Не успела за нами захлопнуться дверь, Фридерика начала возмущаться, что я все решил за нее, и не успокоилась даже тогда, когда я заметил, что был бы плохим офицером, не умей в сложной обстановке принять быстрое и правильное решение. Она тут же засомневалась в правильности. Спорить можно было бесконечно. Я вытащил рубашку, купленную днем в магазинчике гарнизона, не слишком тонкую, зато чистую и новую, и протянул Фридерике.
– Через пять минут вы должны лежать в кровати и делать это молча.
– А если нет?
Она возмущенно уперла руки в бока и слушаться явно не собиралась. Эффект грозного вида смазывался тем, что ругаться приходилось шепотом, чтобы не выдать себя Вайнеру. Правда, я сразу поставил полог тишины, о чем не сообщил, поскольку девушка, шепчущая ругательства, выглядит намного интереснее, чем орущая в голос, да и желания подраться у нее не возникает. Свет я чуть притушил и невозмутимо ответил:
– Заставлю замолчать вас доступным мне способом.
И выразительно посмотрел на ее губы. Фридерика не разочаровала.
– Поцелуем? – зло выдохнула она.
Не скажу, что идея не вдохновляющая, и предложи она это на полном серьезе… Я одернул себя и насмешливо процедил:
– Обездвижу магией. Инорита, создается впечатление, что вы во мне заинтересованы намного больше, чем я в вас. Если уж с постелью ничего не вышло, хотите получить хотя бы поцелуй.
Она вспыхнула. Жарко, полностью, заставив почему-то сердце забиться чаще. Взяла рубашку, прикоснувшись ко мне, резко отдернула руку и пробурчала:
– Отвернитесь. Вы обещали рассказать, что не так с розами.
Отворачиваться не хотелось, в голове слишком заманчиво звучала фраза о поцелуе. Но все же встал лицом к двери, поскольку целоваться всерьез мне никто не предлагал, а смотреть, как она переодевается – только себя дразнить. Да и не станет она при мне переодеваться.
– Похоже на сложный артефакт.
– Шутите? Таких артефактов не бывает, – уверенно ответила Фридерика.
Она чем-то соблазнительно шуршала, заставляя воображение рисовать картины одна другой интересней. Обидно, что после таких сладких мечтаний меня ждет ночевка на жестком холодном полу. А она наденет мою рубашку, потом займет мою кровать, а пока требует рассказать сказку на ночь, словно я ей нянька, древняя и морщинистая, ни на что больше не годная.
– Я раньше тоже так думал. Более того, я никогда не слышал, чтобы артефакты делали из растений.
– Может, оно не растение?
– Нет, оно явно живое.
Заскрипела кровать, и Фридерика сказала:
– Можете поворачиваться.
Ее платье аккуратно висело на стоящем у кровати стуле, мое постельное белье было сложено на принесенный матрас.
– Могли бы и мне постелить, – заметил я.
– Вы дали слишком мало времени, – ехидно ответила она. – За пять минут я еле успела постелить себе и раздеться. И потом, уверена, вы прекрасно справитесь сами. Так же, как и раньше справлялись без меня.
– Можно подумать, я затащил вас сюда для собственного удовольствия.
Она чуть смущенно потупилась, забавно вытянула губы трубочкой, мне показалось, захотела извиниться, но нет, спросила:
– А как связаны мои кошмары с розами?
– Не знаю. Я не понимаю, как это работает. Но нити идут от куста к решетке вашей комнаты.
Она зябко поежилась, подтянув одеяло, в которое и так была закутана намного больше, чем бы хотелось, и неожиданно спросила:
– Как вы думаете, капитан, Марта… она тоже видела кошмары? Получается, она жила в них все время?
– Вряд ли. Скорее всего, розы столь агрессивны, потому что им нужна привязка. Та, что была у вашей сестры.
Я подхватил матрас и начал расстилать. В конце концов, разговаривать можно и лежа. Лежа даже лучше – тогда я хоть смогу закрыть глаза.
– Агрессивны? А привязка – вы о рисунке сейчас?
– Да, – кивнул я и скомандовал: – Отворачивайтесь.
Она на удивление послушно повернулась и спросила:
– И что теперь?
Я ответил не сразу, собирался с мыслями, пока раздевался.
– Теперь нужно сложить всю мозаику в единую картину. Но думаю, у нас не хватает еще многих кусочков. Когда увидите своего Фалька, расскажите про кошмары.
– Кристиану?
Она резко повернулась и ойкнула, я еще не успел лечь и даже после ее ойка не поторопился этого сделать. Мне стеснятся нечего.
– Подглядывать нехорошо.
– Было бы на что смотреть, – проворчала она отвернувшись.
Но опять заалела так, что даже кончики ушей потерялись в пышных волосах, которые она злостно распустила на ночь. Не иначе как для того, чтобы подразнить.
– Вы сейчас по привычке играете леди Штрауб? – ехидно спросил я. – Про свою опытность можете не рассказывать, целитель же определил, что слухи только слухи.
Свет я окончательно убрал: мы собрались спать, а не рассматривать друг друга, тем более что как раз мне никого рассмотреть не получилось.
– Почему вы думаете, что Кристиан замешан? – смущенно спросила она, делая вид, что ничего не случилось.
– Может, и не замешан, может, даже ничего знает. Посмотрим на реакцию. Лишнего ему не говорите, только про плохие сны. Спокойной ночи.
Фридерика возмущенно подпрыгнула в кровати.
– Но я еще не все выяснила, – с нажимом сказала она и села.
– Если вы собираетесь переходить ко мне, может, лучше мне перейти к вам? На полу неудобно, знаете ли.
– Что неудобно? – не поняла она.
– То, для чего вы собрались переходить ко мне. Не для разговоров же. В такое время занимаются не разговорами.
Я тоже сел, показывая готовность поменять место сна.
– Спокойной ночи, – торопливо сказала Фридерика и легла, опять укрывшись под горло.
Я выразительно вздохнул, она, насторожившись, чуть повернулась, ловя каждое движение. Дразнить ее было забавно, но если так пойдет дальше, не выспимся уже оба, что непременно отметит Брун и истолкует в меру своей испорченности.
– Фридерика, давайте спать, и пусть вам приснится что-то хорошее, – неожиданно для себя сказал я.
– И вам, – успокоенно ответила она.
Утром я проснулся раньше и долго разглядывал Фридерику. Она спала, трогательно подложив руку под щеку. Волосы, густые, яркие, сияющие в просочившемся солнечном луче, контрастировали с белизной лица, которая только подчеркивалась брызгами веснушек. Тени под глазами уменьшились, но все равно оставались и выдавали усталость и напряжение. Одеяло сползло, открыв девушку по пояс, но то, что открыло одеяло, закрывала моя рубашка, застегнутая под горло. Нужно было вчера пуговицы с нее срезать, хотя бы верхние, но кто знал, кто знал…
Дыхание чуть изменилось, а ресницы начали подрагивать, выдавая, что она тоже подсматривает.
– Пытаетесь вспомнить, какая по счету дама в вашей кровати? – раздался голос, чуть сонный, но уже готовый к военным действиям.
– Хотите получить порядковый номер? Или право называться дамой в моей кровати? – Я потянулся, расправив плечи, и с удовлетворением заметил, что взгляд ее от меня не отрывается. Да, конечно, «посмотреть не на что». – Если второе, приступим сейчас или отложим до вечера? А то Вайнер, знаете ли, может заметить, что мы вдвоем и у меня.
– Отвернитесь, – скомандовала она, напрочь проигнорировав предложение.
– Значит, откладываем до вечера, – «понял» я.
До вечера нам было чем заняться. Вайнер принимал тех, кто обнаружил у себя симптомы «Черного ветра», Фридерика же готовила зелья в соседнем помещении, так что те из пациентов, кто пришел в надежде на ее магию, потерпели фиаско. Бруна среди них не было, наверняка побоялся, что полковник выполнит свое обещание и отправит выкапывать розы, но это не помешало приятелю в столовой смотреть на Фридерику настолько плотоядно, что она краснела, а я постоянно ловил себя на желании отправить его в целительское отделение залечивать переломы. Останавливало лишь то, что Брун как раз туда и стремился, а значит, пара сломанных костей его только порадует.
После обеда Вайнер присоединился к нам, изредка отходя, если кому-то опять требовалось его внимание. В их работу я не лез, не сказать чтобы я так плохо делал зелья, но пусть лучше этим занимается кто-то другой. Мысль ассистировать Фридерике появлялась, но я ее пока успешно отгонял – девушка прекрасно справлялась сама, а так мы будем отвлекаться друг на друга, и получится вместо зелья, выводящего избыток магии, зелье, ее привлекающее.
Притащился лейтенант из канцелярии, якобы для того, чтобы передать письма, а на деле – пофлиртовать с леди Штрауб. Нет, письма он тоже принес: два мне, от тети и Матильды, и одно – леди Штрауб. От Кремера, толстенькое такое письмо. Можно сказать, даже пакет. Пухлый, почти лопающийся по сгибам. Не иначе Кремер за невозможностью исполнять серенады теперь сочиняет сонеты. Я подозрительно оглядел конверт, но Фридерика его пока не вскрыла, поскольку зелье требовало неусыпного внимания.
Лейтенант для вида вызвался подождать, пока мы напишем кому-нибудь. Грех было не воспользоваться предложением, я придвинул к себе лист бумаги и задумался, что и кому написать. Вайнер отвлекся на пациента, и мы остались втроем. Фридерика закончила очередную партию, выглядела довольной результатом, поэтому с удовольствием включилась в легкую, ни к чему ни обязывающую беседу, которую я слушал со все нарастающим раздражением, пытаясь одновременно составлять письмо к Эрике. Почему-то во мне проснулась подозрительность, и прямо передать беспокоящие моменты я не решился. Вдохновенное описание чудесного розового куста получилось несколько корявым, но информативным. А уверения, что он непременно бы понравился сестре, очень убедительными. Эрика терпеть не может розы еще с жениховства кронпринца, так что удивится, поделится с мужем, а там и до Лангеберга дойдет, что с розами что-то нечисто. Во всяком случае, я на это очень надеялся. Закончил, когда лейтенант уже намекал Фридерике на совместный обед после отмены карантина, пришлось напомнить, что его ждут обязанности, и выставить из целительского отделения, после чего я наконец приступил к чтению писем, стараясь не обращать внимания на злой взгляд Фридерики.
Первым вскрыл письмо от тети. Тетушка предсказуемо порадовала требованием ежедневного отчета о подвижках в романе с леди Штрауб. Ничего другое, даже моя возможность заболеть «Черным ветром», ее не волновало. Правильно, пусть племянник умирает, лишь бы сначала заключил полезный брак. Захотелось ответить, что от брака нас отделяет лишь карантин и отсутствие храма в гарнизоне, но остановили опасения, что в этом случае она не отстанет, а вдохновится еще больше. С нее станется прислать священника, чтобы выполнить «последнюю просьбу бедного племянника». И отстанет она, лишь только когда я женюсь. Но жениться ради успокоения тетушки? Увольте.
Письмо от Матильды содержало столько полунамеков и недоговоренностей, что у меня свело зубы от злости. Нас больше ничего не связывало, хотя она упорно твердила другое. Но если отбросить всю ерунду с непрошедшей любовью в сторону, суть сводилась к тому, что сразу после карантина герцогская чета ждет нас с леди Штрауб в гости, о чем полковник уже поставлен в известность. Я задумался. Почему бы нет? Расследование застопорилось: ниточки вели из гарнизона, а все, что можно было выяснить тут, не привлекая подозрения, я уже выяснил. Кроме, разве что, с кем был роман у инориты Рильке, но этого тут либо никто не знает, либо скрывают по тем или иным причинам. Нельзя также исключить, что романа не было, мало ли что показалось Фридерике.
Кроме того, неплохо было бы сравнить герцогские розы с той, что прислали сюда. Только остро встает вопрос, как обезопасить Фридерику, если герцоги Траттенские в курсе, кто она. В голову ничего не приходило, кроме как объявить и Матильде о нашей помолвке. Боюсь, Фридерике это не понравится. Я перевел взгляд с письма на «невесту».
Она перемывала лабораторную посуду, выражая каждым своим движением пренебрежение к зрителям. Поскольку кроме меня других зрителей не было, становилось понятно, что насилие над личностью она мне не простила. Да, я совершил ужасное преступление – дал возможность девушке спокойно выспаться…
Фридерика вытерла руки и взяла письмо от Кремера. Неправильно, руки нужно мыть после, а не до. Говорить я это не стал, но поближе подошел, поскольку стало интересно, что написал приятель. Должен же кто-то побеспокоиться о безопасности? Кремер тот еще мутный тип.
К удивлению, письмо содержало другое письмо – от настоящей леди Штрауб к ее папеньке. Однако… В сопроводительной записке было небрежно набросано несколько строк о том, что будет подозрительно, если Ульрика ничего не напишет отцу про карантин, и чтобы Фридерика не волновалась – он лично просмотрел письмо от и до, и там все нормально. Потом шли заезженные комплименты, видно, на случай, если девушка вдруг забыла, что он за ней ухаживает.