На следующий день я очень хотела увидеть Бруно и спросить, как он после вчерашнего. Уж слишком фьорд Кастельянос был на него зол. Мог и сегодня продолжить воспитание. Нет, в его возрасте непременно нужно иметь детей, чтобы было на ком оттачивать воспитательные навыки.
Что такого страшного случилось, если мы совсем немного покатались на тележке? Никто не пострадал, и накопитель я полностью зарядила… Госпиталь остался только в выигрыше. И энергия у меня уже полностью восстановилась. Жаль, на почте ее принимают только для оплаты посылок. А для переговоров нужны эврики, и до следующей зарплаты с родными не поговоришь. И отправлять мне нечего. Не шоколадки же фьорда Кастельяноса? Это даже несолидно — расплачиваться магией за пересылку шоколадок.
Я вздохнула. Очень хотелось узнать, как там сестра и бабушка. И что они сказали Алонсо о моем поступке. И что Алонсо сказал им. Нужно подсчитать, сколько осталось денег. Возможно, на один звонок хватит?
Довольный голос Кастельяноса вырвал меня из размышлений о своих родных:
— Дульче, чего грустишь? Сегодня такой день замечательный! Смотри, какое солнце. Можно подумать, скоро опять наступит лето.
— А оно в любом случае наступит, — осторожно ответила я.
Меня столь радостное состояние удивило. Вчера вечером он был такой несчастный и меланхоличный, а теперь радость из него просто брызжет во все стороны, того и гляди, зальет отделение. Но тут я поймала чуть насмешливый взгляд фьордины Каррисо в сторону коллеги и вспомнила, как вчера посоветовала обратиться к наставнице. Вот она ему и помогла.
— Но сегодня день действительно замечательный, — обрадованно сказала я, — давно такого не было.
— Вот именно! — Кастельянос подмигнул и довольно фамильярно уселся на край стола, за которым я пыталась учить. При этом под его филейную часть попала моя тетрадь для записей, но целитель не обратил на это никакого внимания и невозмутимо продолжил: — Просто преступление провести такой день за зубрежкой. Предлагаю пойти куда-нибудь прогуляться. Ты же еще толком Льюбарре не видела, так ведь?
День сразу перестал мне нравиться. Да что же это такое? У него уже навязчивая идея по моей опеке! Неужели думает, что я опять начну кататься по госпиталю? Льюбарре я не видела, но смотреть город в компании целителя не хотела. Лучше одной.
— К вечеру погода может испортиться, — сказала я.
— Да нет, что ты! — Кастельянос зачем-то взял мою руку. Видно, решил, что раз уж сидит на моей тетради, так писать я все равно не смогу, а значит, и рука мне пока не нужна. — Не испортится, и мы замечательно погуляем. В самом деле, что интересного в этом унылом военном городке? А вот за его оградой…
— Фьорд Кастельянос, — мрачно сказала я, вытягивая свою руку из его, — у меня сейчас учебное время, а вы сидите на моей тетради. Извините, но мне нужно заниматься.
— В самом деле, Рамон, — с усмешкой сказала фьордина Каррисо, — разве у тебя самого нет дел? Водники просили зайти, им консультация нужна.
Кастельянос неохотно слез со стола.
— Да, фьорд Кастельянос, — поддержала я наставницу, — у вас столько дел, а вы на меня отвлекаетесь.
— Да какие там дела, — недовольно сказал он. — Не так уж их и много. Кстати, я в любом случае освобожусь к концу твоей смены.
Он опять преисполнился хорошим настроением и отправился в соседнее отделение на консультацию, а я притянула тетрадь, чтобы написать то, что собиралась, пока на нее не сели.
— Дульче, тебе Рамон совсем не нравится? — спросила фьордина Каррисо.
— Почему не нравится? — удивилась я. — Он хороший. Только слишком пытается меня опекать. Мне кажется, — тут я понизила голос, чтобы слышала только наставница, — ему собственных детей не хватает. Вот он на меня нерастраченное и пытается излить.
Фьордина прыснула совсем как мои одноклассницы, когда сдержать смех нет никакой возможности, а хочется, и сказала:
— Ох, Дульче, в чем-то ты несомненно права. Собственных детей ему не хватает, но тебя он в таком качестве не рассматривает.
— Осознанно нет, — согласилась я. — А вот подсознательно… Он беспокоится, чтобы со мной ничего плохого не случилось, ограждает от ненужных, с его точки зрения, знакомств и постоянно пытается чем-нибудь подкормить. Все признаки налицо. Почти как в той брошюре по психологии больных для медсестер, что вы мне на прошлой неделе давали.
Тут она расхохоталась уже в голос, хотя я ничего смешного не сказала, а лишь попыталась показать, что не только учу, но и применяю в жизни. И так обидно стало вместо похвалы получить насмешку, что я опустила голову в тетрадь и чуть не заплакала.
— Бедный Рамон, — почему-то сказала фьордина Каррисо. — Ладно, Дульче, не буду тебя отвлекать.
Но я еще долго не могла сосредоточиться, пытаясь понять, что такого смешного нашла наставница в моих словах. В том, что Рамон бедный, я с ней была полностью согласна, но вот остальное ставило в тупик. А потом я посмотрела на часы, увидела, что до обеда осталось не так уж и много, и уткнулась в учебник, пытаясь теперь прогнать мысли о Бруно. Вот с ним бы я непременно согласилась посмотреть Льюбарре…
Когда я выбралась в буфетную, его столик пустовал, такой сиротливый, такой несчастный. Я понадеялась, что Бруно уже пообедал, но нет — в разнарядке шестой столик был вычеркнут. Фьорд Кастельянос выполнил свое обещание и выписал больного прямо с утра. Никогда не думала, что он такой мстительный! Если бы сейчас фьордина Каррисо опять спросила, нравится ли мне целитель, я бы твердо ответила, что нет. Как может нравиться фьорд, который свои желания ставит выше профессиональных обязанностей?
В буфетную вошел самодовольный Кастельянос.
— Дульче, я освободился. У тебя ко мне вопросы по прочитанному есть? Я сейчас могу все объяснить.
Вопросы у меня были, но не по прочитанному, а по целительской этике, но я их задавать не стала. Кто я такая? Даже не медсестра еще. А он — настоящий целитель. Поэтому я промолчала, отрицательно покачав головой. Говорить с ним не хотелось. Настроение и без этого было не слишком радостным.
— Тогда после работы, когда гулять будем, — предложил Кастельянос. — Да, Дульче?
— Спасибо, фьорд Кастельянос, но у меня нет вопросов. — Я бросила мрачный взгляд на пустующий столик и добавила: — По прочитанному.
Настроение падало все ниже и ниже, а когда я представила, что целитель меня сегодня собирается тащить зачем-то в город, стало совсем плохо. Я открыла учебник, чтобы на Кастельяноса даже не смотреть.
— Тогда до вечера, — сказал он, пытаясь придать голосу уверенность.
Я мрачно глядела в спину удаляющемуся целителю и размышляла, как уйти, чтобы он не заметил. Не хотела я никуда с ним ходить. Ни сегодня, ни в любой другой день. А потом решила. Сложу все свои вещи в тележку, чтобы в отделение не возвращаться, да из столовой сразу пойду домой. Пусть ждет хоть до утра!
В столовой Лусия при каждом моем появлении оживлялась и начинала говорить, какой Кастельянос замечательный. И добрый, и специалист отличный, и зарплата у него хорошая, и еще множество всяких разных вещей, мне совсем не интересных. Но когда она заявила, что если бы ей предложили на грифоне полетать, то она даже и не раздумывала бы, я не выдержала и сказала:
— Я могу фьорда Кастельяноса за тебя попросить, если уж ему приспичило кого-то катать.
— Так он тебя прокатить хочет, — растерялась Лусия.
— Пусть для начала тебя прокатит, — возразила я, — а ты расскажешь, так ли это прекрасно.
— Дульче, ты что? — удивилась она. — Зачем ему меня катать?
— Не знаю. Но меня ему катать точно незачем.
Я вышла из столовой, злясь и на нее, и на Кастельяноса. Обида за Бруно просто выжигала изнутри. Как так можно? Даже не долечил, а теперь притворяется хорошим, пытается загладить впечатление, которое на меня произвел. Ну уж нет! Такое никак загладить нельзя.
Моя решимость подействовала на Лусию, поэтому когда я после ужина возвращала кастрюли, она заговаривать про Кастельяноса не стала, лишь пробурчала, что некоторые собственного счастья прямо под носом не замечают. Но я лишь подкатила тележку к положенному месту в столовой, вздохнула при воспоминании, как на ней вчера было здорово гонять по коридорам, и грустно попрощалась с напарницей. Сегодняшний вечер ничего хорошего не обещал. Да и что может хорошего случиться после того, как фьорд Кастельянос выписал недолеченного больного? Какой отвратительный, совершенно безобразный поступок с его стороны!
Я оглянулась на центральную лестницу. Кастельяноса не было видно. По всей видимости, ждет в отделении. Теперь бы еще так же удачно выскользнуть из госпиталя, чтобы он в окно меня не высмотрел.
Поминутно оглядываясь, я придержала за собой дверь главного входа, чтобы она, не дай боги, не хлопнула и не привлекла внимания. Жизнерадостный голос Бруно прервал поток моих возмущений:
— Дульче, привет!
— Привет, — радостно сказала я. — Тебя же выписали… Даже не долечили толком…
— Меня и без этого слишком долго продержали. Я давно говорил, что со мной все нормально, но до Кастельяноса только вчера дошло. Предлагаю отметить его понятливость. Посидеть вдвоем, без всяких целителей. В каком-нибудь уютном местечке, где хорошо кормят. Только я не знаю, где они здесь. Не успел освоиться. Нас так гоняли, что сил ни на что не оставалось.
Он улыбнулся своей ослепительной, завораживающей улыбкой, и я невольно улыбнулась в ответ. Все слова куда-то делись от радости, что… с ним все в порядке и решение фьорда Кастельяноса не повлияло на состояние Бруно.
— А ты не знаешь, есть в этой ды… в этом дивном городке какие-нибудь кафе или рестораны? — спросил Бруно.
— Я? — Я так удивилась вопросу, что даже не сразу вспомнила, как Кастельянос приглашал меня в кафе. — Тут неподалеку кафе под названием «Рядом».
— «Рядом?» — Бруно хмыкнул. — Кафе «Рядом»… Какое замечательное название, сразу видно, что у владельца хороший вкус и воображение… Держи, это тебе. — Он вручил мне просто огромную красочную коробку шоколадных конфет, которую я раньше почему-то не заметила. — В благодарность за все, что ты для меня сделала.
— Я? Это ты, наверное, фьорду Кастельяносу должен передать. — Я неуверенно оглянулась на госпиталь. — Он же тобой занимался.
Коробка была очень красивой, с ярким пышным бантом на ленте, которая ее перевязывала. Мне никогда еще не приходилось такую держать в руках, поэтому совсем не хотелось отдавать подарок целителю. Забрать себе будет несправедливо, но лучше, чтобы фьорд Кастельянос не сейчас вышел, а когда-нибудь потом, а то еще захочет с нами в кафе, а Бруно ему из благодарности отказать не сможет…
— Кастельянос обойдется! — фыркнул Бруно и галантно подал мне руку. — Еще чего не хватало, конфетами его кормить! Ему вредно. Идем?
— Идем, — согласилась я.
Какой сегодня замечательный день! И фьорд Кастельянос тоже хороший. Как вовремя он выписал Бруно…
На всякий случай я оглянулась на окна госпиталя. Вдруг целитель на нас сейчас посмотрит и решит, что больной еще недостаточно окреп и может ходить по кафе только в его присутствии? Но из окон на нас никто не глядел, а Бруно меня утягивал все дальше от места работы.
Я перестала туда смотреть. В самом деле, что там интересного, когда рядом идет такой замечательный фьорд, да еще и держит под руку?
Кафе оказалось совсем близко. Буквально через несколько минут мы уже стояли у двери, над которой светились красивые буквы «Рядом». Надпись была такая веселая, нарядная, а Бруно почему-то нахмурился.
— Н-да, — недовольно протянул он, прокатывая долгое «а» на языке, словно пробуя его на вкус. — Рядом, совсем рядом. Не Фринштад, совсем не Фринштад…
— Конечно, не Фринштад, — согласилась я. — Это же Льюбарре.
— Льюбарре, — согласился он, улыбнулся и открыл передо мной дверь.
В кафе я вплыла, как какая-нибудь королева, которым наверняка оказывали такие же почести, и сразу огляделась. Внутри было светло, чисто и очень уютно. Не сравнить с привокзальным кафе. Аккуратные столики, покрытые клеенчатой тканью, стояли близко друг к другу, словно ожидая наплыва желающих поесть, но посетителей почти не было. Так, отдельные фьорды устало ковырялись в тарелках после тяжелого рабочего дня. Пахло вкусно. Намного вкуснее, чем в столовой госпиталя.
— Н-да, — опять протянул Бруно, — действительно, не Фринштад.
По тону было понятно, что ему что-то не нравится, и я удивилась. Такое замечательное место, а он недоволен. Но Бруно уже наклонился к одному из ужинающих и спросил:
— Уважаемый фьорд, а в военном городке есть еще какие-нибудь кафе или рестораны?
Тот поднял глаза от своей тарелки, на которой лежали аппетитные ломтики жареной картошки и не менее аппетитный кусочек мяса, покрытый сырной корочкой, и ответил:
— Нет, только за проходной.
— Спасибо, — мрачно ответил Бруно. — За проходную нам сегодня не попасть. Мне пропуск заказывать нужно за сутки. Ну что ж… — Он красивым жестом обвел зал и сказал: — Дульче, выбирай любой столик, какой нравится.
Мне нравились все, разницы между ними никакой не было, так что я поначалу даже растерялась, а потом решила сесть у окна. Можно наблюдать за улицей. Наверное… Я посмотрела на Бруно и поняла, что желания глядеть в другую сторону у меня не возникнет. Это же не фьорд Кастельянос.
— Официант, — громко сказал Бруно, — как бы нам меню посмотреть?
— В рамочке у раздаточной ленты, — зычно ответил детина в поварской шапочке. — У нас самообслуживание. Читаете меню, берете поднос — и вперед. Или вы решили, фьорд, что я к каждому с разносом бегать буду?
— Самообслуживание? Интересное дело, — недовольно сказал Бруно. — Единственное кафе на весь городок, и там надо самостоятельно бегать. Ерунда какая-то.
— Почему ерунда? — удивилась я.
Странно, с чего он решил, что все будут за нами ухаживать? Фьорд за стойкой на раздаче один и просто не успеет обслужить всех. Вон какой упитанный. Ему бы тарелки быстро подавать, когда здесь народу много. Или много не бывает?
— В нормальных кафе посетители не бегают за едой, — пояснил Бруно. — Мы пришли посидеть, отдохнуть, поговорить, а не спортом заниматься. Н-да, не Фринштад.
Я улыбнулась его шутке. Скажет тоже, не бегают. Если не бегают, то ходят. На вокзале я тоже сама подошла. Фьорд, который мне так помог советом, не ходил по залу ожидания и не уговаривал пассажиров подкрепиться перед дальней дорогой. Так что никакой разницы с Фринштадом нет, здесь даже лучше.
Но Бруно сохранял серьезное лицо, делая вид, что ему тут не нравится.
— Так, что тут у нас в меню? — Он подошел к красиво оформленному цветочным рисунком листочку с довольно приличным списком блюд. — Так… Так… Напитки… А винная карта где?
— Что? — вытаращился фьорд за раздачей.
— Листок с алкоголем, — снисходительно пояснил Бруно.
— Кто бы нам разрешил в военном городке алкоголь продавать? — не менее снисходительно ответил фьорд. — Только за проходной. У нас — чай, кофе, ягодный морс и компот.
— То есть, кроме того, что указано в этом куцем списке, у вас ничего нет?
— Нет, — холодно ответил раздатчик.
— Н-да, не Фринштад, — в который раз недовольно протянул Бруно. — Тогда будем брать, что есть. Дульче, выбирай.
Но это было не так-то просто. Раньше меня перед таким выбором не ставили. Одних гарниров целых четыре разных, а к ним и мясо, и котлеты, и подливка… А салаты… целых три разных салата… Я зачарованно изучала меню, не зная, на чем остановиться.
— И выбрать-то нечего, — сказал за моей спиной Бруно. — Да, Дульче?
Сначала я удивилась, а потом поняла: у него денег нет, он же тоже только на обучении, сколько там платят? Всего ничего. С сожалением оторвалась от рассматривания раздела с мороженым, шоколадным и ванильным, но таким дорогим, и сказала:
— Я просто не голодна, в госпитале ела.
В госпитале я не ела, так как до ужина не успела, а после — поторопилась сбежать от Лусии, чтобы не столкнуться с Кастельяносом, поэтому есть хотелось. Но я же не могу последнее у Бруно отбирать?
— Дульче, тебе можно и второй раз поужинать, — сказал Бруно, — ничего страшного не случится. Давай, говори, что тебе…
Я замялась. Как-то нехорошо с моей стороны есть за счет пострадавшего героя Империи, но и отказываться тоже нехорошо.
— Тогда я сама заплачу, ладно? — предложила я вариант, который меня устраивал немного больше.
— Ну уж нет. — В голосе Бруно возмущение перемешалось с удивлением. — Я тебя пригласил — значит, я и плачу. Я просто не знал, что здесь кафе такое своеобразное.
Мне казалось, он пытается передо мной оправдаться, и я окончательно уверилась, что у него проблемы с деньгами. А значит, нельзя за его счет есть, это совсем неправильно. Но здесь уже начинались сложности. Бабушка говорила, что настоящие мужчины никогда не отказываются от своих слов. А Бруно уже сказал, что платит он, и если я продолжу отказываться, может подумать, что я считаю его ненастоящим фьордом. А это будет для него оскорбительно. Но есть за его счет? Видя, что я не тороплюсь с выбором, он сделал его за меня. Жареная картошка и мясо под сырной корочкой, точь-в-точь как у того фьорда, что ответил на вопрос Бруно о местных питательных пунктах, на наших тарелках смотрелись тоже неплохо.
— Тебе морс, кофе или компот? — спросил мой спутник.
Я хотела взять чай, он самый недорогой, но в перечне того, что предложил Бруно, чая не было, а самым дешевым оказался морс. Его и выбрала. Бисквитные пирожные со взбитыми сливками — настоящая роскошь, но Бруно взял и их, добавив стакан чая для меня.
Я начала серьезно волноваться за его кошелек и хотела даже морс назад поставить. Нет, все же как тяжело мужчинам. На что только не приходится идти, чтобы доказывать свою состоятельность. Только будет ли ему на что завтра есть? Я ужасно переживала, но потом вспомнила, что в казарме кормят, и немного успокоилась.
— Мороженое потом возьмем, — пообещал Бруно, — а то растает, пока доедим это.
Когда мы сели за столик, он еще раз оглядел кафе, вздохнул и сказал:
— Извини, не знал, что такое заведение тоже «кафе» называют. В следующий раз сходим в нормальное место.
Меня так обрадовали слова «в следующий раз», что я даже не сразу смогла сказать, как мне здесь нравится. Все так аккуратно, чистенько и… вкусно. В госпитале кормили тоже вкусно, но там еда предназначалась для больных, а значит, была диетической, с минимумом соли и совсем без специй. А здесь каждый кусочек играл во рту давно забытыми красками — ведь дома еда тоже была самой простой, и мясо не так часто появлялось.
Бруно молчал, лишь изредка бросал недовольные взгляды по сторонам и совсем не ел. Казалось, он думает о своем, вспоминает что-то личное. Лицо у него стало несчастным, что совсем не соответствовало вкусной еде. Наверное, переживает за неудачное происшествие на полигоне, в котором пострадал.
Как я ни растягивала удовольствие, мясо слишком быстро закончилось. Я с сожалением отставила опустевшую тарелку и придвинула блюдце с пирожным. Бруно очнулся, недоуменно посмотрел на меня, потом улыбнулся и спросил:
— Ну как тебе местная кухня, Дульче?
— Очень вкусно, — честно ответила я. — Намного лучше, чем в госпитале.
— Лучше, чем в госпитале, готовить несложно, — ответил он и наконец приступил к еде. — Действительно, для такого заведения неплохо. Почти как у нас в Академии, в кафе.
— В Академии? Магической? — благоговейно спросила я.
— Да.
Он приосанился и смотрел на меня чуть снисходительно.
Ну да, дипломированный маг — есть чем гордиться. Только…
— Бруно, а почему ты в обычные войска пошел, а не в магические?
Он чуть поморщился и ответил:
— Так получилось. — Потом посмотрел на меня, улыбнулся и добавил: — Сдуру, честно говоря. Хотел доказать, что чего-то стою.
— Зачем доказывать? — удивилась я. — Сразу же понятно, какой ты.
— А вот некоторым непонятно, — мрачно ответил он. — Я уже сообразил, что глупость сделал. Сейчас занимаюсь переводом в магические войска. Но в военном ведомстве ничего быстро не делается.
— Разве?
Я вспомнила, с какой скоростью меня отправили на курсы. Если это медленно, то что же тогда считать быстрым? Да с момента моего прихода прошло всего минут пятнадцать, когда я очутилась уже в Льюбарре.
— Они только принимают быстро, — усмехнулся Бруно, — а все остальное норовят задвинуть куда подальше и забыть. Ну ничего, меня не забудут.
В этом я была с ним совершенно согласна. Разве можно его забыть? Его наверняка и в магические войска не переводят, потому что командир хочет при себе оставить. А как же иначе? Все хотят лучшего!
От восхищения я не заметила, как допила морс. Был он необычайно вкусным, и опустевший стакан я отставила с сожалением. Но оставалось пирожное. И чай. Я придвинула блюдце поближе, отломила ложечкой кусочек бисквита и попробовала. На меня сразу же нахлынуло прошлое. Запах, вкус… Точно такие делали дома, когда родители были живы, а на кухне заправляла прислуга. Когда дом не разваливался и все были счастливы.
— Дульче, что с тобой? — Бруно протянул руку и вытер с моей щеки слезы, появившиеся незаметно для меня. — Я тебя обидел?
— Нет, что ты. — Я испугалась, что он может такое подумать. — Просто вспомнилось…
Что вспомнилось, я говорить не стала. Зачем ему такое знать?
— Вспомнилось, из-за чего ты сама в армию попала? — с сочувствием спросил он. — Да, чтобы так вляпаться, должна быть серьезная причина.
— Мне здесь нравится. И учиться очень интересно. А фьордина Каррисо говорит, что рекомендует меня в Высшую Целительскую Школу.
— Так ты давно в Льюбарре? — заинтересовался Бруно. — Устроишь экскурсию по городу?
— Да нет, не очень давно, чуть больше месяца.
Я принялась высчитывать и даже смогла назвать точную дату своего прибытия.
— Надо же, — удивился Бруно, — меня сюда в тот же день телепортировали. Даже удивительно, что не столкнулись.
— Правда? А офицер в телепортационной военного ведомства так долго искал координаты Льюбарре, что я была уверена — сюда давно никого не отправляли.
— Так нас прямо с пункта, — пояснил Бруно. — У них передвижной, рассчитан на проход пятерых. Я как раз пятым оказался, вот нас сразу и запулили. Здешний телепортист еще обрадовался, что мы так рано прибыли. Сказал, что теперь он весь остальной день свободен будет, дежурить уже не надо.
Я вспомнила, как свалилась на несчастного лейтенанта по прибытии, и смутилась. Бедный, он совсем не ожидал, что на него еще кто-то вылетит да еще и уронит. Штаны тогда еще испачкал…
— Странно, что не встретились… — Бруно положил свою руку на мою. Она была такая теплая, такая… придающая уверенность. — Эх, знал бы, что в госпитале работает столь красивая фьорда, в первый же день по мишени магией жахнул бы.
Я улыбнулась. Понятно же, что это шутка. Бруно не из тех, кто казенное имущество станет намеренно портить. Вон как аккуратно тележку вел по коридорам! Ни царапинки ни на тележке, ни на стенах. И даже Кастельянос если и пострадал, то совсем немного, а фьордина Каррисо его сразу вылечила.
— Нужно пропуск выписать, — продолжил Бруно, не торопясь убирать свою руку с моей, — будем вместе город изучать. Должно же в этом Льюбарре быть что-то хорошее?
Вместе… Это он хорошо придумал. Я уже целый месяц здесь, а города и не видела. Наверное, и мне нужно пропуск заказывать? Или только военным? Спрошу завтра у фьордины Каррисо, она должна знать.
— Эй, парочка, нам закрываться пора!
Фьорд с раздачи стоял рядом и недовольно хмурился.
— Так только восемь часов! — удивился Бруно.
— Вот именно, уже восемь. Пора закрываться.
— Нормальные заведения работают до последнего клиента.
— Вот и идите за проходную, к нормальным, — разозлился фьорд. — У нас для работающих людей кафе, а не для праздношатающихся бездельников.
— Мы еще мороженое хотели заказать.
— В следующий раз.
Фьорд сгреб все наши тарелки и чашки на поднос и выразительно кивнул в сторону двери. Бруно набычился, и я поспешила его успокоить. Подумаешь, мороженое! Что мы, мороженого не видели?
— Бруно, пойдем, мне мороженого и не хочется вовсе.
Я встала из-за столика, за которым было так уютно сидеть. Никогда бы не подумала, что в кафе так здорово. И кормят очень хорошо. Бутерброд в том, привокзальном, был не слишком свежим.
— У вас все было очень вкусно, — сказала я недовольному фьорду. — Спасибо.
Бруно неохотно поднялся со своего места. Раздатчику ничего говорить не стал. Мы пошли на выход. Я обернулась и бросила прощальный взгляд на емкости с мороженым. Какая жалость, что мне его так и не удалось сегодня поесть…
Военный городок маленький, гулять особенно негде, поэтому Бруно предложил сразу проводить меня домой. Я немного расстроилась. Думала, мы еще побудем вдвоем, но он, наверное, прав — ходить кругами в огороженном месте неинтересно. Ни парка, ни каких-нибудь развлечений.
До моего дома мы дошли очень быстро и сразу увидели Кастельяноса, с мрачным видом сидящего на скамейке у подъезда. Скорее всего, фьордина Каррисо в тот раз не все сделала, что нужно, а сегодня с работы уже ушла и дома ее нет. Вот и приходится целителю ее ждать. Странно, что он не связался с ней предварительно по артефакту.
— Добрый вечер, фьорд Кастельянос, — приветствовала я целителя.
— Добрый вечер, Дульче, — процедил он.
И смотрел он при этом почему-то на Бруно с таким видом, словно хотел, чтобы тот закопался в землю прямо сейчас. Говорят, в войсках очень ценится умение быстро работать лопатой, но мой спутник не торопился это умение показывать. Наверное, не овладел им в достаточной степени.
Фьорд Кастельянос продолжал его гипнотизировать. Изредка он бросал на меня негодующий взгляд, под одним из которых я запнулась и непременно упала бы, если бы не Бруно, в который раз показавший великолепную реакцию. Он поймал меня за талию и продолжал удерживать, чтобы я опять не упала. А желание было. Теперь фьорд Кастельянос смотрел уже только на меня таким пристальным прожигающим взглядом, что я с облегчением выдохнула, когда дверь подъезда за спиной захлопнулась, отгородив нас от целителя.
Бруно отпускать меня не торопился, напротив, прижал еще крепче. Я повернулась было к нему, чтобы сказать, что поддержка больше не нужна, да так и застыла. Он зачем-то ко мне наклонялся. Я испугалась, что он сейчас упадет, а я не смогу удержать, он же такой большой. Вот ведь! Кастельянос отправляет из госпиталя недолеченных больных, а им потом становится плохо при его виде. Но тут я вспомнила, что целитель рядом, и немного успокоилась.
— Фьорд Кастельянос совсем рядом, — сказала я Бруно, чтобы он не волновался, зная, что есть кому прийти на помощь.
— Действительно, с него станется и в подъезд вломиться, — недовольно сказал Бруно.
Почему-то показалось, что мы говорим о разных вещах. Слова Бруно прозвучали так, словно он совсем не рад близости целителя. Или ему просто этот конкретный не нравится?
— В этом подъезде фьордина Каррисо живет, — попыталась я его приободрить.
Все же когда есть выбор — это намного лучше. Уточнять, что ее сейчас нет, иначе зачем бы Кастельянос на скамейке сидел, я не стала. Зачем лишний раз расстраивать фьорда, только что выписавшегося из госпиталя?
— Да уж, со всех сторон обложили…
Бруно заметно помрачнел. Я не стала злоупотреблять помощью и вывернулась из-под его руки. Нет, нужно было ему еще в госпитале полежать, а то я сейчас волноваться начну, как он дойдет до своих казарм. И дойдет ли…
— Бруно, ты себя хорошо чувствуешь? — решила я уточнить, а то вдруг лучше не ему меня провожать, а мне его. — Тебя не слишком рано выписали?
— Я? — удивился он. — Да я чувствую себя просто великолепно и необычайно счастлив, что наконец отделался от этого вашего Кастельяноса. Правда, ему вон все неймется.
— Он очень ответственный.
— Шел бы в другое место ответственность проявлять, — заметил Бруно.
Мы стояли уже у дверей в мою квартиру, и я не знала, что говорить. Сразу прощаться не очень прилично. Пригласить чай пить? Так мы только что его пили, да и нет у меня этого чая. Я неуверенно переминалась с ноги на ногу.
— Дульче, — проникновенно сказал Бруно, — я очень хотел бы остаться у тебя на ночь.
— На ночь?
Я растерялась. Нет, понятно, что в казарме тяжело, особенно после госпиталя. Там же такая толпа фьордов. Как все захрапят в унисон, так поутру и стекла менять придется…
— У меня второго спального места нет, — смущенно сказала я. — Придется на полу стелить. И одеяла запасного тоже нет. Разве что покрывало взять? Так оно совсем тонкое и холодное. Ты же только после госпиталя. Тебя непременно продует. Поясница заболит. Опять к нам попадешь. То есть не к нам, а в другое отделение.
— Продует? — хмыкнул Бруно. — Ладно, я понял. Спокойной ночи, Дульче.
— Спокойной ночи.