Провиденс…

– Рад встрече, Джимми.

Грэм Даркин протянул руку. У него была выправка десантника, рост метр восемьдесят восемь и очень приличная для мужчины за пятьдесят мускулатура. Темные брови, густые, но подстриженные, и бритая голова, как у парня на тридцать лет моложе. Он излучал теплую энергию. Такие люди читают «Пинатс» и могут решить весь кроссворд в «Санди таймс».

– Спасибо, что встретились со мной.

Кьюсак выбросил из головы Дэрила Ламонику и сосредоточился на Даркине, который мог выкрутить регулятор «ЛиУэлл Кэпитал».

– У вас на сегодня есть еще какие-то встречи? – спросил Грэм, жестом приглашая Джимми присесть.

Он с привычной легкостью взял управление на себя. Неудивительно. За столько лет он привык руководить.

– У нас есть клиенты в Провиденсе, – ответил Кьюсак, взвешивая каждое слово. – Но я приехал к вам.

– О.

– У меня нет никаких ожиданий, – продолжал Джимми, – ни позитивных, ни негативных.

Очень важно раскрепостить Даркина. Нажим отпугивал потенциальных клиентов. Словно плохие отзывы, которые опустошают рестораны до того, как тем удастся опустошить кошельки.

– Но я рад, что вы согласились на эту встречу.

– Вы привезли презентацию? – спросил Даркин, взглянув на портфель Кьюсака. – Вы, ребята из финансов, убиваете уйму деревьев. А «Голдман» хуже всех.

– Я помню, – ответил Джимми, добавляя обаяния в широкую улыбку. – Я провел в этой тюряге два года.

Кьюсак достал два комплекта презентаций, один для Даркина, второй для себя. Он в последний раз бросил взгляд на титульный лист. Долгие часы подготовки, исследований и упражнений в «ПауэрПойнт» – и все ради этой минуты. К сожалению, вручая презентацию Даркину, он не заметил выражения лица миллиардера.

Даркин смотрел на бумаги, как на кусок свежего собачьего дерьма посреди чистого тротуара. Он схватил презентацию и сказал:

– Позвольте вашу тоже.

– Там мои заметки.

– Они вам не понадобятся.

Предупреждение Дэрила Ламоники все еще лежало в экземпляре Кьюсака. Джимми выудил его и засунул письмо в карман пиджака. Потом с сомнением протянул Грэму свою копию.

С ловкостью опытного фокусника Даркин швырнул обе презентации в корзинку для мусора.

– Давайте просто поговорим.

Он откинулся на спинку крутящегося кресла и заложил руки за голову, будто подчеркивая несказанные слова – поменьше показухи и побольше дела.

На мгновение Кьюсак потерял дар речи. Он склонил голову набок, а потом… пришел в себя. «Мы можем поговорить. Я справлюсь». В глубине души Джимми понравилось небрежное отношение миллиардера к условностям.

– Графики только помешают, – сказал Даркин. – Понимаете, о чем я?

Оба мужчины быстро достигли взаимопонимания, чему немало способствовала обоюдная добродушная непочтительность. Кьюсак чувствовал себя все свободнее, но напоминал себе не расслабляться. Слишком много поставлено на карту.

– Джимми, а что вы думаете о комиссионных хедж-фондов? Вся эта чепуха насчет два и двадцать?

– Иногда достаточно одной ошибки, и финансы споют романсы. Если, конечно, вы не знаете, что делаете.

– А «ЛиУэлл Кэпитал» знает, что делает?

– Если бы я в это не верил, меня бы здесь не было, – ответил Кьюсак и немного помолчал. – Но я бы вложил большую часть ваших денег в ценные бумаги, а уж потом инвестировал бы первый доллар в меня.

– Вы сказали то же самое по телефону. Это своего рода антипрезентация?

– Самозащита.

– И в чем она заключается? – поинтересовался миллиардер.

– Если вы в первую очередь вложите деньги в надежные ценные бумаги, то не станете забирать инвестиции у нас при первом признаке проблем.

Кьюсак жалел, что задолго до минувшего декабря не дал тот же совет Калебу.

– Я думал, «ЛиУэлл Кэпитал» никогда не теряет деньги.

– Все когда-нибудь случается впервые, – ответил Кьюсак.

– Звучит так, словно вам безразлично, вложу ли я деньги в вашу фирму.

Инвесторы часто связывали равнодушие с процветанием. И пока Кьюсак заслуживал «Оскара» за лучшую мужскую роль. Он изображал успех и играл роль одного из гринвичских богов. Он ничем не выдавал свой внутренний разлад, свое напряжение, которое становилось все сильнее и сильнее, будто музыка приближающегося волынщика. Покажи клиенту, насколько он тебе нужен, и наверняка его спугнешь.

Пришло время сделать следующий ход. Кьюсак наклонился вперед и встретился взглядом с Даркином.

– Грэм, не поймите меня неправильно. Я хочу, чтобы вы стали нашим клиентом. Но если правильно начать, мы будем работать вместе долгие годы.

Вот так. Кьюсак предложил порядок действий. Теперь ход Даркина.

– Джимми, хотите перекусить?

– Да. В поезде не съел ни кусочка.

– Хорошо, – ответил Даркин. – Пойдемте, перехватим по бургеру. А за обедом расскажете остальное.

– Отлично.

– Один вопрос.

– Да?

– У вашей фирмы неприятности?

– Что вы сказали? – озадаченно переспросил Кьюсак.

– Джимми, сделайте себе одолжение и никогда не играйте со мной в покер.

В «Кэпитал Грилл» Кьюсак и Даркин набросились на чизбургеры. Грэм обозвал их «слишком толстыми», поскольку никому не удавалось поймать весь бекон, вырезку, сыр и перечно-луковый соус. Хотя это не имело значения. Оба мужчины подбирали кусочки картошкой фри.

– Мой бургер, – заметил Даркин в перерыве между глотками, – мог бы заставить парня вроде вас навсегда позабыть про суши.

– Вы еще скажите, что я фанат «Янкиз», – запротестовал Кьюсак.

За обедом оба оставили в стороне «ЛиУэлл Кэпитал». В основном они обсуждали ProShares Short Dow30. Дурацкое и мутное название для публичного фонда, зато величайший биржевой код всех времен.

Акции с биржевым кодом DOG падали, когда индекс Доу-Джонса шел вверх. Поднимались, когда Доу падал. А последнее время DOG вообще был вне конкуренции, их акции росли день ото дня.

На обсуждение ушло минуть тридцать. Потом Даркин вернулся в свой офис, а Кьюсак направился к железнодорожному вокзалу. С гавани дул влажный бриз, застилая дымкой серое летнее небо над центром Провиденса. Прочные кирпичные здания, в основном начала XVIII века, бросали вызов разрушительному действию времени. Эти дома восхваляли мастерство давно ушедших дней. Но Кьюсаку было не до обзорных экскурсий. Он анализировал обеденный разговор и думал, что скажет его босс.

Долго ждать не пришлось. Зазвонил телефон. На линии был Сай.

– Джимми, как дела?

– Хотите хорошие новости или плохие?

– Начни с плохих.

– Грэм не станет инвестировать, – отчитался Кьюсак, – пока не узнает побольше о нашем хеджировании. Он употребил слово «прозрачность».

– Скажи ему, пусть купит рулон гребаной пленки для бутербродов. А хорошие?

– Сай, он хочет приехать в Гринвич.

– И что?

– Он клюет, – пояснил Кьюсак.

– Он обязан клюнуть. Ты показал ему нашу прибыльность?

– Дело вот в чем, – продолжил Кьюсак. – У него в офисе не закрывается дверь. В нее ломятся все. «Морган», «Голдман», кто угодно. Мужику нужна здоровая бита, чтобы отмахаться от них. Но он все же хочет приехать к нам. Это ведь неплохо, верно?

– Ладно, – смягчился Лизер. – А почему ты не пригласил его на мою вечеринку в МСИ?

– Не обижайтесь, Сай, но я бы предпочел, чтобы он приехал к нам в офис и сосредоточился на бизнесе.

– Оба пойдут. Попроси его остаться в городе в четверг, и тогда мы встретимся на следующий день.

– Хорошая мысль.

– Твой тесть будет в МСИ?

– Сай, я работаю над этим.

– Ты начинаешь меня злить. Ты сказал…

– Я сказал, – оборвал его Кьюсак, – что доставлю вам Калеба в течение сентября. Все идет по плану.

– Надеюсь, – отрезал Лизер и отключился.

Что-то здесь не так. Последние четыре часа Кьюсак старался сохранить спокойствие и не совершить смертного греха продаж – показать клиенту, как он тебе нужен. И вот его босс демонстрирует свою одержимость Калебом Фелпсом. Кьюсак задумался было, но его телефон снова зазвонил.

«Ну, кто на этот раз?»

– Сегодня твой счастливый день.

Обычно бостонский акцент возвращал Кьюсака в те дни, когда трое братьев обжирались «Гудсиз», маленькими стаканчиками ванильного и шоколадного мороженого, к которому прилагались плоские деревянные ложечки. Но теперь этот акцент заставлял вспомнить о Шэнноне и досадной стычке в кабинете Лизера. А еще – о предостережении Дэрила Ламоники. «Остерегайся Грека».

– Что случилось, Гик?

– Ты в Провиденсе?

– Откуда ты знаешь?

– Позвонил тебе в офис. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

– «Ред cокс» на выезде до следующих выходных.

– Мое предложение лучше «Сокс» против «Янкиз».

– Очень высокая планка, – ответил Джимми. – Ты можешь потерять доверие, если предложение не пройдет.

– Мы вечером отправляемся в казино.

Кьюсак почувствовал себя так, словно невинное слово «казино» было грязным ругательством.

– Я не могу, – вырвалось у него прежде, чем он успел подумать.

Джимми едва не сказал: «Я не могу позволить себе такое дерьмо».

– Отказ не принимается, – ответил Гик. – Ты, я и пара трейдеров из «Ю-би-эс». «Фоксвудс» оплачивает номера.

– Я думал, ты играешь только в Монте-Карло. С каких это пор тебя интересуют трущобы Коннектикута?

– Мне нравятся их столы для блек-джека, – объяснил Гик.

– Я должен вернуться в Нью-Йорк.

Но предложение становилось заметно интереснее. Гик наверняка устроит шоу. А его мастерство за игорными столами было одной из легенд Хеджистана. Увлекательное зрелище. Однако сам Кьюсак не может играть. Все равно что прийти в школу танцев на костылях. И он однозначно не хочет объяснять, в чем дело.

– Казино тебе по пути домой, – упорствовал Гик.

– На выходных я собирался раскрашивать квартиру.

– Тяжелый случай крипторхизма.

– Что это значит?

– На обычном языке это означает, – пояснил Гик, – что у тебя нет яиц.

– Отвянь, – рассмеялся Кьюсак. – Я обещал Эми.

– Скажи, это вроде мальчишника. Пара стейков, немного развлечемся блек-джеком. Ты будешь дома завтра к полудню.

– Но…

– Поверь, Эми понимает тягу мужчин к бродяжничеству. Она у нас в крови.

– Ты не въезжаешь.

– Это точно, – отрезал Гик. – Завтра днем ты будешь дома.

– Я перезвоню тебе в пять. У меня входящий от Эми.

– Джимми, в моем словаре отсутствует слово «нет».

– Ладно, пока.

– Джеймс, догадайся, что мы делаем, – раздался возбужденный голос Эми.

– Леди, вы ошиблись номером. Это Борис.

– Прекращай валять дурака, – шепнула Эми и сменила тему. – Как дела с Даркином?

– Не супер. Технически это можно назвать «процесс идет», – ответил Кьюсак. – Так что же мы делаем?

– Летим на Бермуды.

«Мы не можем себе такого позволить».

– Три дня, Джеймс, все расходы оплачены. Ты прыгаешь в самолет и вечером встречаешься со мной в Гамильтоне.

– Жить с твоими родителями?

– Они сняли виллу, – подтвердила Эми. – Там полно места.

Кьюсак боролся с идеей. Тикали секунды. Оба молчали, будто пытаясь вспомнить, кто произнес последнее предложение и использовал последний оборот.

«Я бы предпочел Абу-Грейб Бермудам с Калебом».

– Ты здесь? – спросила Эми, решив, что связь оборвалась.

– Я думаю.

– Джеймс, – ответила жена, подчеркивая весомость слов, – тебе нужно помириться с моим отцом.

– Я знаю. Знаю. Но я не вынесу три дня с Норманом Бейтсом.

– Перестань.

– Эм, тут хватит пары «Кровавых Мэри». А потом начнется – «Петри Диш Кэпитал» то, «Петри Диш Кэпитал» се…

– На Бермудах папа пьет темное и «шторми».

– Вот именно.

– А как насчет Сая? Там было бы очень кстати рассказать папе о МСИ.

– Я понимаю, почему Калеб выкинул в декабре свой трюк, – ответил Джимми. – Но мне это все равно не нравится. И я не хочу увязывать наше примирение с моей работой.

– Из-за вашей вражды у меня портятся отношения с папой.

– Знаю, Эм, знаю. Проблема еще и в том, что Гик позвал меня на мальчишник в «Фоксвудс», и мне хочется пойти туда.

– Так прилетай к нам в субботу и вернись в понедельник вечером.

– Мне не следует брать выходной, – ответил Кьюсак. – Я работаю всего четыре месяца. И я не хочу лететь на Бермуды на один день за деньги Калеба.

– Думаешь, «Фоксвудс» лучше?

«Ох».

– Дело не в этом, Эм.

Их разговор превратился в чтение «Войны и мира», где каждое предложение было испытанием. После длительного молчания Эми произнесла:

– Я предлагаю сделку.

– Я весь внимание.

– Ты идешь в «Фоксвудс», а я лечу на Бермуды. При одном условии.

– Я весь внимание, – повторил Джимми.

– Ты встретишься с моим отцом тогда, когда я скажу. И там, где скажу. Без вопросов. В противном случае ты будешь иметь дело с мамой и со мной.

– И ты согласна на такой обмен?

– Я не хочу все выходные судить семейные склоки.

Кьюсак сглотнул и согласился:

– Договорились.

– Ты мне задолжал, Бубба.

– Это Джимми?

– Да, слушаю.

Звонок раздался, едва он закончил разговор с Эми.

– Это Бьянка Лизер, – представилась она с интонацией, которую можно было расшифровать: «Я здесь. Я счастлива. И ты тоже».

– Какой приятный сюрприз.

– Я перепроверяю наш список гостей в МСИ, – сказала она. – Сай купит билеты для ваших клиентов.

– Там пара человек из «Нью-Джерси Шит Метал» и Грэм Даркин, с которым я сегодня встречался.

– Дайте мне фамилии, и я обо всем позабочусь. И о вашем тесте тоже.

– Сай упоминал о нем?

– Я с нетерпением жду встречи с Калебом.

По шкале от легкомысленных до кокетливых ее интонации стояли на ступеньку ниже манящих.

– Вы с ним обязательно встретитесь.

Кьюсак решил, что разговор закончен. Он уже почти положил трубку, когда Бьянка сказала:

– Да, кстати.

– Слушаю?

– Я хочу поблагодарить вас.

– За что? – спросил он.

– За вечер в «Л’Эскаль». Я была не в себе и…

– Бьянка, вы помогли мне больше, чем думаете.

– Вы, наверно, пропустили из-за меня свой праздник.

– Все в порядке, – ответил Кьюсак, избавляя ее от ответственности.

– Вы славный парень.

– Ага, спасибо.

– Ой, это Сай, – быстро сказала Бьянка. – Мне пора.

Ее голос звучал бодро. А слова «вы славный парень» прозвучали ласково и даже нежно. В ней была энергия, бодрость, которую находят в кофейных зернах и запрещенных веществах с длинными названиями. Но после пяти секунд гудков – из них три лишние – Кьюсак решил, что во владениях Лизера по-прежнему не все в порядке.

– Я буду.

После короткого разговора с Гиком Кьюсак положил трубку. На минуту он забыл о Даркине и «фирменном соусе» Лизера. Выбросил из головы Шэннона, Виктора и предупреждение Дэрила Ламоники. Сейчас он думал только о том, чтобы взять напрокат машину и доехать до «Фоксвудс».

Джимми не подозревал, что за ним следят. Он никогда не проходил тренировку в ЦРУ или ФБР, отряде «Дельта» или сотнях других организаций, где человека учили наблюдать, ускользать и охотиться. Он никогда не прыгал с парашютом и не стрелял из пистолета.

Работа Кьюсака заключалась в разговорах. Он обедал с потенциальными клиентами. Он жил среди акул бизнеса в окружении чисел – миллиардов долларов или базисных пунктов. Когда Кьюсак видел «0,25», он говорил «четверть». Он никогда не слышал о 25-й статье УК и не воспринимал обозначение «.25» как калибр оружия. Лишенный навыков шпионажа, он не мог обнаружить наблюдение или выделить в толпе агента.

«Хвост» знал, как стать невидимым. Знал, как выбраться из любой неприятной ситуации. Как голыми руками раздавить гортань человека. Он избивал и потрошил своих врагов под покровом ночи. Однажды он средь бела дня завалил человека из снайперской винтовки с тысячи двухсот метров. До рекорда далеко, но вполне прилично. За долгие годы его рука срослась с рукоятью «Беретты М9». Хвост нажимал на спуск с той же легкостью, с которой Кьюсак читал финансовые таблицы.

Хвост был не единственным человеком с особыми навыками. В эту пятницу Рейчел позвонила своему нанимателю. В его голосе слышалось что-то не то. Злость. Яд. Что-то неправильное.

В ее бизнесе чувства мешали. Вспыльчивость ведет к ошибкам, и его вспышки ярости могут ей дорого обойтись. Все просто.

– Кимосаби, вы уверены, что всё под контролем?

– Ты стала гребаным психотерапевтом?

– Я просто предлагаю помощь, если она вам потребуется. Вот и всё.

Она всегда управляла мужчинами, даже Доком, и никогда не велась на мужские капризы, которые так раздражали других женщин. Пара жалоб, и из него можно будет веревки вить.

– Ты когда-нибудь заткнешься? Оставь меня в покое, Рейчел, и займись Конрадом Барнсом.