Учитывая все вкупе, денек выдался отстойный. СКК только что меня выдворила. Двое офицеров отконвоировали меня из здания, восемь лет служившего мне корпоративным домом. А Пэтти Гершон, архинемезида и первостатейная душегубка, тем временем воровала моих клиентов.

Но это лишь половина дела.

Скалли, Каспер и остальные будут подбирать объедки Гершон, как шакалы. Мэнди Марис, брюнетка в штатском, где-то в недрах нашей конторы пишет хронику взлета и падения топ-продюсера. Что там говорит ей Младенчик?

День не заладился.

Курцу ни за что не удержать Гершон, на что бы он ни согласился. Наверное, она уже звонит Джей-Джею. «Поздравляю со сделкой».

Жополизание по-польски.

«Слыхал насчет Гроува? – спросит она. – Он покинул фирму. Ой, просто жуть, как он тебя надул на всех этих сделках. Хочешь сказать, что не знаешь? Ну и ну!»

Опять же вопрос о репутации, об увертюре и тысяче надрезов молвы. Слухи запятнают мое доброе имя. Мне явственно слышался шепоток и виделись напечатанные слова Мэнди Марис. Я по-прежнему толком не знал причины внезапного визита Фитцсиммонса и Маммерта. Но у меня имелись основательные догадки, и они мне не нравились.

Потеря клиентов была наименьшей из моих проблем.

* * *

Снаружи я почувствовал себя как-то не так, городской хаос показался сюрреалистичным. Во время торгов я никогда не мог выкроить время, чтобы рискнуть прогуляться по тротуарам, затеряться в повседневной толкотне туристов и служащих. Мне едва хватало времени даже на перекус – и тут вдруг я в качестве преступника шествую к участку района 54-й и 8-й.

Так или иначе, что нужно от меня Фитцсиммонсу и Маммерту?

Эти двое офицеров напомнили мне о двух других миокардиальных мигренях – Лаймовом и Хаммериле. Я ни о чем не сообщил в полицию. Наверное, близнецы донесли на меня, и бравые парни из Бостона уже знают. Как ни крути, они гости Нью-Йоркского департамента полиции. И мое упущение вдруг показалось злодеянием.

– Послушайте, – выпалил я, не подумав. – Этот тип махал у меня над головой цепью. Потому я и швырнул флягу.

– Какую флягу? – заинтересовался Фитцсиммонс.

– Какой тип? – подхватил Маммерт.

Они не знают.

Остановившись, оба офицера ждали ответа. Фитцсиммонс разминал шею по большой круговой орбите. Маммерт привалился к стене нашего здания, впившись в меня своими хорьковыми глазами. Парное запугивание сработало. Я сознался в драке. Попроси они, и я, наверное, прямо на месте сознался бы в похищении ребенка Линдберга.

Фитцсиммонс набросился на меня первым.

– Как получилось, что вы не подали заявления? – В его голосе прозвучало скорее обвинение, чем вопрос.

– Ага, как получилось? – дожимал Маммерт.

– Я был расстроен. Годится? Я не запомнил их номеров. Годится? У меня сложности на работе. Годится? – Стаккато отговорок хлынуло ливнем.

– Ваши сложности имеют какое-то отношение к Лайле Приоло?

– Письму? – эхом подхватил Маммерт.

– Вам об этом известно? – Их осведомленность застала меня врасплох.

Затем я вспомнил попытку Младенчика услужить. «Мы даем вам рекомендательное письмо в полицию. Они могут проверить, совпадает ли подпись».

– В отделениях полиции вести разносятся быстро, – ответил Фитцсиммонс, подтвердив мою догадку.

– Это не мое письмо.

– Наши люди говорят, что это ваша подпись, – с прищуром уставился на меня здоровяк, олицетворяя сплошные сомнения и уничтожающие подозрения.

– «Фотошоп» творит чудеса.

– Может, и так, – согласился Фитцсиммонс. – Вы сможете рассказать нам об этом в отделении.

Меня спас мой сотовый, зазвонив, а то ляпнул бы какую-нибудь глупость. Рингтон, поставленный на максимальную громкость, протрубил тему «Розовой пантеры». Несколько туристов, проходя мимо, рассмеялись. Я порадовался, что Фитцсиммонс и Маммерт одеты в штатское, а то мы трое привлекали бы внимание.

– Вы не подержите? – спросил я Маммерта, вручая ему свой портфель.

Звонил Клифф Халек.

– Энни рассказала мне, что стряслось.

Помеха пришлась Фитцсиммонсу не по вкусу. Он нахмурился и наклонил голову – сначала к левому плечу, потом к правому.

– Не могу говорить, Клифф. Со мной полицейские.

– Ты на выходе кому-нибудь врезал? – спросил он, удивившись упоминанию о полиции.

– Объяснять некогда. Позвони Курцу. Скажи ему, что поможешь Золе Манчини управлять моим бизнесом. Не ведись ни на какое дерьмо. Если он будет возражать, действуй через его голову. Раздави его. Мне надо идти.

– Перезвони мне, – ответил он и дал отбой.

– Итак, вы говорили, – подсказал Фитцсиммонс.

Мой телефон снова встрял в разговор. Тема «Розовой пантеры» еще никогда не казалась мне настолько назойливой. На сей раз Энни.

– Клифф тебе звонил? Что нам говорить клиентам?

– Звонил. Я не могу говорить.

– Что происходит, Гроув? – Когда Энни что-нибудь нужно, она нипочем не отвяжется.

– Перезвоню позже. – Я дал отбой в стиле холодного звонка.

Не хотелось бы мне так поступать с Энни.

– Может, вам следует отключить эту чертову штуковину, – распорядился Фитцсиммонс, под хруст и потрескивание вертя головой круг за кругом.

– Может, вам следует подлечить свою шею.

Не следовало этого говорить.

– Не умничайте. – Прикоснувшись к моему локтю левой рукой, Фитцсиммонс махнул на запад правой и приказал: – Пошли. Вы рассказывали нам о письме.

– Лайла послала его мне факсом в прошлую пятницу.

– И что в нем такого важного? – осведомился он на ходу.

– Кэш Приоло настаивал, чтобы Чарли доказал свою финансовую состоятельность.

– Зачем?

– Ее семья инвестировала у Чарли десять миллионов, отчасти благодаря тому, что он гарантировал их инвестиции.

– И ваше письмо доказало, что у жертвы достаточно чистогана, чтобы дать такую гарантию, – заметил Фитцсиммонс.

– Это не мое письмо. Сколько раз надо повторять?

– Да хоть как.

– Да не хоть как! – сердито вскинулся я. – Фонд фондов Чарли маскировал схему Понци. – Вот оно. Я оголил фланг Сэм, чтобы прикрыть собственный.

– С чего это вы взяли? – заинтересовался рослый полицейский. И прежде чем я успел ответить, упрекнул: – И почему вы не сообщили об этом раньше? – Его вопрос прозвучал, как выговоры монахинь-преподавательниц у меня в старших классах.

– До субботы я не был уверен.

– У вас еще оставался в запасе целый день в воскресенье, – возразил Фитцсиммонс. – Мы работаем без выходных, – добавил он саркастически.

– Если припоминаете, – запротестовал я, – в воскресенье какая-то жертва экспериментов со стероидами пыталась проломить мне голову цепью.

– К этому мы еще вернемся, – парировал он. – Так в чем там проблема у вас в конторе?

Голова у меня пошла кругом. Фитцсиммонс то и дело менял тему.

– В СКК меня попросили взять вынужденный отпуск.

– Вас уволили? – поинтересовался он.

– Дали под зад коленкой? – без нужды растолковал Маммерт.

– Нет. – В голос я подпустил куда больше уверенности, чем чувствовал в душе.

– За дверь вас выставили не теряя лишнего времени, – сухо заметил Фитцсиммонс. – А что значит вынужденный отпуск?

– Это означает, офицер, что финансовые махинации дурно сказываются на репутации компании. Моя контора – преподобные Сакс, Киддер и гребаный Карнеги – дистанцируется от меня.

– Ну и язык, – заметил Фитцсиммонс. И тут же заложил очередной вираж: – Каковы ваши отношения с Сэм Келемен?

Я остановился на тротуаре как вкопанный. Вопросы принимают опасный оборот.

– Мне что, нужен адвокат?

Ни тот, ни другой на мой вопрос не ответили. Вместо того Фитцсиммонс добровольно сообщил:

– Мы знаем, что вы перевели ей семьдесят пять тысяч долларов.

– А вам откуда это известно?

– Нам сообщила ваша фирма, – сказал Маммерт. – Мужик из юридического.

Юрисконсульты СКК следят за всем, включая и денежные переводы.

– А при чем здесь мой перевод?

– Давайте я вам растолкую, – буркнул Фитцсиммонс, – на манер Тины Тернер.

– Что это значит?

– Красиво и легко.

– Как в песне, – пояснил Маммерт.

– Наверное, ребята, вам следует писать для Лено.

– Там, куда вы отправитесь, «Сегодня вечером» вам не посмотреть, – с издевкой бросил Фитцсиммонс. – Телевизор отключают задолго до половины двенадцатого.

– Что это должно означать?

– У нас имеется покойный муж, – пояснил он, – по случаю оказавшийся вашим лучшим другом. У нас имеется письмо, в котором говорится, что Чарли Келемен ходил по водам. И на этом письме имеется ваша подпись. У нас имеется вдова. Она горяча, как мошонка, а вы перевели ей семьдесят пять тысяч долларов. А теперь вдруг выясняется, что у нас пропали миллионы долларов, схема Понци. Все это делает вас интересным субъектом, и я пытаюсь понять связь между жертвой, его овдовевшей женой, переведенными вами семьюдесятью пятью тысячами долларов и, конечно, вашим письмом. Понятно?

– Это не мое письмо.

– Ваши отпечатки пальцев по всему этому делу. И пока что вы как-то не торопитесь делиться информацией со слугами закона. Уяснили картину?

– Я подозреваемый?

– Либо это, либо важный свидетель.

– Скорее подозреваемый, чем свидетель, – уточнил Маммерт.

На восточном углу 54-й и 8-й я свернул на север, в сторону своего кондоминиума. Но двое офицеров преградили мне дорогу.

– Давайте зайдем в наш клуб, нальем себе кофе и потолкуем, – распорядился Фитцсиммонс.

– Я не люблю пончики.

– Ты слышал, Мамс? – оглянулся Фитцсиммонс на коллегу. – У нас тут юморист.

– Ага, юморист, – поддержал тот.

– Я с разговорами покончил.

– Мы можем пойти простым путем, но можем и осложнить вам жизнь, – пригрозил Фитцсиммонс. – Мэнди Марис могут пригодиться для статьи несколько цитат.

– Вот оно как? – спросил я.

Фитцсиммонс развел руками, показав мне открытые ладони. Улыбнулся и снова хрустнул шеей.