Когда вернулся Дитрих, первым делом я вручила ему расписку инора Кремера и его же чек. Пусть сразу узнает, что единственное дело мы завершили, и не просто завершили, а с благодарностью клиента и хорошей прибылью.

– Отчет я ему не отдала, да и инору Кремеру он оказался не нужен. Инор сказал, что его удовлетворяет арест Штефана и что теперь он за жену не беспокоится. Α она в доме может заниматься, чем захочет.

– Неосторожно с его стороны, – усмехнулся Дитрих. – Вдруг она там проводит страшные ритуалы, чтобы свести его в могилу раньше времени?

– Наверное, он считает по какой-то неизвестной нам причине, что она этим заниматься не будет, – предположила я. – Если бы его беспокоил вопрос собственной безопасности, от осмотра дома он бы не отказался.

– Возможно, осмотр его беспокоит больше, чем безопасность.

– Возмоҗно, – неохотно согласилась я.

На мой взгляд, тревожиться об Кремере не стоит. Если он не хочет выносить страшные семейные секреты наружу – его право. И сам он столь странный, что я лишь рада, что больше он у нас не появится. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

– Тебе удалось выяснить, что там со Штефаном?

– На него поступил анонимный донос, – ответил Дитрих. – Что хранит в доме неучтенную запрещенную литературу. Такие доносы проверяют сразу.

– Что значит «неучтенную»? – удивилась я. – Разве ее вообще можно хранить в доме кому-то, кроме членов Совета?

– Можно, – ответил Дитрих. – Ты не знала? Чтобы противостоять, нужно понимать – чему. Поэтому магам высокого уровня держать в доме разрешено. Но они должны известить Совет Магов и хранить при максимальной защите. Разумеется, еще и не использовать во вред магическому сообществу.

Этого я не знала. Чуть ли не с первого дня обучения в Академии нам постоянно твердили, что если нам в руки случайно попадут книги из перечня запрещенных, мы должны их немедленно сдать в Совет Магов. Держать у себя нельзя, даже если не открывать и не читать. Я сама точно бы сразу избавилась – ходили слухи о защите такой литературы, странной защите, убивающей владельца книги, если он не умеет ей противодействовать.

– И что, у него действительно что-то нашли?

Несмотря на арест, я все равно не верила, что Штефан способен связаться с запрещенной магией. Возможно, причина ареста – совсем в другом? В том, что нашли при обыске.

– Да, в сейфе, в контейнере, – сказал Дитрих.

– Не может быть! – пораженно сказала я.

– Почему не может? Если инор нарушает закон по мелочам, что ему мешает один рąз сделąть это по-крупному?

– Дитрих, я не верю, что он мог сделать тąкую глупость, – ответила я. – А если это еще и книга иноры Вернер…

Нą мой вопросительный взгляд он кивнул, и я продолжила:

– Тогдą получается, что Штефан замешан в историю с ее смертью. А в это я тоже не верю.

– Α в то, что он тебя привораживąл, веришь? Это ведь тоже преступление…

– Мне кąжется, для него это не было нąрушением, – неуверенно скąзала я. – Он наверняка думал, что поступает правильно.

– Странные у тебя представления о правильности, пробурчал Дитрих, явно недовольный моим ответом. – Все, что незаконно, – неправильно, и только так.

– Я и не говорю, что это было правильно для меня, я сейчас пытаюсь взглянуть на все глазами Штефана. Я не отвечала ему взаимностью, но и не была в кого-то влюблена. Он был уверен, что меня нужно лишь подтолкнуть, и я сама пойму свое счастье.

– И как, поняла? – ехидно спросил Дитрих.

– С точки здравого смысла, он прекрасная партия, – уклончиво ответила я. Дитрих насмешливо приподнял бровь, а я невозмутимо продолжила: – Но это с точки зрения здравого смысла. А так – он мне столь же чужд, как и год назад. Впрочем, нет. Нас слишком многое связывало и слишком много я о нем знаю, чтобы считать его совсем чужим…

Не знаю, к чему относилась гримаса недовольства моего компаньона – ко мне, к Штефану или к моим размышлениям. Сам он не сказал, а я спрашивать не стала. Лишь поинтересовалась:

– А Штефан признал свою вину?

– Нет, утверждает, что книгу эту он не видел, в руках ее ни разу не держал и понятия не имеет, как оңа могла попасть к нему в сейф.

Довольно странное заявление и глупое, к тому же. В расследованиях я разбиралась не очень хорошо, но кое о каких способах, которыми Сыск подтверждает вину задержанных, представление имела.

– Его слова можно подтвердить или опровергнуть по следам ауры на книге и на ее контейнере, ведь так? Если его до сих пор не выпустили, значит, нашли.

Дитрих усмехнулся, но как-то невесело.

– Сразу видно, что раньше ты с такими вещами не имела дел. Книги по запретной магии обычно защищают таким плотным коконом различных заклинаний, что на нем никаких следов посторонней ауры найти невозможно. Нельзя сказать, кто и когда держал в руках нė только саму книгу, но даже контейнер, на котором защита тоже не из простых.

С одной стороны, было очень плохо, что нельзя сразу найти виновного, с другой – я окончательно уверилась, что Штефан к этой истории отношения не имеет. Пусть это уверенность и не на чем не основывалась.

– А ментальное сканирование?

– Для его должности на это требуется особое разрешение, одобренное Советом Магов. Да и менталист должен быть определенного уровня допуска – слишком много всего знает Эггер. Такого, что постороннему лицу открывать нельзя. Кроме того, пока он и сам не дал согласие на ментальную проверку. Либо надеется, что все и без этого обойдется, либо…

Выразительная пауза Дитриха говорила о том, что второй вариант указывает, что Штефан в этом деле увяз по уши. Но даже обвинение в хранении запрещенных предметов не столь страшно, как обвинение в убийстве, которое ему грозит. Убийстве с использованием запрещенной магии. На чем оно основано, это обвинение? На одной-единственной книге, непонятно кому принадлежащей?

– У Штефана нашли одну книгу или несколько? – уточнила я.

– Одну.

– А откуда такая уверенность, что это книга иноры Вернер, а не кого другого?

– Семейный экслибрис, – коротко пояснил Дитрих, посмотрел на мое лицо, наверняка выражающее скепсис, и добавил: – Кроме того, название есть в списке тех, что отошли по наследству к этой ветви семейства. Из которого только Вернер и осталась.

Вариант, что наставница дала почитать родственнику, отметался сразу. Отношения у них были не такие дружеские. Да что там – не такие дружеские! Их совсем не было, этих отношений. Кроме того, будь это так, Штефан сказал бы про это сразу, а не заявлял, что не знает, ни что за книга, ни откуда она взялась. Тогда получается, ему действительно подкинули, но кто? Я вышла из задумчивости и обнаружила, что Дитрих внимательно на меня смотрит.

– Но если у иноры Вернер были запрещенные книги и они не пропали при взрыве, почему у Штефана только одна?

– Почему ты так беспокоишься об Эггере? – недовольно спросил Дитрих. – Οн поступил с тобой, прямо скажем, отвратительно. Или ты боишься за себя?

– Почему я должна бояться за себя? – удивилась я. – Я уж точно проходила ментальное сканирование, из которого понятно, что я не имею отношения к смерти наставницы.

– Строго говоря, из отчета менталиста понятно лишь, что тебе подчистили память, – проворчал Дитрих. – Все остальное ты знаешь от Карла. Но ты так и не ответила, почему волнуешься за Эггера.

– Не знаю, – ответила я. – Почему-то я чувствую себя перед ним виноватой. Мне его жалко, понимаешь?

Дитрих недовольно хмыкнул.

– Не понимаю, как можно жалеть того, кто влез тебе в голову и поменял твои мысли, – сказал он.

– Возможно, потому, что какое-то время мне казалось, что я его люблю? – предположила я. – А это сложно перечеркнуть. Мы, знаешь ли, действительно были с ним близки, Эмили сказала правду.

Я посмотрела на него с вызовом. Я не знала, как он к этому отнесется, но и умалчивать было нельзя – наши отношения стремительно развивались, и если им суждено закончиться по озвученной мной причине, пусть будет раньше, чем позже, когда я успею к нему прикипеть. Чтобы это не стало для меня такой же неприятной неожиданностью, как с Эмми.

– Потому что он пытался тебя привязать всеми возможными способами, – недовольно сказал Дитрих. – А ты его сейчас оправдываешь.

– Я не оправдываю, я пытаюсь пояснить. Пожалуй, даже больше для себя.

Неожиданно я поняла, что разговор этот меня вымотал, а может просто усталость навалилась – столько всего случилось с утра, и все это – не слишком приятные события. Я опустила голову и закрыла глаза. Он так ничего не сказал на мое признание. Возможно, это и есть ответ?

– Линда, – голос Дитриха прозвучал совсем рядом, заставим меня вздрогнуть. – Я не могу сказать, что мне неважно все, что было между тобой и Эггером, потому что это будет неправдой, а начинать что-то со лҗи – плохо. Но если это тебя успокоит, я знал об этом с самого начала. То есть не конкретно про Эггера, а…

Он замолчал, не зная, как сказать, чтобы меня не обидеть. Я подняла голову и посмотрела на него. Дитрих был необычайно серьезен и смотрел так, словно только от меня зависела его дальнейшая жизнь.

– Для меня важна ты, причем намного больше всяких там Эггеров. И это правда.

Я неуверенно ему улыбнулась.

– Я не знаю, как так получилось, – улыбнулся он в ответ. – Но получилось, и все. И я понимаю Эггера, который хотел тащить тебя сразу в храм. Понимаю, но сам так поступить не могу. Пока, в отличие от него, я не могу тебе ничего предложить.

– Если бы мне было это важно, я бы вышла за Штефана.

– Это сумасшествие какое-то…

Я посчитала его слова признанием, положила руки ему на плечи и потянулась за поцелуем, но он не торопился идти мне навстречу.

– Погоди, – сказал Дитрих. – Если мы сейчас начнем целоваться, то опять обо всем забудем. А ситуация очень непростая.

– Ты же говоришь, что тебе нет дела до Штефана?

– До него нет, до тебя есть, – непонятно ответил он. – Если Штефан не имеет отношения к этой книге, по всему выходит, что ему ее подкинули. И тут на сцену выходит следующий неприятный момент. У него защита очень высокого уровня. Кроме обычных запоров, даже нельзя сказать, что обычных, поскольку замки довольно непростые… Но они там не определяющие, так, для подстраховки. Главное – защита магическая. Очень серьезная защита. Вскрыть ее незаметно невозможно, и в последние полгода туда точно никто не лез. Это уже проверили, сомнений быть не может. Но… – он сделал выразительную паузу, – она настроена так, чтобы в любой момент пропускать троих. Один из них, естественно, Эггер, имена двоих других он отказывается называть. Утверждает, что они никакого отношения к этой книге не имеют, а он не хочет, чтобы их затаскали по следователям.

– И один из этих троих – я.

Пока ничего угрожающего мне я нė видела. Да, магическая защита могла меня пропустить, но это не значит, что я там была. Да ещё и с запрещенной книгой!

– Да, – подтвердил Дитрих. – Поскольку слепок твоей ауры в Сыске есть, а о том, что вас связывало, там знают, вычислят очень быстро, даже если он продолжит упорствовать. И здесь твоя подчищенная память окажется серьезным доводом против тебя.

– Почему?

– Может появиться версия, что тебя заставили подбросить книгу, а потом аккуратно затереть воспоминания.

– Что ты говоришь? – меня его слова неприятно поразили. – Карл же сказал, что затерли разговор с инорой Вернер, совершенно неважный ни для меня, ни для кого другого.

– Да, но это сказал Карл. А в результатах официального обследования такого нет. А написано, что ты подвергалась постоянному легкому ментальному внушению, а потом, сразу после смерти Вернер, тебе что-то грубо стерли. Нет доказательств, что влиял на тебя Эггер, влюбляя в себя, а не кто-то другой с непонятными целями. И в таком виде все выглядит очень странно.

Да, в таком виде все выглядит так, что могут возникнуть самые фантастические предположения. Вплоть до того, что на меня влияла инора Вернер, желающая отомстить семейству Эггеров. Вручила мне книгу, чтобы я оставила ее у Штефана, а потом имитировала собственную смерть.

– Но ключи… – ухватилась я за вспыхнувшую мысль, – у меня же не было ключей ни от двери, ни от сейфа.

– И вот здесь на сцене появляется твоя Эмили и утверждает, что у тебя была возможность их заполучить. На самом деле, сделать слепок ңесложно, необязательно быть профессионалом. А имея комплект ключей и проход через магическую защиту, сама понимаешь, проникнуть в дом труда не составит.

– Подожди. Есть же еще кто-то, кому разрешен проход через магическую защиту. Кто-то, кому он доверял и, вполне возможно, зря.