Пожалуй, Гюнтер меня сейчас пугал куда больше, чем кошмары от роз. Лучше еще одну ночь не поспать, чем опять вот так потерять себя. Только при одном воспоминании о поцелуе начинала кружиться голова и пересыхало во рту. Для него это была лишь досадная необходимость. «Нападете ночью с поцелуями». Размечтался! Уверена, не прогонит, если вдруг сделаю такую глупость. Кристиан рассказал, почему столь сильного мага сослали в Траттен: завел интрижку с женой командира. И незаметно, чтобы его хоть немного беспокоила оставшаяся в Гаэрре дама. Единственное, что заботит – как бы не женили. Даже Ульрику подозревал в том, что она собралась за него замуж. Видите ли, считает неподходящей парой. Да они идеально подошли бы друг другу: она изменяет ему, он – ей. Чем, спрашивается, он лучше? Еще неизвестно, кто кого бросил: герцогиня его или он герцогиню, лишь бы сохранить свободу.

Я сделала шаг назад, уперлась в дверь, которая была неплотно прикрыта. Дверь открылась. Гюнтер приближался, я сделала еще несколько шагов назад и оказалась уже внутри комнаты, куда не собиралась заходить ни в коем случае. Но он надвигался, а я отступала, паникуя все больше, пока в ноги не уперлась кровать. От неожиданности я не удержалась и села.

– Это приглашение? – хмуро спросил Гюнтер. – Простите, инорита, неинтересно.

– Боитесь, что Циммерман заставит жениться? – не удержалась я.

– Заставит меня? Вы серьезно? – Он подошел совсем близко и смерил меня задумчивым взглядом. – Значит, все-таки приглашение?

– Вот еще! – опомнилась я. – Нужны вы мне! Отнесите мой матрас ко мне в комнату.

– Отнести? Вы же только что сказали, что я вам не нужен. Вы бы определились, Фридерика.

– Я определилась. В тех областях, на которые вы постоянно намекаете, вы мне не нужны.

Я старательно не смотрела на него, но все равно предательская краска наползала на лицо. Выглядела я наверняка ужасно: когда краснею, веснушки становятся почти незаметны, зато физиономия сливается с волосами, которые и без того постоянно создают проблемы. Тот же Брун уверен, что рыжий цвет волос уже дает ему право на благосклонность девушки. Впрочем, для него это лишь повод: не думаю, что он не стал бы приставать, будь я блондинкой или брюнеткой.

– А кто вам нужен? Фальк?

Неожиданно он наклонился и протянул ко мне руку. Я его стукнула и отодвинулась, хотя наверняка разумнее было бежать к себе и запереться. Спать можно и без матраса. Но эта умная мысль пришла в голову слишком поздно: путь к свободе перегораживала крепкая мужская фигура.

– Вы не ответили.

– Я не обязана отвечать на такие вопросы.

Прядь волос предательски свалилась на глаза. Гюнтер заправил мне ее за ухо и сел рядом. Я попыталась отодвинуться и поняла, что уперлась в спинку кровати. Силясь передать возмущение, я наконец посмотрела ему в лицо. Глаза близко-близко. Темные, как летняя ночь. И такие же загадочные. Сердце забилось часто-часто, губы пересохли.

– Не обязана, – повторила я.

Получилось хрипло и неубедительно. Губы сами раскрылись навстречу губам Гюнтера, но он лишь щелкнул меня по носу и невозмутимо сказал:

– Прекратите заниматься ерундой, Фридерика. Если бы я хотел вас соблазнить, за эту неделю вы бы уже соблазнились и я переехал бы в свою кровать к вам. А так… Что, собственно случилось? Ну, поцеловались мы один-единственный раз, исключительно для активации портала. Не думаете же, что я теперь буду целовать вас при каждом удобном случае? Или это у вас был первый поцелуй, и вы напридумывали себя Богиня знает чего?

Я почувствовала себя полной дурой, особенно потому, что он меня так и не поцеловал. Вскинула голову и прошипела:

– С чего вы взяли, что первый?

– С Фальком тренировались? Тогда да, вам такая ерунда не страшна. Поцелуем больше, поцелуем меньше…

Он встал. Прошел к двери, захлопнул, повернулся.

– Спокойной ночи, Фридерика.

Расстелил стоявший в углу матрас и принялся раздеваться. Расстегнул китель, повесил на спинку стула. Перешел к рубашке. Я зажмурилась. Не хочу на него смотреть. Не хочу и не буду.

Хотелось приоткрыть глаза и подглядеть через ресницы, но я стойко держалась. Вот еще, смотреть на всяких! Пусть не думает, что мне интересен! Соблазнил бы он меня за неделю, как же! Скорее, я его соблазнила бы! Тут же пришло в голову, что мне-то его совсем незачем соблазнять, и я успокоилась.

– Как вы думаете, Фридерика, чем болеет герцогский сын?

– Кристиан же сказал, что ребенок выглядит здоровым.

Я все же на него посмотрела. Гюнтер лежал на спине, укрывшись одеялом, и задумчиво изучал потолок. Я с тоской взглянула на дверь: к ней проходить мимо этого типа, если не задержит, то опять скажет что-то такое, из-за чего я почувствую себя не слишком умной.

– К здоровому ребенку не потребовалось бы срочно вызывать целителя.

– Вы думаете?..

– Да, Матильда активировала артефакт вызова. Не горничная же ей срочно потребовалась? Скорее всего, причина болезни ребенка – употребление герцогом орочьих травок.

– Может, он потом пристрастился. С горя.

– Этот? С горя? – Гюнтер повернул голову и выразительно посмотрел. – И с горя же сегодня приставал к вам?

– Мало ли что можно делать в невменяемом состоянии.

– Много чего, – согласился Гюнтер. – Но нас сейчас интересует, чем болен ребенок, а не то, чем занимается герцог в свободное от употребления запрещенных смесей время.

– Но как это связано с розами? Вы нашли что-то в герцогском парке?

– Нет, там пусто.

– Разве?

– Артефактов и роз там предостаточно, конечно, но все они – не те, что нам нужны. Фридерика, почему вы не ложитесь? Собираетесь просидеть всю ночь в надежде, что я все-таки пристану?

– Да как вы смеете!

Я подпрыгнула на кровати и сжала кулаки. На моего противника это не произвело ни малейшего впечатления.

– Тогда раздевайтесь и в кровать. Свет я гашу.

Он прищелкнул пальцами, и потолочный светильник погас. В комнате стало темно, но я чувствовала Гюнтера все таким же близким и тревожащим, как и при свете. Покрывало снимала на ощупь, с опаской прислушиваясь к звукам за спиной и размышляя, как пережить оставшиеся три недели практики. И как выяснить без помощи этого типа, что же случилось с Мартой. Получалось, что никак. Со мной даже Брун на темы, отвлеченные от меня, не станет говорить.

Пуговицы на рубашке застегивала трясущимися руками, хотя от Гюнтера не доносилось ни звука. Облегчение я почувствовала, только забравшись под одеяло. И то, как сказать, облегчение – беспокоящий фактор никуда не делся, пусть он сейчас молчал и ничего не делал. Наверное.

– Итак, какие заболевания вы знаете у детей родителей, употребляющих орочьи травки?

Я задумалась.

– Только герцог употребляет? Его жена нет?

– Насколько могу судить, сейчас – нет.

– С травок редко кто слезает. Будем исходить из того, что ваша Матильда ничего не принимала, тогда чаще всего: отставание в развитии, врожденные уродства…

– Нет, – прервал меня Штаден, – это не подходит. Должно диагностироваться с рождения и вести к смерти.

– Но ребенок же жив?

– Нам надо понять, насколько все там серьезно. Герцог хочет развестись, поскольку ребенок оказался не таким, которому можно передать герцогство. Герцогиня разводиться не хочет, утверждает, что муж заберет у нее сына. Врет, конечно. Просто не хочет терять титул и связанные с ним преимущества. Зато не врет, когда говорит, что хочет убить мужа. Вдовствующая герцогиня звучит куда лучше, чем бывшая.

– С чего вы взяли, что хочет убить? – удивилась я. – Сегодня вечером они очень мирно общались.

– А вы считаете, что все, кто собирается убивать, сразу всем об этом рассказывают?

Я так не считала, поэтому промолчала.

– И все же, Фридерика, у вас есть какие-нибудь соображения по ребенку? Я понимаю, что вы пока не полноценный целитель, но что-то вы непременно должны знать.

– Для того чтобы ставить диагноз, нужно сначала увидеть пациента.

– Я не прошу ставить диагноз. Я спрашиваю, что может послужить причиной смерти ребенка, если его отец употреблял орочьи смеси.

Было ужасно неприятно размышлять о смерти малыша, который к тому же жив. Но вариантов было не так уж и много.

– На самом деле, смертельным будет только один диагноз. Но он не связан с употреблением травок. До рождения его не поставишь, поскольку мать с ребенком почти одно целое и имеют одну оболочку на двоих, – неохотно ответила я. – А вот после рождения… У ребенка оболочка дырявая и жизненная энергия через нее вытекает. Обычно день-два, максимум неделя, и все.

– А если постоянно пополнять?

– Постоянно пополнять может только мать. Но в этом случае идет размен жизни матери на жизнь ребенка. Все равно короткую – месяц-два. Потом умирают оба.

– Да, Матильда на такое не пошла бы. И времени прошло куда больше, чем пара месяцев. Остальные диагнозы?

– С остальными грамотный целитель справится. Смертельных среди них нет. Разве что умственная отсталость никуда не денется. Но речь явно не о ней. Возможно, сплетники преувеличили и герцог просто заподозрил, что ребенок рожден не от него? Насколько я понимаю, в отношении герцогини это не невозможно.

От шпильки я не удержалась, слишком уж мне не нравилась Матильда. И вовсе не потому, что она когда-то была невестой Гюнтера, а потому, что она сама по себе весьма неприятная особа.

– Изменяла ли она мужу? Почти наверняка да. Стала бы рожать от другого – почти наверняка нет. Во всяком случае, первенца, – возразил Гюнтер. – И потом, при таком варианте они были бы уже разведены.

– Обвинение не подтвердилось?

– Фридерика, если вы увидите ребенка, сможете поставить диагноз издалека?

Столь высокое мнение о моих способностях польстило, но тем не менее я ответила честно:

– Вряд ли. Слишком серьезное сканирование, такое на расстоянии почти невозможно провести даже опытному целителю. Но зачем вам это? Какое отношение имеет смерть моей сестры к этому несчастному ребенку?

– Пока все странности, что мы видели, связаны с целителями.

– Но розы – это не целительский артефакт.

– Не целительский. И даже не артефакт в том виде, к которому мы привыкли. Но оба найденных куста – у жилищ целителей.

Я поежилась. Кусты действительно были жутковатые. И что они делали, я не представляла. Более того, я раньше никогда не встречала даже упоминания о живых артефактах. И это делало розы еще страшнее. Нет, все-таки правильно, что Гюнтер меня не отпустил в мою комнату.

Я думала, после такого жуткого дня не усну, но напротив – уснула почти сразу, как Гюнтер перестал спрашивать. И сон был совершенно спокойный, словно я чувствовала себя в безопасности. Проснулась как раз перед тем, как мой охранник опять начал разминку, перед которой аккуратно свернул и поставил в угол матрас. Наблюдать за его плавными движениями было сплошное удовольствие, которое прервали самым безжалостным образом.

Внезапно Гюнтер настороженно замер. Дверь распахнулась и явила трех иноров, двух из которых – Циммермана и Вайнера – я знала. Третьего же видела впервые, но явное семейное сходство с Гюнтером и форма полковника магических войск позволяли предположить, что они родственники. Пожалуй, от этого дня ничего хорошего ожидать не приходится.

– Оу, – протянул Циммерман, – когда я просил вас охранять леди Штрауб, не представлял, что все зайдет так далеко.

Представляю, что он подумал. Да и не только он. Вон как усмехается Вайнер. Я подтянула одеяло повыше, хотя хотелось под ним спрятаться и не вылезать до ухода посетителей. Правда, это ничего бы не изменило. Конечно, оставалась надежда, что все это – просто страшный сон. Надежда была совсем крошечная, но я на всякий случай ущипнула себя за руку. Увы, не изменилось ровным счетом ничего, только рука заболела.

– В дверь нужно стучаться, – спокойно заметил Гюнтер. – А не врываться, взламывая замок.

– Интересно, чем ты был таким увлечен, что не заметил приближения возможного противника? – хмуро спросил похожий на него инор. – Производил впечатление на «невесту»? Так она и без того впечатлена, раз валяется в твоей кровати.

Слово «невеста» в его исполнении прозвучало необыкновенно гадко, а взгляд, которым при этом он меня наградил, был далек от одобрительного.

– С чего ты взял, что я вас не заметил? – возразил Гюнтер. – Разве что не ожидал, что столь воспитанные иноры вломятся без предупреждения. Сам понимаешь, от отца пакости не ждешь.

– У тебя стоял полог тишины.

– И?

– Нужно было дожидаться, пока вы все закончите, стоя под дверью?

– Не вижу ни единой причины, по которой тебе вообще следовало приходить так рано, да еще в такой компании.

Он даже не подумал набросить на себя рубашку, и взгляд помимо моего желания постоянно останавливался на его спине. Красивое зрелище, ничего не скажешь. И уж во всяком случае более привлекательное, чем иноры с осуждающими лицами.

– Действительно, – Циммерман немного смутился, но тут же решил обратить ситуацию в свою пользу: – Получается, капитан Штаден, помолвка у вас не фиктивная? Свадьбу проведем в гарнизоне. Все развлечение для подчиненных.

– Какую еще свадьбу? – гаркнул Штаден-старший.

– Как какую? Ваш сын скомпрометировал леди, теперь обязан жениться. Я его предупреждал.

– Эту леди скомпрометировали задолго до моего сына.

– Неужели? Я лично ничего такого не замечал. Леди Штрауб – воспитанная и приличная девушка.

Штаден-старший гадко приподнял бровь и выразительно посмотрел сначала на Циммермана, потом на меня.

– И это вы называете воспитанием?

– Раньше за леди ничего такого не замечалось, – не смутился Циммерман. – Уверен, это дурное влияние вашего сына. Девушку он однозначно скомпрометировал. При свидетелях.

Он ткнул пальцем в себя, в Вайнера, а потом, после краткого колебания, в Штадена-старшего. И выразительно посмотрел на младшего. Взгляд достиг цели, Гюнтер со злым лицом повернулся и официально сказал:

– Дорогая, окажите честь, станьте моей женой.

– Вы с ума сошли, – испугалась я. – Я всего лишь переночевала в вашей комнате.

– Действительно, – проворчал Штаден-старший. – Мало ли у кого она ночевала, разве за всех замуж выйдешь…

– Вы мне отказываете?

Что за глупое представление? Захотелось согласиться и посмотреть на вытянувшуюся физиономию Гюнтера и на то, как он будет выпутываться из глупого положения. Не все же мне страдать? Но… три свидетеля обязывали к серьезности. Скажу «да», Циммерман точно обеспокоится, чтобы мы дошли до храма.

– Да, я вам отказываю.

– Я же говорил, что помолвка фиктивная, – победно заявил Циммерман. – У леди есть настоящий жених, капитан Кремер, который сюда постоянно приезжает. Давайте забудем это неприятное происшествие.

– Забудем? – Штаден-старший вытащил сложенную газету, в которой узнавался «Вечерний Вестник Гаэрры». – А официальное объявление о помолвке мы тоже забудем?

Гюнтер поморщился и повернулся опять к нему.

– Уверен, это дело рук тети Эльзы. У нее и спрашивай, с чего она подала такое объявление.

– С того, что твоя бывшая невеста ей написала о вашей помолвке, желая предотвратить твой брак со шлюхой.

Слово прозвучало пощечиной. А что еще мог подумать полковник Штаден, увидев меня в кровати сына? Попробуй докажи теперь, что ничего не было.