чьих-то кишках. Затем я оказался прикованным к кровати в этой тюрьме. А еще здесь почему-то мой психиатр.

— Тюрьме? Вы считаете, что вы в тюрьме?

— Крошечные запирающиеся комнатушки, наручники, и уйти нельзя. Называйте как хотите. Как давно я тут?

— Вы и правда не помните? Вообще ничего?

— Нет.

— Вы позабыли все с вашего прибытия и до этого момента? Прошу вас, подумайте хорошенько.

— Да ничего я не помню, черт подери.

— Я полностью понимаю ваше возбуждение. Но я должен попросит вас о терпении еще немного. Я состою в группе, посланной, чтобы наблюдать за вами и остальными. Мы стараемся вам помочь.

Он взглянул вниз и зашевелил руками. Печатал на ноутбуке. Делал заметки. Недосягаемый для приглушенных отзвуков в коридоре за моей спиной.

— Доктор, кто-нибудь собирается помочь этим людям здесь?

— Это было бы… Опрометчиво. Я уверяю вас, все пациенты, которые действительно нуждаются в помощи, получают её. Как я уже сказал, это не тюрьма.

— Так я могу уйти?

— Я доволен тем, что ваше состояние стабилизировалось, вы можете снова присоединиться к остальным в карантине.

— Где это?

— На территории госпиталя. Основная карантинная зона.

— Я смогу уйти оттуда?

— Боюсь, что нет. Правительство не похвалит меня, если я позволю кому-нибудь из вас шататься по округе.

— А где я сейчас?

— В здании старого госпиталя Фирса, заброшенная туберкулезная лечебница. Здесь находится временная штаб-квартира ОПНИК и центр приема пациентов.

Мне послышалось, что он сказал «гопник», и я решил, что схожу с ума.

— Чья штаб-квартира?

— О-П-Н-И-К. Оперативное Противодействие Неизвестным Инфекциями и Контроль. Опергруппа для ситуаций такого рода, существование которой не слишком афишируется.

— Каких-таких ситуаций «такого рода»?

— Между прочим, мы об этом уже говорили. И я знаю, о чем вы сейчас спросите.

— Джон и Эми здесь?

— И снова я отвечу: у нас есть три Джона: Вашингтон, Роулс и Перзинский. Но ни одной Эми.

У меня было еще с полдюжины последующих вопросов: Все ли с ними в порядке? Выбрались ли они из города? Где они сейчас? Но я знал, что этот говнюк не ответит.

— Минутку, вы сказали «снова присоединиться»? То есть я уже был в карантине раньше?

— Мы привезли вас сюда для тестирования, но теперь мы готовы отвезти вас обратно.

— Тестирования.

— Да, мы все еще пытаемся усовершенствовать наши методы выявления инфекции.

— И этот тест стер мне память?

— Всего лишь побочный эффект и, я уверен, временный.

— Как долго я пробыл тут?

— Здесь, в карантине или всего?

— Второе.

— С самого прорыва.

— И сколько именно это продлилось?

— Скажем так, дольше, чем большинству из нас хотелось бы тут оставаться.

Ох, да иди ты.

— И вы собираетесь держать нас тут вечно, пока не найдете лекарство для инфекции?

— Если у вас появится идея получше, обязательно дайте знать. Поверьте, никто из нас не получает от этого удовольствия. Лучшее, что вы и все остальные можете помочь – сотрудничество.

Он закончил работать с ноутбуком быстрым стаккато по кнопкам и взглянул мне в глаза.

— Итак. В том же духе, скажите мне, как вы себя чувствуете?

— Почему здесь темно?

— Света нет почти во всем городе. У нас есть дизельные генераторы, но их не хватает на все здание, так что нам пришлось выбирать. Помимо провалов в памяти, у вас есть другие симптомы? Сны, галлюцинации?

— Ну, если бы и были, я бы об это не помнил, не так ли? Потому что, знаете ли, у меня чертовы провалы в памяти.

— Конечно. Как ваше физическое состояние?

— Голова болит и суставы.

— Это ожидаемые побочные эффекты от транквилизаторов и приковывания к кровати, они тоже должны быстро пройти. Вы вообще помните, почему вам дали транквилизаторы?

— Любой ваш вопрос, начинающийся со слов «вы помните» получит ответ «нет».

— Ха. Понимаю. Как вы считаете, вы готовы присоединиться к остальным?

— Остальным? Сколько их там? Это-то вы можете сказать?

— В основной карантинной зоне? Около пяти сотен. Одновременно.

Господи Иисусе.

— И как много из них таких же, как я, про которых вы черт подери точно знаете, что они не заражены?

— Понимаете, Дэвид, я этого не знаю.

— Я что, блин, выгляжу, как зараженный?

— А, понимаю. У вас все перемешалось из-за лекарств, и вы упускаете кое-что касательно наших обстоятельств. Выяснилось, что один внешний вид не является достаточным для установления заражения. К сожалению до тех пор, пока не станет слишком поздно. Так что, надеюсь, вы понимаете, что мы должны предпринимать меры предосторожности.

— Доктор Теннет, вы слышите этих чертовых кричащих людей за моей спиной? Вы слышите их через этот интерком?

— Каких людей? Джентльмен, который просит помочь его жене? Мы потеряли двух сотрудников, пытаясь помочь «жене» этого несчастного. Если вы откроете дверь, то вы действительно увидите нечто, похожее на ослабленную раненую женщину. Если вы подойдете на расстояние броска, вы обнаружите, что женщина на самом деле – видоизмененный язык «мясорубки».

— Чего?

— Простите, нам приходится выдумывать названия для организмов, в которые паразиты превращают своих носителей. Не вдаваясь в детали, скажу только, что мы потратили шестнадцать часов, пытаясь вызволить двоих наших сотрудников, их крики звучали в коридоре всю ночь и весь следующий день, пока их медленно разрывало на куски. Это существо до сих пор выплевывает осколки их костей в щель под дверью. Так что, надеюсь, вы понимаете, почему мы держим двери закрытыми. Единожды солгав, как говориться…

— То есть… Вы закрываете всех в камерах и ждете, пока они превратятся в монстров?

— Как я уже сказал, прогресс есть. Но в любом случае, сейчас этот разговор – не более чем трата средств налогоплательщиков. Все, что мне нужно знать, готовы ли вы присоединиться к остальным на свежем воздухе и солнце на госпитальной лужайке. Говоря начистоту, нам нужна ваша комната.

— Ладно, пофиг.

— Прекрасно, прекрасно. Если вы повернете на право и пройдете дальше по коридору, обнаружите лифт.

— А что по…

Монитор выключился.

Один из двух охранников приказал мне стоять смирно, и расстегнул наручники и кандалы на ногах. Он указал рукой и сказал через динамик своего шлема:

— Конец коридора.

— Что насчет девочки? - спросил я.

— Сэр, пройдите в конец коридора.

— В моей комнате была маленькая девочка по имени Анна. Не знаю, может быть она прячется где-то, но она была до того, как вы пришли.

Человек взглянул на своего напарник. Неуверенно? Напарник ответил:

— Идите к лифту, или вернетесь в свою комнату.

Я подчинился и мои нетвердые шаги, эхом отзывались в темноте коридора, единственным источником света в котором были лишь аварийные огни слева. Вдалеке, в самом конце коридора виднелась едва освещенная кабина лифта.

На полпути я обернулся и посмотрел на двоих охранников. Ничего. Только одинокая чернота за пределами освещенного аварийными огнями пространства.

Черт подери, кажется, идти далеко. Мои ноги ослабли и тряслись – как долго я пролежал прикованным к постели? Что за дрянь они мне вкололи? Я начал ощущать свое лицо и почувствовал повязку – небольшой бугорок там, где паук укусил меня. Где Джон и Эми? Что случилось с городом? Настал ли конец света? Почему в коридоре так дерьмово воняет?

— Уолт, - раздался шепот за моей спиной.

Я замер, задержав дыхание. Я действительно слышал это?

Я продолжил движение вперед, к лифту, ждущему впереди в темноте. Света в нем едва хватало, чтобы заполнить крошечное пространство кабины.

Я снова замер. Мне казалось, что я слышу маленькие, легкие шажки за своей спиной. Или это было лишь эхо?

— Анна? – прошептал я.

Не уверен, что действительно издал какой-то звук.

Я отвернулся и двинулся к открытому лифту так быстро, как только мог, не срываясь на то, что можно было бы назвать бегом. Я забрался внутрь, развернулся и ткнул в кнопку, подписанную цифрой «1». Все остальные кнопки были залеплены изолентой.

Ничего не произошло. Я стоял под двадцатипятиваттной лампой чуть ярче свечи. Мертвая тишина.

Нет, минутку. Я слышал слабый звук. Не шаги. Легкий шорох, короткая пауза, снова шорох. Неровный ритм, словно кто-то тащил тяжелый груз или пытался идти с сильно поврежденной ногой.

Все громче. Ближе. Теперь я слышал хлюпающий, липкий звук, словно кто-то громко ел макароны прямо над ухом.

Я снова нажал на единицу. Затем ударил по кнопке закрывания дверей. Потом снова по единице. Затем я врезал по кнопкам под изолентой. Всем сразу.

— Уолт.

Влажный звук, шуршащий прямо ко мне. Теперь я слышал его отчетливо, не далее чем в десяти футах перед собой. Он двигался быстрее.

— Уолт. Уолт. Уолт.

Двери закрылись.

* * *

Если кто-то не хотел, чтобы пациенты в штаб-квартире тире центре прима пациентов лечебницы Фирса в Неназываемом чувствовали себя, как в тюрьме, получалось у него хреновей некуда. При свете я обнаружил, что одет в зеленый тюремный комбинезон. Когда лифт добрался до верха, еще двое человек в черных скафандрах грубо вытащили меня, одели на голову черный мешок и бросили в кузов военного грузовика.

Госпиталь был всего лишь в нескольких кварталах, но поездка заняла двадцать минут. Мы ехали, останавливались, ждали, ехали, снова ждали, затем зазвучали сирены, и я услышал электрический звук, словно открылась гаражная дверь. Пять секунд мы ехали вперед, затем снова раздался этот звук и щелчки засовов. Затем открылись новые ворота, а вслед за ними – двери грузовика. Я почувствовал, как тепло солнца и порыв холодного ветра коснулись моего мешка. Меня вытащили из кузова и приказали лечь на землю. Мне сказали, что если я подниму хоть одну часть тела, меня пристрелят.

Срань господня.

С головы сдернули мешок. Грузовик отъехал, и я рискнул приподнять голову достаточно высоко, чтобы увидеть, как ворота из металлической сетки захлопнулись за ним. Я взглянул в другу сторону и увидел… Еще одну ограду. Я находился в промежутке шириной с улицу между двумя высокими заборами, с мотками злобной колючей проволоки поверху.

Внутренний забор, тот, что напротив того, за которым только скрылся грузовик, был закрыт листами пластика. Судя по всему, целью была полная изоляция карантинной зоны от внешнего мира. Пластиковые листы были цветными и все покрыты надписями. Ближайший ко мне гласил: «91.2 К-РОК РОКТЯБРЬСКИЙ РОКОКАЛИПСИС».

Я подумал, сколько еще мне так лежать, но вскоре ворота во внутреннем заборе приоткрылись, и голос из громкоговорителя приказал мне пройти внутрь. Я подчинился и вошел в карантинную зону, похоже, уже второй раз.

* * *

Не знаю, что я ожидал обнаружить за воротами, но я оказался на лужайке госпиталя. Само здание было оказалось справа, а передний газон госпиталя раскинулся слева. Солнце с ненавистью выплевывало лучи в мои глаза – как давно я не видел солнца? – и я решил, что была вторая половина дня или вроде того.

Моей первой мыслью было: «Ребрышки». Запах жаренного мяса ударил мне в ноздри, как будто я был с подветренной стороны от шашлычной. Я услышал голоса. Кто-то смеялся.

Черт, да тут вечеринка.

Более странным было отсутствие людей в скафандрах и с оружием. Я думал, меня грубо схватят и посадят писать отчет или пошлют доложить в палатку или сдать какие-нибудь анализы, или черт знает что еще. Но я был сам по себе. Солдат не было. Не было никого, кто выглядел бы официально. Никаких сотрудников.

Вместо этого кучка усталых людей в тюремных комбинезонах, кое-кто, завернутый в больничные одеяла, глядели на меня так, будто ожидали кого-то другого. Когда они увидели, что это я, они начали расползаться без единого звука.

Ну и идите к черту сами.

Я заметил столб дыма в сотне ярдов, у самой ограды, обегающей всю территорию госпиталя по периметру. Этой ограды не было, когда я в последний раз был тут, и она была полностью покрытая яркой рекламой, которая выглядела… как-то неправильно. Словно кому-то не хватило брезента, и её покрыли старыми рекламными щитами, найденными на складе (SUBWAY: ПРИХОДИТЕ ПОПРОБОВАТЬ НАШУ НОВУЮ БОРОДУ!) Я побрел к огню, безо всякого понятия о том, что еще делать. Той же стратегии я придерживался на вечеринках – сначала найти жратву. Мои легкие дрожали от холодного воздуха. Не самое неприятное чувство. Словно чувство свободы.

— Эй! Человек-Паук! Человек-Паук вернулся!

Голос раздался откуда-то сверху, и, должен признать, моим первым порывом было оглядеться в поисках настоящего Человека-Паука. Почему бы и нет?

Но его не было. Я отыскал источник звука, черного парня, высунувшего голову из окна пятого этажа госпиталя. Я понятия не имел, со мной он разговаривает или с кем-то еще, и потому продолжил идти. Я не мог не заметить, что окно, из которого он кричал, не было открыто – стекло выбили. Это показалось мне странным.

Я прошел мимо толстой женщины в таком же как мой зеленом комбинезоне, спящей под одеялом на чем-то типа диванчика из комнаты ожидания, который вытащили во двор. Обивка выцвела, словно побывала под дождем. Я поддел ногой пустую бутылку из-под воды. Отлетев, она ударилась о другую. Повсюду был мусор. Я заметил, что кто-то повалил статую Флоренс Найтингейл, лежащую теперь на боку, словно только что свергли диктатора.

Я двигался вперед к костру, люди начали собираться вокруг меня. Все были в комбинезонах, или зеленых, как мой, или кроваво-красных.

Давай, Теннет, скажи мне, что это не чертов тюремный двор.

Я прошел мимо главного входа в госпиталь. Раздвижные двери были приперты двумя переполненными мусорными баками. По виду погруженной во мрак приемной казалось, что во всем здании нет света. Постапокалипсис. Сколько прошло времени? Год? Мне подумалось, что Белый Дом был также разгромлен, а Спальня Линкольна была забита беженцами. Или зомби.

Я уловил отголосок того мясного запаха, исходящего от огня, и в животе заурчало. Когда я ел в последний раз? Мне казалось, я слегка похудел, но возможно это было лишь из-за огромного комбинезона, в который я был одет. Впереди показалась группа одетых в красное людей, разговаривающих и едящих из мисок. Я хотел было спросить у них, где взять еду, но при виде меня они замокли и глядели на меня, будто я был копом, а они прятали косяки. У всех были клокастые бороды и сальные волосы. Никто не брился, никто не мылся. На земле валялись выброженные пластиковые вилки и бумажные тарелки, испещренные пятнами застарелого жира и грязными следами ног там, где по ним проходили десятки раз.

Группа красных комбинезонов по другую сторону костра тоже смолкла. Костер, кстати, был потрескивающей кучей сломанной мебели, деревянных поддонов, как минимум одного матраса и чего-то похожего на почерневшие палки.

Теперь все глядели на меня. Я поискал взглядом такие же зеленые комбинезоны, но в них был восьмидесятилетний старик и женщина средних лет, похожая на учительницу. В её глазах не было даже смутного интереса. Самый здоровый из красных, мужик с волосами по плечо и шеей толще головы, сказал:

— У нас тут проблемы?

У него был голос человека с четырьмя яйцами. Его комбинезон был расстегнут, открывая вид на вытатуированный Железный Крест на груди.

— Насколько я знаю, нет. Не мог бы кто-нибудь показать мне, где еда?

Нервные взгляды. Еда тут – чувствительная тема? Ни у кого вроде не было жареных ребрышек.

— Ты тут в гребаные игры играешь, братан? – сказал четырехъяйцый.

— Мы знакомы?

— Мужик, просто отвали.

— Если я соглашусь отвалить, вы мне скажете, где еда?

— Спроси Сэла, где еда, - оскалился мужик, - Давай, он прямо здесь.

Он кивнул в сторону костра. Тощий парень с повязкой на глазу произнес.

— Забудь, мужик. Вали давай, - сказал он уже мне.

— Почему я должен валить? Может, я хочу погреться у огня.

Четырехяйцый шагнул ко мне.

— Чувак. У тебя у пять секунд, чтобы уйти, иначе ты присоединишься к Сэлу. И мне насрать, кто что скажет.

— Слушай, ты меня ни с кем не путаешь?

— Эй-эй, - раздалось за моей спиной. Тот черный парень из окна. В зеленом комбинезоне, - Полегче, мужик, полегче. Парень только что из дыры.

— Да мне насрать, - ответил четырехъяйцый.

— Пойдем внутрь, - сказал негр, схватив меня за рукав и утянув в сторону, - На улице холодно.

Я пошел с ним, и увидел, что он был не один. С ним были еще четверо в зеленых комбинезонах. Нас что, разделили на команды? Какого черта тут происходит? Я попал в какое-то параллельное измерение? Опять?

— Мужик, мы уж думали, ты не вернешься, - сказал он, - Как раз вовремя. У нас был предупреждающих сигнал сорок пять минут назад, и грузовик может приехать в любой момент.

— Я ни слова не понял из того, что ты сказал, - ответил я.

У самого входа в госпиталь он остановился, наклонился к моему уху и заорал:

— У НАС БЫЛ ПРЕДУПРЕЖДАЮЩИЙ СИГНАЛ СОРОК ПЯТЬ МИНУТ НАЗАД И…

— У меня со слухом все в порядке. Я не знаю тебя. Я забыл все, что было, не помню ничего из этого. Последнее, что я помню – тут все было на грани, во всем городе. Затем я проснулся в подвале старой жуткой туберкулезной лечебницы дальше по улице. Дыра, так ты её назвал?

— Вот дерьмо, - сказал черный парень, потирая шею, - тебя по голове ударили или что?

— Нет, они сказали, что это побочный эффект чего-то, чем они меня там пичкали.

Он выдохнул, нервно огляделся по сторонам и затащил меня внутрь госпиталя. Помещение было полностью разгромлено. Когда-то тут прямо у дверей была огромная овальная стойка, где можно было записаться у одного из целой кучи секретарей, который вносили твои данные в компьютер и давали резиновый браслет на руку, отсеивая людей без страховки. Теперь от неё остались лишь мелкие обломки и глубокие дырки в плитке в тех местах, где стойку грубо отодрали от пола.

— Дрова, - сказал черный парень, - Их пан состоял в том, чтобы сначала взять то, что легко достать, то, что ближе к двери, и сжечь. Таким образом, через месяц, когда мы все ослабнем и заболеем, дерево останется только в труднодоступных местах на десятом этаже. Отличный план, если ты долбанный идиот.

— Сколько прошло времени? Скажи мне, сколько прошло времени с момента прорыва?

— Девять дней. Ты ничего не помнишь?

— Срань господня, мы так раздолбали госпиталь за девять дней?

— Да нет, чувак, первые несколько дней сотрудники ЦКЗ поддерживали тут порядок. Потом они отчалили. Мы занялись этим со среды, а сегодня воскресенье.

— И, отвечая на твой вопрос, нет, я не помню ничего из произошедшего тут. Я даже не знаю, как тебя зовут.

— Я – ТиДжей. Был знаком с Джоном до того, как это началось. Мы с тобой как-то встречались на вечеринке, но этого ты, скорее всего не помнишь, правда по другой причине.

— Погоди, Джон тоже тут? Тот парень сказал…

— Неа. Нам много о чем нужно поговорить. Пошли ко мне.

Он повел меня к лестнице, совершенно темной и, несмотря на все случившееся, все еще пахнущей госпиталем – старая еда, химикаты, смерть. Когда-нибудь я разбогатею на поставках не пахнущих отчаянием дезинфицирующих средств в больницы.

Мы вышли в коридор пятого этажа, и все люди здесь носили зеленые комбинезоны.

— Смотрите, кто вернулся! – возвестил ТиДжей.

— Человек-Паук! – произнес грузный негр, будто дремавший в кресле, - Ты сбежал или тебя выпустили?

— Выпустили, - ответил ТиДжей раньше чем я успел открыть рот, - Только что выкинули из грузовика. Его все еще штормит после седативных. Есть хочешь? – спросил ТиДжей уже меня, - Тебя там кормили?

— Если у вас есть еда, я её съем.

— Тогда пошли, - сказал он и двинулся дальше по коридору. Мне показалось, что он хочешь отстранить меня от разговора с колясочником. Его голос раздался за спиной:

— Он понадобится во дворе минут через десять. Сигнал был уже довольно давно.

— Мы слышали, - ответил ТиДжей, - Мы придем.

Мы добрались до последний двери конце коридора. Внутри оказались две кровати и картонные коробки на полу, наполненные чем-то типа Доширака, энергетических батончиков и бутылок с водой. В противоположном углу стояла дюжина белых пластиковых бутылок с содранными этикетками, похожих на хлорку. На них что-то было написано маркером, но я не мог разобрать, что именно.

— Дэвид! Ура!

Голос прозвучал с одной из кроватей, на которой белая девушка с дрэддами, очками в толстой оправе и проколотым носом складывала оригами из листа бумаги. На шее у неё болтались, в которых я лишь через миг опознал как полдюжины красных пластиковых крышек от бутылок с сиропом, нанизанных на леску. Она одарила меня такой улыбкой, что я подумал, будто сейчас всем нам на плечи опустятся мультяшные птички.

За моей спиной ТиДжей спешно закрыл дверь и сказал:

— У нас возникли трудности, детка.

— О нет. Только не говори… - сказала девушка с дрэддами упавшим голосом.

— Дело не в этом. Он ничего не помнит. Верно? – спросил он, взглянув на меня.

— Ага.

— Узнаешь её?

— Извини, нет.

— Типа амнезии? – спросила девушка с дрэддами, - Он не помнит вообще ничего, даже как его зовут?

— Нет, я помню все до… Этого. Когда все началось. Приехала Национальная гвардия и все. Помню, что меня схватили какие-то чуваки, а потом я очнулся в тюрьме. Совсем недавно.

— Ты не знаешь, что там с тобой делали?

— Неа. Извините.

— Кстати, я Хоуп. Может быть, он еще вспомнит все? – спросила она ТиДжея.

Тот пожал плечами и подошел к окну. К тому самому выбитому окну, через которое он кричал мне, когда я только появился во дворе.

— Если ты не возражаешь по поводу повторения разговора, который у нас, без сомнения, уже был, могу я узнать, какого хрена тут вообще происходит? – спросил я.

Ну, мы тут на карантине, - сказал ТиДжей, - А помимо этого ни черта не знаем. В первые дни госпиталь был битком набит сотрудниками ЦКЗ в костюмах химзащиты, нас всех рассадили по комнатам, а в коридоре поставили охрану. Но потом заразился один из охранников и все покатилось под откос. Крики из коридоров. Глянь, там на плитке – это не кофейные пятна. А потом все, они отчалили. Все сотрудники. Кого-то из них эвакуировали - было слышно, как на крышу садились вертолеты, - кого-то просто оставили тут, и теперь они такие заключенные, как и мы. Кого-то забрали тем же путем, которым ты только что прибыл. Госпиталь просто оставили нам.

Я присоединился к ТиДжею у окна и оглядел забор, огораживающий двор, пытаясь увидеть, что за ним. Я видел крыши каких-то белых палаток, но больше ничего особенного. Мы были не так высоко, чтобы можно было разглядеть что-то вдали.

— Значит ЦКЗ просто отступили в другое здание? – спросил я.

— ЦКЗ больше нет, чувак. Они уехали, а им на смену пришли другие люди – ОПНИК. Национальная гвардия тоже оттянулась за периметр города. А меня оставили тут.

— Погоди, - сказал я, - Так ты тот ТиДжей, о котором говорил Джон? Ты был там в день, когда все началось.

— Так точно. Национальная гвардия. Предположен риск заражения. Какой-то говнюк из ОПНИК поблагодарил меня за службу, забрал автомат и пистолет и оставил меня не с той стороны забора. Здесь нас больше дюжины. По крайней мере было. Мы шли в первой волне, у нас не было ни костюмов химзащиты, ни чего бы то ни было. Полный пиздец.

— Держи, - произнесла за моей спиной Хоуп, вручая мне хрустящий злаковый батончик, маленький пакетик орешков и большой «сникерс».

— Горячей воды от завтрака не осталось, а то я бы заварила тебе лапши. Кофе тоже кончился. Надолго не хватило. На этаже есть вода в бутылках.

— Боже, женщина, - в ужасе произнес ТиДжей, - Ты дала ему последний «сникрес»? Я чуть не подрался с чуваком из-за него.

— Не болтай лишнего, хорошо? – сказал он уже мне, - Как ты наверное мог понять внизу со слов Оуэна – тот патлатый браток с бычьей шеей – тут у нас типа как напряженная обстановка. Говори всем, что устал, или что у тебя желудочный грипп, или мигрень. Но я не могу допустить, чтобы просочилось хоть одно слово о потере памяти. Незачем все усложнять. Ты все еще нужен, и красным и зеленым, так что не будем нарушать баланс до тех пор, пока нам не придется. Ты наш Человек-Паук, и у нас нет запасного варианта.

— Ладно, почему все зовут меня…

Сердито прозвучал зуммер, словно в конце баскетбольного матча.

— Время для шоу, - сказал ТиДжей, - Можешь поесть по пути вниз. Просто иди за мной. Не говори больше, чем нужно.

Он подхватил две бутылки отбеливателя в углу и торопливо вышел.

* * *

К тому моменту, как мы дотопали до нижнего этажа, нас было уже с полдюжины. Я поразился, когда колясочник поднялся со своего кресла и пошел за нами. Почему-то мне раньше не приходило в голову, что он не инвалид, а просто использует кресло в качестве кресла. На лестнице колясочник сказал:

— Оуэен говорит людям, что он собирается исцелить всю следующую партию. Говорит, оно не стоит риска.

— Значит надо поговорить с Оуэном, - ответил ТиДжей, - Но теперь это не важно, у нас снова есть Человек-Паук. Он еще ни разу не подводил нас. И не будет, точно, Паукан?

Я хотел было ответить, но он оборвал меня:

— Покончим с этим, и сможешь немного отдохнуть. У тебя скорее всего просто обезвоживание.

Мы снова вышли во двор через лобби. Все, кто был там, просто стояли и смотрели. Не на меня, а на ворота в заборе, откуда я недавно прибыл.

Боже, там же нет сторожевых вышек или типа того. Почему они просто не попытаются бежать? Просто броситься к воротам, когда они откроются…

Все молчали. Я слышал, как потрескивал костер. Кто-то подбросил туда нового горючего, навалив мусора в форме пирамиды, чтобы создать эффект дожига, как в реактивном двигателе, для того, чтобы сделать костер очень, очень жарким. Если на той стороне были солдаты, то они не переговаривались и не выкрикивали приказы и не делали ничего еще. Я даже не слышал холостых оборотов двигателей. Все и правда выглядело так, будто мы были одни, и я не мог отбросить идею о том, что мы можем просто уйти. Может быть, все, кто был вооружен, отступили и решили остановить прорыв в границах города. Так почему бы тогда не сбежать отсюда?

И почему ты решил, что «заражение» остановилось в пределах города, а? Последний раз, когда ты видел этих ребят деле, дерьмо едва ли было у них под контролем.

На лужайке была нарисована выцветшая белая линия, образующая полукруг вокруг ворот, словно трехочковая зона на баскетбольной площадке. Никто не заступал за неё. Никто не приближался к ней ближе чем на двадцать футов. Я распаковал сникерс и засунул его в рот целиком. Я вытащил из кармана орешки с логотипом Америкакнских Авиалиний и сел на траву

ТиДжей грубо схватил меня за локоть и поднял на ноги.

— Не делай блядь так больше! – прошипел он, - Бля, чувак, да ты все вообще забыл.

Я открыл было рот, чтобы спросить, действительно ли нас отделяли от свободы только эти два хлипких забора, но он шикнул нам меня. Наклонившись к моему уху он прошептал:

— Слушай сюда. Сигнал раздается за час до прибытия новичков. Сигнал означает, что никто не приближается к воротам на расстояние побега. Затем он звучит снова прямо перед тем, как открываются ворота, как последнее предупреждение. Через несколько секунд в них въезжает грузовик. В нем будет полным полно новичков, людей, которых они собрали с улиц, потому что они могут быть заражены. Их обрабатывают в лечебнице и свозят сюда. Затем ты должен осмотреть их и убедиться, что они чисты, понятно?

— И как именно я должен…

Но мне нужно было заканчивать предложение.

Проверить их на пауков.

Потому что я мог видеть пауков.

Я – Человек-Паук.

Я взглянул на две белых бутылки, которые ТиДжей поставил у ног. За моей спиной я увидел Хоуп, грызущую ноготь. Она нервничала. Все нервничали. Тревога гудела в воздухе. На ближайшей ко мне секции забора была изображена нижняя половина женщины в одном нижнем белье с розовой надписью: РОЖДЕСТВЕНСКАЯ РАСПРОДАЖА В VICTORIA’S SECRET УЖЕ НАЧАЛАСЬ!

Вдалеке раздались слабые щелчки и лязг – я их уже слышал и знал, что это открываются внешние ворота. Военный грузовик прогрохотал между пластиковыми листами внутреннего забора. Мы услышали, как открылись и закрылись двери грузовика. Двигатель. Снова наружные ворота. Тишина.

Короткий сигнал прозвучал снова, и внутренние ворота наконец-то распахнулись. В том же самом месте, где недавно был я сам, лежали четверо человек. Все молодые, похожи на студентов. Трое парней и девушка. На парнях были зеленые комбинезоны, на девушке – красный. Их руки были связаны за спинами.

— Черт подери, - пробормотал колясочник, - Хоть бы их так не клали на землю вот так. Когда-нибудь их ждет потрясение, если Карлос придет перекусить.

Могу поклясться, что любое предложение, которое произносил тут каждый, звучало для меня будто другой язык. Это начинало раздражать.

Четыре новых жителя Паучьего Карантина Неназываемого неуклюже поднялись на ноги и потащились во двор. Через долю секунды после того, как прошел последний, ворота сами по себе захлопнулись. Это был быстрый механизм: думаю, ему потребовалось все две секунды, чтобы закрыться будучи полностью открытыми.

Огромный светловолосый мужик – ТиДжей назвал его Оуэном, - Крикнул им:

— Добро пожаловать в карантин. Пожалуйста, внимательно выслушайте все, что я хочу сказать, и молчите, пока я не закончу. Это избавит вас от множества вопросов впоследствии.

Его голос эхом разносился по двору, огромные легкие выплевывали каждое слово, словно выстрелы в лесу.

— Как вы могли заметить, тут нет охраны. Ни федералов, ни солдат. Они сбежали отсюда несколько дней назад. И мы совершенно не против. У нас есть еда, вода и лекарства, мы будем рады предоставить вам все, что нужно. Это хорошие новости. Плохие новости: тут нет почты. Нет телефонов, интернета, телевизора или радио. Все, что у нас есть, не ловит сигнал. Мы отрезаны.

Оуэн сделал паузу, давая время на обдумывание.

— Также, здесь нет электричества. Может быть, его включат снова, может быть – нет. Мы живем тут без него и будем жить дальше, до тех пор пока кто-нибудь не разберется с проблемой и не придет выпустить нас из нашей тюрьмы. Так, теперь, когда вы немного в теме, позвольте перейти к важной части. Нас тут чуть больше трех сотен. И никто, как вы видите, не заражен.

Снова пауза. Он посмотрел каждому из них в глаза по очереди.

Вроде бы Теннет сказал пятьсот…

Да. Все верно. Единственная причина, по которой мы застряли здесь это то, что федералы не могу разработать действительно работающий тест. Так что им приходится гадать. И, могу поспорить, никто из вас также не заражен. Значит, как мы это выясняем. У нас тут есть эксперт, который может определить заражение на глаз. Он осмотрит вас, и как только вы будете объявлены здоровым, мы освободим вас от наручников, проведем вовнутрь, дадим комнату, одеяла и все, что вам нужно. Неплохо звучит?

Никто не ответил.

Оуэн смотрел на меня. Ребята смотрели на меня. Все смотрели на меня. Я не дышал.

— Сделай это, - сказал ТиДжей, - И все будет в порядке.

Он подвел меня к первому парню, похожего на ботаника с прыщами на щеках. Он щурился, глядя на меня, поскольку, видимо, где-то потерял свои очки. ТиДжей произнес голосом, который внезапно напомнил мне о том, что он провел несколько лет в армии:

— Я должен попросить вас открыть рот, сэр.

Глаза парня бегали туда-сюда в поисках кого-нибудь, кто спасет его от этого.

Чувак, расслабься. Я всего лишь должен проверить, не поселился ли в твоей голове паук, способный управлять разумом.

Он открыл рот. На вид обычный человеческий рот. Много дырок в коренных зубах.

— Он в порядке, - сказал я.

Парень закрыл рот и глаза одновременно. У него словно гора с плеч упала. Я мгновенно осознал, что я – самый влиятельный человек в карантине.

— Как вас зовут, сэр? – спросил ТиДжей.

— Тим, - ответил ботаник.

— Добро пожаловать в карантин. Мы рады, что ты с нами.

ТиДжей развернул его и достал кусачки. Он перекусил пластиковый хомут, который служил наручниками, и парень тут же потер глубокие красные отметины на запястьях.

Я подошел к следующему парню. Высокий, с квадратной челюстью. Наверное, занимался баскетболом в старших классах или колледже. Без слов он открыл рот и провел языком по кругу, чтобы я мог посмотреть везде. Уверенный. Такой парень всегда проходил все проерки, моральные и психические. Может быть, когда-нибудь станет сенатором. Прекрасные зубы.

— Да, он в порядке, - сказал я.

— Кэвин, - произнес он, когда ТиДжей освободил его от наручников, - Кэвин Росс. И я могу залезть по этой сетке примерно за десять секунд, если чем-нибудь прикрыть колючую проволоку. Оторвите кусок ковра или типа того.

— Об это мы уже думали. Не выходит.

Осталось еще двое. Девушка и парень, чьи кудрявые волосы напомнили мне персонажа Джоны Хилла из СуперПерцев.

Следующей была девушка. Она была хиппи. Это было понятно даже несмотря на красный тюремный комбинезон. Её волосы были заплетены в беспорядочные косички, а взгляд был одурманенным и доверчивым, словно она могла увидеть красоту души одним взглядом.

Она одарила меня тем, что я могу описать как трагическую улыбку и дрожащим голосом сказала:

— Привет. Как тебя зовут?

— Дэвид. Просто открой рот, хорошо?

— У меня такое чувство, что я окажусь больной, Дэвид.

— Тогда я отойду. Это займет всего секунду.

Она снова улыбнулась. Слезинка скатилась по щеке.

— Давай, открывай, - сказал я.

Она открыла. Похоже, она курила – передние зубы были чуть желтоватыми. Дырок в зубах нету. Ну и хорошо.

Теперь она уже плакала в полную силу.

— Все хорошо, - сказал я, - Выглядит хорошо. Успокойся, ладно. Мы все проходим через это. Я взял её за руку. Посмотрите на меня, ответственный профессионал.

Не волнуйся, я эксперт!

прошептала что-то между всхлипами, что я не смог разобрать.

— Что-что?

— Проверьте снова.

— Я могу, если хочешь, но…

— Потому что неделю назад у меня был проколот язык и вставлен пирсинг, - она зажмурилась и всхлипнула, пытаясь вдохнуть, чтобы произнести слова, - А теперь его нет.

— Что? Я не пони…

Но я понимал.

Однажды утром она проснулась и поняла, что её рот больше не её.

Господи Иисусе, нет, нет, нет.

В этот раз она открыла рот так широко, как только могла. Я не хотел смотреть, но не мог удержаться. И, конечно, я увидел. Между её нижними зубами и нижней губой притаились два черных жвала.

Я отшатнулся в ужасе, и все остальные вокруг последовали за мной.

Оуэн уже двигался, целеустремленно шагая к девушке. Она опустилась на колени, всхлипывая.

ТиДжей встал передо мной, оттесняя меня от неё.

— Ладно, ладно, Ты… Ты говорил, что у вас есть лекарство, да? Есть какая-то процедура?

— Прикрой уши, - сказал ТиДжей. Он заткнул ужи чем-то типа ватных шариков. Люди вокруг прикрывали ушил руками.

— Но почему…

Оуэн зашел за спину девушки, вытащил из-за пояса пистолет и вышиб её мозги на траву перед ней.

тело шлепнулось оземь. Остальными тремя новоприбывшими овладела паника.

Я думал, что все прикрывают уши от выстрела, но затем раздался пронзительный визг, крик пауковидной твари. Я вогнал пальцы по самые барабанные перепонки со всей силы. Звук все еще отдавался вибрацией в моих костях.

Они работали быстро. Оуэн, у которого в уши, как я заметил, были воткнуты сигаретные окурки, перевернул девушку. Я видел, как паук пытается отделиться и выбраться из её черепа, вырастая из её рта словно огромный, гротескный черный язык. ТиДжей открыл обе бутылки, затем осторожно перелили содержимое одной в другую. Что-то смешивал. Через миг струйка дыма поднялась над новой смесью. Оуэн отошел и ТиДжей вылили все содержимое в рот девушки.

Вой поднялся до такого уровня, что у меня задрожали кишки. Паук забился. Кислота растворяла щеки и губы девушки, проливаясь в рваные дыры в её коже. Паук тоже растворялся, его ноги отвались при рывках.

В конце концов, ужасный вой прекратился, и все стихло.

Оуэн засунул пистолет в штаны и схватил девушку за ноги.

— Давай, - сказал он, - Пока Карлос не заявился.

Колясочник, которому были адресованы эти слова, протиснулся мимо меня и схватил руки девушки. Они потащили труп прямо к огню бушующего уже костра. На счет три они кинули её труп в пламя, выбросив в небо столб искр. Пламя пожирало её плоть и порождало запах, который я недавно принял за аромат жареных ребрышек.

Теперь я, наконец, увидел.

Кости.

В костре. Кости и кости и кости. Полным-полно костей. Почерневшие черепа, ребра, тазовые кости, прямые кости рук и ног торчали, словно палки. Сотни и сотни костей.

Волосы девушки горели. Её комбинезон слезал черными полосками, словно с сосиски, которую жарят над костром. Я только что разговаривал с ней.

Я запомню этот запах на всю оставшуюся жизнь. Я больше никогда не буду есть мясо.

— Проехали, братан, - сказал мне Оуэн, - У тебя еще один остался.

— Нет. Нет. Это… Не может быть единственный способ.

— Херня! – прорычал Оуэн, - Когда ты назвал Сэла, у тебя никаких проблем не было, а теперь ты, блядь, распереживался?

— Мужик, я не помню, - ладно, слушай, это было раньше. Это… В прошлом и не имеет теперь значения. Я не могу это делать больше. Извини.

За моей спиной послышалось какое-то движение и ТиДжей крикнул:

— Эй! Стой! Не надо!

Он кричал Кэвину, тому парню баскетболисту. Он побежал к ограде. Парень прыгнул, повиснув на середине забора, вцепившись пальцами в сетку. Он полез вверх к колючей проволоке…

И свалился. Он упал на землю, словно манекен для краш-тестов. Дряблый мертвый груз. Под его головой расплывалось кровавое пятно. Кусок черепа отсутствовал.

Я даже не слышал выстрела, унесшего его жизнь. Я завертел головой вокруг в поисках стрелка, но никого не увидел. В небе над нами медленно кружили только какие-то птицы, скользящие на восходящих потоках с распахнутыми крыльями. Может, стервятники, заслышавшие смерть, словно чертов колокольчик к обеду.

— Тупой ублюдок, - сказал ТиДжей. Он что, думал что мы тут сидим, потому что никто не умеет лазать по заборам? Черт, я мог бы дать ему раздвижную лесенку, одна как раз в подсобке стоит.

Парень, похожий на Джону Хилла был парализован ужасом. Его руки все еще были скованы за спиной. Глаза расширились, губы побелели: он так сильно сжал их, что перекрыл приток крови. Оуэн встал за его спиной и приставил пистолет к затылку.

— Или ты его проверишь, или мы его сразу вылечим. Все, и всех прочих, кто придет через ворота. Гребаный Карлос рыщет вокруг, и это уже достаточно плохо. А теперь помножь его на три, шесть или дюжину. Когда федералы придут сюда через месяц, они найдут только кости, куски мяса и крадущиеся кошмары. У меня есть жена, ради которой я хочу вернуться домой. У меня есть дети, ради которых я хочу вернуться домой. Федералы оставили нас здесь, на съедение. Никто кроме нас самих нам не поможет. Но когда ворота откроются, я выйдут отсюда. Как мужчина. Будешь ты мне помогать или нет – дело твое.

— Открой свой чертов рот или он тебе башку прострелит, - сказал я пацану.

Он подчинился. Я оттянул его нижнюю губу, потом верхнюю. Он носил брэкеты. Больше я ничего не обнаружил.

— Он в порядке.

— Теперь ты в этом уверен? – спросил Оуэн.

— Да.

Он убрал пистолет и карманным ножом разрезал путы.

— Как тебя зовут, парень?

— Кори. Я, похоже, теряю сознание.

Оуэн схватил перевернутое кресло-каталку и поставил прямо.

— Садись, пока не упал.

Кори сел, уронив голову в ладони, пытаясь проснуться от того, что, как он думал, наверняка было ночным кошмаром. Оуэн, ТиДжей и колясочник Брюс направились за телом баскетболиста, чтобы оттащить его забора, скорее всего в костер. Больше костей в кучу.

За спиной журчащий голос произнес:

— Это неправильно. Как они могут это допускать? Где правительство? Где армия? Где полиция?

Это был первый парень, которого я проверил, Тим, ботаник. Не оборачиваясь, я ответил:

— Думаю, мы сами по себе, парень.

Трое мужчин тащили тело парня-баскетболиста к костру. Я не мог опять смотреть на это и повернулся к Тиму, который сидел на земле, скрестив ноги.

— Эй, думаю, ты не должен сидеть на земле. Они сердятся.

— Почему.

— Видимо, это огорчает Карлоса.

— Кто такой Карлос?

— Не знаю. Садовник? Я сам только что попал сюда.

Я почувствовал, как под ногами что-то задрожало. Едва уловимо, словно кто-то рядом долбил отбойным молотком или слушал музыку с громкими басами. Но звука не было, только земля дрожала. А потом люди побежали, крича. ТиДжей бросился к нам, размахивания руками:

— Вставай! Встань с земли!

Это в конце концов убедило Тима, который разогнул ноги, чтобы встать…

На его лице застыло обескураженное выражение. Его челюсти двигались, порождая беззвучные слова. Он встретился со мной взглядом и я подумал, что так выглядит человек, которого внезапно ударили в спину ножом в переулке.

— Эй, ты что…

Он взвыл от боли. Рванул вверх, но, казалось, его зад приклеился к земле. Он закричал снова, издав искаженный и неровный крик, словно в микрофон, который вынимали из гнезда.

Призвав на помощь звериную сиу лисы, отгрызающей свою ногу, чтобы вырваться на свободу, Тим поджал ноги под себя и рванулся вверх изо всех сил. Он поднялся над травой на фут, и на короткий миг я увидел, как что-то тянет его назад. Выглядело так, словно он высирал макароны. Пучок тонких, переплетающихся щупалец, крутящихся и извивающихся. Они вгрызались в его внутренности снизу, словно кукловод.

Тим сильно плюхнулся на землю. Он завопил еще раз, а затем забился припадке, разорвавшем его крик в спазматические выкрики «Ук-ук-ук-». Его глаза закатились. Поток крови хлынул изо рта. Мне показалось, что я видел, как одно тонкое желтое макароноподобное щупальце скользнуло между его зубов. Тело Тим дернулось раз, другой, третий. Потом был громкий влажно хлюпающей звук, и он повалился вперед и он развалился по сторонам.

От него остался только комок внутренностей размером с мешок картошки. Желтые щупальца протянулись к нему и затащили розовую кучу под землю, оставив лишь окровавленную нору в земле.

— Гребаный Карлос, чувак, - произнес запыхавшийся колясочник, остановившийся за спиной ТиДжея, - Говорил же, надо было его убить, пока была возможность.

ТиДжей, удивительно спокойный

– поскольку уже не раз видел это, черт подери –

вздохнул и сказал:

— Ну, тогда мы не знали всего, что знаем сейчас. Важно то, что сейчас мы знаем. И следуем процедуре.

Верно, Человек-Паук, - сказал он взглянув на меня.

Я не ответил.

Оуэн протопал за их спины и ткнул в меня пальцем:

— Он не распознал девчонку! Ты заметил? Как по мне так это последнее, что я хотел бы узнать о его так называемой стопроцентной точности, братан.

— Говорю же, его все еще штормит после пребывания в дыре.

— Да, кстати об этом. Что там произошло? Мы же не знаем, так? Это может быть вообще не тот же самый парень. Он выглядит, будто сам не знает кто он.

— Ага, и девчонка была в красном, - отбрил его ТиДжей, - Или ты не заметил, Оуэн? Трое подряд в красном. Едва ли не трое из четырех зараженных были в красном, когда их сжигали, о чем это тебе говорит?

— Хочешь поговорить об этом ТиДжей? Давай посчитаем участников: ты, я и моя «беретта» 9мм. Как тебе?

— Пошел ты.

Мне нравится, как негры говорят «пошел ты». Они делают упор на первую согласную, словно наносят удар словами. Интересно, они тренируются перед зеркалом? ТиДжей и Оуэн таращились друг на друга целую минуту, а потом ТиДжей переключился на кудрявого парня. Кори.

— Ладно, пошли внутрь. Когда жгут три тела разом, воняет очень сильно. А, и добро пожаловать в карантине.

* * *

Все направились наверх.

— Тебе надо сходить на второй этаж показаться доктору. Он спрашивал о тебе, пусть попробует выяснить на тему твоей памяти и всего этого.

. Я не собирался ни на второй этаж, ни на пятый. Я шел на крышу.

Я должен выбраться из этого проклятого дурдома. Я хотел забраться повыше и посмотреть, что именно удерживает нас тут. ТииДжей шел за мной, пытаясь объяснить, что мы делали это раньше, и я сам сказал, что смотреть там не на что. Он не удивился, когда выслушав все это, я все равно настаивал на том, чтобы подняться.

Спустя пять минут и десять пролетов, мы стояли посреди умолкших кондиционеров и птичьего дерьма, глядя на красные и зеленые фигуры, слоняющиеся по двору. Поднялся ветер, поднимая в воздух мусор: бумажные тарелки и обертки. Мусорная куча, подобно сугробу, начала расти у западной стороны забора. Посреди этого всего, заключенные, сбившиеся в красные и зеленые кучки, вели беседы. Будто самый хреновый в мире рождественский парад. Это был мягкий (эм, в середине ноября?) день, но здесь наверху, в преддверии вечера, было весьма зябко. Мне было все равно. Я ходил от одного края крыши к другому, осматривая местность. Пульсирующий приступ паники медленно сжимал мой мозг.

Дэвид из прошлого был прав – смотреть было не на что. Забор, еще забор, а за ним город. За воротами стояло несколько белых палаток, но вокруг забора не было охранников с автоматами, вообще ничего.

Этого не достаточно. Этого недостаточно чтобы держать меня тут, черт подери. Почему я все еще тут? Господи, запах горящих волос той девчонки…

— Где стрелки? – спросил я ТиДжея.

— Кто?

— Стрелки, чувак. Снайперы или кто там пристрелил того парня. Они не могут стрелять с крыши лечебницы, слишком далеко.

Я взглянул на лечебницу, больше здание из серого кирпича, покрытого мрачным мхом, стояло рядом с таким же, но меньшим зданием, словно у них остались кирпичи после постройки главного здания, но не достаточно для того, чтобы построить еще одно такое же. На крыше не было никаких признаков людей с оружием, да и просто людей вообще-то.

ТиДжей указал на небо.

Я глянул, туда, куда указывал его палец, на птиц, лениво круживших над нами.

— И что я должен увидеть? - пожал я плечами.

— Слушай, с тобой говорить… - он улыбнулся и покачал головой, - Словно ты путешественник во времени. Или нет, погоди, больше похоже на пещерного человека, которого только что разморозили: «Что это за странная дьявольщина, человек из будущего?»

— Он снова показал вверх.

— Снайперы-беспилотники. Винтовка .338 калибра, установленная на беспилотном летательном аппарате. Компьютерная помощь в прицеливании, может засадить тебе пулю в голову с тысячи ярдов. Ликвидировали цели в Афганистане, куда лучше тех крылатых ракет, которые убивают талиба и всех на детском празднике, где он был в этот момент.

Я взглянул вверх на пару крошечных черных крестиков под облаками. Мне больше нравилось считать их стервятниками.

— Не то чтобы у них не было и ракет, - продолжил он, - Эти дроны, в небе кажутся крошечными, но на земле они довольно здоровые, почти как настоящий самолет, а под крыльями у них ракеты. Если бы стояли рядом с ними сейчас, они были бы с тебя высотой. Если тут все выйдет из под контроля, беспилотник может выстрелить одной во двор и убить человек тридцать разом.

— Беспилотные? Так это место патрулируют роботы?

— Нет, нет. Дистанционное управление. Где-то перед пультом сидит чувак, справа чашка кофе, слева пончик, а на экране очень медленно поворачивается черно-белая картина госпиталя. Ночью он может переключиться в инфракрасный диапазон. На случай тумана или если нам хватит ума устроить дымовую завесу, у него есть тепловизор. Может, он и сейчас на нас смотрит. Помаши ему. Но не делай угрожающих движений: он может приблизить картинку так, что твоя голова займет весь экран. Ствол винтовки стабилизируется компьютером, автоматически компенсирующим вибрации, ветер, все на свете.

— Ладно, ладно, - я запустил пальцы в волосы, размышляя, - Так, значит оператор там внизу в одной из этих палаток? Может, эм, мы сможем послать кого-то туда и выбить из него все дерьмо?

— Не, мы это уже проходили. Операторы беспилотников находятся в нескольких штатах отсюда, в Неваде, хочешь верь, хочешь нет. 17ый разведывательный дивизион, авабаза Крич, около Вегаса. И хотя между нами тысячу восемьсот миль, когда он нажимает на маленькую красную кнопку «огонь», беспилотник получает команду через три четверти секунды.

— Черт, - я согнулся пополам.

Дыши. Просто дыши.

Поверь, я знаю. Странно думать, что налогов, которые мы с тобой заплатим за всю жизнь, не хватит даже заметить сломанное крыло на этой штуки. Просто попытайся успокоится, ладно.

— Ладно, значит их там два?

— Думаю, один – наводчик, - кивнул он, - Скорее всего, следит за всей территорией сразу, второй вооружен.

— Так что если мы…

— И прежде чем ты спросишь, нет, мы не можем все бросится к стенам, чтобы у них было слишком много целей. У них есть еще и наземное оборудование за забором, беспилотники под названием «гладиатор». Выглядят как маленькие джипы, только без места для водителя, а сзади установлены пушки. Между ними есть наземные сенсоры, которые улавливают вибрацию, детекторы движения, тепловые детекторы, лазеры и всякое такое дерьмо.

С любым существом крупнее кролика, которое попробует проскользнуть мимо, случится кое-что плохое. И нет, мы не сможем сделать подкоп наружу. Даже если бы у нас было снаряжение, которого у нас нет, и способ вести работу, не привлекая внимания беспилотников, которого у нас тоже нет, куда нам копать? Мы не знаем, что происходит снаружи, кроме того факта, что прямо там - чертов командный центр ОПНИК. В смысле, я знаю местность, и ты, наверное, тоже, но даже если мы смогли бы вспомнить точку выхода с мягкой почвой, закрытую и не слишком далеко, откуда нам знать, что мы не наткнемся на патруль. Шесть недель копания впустую.

— Вот опять это слово. ОПНИК. Слышал о них хоть раз в жизни до этой недели?

— Неа, - покачал он головой, - Но когда все пошло наперекосяк на прошлой неделе, люди из ЦКЗ уехали, а ОПНИК приехали на их место. Видел, какое у этих парней снаряжение? Костюмы химзащиты, усиленные кевларом, модифицированные М4 с прицельными системами, вмонтированными в шлем. Думаешь, они обзавелись таким за ночь? Черт, да каждый из этих костюмов небось стоит по полмиллиона баксов. Это спецснаряжение, и эти ребята точно знают, что делают. Они приехали и сразу же оказались главными. Они отдают приказы Национальной гвардии, как будто мы им подчиняемся, и никто слова не сказал против. Они сказали, что я остаюсь, а я такой типа «херня, я сажусь на этот вертолет». И угадай что? Вот я тут. Никогда не видел ничего подобного.

Я пересек крышу и взглянул на заднюю часть здания и небольшую полоску леса, которая отсюда выглядела как конечный продукт восковых полосок для эпиляции. Вдали поднимался дым, может быть, это горел чей-то еще дом. Сирен не было слышно.

ТиДжей подошел ко мне и сказал:

— Знаешь, второй раз подряд этот разговор куда более огорчительный.

— Но там же никого нет, - сказал я, - Я не могу этого понять. Отсюда все выглядит так, будто всей операцией управляют двое человек. Неужели все остальное – это беспилотники, сенсоры и все такое?

— Ну да, стараются снизить риск инфекции. Нет нужды в том, что люди типа меня пополняли ряды зараженных. И, как по мне, вся эта автоматическая херня работает отлично. Ты видел, как тот парень пытался залезть по сетке.

— Тебе стоит все это записать, - раздался за нами женский голос, - Чтобы ему не пришлось повторять все еще раз, когда тебе снова промоют мозги на следующей неделе.

Хоуп присоединилась к нам на крыше.

— Я просто не могу принять, что отсюда нет выхода, - ответил я, - В смысле, его же не строили как тюрьму, так? Его строили как госпиталь. Не может быть, чтобы они перекрыли все.

— Так забавно видеть, как снова проходить пять стадий, - со смехом сказала Хоуп ТиДжею.

— Чего? – спросил я.

— Со всеми, кого они выкидывают сюда, так, - объяснил ТиДжей. – Сначала удивление, так? «Что происходит, почему я здесь». Это первая стадия. Потом ты переходишь на вторую: раздражение: «Боже, как они могли так с нами поступить? У меня есть права». Затем идет третья: неповиновение. «Я должен выбраться отсюда, выход должен быть». Четвертая стадия – депрессия: «Боже, почему я? Плак-плак. Я хочу домой, к своей девушке». Затем, скорее всего, ты окажешься на пятой стадии, которая выглядит так: «надо извлечь из этой ситуации все лучшее и вести себя по-умному».

— И я действительно прошел все пять стадий в прошлый раз?

— И я действительно прошел все пять стадий в прошлый раз?

— О нет, - ответила Хоуп, - Ты застрял где-то между второй и третьей.

 

12 часов, до резни в Ffirth Asylum

Голова Джона раскалывалась.

Он пытался перезвонить Эми, но она не брала трубку. Болезненное ощущение, начавшееся у пупка, поднялось к самому черепу. Несомненно, частично причиной этому послужила куча яиц, съеденная им на завтрак на рассвете, чтобы помочь абсорбировать некоторую часть водки и виски, которые он влил в свой организм, но по большей части это было из-за того, что он вступил в одну из своих фирменных Черных Полос. В эти периоды его жизни каждая нить невезения связывалась в чудовищный узел: все считали его виноватым. Как будто то, что произошло, случилось по его выбору. Нет, Эми, я не решал, что в этом месяце случится конец света.

В такие моменты просто отключаешься от мира и просто держишься до тех пор, пока все не кончится. Такое бывало у них с Дэйвом. Черные полосы редко бывали у них одновременно, и один всегда подбадривал другого, скидывал с дивана, чтобы поехать в «город». (Дэйв всегда показывал пальцами кавычки при слове город, когда говорил о Неназываемом, поскольку праздничный поезд останавливался всегда лишь в двух барах и трейлере Манча).

Джон огляделся вокруг, наполовину ожидая увидеть взъерошенного Дейва, поднимающегося откуда-нибудь с пола. Он щурится, его волосы спутаны, словно его только что высрал динозавр. Конечно, его там не было, и больше никогда не будет. Джону сразу же захотелось вернуться ко сну на полу.

Стоп. Каком полу? Где он, черт подери? Джон сказал Эми по телефону, что он в мотеле, но лишь потому, что не хотел признаваться, что на самом деле не знает. Это был чей-то подвал. Тут был полный бар. Может, это был дом братства? Он был расположен неподалеку от студгородка, насколько он знал. Последним, что он помнил, было то, что он спустился сюда и смотрел круглосточную программу о конце света на шестидесятидюймовом телевизоре. Потом кто-то познакомил его с современным чудом под названием Ирландская Автомобильная Бомба (Гиннес, Бэйлиз и Джеймесон), и следующим, что он помнил был его мобильный телефон, выстреливающий разрядами боли в висках и часы, показывающие после полудня. Джон оглядел пол вокруг себя и увидел множество черных парней. Похоже, он напился с баскетбольной командой.

Джон поднялся на ноги и провел несколько минут в поисках своих ботинок. Так и не найдя их, он решил, что просто поменяется с одним из парней. Одев пару кроссовок, лишь у двери он обнаружил, что они ему чудовищно велики – размера пятидесятого, наверное. По их виду становилось ясно, что они не его, но он решил, что сможет пересечься с владельцем позже, чтобы поменяться. Некоторые люди любят обувь, разношенную чуть больше.

* * *

Джон осознал, что он пялится на стену, и какое-то время прошло без этого осознания. Мозг все еще пытался загрузиться, подгружая все остальное дерьмо в панель задач. Наконец, он заставил себя подняться и выйти наружу. Эми собирается сделать что-то поспешное если он не успокоит её. Он вышел на воздух и обнаружил Бронко, кое-как припаркованный поперек газона. Джон выругался, увидев, что какой-то засранец написал на двери из баллончика: "ШТУРМОВАЯ ЗОМБИ-МАШИНА", но потом узнал свой собственный почерк.

Он выглянул наружу и увидел громоздящуюся впереди башню общежития. Оказывается, он был всего в пяти или шести кварталах от остановки у мексиканского ресторана. Прекрасно. Он подержал Бронко на холостом ходу, давая время печке прогреться.

* * *

Джон без труда нашел автобусную остановку, но вместо автобуса на ней стояли четыре черных фургона без окон. Желтая лента огораживала весь тротуар и парковку за ним. Повсюду рыскали люди в черных скафандрах.

Эми нигде не было видно.

Джон остановился прямо посреди улицы, распахнул дверь Бронко и бросился к первому фургону. Он распахнул заднюю дверь.

— ЭЙ, ЭМИ!

Внутри никого не было. Он побежал ко второму. Прежде, чем он смог открыть и его, двое парней в скафандрах схватили его.

— Сэр, сэр! Вы подвергаетесь риску заражения…

— ЭЭЭМИИИ!

Люди оттащили Джона от фургона и оттеснили в переулок. Джон хорошо разглядел, во что они были одеты, и это было чертовски пугающе. Стекла их шлемов были тонированы так, что когда на них попадал свет, они вспыхивали кроваво-красным. У них была броня и автоматы с проводами, словно они собирались отправиться воевать на Марс.

— Что, он родственник? – спросил подошедший третий человек в скафандре.

— Да! – ответил Джон, - Эми Салливан! Я её… Отец.

— Сэр, вам известно, что…

— Послушайте! Я заражен! Возьмите меня и отпустите её! Зараза, я ей покрыт с головы до пят. Только взгляните на мои громадные нечеловеческие ступни!

— Ладно, - сказал человек в скафандре коллегам, - Проверьте, есть ли у него документы, и пусть едет с Отто.

Второй раз за девять дней руки Джона стянули прочными хомутами-наручниками. Его запихнули в третий фургон, но Эми там тоже не было. Через двадцать минут они тронулись, он понял, что они с Эми будут в Неназываемом через два с небольшим часа. Столько у него оставалось времени, чтобы обдумать план.

 

45 минут раньше ...

За сорок пять минут до того, как Джона засунули в фургон…

Эми сидела на автобусной остановке, и, ожидая пока правительственные агенты доберутся туда, разглядывала еще четверых человек с оружейными футлярами и армейскими вещмешками, проходящих мимо. Они что-то вроде ополчения или как? Вид обычных людей, бродящих вокруг со всем этим снаряжением, пугал больше любых зомби. Если все разваливается, и цивилизаия опускается до этого, до оружия и борьбы за еду и лекарства, что ей делать? Она не сильная. У неё не сильных друзей. У неё нет семьи. Самым близким, кто у неё есть – это Дэвид, и что если он ранен или…

— Извините, как вас зовут?

Эми подняла взгляд, ожидая увидеть человека в комбинезоне и противогазе или что-то в этом духе. Вместо этого она обнаружила хипстерского вида бородатого парня в очках и черном бушлате.

— Эми.

— Привет. Меня зовут Джош, и мы постоянно встречаемся. Мы сидели напротив в автобусе в День З, помните? Потом я пришел домой и оказалось, что вы живете прямо в комнате подо мной.

Теперь Эми его вспомнила, хотя без его подсказки бы не смогла. Это был приятного вида парень, но он выглядел точно также, как семь сотен других парней в студгородке. Такая же фигура, такая же борода, такие же очки.

День З?

— А, точно. Я припоминаю.

— Что ты позабыла в Неназываемом?

— У меня там парень.

— У меня тоже. Не парень, я не гей. Мой брат, племянник и один из лучших друзей. В смысле, это три разных человека. Ты пришла на собрание?

Вдруг она осознала, что за лямка, перекинутая через плечо Джоша была не от рюкзака, а он чехла с ружьем.

— Погоди, так это на собрание с оружием все идут? Потому что я оставила свои пушки дома.

— Все равно приходи.

Из внутреннего кармана он достал листок бумаги, который ей не было необходимости читать. Она узнала огромную букву Z в тот же миг, как он развернул её.

— Когда за тобой приедут, приводи их тоже.

— О, не думаю, что они захотят прийти. Люди из ЦКЗ или откуда там едут забрать меня в карантинную зону.

— Что, прости? – встревожено спросил Джош.

— Да, я впустую потратила тут целую неделю и наконец решила – черт с ним. Если Дэвид там, то я тоже хочу там быть. Я позвонила им и сказала, чтобы меня забрали.

Джош нервно оглядел оба конца улицы и сказал:

— Эми, послушай. Ты должна пойти со мной. Дай мне десять минут, и я объясню что происходит. Верить мне или нет – дело твое, я приведу тебя обратно сюда. Черт, да мы тебя сами до КПП довезем. Но ты не владеешь всей информацией, и я говорю тебе, если ты поедешь с теми, кто сюда приедет, кем был они ни были, ты никогда больше не увидишь своего парня.

Еще один нервный осмотр улицы.

— Давай. Я объясню тебе все, как только мы сойдем с тротуара.

Эми вздохнула и откинула волосы с глаз.

— Ну, так начиналось множество похищений.

— Мы пойдем прямо туда, в «Пороховую Бочку». Там полным-полно народу. Полным-полно деревенщин с автоматами и дробовиками, и если кто-нибудь до тебя дотронется, его изрешетят. Пошли. Времени мало.

Он подхватил её под руку.

— Вставай.

Она пошла с ним. Они торопливо двинулись вдоль тротуара. Рука Джоша подталкивала её вперед, одновременно пригибая, словно они укрывались от пулеметного огня.

* * *

«Пороховая Бочка» была магазином и тиром, но не ночным гей-клубом, как подумала Эми (это не была грубая приватная шутка, она лишь через несколько дней вспомнит, что место, о котором она думала, называлось «Бомбоубежище»). Заведение было битком набито вооруженными до зубов людьми. В любой другой стране мира такое собрание стало бы поводом для полномасштабной армейской операции.

Джош протолкнул её через двери и толпу, остановившись около двух здоровяков с дробовиками, что её искал ОПНИК. Если они заявятся, скажите им, что не видели её.

Amy thought, Did he say Reavers? Like on FIREFLY?

Джон прошел внутрь, протискивая Эми сквозь толпу позади себя к центру помещения. У Эми в руках все еще была сумка с медикаментами и её глупая подушка.

Он добрался до витрины с баллистическими очками и наушниками, покрытой простыней. Джош прислонился спиной к стене и забрался на огромную коробку глиняных голубей, что возвысило его над толпой на пару футов. Он призвал всех к тишине и произнес:

— Так, народ, у нас не так много времени. Но прежде чем начать, я должен сказать кое-что. Я начинаю с этого каждое собрание. Кое-кто из вас притащил сюда друзей и родных, закатывающих глаза, заслышав про всех этих «зомби». Если вам не нравится слово, выбирайте любое, какое вам нравится. Отряд Противодействия Зомби был клубом, пропагандирующим поддержание физической формы, тренинги по использованию оружия и безопасности, а также выживанию на природе. Я считаю, что этим навыками должны обладать все люди, вне зависимости от чего бы то ни было. Они могут спасти вам жизнь в случае природного бедствия или гражданских беспорядков. Все, что касается зомби было лишь для нашего развлечения, и, разумеется, мы не могли знать, что что-то в этом духе произойдет в скором времени.

Он сделал паузу. Кажется, для него это был действительно важный момент.

— Так что если вам не нравится слово «зомби», заменяйте его мысленно на любое слово, которое вам нравится, каждый раз, когда слышите. Но для целей этой дискуссии, я буду использовать слово «зомби». Инфицированные заразны, они обнаруживают звериное и хищническое поведение по отношению к другим людям, могут выживать при обширных повреждения органов и тканей. Так что вне зависимости от того, что ученые в конце концов выяснят об этой вспышке эпидемии, в данный момент опасность, которую эти создания представляют для вас и способы борьбы с ними полностью подходят под описание зомби. Так что просто смиритесь с этим.

— Фредо? – сделал Джош знак парню к толпе. Видимо, был черед Фредо включить подключенный к его ноутбуку проектор. На простыне рядом с Джошем появилось изображение.

— Боже святый, - подумала Эми, - Они сделали презентацию в POWERPOINT.

— Так, очень быстро, - сказал Джош, - Вот что мы знаем. Для кого-то из вас это будет повтором, так что помогите мне.

На экране появился синий слайд с белой надписью шрифтом ComicSans: ПРОИСХОЖДЕНИЕ?

— Мы не знаем, откуда взялась эта инфекция. Может быть, никогда не узнаем. Поскольку она ведет себя не похоже ни на что известное науке, я предпочитаю считать, что она рукотворная. На самом деле, я считаю, что патоген был специально разработан, чтобы зомбировать людей, для психологического воздействия. Люди боятся оживших мертвецов со времен охотников и собирателей. Зомби гнездятся в нашей генетической памяти. Я как раз недавно читал об этом в ниге. Фредо…

Следующий слайд. На нем был линейный график, начинающийся от нуля, и быстро поднимающийся. На горизонтальной оси были отмечены дни с момента прорыва.

ЭЗА считает, что количество зараженных в Неназываемом в прошлую среду составляло двадцать процентов. За вчерашний день оно увеличилось до пятидесяти, и составит от девяноста до ста процентов в течение сорока восьми часов.

Толпа заахала.

«Этого же быть не может, правда? – подумала Эми, - И что такое ЭЗА?»

Фредо переключился на следующий слайд. Там было написано: ЧТО ТАКОЕ ЭЗА?

Для тех из вас, кто не был на прошлых собраниях, и кто не следит за прессой, я быстро поясню. В городе образовалась группа сопротивления, собирающая припасы и ищущая безопасные места, где могут спрятаться, пока кризис не пойдет на спад. Они называют себя Эпицентр Заражения Альфа.

На экране появился последний слайд, гласящий: А ЧТО ЖЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО?

— И последнее, что я хотел бы сказать. Я приберег это напоследок, поскольку вы должны помнить об этом, когда будет смотреть телевизор сегодня вечером. Анонимный источник в правительстве выкинул в сеть серию электронных писем между ЦКЗ и спецотрядом Оперативного Противодействия Неизвестным Инфекциями и Контроля по поводу того, что они называют Операцией Леппард. Из этих писем мы узнали то, что ОПНИК установил в течение сорока восьми часов после заражения на основе данных вскрытий тел зараженных: физиологические изменения, вызываемые инфекцией радикальны… И необратимы.

Еще одна пауза для обдумывания от Джоша.

Даже если они смогут уничтожить переносчик – бактерию, вирус, паразита или чем он только может быть – нервная система зараженного уже не будет человеческой. Зараженным ничем нельзя помочь. Отсюда был сделан логический вывод, что зараженных помещают в карантин не для того, чтобы изолировать и лечить. Их просто отделяют и собирают в одном месте, чтобы их можно было уничтожить одним движением. Как ампутировать зараженную конечность.

Снова пауза.

И наша текущая задача – сделать все возможное, чтобы помочь в осуществлении этой задачи.

Комната взорвалась одобряющими криками.

 

8 часов, до резни в Ffirth Asylum

Джон оказался засунутым в самое депрессивное помещение, в котором только ему доводилось бывать – а в Неназываемом это действительно кое-что значит. Это был спортзал старой унылой туберкулезной лечебницы Фирса, здания, которое было старым, заброшенным и скорее всего, населенным призраками еще когда его отце был мальчишкой. Внутри здание оказалось еще более гнилой и заплесневелой дырой, чем снаружи. Длинные половые доски старого спортзала были изогнуты и перекручены за долгие годы, образовывая настолько волнистый пол, что, будучи покрашенным в синий, он выглядел бы как поверхность океана в ветреный день.

Он не видел Эми, не смог бы, даже если бы она тут и была: занавески разделяли гимнастический зал на множество маленьких комнаток с больничными койками. Отряды людей в пугающих скафандрах как у Дарта Вейдера возили тележку из одной комнаты в другую, беря образцы крови. Джону стало интересно, что же они искали. Еще ему было интересно, какой у него был уровень алкоголя в крови.

Руки Джона были все еще связаны за его спиной. Всем остальным зачитывали стандартные вопросы с планшетов («Страдаете ли вы галлюцинациями? Бывают ли у вас необъяснимые порывы или перемены настроения? Есть ли у вас странные повреждения или язвы в области рта?»), но к его койке подходили еще дважды после опроса, спрашивая его имя, откуда он знает Дэвида и Эми и так далее. Наконец они спросили, знает ли он, где находится Эми, и Джон почувствовал, как гора упал с его плеч.

Она была не у них.

В четвертый раз с ними пришел скафандр, внутри которого находился улыбающийся мужчина с серыми волосами, который сразу не понравился Джону.

— Привет, Джон. Меня зовут доктор Боб Теннет. Как наши дела?

— Вы кажетесь мне смутно знакомым...

— Не думаю, что мы раньше встречались, но я знаю вашего друга Дэвида.

— Точно-точно, вы его арбалетный психиатр.

Теннет взял офисный стул на колесиках и подтащил к себе. Он сел на него задом наперед, широко расставив ноги и опустив руки на спинку в непринужденной позе, выглядящей абсурдно, учитывая его огромный громоздкий костюм химзащиты. Он достал устройство с несколькими зажимами свисающими на тонких проводах.

— Вашу левую руку, пожалуйста.

Теннет подсоединил зажимы к пальцам Джона. На другом конце проводов была коробочка с небольшим экраном. Теннет ввел какие-то настройки. Эта штука что, делает маникюр?

— А теперь пожалуйста отвечайте на вопросы честно. Вам это может показаться странным, но считывание ваших реакций даст нам важную информацию о вашем состоянии.

— Пофиг, - сказал Джон, - Подождите. Вы говорили, что знаете Дэвида, в настоящем времени. Дэйв все еще… где-то тут?

— Мы это вскоре выясним. Как вы понимаете, Джон, мы стараемся изо всех сил, чтобы дать зеленый свет всем, кто не нуждается в нашей помощи, чтобы мы смогли уделять как можно больше внимания тем, кто нуждается.

— И под помощью вы подразумеваете бросание их в этот чертов тюремный лагерь, построенный по соседству?

— Вы считаете, что наши действия неэтичны?

— Вы шутите, что ли? Вы не хотите сказать, что правительство в курсе того, что тут на самом деле происходит? У нас есть… Права и все такое.

— Почему вы так говорите?

— Почему я говорю, что есть такая штука как права человека? Погодите, вы о чем? Вы кто?

— Понимаете ли, ирония в том, что вы задаете этот вопрос, тогда как вся моя роль – выяснять, кем - или чем - вы являетесь. Вы и все остальные пациенты этого объекта.

— Но права у нас все равно есть.

— Права человека.

— Да.

— Но вы можете больше не быть человеком.

— Господи Иисусе, посмотрите на меня. Вы же видите, что со мной, черт подери, все в порядке. Я сижу тут и веду с вами осмысленный разговор. По-английски.

— Существуют виды хищных черепах, язык которых развился в точное подобие червей, которых едят местные рыбы. В погоне за червем рыба заплывает прямо в пасть лишь для того, чтобы быть обезглавленной мощными челюстями. Предположим, гипотетический хищник, питающийся людьми, смог бы подражать людской речи и повадкам, чтобы быть более эффективным как хищник, это бы не делало его человеком или наделяло правами из Конституции или любой другой моральной системы.

— Срань господня. Снаружи весь мир сошел с ума, а? Так что вы просто кидаете всех в концентрационный лагерь и решаете разобраться позже? Так дела обстоят?

— О, ваш друг назвал карантин тюрьмой, а вы подняли его до концентрационного лагеря! Ваше поколение склонно к преувеличениям, когда речь заходит о ваших невзгодах.

— Погодите, так вы говорили с Дэвидом? Так он жив?

— Давайте выясним кое-что, - сказал Теннет, взглянув на свои данные, - Это будет хорошей отправной точкой для нас. Если Дэвид еще жив, но заражен, остается ли он все еще Дэвидом?

— Чего?

— Предположим, что его личность совершенно не изменилась, но из-за паразита его лицо превратилось в пиявку, с этими крошечными зубками для сосания человеческой крови, расположенными кругами. Будете ли вы все еще считать его своим старым другом?

— Вы хотите сказать что он заражен, или грузите меня херней?

Вместо ответа Теннет взглянул на экран устройства, подключенного к пальцам Джона и сделал какие-то пометки в своем блокноте.

— Хорошо. Теперь представим, что все произошло наоборот. Он все еще выглядит, разговаривает и ведет себя как Дэвид, но на самом деле он нечеловеческий хищник. Какие у вас это вызывает чувства, ответьте пожалуйста.

— Вы серьезно?

— Пожалуйста, у нас тут еще много пациентов.

— Мне от этого не по себе.

— Теннет кивнул и отметил что-то в блокноте.

— Теперь предположим, что он не заражен, но его отправили в карантинную зону с сотнями зараженных, и зараза растворила ту часть их мозга, которая отвечает за принятие моральных решений. И, предположим, они схватили Дэвида, связали, испражнились ему в рот, заклеили его изолентой и оставили корчится от боли, медленно глотая фекалии целую неделю, какие это у вас вызывает чувства?

— Кто вы такой?

Взгляд на экран. Пометка в блокноте.

— Почти готово. Теперь, если бы вам пришлось выбирать между тем, будут ли двадцать семь зараженных в гороже насиловать Эми Салливан на протяжении десяти дней или же пищеварительный тракт Дэвида будет переделан таким образом, что прямая кишка будет выходить непосредственно в рот, что бы вы предпочли? Пожалуйста, обоснуйте ответ.

— Да вы ебанулись.

— Если бы вам пришлось выбирать, с кем сражаться, не имея возможности увидеть заранее и не имея никакой другой информации для размышления об обоих, вы бы сразились с майндкроу или гонадулусом?

— Это ведь не правительственная операция, да?

— Если это так, скажите, что вы думаете по этому поводу?

— Вы стоите за всем этим. Ваши люди выпустили эту тварь в доме Дэйва. Вы привели все в движение. Как ваше настоящее имя?

Теннет буднично взглянул на следующую страницу блокнота и произнес:

— Порядок, Джон, думаю мы в отличной форме. Дальше мы понаблюдаем вами ночью – это стандартная процедура, не ищите тут подвоха – и завтра утром мы повторим все снова и сверим результаты. А до тех пор я хочу, чтобы вы подумали вот над чем: если бы носили в себе паразита прямо сейчас, как бы вы об этом узнали?

Джон не ответил. Теннет встал, снял зажимы с пальцев Джона и на прощание сказал:

— Теперь вы знаете, что ваша нижняя челюсть имеет вес, и требуется усилие, чтобы держать рот закрытым. Доброй ночи.

 

7 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми находилась в штаб-квартире Отряда Противодействия Зомби, она же – старый автофургон, который достался Джошу в наследство от родителей. Родители эти, как подозревала Эми, были достаточно богаты. На одной стене красовалась подставка с пятью ружьями, которых Эми никогда не видела кроме как в играх или кино. Джош настоял на том, чтобы показать ей их все, а также ящик, в котором хранились пули и патроны для дробовика. Она кивала и пыталась выглядеть впечатленной, но даже не представляла, на что смотрит. Все оружие выглядело способным перевернуть её отдачей, если она попытается выстрелить. Джош утверждал, что это не проблема, и он покажет ей, как стрелять, если она хочет. Он спросил, не хочет ли она выпить или поесть, или еще чего, поскольку он в полном её распоряжении. Массаж, проверка сисек, что угодно.

Эми не смогла дозвониться до Джона, на теперь она уже ожидала этого, и, честно говоря, люто ненавидела его за это. Джон показывал её на своем ноутбуке карту Неназываемого, на которую кто-то добавлял новые места обнаружения зомби. В одном углу было большое красное пятно, и Эми спросила, что это: множество зомби в одном месте или просто бросающийся в глаза зомби, которого легко заметить.

— А, там находится госпиталь, они обнесли его оградой и используют в качестве карантина. Сейчас это место превратили в тюрьму самого высокого уровня безопасности, но все пошло так плохо, что даже сотрудники ЦКЗ не смогли оставаться внутри. Сейчас это свалка. Когда в городе обнаруживается инфицированный, его помещают туда, за ограду. Так что все в этом месте наверняка стопроцентно инфицированы: ведь даже если ты не заражен, и попадешь туда, как долго ты протянешь?

— Но они же не знают точно, кто заражен, а кто нет?

— Верно.

— Так если твой сосед или кто-нибудь еще позвонит и скажет, что подозревает, что ты инфицирован, тебя засунут в этом лагерь или что это. В котором несколько сотен человек, которые заражены и превратились в монстров и все такое.

— Как мы слышали, так и есть.

— Ох, это худшая вещь из всех, что я слышала.

— Об этом я говорил на собрании. На месте правительства, имея задачу не дать этой заразе распространиться, и когда прочесывание города закончилось, и все, кто мог быть заражен, собраны в этом большом красном пятне, а также точно известно, что их нельзя вылечить, что бы ты сделала с этим пятном? Я думаю, одной Матери Всех Бомб было бы достаточно. Боеприпас объемного взрыва, способный поджарить все на площади в квадратную милю при четырех тысячах градусов.

— Могу поспорить, у парня, который её изобрел, были весьма странные отношения со своей матерью.

— Чего?

— Известно, когда они планируют сделать это?

— К сожалению, нет.

— Я проверяла списки на сайте, Дэвида нет ни в одном из них. Как думаешь, что это значит?

— Думаю, это значит, что обеспечивать людей информацией не входит в их первоочередные задачи. Взгляни сюда.

Эми заглянула через плечо Джоша и увидела черно-белую видеозапись. На ней было ничего не разобрать. Какие-то темные квадраты и крошечные точки. По центру было белое перекрестье прицела, и какие-то цифры сменялись в углах кадра.

— Это аэросъемка. Её выложил военный летчик. Думаю, это камера на оружии. Куча больших прямоугольников вот тут – это госпиталь. Если бы он отодвинул камеру, ты смогла бы увидеть штаб-квартиру ОПНИК, но сейчас она за кадром. Видишь это? Можно различить что-то типа ограды по краю карантинной зоны. Сейчас он приблизит картинку, чтобы охватить весь двор.

Кадр мигнул, когда пилот сменил увеличение. Теперь она могла опознать в точках людей, а в формах за оградой – грузовики и палатки.

Увеличение снова сменилось, и теперь она могла видеть людей более детально, достаточно чтобы различить сидящих и стоящих, а также когда кто-то поднимал руку к лицу, когда курил или ел что-нибудь.

— Погоди, - сказала она, - Это за оградой? Они все зараженные монстры-зомби? Они просто стоят. Выглядят как люди.

— Нет. Видишь пятно тут? Эта белая часть посередине – это жар. Огонь. Видишь все эти штуки, торчащие в разные стороны? Присмотрись получше. Это трупы. Скелеты незараженных жертв, которых они убили. Кажется, они сжигают их в каком-то примитивном ритуале…

— ДЭВИД! Смотри!

— Что?

— Это Дэвид! Я вижу его!

— А ты… Ты уверена? С таким разрешением даже не отличить мужчину от женщины или кто…

— Боже, он прямо там. Боже. Надо сказать Джону.

Джош все еще возражал, но Эми могла бы узнать движения Дэвида даже из космоса. Он стоял у ограды, скрестив руки на груди, и был очень, очень зол.

— Нужно достать его оттуда. Сегодня вечером. Или завтра утром. Как быстро мы можем туда добраться?

— Эми… Даже если бы мы хотели рискнуть и нарушить карантин, надо ли тебе указывать на всю военную технику, собранную там? Плюс тот самолет, с которого сняли это видео. Ты же слышала, что я назвал это камерой на оружии?

— Тогда я пойду сама. Этого я и добивалась, чтобы они привели меня туда. Именно этим я и занималась, а ты меня остановил, и теперь я тут, а Дэвид там, и они собираются поджарить его при четырех тысячах градусов.

— Эми… Даже если это действительно он, и он там с этими… Созданиями… Тогда он может уже не быть самим собой. На самом деле, это почти наверняка уже не он.

— Ага. Так как быстро мы можем туда добраться?

 

6 часов, до резни в Ffirth Asylum

ТиДжей сказал, что было около девяти вечера, что, по его словам, он мог определить, глядя на луну. Звучало как полная чушь, но, похоже, он не сильно ошибался. Он и Хоуп, которая грела наполненный водой кофейник над спиртовкой, находились в моей комнате.

— В последней партии были коробки с макаронами и сыром, но у нас нет достаточно топлива, чтобы кипятить воду так долго, - сказала она, - Знаешь, раньше я никогда не задумывалась над тем, как много энергии нужно, чтобы вскипятить воду. В смысле, я ходила на уроки и понимаю, почему водой тушат огонь. Но находясь дома, не думаешь об этом. Принимаешь горячий душ или оставляешь открытой горячую воду, когда чистишь зубы, не осознавая, что потребовалось несколько фунтов угля, чтобы выработать электричество для нагрева этой воды. Мы столь растратны…

— Черт возьми, Хоуп, зачем ты упомянула горячий душ? Ты ведешь против меня кампанию психологических пыток. Не знаю, что я сделал, чтобы насолить тебе.

— Так, - сказала она, опустив палец в воду, - У нам есть доширак двух видов, и оба они абсолютно одинаковые на вкус.

Спустя некоторое время мы сидели в комнате, поедая лапшу из кофейных чашек и слушая приглушенные разговоры в коридоре, где все, казалось, снова вошло в норму. Мы словно выехали на природу. Я почувствовал странное чувство покоя и осознал, что это исчезла ответственность. Никто не ждал меня завтра на работе. Никто мне не звонил и не писал на электронную почту. Фанаты призраков не донимали меня на FACEBOOK. Вся наша ответственность сократилась до чисто биологических основ: жажда, голод, холод. Теперь я осознал, почему осужденные на пожизненное заключение доходят до того, что не могут жить вне тюремных стен. Мозг почти все время функционирует на том уровне, для которого предназначен.

— Что за дела с цветами? - спросил я ТиДжея, - Красный и зеленый – как определяют, кто в какой команде?

— Да, это вопрос. Никто не знает. Все проходят через обеззараживание, и когда выходишь из химического душа, тебе дают одежду. Половина получает красную, половина – зеленую. Нам ничего не говорят и не разводят по разным секторами. Просто «вот, одевайте эту срань».

Но не нужно быть доктором Хаусом, чтобы понять, что красные - более вероятные носители пауков. Карлос был красным, Сэл был красным. Дэнни, Маркус и тот толстый мусульманин. Точность не сто процентов, но в тоже время, за пределами погрешности. Красный в обычном понимании значит «высокий риск». Все это понимают, прежде чем произнести вслух. Цвета начали разделяться сами, как это обычно и бывает.

— Оружие есть только у Оуэна?

— Ага. До тех пор пока никто не найдет еще. Оуэн назначил себя де факто Президентом Карантинной Зоны, основываясь на том факте, что ему повезло найти пистолет, брошенный во время боя. В истории человечества много таких эпизодов.

Мы загородили выбитое окно, но все еще слышали потрескивание костра во дворе.

— Лобби и часть двора снаружи, вся зона патио – это общая территория, - продолжил ТиДжей, - На втором этаже госпиталь все еще работает как госпиталь. Доктор и две медсестры, которых оставили тут, лечат больных. В смысле, обычных больных. Люди режутся о битое стекло, примерно у дюжины серьезные порезы. Ты вообще говорил с доктором, кстати? После того, как вернулся.

— Нет. Завтра, - у меня был пунктик по поводу докторов, и на это была очень веская причина.

— Потом, - продолжал ТиДжей, - Весь третий и четвертый этаж – территория красных. Мы на пятом, и дальше вверх идут этажи зеленых. Обе стороны не стреляют друг в друга при встрече, но напряженность присутствует, как ты видел. И знаешь почему нижними этажами владеет сторона, у которой оружие?

— Почему?

— Лифтов нет, - вклинилась Хоуп, - Никто не хочет топать вверх-вниз по миллиону ступенек, чтобы добраться до своей комнаты. Все бы предпочли просто сгрудиться внизу. Оуэн же объявил, что его людям достаются хорошие этажи.

— Почему меня снова забрали в лечебницу? – спросил я.

— Нам типа как не сказали, - пожал плечами ТиДжей, - Громкоговоритель включился и сказал, что тебе нужно подойти к воротам. Тебя увез грузовик. Это было в пятницу утром. И вот ты вернулся.

— Как долго мы продержимся? Пока не кончится еда и все остальное?

— Они сбрасывают припасы, - ответил ТиДжей, - Грузовики сбрасывают коробки. Думаю, они продолжат это делать

— Да, но что я хочу сказать. Предположим, что они не смогут найти лекарство или даже надежный тест для выявления инфекции. Они будут продолжать скидывать подозреваемых сюда, в карантинную зону… а что дальше? Мы и через десять лет будем также тут сидеть? Надо же что-то делать, так?

— И что бы ты сделал? – спросил ТиДжей, глядя в свою чашку.

— Сбросить сюда ядерную бомбу. Написать всем уцелевшим родным письма с соболезнованиями. Выслать им купонов на стейки в качестве компенсации. Остальная страна вздохнет с облегчением.

— Такие слухи поползли через две минуты после прорыва, - пожал он плечами, - Я слышу эту херню повсюду. Боже, люди довольно плохого мнения об армии, да? Насмотрелись фильмов про зомби. В реальном мире такого никогда не случится.

— А что если они скроют это? – спросила Хоуп, - представят это чем-то еще?

— Что, типа как взрыв газопровода?

— Нет, просто отравят нашу пищу. И скажут, что нас убила инфекция.

В комнате повисла тишина.

— Вы считаете себя циниками, - заявил ТиДжей, - Но это не так. На самом деле, если они захотят нашей смерти, им не нужно ничего делать. Ситуацию, в которой мы находимся, в полиции называют самоочищающейся печью. Если по соседству объявилась банда, просто оставь её в покое. Приходи через пять лет, и все будет спокойно. Потому что все друг друга перестреляли, понимаешь? Так и будет, потому что вместо того, чтобы организоваться и работать вместе, мы все становимся параноиками, как Оуэн.

Он встал.

— Еще рано, но я пойду спать. Телевизора нет, и слишком темно чтобы читать. Что мне еще делать?

— Эх, - сказала Хоуп, - Ночи – самое худшее. Я уже могу перенести день, если никто не умирает, но ночи, длятся целую вечность.

— Согласен, - ответил ТиДжей, - И все-таки ночь наступает все так же. Будто вращению Земли совершенно насрать на то, что мы думаем.

* * *

Хоуп чертовски преуменьшала, когда говорила, что ночи – самое худшее. Когда ТиДжей ушел, я понял, что тоже истощен, но только добравшись до постели, я поразительно явно осознал, что у нас нет ни света, ни тепла, и мы, по сути, живем в ГУЛАГе третьего мира. Я попытался вспомнить, какой, по словам ТиДжея, сегодня был день. Воскресенье? Значит, остальная страна скорее всего смотрит футбол. Или нет? Может быть, везде так? Все в Америке ежились в темноте, выжидая.

ТиДжей и Хоуп оставили меня на ночь одного, так что, думаю, это была моя комната. Я завернулся во все одеяла, которые смог найти. Я точно знал, где они лежат, также как знал, где лежит кусок фанеры, которым мы закрывали разбитое окно. Конкретные воспоминания так и не вернулись, но множество автоматических вещей все еще были запрограммированы. Внезапно я вспомнил, что разбил окно, выбросив в него маленький телевизор. Я не помнил, почему я это сделал.

Я вздрогнул, и я завернулся в одеяла поплотнее.

У нас было несколько аварийных керосиновых обогревателей, оставленных в складском помещении, но не так много керосина для них. На пятом этаже два стояли в коридоре, и их включали на несколько часов по ночам, чтобы подогреть воздух выше нуля, но и только. Люди ставили сосуды с водой на них, чтобы разогреть, убивая двух зайцев. Кто-то спал в коридоре, поближе к обогревателям, но керосиновые пары воняли так сильно, что запах проникал мне в мозг, и от этого болела голова. ТиДжей сказал, что это, в конце концов, авиационное топливо.

Я вздрогнул. Никак не мог согреться. А может быть, мурашки были от чего-то еще. Так чертовски тихо. Ни телевизора. Ни тикающих часов. Ни мягкого дуновения тепла из вентиляционной решетки. Ни даже успокаивающего гудения бесчисленных электронных устройств, которых даже не замечаешь, пока их не станет.

Кто-то закашлял в коридоре. Вдалеке залаяла собака.

Я вздрогнул.

Я вспомнил, как ввязался в пьяный спор с одним парнем по поводу американских тюрем, он говорил о несправедливости системы, я – о том, как странно то, что мы тратим сорок тысяч в год на человека ради содержания наркоторговцев и насильников в том, что по сути является чистенькой гостиницей, с компьютерными и телевизионными комнатами, и бильярдными столами. Но теперь я понимаю, о чем он говорил. Осознание того, что не можешь уйти – словно поворачивающийся нож в брюхе. Я не мог думать ни о чем, кроме колючей проволоки по верху ограды, предназначенной для того, чтобы распороть руки до сухожилий, если попытаешься по перелезть через неё. Мое собственное правительство натянуло её там, имея в виду мои собственные руки.

Эти сотни злобных лезвий, висящие в пятнадцати футах над мозгами и кровавыми пятнами, оставшимися от парня, который попытался перелезть. Но даже заключенные знают, когда кончается их срок, они могут вычеркивать дни на календаре, ощущая свое продвижение к свободе. Но тут? Они могут держать нас тут вечно. Или отравить еду, как сказала Хоуп. Или уморить на голодом. Или дать оператору беспилотника попрактиковаться в стрельбе. Или заполнить двор неврно-паралитическим газом.

Я вздрогнул.

Я не мог остановиться. Я лег на бок и подтянул колени, пытаясь сохранить контроль. Где сейчас Эми? Смогла ли она выбраться из города? Как, черт подери, ей бы это удалось, когда в конце концов все перекрыли?

Я думал, что буду лежать тут, пялясь в стену, до самого восхода. Сна и близко не было. Но когда я услышал наши в своей комнате, я понял, что задремал.

Я не пошевелился. Открыл глаза и увидел стену. Я решил, что ничего не слышал, что мне это приснилось. Я закрыл глаза…

Моя кровать сдвинулась. Тяжесть. Мягко наваливающаяся.

«Хоуп?» - подумал я.

До этого она была дружелюбной, но были ли мы… Друзьями? Срань господня, это возможно? Я не думал, что могу так поступить с Эми, но тут, один в этом холодном месте? Смогу ли я отвергнуть теплую девушку с мягкой кожей и единственный шанс сделать то, что поможет мне все забыть. Я решил, что понятия не имею. Я оставался неподвижным, лежа на богу, не будучи уверенным, что делать. Я подумал о том, чтобы двинуть руку за спину в поисках бедра или ноги. Так, между делом. Чтобы понять, кто там. Интересно, обнаружу ли я её голой? Целая часть моей нервной системы с ревом ожила от этой мысли. Моя рука двинулась, медленно. Сердце колотилось.

А теперь смотри, ты оборачиваешься, а там ТиДжей в леопардовых стрингах.

Я дотянулся и повернулся одновременно.

В моей руке был клок рыжей шерсти.

 

Молли

Примечание: не спрашивайте автора о том, как были получены детали последующей цепочки событий. Объяснение будет более запутанным и неудовлетворительным, чем любая теория, которую способно породить ваше собственное воображение.

* * *

Опытные хозяева домашних животных знают, что если ваш питомец пропал, первый шаг – не паниковать. В подавляющем большинстве случаев он найдет просто найдет дорогу домой.

Молли знала это, так что она не особенно волновалась, когда её домашний самец человека пропал девять дней назад. Поначалу, куда бы Молли не отправилась, все находились в возбужденном состоянии, так что она решила, что это как-то связано.

В один день все люди кричали друг на друга, бегали и падали. Было трудно найти место, чтобы спокойно поспать, но в конце концов она нашла тенистое местечко между двумя домами и свернулась калачиком в тени одного из тех огромных зеленых ящиков, которые люди используют для хранения лишней еды. Внутри этого находилась восхитительно пахнущая добыча, возможно четырех- или пятидневной давности, но, забравшись в такой ящик, было сложно выбраться, и она не была голодна. Она только съела остатки еды, которые её человек позабыл дать ей прошлым вечером.

То, что используется собаками вместо языка – в основном, способное различать множество деталей чувство обоняния и тщательно откалиброванное, но в то же время осторожное чувство настроения всех живых существ – с трудом поддается переводу на английский. Но если бы это было возможно, то ближайшим переводом имени, которое Молли дала своему человеку, которого другие люди называли Дэвидом, было бы «Мясной Запах». Его дыхание всегда пахло мясом, когда его ни встретишь, всегда, как будто он только что ел его. По собачьим меркам, это говорило о внушающем трепет благополучии. Она гордилась тем, что у Мясного Запаха был доступ к таким богатствам. Она знала, что хорошо воспитала его.

Но она также знала, что Мясной Запах часто запутывался. Молли знала, что он не может ухаживать за собой, и что в этом зависит от неё. Она охраняла его дом по ночам, отваживая всех хищников и плохих парней. Иногда она давала ему поласкать себя, ощущая, как его волнение и стресс уходят, когда он занимается этим. Также она подбирала еду с пола и выбирала съедобные вещи, которые он по ошибке клал в большие скользкие пакеты и выносил во двор, где кто угодно мог взять их! Молли была уверена, что Мясной Запах, предоставленный самому себе, не протянет и пары дней.

Вечером того дня, когда все пошло наперекосяк, Молли проснулась после того, как стемнело, и твердая земля, на которой она лежала, начала остывать. Пошел слабый дождь. Она отправилась домой, о это заняло много времени. Она постоянно останавливалась и изучала запахи. Повсюду её нос пронзал запах дыма, горело тут и там, что, как она знала, было не к добру, поскольку люди были и без того взвинчены. Когда что-то начинает гореть, это редко успокаивает их. Она остановилась понюхать пятно свежей крови, рядом с которым под дождем лежал недавно умерший человек. Чуть дальше по дороге она остановилась и понюхала еще одно, вынюхивая, где из него вывалились какие-то внутренности.

По мере приближения к дому она обнаружила еще несколько таких людей, лежащих тут и там, с оторванными частями, некоторые обгоревшие. Один из них был очень маленьким. Ни один из них не был Мясным Запахом, это она знала уже издалека. Здесь тоже пахло дымом. Огня уже не было, хотя недавно он еще горел. Теперь все было холодным и мокрым и пахло дымом. Она зашла в дом, поскольку дверь была открыта, и пошла прямо к своим мискам для воды и еды.

Все было неправильным, черным и искореженным. В её миске была вода, но она была дождевой и отдавала дымом. В миске для еды было пусто. В этот момент она и поняла, что Мясной Запах попал в беду. Он никогда не пропускал время еды. Если он забыл покормить Молли, кто знает, как долго он не ел сам.

Только потом Молли заметила, что дождь все еще лил на неё, когда она стояла у своих мисок. Это было неправильно. И веете по-прежнему дул. Куда делись тепло, свет, и бесконечные запахи еды? Она отыскала свою постель, но даже она была холодной, мокрой и странно плоской. Она не смогла устроиться удобно, поскольку ненавидела спать под дождем, и, выбежав наружу, двинулась вдоль стены дома, пока не отыскала маленький вход в подпол, куда иногда забиралась, когда хотела, чтобы её не беспокоили. Это было приятное сухое месть, защищенное от ветра. Она свернулась на земле и задремала, решив, что если Мясной Запах вернется скоро, то она позволит и ему спать тут.

* * *

Свет полился через вход к её спальному месту, и Молли инстинктивно отодвинулась туда, где темнее. Но потом она осознала, что Мясной Запах так и не пришел домой, и он, наверное сидит где-то, испуганный и голодный, ожидая, когда Молли придет за ним.

Молли отправилась на охоту. Начинать выслеживать Мясной Запах однозначно следовала в последнем месте, где она его видела: маленькое строение дальше по улице, где он всегда покупал свертки острого мяса. Она двинулась по улице, залитой утренним светом. К своему огорчению, она отметила, что люди ничуть не успокоились после ночного сна: множество людей, одетых в одинаковую одежду с большими чехлами на головах кричали на других людей, одетых в разную одежду, может быть, говоря, что все должны быть одеты одинаково. Затем был ужасный грохот, и Молли вздрогнула. Таких громких звуков в нормальном мире не было, только люди могли их издавать. Один из различно одетых людей упал и перестал быть живым.

Молли побежала, чтобы оказаться подальше от кричащих людей, затем повернулась еще раз, чтобы взглянуть на их в последний раз. Она заметила кое-что любопытное и решила перепроверить. Один из различно одетых людей не был на самом деле человеком. Он выглядел как человек, но на самом деле бы чем-то еще, только притворявшимся человеком. Тоже касалось и одного из одинаково одетых людей, и ей показалось, что другие одинаково одетые люди этого не осознают. Этот феномен не был новым для Молли, но она всегда обращала внимание, поскольку это казалось источником сильного беспокойства для Мясного Запаха и его друзей.

Молли поспешила дальше по улице и добралась до крошечного здания с острым мясом. В этот утренний час здесь никого не было, но место источало ароматы. Не только экзотического мяса, жарящегося на больших шампурах, но и людей. Молли нюхала землю, описав полный круг по твердой холодной поверхности вокруг здания. Она уловила запах Мясного Запаха и злых людей, которые хотели поранить Мясной Запах, а также Джона.

Она последовала за запахами в узкую дверь, которая была открыта. Запах привел её в маленькую комнатушку, заполненную предметами, не являвшимися едой. Она нюхала и нюхала, в один момент узнав длинную и драматичную историю опоссума, который умер неподалеку несколько дней назад, а потом кто-то наступил в соки, вытекшие из его тела, а потом зашел в эту комнату. Кошка спала здесь меньше дня назад.

Молли так отвлеклась на драму пола крошечной комнаты, что упустила то, что солнечный свет исчез. Она развернулась и вышла наружу, внезапно осознав, что находилась уже не в маленьком здании. Теперь она смотрела на плоский тротуар, пропитанный свежими запахами. Кровь. Пот. Дым. Ужас.

Молли все нюхала и нюхала, а в её носу разыгрывалась история испуганных людей, убивающих других испуганных людей.

Здесь.

Мясной Запах был тут. Запах вел туда, где собралось множество одинаково одетых людей. Мясного Запах с ними не было. В обе стороны насколько могла видеть Молли тянулся забор, и она чувствовала, что Мясной Запах с другой стороны. Так что ей всего лишь нужно было найти проход внутрь. Это не должно было быть проблемой. Молли отыскала солнечное местечко, свернулась калачиком и уснула.

* * *

Потребовалась целая неделя, чтобы найти проход внутрь. В это время за ней гонялись одинаково одетые люди, другие собаки и она едва не попала под машину больше раз, чем могла вспомнить. Но она нашла его, внутри большого здания, наполненного ужасными запахами: слой за слоем старинной болезни и медленной смерти. Теперь она свернулась рядом с Мясным Запахом, дождь е лил на них, и все вернулось на круги своя. Она погрузилась в глубокий сон внутри огромного здания, полного встревоженных и уставших людей, многие из которых, как она заметила, на самом деле не были людьми

 

4 часа, до резни в Ffirth Asylum

Джон потерял счет следовавшим друг за другом дням, когда он просыпался в незнакомом месте. На этот раз здесь было полно народу, отзвуков, скрипучих полов и плесени. Кто-то кричал, чтобы он просыпался. Он сел на койке, и первым, что он увидел, был один из внушающих ужас ребят в стиле Дарта Вейдера с автоматами в руках. «А, точно, - подумал Джон, - По-прежнему эта херня».

Двое космонавтом бросились вперед и, подняв Джона с его койки, грубо потащили из спортзала в старую душевую, где потрескавшаяся плитка, держалась на стенах только из-за плесени. Джон ожидал увидеть здесь десяток голых мужиков в космических шлемах, шлепающих друг друга полотенцами. Вместо этого он оказался один в давно высохшей душевой, заваленной доверху коробками резиновых перчаток, шприцов, мусорных пакетов и всего такого. Он просидел в одиночестве десять минут, пока к нему не присоединился…

— Детектив Фальконер! А вы разве не должны носить скафандр?

На Фальконере была уличная одежда: джинсы, водолазка и пустая кобура подмышкой. Ковбойские сапоги. Небольшая пробивающаяся щетина. Джон подумал, о том, может ли этот мужик пройти по улице от начала до конца так, чтобы его не облепили бабы со всех сторон.

— Костюм не поможет, ведь так?

— Может выиграть несколько секунд. Где Эми?

— Кто?

— Подружка Дэйва. Рыженькая. С одной рукой? Они схватили её. Нас обоих. Но я думаю, что она выбралась, потому что они, кажется, не знают, де она. Не знаю, в городе ли она или…

— Не видел её.

— А что с Дэйвом?

— Я могу спросить, но они и мне не ответят.

— Потому что вы не работаете в ЦКЗ.

— Тебе все это дерьмо кажется похожим на ЦКЗ? Ты видел, во что эти парни одеты? Что у них при себе? Нет, они не из ЦКЗ, и я не одни из них. Меня обработали как зараженного, как и тебя. Я пришел сам. Я убедил их разрешить поговорить с тобой, потому что я сказал, что ты можешь обладать информацией, но когда мы закончим, нас обоих засунут за забор вокруг госпиталя. И, похоже, оттуда никто не возвращается.

— Вы сами сдались? Отличный у вас был план, детектив.

— Я еле сдерживаюсь. Понимаешь? Все это произошло из-за вас, засранцев.

— Чувак, да иди ты. Я не думаю, что Дэйв выжил. Ты знал об этом? Я почти уверен, что ему вышибли мозги, когда все пошло под откос. А если и нет, они схватили его после. В любом случае…

— Ну, мне жаль, если это так. Но могу сказать, что я не знаю, так ли это. Кого-то убили в первой волне беспорядков, но я не слышал, чтобы он был среди убитых.

Джон пожал плечами

— Но это все не главное, что я хочу сказать, - сказал Фальконер, передвинувшись так, чтобы видеть спортзал и убедиться, что поблизости не было никого, кто мог бы услышать.

— Я хочу сказать, я увидел тут все, что было нужно. Так что я решил, что вместо того, чтобы гнить в карантинной зоне, я могу докопаться до сути всего и спасти мир.

— Вот это разговор, - поднялся с места Джон.

— Не радуйся. Если я решу, что ты можешь помочь мне, я вытащу отсюда и тебя. Но сначала тебе придется доказать, что ты можешь мне помочь.

— Ладно, - Джон сел, - Хорошо. Хочешь, чтобы я показал тебе пару приемов карате или…

— Я видел, как вы двое вошли в дверь киоска с тако и не вышли. Куда вы ходили?

— На стройку за городом.

— Как?

— Волшебная дверь. Нет, серьезно, не злись. Эта дверь – волшебная, и я в этом не виноват.

— Но со мной это не сработало. И нелегалы, работающие в палатке, тоже заходили в эту дверь и не оказывались за городом.

— Правильно. С большинством людей так. Мы с Дэйвом можем делать это, и еще несколько других людей в городе. Они построили эти двери. Мы просто наткнулись на них.

— Двери. Значит, их больше, чем одна?

— Ага. Они повсюду.

— И кто эти люди, которые их построили?

— Хотел бы я знать. Они весьма состоятельно, очень могущественны и они замешаны в странном дерьме. Также почти наверняка они в ответе за этот прорыв. Что, как и Дэйв и пытался вам объяснить, является работой невидимых чудовищ. Я думаю, этот Теннет с ними. Есть в нем что-то такое.

— Несколько дней назад в этой ситуации ЦКЗ, военные и вообще все отступили, и на их месте появилось это новое агентство – ОПНИК. У них было нужное снаряжение, и они были подготовлены именно для таких случаев. И никто не слышал о них раньше.

— Джон пожал плечами, как бы говоря: «Типа того».

— Эти люди, которые, как ты говоришь, стоят за всем этим, делали ли они что-нибудь еще кроме волшебных дверей и чудовищ? Я как-то плохо понимаю, как они делают на этом деньги.

— Дэйв считал, что чудовища – это побочный эффект, случайность. Он думал, что они в тайне экспериментируют со этим дверям, квантовой телепортацией, червоточинами или как они там это делают, а потом начали ковыряться с тканью пространства-времени, измерениями или оттуда они там пришли. Но эти твари, которые пришли, не нужно думать о них как о просто животных, которые носятся туда-сюда и кусают людей. Некоторые из них в каком-то смысле разумны. Может, даже сверхразумны. Темные силуэты, словно призраки.

По выражению лица Фальконера Джон понял, что теряет его.

— Детектив, все, что я только что рассказал – мы это не сами придумали. Мы сталкивались с этим несколько раз, кое-что утекло изнутри операции. Мы выглядим как пара засранцев, но на самом деле Дэйв хорошо потрудился, чтобы связать все это вместе. И вы видели достаточно странного дерьма за время пребывания тут, чтобы хоть немного встать на нашу сторону в своих сомнениях.

— Эти люди, вы считаете, они из правительства?

— Я думаю, что когда в госслужбах начали расследовать что-то, что привело сюда, эти люди сделали пару звонков, и все просто растворилось. Дела закрылись. Опять же, вы успели пробыть здесь некоторое время. Рассказы об этом месте тянутся с тех же пор, что и исторические записи. Может быть, так было всегда.

— Что такого особенного в этом городе?

— Не знаю. Может быть, какие-то электромагнитные условия идеальны для того, чем они занимаются. Может быть, они просто выгодно купили землю, кто знает.

— А что такого особенного у вас с Дэвидом? Почему вы можете пользоваться дверями? Почему вы видите чудовищ?

— Короткий ответ: в нас есть волшебство. Ответ подлиннее: мы с ним приняли волшебный напиток, который дал нам эту возможность. Еще длиннее: это наркотик, появившийся на улицах, выглядит примерно как патока или машинное масло, которое не меняли лет десять. Дилер называл его соевым соусом. Принимаешь его и мгновенно меняешься. Со всех чувств словно спадает пелена. Под ним, первые несколько часов ты - гребаный полубог. Можешь скользить во времени, раскрывать тайны вселенной и все такое. Потом ты снова становишься нормальным. Но некоторые эффекты остаются на всегда. Ты становишься членом клуба.

— Этот наркотик, он исходит от этих людей, так? Все странное дерьмо исходит от низ?

— Ага.

— У тебя он еще остался? Этот наркотик?

— Вы не захотите его принимать. Он убивает девяносто девять процентов людей, контактировавших с ним. Как правило, самым ужасным способом. Дилера, который продал мне его, нашли с мозгами, разбрызганными по стенам его трейлера. Но, отвечая на ваш вопрос, да, у нас осталось немного соевого соуса.

— Где?

— Я отведу вас туда. Но сначала нам нужно отсюда выбраться.

— Согласен.

— Я рискну предположить, что они не согласятся выпустить нас, даже если вы помашете значком перед парнем, охраняющим дверь.

— На этот раз ты прав, - ответил Фальконер, - Но не знаю, в курсе ли ты, что эти засранцы выбрали для своей временной штаб-квартиры самое хреновое здание в радиусе ста миль. Их генераторы стоят на парковке, и силовые кабели тянутся через окна, повсюду стоят коробки. Я думаю, у них не было времени, чтобы решить, что они будут делать в случае чего-нибудь неожиданного. Типа пожара.

— Вот тут мы точно согласны. Сожжем эту срань к чертям собачьим.

Фальконер закрыл глаза, выдохнул, успокаиваясь и произнес:

— Нет, нужно просто немного дыма. Достаточно для того, чтобы они начали осторожно выводить всех пациентов и сотрудников из здания. Эти парни в своих громоздких толстожопых скафандрах, пациенты, пытающиеся сбежать. И в неразберихе мы ускользнем. А сейчас, если я отправлюсь туда и займу так много персонала, как сумею, при помощи какой-нибудь уловки, ты найдешь способ ускользнуть и сделать миленький дымный, но контролируемый пожар где-нибудь в мусорном бачке? Не испортив все?

— Брошу туда резиновых перчаток, - сказал Джон, глядя прямо ему в глаза, - Пахнут точь-в-точь как электропроводка.

 

3 часа, 45 минут до резни в Ffirth Asylum

Я вывел Молли в коридор, намереваясь просить, не видел ли её тут кто-нибудь раньше. Черт, может она была тут с самого начала, но мы просто разминулись. Я получил ответ, даже не задав вопроса – как только мы вышли в коридор, вокруг нас сгрудилась дюжина человек, спрашивавших «Как ты протащил сюда собаку?»

Молли не говорила. Она только часто дышала, виляла хвостом и позволяла всем гладить её. Она была грязной, с засохшей грязью на груди и лапах. Неужели существовало место, где можно было прокопаться под оградой незамеченным? Под обеими оградами?

Слуху потребовалось всего десять минут, чтобы просочиться во двор, и Оуэн созвал собрание, видимо потому, что он имел на это право согласно правилам регламента Роберта как единственный вооруженный человек. Вскоре после этого больше сотни людей собрались во дворе вокруг костра, и все толпились вокруг тлеющих углей и обугленных дымящихся грудных клеток, потирая руки и надеясь, что никто в тайне не делает фотографий. Будет сложновато впоследствии найти работу при наличии фотографий, где ты греешь руки над горой раскаленных черепов.

В руке у Оуэна был пистолет, но он никому не угрожал им. В настоящих условиях он выглядел больше церемониальным, как молоток председателя.

— Мне это не нравится, - сказал он, - Это не имеет смысла. Это крупная псина, не то же самое, что белка, которая смогла обойти сенсоры и убраться отсюда. В собаке, наверное, фунтов сто, если она смогла пробраться сюда, значит и человек мог бы.

— Ну и чудно, - ответил я, - Если можно пробраться сюда, значит можно и выбраться наружу. Может быть, есть место, где можно подкопаться под оградой, скрытое от…

— Придурок, - оборвал меня Оуэн, - Мы обходили этот забор снова и снова. Мы только этим и занимаемся, целыми днями. И нет, здесь нет удобного места, чтобы перебраться за забор. Здесь нету штормовых сливов и больших канализационных труб как в чертовом «Побеге из Шоушенка».

— Ну, - пожал я плечами, - Лично я видел эту собаку в городе за поеданием буррито после того, как госпиталь был закрыт на карантин. Она была по другую сторону ограды, и её не привезли на последнем грузовике, так что…

— Кстати, - сказал Оуэн, - Что нам с ней делать?

— А почему с ней надо что-то делать? В смысле, ведь нет доказательств, что собаки могут быть заражены, так? Так что об этом волноваться не стоит?

— Нет, собаки не заражаются. Дети и животные не подвержены.

— Готов поставить на это свою жизнь? Все наши жизни?

— Ну, я проверю её пасть.

— Это тоже не дает стопроцентной гарантии.

— Так что, ты мне предлагаешь её пристрелить? Она – наш билет отсюда.

— Наш билет отсюда – поддерживать это место в порядке и безопасности, до тех пор, пока нам не скажут, что все чисто. Нет ни одной причины устраивать побег, даже если твоя собака приведет нас к волшебной платформе, с которой отходит поезд в Хогвартс.

Все уставились на Оуэна, пока он не произнес:

— Я говорил, у меня есть ребенок. Отвалите.

— Твои призывы оставаться спокойными и держаться вместе были бы более убедительными, если бы не произносил их перед горой горящих скелетов. Значит, мы убьем собаку потому что она, может быть, не собака, а какой-то новый вид монстра, который нельзя обнаружить. К следующим людям, которые пройдут через эти ворота, мы будем применять такие же стандарты? Когда эта херня закончится, Оуэн? Когда появятся люди из правительства и скажут, что все в порядке тебе и горе костей?

Оуэну не стал возражать, и, честно говоря, я заметил облегчение на его лице. Он не хотел стрелять в собаку.

— Если она превратиться в монстра – тебе жопа, - сказал он, засунув пистолет в карман и, судя по всему, давая знак, что собрание завершено. Красные толпились друг рядом с другом, а зеленые двинулись назад в здание.

— Здесь есть что-то еще, - сказал я, идя рядом с ТиДжеем, - Но я не хочу делать никаких поспешных выводов. Молли на самом деле собака моей девушки Эми. Я думаю, то, что собака появилась тут – это не совпадение. Думаю, ей послали сюда, как знак мне. Джон и Эми - надеюсь, только Джон, а Эми находится в безопасности – думаю, кто-то из них или они оба тут, пытаются показать мне, как выбраться отсюда.

— И что это значит?

— Значит, я должен выяснить, в чем заключается этот план. Но я чувствую, что план точно есть.

Где-то за оградой вспышка взрыва осветила небеса.

 

3 часа, 30 минут до резни в Ffirth Asylum

Джон бежал по парковке лечебницы с криком «БЛЯЯЯЯЯЯЯ!»

Черный дым валил через дыру размером с дом в стене спортзала. За ним неслись крики и звуки выстрелов. Стекло ближайшей машины рассыпалось. Затем последовал еще один взрыв, и ударная волна отбросила Джона на землю, обдирая ладони об асфальт. Фальконер схватил его за шиворот и рывком поднял на ноги.

Они добрались до Порше, припаркованного через квартал, и через десять секунд уже неслись по улицам неназываемого, привлекая внимания каждого вооруженного космонавта, мимо которого проезжали. А их было много, группы по нескольку человек толпились на каждом углу.

— Это был сжиженный кислород, дубина! – прорычал Фальконер, - Поэтому на этих баллонах со всех сторон были здоровые оранжевые наклейки. Его в ракетах используют.

— Господи, да я не знал!

— Ты не знал, что кислород горит? Ты где учился?

— Здесь! Погляди вокруг, это же сущая дыра!

Порше проломил деревянные баррикады, перегородившие улицу: по ту сторону от них был город-призрак.

На улицах валялись осколки стекла, на тротуарах громоздились кучи мусора. Порше свернул, и Джон понял, что под колесами, словно гравий, хрустят гильзы от пулеметных патронов.

— Срань господня, - произнес Джон, - Все мертвы?

— За пределами зеленой зоны объявлен круглосуточный комендантский час. За теми баррикадами, которые мы только что проехали, военные еще патрулируют пешком. Но тут – строгая изоляция. Никаких пеших патрулей, только бронированные Хаммеры прочесывают все и вся. В любой, бродящем по улицам подозревают зараженного и или стреляют, или тащат в карантин, в зависимости от того, как далеко они зашли.

— Боже. Как это может быть законным?

— В жизни такого не видел, - покачал головой Фальконер, - Все, кого ты видел в городе, в костюмах химзащиты, вся техника – это все ОПНИК. Все остальные покинули город. Если мы свернем здесь, то в конце концов уткнемся в кордон, установленный ОПНИК по границе города. Еще дальше – мертвая зона: кольцо вокруг города шириной пять миль, где запрещено находиться всем. Все дома в этой зоне были эвакуированы, все предприятия остановлены. ОПНИК патрулируют зону в бронемашинах. Она работает как шлюз между городом и внешним миром. На другом конце мертвой зоны – Национальная гвардия. В смысле, танки. Целые ряды, со стволами нацеленными на город, будто они ожидают, что с минуты на минуту на них обрушится «День живых мертвецов».

Фальконер заехал во двор заброшенного дома и припарковался позади гаража, где машину не было видно с улицы.

— Понимаешь, что они сделали, - продолжал он, - Во внешнем мире обо всем происходящем знают только со слов ОПНИК. И никого больше. Все телефоны глушатся. Никаких журналистов и интернета. Военные находятся на другой стороне пяти миль запретной территории. Все, что слышат люди, все, что слышит правительство, исходит от ОПНИК. Это их шоу.

— И я почти уверен, что как минимум один из ответственных за это сошел с ума, - сказал Джон.

— Я, пожалуй, соглашусь. Скажем так, я слышал кое-что. О том, что происходит в лечебнице.

— Погоди, а что теперь?

— Подождем, чтобы убедиться, что за нами нет хвоста. Надеюсь, тот пиздец, что ты сотворил, опустит нас в их списке приоритетов. Сначала им нужно восстановить изолятор.

— Мы можем поехать к дому Дэйва? – спросил Джон, - Его… Охраняют или как?

— Зачем бы?

— Они бы стали, если бы знали, что там.

— В смысле, тот наркотик, - сказал Фальконер, - Соевый соус.

— Хочу заранее извиниться, детектив. Потому что скоро дела примут чудной оборот.

 

3 часа, 15 минут до резни в Ffirth Asylum

Эми была готова взорваться. Она не часто приходила в бешенство, и это занимало немало времени. Но когда чека вынута из гранаты, её уже ничто не сдерживало. Это у неё было общим с Дэвидом, хоть она этого и не осознавала.

Мама Эми, пока была жива, говаривала, что бог дал её брату Джиму весь рост, а Эми – все характер. Он был размером с медведя, но всегда выступал голосом разума в спорах – единственный раз, когда она видела, чтобы он дрался, был чтобы защитить её. Эми была буквально вдвое меньше, но внутри у неё была граната. Мать называла это «ирландкой», употребляя в виде «а ну-ка успокойся, твоя ирландка вылезает наружу», что, по иронии судьбы, приводило Эми в бешенство. Разве это не расизм? Но сейчас, глядя на лицо Джоша, она была готова выпустить ирландку наружу полностью.

Нужно ехать сейчас. Мы должны были выехать два часа назад. Ладно, тебя не волнует Дэвид, тебе все равно, съедят ли его зомби или сожгут, но кто знает, как много там других? Женщин, детей, кто знает? Мы должны вытащить их оттуда. Стольких, скольких сумеем.

— Я полностью понимаю твое огорчение, - сказал Джош, не глядя ей в глаза, - Но все нужно делать с умом. Майк и Рикки не снами, они помогают своим семьям с переездом, пока карантинная зона не поглотила это место. И я говорил про Зака, у него пищевое отравление. Он уже в постели. Это уже минус три ствола. Но завтра…

— О, господи боже… Знаете, кто вы? Все вы? Дети. Маленькие детишки, играющие в игрушки. Вы годами грезили об этом, и вот, когда оно произошло, неожиданно для всех, теперь каждый день «завтра, завтра, завтра». Завтра, когда взойдет солнце. Завтра, когда потеплеет. Завтра, когда у нас будет больше поддержки, когда все будет не так плохо, когда все сложится так, что не будет никакого риска, что случится что-нибудь плохое.

— Остынь.

— Да пошел ты! – взвизгнула Эми, словно пробив дыру в воздухе.

Граната, Эми, осторожно.

Ты хочешь остаться тут, в своей маленькой фантазии, твоей маленькой пригородной утробе. С ноутбуком, с маленьким клубом, протирая свое оружие маслом и поздравляя себя с тем, каким сильным и храбрым ты проявил себя в своей идиотской воображаемой войне с зомби. Ты не мужчина. Ты мальчик. Все вы. Вы – маленькие мальчики, потому что сами решили ими оставаться. Мы не станешь мужчиной до тех пор, пока однажды не проснешься и не поймешь, что настал день, когда нужно быть мужчиной. Так помоги мне, Джош, если ты не сделаешь шаг и не станешь мужчиной прямо сейчас, погибнут люди. Сегодня, не завтра.

Он не ответил. Он сидел перед своим макбуком и водил пальцами по тачпаду, а на его лице было такое выражение, что выдернуло чеку Эми. Маска напускного равнодушия. Такое выражение требовало тренировки. Будучи пристыженным столько раз, что просто адаптировался никогда не показываться своего стыда, нежели изменить то, за что ему было стыдно. Ей хотелось ударить его, ударить, ударить еще раз.

— Эми, я просто хочу сказать…

— ААААААРРРРРР! – заорала Эми, согнувшись пополам. Она не знала, что еще ей делать. Мама была права, если бы бог дал ей тело Джима, она бы выкинула парнишку через лобовое стекло его фургона.

— Ладно, - сказала она, - Все, что мне от тебя нужно – чтобы ты довез меня туда. Высади меня у баррикад. Я найду способ перебраться через них. Я найду способ отыскать Дэвида и всех остальных, кто нуждается в помощи, и я найду способ вытащить их оттуда, а если нет, тогда я умру. И это нормально, потому что я умру, пытаясь спасти людей, которых я люблю. А ты вернешься сюда в свой кокон, будешь играть в видеоигры про зомби и подрачивать, и лучше сдохнуть, чем смотреть, как ты этим занимаешься.

Дверь фургончика распахнулась. Невысокий чернявый парнишка, которого, как помнила Эми, звали Фредо, наклонился к Джошу и сказал:

— Слышал это?

— Я ничего не слышу из-за неё.

— Прорыв внутри командного центра ОПНИК. Все полетело к чертям, был взрыв, здание в огне, изоляция нарушена, и зараза расходится из закрытой зоны.

— Срань господня.

— ЭЗА сообщает, что пожарные машины двинулись в одну стороны, а через десять минут ОПНИК двигались в обратном направлении. Эвакуируются. Покидают зеленую зону, бросив все.

— Они покидают Неназываемый?

— Похоже на то.

— И что это значит? – спросила Эми.

— Это значит, что все усилия теперь будут сосредоточены на том, чтобы не дать никому окинуть город, и все, кто остались там, теперь сами по себе, - ответил Джош.

— ЭЗА бросила клич о помощи, всем и каждому с оружием, - добавил Фредо, - Они говорят, что зомби-прорыв класса два скоро превратится в класс три.

— Класс три, - это когда вы, ребята, наконец-то начнете что-то делать? – спросила Эми.

— Они говорят, что помогут нам пробраться в город, - произнес Фредо, - У них есть друзья в кордонах, но только пока федералы не сменили распорядок караулов.

Джош с сомнением разглядывал свою непомерную коллекцию оружия на стене и, наконец, произнес:

— Скажи всем, мы едем. Если федералы наложили в штаны, то теперь наша очередь. Мы отправляемся через тридцать минут.

 

3 часа, до резни в Ffirth Asylum

Джон не мог не заметить, что хотя весь Неназываемый выглядел словно последствия беспорядков на Суперкубке в Детройте, очутившись в районе Дейва, едва ли можно было заметить разницу. Все те же выбитые окна те же мусорные баки месячной давности на крыльце. Джон находил это успокаивающим.

Конечно, большим изменением было то, что на том месте, где раньше стоял одиннадцатифутовый домик Дэйва, теперь почти ничего не осталось. Только пол, поддерживающие черные каркасы двух выгоревших стен и кучи мокрых обугленных обломков. Почерневший гипсокартон, брусья, и перекрученная проводка.

Все это не вызывало у Джона никаких чувств. И не только потому что именно он сжег этот дом. Джон не был сентиментальным по поводу домов. Может быть, потому что в детстве немало болтался туда-сюда, благодаря трем различным разводам. Но он любил считать, что не имеет особого смысла привязываться к вещам. Воспоминания не сгорают вместе с домом и не переходят к новым хозяевам, если его продают. Дом – это просто дерево и гвозди. Влюбиться в дом, машину или пару обуви – это тупик. Любовь приберегают для тех, кто может любить взаимно.

Фальконер не хотел парковать Порше на виду, на случай если прибудут ОПНИК или кто-то захочет стащить магнитолу или еще чего. У одного из заброшенных домов дальше по улице была открыта дверь гаража, и Фальконер заехал туда. Джин лично считал, что правильнее будет иметь машину под рукой, на случае если им придется отчаянно драпать, но, по всей видимости, отчаянно драпали в мире Фальконера только другие люди, тогда как он преследовал их и говорил, что они имеют право хранить молчание.

Когда они припарковались, Джон понял, что перспектива открыть дверь и выйти в ночь стирает все иллюзии, что это все тот же старый район. В зеркале заднего вида Джон увидел, как пошевелились шторы на окне погруженного во мрак дома на другой стороне улицы. Зараженный? Или кто-то затаился, считая, что Джон и Фальконер заражены? Как знать. Если это был какой-нибудь перепуганный беженец, скрючившийся с дробовиком, Джон надеялся, что вид Порше позволит ему немного расслабиться – зомби не ездят на Порше.

Ну вот, зомби-херня.

Они опустили тяжелую гаражную дверь, закрыв её позади Порше. Пока они шли по улице, Джону в какой-то миг показалось, что он увидел, будто кто-то шмыгнул за угол, но потом он понял, что это было не так. Ему почудились шаги, но ночь была ветреной, и звук исходил от рождественской гирлянды – она осталась с прошлого года – стучащей в окно дома по соседству.

— Этот соевый соус, - спросил Фальконер, - Он был в доме во время пожара?

— Нет. Я покажу вам.

Джон опасался, что Фальконер скажет: «Ладно, я подожду тут», но вместо этого он двинулся вперед, заходя во двор Дэйва, как человек с большой пушкой. Фальконер взглянул туда-сюда, настороженно, но не испуганно. Джон последовал за ним во двор, и увидел, что сарай не сгорел. Он также все еще был открыт с тех пор, как он схватил там бензопилу в тот день, когда все полетело кувырком. Сунув туда руку, он достал лопату и кинул её Фальконеру.

— Соевый соус находится в маленьком серебристом контейнере размером с катушку ниток. Внутри находится густая черная жидкость. Когда найдете его, не открывайте. Это дрянь не только убивает при попадании на кожу, она еще и преследует. Смотрели фильм «Капля»? То же самое, только маленькое.

— И когда ты говоришь, что оно убивает, ты имеешь в виду меня, потому что ты по какой-то причине можешь с ним управиться.

— Ага. Улавливаете.

— Угу. И судя по лопате, я полагаю, вы её закопали?

— Да, где-то тут. Не смотрите на меня так. Я хочу, чтобы копали вы, сейчас объясню почему. Оно не глубоко. Так, контейнер где-то тут на заднем дворе. Я знаю где, но вам не скажу. Я хочу, чтобы вы прошли в любое случайное место – которое вам кажется случайным, в смысле, и выкопали около фута.

Фальконер не сдвинулся с места. Он воткнул лопату в землю около своих ног. Три копка и…

— Смотрите, вот оно.

Фальконер взглянул вниз и в лунном свете увидел отблеск матовой стали, торчащей из земли.

— Ладно, как ты это сделал?

— Это не я. Это оно. Соус. Когда мы закапывали его, Дэйв просто кинул лопату как дротик и сказал, что там где она упадет, там мы и его и закопаем. Тут она и упала. Там, где вы стоите. Потому что соевый соус захотел приземлиться тут. Потому что он знал, что вы будете стоять тут через год.

— Он знал. Значит, соус живой.

— Так точно.

— И теперь ты собираешься немного его проглотить.

— Это наименее болезненный способ, ага.

— И ты не знаешь, как оно работает и что делает.

— Скажем так, это магия.

— Скажем так, что мне нужно немного более подробное объяснение, если я собираюсь продолжать.

— Ладно, - вздохнул Джон, - Слыхали о нанотехнологиях?

-Ага. Микроскопические роботы, верно?

— Верно, а теперь представьте, что таких роботов миллионы, и они внедрены в жидкость, так что то, что у нас есть жидкость, наполненная силой этих машин. Так понятно?

— Ну ладно.

— А теперь представьте, что вместо крошечных роботов там магия.

Джон вытащил бутылочку из земли руками.

— Отойдите.

— Если ты примешь это дерьмо, и у тебя случится приступ или остановка сердца, я оставлю тебя здесь.

— Детектив, если я приму это дерьмо, и будет похоже, что у меня плохой приход, бегите нахер.

Джон сжал бутылочку в руке. Ему снова показалось, что он слышит шаги, но он решил, что пора перестать обращать на это внимание. Глубоко вдохнув, он сказал:

— Ну ладно. Поехали.

 

2 часа, 45 минут до резни в Ffirth Asylum

Эми тряслась на кочках в ночь в переполненном автофургоне, движущемся на юг, испуганная до смерти. Зажав голову между коленей, он уставилась в грязный пол и беззвучно молилась, что вошло у неё привычку с младенчества. Она осознала, что делала это автоматически. Если бог был тем, кого нужно было просить вслух, чтобы он помогу в битве против монстров, пожирающих людей, то она сомневалась в том, много ли было бы толку от его помощи. Последний раз она ходила на мессу еще тогда, когда её брат Джим был жив. Её веру можно было выразить двумя предложениями из книжек про Нарнию. Говоря об Аслане, льве, символизирующем Иисуса, Иисус говорит:

«Я на стороне Аслана, даже если бы никакого Аслана не стояло во главе. Я бы хотел быть настолько хорошим жителем Нарнии, насколько мог, даже если бы никакой Нарнии не было

Эми ненавидела, просто ненавидела то, как взрослые, окружавшие её родителей, были скоры на молитву и медлили в том, чтобы что-нибудь действительно сделать. Старухи, едва покидавшие своей дом ради чего-нибудь кроме бинго и гордящиеся тем, что никогда не пробовали алкоголя и не произносили бранных слов, считали, что бог создал людей, чтобы они сидели дома и смотрели телепроповедников и тянули время до того дня, когда их не станет. Эми решила, что на этой планете нужно провести не больше пяти минут, чтобы понять одну вещь о боге – возможно, единственную – он помогает тем, кто действует. Дэвид тоже верил в это, хотя и не осознавал.

Вокруг неё щелкало оружие. Зомби-задроты перебирали все сорта пуль и все части оружия. Длинные, медно блестящие пули, ярко-красные патроны для дробовиков. Оружие с элегантными линиями спортивных машин, маслянистый металл и изогнутый текстурный пластик, сделанный так, чтобы точно ложиться в руку. Джош дернул рычаг на своем оружие, и он с довольным щелчком вошел на свое место. Не поймите не правильно, она видела это очарование. Она также понимала, как можно начать думать о них, как об игрушках.

— Дыхание дракона, - Джош держал в рук кроваво-красный патрон для дробовика, - Зажигательная дробь на основе циркония, выглядит как огнемет каждый раз, когда ты нажимаешь на курок. Это – автоматический дробовик с барабаном на двадцать патронов. Еще три магазина у мня в рюкзаке. Если нас зажмут, эта штука может выпускать стены адского пламени с той скоростью, с какой я смогу жать на курок.

Он с щелчком отправлял патроны в пластиковый барабан размером с кастрюлю.

— Эти патроны, кстати, стоят пятнадцать долларов за штуку.

И тут её осенило. Она вдруг поняла, что предпочла бы Дэвида или Джона с бейсбольной битой в руках любому из этих ребят с пушками из компьютерных игры. У Дэвида и Джона было что-то во взгляде, когда дела шли наперекосяк – грустное, но отчетливое узнавание. Они не тренировались для насилия и может быть, никогда в нем особо не разбирались, но он и не обделаются в уголке. Она они вышли из плохих семей, обоих нередко колотили в детстве и, может быть, дело было именно в этом. Может быть, они знали что-то об этом мире и были лучше готовы к крутым поворотам. Ни у кого из этих ребят из пригорода не было в глазах ничего такого.

Пару месяцев назад Эми приехала к Дэвиду на длинные выходные ко Дню Труда. В пятницу около полуночи появился сумасшедший. Он постучал в дверь, и сказал, что принес пиццу, которую они не заказывали, - и вручил им грязную коробку, словно выкопанную из мусорного бака. Дэвид открыл её и обнаружил внутри собачьи какашки. Они позвонили в полицию, но сумасшедший уже ушел к тому моменту, как они приехали. Он вернулся ночью в субботу. В этот раз в старой коробке из-под пиццы была дохлая белка. Дэвид угрожал ему и захлопнул дверь у него перед лицом. Тот снова явился в два часа ночи с очередной коробкой. Дэвид даже не подошел к двери, просто вызвал полицию. И снова его уже и след простыл, когда они приехали.

Около семи вечера в воскресенье сумасшедший начал появляться каждый час. Если они не открывали, он стоял там и звонил в дверь, снова и снова. В третий раз Дэвид пошел к двери, и человек что-то сказал ему через дверь, что заставило его открыть. Они обменялись тихими разгневанными словами, и человек ушел, оставив свою коробку из-под пиццы на крыльце. Дэвид заглянул внутрь, закрыл и выкинул в мусорный бак снаружи. Он не сказал Эми, что было внутри. Когда тот отъезжал, Дэвид крикнул: «Если ты еще раз приблизишься в ней ближе чем на сотню футов, я тебе горло разорву зубами». Только он употребил больше бранных слов.

Но сумасшедший вернулся. В три утра. В окро их спальни. Они оба быстро уснули, и Эми медленно просыпалась, слышал как он шепчет её имя снова и снова в футе от её голову.

Она закричала, Дэвид выпрыгнул из постели, схватил тот нелепый арбалет, который Джон купил ему на выставке оружия, и бросился из дому.

Дэвид выстрелил разносчику пиццы в грудь, и тот упал, крича. Но вот как все обернулось – у парня была свежая пиццы из местной круглосуточной пиццерии. Он там работал. На нем была чистая новая форма, он выглядел вменяемым и был полностью шокирован тем, что на него напал клиент. Пицца предназначалась для дома дальше по улице. Он просто ошибся дверью.

После всего судебного безумия, с обвинениями, выдвинутыми парнем, и гражданским иском по поводу его счетов за лечение, Эми спросила Дэвида, что бы он сделал, если бы тот вернулся как-нибудь ночью, снова безумный. Что Дэвид ответил? «Я бы ударил его куда-нибудь, чтобы точно убить».

И он бы это сделал. Даже если бы ему пришлось сесть в тюрьму. Он сделал бы это для неё.

Парень ярдом с ней пробовал очки ночного видения. В фургон набилось восемь человек. Фредо был за рулем. В Отряде Противодействия Зомби насчитывалось 150 членов, когда волна паники накрыла университет. Семеро откликнулись на призыв, когда пришла пора встретить угрозу лицом к лицу. Все они были в фургоне с Эми, щелкая механизмами своего оружия.

Эми была до смерти перепугана. Но она была готова подавить страх и закончить это. И она надеялась, что сидящие вокруг неё люди готовы сделать то же самое. Эми читала «Властелин колец» четыре раза, и начала перечитывать в пятый. Ей запомнился один момент, когда энты шли на войну безо всяких, казалось бы, шансов на победу (какие могут быть шансы, когда ты – огромное нелепое ходячее дерево). Этот момент пришел ей в голову и будет повторяться снова и снова, пока они не прибудут в Неназываемый:

«Конечно же, друзья, весьма вероятно, что мы идем навстречу погибели: последний марш энтов. Но если бы мы остались дома и ничего не делали, гибель все равно настигла бы нас, рано или поздно».

Да, Эми уже давно смирилась с фактом, что она полный и безоговорочный ботан.

 

Соевый соус

Джон повернул крышку бутылочки. Она разделилась посередине по шву, который не был виден, пока она была закрыта. Он не открыл её полностью, потому что уже знал, что это плохая идея, когда он уже проснулся.

Тонкая черная струйка вытекла из щели, словно моток перепутанных тяжелых черных нитей. Джон подставил указательный палец под струйку, чтобы поймать её.

А потом сразу произошло несколько вещей.

Сперва, шуршащие шаги, которые Джону показалось что он слышал, стали громче и быстрее. У них был гулкий отзвук, будто кто-то топает по полу в квартире сверху. Джон с Фальконером обернулись на звук. Затем что-то спрыгнуло с крыши соседнего дома, паря на ветру, словно огромная вооруженная белка-летяга, и устремилось прямо на Фальконера.

У мозга Джона была лишь десятая доля секунды, чтобы понять, что он на самом деле видит, до того, как соевый соус начал действовать. В тот же миг, как в его рту начали формироваться слова:

«Фальконер, осторо..»,

тонкая, черная струна соуса обвилась змеиными кольцами вокруг его пальца и впилась в его кожу в том чувствительном месте, откуда растет ноготь. Боль пронзила руку Джона до самого локтя.

Потому соевый соус овладел им, и мир растворился.

* * *

Дэйв как-то описывал действие соевого соуса так: если выкопать один из толстых оптоволоконных кабелей, использующихся для подключения всего города к интернету, и воткнуть его себе в мозг. Весь этот поток данных, врезающихся в твои нервы с такой силой и скоростью, что ты одновременно знаешь все и не знаешь ничего. Джон всегда считал, что его собственное описание было более четким: как если бы на концерте INSANE CLOWN POSSE всем пятидесяти тысячам зрителей дали по микрофону и звуковой системе, и они все одновременно начали бы петь импровизированный хреновый рэп собственного сочинения.

Джон познакомился с этой наркотой на вечеринке, когда едва достиг возраста, когда по закону мог пить (а пить он начал с восьми лет). Её дал ему черный парень из Огайо с фальшивым ямайским акцентом, тот, которого позже найдут с мозгами, размазанными по стенам его собственного трейлера – говнюк легко отделался. Это было то же ощущение, что и в первый раз. Соевый соус – это не то, к чему можно выработать устойчивость.

Все остановилось. Джон выскочил из своего тела, за пределы мира, его разум был свободен от ограничений его глаз, ушей, носа, рта и триллионов нервных окончаний. Волна чуждых ощущений поглотила его, словно он оказался нагишом среди безумной оргии, с участием всех, кто в Звездных Войнах находился в кантине.

Джон вдруг понял, что внезапно оказался в другом месте. Он стоял среди разрушенных бомбами зданий, обвалов кирпича, дерева и стекла, усыпавших улицы; сквозь трещины в асфальте пробивались ростки. Он прыгнул вперед во времени, и не знал, на сколько. Он огляделся вокруг или, скорее, его точка зрения переместилась, потому что у него, похоже не было глаз, которыми можно было смотреть. Разрушения и сломанных строения усеивали ландшафт до горизонта и за ним. Он видел, что обломки наводнены жизнью, маленькими снующими созданиями.

Джон двинулся – или скорее его взгляд поплыл – к останкам разрушенной церкви. Гниющая человеческая голова перебиралась через кучу разорванного бетона, ноги паразита торчали ниже челюсти – тварь использовала гниющий человеческий череп как раковину рака-отшельника. Мимо протащилась еще одна голова. Потом еще. Затем были еще одни паучьи ноги, на этот раз волокущие за собой комок переплетенных кишок.

Они были повсюду. Джон огляделся – снова не поворачивая головы или глаз – и увидел, что улицы усеяны переломанными и обгоревшими телами, мухи кружили над вывалившимися кишками. Покачиваясь, пришла голова старухи с давно прогнившими глазами и следом удара тупым предметом. Паразит внутри неё открыл пасть и издал тот самый отдающийся в костях визг. Через миг, вторая голова с паразитом пристроилась к ней сзади. Они начали совокупляться.

А потом видение исчезло, и Джон скакнул назад во времени, и понял, что находится в небе, а деревья и дома со свистом проносятся под ним. Он увидел ряды военных грузовиков, образовавших толстый слой на другой стороне ограды – окружившие город кордоны. Он летел прочь от него вдоль шоссе. Затем он внезапно оказался в фургоне. Там была Эми, сидящая среди кучи парней с оружием. Он совала руку в коробку с сухим завтраком – зерновыми крекерами – поедая их всухомятку, словно это были чипсы. Джон попытался заговорить с ней, но, конечно же, на самом деле его там не было.

Сфокусироваться. Сфокусироваться на возвращении.

А потом мир завертелся и поплыл вокруг него, картина растягивалась до тех пор, пока не обнаружил, что вернулся в свое тело у сгоревшего дома Дэйва, и стоял, глядя на Фальконера и нечистую тварь, которая только что спрыгнула на него с крыши.

Сцена перед ним застыла. Джон видел, как прыгающий монстр гротескно трансформируется в полете, а Фальконер все еще только повернул голову в его сторону. Листья под их ногами больше не шуршали, и в мире царила полнейшая тишина. Время просто остановилось. Джон взглянул на свои руки и понял, что может пошевелить пальцами, что для него, в отличие от всего остального мира, время не остановилось. Он сделал осторожный шаг и обнаружил, что может двигаться без проблем. Затем он огляделся, положил руки на бедра и в полной тишине произнес:

— Ха…

* * *

Именно это никогда раньше не случалось с ним под соевым соусом, но это было нормально, потому что эффекты никогда не повторялись. Отделение от тела, путешествия во времени, между измерениями, невидимость – да. Остановка времени? Нет. Нужно будет рассказать Дэйву. Если, конечно, он об этом вспомнит – к сожалению, богоподобное состояние, которое иногда приходило под соевым соусом, пусть и ненадолго, работало примерно также, как прилив сексуальной уверенности в себе от пива: в процессе все отлично, но на следующий день ни черта не вспомнить. Джон попытался преодолеть первоначальный шок и оценить ситуацию. Кто знает, как долго продлится эффект и когда мир снова бросится вперед.

Фальконер застыл на месте в десяти футах перед Джоном, статуя, будто бы воздвигнутая в честь хорошего стиля и недоумения. В двух футах над ним висел монстр.

Джон вроде как понял, что он был человеком до того, как поработал паразит, но чтобы понять это потребовалось несколько минут. (Погодите, или нет? Существовали ли минуты?) Руки ноги твари были вытянуты в стороны под прямым углом к телу, образовав повернутую букву Н. По всей длине рук и ног торчали заостренные костяные выступы, ощетинив конечности зубьями, словно лезвия с серрейторной заточкой. Определить его способ атаки было несложно – через полсекунды реального времени, оно обхватит Фальконера конечностями вокруг шеи и торса и одним грубым зажимом разделит его на три окровавленных куска. У Фальконера не будет времени отреагировать. Он просто не переживет эту атаку без вмешательства.

Джон двинулся к нему и подумал, что земля под ногами ощущается иначе. Ему потребовался миг, чтобы понять, что трава не гнется под его ногами, словно он шел по искусственному газону из титана. Его ноги прилипали на каждом шагу, когда острые травинки впивались в подошвы, как иголки. Джон хотел взять лопату, которую Фальконер воткнул в землю, и понял, что не может сдвинуть её с места – даже пошевелить не может.

Вот значит как. Когда время остановилось, оно действительно остановилось. Джон никак не мог воздействовать с окружающим миром. Он не мог убить монстра или даже оттолкнуть Фальконера с пути опасности. Ладно. Черт. Что с этого толку?

Вообще-то…

Он мог выяснить, жив ли Дэйв.

Нет, уходить было нельзя. В любой момент эффект соевого соуса может кончиться, время снова пойдет, и Фальконеру останется в одиночку разбираться с созданием, прыгающим ему на голову. Или скорее не разбираться. Скорее всего он даже не поймет, что случилось, прежде чем его отрезанная голова покатится по опавшим листьям на дворе Дэвида. Этот парень был хорош, но не настолько. В этом случае авантюра с соевым соусом были одной большой ошибкой. Выбраться из лечебницы, прийти сюда, вообще все. Когда все вернется на круги своя, Фальконера размажет, Джон останется сам по себе и будет ничуть не ближе к исправлению ситуации, чем в тот момент, когда он проснулся с похмельем в доме студенческого братства.

Ну и ладно.

Джон подошел к Фальконеру и уперся руками в его спину. Он налег всем телом на его спину (но тот, конечно не сдвинулся – все равно что налечь на бронзовую статую), чтобы в тот миг, когда время вернется, оттолкнуть его от опасности. В тот же миг Джон повалится на землю и, хотелось бы верить, что это помешает монстру достаточно надолго, чтобы они смогли сделать… Что-нибудь.

Джон ждал. И ждал. Время оставалось неподвижным.

Через пару часов (?) Джон сидел на колючей окаменевшей траве перед Фальконером, злясь и размышляя, как долго ему придется сидеть и наблюдать за ситуацией вместо того, чтобы что-нибудь сделать. Наконец, ему надоело, и он вышел на улицу, направляясь к карантинной зоне вокруг госпиталя. А что еще оставалось делать?

* * *

Джон прошел через район Дэйва и через диораму Неназываемого в масштабе один к одному. В один момент он больно приложился голенью о выброшенную газету, которую порыв ветра поднял в воздух в тот момент, когда время остановилось. На дорогах было несколько неподвижных машин – не много, с учетом комендантского часа. Джон решил, что незараженные жили, как беженцы в горячей точке, пряча детей в подвале, надеясь, что звуки разверзшегося в их квартале ада не сменятся звуками выбивания их двери.

Из любопытства Джон подошел к видавшему виды пикапу, замершему посреди улицы. Облако его выхлопных газов висело в воздухе позади него абсолютно неподвижно. Кузов был забит картонными коробками, упаковками туалетной бумаги и подгузников. За рулем сидел пожилой черный мужчина, держащий на коленях дробовик. Его рука застыла на полпути к пепельнице с двухдюймовым окурком, зажатым между большим и указательным пальцами, над которым висела вьющаяся лента дыма. Джон протянул руку через водительское окно и ткнул пальцем в застывший дым. Он был тверд, как камень.

Чудно.

Прогулявшись по городу, Джон добрался до госпиталя. Его шаги были полностью беззвучны, тишина стояла не как в библиотеке, а как будто в ушах затычки. Судя по всему, звуковые волны не могли двигаться в воздухе. Джону почудилось, что он слышит, как кровь течет в его жилах, и переваривается еда в желудке. Он подумал, как быстро он сойдет от этого с ума.

Госпиталь превратился в лагерь для военнопленных. Его территория была окружена высоким забором, как в тюрьмах самого строго режима: с колючей проволокой и всеми делами. Снаружи забора стояли бетонные блоки, поставленные, чтобы никому не пришло в голову проломить заборы машиной. До сих пор Джон не встретил ни одного живого охранника. Все спали? Вместо этого, через каждые двести футов или около того стояло по машине без водителя. В задней части каждого находились турели с двумя тонкими стволами по обе стороны цилиндра, утыканного линзами. Механические глаза с радаром, инфракрасным или тепловидением, как у Хищника. Все это место полностью охранялось вооруженными роботами-охранниками.

Офигенно.

Джон надеялся, что сможет просто заглянуть во двор: если бы Дэйв был жив и на улице, и если бы Джон его просто увидел, этого было бы достаточно. Но они закрыли весь забор рекламными афишами с опечатками (секцию забора перед ним закрывал огромный щит с надписью: «ПОПРОБУЙТЕ БИГ-МАК С ЧЕРНЫМ АНУСОМ»). Ему стоило догадаться, что все окажется не так просто. Джон прошел вдоль забора по кругу, что заняло у него час. Или ни секунды, смотря как посмотреть. Это породило в голове Джона вопрос, вернется ли вообще время к своей нормальной скорости. Что он будет делать, если все так останется навсегда? Заведет хобби?

Простого пути в карантинную зону Джон не нашел – он надеялся, что кто-нибудь заходил в открытые ворота в тот момент, когда время остановилось. А взбираться по забору с застывшим временем было ничуть не легче, чем без него. На самом деле, абсолютно жесткая колючая проволока была даже хуже. Перед Джоном предстала красочная картина с ним самим, падающим на проволоку, лезвия взрезают его живот и рвут внутренности. Так, корчась на шипах и без возможности освободиться или умереть, Джон и остается на целую вечность.

Круг замкнулся, и Джон снова оказался перед воротами.

Он заметил столб дыма, стелящийся горизонтально по ветру над забором, и решил, что может быть заключенные стояли вокруг костра и жарили сосиски или что-нибудь еще. Если бы только он мог забраться достаточно высоко над забором…

Бум. Прямо за его спиной были деревья. По виду, залезть на них было нетрудно. На полпути наверх, до него дошло, что еще два месяца назад это было бы невозможно: застывшие во времени листья разрезали бы его с тем же успехом, что и колючая проволока. Но на дворе была середина ноября, и он мог карабкаться по голым ветвям. Он поднимался достаточно споро, пока не ударился головой о невидимое силовое поле. Над ним нависала серая дымка, и он наконец понял, что это был дым от костра, отнесенный порывом ветра, который Джон, разумеется, не мог почувствовать. Он сменил направление, что обогнуть его, и тут, на высоте, упав с которой он мог бы запросто свернуть шею…

… И валяться на земле в конвульсиях, захлебываясь криком, который никто не услышит в вечности между мгновениями.

… Он внезапно понял, что дым от костра образовал почти совершенный мост в карантинную зону прямо над оградой.

Борясь со всех смыслах с равновесием и чувством самосохранения, Джон, балансируя на серой дымке, двинулся над оградой, стараясь смотреть вперед, а не на невероятно хрупкий прозрачный мост, по которому он шел. Ноги, однако ступали уверенно: крошечные висящие в воздухе частицы пепла были шершавыми, словно он шел по огромному куску пемзы.

Дым неприятно сужался по мере приближения к огню, и когда он перебрался через ограду, ему пришлось опуститься на четвереньки и ползти. Он спрыгнул на землю, поскольку идти по горящим углям угасающего костра показалось ему плохой идеей, несмотря на то, что время застыло. Он понятия не имел, как это работает.

Не озадачиваясь больше в том, чтобы не свалиться вниз головой, он смог наконец взглянуть, что происходит во дворе. Там были десятки людей в красных и зеленых комбинезонах. Ну, черт, он не видел, чем ситуация тут может быть хуже, чем в городе. Ни на кого не напрыгивали монстры, все они были в безопасности за забором под охраной роботов. Если Дэйв был жив и находился тут, это сошло бы за наилучшее развитие ситуации. Затем Джон случайно взглянул на то, что горело в костре, и подумал: «Ой».

Оторвав взгляд от костей и пепла – он поймал себя на том, что пытался сосчитать черепа, и насчитал шестьдесят два, пока не остановился – он двинулся через застывший мир через карантинную зону для восковых фигур. Среди находившихся во дворе людей Дэйва не обнаружилось, и Джон двинулся в здание госпиталя. К счастью, дверь была распахнута, поскольку в ином случае ему бы пришлось выискивать какой-нибудь хитровыделанный способ…

Дэйв!

Прямо рядом с главным входом в госпитале. Джон едва не пропустил его, поскольку тот согнулся, захваченный на середине завязывания шнурков. Рядом с ним на земле стояла банка бобов с пластиковой ложечкой. А рядом стояла Молли, изготовившаяся поесть бобов, пока Дэйв отвлекся.

Внутри Джона словно прорвалась плотина, и поток облегчения хлынул на него с такой силой, что он едва не упал.

Дэйв выжил. Каким-то образом.

Его приятель был бледен и похудел. Сильно похудел. И если Дэйв худел, то это потому, что он находился в тюремном лагере против своей воли, ел холодные бобы и всякое дерьмо. Он находился тут вместе с другими чуваками, которых к этому моменту почти наверняка возненавидел, отрезанный от мира, посреди мусора, разбитых окон и горящих трупов. Потому что они бросили его. Потому что Джон бросил его.

Очередную плотину прорвало, на этот раз черной волной самобичевания, которая была готова сокрушить песчаный замок разума Джона. Но он удержал себя в руках, понимая, что сейчас не время пускать в голову мрачные мысли. Ему хотелось выпить. Позже. Пока что он собирался попробовать.

— Дэйв? – произнес Джон, и слова, казалось, стихли прямо перед ним поглощенные неподвижностью стоящего на паузе мира. Судя по всему, маленький кусочек времени, в котором двигался Джон, заканчивался в двух дюймах от его лица, и только на это расстояние распространялся звук. Он нагнулся пониже к Дэйву и сказал:

— Дэйв, не знаю, слышишь ли ты меня, но я иду. Будь готов. Будь поближе к забору. Если что-то из того, что я скажу, сможет дойти до тебя, пусть так и будет. Жди звука дерьма, попадающего в вентилятор.

Разумеется, Дэйв никак не отреагировал. Джон попытался придумать, что еще он мог сделать, пока находился тут, но потому он представил, как время внезапно возобновило свой ход, пока он находится тут, в результате чего он окажется в ловушке внутри карантина, а Эми останется снаружи и будет пытаться спасти их обоих. А Фальконера разорвет на куски.

Джон направился в мосту из дыма, перебрался через ограду, и едва не убился, пытаясь перелезть с твердого дыма на ветви деревьев. Но все-таки он добрался до земли, ударившись о неподвижную траву при приземлении, и двинулся обратно к дому Дэйва. Дорога вела его мимо лечебницы, в стене главного здания которой зияла дымящаяся дыра. А потом он увидел кое-что, от чего едва не обделался.

Тени. Ходячие тени.

Это не было игрой света. Это были самые настоящие люди-тени, такие же, каких он видел на записи камеры безопасности госпиталя, такие же, каких недавно видел в своей ванной Дэйв, такие же, каких в Неназываемом встречали случайные люди с тех самых пор, как появились письменные архивы. И они двигались. Бывшая туберкулезная лечебница, а теперь и бывший командный центр ОПНИК кишели людьми-тенями. Движущимися, вертящимися в воздухе. Они не замерли, как все остальные. О тенях Джон мог сказать одно: если они были неподвластны времени, это делало их невыразимо опасными. Ну, это, и то, что они были говнюками.

Джон бросился бежать. Он преодолел два квартала, прежде чем пуля попала ему в плечо и отбросила на землю.

По крайней мере, такое у него было ощущение. Что-то разорвало его рубашку и оставило алую рану под ней. Он поднялся на ноги, озираясь в поисках стрелка. Наконец, он взглянул назад откуда пришел, и увидел своего нападавшего: застывший в воздухе мотылек. Крошечный, хрупкий, но все равно совершенно неподвижный. Джон снова устремился к дому Дэйва, на этот раз медленнее, оглядываясь через раненое плечо в поисках идущих по его следу теней.

Во дворе Дэйва все, к сожалению, осталось именно в том состоянии, в каком и было оставлено: деформированный говнюк, пикирующий на Фальконера, готовый разорвать его на куски.

Это было невероятно печально. У Джона было сколько угодно времени, чтобы придумать план, но поскольку единственной вещью, которую он мог сдвинуть было его тело, это преимущество давало лишь возможность подставить себя под челюсти монстра вместо Фальконера. Даже сейчас он понимал , до чего глупа была его идея оттолкнуть Фальконера: они оба оказались на земле, а чудовище над ними. Все, чего бы он добился – увеличил бы его обед. Джон подумал, не завалялось ли какого-нибудь оружия, которое он мог бы использовать, в его кармане, прежде чем время остановилось. В конце концов, одежда двигалась вместе с ним…

Ага, вот оно. У него все же было кое-что.

* * *

С точки зрения Фальконера, Джон стоял перед ним и начал открывать свой маленький серебристый пузырек. Затем на его лице на миг отразилась паника, он крикнул: «Фальконер, осторо..», а зачем мгновенно исчез. В тот же самый миг рычащая и визжащая нечеловеческая масса бьющихся конечностей обрушилась на спину Фальконера, бросив его на траву.

Фальконер перекатился и выхватил оружие одним движением. Перед собой он увидел безумно абсурдную картину.

Крупный деформированный монстр, некогда бывший человеком, катался по земле, разочарованно завывая. У него было четыре конечности, покрытые громадными белыми зубами, которыми в он пытался хлестнуть что-нибудь поблизости. Однако ему это не удалось, потому что он был связан отрезками ткани, скрутившими его конечности за спиной, как наручники. Над бьющимся и визжащим чудовищем стоял Джон в черных трусах и кричал:

— Да! Хрен тебе! Хрен тебе! Хрен теебеее!

Фальконер отпрыгнул от монстра и вскочил на ноги. Джон посмотрел на него и заорал:

— Чего ты ждешь? Стреляй ему в рот!

Последнее слово потонуло в грохоте выстрелов.

Через минуту Джон, с бешено колотящимся сердцем и не дыша отвязал свои штаны от твари и надел их. Фальконер перезаряжал оружие. Он всадил шесть пуль в пасть твари, но Джон понятия не имел, убило ли это паука – единственный, которого он видел мертвым, был тот, которого он утопил вместе с индейками. Нервно глядя на тварь, Джон внезапно вспомнил настоящую причину, по которой заставил Фальконера привезти его сюда.

— Яшик, - сказал он.

— Что?

— Зеленый ящик. Достаньте его из сарая и давайте-ка убираться отсюда.

— Его тут нет, - произнес Фальконер, подбежав к сараю.

— Черт! Они его забрали. Нет, погоди. Дэйв положил его в багажник Кадиллака, пока я жег дом. Надо его найти. Что делают с забытыми машинами? Мы оставили мой Кадиллак у палатки с буррито…

— Если он мешал движению, его должны были эвакуировать. Наверное. Кто знает. Зачем нам этот ящик?

— Поверьте, он нам нужен. Точнее, нам нужно, чтобы он не оказался в чьих-то еще руках. Ох черт!

— Что?

— До меня только что дошло, что я мог написать послание Дэвиду на стене при помощи моего собственного дерьма!

Фальконер не стал требовать объяснений, он просто побежал к гаражу, где оставил Порше, Джон Задыхаясь, Джон прошипел:

— Детектив…

— Я слышу. Бежим.

Дверь гаража они открывали вдвоем – она была старой, и пружины вышли из строя, а без системы противовесов она была чертовски тяжелой. Джон остался держать её, а Фальконер бросился заводить машину.

Шаги. Топот. Что-то пробудилось в темноте, наверное, привлеченное звуками выстрелов. Джон вертел головой, щурясь в темноте и выдыхая нервные облачка пара в ночной воздух.

Толпа завернул за угол.

Перекрыла улицу.

Десятки и десятки волочащих ноги фигур, так много, что полностью закрывали свет.

— ДЕТЕКТИВ!

Зомби быстро приближались, двигаясь по улице, словно приливная волна. Джон обернулся и увидел, что они приближаются и с другой стороны, сходясь, словно молот и наковальня. Порше завелся, и Джон начал подсчитывать время, которое понадобится Фальконеру, чтобы выехать, остановиться, дать Джону сесть в машину и прорваться через толпу…

Шины были спущены.

В гараже было так темно, что он почти не заметил. Обе задних покрышки были прорезаны – даже разодраны в клочья – и Джон решил, что с передними случилось то же самое. Он уже собрался сказать об этом Фальконеру, но в тот же миг почувствовал, как что-то коснулось его лица. Погладило, словно пальцем. Вот только это точно был не гребаный палец.

Больше ничего не было нужно – Джон выругался и нырнул в гараж. Дверь захлопнулась, перекрывая свет.

— Детектив! Шины! Черт!

— Что? – раздалось из машины, - Залезай!

— Нет, нам…

Фальконер включил фары, осветив гараж изнутри.

Всю внутреннюю поверхность гаражной двери покрывал гигантский паук-сенокосец – едва ли не восьми футов размером. Там, где должно было быть тело паука, виднелось человеческое лицо.

Тварь прыгнула.

 

125 минут до резни в Ffirth Asylum

Я был на середине процесса завязывания шнурков, когда мне в голову ниоткуда пришла идея. Каким-то образом, я узнал, что Молли есть мои бобы.

— Эй! Хватит! Плохая собака! – шлепком я отодвинул её морду от банки. Облизала соус с носа, понюхала воздух и ушла, скорее всего, чтобы спереть еще чью-нибудь еду. Я поразмыслил о том, есть ли мне оставшиеся бобы, несмотря на то, что они теперь были попорчены собачьей слюной, но решил, что я пока не настолько низко пал. Решив отправиться спать, я сделал шаг в главное здание, когда с лестницы послышалось барабанное соло быстрых шагов. Затормозив на плитке, ТиДжей произнес:

— На крышу.

— Я думал, он рявкнул на меня, но потом он двинулся к лестнице, и я последовал за ним до самого верха. Тут уже было десятка два людей, выстроившихся вдоль края, как голуби. Как только мы вышли на крышу, к нам присоединилась Хоуп. Она схватила меня за локоть и подтащила к краю, как будто собиралась скинуть меня вниз. Она наклонилась ближе, показала пальцем и прошептала:

— Смотри. Этот тот взрыв, что мы слышали.

— Лечебница, - сказал я.

— Теперь видишь все эти фары, как будто час пик в Атланте? - произнес ТиДжей за моей спиной, - Все эти машины, едущие на север? Это ОПНИК сваливают. Они движутся к шоссе.

— Отлично. Давайте валить отсюда.

— Я бы не стал говорить «отлично». В смысле, ситуация снаружи стала настолько хреновой, что несколько сот человек в бронекостюмах и с автоматами решили, что там небезопасно для них. Плюс, я не вижу ни одной причины чтобы они сняли оставшиеся меры безопасности. Если им что-то и нужно, то усиливать её, так? Могу поспорить, что завтра вместо двух беспилотников тут будет шесть, а то и десять.

— С другой стороны, - сказал я, - Если они просто решили оставить зараженных в карантине, это значит, что прямо сейчас целая куча ребят с медалями на кителях сидит за столом и пытаются решить, какая именно им нужна бомба, чтобы испарить несколько кварталов, и как поприкольнее назвать операцию. В духе «Операция Очищающий Рассвет».

— Черт, чувак, это классное название. Я бы гордился, если бы меня сожгли в чем-то с таким названием.

— Ты правда думаешь, что такой вариант не рассматривается?

— Чувак, я не знаю. И десять минут назад не знал.

— Не пойми меня неправильно, - сказал я, но всем нам тут придется делать выбор. Я? Я если я смогу заставить свою собаку помочь мне выяснить, как выбраться отсюда, я сделаю это. В смысле этой же ночью, если это возможно. Под покровом темноты, пока они все там растерялись.

— Угу. Итак, ты окажешься по другую сторону забора, и что дальше? Ты окажешься на улице без оружия. Или ты думаешь, что ты завтра появишься в своем видеопрокате, как будто ничего не случилось?

— Как я уже сказал, делай что хочешь. Но для меня если выбор заключается в том, снаружи или внутри клетки сидеть, то это и не выбор даже

* * *

Черт подери. Я не буду скучать по здешним лестницам. Сотни чертовых ступенек до крыши и, кажется, каким-то образом даже больше, чтобы вернуться вниз. Я преодолел девяносто две, когда внизу послышался крик Хоуп.

Когда мы с ТиДжеем добрались до низа, мы обнаружили, что Хоуп с ужасом смотрит на Молли. Собака держала нечто длинное, мясистое и ужасное в зубах. Мне понадобилось мгновение, чтобы осознать, что это был свежий человеческий позвоночник.

Черт подери, она проголодалась.

 

120 минут до резни в Ffirth Asylum

Джон закричал и попытался пробежать через гаражную дверь, надеясь проломить её, как в рекламе растворимых напитков. Паукообразная тварь приземлилась на крышу Порше, обвив ногами всю машину.

Фальконе оцепенел от ужаса на целых полсекунды, прежде чем крикнул: «ЛОЖИСЬ» и навел на крышу свой пистолет. Он спустил курок, и замкнутое пространство наполнилось громом и молниями. От монстра полетели куски, но он держался.

— ДВИГАЙ!

Джон увидел огни заднего хода Порше не далее чем в шести дюймах от своего лица. Он бросился прочь с дороги, и Порше, вращая колесами, врубился задом в гаражную дверь. Огромные куски резины полетели во все стороны, когда машина сбросила останки своих погубленных покрышек. Машина вывалилась задом на улицу, съехала на траву, сбив почтовый ящик, и попала в неглубокую ямку, полную опавшей листвы.

Джон незамедлительно обнаружил плохую новость и хорошую.

Хорошей было то, что паук исчез – гаражная дверь смела его с крыши.

Плохой же – то, что они с Фальконером – покойники. Улица были заполнена зомби. Быстрыми Зомби. Тени были заполнены сгорбленными плечами, напряженными конечностями и безумными глазами. Порше беспомощно крутил колесами, голые обода которых безуспешно пытались вытащить машину из грязной ямы.

По какой-то причине маленькой огонек надежды Джона погас, и внутри него все стало удивительно темно, холодно и спокойно. Толпа хлынула вперед, облепив Порше. Детектива Лэнса Фальконера грубо вытащили из машины, словно ребенка, и потащили прочь.

Для Джона все это происходило в полном безмолвии, отчаянные крики, ругань и все остальное стихло.

Едва Джон успел подумать:«

Я не звезда фильма про зомби. Я парень из массовки, которого съедают в первом же монтаже»,

как его схватили сзади.

Восемь тонких отвратительных рук обвили его от шеи до лодыжек, выжимая воздух из его легких под хруст ребер. Визг паука заполнил весь мир.

 

105 минут до резни в Ffirth Asylum

Эми резко проснулась, вырываясь из ужасного кошмара, в котором с близкими ей людьми происходило нечто ужасное. Она не помнила деталей сна, но ей и не нужно было. Это был единственный кошмар, который у неё когда либо бывал.

Она поразилась тому, что задремала. Если вам понадобится доказательство того, что мы – рабы биологии, то вот оно. Эти минуты могли стать её последними на земле, и её тело решило часть из них проспать. Джош возил пальцем по экрану телефона, и Эми была почти уверена, что он играет в игру.

На шоссе не было никого, кроме них, не попалось ни одной машины, едущей во встречном направлении, никаких габаритных огней впереди насколько хватало глаз. Эми прошла вперед и села на пассажирское сиденье рядом с водителем, Фредо. Он выглядел еще более напуганным, чем она сама. Она составила ему компанию. Ей удалось узнать, что его фамилия Борели, и что он учится на отделении связей с общественностью, но собирался сменить его, поскольку большое количество занятий вгоняло его в депрессию. Брат Фредо служил в морской пехоте, как и его отец, и отец его отца. Отец Фредо участвовал в Буре в Пустыне, дед – воевал во Вьетнаме. Брат побывал в бою в Афганистане. Фредо изучал POWERPOINT. Фредо увлекался японским аниме, но не порнографическим, как он её заверил. У него не было ни друзей, ни родных в Неназываемом, но он надеялся, что Дэвидом все в порядке. Они немножко поговорили о «Звездном крейсере Галактика». Эми знала, что так время пройдет быстрее. Так и вышло, и вскоре Джош сказал Фредо съехать с шоссе на проселочную дорогу, которая, как Эми знала, проведет их вокруг озера, через лес и мимо индюшиной фермы/фабрики по производству вони.

— Куда мы направляемся?

— Нужно съехать с дороги до армейских блокпостов, - ответил Джош, - Эта дорога огибает озеро и ведет к промышленной зоне сзади. Там находятся пропускные пункты наши друзей. Как только мы пройдем внутрь, мы встретимся с ЭЗА.

— А они где?

— Они обосновались внутри здания, которое покинули ОПНИК. Полагаю, они там оставили тонны оборудования и припасов. Но это значит, что они прямо на краю карантинной зоны, и их сметут первыми, есть карантин будет нарушен. Так что наша первоочередная задача – встретиться с ними и получить новые сведения. Но это укрепленное здание, и они вооружены. Все должно пройти без проблем.

Как оказалось, Джош был не полностью бесполезен в целях проникновения в город. Военные, охранявшие КПП на проселочной дороге к югу от озера, пропустили фургон после короткого разговора с Фредо. Но уже через несколько миль они обнаружили второй КПП, примерно раз в десять страшнее предыдущего. Это была пугающая стена черных машин и людей в таких же черных костюмах. За стеклами их шлемов были очки ночного видения или что-то в этом роде, от чего стекла светились красным в ночной темноте, делая своих владельцев похожими на чертовых демонов.

— Джош? Что это такое? Кто…

Джош шикнул на неё, но Эми показалось, что его очко в этот момент сжималось изо всех сил. Легион затянутых в черное людей с навороченными автоматами окружили автобус, их красные глаза парили в темноте. Стволы были подняты, будто они были готовы окрасить фургон красным изнутри. Один из охранников подошел к водительской двери, и Фредо что-то сказал ему. Он назвал пароль ЭЗА, или что-то в этом роде, но не получил ответа. Тот отошел посовещаться с кем-то еще. После долгой напряженной минуты, он махнул рукой, чтобы они проезжали. Эми и семь членов Отряда Противодействия Зомби вступили в эпицентр заражения.

В большей части города не было света, и все магазины были закрыты, хотя в середине ночи они были бы закрыты в любом случае. Её телефон все еще не ловил.

— Мы в шести кварталах, - сказал Фредо, - Все еще никаких вестей от ЭЗА?

— Нет, - ответил Джош, постучав по кнопкам своего ноутбука, - За последний час – ничего.

— Наверное, мы просто слишком близко подобрались к городу, где все беспроводные сигналы глушатся. Может быть, они еще шлют сообщения, просто мы их не получаем?

— Наверное, так и есть, - сказал Джош неуверенно, - Я вообще-то не знаю, как они обходили глушилки до этого.

— Ух ты, это оно? – спросил Фредо, - Вон те огни?

— Это карантинная зона, - ответил Джош. Там дальше городской госпиталь. Вокруг него установлен полностью освещенный периметр. Погляди на эту ограду.

— Господи Иисусе, - выдохнул Фредо, - Он… Прямо… Тут. Они прямо там, за этим забором. Господи.

Эми представила, как в воображении Фредо крутятся картины с существами, бродящими за этой оградой. Или, может быть, она проецировала свои собственные, точно такие мысли.

И Дэвид находится там вместе с ними.

Погодите, а почему вся ограда была покрыта рекламой? В ярком свете фонарей она увидела рекламу МакДональдсовских сосисок.

Пухлый паренек, сидящий в обнимку с большим пулеметом, который Эми опознала как «тот самый пулемет, которым пользуются плохие парни во всех фильмах про Вьетнам», произнес:- Что мы будем делать, если их уже смели?

— Придется играть на слух, - ответил Джош, что Эми для себе перевела как «Мы развернемся и убежим, поздравляя себя с тем, что мы попытались». Фургон проехал мимо карантинной зоны и направился к самому жуткому зданию в городе: старой туберкулезной лечебнице, подавляющему старому зданию, выглядящему словно огромный шлакоблок, выуженный из болота. Рядом с ним находилось точно такое же здание меньшего размера, вместе с первым нависающее над кучкой мертвых деревьев.

— Так, - сказала Эми, - Это место не выглядит безопасным.

Более высокое здание было повреждено, дым поднимался из огромной дыры с одной его стороны. По двору было разбросано множество оборудования. Она увидела ящики с припасами на паллете и как минимум два капюшона от костюмов химзащиты, лежащие в траве. Всех либо перебили, либо все убежали в панике. И это фургон, набитый студентами, объявлял это новым безопасным местом.

— Могу поспорить, это одна из самых безопасных мест в городе. Федералы уже позаботились об окнах и дверях, и ЭЗА сказали, что они нашли внутри много всего.

Фургон остановился. Эми смотрела на громадную дымящуюся дырку в стене, и её воображение рисовало образ огромного существа размером со слона, дышащего огнем, и проламывающего стену кулаками.

Ох, да ты наверное шутишь, Салливан.

— Эта дыра ведет в спортзал, но ЭЗА опечатал его, так что оттуда нельзя попасть в другие части здания. Думаю, взорвались кислородные баллоны.

— Они что, пытались убить акулу?

— Чего?

Эми не ответила. Джош спросил у Фредо:

— Ты взял сигнальные ракеты?

Не говоря ни слова, Фредо открыл бардачок и достал оттуда оранжевый пистолет со забавно раздутым стволом. Он опустил стекло, поднял пистолет к небу и выстрелил. Свет от выстрелившей вверх, а потом начавшей лениво опускаться к земле крошечной белой звездочки залил лужайку.

— Они должны ответить на сигнал светом в одном из окон, - сказал Джон, - У них есть лампа или что-то чем они могут поморгать.

Все уставились на темное здание. Минуты шли, свет не загорался.

— Может быть, они не видели.

— Давай еще одну, - сказал Джош, - Красная есть? Может, предыдущую они не заметили.

Еще одна ракета выстрелили в небо. Снова ожидание. Из здания не отвечали.

— Блин, пугающе до усрачки, - сказал парень с вьетнамским пулеметом, - Может быть, нам стоит вернуться.

— Эй, мы за этим и приехали, Донни, – возразил Джош, - Если им нужна помощь, пусть так. Поэтому мы и взяли с собой все эти штуки. Все по-настоящему, мы тут не просто играем в игру про зомби и дрочим. Собирайтесь, мы идем внутрь.

Эми наконец-то решилась сказать то, что уже больше двух часов висело у неё на языке. Она осознавала тщетность, но должна была попытаться.

— Джош… Я прошу вас оставить оружие.

— И что мы должны использовать? – спросил парень с вьетнамским пулеметом, Донни, - Матерные выражения?

— Почему? – спросил Джош.

Эми набрала воздуха в грудь и ответила:

— Не знаю, как сказать это, не поранив твоего эго и все такое, но пока ты заряжал оружие, ты четыре раза нечаянно направил его мне в голову. Джош… То, что ты сделал, меня очень впечатлило, уже сама поездка – это просто удивительно. Но вы не знаете, что с этим делать. И я думаю, что на однопроцентную вероятность того, что вам действительно понадобится оружие приходится девяносто девять процентов вероятности того, что из темноты выпрыгнет бродячая кошка и вы перестреляете друг друга. И меня.

Джош рассмеялся.

— Я не шучу. Вы – не пиксели на экране, вы из плоти и крови. Если ты испугаешься и выстрелишь в своего приятеля, он умрет, умрет навсегда или же окажется в инвалидной коляске. И ты будешь жить с этим до конца собственно жизни. Оставьте оружие. Если там что-то есть, мы с куда как большей вероятностью выживем, если просто побежим со всех ног обратно, чем если вы останетесь и будете действовать, как в компьютерной игре. Оружие будет просто замедлять вас, Джош.

— Мы будем осторожны, я обещаю.

— Нет, Вы не будете, потому что вас не научили что такое "осторожность". Джош, я прошу тебя.

— Извини, но…

— Если вы пойдете без оружия, то когда вернетесь, я с тобой пересплю. Могу дать расписку. И я не шучу. Твои друзья могут смотреть. Можешь записать это на видео.

— Хватит. Мы не пойдем туда без защиты, это все. И это не видеоигра, этим ты оскорбляешь всех нас.

Произнеся это, Джош зафиксировал какой-то небольшой приборчик на стволе своего дробовика. Эми подумала, что это какой-то крутой прицел, но затем Джош нажал кнопку на ноутбуке, и открылось окно с видео. Он помахал дробовиком, и кадр двигался вместе с ним. У Джоша была беспроводная камера на стволе.

Он вручил ноутбук Эми и сказал:

— Если мы не вернемся, сделай так, чтобы это видео загрузили на YouTube. Мир должен знать, что тут произошло.

— О, - сказала Эми, - То есть, я не иду с вам?

— У нас есть оружие, - нет, послушай - сначала мы убедимся, что там все чисто. Затем мы придем за тобой. Не смотри на меня так. Мы не шовинисты, Фредо тоже останется тут, а он стопроцентный парень. Он останется за рулем и не будет глушить двигатель на тот случай, если нам придется быстро сваливать. Ты будешь видеть все через камеру на моем стволе. Если все пойдет плохо, и станет понятно, что мы не выберемся, не сомневайся и сразу…

— Я не буду. Фредо, ты слышал? Если я скажу «поехали», мы поедем, так?

— Ага. Я нажму на газ сразу же как только услышу стрельбу и крики.

— Так, - сказал Джош Эми, - Твоя новая задача состоит в том, чтобы убедиться, что Фредо не уедет до тех пор, пока это не станет совершенно необходимым.

— Регуляторы, подъем, - сказал он парням в фургоне.

Все встали. Один из парней включил маленький фонарик, закрепленный на его оружии. Другой позади натянул громоздкие очки ночного видения.

— Помните, экономьте патроны, - сказал Джош, - Это не игра, и по пути нам патроны не попадутся. Короткие, контролируемые очереди. - Я вернусь, - сказал он, обернувшись к Эми, - Я обещаю.

Он глубоко вдохнули и открыл боковую дверь. Внутрь ворвался холодный воздух. Снаружи ветер свистел в раненом здании, и Эми вдруг отчаянно захотелось, чтобы дверь снова закрылась и заперлась, и теплый металлический кокон снова отделил её от чего бы то ни было снаружи.

Прекрати.

Ребята начали выходить в темноту и Эми услышала голос Джоша: «Надевайте защиту». Все остальные одели наушники или беруши – защиту от того ошеломляющего чудовищного визга, о котором говорил Джон.

Дверь за ними захлопнулась. Эми взглянула на экран и увидела территорию лечебницы к трясущемся зернистом кадре с камеры Джоша. Внизу картинки торчал ствол оружия. Это придавало всему ощущение нереальности. Она не сидела посреди наверняка наполненной ползающими тварями заброшенной туберкулезной лечебницы, это была просто дурацкая компьютерная игра, которую она видела на экране.

Кадр трясся над землей, приближаясь к главному входу в старое здание. У парня слева от Джоша был фонарик на стволе, луч света мотался по газону, словно его владелец сидел верхом на механическом быке. Картинка перестала трястись, когда Джош подошел к большим деревянным дверям. Парень с фонарем схватил одну из старинных покрытых патиной латунных ручек и потянул. Заперто. Постучав, Джош произнес:

— Эй? Меня зовут Джош Кокс, у меня тут команда из шести вооруженных незараженных людей. Мы предлагаем свою помощь ЭЗА, есть тут кто-нибудь?

Тишина. Все они таращились на закрытую дверь, словно стая обезьян на автомобильный двигатель.

— Мы, эм, читали ваш блог, пока передача не оборвалась не так давно. Вы все еще тут? Принцспаун? Дайрвульф?

Изображение на экране нырнуло вниз, когда Джош, судя по всему, опустил оружие. – Я могу вскрыть замок! – крикнул парень с фонарем.

— Нет, не можешь! – крикнул другой.

Все кричали, чтобы слышать друг друга через защиту ушей.

— Наверное, они забаррикадировались! – заорал Джош, - Наверняка тут есть другая дверь, через которую они входят и выходят. Пройдемся вокруг. Всем быть начеку.

Кадр снова поднялся на уровень плеча, и хипстерский зомби-отряд двинулся в поисках другого входа вдоль стены здания, освещая движущимися туда-сюда лучами фонарика заколоченные окна и кучи мертвых листьев, прибитые ветром к фундаменту.

Видео было унылым. Каждый раз, когда луч фонаря пропадал из вида, кадр погружался в полную темноту – у маленькой беспроводной камеры не было ночного режима. Эми взглянула поверх ноутбука через лобовое стекло фургона как раз в тот момент, когда отряд завернул за углом здания. Идущий последним парень в очках ночного видения – на вид ему было лет тринадцать – водил стволом, прикрывая тыл, как он видел, делают в кино. Или в мультиках. Он за углом, и Эми с Фредо остались по-настоящему в одиночестве.

— Ну и как быстро эта штука может ездить? – спросила Эми.

— Зависит от того, сколько всего собираешься переехать по пути. Управляется как дирижабль.

Эми вновь взглянула но ноутбук, и увидела, что группа остановилась. Микрофон на камере был слабый, и она едва выхватывала слова из фонового шума. При каждом дуновении ветра все тонуло в напоминающем морской прибой звуке. Шум стих достаточно, чтобы расслышать, как Джош спросил:

— Где?

— Прямо там, чувак, прямо за каталкой, - услышала она голос парня с фонариком.

Она не видела, на что они смотрят, поскольку у Джоша была огорчительная привычка направлять ствол с камерой на наиболее непримечательные места: то на свои ноги, то на небо, то прямо на голову одного из своих друзей. Наконец камера все-таки оказалась направленной в нужном направлении. Парень с фонариком стоял в коленно-локтевой позе, осматривая землю перед собой. Контактные линзы потерял что ли? Джош приблизился, обогнув ржавую каталку, которую кто-то убрал с дороги, и Эми увидела обнаруженное ими подвальное окно. Стекло было выбито, возможно, много лет назад, но если оно и было когда-то заколочено, то теперь было пустым.

Ветер дунул в микрофон, развеяв обрывки разговора

— … быть не может, чтобы это так и оставили…

— … никого не видать…

— … эй? Есть там кто? Меня зовут Джош Кокс…

— …нет, пошли внутрь…

Луч фонаря направился на окно, и парень с вьетнамским пулеметом, Донни, встал на четвереньки и прополз через окно. Из-за острых осколков стекла в раме было похоже, будто кирпичный рот заглотил его целиком.

Какое-то миг ничего не происходило. Эми чувствовала, как её мочевой пузырь сжался, пока темное подвальное окно колыхалось в кадре. Наконец появилась руки Донни и дали знак, что все чисто. Следующим пошел Джош, но камера осталась, поскольку он передал оружие другому парню, чтобы освободить руки. Кадр повернулся вокруг своей оси, пока оружие передавали обратно, но через миг Эми смотрела на темную комнату, выглядящую как старинный кафетерий с выцветшим черно-красным плиточным полом. Кадр повернулся обратно к окну, а потом снова переместился к полу, где ощетинился гвоздями кусок фанеры, откинутый в сторону.

— Они забили окно, - крикнул Джош, - Кто-то отодрал его изнутри.

Еще один парень пролез через окно, и кто-то за кадром произнес:

— Говорил же. Они эвакуировались, скорее всего из-за того же, из-за чего и федералы. Наверное, мы разминулись с ними по пути сюда.

Наверное, мы разминулись с ними по пути сюда.

— Тебе как будто бы стало легче, Миллз.

— Блин, когда нам не ответили, я думал, что мы тут найдем только трупы.

— Я тоже.

— Эй, если вы предлагаете на этом закончить, меня вы убедили.

— Не раньше, чем мы прочешем здание, - громко и отчетливо ответил Джош. Эми решила, что он только теперь вспомнил, что все происходящее может оказаться посмертным роликом на YouTube.

Теперь все шестеро оказались в кафетерии. - Ну, мы знаем, что он тут были, - крикнул кто-то, - Лампу оставили.

Камера отыскала зеленую походную лампу на пропане, лежащую в углу.

— Кто-нибудь умеет её зажигать? – раздался чей-то голос.

Никто не умел. Через десять минут околачивания груш, когда Эми уже заорала в ноутбук, чтобы они её уже бросили наконец, ради всего святого, они, наконец, зажгли её.

С лампой в руках, они двинулись из кафетерия в коридор. Первым шел парень с фонарем, прямо за ним – Джош с камерой. Следом шел парень с лампой, излучающей мягкий свет и отбрасывающей повсюду искаженные тени. Команда исследовала еще две комнаты, каждый раз используя нелепый спецназовский способ, который Эми видела в кино, когда парни с оружием прижимаются к стене по обеим сторонам двери, а Джош открывал её ударом ноги. Оба раза комнаты оказались пустыми. Эми ничего не знал о спецназовских процедурах, но учитывая, куда смотрела камера Джоша, она видела, что он никогда не проверяет углы комнаты справа и слева от себя, когда заходит внутрь. Даже на её неподготовленный взгляд, это делало ребят легкой жертвой для засады, и это еще сильнее укрепило её во мнении, что они знают о том, как двигаться по зданию с оружием еще меньше неё. Они добрались до двери с надписью «Лестница», еще раз проделали свой ритуал открывания дверей и спустились по лестнице на минус второй этаж. Там они оказались в коротком коридоре с комнатами, напоминающими кабинеты, оказавшимися пустыми, и одной серьезно выглядящей металлической дверью.Здоровый замок, решетка вместо окошка. Такие двери бывают с тюрьмах.

Она была открыта.

Через неё отряд попал в коридор, который на взгляд Эми был похож на тюремный блок. По обе стороны выстроились ржавые металлические двери, некоторые из которых были распахнуты. За каждой из проверенных обнаруживалась койка, умывальник и унитаз.

«Здесь держали не туберкулезников» - подумала Эми.

— Что это? – спросил кто-то, и камера Джоша уставилась в пол. То, что там лежало, для Эми оказалось куда более жутким, чем что угодно, за исключением отрезанной головы клоуна.

Старый потертый плюшевый мишка.

Мороз пробежал по её позвоночнику, и в первый раз за все время она подумала, не спросить ли Фредо о том, нет ли способа связаться с парнями и сказать им, что лучше вернуться и подумать над другим планом.

— Боже, что за вонища? – спросил кто-то.

— Может быть, этажом выше протекла старая канализация?

— Луч фонаря колыхался в жутком коридоре. Кто-то попробовал одну из закрытых дверей. Заперто. Они заглянули за все открытые двери. Ни людей, ни зомби.

— Что там? – раздался голос в футе от Эми, из-за чего она едва не пробила головой крышу фургона.

Фредо смотрел через её плечо на экран ноутбука.

— Они внутри. Нашли окно, через которое смогли пролезть. Пока что пусто. Они этажом ниже.

С экрана кто-то произнес:

— Парни, парни. Что это? Там, на полу?

Камера на стволе рыскала по полу, не находя ничего, пока, наконец, не остановилась на одной из дверей. Из-под неё что-то сочилось.

— Господи, что это? Кровь?

— Это не кровь, чувак. Понюхай.

— Там что, канализация за…

— Ш-ш-ш. Слушайте.

В динамиках ноутбука Эми ничего не было слышно. Донни, единственный оказавшийся в кадре, вынул одну из уха затычку и внимательно, по-собачьи прислушивался.

— Там что-то есть.

Все умолкли.

— Слышите? Кто-то скребется.

— Срань господня.

— Она не заперта, - произнес Джош, наведя камеру, а значит и дробовик на дверь, - Смотрите, она чуть приоткрыта. Донни, открывай. Открывай и быстро отходи.

Рука, предположительно Донни, медленно потянулась к двери. Она отодвинула засов и рывком скрылась из виду. Дверь распахнулась, и…

— ИИСУС ГРЕБАНЫЙ ХРИСТОС!

Паника. Камера летает туда-сюда.

— ЧТО ЭТО, ГОСПОДИ, ЧТО ЭТО? О БОЖЕ, ЭТА СРАНЬ, БОЖЕ, ЭТА СРАНЬ ВЫХОДИТ-

— ОНО ЖИВОЕ, ДЖОШ, ОНО ЖИВОЕ, БОЖЕ ПОЧЕМУ ОНО ВСЕ ЕЩЕ ЖИВОЕ?!

— ВАЛИ ЕГО, ЧУВАК! ВАЛИ ЕГО!

Раздался грохот железа. Дверь снова оказалась в кадре, и кто-то пинком захлопнул её. Камера вместе с Джошем отступала.

— Господи Иисусе, господи, - всхлипывал кто-то, - Это был его рот? Что это было? Человек? Что с ним сделали?

— Это был один из тех парней из ЭЗА? – спросил кто-то другой? – Твою мать.

— Мы не можем их вот так оставить, боже, мы не можем. Господи…

Камера вновь обратилась к полу, к коричневым лужам. Затем она двинулась в сторону, осматривая другие двери в коридоре

Из-подо всех них сочилось.

Камера выхватывала густую жидкость до самого конца коридора, где была одна единственная дверь с частично загороженной надписью «ОБСЛУЖИВА».

Дверь была испещрена дырками от пуль.

— Парни, парни, - прошептал Джош, - Внимание.

Луч фонаря высветил дверь. Кто-то за кадром говорил:

— Боже, боже, боже…

Эми, - произнес Джош, - Если ты еще там, сохрани запись, чтобы её можно было посмотреть потом. Если я не вернусь, передай моим родителям и сестренке, что я их люблю. Снимаемся с предохранителей.

— Джош, - воскликнула Эми, - Возвращайтесь! Возвращайтесь в фургон сейчас же!

— Он тебя не слышит, - сказал Фредо.

Камера, покачиваясь, двинулась по коридору, дверь «ОБСЛУЖИВА» росла в окошке с видео. Джош жестом подал команду, и двое парней, Донни и еще один, которого Эми не видела на видео до того, прижались к стене по обе стороны двери. Джош встал перед ней. По обеим сторонам кадра виднелись стволы.

— На счет три, - сказал Джош, - Раз. Два…

Кадр тряхнуло, и послышался звук удара ботинка о дверь. Но звука ломающегося косяка не последовало. Вместо этого, ботинок бил снова и снова. Наконец, дверь распахнулась.

Камера заметалась вокруг, когда все разом бросились в комнату. Это было огромное помещение с ржавыми трубами, машинами, бочками и ящиками.

— ПОЛ! ПОКАЖИ ПОЛ!

Кадр опустился, и Эми взвизгнула.

Кто-то или что-то корчилось на полу комнаты. Луч фонаря скользнул по тянущимся рукам, лицу. Существо на полу дотянулось до ноги Джоша, и он отбросил его пинком. Люди кричали, и Джош вместе с ними.

— ДОННИ, ДАВАЙ…

— ЭЙ! НЕТ!

Камера передавала шаркающие звуки шагов, дыхания и выстрелов. Луч фонаря вертелся. Камера навелась на него, и что-то схватило парня с фонарем, отбросив его. Свет упал на заднюю стену комнаты.

Зомби. От края до края. Шатающиеся, перемазанные землей, они приближались.

— ОНИ ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ СТЕН! ОНИ ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ ЧЕРТОВЫХ СТЕН!

Парень с фонарем снова повернулся, и его пулемет взревел. Сначала Эми услышала это в ноутбуке, а через полсекунды звук эхом раздался из здания. Она внезапно осознала, что все это происходит прямо в здании на другом конце двора, не отделенное от неё буквально ни единой запертой дверью. То же самое дошло и до Фредо, который бросился обратно за руль и пристегнулся.

Окно видео погрузилось в темноту. Фонарь погас. Звучали крики.

— МИИИИИЛЗ!

— ГОСПОДИ, ОТСТУПАЕМ!

— РОНА УБИЛИ! ОНИ ДОБРАЛИСЬ ДО РОНА! БЕЖИМ!

Вокруг камеры снова была толкотня и шорохи. Наконец, появился свет. Он исходил от лампы, оставленной на полу коридора перед сочащейся жидкостью дверью, где они его и оставили. Кадр прыгал вверх-вниз – Джош бежал.

Ствол с камерой снова обратились к двери «ОБСЛУЖИВА». Никто не преследовал их. Кадр застыл, было слышно лишь тяжелое дыхание Джоша и его бормотание:

— О боже, о боже, о боже, о боже…

Позади камеры раздался крик. Следом послышался выстрел.

Кадр снова развернулся. Джош смотрел прямо в камеру вместе со стволом своего дробовика. Он выглядел так, будто ему было лет десять. Его мокрые волосы липли ко лбу, слезы лились ручьем по щекам. Из губы текла кровь.

— Мама, папа, Хэйли, - сказал от в камеру, - Я люблю вас. Для всех остальных: меня зовут Джошуа Натаниэль Кокс. Я только что стал свидетелем первых выстрел в Войне Зэд. Эми, уезжай. Прямо сейчас. Мы постараемся сдерживать их столько, сколько сумеем, но остановить их не сможем. Они будут следовать за вами по пятам…

Что-то тяжело грохнуло о дверь. Джош закрыл глаза и сглотнул. Камера снова развернулась и бросилась вперед вместе с Джошем, бегущим в бой. Он остановился, чтобы схватить лампу, а потом пинком распахнул дверь с надписью «ОБСЛУЖИВА» и метнул лампу прямо в переплетение бьющихся конечностей.

Летящая лампа выхватила хаос из темноты. Трупы падали поверх трупов. Мерцающее пламя оружейных выстрелов. Пороховой дым, наполняющий комнату.

Из боя выдвинулась крупная окровавленная женщина-зомби с перепутанными волосами, придававшими ей вид Медузы Горгоны. Камера вместе со стволом навелась точно на цель и выпустила струю адского пламени, разорвавшего тварь. Она издала нечеловеческий вопль и упала, её разорванная одежда потрескивала в огне.

Кадр метнулся влево. Темнокожий зомби пытался вырвать оружие у другого члена отряда. Джош снова выпустил «дыхание дракона», попав в плечо цели. Тот отшатнулся, а Джош стреляя снова и снова. Каждый выстрел обжигал, словно смертоносный фейрверк. Джош орал боевой клич. Донни рядом с ним стрелял из своего вьетнамского пулемета. Плечом к плечу, они выпускали пули в комнату.

— ДЖОШ! ЭТО Я! НЕ СТРЕЛЯЙ!

В кадре появился парень с фонариком, пробирающийся по покрытому дымящимися трупами полу. Он присоединился к товарищам, поднял оружие, и уже втроем они превратили комнату в тир.

— ГДЕ МИЛЛЗ? – крикнул Джош.

— ОН МЕРТВ! ОНИ ДОБРАЛИСЬ ДО ВСЕХ КРОМЕ НАС!

— Я ПУСТОЙ! ПАТРОНЫ КОНЧИЛИСЬ!

— ДАВАЙ НАЗАД, - заорал Джош.

Камера нацелилась на лежащую на полу лампу. Ствол взревел, снова подкинув камеру вверх. Лампа превратилась в огненный шар.

Экран вспыхнул белым, а затем погрузился в полную темноту. Звуки битвы таяли в шуме трех пар бегущих ног и лихорадочного дыхания. Они выбежали в коридор.

— ЭМИ! ФРЕДО! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ? ГОТОВЬТЕСЬ К ЭВАКУАЦИИ!

 

На два часа раньше ...

— Срань господня, назад! – вскрикнул ТиДжей при виде Молли и окровавленного куска мяса, - Все назад!

— Так, - сказал я, - Я серьезно думаю, что она не вырывала позвоночник у живого человека.

— И откуда тебе знать?

— Потому что у неё на морде и лапах нету крови. Думаю, она просто нашла его. Так что давайте что ли выясним, чей это позвоночник.

Хоуп уже прошла дальше по коридору мимо ряда мертвых эскалаторов, осматривая пол.

Кровь. Смазанный след там, Где Молли тащила хребет. ТиДжей подошел к Хоуп, положил ей руку на плечо и двинулся вперед сам. Я заставил Молли бросить позвоночник и взял её за ошейник. Я потащил её за ТиДжеем, и вместе мы выглядели словно компания из Скуби-Ду. Миновав два пролета, мы оказались у дверь «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», ведущую в подвал. За ней был темный коридор без окон и освещения. Без единого слова Хоуп включила фонарик и передала его ТиДжею.

Кровавый след кончался на середине коридора, скорее всего там, где хребет стал слишком тяжелым, чтобы Молли продолжала нести его в зубах на весу. Но здесь было только три двери: служебный туалет, комната отдыха и дверь, обозначенная как бойлерная.

В туалете все было чисто. Ну, не то чтобы чисто, но трупов там не было. В комнате отдыха люди спокойно ели при свечах. Мы вернулись в коридор и уставились на дверь бойлерной.

ТиДжей сказал, что сперва он пойдет проверит, потому что единственный фонарь был у него, я подумал, что это хороший план. Он прислонился плечом к двери, держа фонарик, как пистолет, затем обернулся ко мне и спросил:

— Идешь, Человек-Паук?

Видимо, я каким-то образом был частью ТиДжея, что не упоминалось, когда он вызвался добровольцем за нас обоих.

Оставив Хоуп и Молли в коридоре, ТиДжей медленно открыл дверь и профессионально осветил один угол, затем другой. Места засад – понял я. Там никого не было. В помещении справа находилась большая мертвая машина с парой больших горизонтальных армированных стволов. Отходящие от них трубы были достаточно велики, чтобы внутрь мог забраться енот. Бойлерная. ТиДжей двинулся вперед, проверив за цилиндрами, и осветил фонарем центр бетонного пола. Ничего. Затем луч света отыскал еще одну железную дверь на другой стороне комнаты – краска на ней облупилась, и края покрылись ржавчиной. Я понял, что мы еще не закончили.

Дверь была приоткрыта достаточно, чтобы могла протиснуться собака. Пол был заляпан красным. ТиДжей двинулся вперед, и я подумал, почему бы ему не заставить идти вперед Оуэна с его пистолетом. Что мы будем делать, если на нас выпрыгнет превращенный пауком в зомби? Умрем, чтобы послужить предупреждением для остальных? В этом заключалась наша роль?

ТиДжей раскрыл дверь. Та же процедура со светом: угол чист, за дверью чисто. Внезапно мы оказались в комнате из прошлого столетия: голые кирпичи стен были покрыты сажей и затянуты паутиной. Остатки первоначального здания, похороненные под множественными обновлениями. ТиДжей посветил фонарем на пол и обнаружил пару мертвых глаз, глядящих с белого лица, окруженного спутанными окровавленными волосами. Женщина средних лет. На ней все еще был зеленый комбинезон, но от её грудной клетки остались только белые кости, прикрытые разорванными алыми лентами.

— Черт. Это Ронда.

— Ага. А кто второй?

ТиДжей не заметил второй труп, но когда я указал, увидел его, и перевел туда луч фонаря. Он лежал лицом вниз на полу у дальней стены. У него словно взорвалась граната в заднице. Его брюшная полость плоско сдулась, выпотрошенная с нижнего конца. Позвоночника не было.

— Их нашел Карлос, - со вздохом произнес ТиДжей.

Он подошел к лежащему лицом вниз парню и приподнял его голову ногой.

— Этого не знаю, - произнес он, еще раз обводя комнату фонариком, чтобы убедиться, что Карлоса тут не было.

— А кто такой это Карлос, кстати? – спросил я, - Помимо того, что это пожирающий чужие задницы монстр.

— Больше я о нем ничего не знаю, - пожал плечами ТиДжей. Смазливый парнишка-латинос. Мы обнаружили, что он заражен, но поскольку не было никаких признаков, и сам он не знал, мы решили ему не говорить. А потом однажды он безо всякого предупреждения превратился прямо на наших глазах, словно Оптимус Прайм, сделанный из мяса. Он превратился в какую-то штопоровидную червеподобную фигню и закопался в землю. Вылезает когда проголодается. Или когда кто-то садится на землю. Гляди.

Я проследил за лучем до дыры в стене, достаточно большой, чтобы через неё мог проползти человек. Кучка кирпичей валялась на полу под ней.

— Эй, давай я позову Оуэна. В этом деле не помешает оружие… - сказал я, когда он двинулся к дыре.

— Тебе это понравится. Зацени.

Я очень медленно подошел, вглядываясь в рваную дыру.

— Там еще одна комната или…

— Смотри.

Тоннель. Сырой, грязный и кишащий насекомыми. Стены из красного кирпича, сходившиеся аркой, тянулись в бесконечность. Он был около пяти футов в ширину и высоту, но много места занимали старинные ржавые трубы, тянущиеся вдоль стен.

— Старый паровой тоннель, - сказал ТиДжей, - Для обслуживания другого здания?

— Какого?

— Не знаю. Может быть, его уже и нет. Слазай туда и выясни.

— Нет, спасибо. Хотя мы знаем, что он кончается за периметром. Позади все патрулей, и людей и роботов.

— Потому что здесь пролезла твоя собака.

— Ага.

Для женщины, напряженно ждущей в коридоре, ТиДжей крикнул:

— Тут все чисто, подруга! Мы выходим!

Я двинулся к двери и спросил:

— Я имею право созвать общее собрание, или это может сделать только Оуэн?

— Ну-ка погоди, зачем это?

Я остановился и взглянул на ТиДжея у двери в коридоре.- Чтобы, - начал я, понизив голос, - Узнать, кто хочет сбежать из чертовой тюрьмы?

— Хочешь, чтобы все об этом узнали?

— А почему нет?

— Даже красные?

— Думаю, что за оградой эти цвета ничего не значат, ТиДжей.

— Я не об этом, а о том, что ты собираешься вытащить около полутора сотен пациентов с высокой степенью риска из карантинной зоны.

— Ой, да брось, эта фигня типа «красный означает высокий риск» применяется только к новичкам, разве нет? Все внутри проверены на пауков.

— Оуэн – нет. И множество людей. Они заставили тебя проверять всех новоприбывших, но некоторые находятся тут с самого начала, и когда мы заводим разговор о поголовной проверке, Оуэн начинает размахивать пушкой.

— Но если они еще… Ну это… Не превратились в монстров, то можно быть уверенным, что…

— Ты точно в этом уверен? Мы понятия не имели, когда заразился Карлос. Та девчонка, которую ты чуть не пропустил, она была такой же как и мы с тобой около недели или типа того. Разве не так она сказала? Сколько еще таких как она может тут быть? Подумай об этом. Если ты выведешь кого-то за эти ворота, на тебя ляжет ответственность за все, что они могут натворить снаружи.

— Но если я оставлю тут незараженных людей, и их поджарят авиабомбами, то за это тоже буду отвечать я.

— Так и есть.

— Черт подери, ТиДжей.

— Послушай. Предположим, ты прав. Предположим, они собираются превратить это место в воронку. Это значит, что кто-то должен добраться до них и переубедить. Кто бы ни вышел отсюда, первым, что нужно сделать будет передать вверх по цепочке, что в карантинной зоне находятся невинные и незараженные люди. Так что эта группа, которая окажется снаружи, будет представлять всех, кто остался внутри. Чтобы придать благовидный облик всем в карантине. Так что это должны быть люди, о которых точно известно, что они не заражены. Они будут нашими посланниками во внешний мир, так?

— Но мы не знаем, сколько осталось времени…

— Я не закончил. В ином случае, если мы поможем зараженным сбежать в город, и они начнут крушить всех и умножать свое число, тогда те же парни, глядя на карту с красным кружочком вокруг госпиталя просто нарисуют круг побольше вокруг всего города. Так? Ты говорил, что там твоя девушка. И Джон. И все остальные, кто тебе в этом городе небезразличен.

— То местечко, где делают кубинские сэндвичи.

— Да, CUBA LIBRE. Пробовал у них кофе? Нельзя допустить, чтобы его разбомбили.

— Видел официанток там?

— Ааагааа. Кто бы там не набирал персонал, он явно любитель задниц.

— Ладно, ладно. Так кто пойдет?

— Ну, Человек-Паук, тут нам предстоит принять сложное решение.

* * *

В коридоре у бойлерной на с ТиДжеем ожидали семь человек. Кроме Хоуп там были колясочник, Кори (кудрявый парнишка, которого недавно привезли на грузовике), старик, имени которого я не знал, Лени (невысокий лысеющий белый мужик, выглядящий как Виццини в Принцессе-Невесте), а также две женщины, пришедшие из комнаты отдыха на звук голосов.

Мы рассказали им о тоннеле и двух трупах.

— К какой стене примыкает это тоннель, ниггер? – спокойно спросил старик у ТиДжея.

— К северной, - ответил тот, не моргнув глазом.

— Так я и думал, - кивнул старик, - Раньше, пока старый госпиталь не снесли и не построили новый, эта бойлерная обслуживала и другие здания. Лет, наверное, пятьдесят или шестьдесят назад. В те времена если бы черномазый только прошмыгнул мимо белой женщины по тротуару, к вечеру его бы вздернули на фонарном столбе, но с тех пор многое изменилось. Я с приятелями играл в кантри-группе в шестидесятые…

— Думаю, расист Эд прав, - произнес ТиДжей, - Как далеко до другого конца, Эд?

— О… Тоннель длиной с полмили, ленивая обезьяна. Далеко ползти. С такими коленями я не осилю. Знаешь, раньше рабочие использовали тележку: просто ложишься на ней, а здоровый сильный ниггер крутит ручку, которая при помощи троса и блоков…

— Сейчас там нет ни блоков, ни троса, так что нам придется как-то защитить колени, чтобы не размесить их в фарш к тому моменту, как мы доберемся до выхода. Но если расист Эд прав, там может быть семь-восемь сотен метров тоннелей: неблизкий путь на четвереньках по кирпичам и грязи. Человек в хорошей форме одолеет его думаю минут за двадцать. Иначе придется постоянно останавливаться и давать отдых коленям, так это может занять целый час. Так что первый вопрос: кто хочет пойти, поднимите руки.

Руки подняли все, кроме расиста Эда.

— Итак, нас восемь, и это уже достаточно много, если бы я выбирал оптимальное количество для этого задания, то я бы сказал, что этого хватит…

— Я не поду без Терри, - сказал лысый мужик. Если придется выбирать, я лучше останусь.

— Я не договорил. Я хотел сказать, что не жду, что каждый из вас бросит близких, но кроме них никого брать нельзя.

— Нужно сказать Дэннису и ЛеРону, - произнес колясочник.

— Кэти и Дэнни – добавила Хоуп.

— Так, значит у нас уже больше дюжины человек. У вас есть время подумать об этом, но если народу будет слишком много, то это превратиться из побега небольшой группы, чтобы оповестить мир в полномасштабный массовый побег, который спровоцирует полномасштабное военное противодействие. Мы никак не можем взять больше пятнадцати человек…

— А что насчет больных? – спросила Хоуп, - и дока?

— А что насчет них? – вздохнул ТиДжей.

— Кэти – медсестра. Она говорит, что некоторые больные не выживут без настоящего госпиталя. Понос настолько сильный, что у них обезвоживание.

— Детка, но как больные смогу поползут полмили по тоннелю? Что если они доберутся до середины, а дальше не смогут? Мы не сможем их вытащить, и они загородят проход остальным. Там узко, действительно узко. И все эти трубы вокруг. Ты поймешь.

— А что с доком? Надо ввести его в курс дела.

— Почему это он должен знать?

— Ну во-первых, он заметит, что Кэти нет, когда она не появится на втором этаже, чтобы помочь ему, и если мы ему не скажем, он потратит время на её поиски. Во-вторых, нам нужно кое-что взять с собой. Бинты, средства первой помощи. Все это есть у дока. И у нас кончился… Зубной эликсир. Последний мы использовали вчера. Нужно взять немного с собой, а значит нам нужен док, чтобы сделать его.

— Вообще-то она говорит здравые вещи о предупреждении, - произнес я, - Поднимется переполох, когда Оуэн и остальные обнаружат, что часть людей исчезла. Могут подумать, что нас съели или еще что. Если начнется охота на ведьм, это может выйти боком.

— Ладно, мы оставим записку, - сказал ТиДжей.

— И что мы напишем?

— Я что-нибудь придумаю. Блин, чувак. Смотри. Мы расходимся и собираемся в коридоре через час. Хоуп, иди к Кэти и скажи ей, что если у них есть больные, кто не сможет протянуть и дня, но при этом как-то смогут проползти полмили по ледяной грязи, то мы их возьмем. Дэйв, сходи к доктору и скажи, чтобы он приготовил зубного элексира, но налил по что-нибудь, что не протечет, пока мы будем болтаться в тоннеле.

— Хорошо, ты знаешь, где он сейчас? Или, если нет, то как он выглядит, чтобы я знал кого искать?

— Док? – уставился на меня ТиДжей – Маркони?

— Погоди… Так он здесь?

— А где ему еще быть… А, опять эта херня как у размороженного пещерного человека. Да, он тут. И он не спит. Ты разве не заходил к нему, после того, как вернулся? Я же тебе говорил.

— Нет…

— Тогда иди прямо сейчас. Он спрашивал о тебе.

* * *

Ситуация намного хуже, чем я думал, - сказал доктор Маркони.

Он склонился над женщиной без сознания и посветил фонариком ей в глаз. Вообще-то я только раз видел этого человека живьем: все остальные разы были либо по телевизору, либо на обложках книг. Аккуратная белая борода, очки на кончике носа. И теперь он стоял прямо передо мной, одетый не в красный или зеленый комбинезон, а в такой же костюм тройку, в каком его показывали по телевизору. Только теперь он выглядел так, будто не спал дней десять.

— Что ты выяснил? – спросил он, выжидающе глядя на меня.

— Я… Совсем запутался, доктор. Все, что я помню о карантинной зоне – это то, что я узнал сегодня. Я помню о том хаосе, когда был прорыв, а потом я очнулся в лечебнице, понятия не имея, где я нахожусь, и как туда попал. Я понятия не имел, что вы здесь, и не помню, чтобы мы с вами говорили.

Маркони отвернулся от пациента и полностью переключился на меня.

— Они стерли тебе память?

— Я… Я не знаю. Думаете, они на такое способны? Просто взять какие-то конкретные воспоминания и стереть их, как файлы на жестком диске?

— О, я уверен, что не существует способа сделать такое без риска. А еще я думаю, что эти люди ни в грош не ставят такие вещи.

— Вы об ОПНИК?

— Если так они себя теперь называют, - пожал он плечами.

— Так как вы вообще тут оказались?

— Твой приятель Джон позвонил мне через день после прорыва, после того, как обеспечил безопасность твоей подруге. Я прилетел и предложил свои услуги правительственным силам, которые с радостью заняли меня рассылкой пресс-релизов об этом самом факте. А потом появилось то любительское видео, которое поведало о том, что это не обычная эпидемия или атака при помощи биологического оружия. Всюду зазвучало слово «зомби». Кое-кто во главе операции был очень счастлив раздуть этот пожар, присоседив туда имя, вроде моего. Если ты понимаешь, о чем я.

Я не понимал.

Когда было принято решение вывести сотрудников карантина на прошлой неделе, я добровольно остался, поскольку заключенным могла потребоваться медицинская помощь.

— Погоди, а вы в этом смысле доктор? Я думал, что у вас докторская степень по привидениям или чему-то такому.

— Мои инстинкты не подвели, - продолжил он, пропустив мою реплику мимо ушей, - Пациенты с изначально небольшими симптомами оказались заражены паразитами.

— Срань господня, серьезно?

Маркони кивком указал на ряд больших прозрачных сосудов на соседней каталке, и я отшатнулся так, что едва не упал. В каждом сосуде было по пауку. Два были полностью взрослыми, третий – с мой большой палец, последний – где-то на промежуточной стадии. Один из взрослых был сильно поврежден – не хватало половины тела.

— Они совершенно мертвы.

— Вы их видите?

— Иногда. Когда сильно сконцентрируюсь. У меня нет твоего дара, но я владею некоторыми приемами. Хотя могу сказать, и надеюсь, ты не обидишься, что я бы не принял такой дар, даже если бы ты положил его в корзинку с бутылкой скотча.

— И вы знаете, как этих пауков убить, так? – поднял я бутылки из-под отбеливателя, которые принес с собой, - Вы сделали этот зубной эликсир? Яд? То есть вы уже близки.

— Близок к чему? К лекарству? Немного толку в уничтожении паразита с одновременным жестоким убийством его носителя. Нет, я не близок к исцелению того, что этот паразит делает с человеческими телами, а он их перестраивает изнутри так, что это полностью противоречит нашим знаниями о человеческой физиологии. Пока что я только совершенствую способы обнаружения инфекции.

Я все равно не понимаю, как это работает. В смысле, я видел, как эти твари ползают людям по лицам, а они их не видят, каким-то образом сливаются с телами так, что видимыми остаются лишь…

— Дэвид, почему тебя-то до сих пор удивляет, что наши глаза нас подводят? Человеческий глаз – одна из грубейших вещей, созданных природой. Мы можем видеть перед собой лишь крошечную коническую область света, ограниченную очень узким диапазоном электромагнитного спектра. Мы не можем видеть сквозь стены, не видим жара и холода, не видим электричества и радиосигналов, не видим на большом расстоянии. Это чувство настолько ограниченно, что ему могло бы и вообще не быть, но все же мы настолько привыкли полагаться на него, что остальные наши чувства атрофировались. Мы пришли к совершенно безумному и часто фатальному заблуждению, что если мы чего-то не видим, то этого не существует. По сути, все неудачи нашей цивилизации можно проследить до одной жуткой посылки: «Поверю, когда увижу». Мы даже не можем убедить общество в опасности глобального потепления. Почему? Потому что двуокись углерода невидима.

— Но… Мы только что выяснили, как их обнаружить? Может, кто-то создаст прибор или что-нибудь такое? Когда мы сможем их обнаруживать, мы сможем их уничтожить.

— На это я могу ответить лишь двумя словами: Plasmodium falciparum.

— Хочу ли я знать, что это?

— Вот именно. Это чудовище, которые убило несколько миллиардов людей, и ты даже не знаешь его имени. Это микроскопический паразит, вызывающий малярию. Почти половина всех смертей в истории человечества – жертвы этого невидимого убийцы. Кто-нибудь мог бы сделать вывод, что Plasmodium falciparum – доминирующая форма жизни на нашей планете, что человеческая цивилизация существует лишь для того, чтобы служить для него средой обитания. И до самых недавних пор мы понятия не имели, что это. Мы обвиняли колдовство, злых духов и гневливых богов, мы молились, справляли обряды и ритуально убивали тех, кого считали за это в ответе. И все это время умирали. Умирали и умирали. До сегодняшнего дня Plasmodium falciparum мог быть у тебя на руках, и ты бы об этом не узнал. Потому что в конце концов, если ты не видишь его, значит от точно не способен тебе навредить.

— Пойдем со мной, - сказал Маркони, выходя из комнаты. Он провел меня по коридору и показал шесть комнат, которые занимали девять пациентов без создания.

— Наши «гриппозники». Сорок восемь часов назад у них началась бесконтрольная диарея. Подозреваю, что если бы у нас еще работал МРТ, то мы бы обнаружили некоторые ужасные перемены, происходящие у них внутри. А может быть и нет. Может быть, для этого нужно дождаться трансформации.

— Господи Иисусе, они заражены?

— Об этом я и хотел тебе сказать. Некоторые из них прошли твой осмотр по прибытии. Оказывается, у паразита есть не один способ проникнуть в тело.

— Но как они…

— Ты слышал, что я говорил о диарее?

— О. О боже.

— Да.

— И… Вы просто держите их тут? Вместе с больными? Они же могу превратиться в любой момент.

— Я так не думаю. Пропофол, кажется, останавливает процесс. Еще видишь, мы их привязали к кроватям. Это лучшее, что мы можем сделать в нынешних условиях. Через несколько дней, когда седативные средства подойдут к концу, нам придется принять решение.

— Какое еще решение? Убейте говнюков, доктор. Пока они не сорвались с цепи.

Маркони промолчал.

— Я могу вывести вас из карантинной зоны, - сказал я, - В смысле, прямо сейчас. Мы нашли выход.

— В самом деле?

— Старый тоннель отопления в подвале. ОПНИК – или кто они там – не знали о нем, поскольку он был заложен кирпичом. Идет прямо за пределы периметра. Мы делаем это без лишнего щум, но если вы хотите уйти, пойдемте со мной.

— Чего ради? Где еще я смогу работать вживую с зараженными? Нет, от меня больше всего пользы тут.

— Как знаете.

— И чего вы хотите добиться, если не секрет?

— Э, свободы? Не хочу показаться пессимистом но говорят, что военные списали весь этот кусок земли в потери и готовятся сбросить на него здоровенную бомбу.

— Мы говорили об этом, когда я только приехал. Полагаю, ты не помнишь этого разговора. О моей книге, называется «Вавилонский предел». Что-нибудь говорит?

— Нет. Звучит как будто она о Джейсоне Борне.

— Знаю, времени мало, но я думаю, ты упустил кое-что важно, касающееся этих пациентов. Их привела сюда диарея, не кошмарное внезапное превращение или склонность к насилию. У них не было никаких других симптомов. И начинаю думать, что есть такие, у которых вообще нет симптомов. А значит мы никогда не сможем обнаружить инфекцию, пока не станет слишком поздно. Я думаю, паразиты адаптируются, учатся затаиваться на более долгий срок и более эффективно. А теперь подумай, какова будет всемирная реакция, если эти факты всплывут?

Мой ответ мне не хотелось произносить вслух. Наконец, я произнес:

— Хотите сказать, что если военные действительно хотят уничтожить эту карантинную зону, должен ли я их останавливать?

— Подумай об этом. Подумай, к чьей выгоде будут сброшены бомбы. Подумай, кому будет выгодно, чтобы этого не произошло.

— А может, вы мне просто скажете?

— Для этого я должен знать ответ сам.

* * *

По пути вниз я остановился в холле и выглянул через главный вход, чтобы убедиться что мы не вызвали никаких подозрений. Несколько человек все еще стояли в морозной темноте у южной стороны ограды, глядя на небо, словно в ожидании торнадо.

Я Походил вокруг, пока не нашел зеленого – пожилого бородатого мужчину – и спросил, что произошло.

— Кто-то стреляет сигнальными ракетами у лечебницы.

— Сигнальными ракетами? Что это значит?

— Скорее всего – нихрена. Может быть, детишки с оставшимися фейерверками. Но потребовалось целых три минуты для того, чтобы по двору разошелся слух, что может быть, это отряд собирается прорваться через ограждение и освободить нас. И дать всем по Кадиллаку за беспокойство. Почему бы и нет?

— Смотри, смотри, еще одна! – сказал кто-то, - Теперь красная.

Я обернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть опускающийся и умирающий магниевый шар. Толпа перешептывалась.

— Короче, я пошел спать, - сказал я, - Если нас будут спасать, киньте камнем в окно или типа того. И застолбите мне Кадиллак.

* * *

Когда я вернулся назад в подвал, в бойлерную набилось двадцать семь чертовых человек, хвост толпы заканчивался в коридоре. Гудящая и перешептывающаяся толпа, которая каким-то образом умудрилась прихватить багаж, несмотря на то, что по прибытии в карантин у них отобрали все вещи. Рюкзаки, пакеты и прочее дерьмо, которое, по их мнению, им понадобится. Люди слонялись туда-сюда и хлопали дверьми, хихикали и задавали вопросы, в общем и целом осуществляя наименее незаметный побег из тюрьмы в истории. Красные спали, по крайней мере, большинство, но требовался ровно один, чтобы обнаружить «паровозик» народу, упирающийся в бойлерную, чтобы поставить крест на всей операции.

ТиДжей был в такой ярости, что казалось у него из задницы вот-вот пойдет дым. Хоуп пыталась его успокоить, стараясь перевести разговор на снабжение.

— А что с наколенниками, а? – просил он, обматывая изолентой крышки двух бутылок, содержащих компоненты «зубного эликсира», - Мы же наверняка успели раздобыть наколенники для двух-трех десятков человек за последние полчаса?

— Нет, но у нас есть изолента, - утешила его Хоуп, - Всем придется снять обувь и примотать её к коленям. Ну как Дорф.

— Как кто?

— В общем, это сработает, хорошо? Мы с Кэти попробовали проползти так по полу от одного конца коридора до другого. Все будет нормально.

— Ну, значит одной из девяти сотен проблем меньше.

— Если по-умному, - продолжил ТиДжей, обращаясь уже ко мне, - То мы бы начала послали одного человека, чтобы проверить, что проход вообще блин сквозной. И что Карлос не ждет на другом конце. Он бы пролез по нему с фонариком и дал бы знать, что все чисто. Чтобы при возникновении проблем нам не пришлось бы разворачивать всю это безумную человеческую сороконожку обратно. Но по-умному мы сделать не можем, потому что тут уже час стоит громадная шумная толпа народу и ждет, пока её обнаружат.

— Все равно это продлится до того момента, пока кто-то не наткнется на тоннель.

— Расист Эд останется, и как только последний человек пройдет, он заложит дыру картонными коробками. Я уже подчистил следы на полу, так что надеюсь этого хватит, чтобы одурачить этого тупорылого Оуэна.

— Выбирай, - сказал ТиДжей, доставая фонарик из кармана, - Один из нас пойдет первым, второй останется и пойдет последним. Ведущий окажется на свободе первым, но он же первым наткнется на неприятности, которые могут нас там поджидать. Последнему будет проще всего выбраться, если все пойдет наперекосяк, однако он же прождет дольше всего, пока отстающие разберутся со своей херней. Думаю, выбор зависит от того, насколько ты оптимист.

— Дело не в этом. Ты в лучшей форме, а нам не нужно, чтобы весь поезд ждал, пока я переведу дыхание. Иди первым.

— И ты видел достаточно фильмов ужасов, чтобы знать, что черный парень никогда не доживает до конца.

— Мы все ценим твою жертву, ТиДжей.

— Пошел ты, - со смехом произнес он.

Я тоже засмеялся.

Он завязал бандану вокруг головы, как Тупак, и засунул под неё над ухом фонарик, чтобы он работал, как шахтерский налобный фонарь. Включив его, ТиДжей пожал мне руку и залез в тоннель.

— Увидимся на той стороне, ТиДжей, - сказал я.

За ним последовала Хоуп. Потом Кори. Началось.

* * *

Последующие тридцать мучительных минут беглецы медленно, неуклюже и шумно лезли в рваную дыру в кирпичной стене. Я ходил по бойлерной, призывая людей не шуметь, показывая, как привязывать обувь к коленям и ожидая, что кто-нибудь в красном комбинезоне распахнет дверь бойлерной и спросит, какого черта мы делаем.

Один за одним, люди исчезали в тоннеле. Толпа в бойлерной редела. Чем ближе мы подбирались к черте: «Срань господня, это и правда может сработать», тем туже и туже скручивался мой желудок.

Очень-очень скоро.

В какой-то момент осталось только пятеро. Потом это число сократилось до двух: пожилой женщины, которой, по моему мнению, не стоило связываться с карабканьем по тоннелям (что мне делать, если на полпути она скажет, что ей нужно вернуться?) и смазливый парнишка, похожий на латиноамериканского поп-певца Марка Энтони. Расист Эд стоял на стаже в коридоре, и я должен был постучать в дверь дважды, когда пройдет последний человек. Он выждет две минуты, а потом зайдет в бойлерную и замаскирует тоннель.

Последняя пара ног исчезла в кирпичной дыре, и содержимое бойлерной наконец-то полностью перекочевало в тоннель. Добрался ли ТиДжей до другого конца? Однозначно, то, что мы ничего не услышали, было добрым знаком.

Однозначно.

В спешке я слегка постучал в дверь и бросился обратно к тоннелю, схватился руками за край дыры…

Ух ты.

Темно там. Я не видел последнего, кто ушел вперед, и никаких признаков ТиДжея, подающего сигнал фонариком. Я видел только футов десять грязного красного кирпича, а дальше тоннель тонул в темноте. В неровном свете освещающих бойлерную свечей это выглядело как пасть. Дыхание и шорохи идущих впереди меня беглецов было едва слышно, звук стихали вдалеке.

Мне вспомнился темный коридор в подвале, когда я шел к лифту. Влажный тянущийся звук.

Уолт.

Хватит. Я зажмурился и тряхнул головой. Впереди меня по этому тоннелю лезли тридцать человек, мужчины и женщины от восемнадцати до шестидесяти. Будь я проклят, если не смогу

Мои ноги не могли сдвинуться.

Кирпичи и грязь. Ползающие повсюду тараканы. Паутина, натянутая между ржавыми трубами. Пахло землей, плесенью и гниением. Пахло могилой. Вода капала с кирпичей над головой.

Шорох привязанных к коленям ботинок полностью стих, до меня не доносилось даже эха. Я слишком долго ждал. Теперь я остался в полной тишине и темноте. Я вспомнил видео, которое когда-то видел: оса перед ульем, терпеливо обезглавливающая каждую пчелу, вылезающую из дыры. К концу набралось несколько сотен голов. Я представил огромную похожую на осу тварь на другом конце тоннеля, молча и эффективно отрывающую голову каждому уставшему и грязному человеку, показавшемуся с другой стороны тоннеля и бросавшую их в кучу.

Прекрати.

Я схватился руками за обе стороны дыры.

— Поехали, - громко сказал я.

Но мои ноги не сдвинулись.

Я начал нашептывать ободряющие слова, и тут на мое плечо опустилась большая рука и развернула меня.

— И что это мы тут делаешь, приятель? – спросил Оуэн.

* * *

Оуэн прижал меня к стене. Расист Эд прошел мимо и начал спокойно складывать коробки перед входом в тоннель, что навело меня на мысль, что он недопонял план с самого начала.

— Ну ты даешь, чувак, - сказал Оуэн, - Это что, тоннель?

— Отпусти меня.

— Куда он ведет?

— Мы не знаем. Наружу. Куда-то наружу. Мы понятия не имеем, что там на другом конце, но решили, что чем бы оно ни оказалось, все лучше, чем сидеть тут с тобой.

— Сколько человек ушло?

— Пошел ты.

— Сколько? – спросил он еще раз, приложив меня об стену.

— Около… Тридцати.

— Тридцать. И вы не знаете, что там на другом конце. Никто сначала не проверил? Никто не пролез до конца, чтобы убедиться, что там хотя бы есть выход?

— Мы... У нас не было времени. Я...

— Точно, у вас не было времени, потому что вы боялись, что вас обнаружат. Потому что вы хотели сохранить ваш маленький секрет.

— Ну, я знаю куда он ведет, - обыденно произнес расист Эд, - Он ведет прямо в старую лечебницу.

Мы оба обернулись к нему.

— Хочешь сказать…

Отзвуки выстрелов, раздавшиеся из тоннеля, оборвали мои слова.

Выстрелы и крики. С другого конца тоннеля едва-едва донесся незнакомый голос, крикнувший:

— ОНИ ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ СТЕН! ОНИ ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ ЧЕРТОВЫХ СТЕН!

 

Резня в Ffirth Asylum

— Давайте, давайте, давайте, - бормотала Эми, подпрыгивая на своем сидении.

Камера на стволе находилась в кафетерии, держа на прицеле дверь в коридор. Остальные двое парней – Донни и тот, что с фонарем, - пробежали мимо. Камера повернулась и выхватила Донни, помогающего второму залезть в подвальное окно.

— Они почти выбрались! – крикнула Эми Фредо, - Готовься.

Это заняло целую вечность. Парень с фонарем по какой-то причине застрял в окне. Его ноги болтались, но он не двигался вперед. Джош повернул камеру обратно к двери, чтобы посмотреть, не гонятся ли за ними.

Вой.

Не крик - такой звук издает дети, пока еще не знают, как выразить свою боль словами. Это был парень с фонарем. Его ноги бились в окне. Что-то с другой стороны схватило его. Джош и Донни ухватили его ноги, пытаясь затянуть его обратно в комнату. Они тянули и тянули, и то, что держало парня с фонарем, отпустило его. Или хотя бы его ноги.

Джош и Донни оказались на полу, держа дрыгающуюся нижнюю часть парня с фонарем. Все от пояса и выше осталось висеть в подвальном окне. Если бы у Джона и Донни не было ушных затычек, они бы услышали крик Эми из фургона.

Пошатываясь, Джош поднялся на ноги. Он направил дробовик на окно и подергивающий кусок мяса, бывший некогда торсом парня с фонарем – он больше не издавал звуков. Казалось, будто что-то вырывает его кишки снизу, что-то в траве, как будто оно выросло из самой земли и разорвало его пополам. Джош выстрелил туда, и вспышка разорвала внутренности парня с фонарем и ушла в ночное небо за окном.

Эми вздрогнула – они с Фредо видели полосу выстрела сбоку от здания через лобовое стекло машины.

На мониторе был хаос. Донни и Джош спорили. Затем Джош крикнул:

— ДВЕРЬ! СЛЕДИ ЗА ДВЕРЬЮ! – и раздались новые выстрелы, их резкие отзвуки эхом отдавались в ночном воздухе.

Донни кричал до тех пор, пока то, чем он кричал, не было выдрано из его горла.

Камера бросилась к подвальному окну, которое все еще было перекрыто останками парня с фораником. Кадр пролетел сквозь окно – Джош кинул дробовик перед собой, и крутанулся на траве, пока Эми не поняла, что видит на экране фургон, в котором сидела сама. Трава загораживала часть кадра.

Через микрофон камеры до Эми донесся звук, словно губку выжимали в наполненной водой раковине. Джош закричал, и тяжело всхрапнул несколько раз. Камера по-прежнему неподвижно лежала на траве. Эми глянула поверх экрана на здание, а потом вновь уставилась в ноутбук. Потом снова посмотрела через стекло, и так снова и снова, ища хоть что-нибудь. Что угодно.

Видео на экране ноутбука внезапно снова пришло в движение, камеру протащили обратно по траве. Кадр развернулся и показал лицо Джоша. Он лежал на земле, и кровь текла из его рта. Он схватил дробовик за ствол и подтянул к себе. Другая рука что-то нащупывала за кадром. Его рот широко раскрылся, и он издал задыхающиеся звуки. Что-то поднималось по его горлу. Глаза Джоша расширились, и Эми на долю секунды увидела как комок его собственных внутренностей начал протискиваться между зубов, а потом он спустил курок и снес себе голову.

Эми вскочила на ноги, и ноутбук загремел по полу фургона. Она зажимала рот рукой.

— Что? Что случилось?

– спросил Фредо, услышав выстрел.

— Нужно убираться, Фредо, нужно убираться прямо сейчас, нужно убираться прямо сейчас. Нужно убираться. Нужно…

— Что? Что случилось?

— Поехали, Фредо! Они все мертвы! Все мертвы! Поехали, пожалуйста!

— Ты не можешь этого знать! Мы не бросаем своих!

Фредо воткнул передачу и вдавил педаль в пол. Но вместо того, чтобы выехать задом на улицу, он потащился вперед по лужайке прямо к зданию. Эми упала обратно на пассажирское сидение.

— Что ты творишь?!

— Смотри, они все еще живы! Они двигаются.

Фургон рывком остановился около подвального окна. В тенях на земле что-то действительно двигалось.

— Нет, Фредо, просто поедем! Нам придется их оставить!

— Джош! Донни! – заорал Фредо, - Ответьте, если вы живы!

Кто-то стоял между фургоном и стеной, неклюжая, почти человеческая фигура. Донни уставился на него.

— Не надо, Фредо, не надо. Давай назад. Поехали, - прошипела Эми.

Фредо засунул руку под куртку и извлек внушительный черный пистолет.

— Донни? – произнес он

Ответа не последовало. Фредо нацелил оружие на фигуру, прямо через находившееся между ними стекло водительской двери. Эми видела лицо Фредо, отражающееся в стекле. Его глаза расширились. Он успел только сказать: «Срань го..», прежде чем несколько вещей произошло так быстро, что Эми не успела увидеть их все.

Пока внимание Фредо сосредоточилось на фигуре за водительской дверью, что-то ударило в лобовое стекло справа от него. Длинное и размазано-розовое нечто хлестнуло сквозь стекло, схватило Фредо за бицепс и чисто отрезало его. Рука, все еще сжимавшая оружие, вылетела в окно и исчезла в ночи. Прежде чем Фредо успел закричать или просто повернуться посмотреть, что произошло, рука снова проскочила через лобовое стекло, теперь уже нацелив оружие на Фредо. Его собственная рука, управляемая тем, что находилось снаружи фургона, спустила курок. Череп Фредо взорвался.

Все это произошло в течение двух с половиной секунд. Эми только уловила бьющиеся стекло, влажный, мясистый рвущийся звук и выстрел. А потом она оказалась покрыта осколками стекла и каплями теплой крови.

Мертвый Фредо повалился вперед.

 

Испытание Огня

Оуэн приставил мне пистолет к голове. Импровизированный ночной трибунал собрался вокруг костра. У меня по спине побежали мурашки. Огонь обладал эффектом делать переду слишком жарко а спине слишком холодно.

Оуэн ждал в бойлерной, пока кто-нибудь не вылезет обратно, убегая от той бойни, что случилась на другом конце. Он терпеливо ждал, слушая адские отзвуки выстрелов и криков, ждал, пока пулеметные очереди и дробовики обрывали один крик за другим. Он ждал, пока я кричал в тоннель, зовя ТиДжея, Хоуп, Кори, хоть кого-нибудь. Она наблюдал, как я упал в угол и ждал, пока я сжимал голову руками, слушая крики, эхом отзывавшиеся в моей голове снова и снова.

А потом мне приставили пушку ко лбу, и он поднял меня на ноги.

Через пять минут я стоял в толпе красных комбинезонов. Все проснулись. Раскатистое эхо выстрелов несколькими кварталами дальше по улице – прямо из того места, откуда недавно взлетали загадочные сигнальные ракеты – разбудило всех и привело в полную боевую готовность.

Из-за своего девятимиллиметрового ствола Оуэн произнес:

— Теперь, когда ты привлек всеобщее внимание, почему бы тебе не рассказать им, что это была за стрельба.

Я так устал. Это был тут уникальный тип усталости, который приходит, когда провал следует за провалом. Тщетность и косяки многое вытягивают из людей – мне следовало бы знать, поскольку всю мою жизнь можно было описать именно так. У меня не было сил защищаться.

Эти проклятые крики.

— Делай что хочешь, Оуэн, только не устаивай шоу.

— Шоу. Так вот чем ты это считаешь, приятель, - он покачал головой, - Ладно, давай я подытожу для гребаного жюри. Вы с ТиДжеем нашли тоннель наружу. Вместо того, чтобы рассказать об этом всем, вы на цыпочка ушли, собрали свою зеленую шайку и попытались смыться, пока все спали. Вы оставили больных, беременных женщин, матерей, не видевших своих детей с самого прорыва.

— Тут все еще роятся беспилотники. Если внезапно население этого места сократится с трех сотен до нуля, а за оградой внезапно появится чертова толпа, они поймут, что произошло. И они обрушат весь ад на эту толпу. Смогли бы пройти или несколько человек, или никого вообще.

— И конечно же ты сам принял такое решение, не так ли? Потому что, видите ли, никто из нас не достаточно умен. Мы не смогли бы организовать все так, чтобы не обречь весь карантин, нет. Только ты смог бы.

— Ты бы нас остановил, Оуэн, - пожал я плечами, - И ты сам это знаешь. Начал бы совать свою пушку всем в лицо, как ты и делаешь сейчас.

— И почему же мне приходится это делать? Потому что я мудак, ведь так? А почему бы тебе не рассказать всем, что случилось со всеми твоими друзьями, которые полезли в этот тоннель.

— Мы не… Мы не знаем точно. Мы слышали выстрелы…

— С ними случилось именно то, что, как я говорил, произойдет с каждым, кто попытается отсюда сбежать. И это я бы тебе объяснил еще раз, если бы ты спросил. Потому что с самого первого дня, как закрылись ворота карантинной зоны, я сказал, что каждый, кто перейдет черту – умрет. Потому что любой за пределами этой ограды считаешь каждого из нас зараженным. И эта ограда просто сдерживает волну, которая окрасит реки красным. Это значит, что все, кто тут есть, должны держаться вместе . Но ты, ТиДжей, и все остальные зеленые так никогда этого и не поняли.

— Нет, - покачал головой я, - Разница в том, что мы воспользовались шансом выбраться на свободу. В отличие от вас.

— Ну-ну. И, чтобы прояснить ситуацию, ты тоже должен был быть среди них, так? Если бы я пришел на пять секунд позже, ты бы так и поступил?

— Да, черт подери.

— Ты даже не понимаешь, что я хочу сказать, ты, высокомерный маленький пиздюк? Ты – единственный, кто может отличать зараженных от незараженных. Если бы ты ушел, то что бы мы делали, когда приехал бы следующий грузовик с людьми? Что бы мы – я – могли сделать, кроме как сжечь их? Пролезь ты через дыру, и ты обрек бы всех мужчин и женщин, которых привели бы через эти ворота, приятель. И ты обрек бы меня на их убийство, чтобы защитить оставшиеся три сотни долбоклюев, которые пытаются выжить в карантинной зоне. Мне пришлось бы до конца жизни помнить последние выражение на лицах, к которым я приставляю ствол, ощущать запах их горящей гребаной кожи и волос каждую ночь, до конца жизни. И, могу поспорить, ты даже на три секунды не задумался над этим.

— Я не знаю. Я… Эми…

— И если бы у вас получилось, и федералы начали бомбить этот конец тоннеля, ты бы почувствовал только облегчение. Ты никогда не думал о нас. Все ради спасения собственной задницы. И отсюда я могу сделать вывод, что ты саботируешь эту операцию снова при первой же возможности, по любой эгоистичной причине, которая придет в твою жирную высокомерную башку. И это значит, что мы не можем больше доверять твоему паучьему чутью. А это значит, что пока ты тут и находишься среди нас триста – пардон, двести семьдесят – мужчин и женщин в этой зоне находятся в опасности. Есть ли здесь кто-нибудь, включая тебя Вонг, кто мог бы привести аргумент против?

Все молчали. Молчал даже я. Ветер завывал. Костер шумел и потрескивал. Я смотрел в огонь, горящие глаза двух десятков обугленных черепов, глядящих на меня.

— Нет, - ответил я.

 

Подчищающей

Эми спрыгнула со своего сиденья и полезла в заднюю часть фургона. Под коленями локтями хрустели осколки безопасного стекла. Она откинула в сторону оброненный ноутбук и смяла коленом коробку печенья с начинкой. Она все ползла и ползла, и в конце концов фургон кончился.

Она повернулась и вжалась спиной в заднюю стенку, поджала колени и сжалась как могла сильно. Холодный ветер задувал через выбитое лобовое стекло, и слезы и пот будто бы сразу замерзал на лице.

Эми съежилась в темноте и холоде, уставившись на расчлененный и безжизненный труп водителя Фредо. Его правая нога подергивалась. Она не могла отвести от неё глаз.

Водительская дверь распахнулась. Эми закричала.

Труп Фредо вывалился в темноту. Она закричала снова, поджала колени сильнее, и впилась пальцами в волосы, зажмурила глаза и желала, чтобы все это исчезло.

Рвущие и чавкающие звуки снаружи вошли в ритм с сигналом открытой двери фургона.

* * *

Пим…

* * *

Пим…

* * *

Пим…

* * *

Она хотела выбраться, убежать, спрятаться. Или забраться за руль и нажать на газ. Вместо этого она еще сильнее съежилась и зажмурила глаза.

Трава хрустнула под нечеловеческой ногой перед ней. По её бедру растеклось тепло, и она обмочилась первый раз с тех пор, как ей исполнилось пять.

Шаги приближались, хрустя осколками стекла, до тех пор, пока она не почувствовала теплое дыхание на своей щеке.

* * *

Пим…

* * *

Пим…

* * *

Пим…