Выходить к военным не хотелось: из всех глупых ситуаций, в которые я когда-либо попадала, эта выглядела самой-самой. Казалось, я слышу, как иноры за стеной меня обсуждают и оскорбительно смеются. Но просидеть до конца жизни в чужой кровати еще ни у кого не получилось, поэтому я стала быстро одеваться: лучше сразу отмучиться и узнать, что они обо мне думают. Впрочем, что думает отец Гюнтера, я уже слышала: его слова, словно камни с острыми гранями, бились в голове. Высокомерный хам! Оскорблять меня ему никто не давал права. Пусть даже он оскорблял не меня, а Ульрику.
Когда я вышла, отец Гюнтера выглядел уже не таким злым, наверное, сын пояснил, что брачных претензий от ночевавшей в его кровати девицы не будет, а если и будут, то их с легкостью можно проигнорировать. Стояли они наособицу от остальных двух иноров и, судя по тому, что от них не доносилось ни звука, озаботились пологом тишины. Не знаю, что за секреты они обсуждали, но и знать не хочу. Я, подчеркнуто не обращая на них внимания, прошла к Циммерману с Вайнером, хоть ничего хорошего не ожидала и от этих.
– Инорита, разве так можно? – не разочаровал полковник. – Нет, я понимаю, некоторые офицеры в стремлении достичь максимально точного выполнения приказа идут на весьма странные ухищрения. Но вы-то… Вы-то должны понимать, чем заканчиваются ночевки молодой красивой девушки у молодого полного сил мага.
– Браком? – предположил Вайнер, глупо хихикнув.
Циммерман посмотрел неприязненно, и тот сразу подавился смехом.
– Вам повезло, что Вайнер засвидетельствовал, что ничего не было, – продолжил полковник, словно его никто не прерывал. – А если бы нет? Женская репутация – такая хрупкая штука, знаете ли… Гм… – Он нервно хмыкнул, наверняка вспомнив, что у настоящей Ульрики она уже давно разбилась. – Нет, мы с инором Вайнером, конечно же, никому ничего не расскажем, не волнуйтесь, но и вам нужно быть поосторожнее. В конце концов, у вас есть своя комната, прекрасная комната, защищенная не только заклинанием, но и усиленная решеткой.
– Которая жутко дребезжит всякий раз, когда кто-то пытается вскрыть заклинание, – заметил подошедший Гюнтер.
Его переговоры с отцом закончились, и не сказать чтобы они оба были расстроены результатом. Штаден-старший чуть прищурившись смотрел на меня, и от его взгляда появились самые плохие предчувствия. Уверена, у тех, на кого он так смотрит, непременно случается что-то нехорошее.
– И что, что дребезжит? – возразил полковник. – Напротив, дополнительный сигнал.
– Почему не призвать к порядку офицеров в своем гарнизоне? – процедил Штаден-старший. – Ночью никакого дребезжания в окнах целительской быть не должно.
– Это же Брун! – со священным ужасом сказал полковник. – Знаете, сколько раз я его наказывал? Да я со счета сбился.
– А уж сколько раз гауптвахту восстанавливали… – опять хохотнул Вайнер, поймал злой взгляд Циммермана и попытался исправить положение: – Нет, вы не подумайте, что капитан Брун – такой уж злостный нарушитель. Да, он некоторые положения трактует вольно, но если бы леди Штрауб не захотела, он бы к ней никогда не полез.
– Из чего это вы сделали вывод, что я хотела, чтобы он ко мне лазил? – оскорбилась я. – До вашего Бруна не то что намеки, даже прямой отказ не доходит.
– Простите, леди Штрауб, я совсем не это имел в виду, – пошел на попятную Вайнер. – Я к тому, что капитану Бруну нравится чего-то добиваться, но именно осадой, силой он не стал бы действовать.
– На что указывает разрушенная гауптвахта? – предположила я.
Вайнер окончательно смутился. Теперь он боялся смотреть не только на полковника, но и на меня.
– Слушать о похождениях капитана Бруна можно бесконечно, – вмешался в нашу милую беседу Штаден-старший, – но мы здесь не для этого. Леди Штрауб, приношу вам свои извинения за инцидент, случившийся не так давно по моей вине, и прошу вас оказать мне честь и позавтракать со мной. На завтраке мы обсудим, как мне загладить свою вину.
Вежливый отец Гюнтера почему-то пугал еще больше. Виноватым он не выглядел, значит, у его предложения есть какая-то подоплека. Нет уж, завтракать с ним не собираюсь.
– Уверена, инор полковник, будет лучше, если мы все как можно скорее забудем случившееся, – осторожно ответила я. – Компенсация в виде завтрака излишня, тем более что у меня скоро начинается время практики.
– Ерунда какая, – оживился Циммерман, – начнете чуть позже, инор Вайнер возражать не будет, правда же?
Не дождавшись ответа, он отнюдь не дружески ткнул целителя кулаком в бок, тот скривился и процедил:
– Конечно, не буду возражать. Более того, при необходимости подпишу все бумаги, закрывающие практику. Уверен, инор полковник – тоже.
– Разве что в виде исключения, – согласился тот не раздумывая. – Видите ли, леди, ваше появление в гарнизоне перенесло сюда часть проблем, которые Брун создавал в городе. Но проблемы Бруна в городе – проблемы города, а проблемы Бруна в гарнизоне – уже мои.
Если бы не Марта, я бы непременно согласилась, но уехать, так и не узнав ничего о сестре? Немыслимо.
– Не в моих правилах отлынивать от обязанностей.
– Даже если обязанности чужие… леди Штрауб? – спросил Штаден-старший.
Нехорошо так спросил. И сам вопрос и характерная пауза перед именем намекали, что отец уже в курсе тайны, доверенной сыну. Но Вайнер, слава Богине, принял это на свой счет и оскорбился.
– Что значит – чужие? Уж не думаете ли вы, что я переваливаю на практикантку свои обязанности? Естественно, я позволяю ей что-то делать, но только под моим наблюдением, что требует намного больше усилий, чем если бы я делал все сам.
– Вы могли бы мне и больше позволять, – не удержалась я. – Согласитесь, я при диагностике пациентов никогда не ошибаюсь.
– Это так, диагностику вы производите безукоризненно. Но кроме диагностики, есть еще само исцеление, которое должно проводиться максимально эффективно.
– Я учитываю удобство пациента.
Спор мы вели не впервые, аргументы друг друга знали наизусть, и все же я не смогла удержаться в надежде на поддержку Циммермана.
– Какое удобство? Это гарнизон, здесь военные, они должны быть привычны к неудобствам. Несильную боль вообще не должны замечать. Обезболивание снижает эффективность и увеличивает мои энергозатраты.
– Не так уж сильно увеличивают. Я хоть сейчас могу предоставить выкладку. Пойдемте.
Я приглашающе махнула рукой, обогнула отца Гюнтера, словно досадное препятствие, и даже успела спуститься на две ступеньки, после чего обнаружила, что обогнуть не удалось: Штаден-старший довольно элегантно придерживал меня под локоть. Элегантно, но уверенно и жестко – понятно, от кого Гюнтер научился захвату. Руку я попробовала освободить, но безуспешно.
– Все выкладки – после завтрака, – предложил Штаден-старший и взглянул на целителя так, что тот, уже было направившийся за мной, застыл на месте. – Ваше стремление поработать, леди Штрауб, похвально, но все же нельзя забывать о насущных потребностях организма. Гюнтер, где в Траттене можно позавтракать? Час ранний.
– Как выйдете из проходной, – вместо Гюнтера ответил Циммерман, – повернете налево и пройдете квартал. Там кафе «Гармская роза». В это время уже открыто, кормят там отменно. И обстановка такая… романтичная, как раз подходящая для ваших переговоров, нда…
Я запаниковала. Судя по тону Циммермана, компенсировать что-то придется уже мне Штаденам, а не наоборот, как не столь давно заявлял отец Гюнтера. Жаль, не знаю, о чем говорили без меня. Впрочем, подозреваю, что переговоры шли в основном семейные, без привлечения полковника и целителя. Возможно, отцу не понравилось, что отпрыск спал на полу, отдав посторонней девице свою кровать? Но это же не моя идея, я пыталась отказаться. Да, попробуй откажи что одному Штадену, что второму!
Второй невозмутимо подхватил меня под свободную руку. Зафиксировали… Вырываться и кричать: «Похищают»? Не самая лучшая идея. Уверена, Циммерман не только не защитит, но еще и поспособствует похищению: все-таки проживание поблизости от орков приводит к тому, что некоторые иноры перенимают нехорошие привычки соседних народов. Но, может, я зря паникую и все еще обойдется?
До кафе мы дошли в гробовом молчании. Полковник Штаден открыл рот, только чтобы сделать заказ уже внутри помещения, в котором одуряюще пахло кофе и свежей выпечкой. Улыбчивая официантка принесла огромный поднос, на котором чего только не было: омлет, тарелки с нарезанными сыром и колбасой, корзинка с разными булочками, вазочки с медом и вареньем. И кофе, в чашку с которым я сразу же вцепилась, словно она могла защитить от этих двоих.
– Инорита, вы ешьте, – заботливо подвинул ко мне Штаден-старший тарелку с омлетом и даже собственноручно намазал булочку маслом. – На голодный желудок какой может быть серьезный разговор?
А на сытый кровь приливает к желудку, и мозги отказываются думать. Может, на это и расчет? Я подозрительно посмотрела на Гюнтера и его отца, но на их лицах была написана только искренняя забота о моем завтраке. Но разве их волнует это?
– А у нас будет серьезный разговор? О чем?
– О вас, разумеется.
Официантка принесла и водрузила на середину столика вазочку с розой. На мой взгляд, и без того этих цветов здесь перебор: шторки с вышитыми розами на окнах, картины с нарисованными розами на стенах, горшки с розовыми кустами на подоконниках. На скатертях, на салфетках, на тарелках, даже на ручках столовых приборов – везде были розы. Розы, розы, розы. Самых разных цветов и размеров. От них рябило в глазах и становилось дурно. Циммерман сказал «романтично»? Мне такая обстановка казалась скорее пугающей. И то, что благоухание роз не пробивалось через заглушающий все и вся запах еды, было прекрасно. Я закрыла глаза и сделала глоток кофе. Кофе был изумителен: ароматный, в меру горьковатый. Как раз то что надо, чтобы мозги окончательно проснулись и начали работать.
– Молока, инорита Рильке? – спросил Штаден-старший, но, скорее, для того, чтобы подчеркнуть – ему известно мое настоящее имя, а не проявить заботу. – Или сахара?
– Спасибо, нет.
Пожалуй, действительно стоит хотя бы поесть за их счет. Компенсация это или нет – потом разберусь. Я придвинула поближе тарелку с омлетом. Масло на горячей булочке уже подтаяло, пришлось закрыть его ноздреватым сыром. Штаден-старший посчитал свою миссию выполненной и переключился на собственный завтрак. Может, и правда все обойдется? Накормят и посчитают, что компенсировали все неудобства сегодняшнего утра?
– Еще кофе, Фридерика? – Гюнтер был сама забота, даже улыбнулся.
Я тоже умею улыбаться, что и показала им обоим. Если девушка улыбается, значит, она совсем не боится, не так ли?
– Спасибо, не откажусь.
Официантка унесла грязную посуду, принесла еще кофе и какие-то мелкие сладости в вазочке. Но к незнакомым сладостям я после происшествия с герцогиней относилась с подозрением, поэтому даже пробовать не стала, а вот за кофе принялась с удовольствием.
– Итак, о чем я хотел поговорить с вами, – Штаден-старший с явным наслаждением отпил из своей чашки. – К сожалению, я был очень несдержан и нанес урон вашей репутации. Причем именно вашей, а не леди Штрауб.
– О, я не думаю, что полковник Циммерман и инор Вайнер станут распространяться об увиденном. Это недостойно.
– Прекрасный повод для пикантной сплетни.
– Повода для пикантной сплетни не было, – твердо ответила я. – Все выяснилось ко взаимному удовольствию.
Мое удовольствие было весьма сомнительным, но лучше я его признаю, чем продолжать этот непонятный разговор, который хотелось свернуть как можно скорее.
– И все же получается, что наша семья обидела сироту, за которую некому вступиться.
– Только если выяснится, что здесь была не Ульрика. В противном случае вам не о чем волноваться.
– Я не могу не волноваться. Мое поведение непростительно.
– Я вас уже простила. Я понимаю, вы беспокоитесь о будущем сына.
Он улыбался, я улыбалась, но никто не делал это искренне. Штаден-старший подводил разговор к одному ему известному моменту, я же старательно внушала себе, что мне не страшно.
– Я рад, что вы понимаете. Именно поэтому я считаю, что вы должны пожениться. Чтобы пресечь всякие разговоры, которые могут повредить вашей репутации. Я считаю, что на такую компенсацию от нашей семьи вы вправе рассчитывать.
Я опешила. Полковник казался столь радеющим за честь семьи – и вдруг предлагает сына первой попавшейся девице. И что самое странное, Гюнтер не возражает, с его стороны даже тени возмущения нет, а не так давно заявлял, что я его нисколечко не интересую. Что-то тут нечисто.
– Мне кажется, такая компенсация – чрезмерна, – возразила я. – Вы не желали зла и передо мной извинились, этого достаточно. Нет необходимости жертвовать своим сыном.
– Помилуйте, какая жертва? – удивился Штаден-старший. – Затаскивая вас к себе в комнату, он обязан был подумать о последствиях. Так нет же, сделал все, как ему удобнее. Пусть отвечает.
Гюнтер сохранял философское спокойствие. Еще бы: для него не изменится ровным счетом ничего, разве что появится удобная ширма. Или это он в пику Кремеру? Кто их разберет, этих мужчин.
– Инор полковник, замуж я не выйду.
– За кого это собрались выдавать мою невесту?
Возмущенный Кристиан сел на свободный стул и уставился на Штадена-старшего. Нехорошо так уставился, с явным намеком, что у него при себе куча полезных зелий. Но я бы на его месте не обольщалась: если с младшим не удалось справиться, то со старшим – вообще без шансов.
– Вашу? Полковник Циммерман утверждал, что она – невеста капитана Кремера, – насмешливо ответил тот. – Как-то много женихов на одну инориту, не находите?
– Пока у меня нет ни одного. И я не имею ни малейшего желания обзаводиться ни женихом, ни мужем. И если это все, что вы собирались сказать, то я, пожалуй, пойду.
Я приподнялась над стулом.
– Присядьте, инорита, – жестко сказал Штаден-старший. – Рассмотрим эту ситуацию по-другому. Нам нужна ваша помощь. Из-за необдуманных действий моей сестры мы попали в очень непростое положение. Чтобы избежать скандала, Гюнтеру нужен брак. Фиктивный брак. Поэтому мы готовы рассмотреть любые ваши условия, инорита.
– В первоначальном предложении слово «фиктивный» не звучало, – подозрительно припомнила я.
– Должен же я был понять, что вы из себя представляете. Вполне возможно, что Гюнтер нравится вам настолько, что вы через год откажетесь разводиться.
– Не откажусь, – возмутилась я.
– То есть вы согласны?
– То есть я даже замуж за него не выйду. За кого вы меня принимаете?
– За инориту, которая за деньги согласилась играть чужую роль целый месяц.
– Я не хотела, – запротестовала я, – но Ульрика очень уговаривала.
– Да, она уговаривать умеет, – хохотнул Кристиан.
Разговор его уже не тревожил, приятель не выглядел напряженным и готовым на какую-нибудь пакость. Только теперь рядом с ним я не была спокойна и за себя.
– Я тебе сразу говорил, что ничего не выйдет, – заметил Гюнтер. – Фридерика терпеть меня не может.
– Фридерика выглядит разумной иноритой, – не согласился его отец, – мы ей хорошо заплатим, и кроме того в дальнейшем она всегда сможет рассчитывать на помощь нашей семьи. Собственно, инорита Рильке, от вас требуется просто сходить с моим сыном в храм. Два раза. Общаться и проживать с ним не требуется.
– Звучит заманчиво, – заметил Кристиан, подозрительно прищуриваясь, – но почему вам так срочно потребовался именно фиктивный брак и именно с Фридерикой?
– Потому что она выдает себя в Траттене за леди Штрауб, объявление о моей помолвке с которой тетя вчера отправила в газеты.
Кристиан задумался. Судя по выражению его физиономии, сейчас он прокручивал в голове какую-то комбинацию, пытаясь понять, насколько она выгодна.
– То есть заминать скандал будут уже Штраубы? Интересный подход. И сколько вы хотите предложить Фридерике? – спросил он.
– Кристиан… – прошипела я, показывая, что думаю о его предприимчивости.
Но отец Гюнтера назвал сумму. Хорошую сумму. Такую, что хватит на небольшую квартиру если не в центре Гаэрры, то на окраине точно.
– Ого, – Кристиан неприлично присвистнул. – Здорово вас припекло.
– Мы согласны пойти на определенные траты, – Штаден-старший наклонил голову, подчеркивая важность сказанного.
– Нужно составить договор, – деловито предложил Кристиан, словно я уже согласилась. – Письменный, с магической печатью.
– Кристиан!
– Что «Кристиан»? Тебе не нужны деньги? Нужны. Вот я и пытаюсь сделать так, чтобы ты их наверняка получила. А то потратишь год жизни на эту семейку, а они потом откажутся что-либо выплачивать. Фридерика, никто, кроме тебя, им не поможет, поэтому ты можешь запрашивать все что угодно.
Я нехорошо улыбнулась Кристиану.
– Все что угодно? Я согласна помочь, но при одном условии. Условие я буду обсуждать без посторонних. Кристиан, будь добр, оставь нас.
– На меньшую сумму не соглашайся, – предупредил он, неохотно поднимаясь со стула. – Они в безвыходном положении, сама понимаешь, можно выжать и больше, чем предложили. – И совсем тихо, так, чтобы слышала только я, прошептал: – Только не дури, соглашайся. Если уж влезла во всю эту историю, то лишняя защита не помешает. А такая фамилия – это защита.
Во взгляде Штадена-старшего на нас с Кристианом явственно сквозило презрение. Но наверное, слишком сильна была необходимость в моей помощи, что он не только ничего не сказал, но сразу после того, как приятель нас покинул, активировал полог молчания и презрительно процедил:
– И каково ваше условие, инорита?
– Мне не нужны ваши деньги. Я хочу найти убийцу сестры.