– Вот именно, – злость на нас помогла Эмми прийти в себя и теперь она говорила более внятно, чем когда тольқо появилась в офисе. – Штефан не встречался с этой твоей Вернер, которую убила ее собственная магия.

– Инора Вернер ничем таким не занималась, – резко ответила я.

– Если бы не занималась, в Сыске не приняли бы версию смерти по неосторожности за основную, – проявила осведомленность Эмили. – А это значит, что водились за ней нарушения закона, только Совет магов прикрывал.

– Откуда тебе это знать?

– Штефан сказал, – огорошила она меня. – Неужели ты забыла, что его департамент как раз занимается нарушениями магов?

Это я прекрасно помнила. Откровением для меня стало другое – то, что подруга втайне от меня встречалась со Штефаном, говорила с ним на темы, напрямую меня касающиеся, и ничего мне не рассказывала. Это меня неприятно поразило. Я всегда считала Эмми близким человеком, у меня не было от нее тайн, и я была уверена, что она ко мне относится так же, но, как оказалось, у нее были от меня секреты. Причем, там, где их быть никак не должно.

– И часто вы вели такие беседы со Штефаном? – небрежно спросила я.

– Как получалось, – не смутилась она. – Я желаю вам обоим счастья, поэтому должна быть в курсе происходящего.

– Почему ты так уверена, что можешь решать, в чем оно, мое счастье?

– Потому что этот, – она презрительно посмотрела на Дитриха, – на тебя влияет. Ты ведешь себя совсем не так, как обычно. Твое поведение изменилось, понимаешь? И это ненормально.

Разговаривать при Дитрихе, приводя аргумент «Я влюбилась», было невозможно, но сейчас, когда разговор зашел на тему, относящуюся к нашему расследованию, сам он никуда не уйдет. Он молчал и внимательно слушал, что говорит Эмми. Поэтому я просто сказала:

– На меня невозможно влиять. Я постоянно ношу артефакт против ментального воздействия, ты забыла?

– Нет, это ты забыла, – лицо Эмми неприятно исказилось. – Забыла, что этот артефакт тебе как раз Хартман и дал. Поэтому ты делаешь все, что ему нужно. Возможно даже, и книгу Штефану подбросила по его указке.

От возмущения у меня пропал дар речи, зато он проявился у Дитриха, который сказал:

– Инорита, а зачем мне подбрасывать что-либо Эггеру? И главное, где бы я взял это что-либо? У меня не было доступа к его вещам.

– Из мести, – уверенно ответила Эмми. – А доступ был у Линды. Книга наверняка из тех, что ей давала инора Вернер.

– Ты прекрасно знаешь, что она мне ничего на руки не давала, – резко ответила я. – Если она считала, что мне нужно поработать с книгой из ее библиотеки, я делала это либо у нее дома, либо на кафедре, если экземпляр был не слишком ценен.

И это было так. Инора Вернера не желала расставаться со своими книгами даже на один день. Говорила, что в ее возрасте и с ее плохой памятью можно запросто остаться с опустевшими шкафами – дал почитать одну книгу, вторую, третью… и вот уже самому читать нечего. Недоверие меня обижало, но не сильно, поскольку исключений из правил она ни для кого не делала.

– Не знаю, – отрезала Эмми. – Οткуда бы мне такое знать? Напротив, мне кажется, что я точно видела у тебя учебник, принадлежащий Вернер.

– Эмили, что ты такое говоришь? – изумленно сказала я. – Ты столько лет меня знаешь. Неужели ты серьезно считаешь, что я могла подбросить что-то Штефану?

– Сама – нет, – неохотно ответила она. – Но ты в последнее время очень странно себя ведешь. А под ментальным влиянием и не такое сделаешь. И не просто сделаешь, а даже не вспомнишь про это.

– Инорита, – вмешался Дитрих, – мы с вами можем пройти к любому артефактору, который подтвердит, что у артефакта Линды нет других свойств, кроме защитных.

Эмили нехорошо рассмеялась. Вызывающе, презрительно. Слезы у нее уже высохли. О том, что они были, напоминали лишь покрасневшие глаза и разводы на щеках.

– Инор Хартман, все мы учили артефакторику и прекрасно знаем, что если у артефакта сейчас нет определенных свойств, это не значит, что их не было раньше. Саморазрушающиеся блоки – знаем, проходили.

Я растерялась. Мне самой приходило в голову, что мое поведение и мои решения сильно отличаются от того, что обычно мне свойственно. Месяц назад я бы, не задумываясь, ушла с бесперспективной работы и никогда бы не стала заводить роман с начальником. Но месяц ңазад у меня был Штефан. Он исчез и унес с собой очень много, в том числе и мою рассудительность. Дитрих утверждал, что как раз Штефан на меня ментально влиял. Но это лишь слова Дитриха, подтвержденные только его другом. Тут я вспомнила, что сама потратилась на проверку у целителя, и немного успокоилась. Слова Дитриха подтверждало ещё и то, что к Штефану я испытывала столько же нежных чувств, как в начале нашего с ним знакомства. То есть – нисколько. Правда, к моему отношению примешивалось ещё немного сожаления. Сожаления о том, что могло бы быть, но так и не случилось.

– Линда, я бы никогда такое не сделал, – правильно понял мое молчание Дитрих.

Я нащупала под платьем артефакт, с которым не расставалась ни ночью, ни днем. Один раз он меня точно спас. Тогда, в подъезде, когда Штефан и Эмми разругались. А Дитрих потом сказал, что влиять мог и кто-то третий, если он менталист высокого уровня и находился неподалеку. Жаль, мне не узнать, чего тогда хотели добиться – вернуть меня к Штефану или, напротив, полностью от него отвратить. И кто это делал, тоже теперь не узнать. Ρазве что он сам признается?

– Ой, не сделал бы он! – зло сказала Эмми. – Штефан сказал, что тебя из Сыска выгнали, а там для своих на мелкие штучки с нарушением закона всегда снисходительно смотрят. Так что не надо мне сейчас говорить, что ты весь такой чистенький и законопослушный. Тоже магию без стеснения используешь для своих целей.

– Тоже? А кто еще использует? – спросил Дитрих.

– Во всяком случае, не Штефан, – отрезала Эмми. – У него на работе все уверены, что это поклеп, а такое отношение говорит, что его никто и никогда не покрывал, и значит, Дар для своих целей он не использовал. В отличие от неқоторых.

Она победно посмотрела на Дитриха, полностью убежденная, что подавила его аргументацией.

– Инорита, его не арестовали бы без веских на то оснований, – заметил Дитрих. – Α значит, Сыск полностью уверен, что найденная книга принадлежит иноре Вернер. Если там, конечно, книга, а не что-то другое.

– Или следователя в этом убедили, – твердо сказала Эмми. – А убедить в этом могла только Линда. Обиженная женщина способна на многое!

Я охнула и посмотрела почему-то на Дитриха, но oн смотрел на Эмми с брезгливым выражением лица. Вряд ли он поверил в такую ерунду, но мне все равно было неприятно, что при нем обо мне такое говорят. И кто? Моя лучшая подруга…

– Я? Да я до твоего прихода даже не знала, что его арестовали, – попыталась я оправдаться. – Я с самого утра нахожусь здесь.

– Чтобы оболгать, много времени не надо, – заявила Эмми. – Ты могла и вчера заявление отнести. Сразу после того, как подбросила книгу Штефану. Ключ ведь у тебя был, так?

– У меня никогда не было ключа от квартиры Штефана, – твердо ответила я.

– Ой ли? Он при мне предлагал и говорил, что защиту настроил так, что ты в любой момент можешь беспрепятственно пройти.

Разговор нравился мне все меньше и меньше. Но оставлять ее слова так, без ответа, я не собиралась.

– Если ты помнишь такие подробности, – резко сказала я, – то должна помнить, что я отказалась от ключа. Я ни разу не была дома у Штефана в его отсутствие.

– Разве? Α мне помнится, что взяла, – нагло сказала Эмми. – Доступ к его квартире у тебя был, доступ к книгам Вернер тоже. А теперь ты его подставила, чтобы отвести подозрения от нового любовника!

Я невольно покраснела. Да, наши отношения со Штефаном перешли грань благопристойности, и Эмми об этом знала. Но рассказав ей про это, я никогда не думала, что она так легко и просто откроет мою тайну совершенно постороннему инору. Постороннему для нее, не для меня. Да еще в таких гадких словах.

– Это все очень любопытно, – сказал Дитрих. – Но почему вы рассказываете это нам, а не в Сыске, если уж так уверены в случившемся?

– И расскажу, – агрессивно ответила Эмили. – Непременно расскажу, если вы не сделаете все, чтобы его вытащить из-под страҗи. Вы же прекрасно понимаете, что он невиновен.

– И все же, инорита, повторю вопрос. Что вы хотите от нас?

– Как что? Вы его посадили, вам его и вытаскивать, – уверенно ответила Эмми. – А если вы этого не сделаете, вот тогда я и пойду в Сыск.

– Инорита, это называется шантаж, – заметил Дитрих. – Причем, основанный на ложных обвинениях. Уверен, что сам Эггер непременно вспомнит, что Линда не взяла у него ключ.

Лицо Эмили некрасиво исказилось от ярости, но сдаваться она не собиралась.

– У нее была возможность получить ключ тем или иным путем, – заявила она. – Хоть украсть, хоть слепок сделать. Отказывалась она для вида. А на самом деле все было давным-давно спланировано. Да, заполучить книги по запретной магии и остаться вне подозрений – вот что ей было нужно. Думаете, это вам с рук сойдет?

– Эмили, вспомни, ты же сама нашла объявление про эту работу и заставила меня пойти, – попыталась я воззвать к ее разуму. – Я не знала раньше Дитриха, поэтому ничего с ним не могла спланировать.

– Чтобы подсунуть мне нужное объявление и внушить, что оно для тебя важно, много не надо, – отрезала Эмили. – Может, он стоял за стенкой и вовсю использовал на меня свой ментальный Дар. Вы меня не убедите, что это не так. Будете убеждать Сыск. Уж не знаю, с каким результатом.

Она зло усмехнулась. А я почему-то подумала, что прав был Дитрих, когда направил ее на театральные курсы. Там моей бывшей подруге самое место. Хоть он и утверждал, что она совсем не умеет притворяться, но, как выяснилось, это не так. Столько лет казаться милой, доброй и заботливой – это не каждому дано.

– Если все это было нами спланировано давным-давно, – задумчиво сказал Дитрих, – и мы такие злые и жестокие, что не остановились перед убийством одной и злостной клеветой на другого, то что мешает нам сейчас по-тихому влезть шантажистке в мозги или даже просто ее физически устранить. Как думаешь, Линда, что лучше?

Я удивленно на него посмотрела. Эмми же шарахнулась к двери, словно ее кипятком ошпарили, выскочила в коридор и уже оттуда с явным облегчением в голосе выпалила:

– Я сейчас пойду к нотариусу и оставлю распоряжение на случай своей смерти. Будьте уверены, это вам так не пройдет! Если Штефан не выйдет на свободу, Линда тоже будет сидеть!

Она вызывающе хлопнула дверью. Мы остались вдвоем с Дитрихом. На него я не смотрела. Дикость происшедшего просто не укладывалась у меня в голове. Я привыкла доверять Эмили и, как оказалось, совершенно напрасно. Еще не так давно она твердила, что мое счастье для нее очень важно. Мое и Штефаңа.

– Мне кажется, Штефан твоей подруге намного дороже тебя, – заметил Дитрих.

– Боюсь, она мне теперь не совсем подруга. Точнее – совсем не. Мне кажется, я жила в одной комнате с другой девушкой. Теперь я даже не могу сказать, выполнит ли она свои угрозы…

– Выполнит, – уверенно сказал Дитрих и обнял меня. – Другое дело, что их всерьез не воспримут. Скорее всего… Угораздило же тебя с такой связаться…

– Она влюблена в Штефана, – напомнила я, закрывая глаза и утыкаясь лбом ему в плечо.

– Но это же не значит, что нужно терять стыд и совесть. Эггер для нее важен, а на все остальное – наплевать, – зло сказал Дитрих. – Мне кажется, они нашли друг друга.

– Да, наверное. Только я ее потеряла. Знаешь, она мне была как сестра. Не такая, как мои по отцу, а такая какая должна быть – добрая, все понимающая… Когда отец женился после смерти мамы, он сразу стал от меня отдаляться. А для мачехи я всегда была лишь досадной помехой. Думаю, она с облегчением вздохнула, когда я уехала, и выбросила меня из головы окончательно. Для ее детей я была лишь мишенью для пакостей. Когда Эмми появилась в моей җизни, я очень обрадовалась. А теперь… Теперь у меня опять никого нет.

– У тебя есть я, – невозмутимо сказал Дитрих и погладил меня по голове. – И фикус. Хочешь мы его усыновим, если он тебе так дорог?

Миг назад я была самой несчастной в мире иноритой, но теперь невольно рассмеялась. Мои проблемы никуда не делись, но теперь они казались совсем не такими важными.