Поминки Сабины были не слишком пышными. Наверное, на них должны говорить о покойных что-то хорошее — инора Эберхардт попыталась неуверенно сказать, какой аккуратной и честной была ее продавщица, но ее не поддержал даже безутешный Петер, при слове «честная» он заметно нахмурился, а других хороших слов про Сабину не нашел даже сам. Аккуратная? Пыль на шторах висела хлопьями, не сильно заметными, но копившимися уже давно. Честная? В обратном не сомневался никто из присутствующих. Добрая? Только если была уверена, что получит от этого выгоду. Да, этот список можно было продолжать долго, только неправильно это — думать на поминках о человеке плохо. Было же в ней что-то хорошее? Петера она любила настолько, что хотела связать с ним жизнь, хоть денег у него не было. Во всяком случае, таких, которые она могла посчитать большими. Значит, готова была на какие-то жертвы ради своей любви? Что она хотела моей смерти, не доказано. А что плату за квартиру двойную собиралась брать — так в итоге я все равно имела бы больше, чем на фабрике. Может, она таким образом хотела получить с меня деньги за свою протекцию? Работа была выгодной, вот Сабина и посчитала, что имеет полное право на оплату своих услуг, пусть неявную?

Об этом я размышляла, возвращаясь домой в сопровождении Рудольфа. В самом деле, почему мы упорно видим в людях только плохое? Может, именно поэтому они такими становятся — стараются соответствовать нашим ожиданиям? Долго мне думать над этим не дали — Рудольф вновь собрался показать окружающим, насколько у нас близкие отношения. Только его рука на моей талии была совсем лишней, что я ему сразу сказала.

— Штеффи, это все исключительно для нужд следствия, — сказал он, принимая вид необыкновенно честный. — Нужно, чтобы этот тип решился на какие-нибудь действия. Для этого он должен увериться, что у нас с тобой все серьезно. Более того, что мы со дня на день собираемся пожениться.

— Зачем?

— Тогда он попытается наконец либо на тебя воздействовать, либо меня убить, — невозмутимо ответил Рудольф. — Он не может позволить уплыть такой великолепной возможности.

На некоторое время у меня от возмущения пропали все слова. Я не хотела рисковать жизнью Регины, которой даже ничего не стала говорить в свой второй приход в приют. Сделать она ничего не может, лишь волноваться будет за меня. А теперь выясняется, что я должна еще рисковать жизнью Рудольфа.

— Мне кажется, — наконец ответила я, — все это — лишний, никому не нужный риск.

— Ничего не лишний, — ответил он. — Этак мы этого убийцу будем выманивать до пришествия Богини, а мне уже надоело.

— Ты же говорил, что согласен ходить со мной вечно, — насмешливо напомнила я.

— Так с тобой, а не вокруг тебя, — недовольно ответил он. — Ты ни на что не хочешь идти для большей достоверности. Никак не помогаешь созданию нашей легенды.

— Может, мне для большей достоверности и в кровать с тобой лечь? — разозлилась я.

— Замечательная идея, кстати, — невозмутимо ответил он. — Это на ауре сразу отражается, — он посмотрел на меня с сомнением и добавил: — Но ты на это не пойдешь, я понял. Поэтому давай я тебе завтра, сразу после твоей работы, вручу браслет, а ты радостно согласишься, покраснеешь и ответишь мне согласием?

— Нет.

— Ну хорошо, можешь не краснеть, — сказал он.

— Руди, это слишком серьезно, — ответила я. — Если ты считаешь, что фиктивная помолвка может спровоцировать преступника на твое убийство, то я против.

— Маленькая поправочка. На попытку убийства. У него ничего не получится, уверяю тебя, — ответил он. — Мы прихватим голубчика на горяченьком, а ты начнешь коллекцию женихов, которым вернула обручальные браслеты, и будешь потом в старости вспоминать меня под номером первым.

— Если я доживу до старости, — мрачно ответила я.

Смешно сказать, но мысль о том, что браслет придется вернуть, огорчила меня много больше, чем необходимость его принять. В глубине души, так далеко, что я старалась об этом и не думать, мне хотелось, чтобы наши встречи вылились во что-то более серьезное. Вот только я видела — Руди нужно было совсем не это. Затянувшееся расследование пропажи Марты, к которому присоединили еще и убийство Сабины, его тяготило, и он больше думал о том, как найти преступника, чем обо мне. Мне тоже давно хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось, а я смогла уйти из магазина иноры Эберхардт. Ненавидеть ее не получалось. Умом я понимала, что ничем, кроме появления на свет, ей не обязана, что она от меня отказалась, но нанимательница была такой внимательной и заботливой, что я начинала бояться — привяжусь к ней и не смогу покинуть. Правда, мне в любом случае пришлось бы дождаться, пока кого-нибудь примут на работу. Вторую продавщицу иноре Эберхардт пока найти не удавалось.

— Что за панические мысли? — недовольно сказал Рудольф. — У тебя один из лучших защитных артефактов. Не снимай его никогда, и все будет в порядке. Он даже с десяток шаровых молний сдержит, а на тебя всего лишь мягко попытаются воздействовать ментально, и все. В худшем случае — влюбишься, а это препятствием для долгой жизни не является. Так мы договорились?

— Нет.

— Штефани! — почти взвыл он. — Ну почему? Я так хорошо все продумал. Уверен, инор Шварц меня поддержит. Ты же к нему завтра утром идешь?

— Да, перед работой.

— Так я тоже подбегу.

Рудольф сразу повеселел, будучи уверенным, что вдвоем со Шварцем они меня уговорят. Он перестал меня убеждать принять браслет и говорил теперь о других вещах, даже шутить пробовал. Мне было совсем не смешно, идея его казалась глупой и опасной, и забыть про нее я не могла, так что попрощалась с ним довольно прохладно. До ночи было еще далеко, а в квартире делать нечего — все, что нужно, уже вымыто, вычищено, выстирано или подшито. Я бы сейчас с удовольствием почитала, чтобы хоть немного отвлечься от тягостных событий этого дня, но книг у меня не было, если не считать любовных романов, доставшихся от Сабины и усердно собиравших пыль. Помаявшись немного от безделья, я решила подумать над своими записями — вдруг что умного придет в голову? Взяла томик, раскрыла и в удивлении туда уставилась. Там были не мои заметки, там были цифры, написанные Сабининой рукой. Я не сомневалась, что это ее почерк, слишком часто видела записи в журнале. Но больше ничего почерпнуть не удалось — цифры мне ничего не говорили. Даты ли это, денежные поступления или какой-то шифр, разобраться самостоятельно я не могла. Я ломала над этим голову весь вечер, даже спать легла позже обычного, а утром взяла томик с собой к Шварцу. Может, это имеет для них какую-то важность и поможет в расследовании?

Сразу, как поздоровалась, я выложила книгу на стол перед инором Шварцем и развернула в нужном месте, а то подумает, что предлагаю насладиться чтением любовного романа в рабочее время. Но он все равно посмотрел на меня с недоумением.

— Я вчера вечером нашла, — пояснила я. — Это писала Сабина, — тут я вспомнила про свое неудачное определение матери, смутилась и дополнила: — По крайней мере, почерк похож на ее.

— Спасибо, — ответил он. — Где вы нашли эту книгу?

— В квартире Сабины, где живу сейчас.

Тут как раз в кабинет ворвался Рудольф, даже безо всякого стука в дверь, правда, поздороваться он не забыл. О чем собирался говорить, я не узнала, так как Шварц холодно его спросил:

— А не соблаговолит ли молодой человек ответить, почему он так халтурно относится к своим обязанностям?

— Это вы сейчас про что? — осторожно спросил Рудольф.

Он уже притормозил у стола и теперь внимательно меня разглядывал. Как объект своих обязанностей на предмет возможных повреждений.

— Я про книгу, которую принесла инорита Ройтер. Вы обыскивали ее квартиру. Как можно пропустить такую улику?

Рудольф возмущенно на меня посмотрел. А я поняла, что находку следовало отдать ему и что теперь Рудольфу грозят какие-то неприятности по моей вине. Раньше про это не подумала, а теперь изменить что-либо уже нельзя. Но откуда мне знать о таких тонкостях? Я виновато на него посмотрела, но он уже с увлечением изучал цифры в книге.

— Кто обращает внимание на любовные романы? — расстроенно сказал Рудольф. — Мы их перетряхнули на случай, если что вложено. Кто ж знал, что там не вложено, а написано?

— Нам повезло, что вы, инорита Ройтер, читаете любовные романы, — усмехнулся Шварц.

— Да нет же, я их не читаю, — совсем смутилась я. — Просто книгу перепутала с той, где были мои записи. Они все такие одинаковые…

— Не читаете? — удивился он. — Я был уверен, что инориты в вашем возрасте увлекаются такой литературой.

Да, увлекаются, если у них есть опора в лице любящих родителей и ждет понятное будущее. А мне голову забивать ерундой незачем. Вот поймают убийцу, а я даже не представляю, что мне делать дальше. Из магазина уйду, но куда? Набора в Академию еще долго ждать. На фабрику идти? А вдруг Рудольф прав, и после полных смен я уже не смогу учиться? А кроме этого, нас ничему не обучали. И в такой неопределенной ситуации читать любовные романы, вместо того чтобы думать о собственном будущем? Говорить этого я не стала, лишь плечами пожала. Доводы им вескими не покажутся — Регине все это никогда не мешало увлекаться романтичными историями. Она была уверена, что стоит выйти из приюта, как навстречу ей ринется любовь всей ее жизни — высокий, красивый и богатый. Мне даже страшно иногда за нее становилось. Нет, пусть встречает, главное, чтобы эта мечта еще и сволочью вдобавок не оказалась. Нелегко одинокой девушке в этом мире, в этом я уже убедилась.

— Брайнер, а что ты забыл у меня в кабинете? — Инор Шварц забрал у него книгу и с намеком кивнул в сторону двери.

— Так я по делу, — сказал Рудольф, выложил пришедшую ему в голову идею, которой осчастливил меня вчера вечером, и обиженно добавил: — А инорита Ройтер участвовать не хочет.

— Брайнер, я тебе сразу говорил, ничего не выйдет из твоих имитаций ухаживания, — ответил Шварц. — Преступник не идиот, он предпочтет выждать. Даже будучи уверен, что ты на инорите Ройтер женишься, может ничего не делать, а потом тихо устроить тебе несчастный случай уже после вашего брака. Ему и твоя вдова подойдет. Если наши рассуждения верны, ему важна не девушка, а выход через нее на рецепты иноры Эберхардт.

— Но попытаться-то можно? — спросил Рудольф, не обративший никакого внимания на выражение «твоя вдова», заставившее меня зябко поежиться.

— Попытаться можно, — согласился Шварц. — Но не обольщайся насчет результатов.

Рудольф присел на край стола, задумался, посмотрел на меня, уверился, что в одиночку не уговорит, и опять обратился к Шварцу:

— Так вы уговорите инориту Ройтер? Убедите, что это безопасно?

— Это совсем не безопасно, — возразил Шварц. — Но она рискует больше всех, поэтому ей решать.

— Я не хочу подвергать дополнительному риску инора Брайнера, — ответила я.

Да, именно инора. Если я инорита Ройтер, то он — инор Брайнер, и никак иначе. Шварц усмехнулся и вопросительно посмотрел на Рудольфа. Тот недовольно постучал пальцами по столешнице, на которой сидел.

— Проверяешь, не развалится ли? — усмехнулся Шварц. — Инорита Ройтер, уверяю вас, этот шалопай подвергнется ничуть не большему риску, чем обычно. У нас очень хорошие защитные артефакты. Попробовать действительно стоит.

Я молчала. Идея мне как не нравилась, так и продолжала не нравиться.

— Да, вот еще, — оживился Рудольф, почувствовавший поддержку, — не знаю, насколько это важно, но стоит выяснить, кто был любовником сестры иноры Эберхардт.

— Брайнер, тебе что, делать больше нечего, как копаться в делах столетней давности? — неожиданно зло сказал Шварц. — Иди работай, а не ройся в чужом белье для удовлетворения собственного любопытства.

— Я уверен, что это важно для расследования, — запротестовал Рудольф.

— Для этого расследования данный факт не важен, — отчеканил Шварц. — Иди делом занимайся, а не пустой болтовней.

Один взгляд на Шварца отбивал все мысли о дальнейшем пререкании — слишком уж злым он выглядел. Рудольф недоуменно на меня посмотрел, слез со стола, официально попрощался и вышел.

— Тоже мне, шутник нашелся, — недовольно сказал Шварц. — Сам не работает и другим не дает. Пойдите вы ему навстречу с этой фиктивной помолвкой, инорита Ройтер, может, хоть успокоится немного, когда поймет, что все не так просто.

— А если…

— А если подвижки будут, так просто прекрасно, — ответил он. — Приставим и к нему парочку наблюдателей.

— И к нему?

— Вы же не думаете, что вас без присмотра оставили? Маг, практикующий такие ритуалы, — опасный противник.

— Мне это не нравится, — вздохнула я. — Даже если нас будут постоянно охранять, все равно не нравится.

— Мне тоже, — ответил Шварц. — Только вот… Достаточно будет только одной ошибки убийцы, чтобы его сразу взяли.

— Хорошо, — коротко сказала я.

Что мне оставалось делать? Только соглашаться. И когда вечером прямо перед закрытием магазина пришел сияющий от счастья Рудольф с коробочкой в руках, я постаралась изобразить нетерпение и радость, хотя первой мыслью было — браслет, наверное, из фондов Сыска. Из-за этого улыбка получилась недостаточно убедительной, так как инора Эберхардт проницательно сказала:

— Штефани, милая, тебя никто не заставляет соглашаться, если не хочешь.

И вот это «милая» и показная забота заставили собраться намного лучше, чем возмущенный взгляд Рудольфа, брошенный так, чтобы моя нанимательница не видела. Я взяла себя в руки, изобразила со всем старанием счастливую улыбку и сказала:

— Это оказалось так неожиданно, что я никак не могу прийти в себя.

И поцеловала жениха. Нежно. В щечку.