Анри не торопился брать коробку и приглашать меня к своему сейфу. Напротив, молчал и смотрел со странной улыбкой, которую я разгадать не могла. Попасть к нему в кабинет было необходимо, поэтому я взяла инициативу в свои руки, улыбнулась и просительно сказала:

– Анри, я так соскучилась и так хочу увидеть, где вы работаете…

– Вчера… – начал было он.

Но продолжить не смог, поскольку я быстро взяла его под руку и прошептала:

– Не будем же мы говорить на такую деликатную тему при посторонних, Анри?

Посторонние против подобного разговора не возражали: не желавший меня пускать маг придвинулся поближе и выказывал явную заинтересованность. Говорят, только женщины охочи до сплетен? Вот оно, зримое подтверждение обратного.

Я стрельнула глазами на охрану, намекая жениху, что нас слушают. Он лишь усмехнулся, говорить охране ничего не стал, а вот мне сказал:

– Что ж, Шанталь, давайте поговорим без посторонних. Заодно вы сможете увидеть мой кабинет, в котором, как ни странно, никого сейчас нет.

Конфеты он так и не взял, хотя Бернар утверждал, что Анри такие любит. Пришлось признать, что либо любит недостаточно, либо что-то занимает его сейчас много больше, чем коробка конфет. Возможно, конечно, дело в том, что была она слишком маленькой? Только мне попробовать… Но купить большую я не могла: мои личные деньги таяли с катастрофической скоростью, и браться новым неоткуда. Разве что заняться приготовлением запрещенных зелий под прикрытием герцога? Да и это не раньше, чем Бернар вернется на свое законное место, и в случае, если это обрадует его отца, в чем я не уверена. Поведение герцога оставалось загадкой: он не мог не замечать, что с наследником что-то неладно, но не проявлял ни малейшего беспокойства. Впрочем, возможно, я его слишком мало видела и совсем не знаю. И все же странно это.

– Шанталь, так что привело вас ко мне на работу?

Анри положил свою свободную руку на мою, ту, которая лежала на сгибе его локтя, а я обнаружила, что мы уже дошли туда, куда я стремилась: до кабинета жениха. Отвечать я не торопилась, зато с интересом огляделась. Диван здесь действительно стоял, казался довольно комфортным и ничуть не выглядел подозрительным. Интересно, что такого знает об этом диване Бернар? Для посетителей был стул, на вид не слишком удобный, в отличие от кресла хозяина кабинета. Вот в нем бы я с удовольствием посидела. Наверняка оно хранит тепло и запах Анри, близость которого сейчас меня ужасно беспокоила. И еще то, что в кабинете мы были только вдвоем. Я бы не отказалась от кого-нибудь третьего, хотя бы на время, необходимое, чтобы собраться с мыслями.

– Шанта-аль, – протянул Анри и чуть сжал мою руку, напоминая о себе.

Руку я отдернула, но и от дивана отвлеклась. Отошла чуть назад, чтобы не стоять так близко к жениху.

– Анри, – торжественно начала я, – мне так неудобно за вчерашнее. Вы отнеслись ко мне с таким доверием, а я зачем-то полезла в ваши бумаги, да еще и письма начала читать. Это так некрасиво с моей стороны. Так отвратительно.

Жених не проникся. Его губы насмешливо дернулись, пытаясь сложиться в улыбку, пришлось вдохновенно продолжить:

– Но ведь если у вас с ней что-то и было, это было до того, как вы встретили меня, правда?

– Правда, – все же улыбнулся Анри.

Теперь мне показалось, что он сдерживает смех. Но я сделала вид, что ничего такого не замечаю, и оживленно сказала:

– Вот. Тогда это не считается. А если вы сядете и при мне напишете, что порываете с ней всякие отношения, так как вступаете в брак, то я вас прощу.

– То есть неудобно за вчерашнее вам, а просить прощения должен я? – уточнил Анри.

Действительно, как-то странно получается. Но не отступать же?

– Одно другому не противоречит, – твердо ответила я. – Я не должна была лезть в ваши письма, а вы не должны были заводить интрижки с замужними дамами. И ее это тоже не красит.

Я помрачнела. И чего этой Коринне не живется со своим мужем? Непременно нужно еще кого-то захапать. И можно подумать, она к Анри будет ходить, когда его арестуют. Но тут мне пришло в голову, что заключение продлится недолго и закончится весьма печально для Анри: наш монарх с подобными преступниками не церемонился и всегда подписывал приговор, в котором значилась смертная казнь.

Но вдруг… вдруг Анри не так уж и виноват, а просто пошел на поводу у этой беспринципной особы? Тогда в деле непременно найдутся смягчающие обстоятельства. С другой стороны, к герцогской дочери наверняка отнесутся снисходительно и постараются по возможности обелить, а вот Анри обвинят во всех смертных грехах. Но если он виноват, то и должен быть наказан.

Верить в виновность Анри не хотелось. Всегда оставалась вероятность, что Бернар что-то неправильно понял. Маленькая, совсем крошечная.

Брать бумагу и писать письмо Коринне Анри не торопился, что меня не порадовало. Все говорило о том, что пойти навстречу он не хочет, что она для него дороже меня, и это было ужасно. Желание уйти стало очень сильным, почти таким же, как обида на жениха. Удерживало только то, что сюда я приходила не мириться, а получить доступ к сейфу. Вот он, стоит за письменным столом Анри и сияет ворохом защитных заклинаний.

– Давайте хоть чай попьем, Анри, – я проглотила рвущиеся слезы и постаралась улыбнуться, – не зря же я принесла конфеты.

– Эх, Шанталь, – неожиданно вздохнул Анри, – вы как неучтенный фактор в тщательно спланированной операции – появились и все спутали.

– Я вам в чем-то помешала? – уточнила я. – Разрушила какую-то комбинацию? Но как?

Впрочем, я не надеялась, что он начнет сразу признаваться мне в своих злодеяниях. Но его вздох и слова были почти признанием. Или нет? А если да, то в чем?

– Скорее, создали новую, – уклончиво ответил жених. – И нельзя сказать, что мне не нравится этот вариант. Пожалуй, он много интереснее исходного. Во всяком случае, для меня.

Он сделал пару шагов, показалось – ко мне. Но нет, открыл дверь кабинета и что-то отрывисто бросил. Секретарше? Ну конечно, у него должна быть секретарша, которая сейчас и приготовит чай. Странно, что я не заметила, как она выглядит.

Я посмотрела на диван, около которого стоял низкий столик, такой удобный для чаепития. Но диван после слов Бернара мне самой казался подозрительным, поэтому я положила коробку на письменный стол Анри, сама села на стул для посетителей и принялась гипнотизировать сейф, в надежде, что тот сам сейчас откроется и явит мне свои внутренности во всей красе нужных кристаллов. Точнее, одного нужного. Я забеспокоилась. Если кристаллов будет несколько, как я смогу выявить тот самый? У Бернара я это не выяснила, а зря.

– Смотрю, Шанталь, мой сейф привлекает вас намного больше, чем я, – заметил жених.

– Никак не могу забыть про папку с заявлениями на папу, – доверительно сказала я. – Вот если бы вы ее мне отдали, то у меня и причин бы не было на сейф смотреть. А только на вас.

Я совсем не рассчитывала на то, что Анри шагнет к сейфу, снимет защиту и достанет так хорошо запомнившуюся мне папочку. Но это не помешало подойти поближе и заглянуть внутрь. Кроме бумаг, в сейфе ничего не было, даже коробочек с артефактами, что довольно странно. В фамильном сейфе в основном лежали артефакты и драгоценности.

– У вас здесь только бумаги… – не удержалась я от разочарованного возгласа.

– Разумеется, – ответил Анри. – А что у меня здесь должно быть?

– Не знаю. Какие-нибудь особо ценные улики или артефакты для работы.

– Все нужные артефакты при мне, редко используемые – в семейном сейфе. А ценные улики и уникальные артефакты хранятся в особом сейфе с дополнительной защитой.

– Еще один сейф?

Богиня, зачем ему так много сейфов? Хранил бы все в одном, насколько проще была моя задача. Да и самому ему неудобно: поди упомни, где что лежит.

– Уверяю вас, Шанталь, в том сейфе точно нет ничего для вас интересного, – рассмеялся Анри. – Там я любовницу тоже не прячу, поверьте.

Он протянул папку, я ее раскрыла, чтобы убедиться – да, это она, та самая, в которой компромат на папу. Компромата оказалось неожиданно много, поэтому появилась надежда, что никто не будет восстанавливать такую кучу бумаг. Папку я захлопнула и прижала к себе.

– И не стыдно вам таким заниматься? – попеняла я Анри, намекая на подлог.

– Пришлось, – неопределенно ответил он. – Уничтожить ее здесь? Или отвезете папе?

– Папе, – ответила я. – Пусть порадуется. А то он совсем загрустил в последнее время: от игры пришлось отказаться, а инора Маруа не принимает его ухаживаний.

– Не принимает? Экая она жестокая.

Анри расхохотался, непонятно над чем. Показались ли ему смешными ухаживания моего отца или дело в другом? В том, что он знал или догадывался, кто скрывается под видом иноры? Поэтому я сразу перешла в наступление.

– Не вижу ничего смешного. Неужели вы думаете, что если женщина когда-либо была вам… близка, то она не может найти свое счастье с другим? Мой отец не так уж и плох.

Во мне говорила не только обида за папу, но и оскорбление за себя саму. Как ни крути, я знала уже о двух романах жениха: с инорой Маруа и сестрой Бернара. А сколько тех, о которых я никогда не узнаю? И тем ужаснее было то, что меня тянуло к Анри, как глупую бабочку к огню: хорошо, если только крылышки опалит, а не сгорит полностью. Второе даже вероятнее с учетом тех планов Анри, о которых мы догадывались.

– Шанталь, я уже говорил вам, что слухи, связывающие меня и инору Маруа, не имеют под собой оснований.

– Да, конечно, – едко сказала я. – И то письмо, что случайно попалось мне на глаза в вашем сейфе, вовсе не любовное, а хорошо продуманная шифровка от агента, да?

– Вы мне подали замечательную идею, дорогая.

Анри опять рассмеялся, этим самым немало меня разозлив. Кристалла я не видела, папка с нужным делом была у меня в руках, так что в кабинете жениха меня больше ничего не держало. Я развернулась и пошла к выходу, но успела сделать лишь несколько шагов. Внезапно Анри оказался прямо передо мной, обнял и сказал почти нежно:

– Шанталь, вы пришли мириться или ругаться?

Я выставила перед собой папку и возмущенно сказала:

– Вы надо мной издеваетесь. Как я могу с вами мириться, скажите на милость?

– А вы хотели?

– А зачем я, по-вашему, сюда пришла?

– Хорошо, давайте мириться, – неожиданно сказал Анри и вытащил у меня из рук папку. – Потом заберете, а сейчас она нам только помешает.

Папино дело небрежно полетело на низкий столик перед диваном, при взгляде на который я сразу вспомнила слова Бернара и запаниковала. Не зря же сообщник меня предупреждал? Нет, наверное, это все-таки артефакт, только так хорошо замаскированный, что это не смогла понять не только я, но и Бернар.

– Что вы собираетесь делать?

– Мириться, – нахально заявил Анри. – Извините, Шанталь, но вы пришли сами, и я честно пытался удержаться от соблазна какое-то время.

И это были последние слова, которые он сказал перед тем, как меня поцеловал, а у меня не хватило ни сил, ни желания противостоять. Да и зачем? Сколько их, этих поцелуев, осталось до того дня, как Анри решит, что я свою роль уже отыграла? Или до того дня, когда нам с Бернаром удастся сорвать личину добропорядочности с главы герцогской безопасности? Совсем мало, если они вообще будут.

Но сейчас думать об этом не хотелось, да и не только об этом. Хотелось целоваться вот так, страстно, забыв обо всем, не беспокоясь о приличиях и об опасности. Пожалуй, мысль, что целуюсь я с врагом, не отрезвляла, напротив, сильнее туманила голову, будоражила кровь и разжигала азарт. Пусть я не знаю правил игры, но я страстно хочу выиграть.

Стук в дверь прозвучал как гром с ясного неба. Я отпрыгнула от Анри и попыталась прийти в себя. Сумасшествие какое-то. Знаю, что он меня лишь использует, и ничего не могу с этим поделать. Может, это как раз влияние дивана, о котором меня предупреждал Бернар? Я оправила платье, которое волшебным образом начало сползать, и сделала вид, что ничего такого не было.

– Войдите, – недовольно сказал Анри.

Секретарша вкатила сервировочный столик, и я поняла, что нужно отсюда бежать, пока открыта дверь и голова хоть немного соображает.

– Анри, пожалуй, я пойду, не буду вас больше отвлекать, – торопливо заговорила я, подхватила папку и, осторожно обходя жениха по дуге, направилась к двери. – У вас работа, а из-за меня вы не сделаете что-то важное. До свидания.

И выскочила за дверь, не став слушать, что он там говорит. Я бы и уши заткнула, чтобы ни словечка не услышать и не найти предлога остаться. Нет, правильно говорили монахини: мужчины – коварные создания, которым мы мало что можем противопоставить.