– Так вот откуда у Марис мой сотовый номер. – А я-то гадал об этом с той самой поры, как она встряла в «Лучшее Джонни Кэша» по пути в Нью-Палц.

– Она позвонила на следующий день после похорон, – пояснила Сэм, протягивая руку через стол, чтобы положить ладонь на мою. Глубина ее чувств, ее простое прикосновение взволновали меня. – Я еще не могла говорить о Чарли.

– А что, Марис звонила еще? – Ответ я уже знал.

– В прошлую субботу. Сказала, что ты ублюдок.

Алло, вы слушаете?

Гнев грибовидным облаком всколыхнулся в моей душе. Не на Мэнди Марис, она просто делает свое дело. Не на Сэм, она нуждалась в помощи. Мысленно я разнес себя за то, что напортачил с ее гуманитарной помощью. Что я наделал?

Отшил репортершу трижды.

– Извини, Сэм. Мне надо было выпутаться как-нибудь по-другому.

– Выбрось из головы, Гроув. – Она сжала мою руку покрепче.

– Просто у меня заскок насчет прессы, – добавил я, с каждой секундой раскаиваясь все больше.

– Всё под контролем, – успокоила она.

– В каком смысле?

– Алекс Романов общается с репортерами все время. Я сказала Марис, чтобы позвонила ему.

– Тогда понятно, – пробормотал я вслух, припомнив ее подколку насчет хедж-фондов.

– Понятно что?

– Сегодня утром Марис упомянула Алекса.

– Правда? – На сей раз извинилась Сэм: – Прости, Гроув.

– За что?

– Я думала, она перестанет названивать.

– Сэм, это роли не играет. – Теперь мы сжимали руки друг друга. – Сейчас важно только одно. Чтобы я помог тебе разобраться с финансами. Чего бы это ни потребовало.

* * *

Я оплатил счет, дав готессе чересчур много на чай чисто по привычке. Но она все равно испепеляла меня взглядом, памятуя слезы Сэм. Ее выражение говорило: «Только попробуй еще хоть раз порвать с девушкой в моем баре». Если б она только знала!.. Мы с Сэм вышли из «Живца», покинув пряные каджунские ароматы, разжигающие аппетит и питающие наши воспоминания.

Снаружи Нью-Йорк встретил нас целым букетом едких запахов. Что есть такого в жарких и душных июльских ночах, что они спускают уличные токсины с цепи? Угол Двадцать третьей и Пятой разил, как писсуар, хотя лично я сомневаюсь, что в этом резком амбре повинны собаки.

Такая уйма бездомных. В таком богатом городе.

Мусор из окрестных ресторанов уже громоздился вдоль улиц. Ночной бензиновый перегар чуть ли не заставил меня порадоваться, что желтые такси прочесывают улицы в поисках наживы. Периодические вопли их клаксонов напоминали мне, что я заблуждаюсь.

Забавное местонахождение для конкурента.

Штаб-квартира «Кредит Свисс Нью-Йорк» располагалась справа от нас, по ту сторону небольшого парка. Взяв меня под руку, Сэм прильнула поближе. Она казалась уязвимой, почти бедствующей. Контакт – ее тело обок моего – щелкнул тумблером. Ее духи напомнили мне обо всех выходных, когда Келемены были тоником для моего одиночества.

Не утаскивай Сэм на дно своим дерьмом, сказал я себе.

– Позволь проводить тебя.

– Ты уверен? – спросила Сэм. – Путь неблизкий.

Она была права. Пешком до ее кирпичного дома в Виллидже идти минут тридцать.

– Может, надо взять мотор, – уступил я, гадая, как лучше потрафить Сэм. – В конце концов ты шагаешь за двоих.

– Я беременная, а не хромая, – игриво упрекнула она. – И что это вы все, мужики, так реагируете?

Почему мужики? С чего это во множественном числе?

Прижавшись друг к другу, мы влились в неустанное пешеходное движение Манхэттена, прокладывая путь через сумрачные улицы нижнего Уэст-Сайда. Собственные чувства поставили меня в тупик. Не то чтобы меня охватило желание. Не к жене же лучшего друга. Эмоции были вовсе не темными, ничего похожего на ревность из-за ребенка Сэм или зависти оттого, что я лишился Финн.

Может, я смаковал забытое удовольствие близости. Прикосновение Сэм согревало мне душу, усиливая хмельную фосфоресценцию вина. Я стал ценить ее дружбу еще больше. Давненько уже я не проводил время с женщиной с глазу на глаз.

Толком не понимая, что чувствую, но не питая сомнений на предмет своих обязательств, я бежал в Швейцарию. Деньги – вещь надежная. О деньгах я могу говорить когда угодно.

– Бетти Мастерс передает привет. Я видел ее на выходных.

Сэм остановилась и заглянула мне в глаза со странной смесью теплоты и удивления.

– Ты ради меня ездил в Нью-Палц?

– Я недурно провел день.

– Спасибо, – ласково сказала она, пожимая мне руку. – Как прошло?

– Я сказал ей, что к чему. Что я помогаю тебе свернуть «Келемен Груп». Что я звонил бухгалтерам и твоему адвокату.

– Моему адвокату?

– Поповски. Айра сказал, что суд штата по наследственным делам берет дело на себя. Он может помочь так, как мне не под силу.

– Спасибо, – повторила она с искренней признательностью в голосе. – От бухгалтеров вестей не было?

– Нет.

– Мне тоже, – вздохнула Сэм, теперь уже с тревогой.

– Сейчас лето, – успокоил я ее. – Все в отпусках.

Я просто вне себя, что они не перезвонили.

– Тебе известны имена кого-нибудь из команды аудиторов? – осведомился я.

– Крейн или Крават, – логично предположила Сэм.

Блин.

– Ну, пока они нам не нужны, – заявил я, пытаясь спасти лицо.

– В каком это смысле?

– Бетти нашла финансовый отчет фонда. Там перечислены хедж-фонды, в которые Чарли инвестировал. Мы начнем изымать средства из одного за другим.

– А их много?

– Не знаю. К тому времени как мы с Энни и Хлоей ушли, Бетти еще ничего не прислала по факсу.

– А нам вообще нужны аудиторы? – поинтересовалась Сэм.

– Несомненно. Они располагают более актуальными сведениями.

– Я бы с радостью со всем этим закруглилась, – сообщила Сэм. – Мои родители тоже были инвесторами. Они уже начинают задавать вопросы.

А тело Чарли даже остыть не успело.

– Очень жаль, что я не могу покопаться у Чарли в кабинете.

– Понимаю, – согласилась Сэм. – Там все обмотано лентой. Фараоны утащили серверы, автоответчик, архивы… – Помолчав, Сэм добавила: – Но одну вещь они проглядели.

– А именно?

– Ноутбук Чарли у меня.

– А почему ты им не сказала?

– А почему они меня не спросили?

* * *

В резиденции Келеменов Сэм налила мне солидную стопку лимончелло. Алкоголь и лимонная сахаристость прогнали послевкусие каджунских специй. А заодно избавили Сэм от запахов «Живца» у меня изо рта, когда мы молча уселись рядышком на бурой софе в гостиной. Ун, Де и Труа изо всех сил лизали мне руки в надежде долизаться до источника ароматов отбивной в яйце, а на заднем плане Рей Чарльз распевал «Джорджию». Я потягивал густой, приторный ликер. Все мы были счастливы, включая и собак.

В конце концов моя рука как-то ненароком приобняла Сэм. В этом жесте не было какого-то особого значения. Мы держались друг за друга, как брат с сестрой, а не юные любовники, жаждущие большего. Таксы пристально наблюдали. Все три вытянулись столбиками на задних лапах – этакие вертикальные хот-доги, отрицающие законы физики.

Я окинул взглядом неоштукатуренные кирпичные стены и 20-футовый потолок. Костяк комнаты восходил к концу 1800-х – времени, когда люди и деньги лились в Гринвич-Виллидж рекой. Архитекторы уже больше никогда не станут проектировать резиденции с шестифутовыми витражными окнами. Как и не станут набивать дом резными мраморными каминами из Милана или резными лестницами из вест-индского красного дерева. Потолочный карниз был далек от симметрии. Резчики придали ему вид лиан в чаще дождевого леса, лазутчиков джунглей, торжествующих над человеком в вековечной борьбе за господство над окружающей средой. Результат получился потрясающий.

Карма Чарли окутывала нас. За 25 тысяч долларов он заказал причудливую стеклянную люстру в форме гигантского осьминога, как заказал и 14-футовую картину. Абстрактный взрыв алых завитков, черных текстур и землистых оранжевых запросто мог доминировать над помещением, но вместо того гаргантюанское полотно выгодно подчеркивало приглушенные тона восточного ковра за 125 тысяч долларов, украшающего широкие доски пола.

Чарли верил, что этот живописец будет следующим Пикассо.

– Это полотно стоит четверть миллиона, – поведал он мне однажды, – но я могу продать его вдвое дороже.

На мой взгляд, этот мазила – просто мазурик, вооруженный кистью и ящиком красок.

– Принимай, – посоветовал я.

На профессиональном сленге это означает: «Бери, сколько дают».

Чарли с усмешкой тряхнул головой в полнейшей уверенности в собственной ушлости.

– Гроув, – посоветовал он, – держись за свою цифирь, а искусство предоставь мне.

Чарли был прав. На предметах искусства он всегда наваривался.

Налив мне еще стопку лимончелло, Сэм поставила ее на старинный индонезийский кофейный столик с ручной росписью. Цвета ее, некогда яркие, за столетия смягчились.

– Гроув, даже не знаю, как тебя и благодарить.

– Ты же меня знаешь: всегда ищу, где бы хорошенько поесть.

– Я не об этом. Я не могу взять деньги, что ты прислал.

– Я и не думал, что ты их заберешь. Это в долг. Кроме того, я тут подумал…

– Давно пора. – Игривая улыбка Сэм всколыхнула во мне лимончелло.

Несмотря на поздний час, я все-таки намеревался поднять один последний вопрос.

– Я могу организовать кредит под залог недвижимости, и тебе вполне хватит, чтобы продержаться, пока мы не ликвидируем «Келемен Груп». Или не найдем счета. Что выйдет раньше.

– Ты шутишь, правда? – В ее словах звучал не столько вопрос, сколько обвинение.

– В каком это смысле?! – ощетинился я. – Семидесяти пяти надолго не хватит. И тут я сообразил, что Сэм тревожит кредит, ведь за время замужества она не проработала и дня. – Каков был ваш первый взнос? Может, удастся добиться снижения процентной ставки.

– Мы арендаторы. Дом не наш.

– Быть не может. Вы потратили не меньше 100 тысяч долларов на его отделку.

– У нас есть возможность выкупить здание. Мы можем вернуть свои деньги в любой момент.

Ее признание ошеломило меня. Не зная, что сказать, я поменял курс.

– Страховки на Чарли нет, верно? Я сказал бостонской полиции, что он в них не верил.

– Ты был прав. От страховок его корежило.

– Каждый финансист считает, что получит больший доход где угодно, кроме страхования.

– В том числе, – поддержала Сэм. – Но его, по-моему, напрягали медицинские требования. Чарли было не по нутру, что врачи велели ему сбросить вес.

Доконало его отнюдь не ожирение.

– Я обшарила наш сейф, – продолжала Сэм.

– Я рад, что ты все перепроверила.

– Вообще-то я искала драгоценности, – пояснила она, – а не страховки. Если по-честному, это тоже проблема. Моих лучших драгоценностей в сейфе нет. Всякая там повседневная бижутерия в сейфе. А вот дорогие предметы пропали.

– Черный жемчуг?

– Пропал, – ответила она.

– А штучка в виде павлина?

– Не могу найти.

– Ожерелье с зеленоватыми сапфирами и изумрудами с алмазной огранкой?

– Оно идеально подошло бы к моему платью в «Аквариуме». В тот вечер я впервые его хватилась.

Тут до меня дошло, что на Сэм не было ее великолепных ювелирных украшений ни на похоронах, ни во время визита ко мне в прошлую пятницу.

– Знаешь, это меня как-то беспокоит.

– Это его беспокоит! – фыркнула она. – Это мои лучшие украшения.

– Ну, вот именно. Ты не можешь найти свои драгоценности. А у тебя на чековом счету всего шестьсот долларов.

– Уже нет, – с благодарностью заметила она.

– Ты поняла, о чем я, – возразил я. – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что Чарли может что-то скрывать? Или что-то от кого-то?

– Почему ты так думаешь? – полюбопытствовала она. Три таксы скреблись на кухне, обороняя свою территорию от некой неведомой угрозы.

– По нескольким причинам. Вроде защиты активов. Иногда люди прячут деньги, чтобы обезопасить их. И здравый смысл. Чарли ни за что не вложил бы ни цента в неликвидные инвестиции.

– Не вижу связи с шестьюстами долларами.

– Если Чарли спрятал драгоценности, – растолковал я, – может, он прятал и твои инвестиции.

Сэм просветлела.

– Не исключено. Всем распоряжался только он.

– Это лишь гипотеза. – Важно было не внушать Сэм чрезмерных надежд. – Не может же быть, чтобы кто-то украл твои драгоценности, верно?

– Мне такое даже в голову не приходило. Ключ был у Чарли. Ключ был у меня. Больше ни у кого ключа не было, и никаких следов взлома. Не понимаю, зачем Чарли потребовалось перепрятывать наши вещи.

– А полиции ты сказала?

– А что им говорить? Что Чарли куда-то засунул мои украшения, и я не могу их найти? В апартаменты к нам никто не вламывался.

– Все равно следовало им сказать. Может, кто-то заставил Чарли вытащить твои побрякушки.

Какое-то время мы оба молчали. Вспомнив вопрос Фитцсиммонса, я нарушил молчание с отвагой лимончелло и неуклюжей прямолинейностью, ставящей крест на моих перспективах сделать карьеру в Организации Объединенных Наций.

– Тебе не кажется, что у Чарли была интрижка?

– Ни в жисть.

– Откуда такая уверенность?

– А где бы Чарли нашел лучшую трахораму? – Сэм игриво смерила меня взглядом. В колледже она ни за что бы так не пошутила. Только благодаря опеке Чарли Сэм научилась изображать из себя нимфу, играя на вульгарных струнах мужской похоти.

Она попала в точку. Они были странной парочкой. Сэм была тонким намеком. Чарли был толстыми обстоятельствами. Я сглотнул ком в горле, тщательно взвесил реплику Сэм и пролепетал в полной уверенности в собственном обаянии:

– Это и вправду замечательный станок, Сэм, отлаженный и блестящий танинами, которые вознаградят того, кому хватит терпения дождаться его разогрева. Я предвижу яркую, насыщенную и сильную полировку, которой можно наслаждаться годами. У тебя еще лимончелло не найдется?

– Гроув, я снимаю тебя с довольствия. – И с притворным негодованием добавила: – И хватит говорить о моих танинах.

– Наверное, мысль хорошая. – Внезапно собственная невыдержанность огорчила меня. – Я сам снимаю себя с довольствия.

Дурак. Дурак. Дурак.

– Я славно оттянулась, Гроув.

Мавр сделал свое дело. Пора уходить.

– Я тоже, Сэм.

– Давай я дам тебе ноутбук Чарли. Может, ты сумеешь что-то найти. Я застряла на пароле.

Когда я уходил, таксы устроили столпотворение. Все три хот-дога пытались разом протиснуться через дверь, влекомые желанием понюхать, пописать и ворваться в ночь. Их суматоха не дала мне толком обнять Сэм на прощание.

– Эй, Гроув, – окликнула она меня вослед.

– Ага?

– Спасибо.

– Все, чем могу, Сэм.

Пять минут спустя мир вокруг меня закружился. Я приткнулся на заднем сиденье такси, стойко снося сияние манхэттенской иллюминации и переваривая ураганный замес вина с лимончелло. Всю дорогу обратно до Сентрал-Парк-Уэст я раздумывал над новыми поворотами судьбы. Ни драгоценностей. Ни титула на недвижимость. Ни страховки. Ни ниточки. Одно лишь утешение.

Ноутбук Чарли Келемена покоился на сиденье рядом со мной.