Мое намеренье приготовить утром Дитриху завтрак так намереньем и осталось – я безбожно проспала. Проснулась лишь, когда он, чертыхаясь вполголоса, торопливо одевался, ища свои вещи – с вечера мы их так и не собрали, даже не думали про это, из кровати выбирались лишь поесть и в душ. Не до одежды нам было.
– Ты уходишь? – зачем-то спросила я, хотя и так все было понятно.
– Не ухожу, убегаю, – ответил он. – Спи.
Но кровать без него уже не казалась столь привлекательной, как с ним. Казалось неправильным, что он уйдет, а я повернусь на другой бок как ни в чем не бывало и опять усну. Сон слетел окончательно.
– Подожди, я поесть приготовлю.
– Я опаздываю, – ответил он. – По дороге перехвачу чего-нибудь. Спи.
Он легко поцеловал меня в щеку и сказал:
– До вечера.
– Ключ возьми, – вспомнила я. – А то уйду, а ты под дверью будешь сидеть.
– Куда это ты уйдешь? – с деланным возмущением сказал он. – А кто будет меня ждать?
– Ждать буду, но для этого необязательно сидеть, уставившись в дверь. Что мне здесь делать одной целый день, сам подумай?
Дитрих был уже полностью одет, но уходить не торопился. Было очень заметно, что он борется с желанием забыть про обещание Карлу и остаться. Всего на один день. Что изменит один день в работе Сыска? На который мы могли придумать очень много всего и только для нас двоих. Я попыталась внушить это Дитриху. Но, наверное, плохо пыталась или у него было врожденная устойчивость к ментальной магии.
– Χорошо, – вздохнул он. – Где взять ключ?
– В верхнем ящике тумбы в прихожей.
Вздох разочарования сдержать мне не удалось. Нет, конечно, замечательно, что он такой ответственный, но мы же только вчера поженились.
– Не грусти, Линди, – Дитрих мне подмигнул. – Ночь все равно наша, а я как человек теперь семейный просто обязан что-то на семью зарабатывать, а не валяться целый день в кровати. Хотя, естественно, предпочел бы второе.
Про то, что его больше волнует ситуация с арестом Штефана, он не сказал, но я это и так понимала – не зря же он выдвинул Карлу условие про результат моего сканирования за его подписью. Второй раз Дитрих меня не поцеловал – наверное, побоялся, что решимость пойти на работу испарится, она и так стремительно таяла. Из комнаты он вышел быстро, загремел в прихожей ящиком, который выдвигался с трудом и очень шумно, задвинул его назад. Затем в дверном замке провернулся ключ, сначала его открывая, а потом закрывая. И в квартире стало совершенно тихо. Так тихо, что эта тишина казалась неживой. Не хотелось вставать, куда-то идти и что-то делать. Я притянула к себе подушку, представила, что это Дитрих, обняла ее и попыталась опять уснуть. Но замена оказалась так себе, и сон не шел. Покрутившись немного в кровати, я встала и пошла в душ. Полюбовалась в зеркало на свою счастливую физиономию, повертелась немного перед ним, придирчиво выискивая в себе недостатки, которые мог отметить Дитрих. Вспомнила, как вчера он на меня смотрел, и пришла к выводу, что я – идеальна. Но даже идеальным инорам нужно чем-тo себя занять. Я принялась убирать – всė же вчера мы устроили в квартире знатный бардак, вон сколько мужу пришлось искать свою одежду. Мужу… Богиня, как это все странно. Уборка заняла меня на некоторое время, но работали только руки, а голова оказалась совершенно свободной для размышлений. Нет, я больше не страдала из-за своего поспешного замужества, пусть и приняла решение со скоростью, совсем мне не свойственной. Что сделано, то сделано. Все – назад пути нет, да и не нужен он мне, этот обратный путь. Что толку бегать туда-обратно или вообще стоять на месте? Внутри меня поселилась стойкая уверенность, что решение правильное и жалеть о нем не придется. Поэтому сейчас волновало меня совсем другое – что же случилось с инорой Вернер на самом деле и каким боком в этой истории замешан Штефан. И главное – насколько сильно пострадает Дитрих от того, что туда втянули еще и меня. Но данңых было так мало, что сколько я ни ломала голову, ничего путного не придумала. Какой интерес был у Кремеров, я так и не понимала. Ведь инор Кремер пришел к Дитриху явно для того, чтобы Сыск обратил внимание на Штефана, пусть и таким странным окольным путем. И успокоился он лишь, когда Штефана арестовали. Было ли это связано с книгами иноры Вернер? И были ли они вообще, эти книги, или осталась лишь та, которую нашли в сейфе Штефана?
В квартире царили чистота и порядок, и больше делать мне в ней было нечего. Я выпила чашку отвара и пошла туда, куда уже столько дней ходила по утрам, – в офис. Был он нам теперь не нужен, а значит нужно расторгнуть договор, или хотя бы попытаться это сделать. Выяснить, где находится владелец, не составило труда – достаточно было заглянуть в соседнее помещение. Мне повезло и второй раз – переговорить с владельцем я смогла сразу же. Но на этом мое везение закончилось – расторгать договор он отказался. Еще бы, деньги получены, и немалые. Даже оставь он себе штраф, кто знает, сможет ли он найти арендатора так быстро, чтобы остаться в плюсе. Я его понимала, но и оставлять балласт ненужного офиса не хотела, поэтому продолжала уговаривать.
– Инора Хартман, – наконец устало сказал он. – В любом случае, я заключал договор с вашим мужем, с ним и буду говорить о расторжении.
И посмотрел на меня несколько снисходительно. Так, что было понятно – Дитрих добьется ничуть не больше, а сдастся намного раньше. Мне ведь муж уже сказал, что списал офис в неизбежные потери, а значит, заранее смирился с поражением.
– Впрочем, – сжалился надо мной владелец, – если вы найдете арендатора самостоятельно, то я перезаключу договор с ним, и даже сумму штрафа уменьшу.
– Думаете, будет много желающих оплатить сразу за год? – позволила я себе шпильку.
– Ваш же муж заплатил, счел, что это выгодно, – невозмутимо ответил владелец. – В крайнем случае, можете найти такого, кто будет платить ежемесячно вам, и заключить с ним договор сами.
Я поблагодарила его за совет, распрощалась и пошла в офис. Часть вещей я могу и сама перенести. Документы и артефакты забирать нельзя – здесь хорошая магическая защита, а у меня дома лишь несложный замок. Но вещей у Дитриха много, и копаться в них без него мне показалось некрасивым, так что начала отбирать только то, что лежало на видном месте. Например, вторая подушка нам не помешает. Я начала складывать на свой стол все, что хотела забрать сегодня.
– Ну как? – влетевшая в офис Эмили даже не поздоровалась. – Как там Штефан?
– Ты думаешь, за ночь что-то могло измениться?
– Конечно, – уверенно отвечала она. – Это же ужасно, что арестовали невиновного и он там сидит страдает.
– Поэтому ты хочешь, чтобы посадили и меня и мы страдали вместе? – не удержалась я.
– Я хочу, чтобы его выпустили, остальное неважно.
Она чуть опустила голову и смотрела на меня набычившись. С тем упрямством, столь ей характерным, которое иной раз на нее накатывало, и от которого зачастую страдали не только окружающие, но и она сама.
– Эмми, а если он действительно виноват?
– Как ты можешь так говорить? Он не виноват. Теперь я уверена, что это действительно ты, ты ему подбросила!
Она распалялась все больше и больше. Казалось, она не столько была убеждена в моей вине, сколько пыталась убедить в этом себя. Нужно было ее немедленно чем-то отвлечь, и я не нашла ничего лучше, как спросить:
– Эмми, помнишь, ты мне рассказывала, что встретила Штефана с рыжей инорой. Помнишь, когда он при ней заявил, что между нами все кончено?
– И что с того? При чем тут она?
– Не знаю. Ты считаешь, что улику ему подбросила я. Α что если это кто-то другой? Могла же у него быть любовница? Ты җе говорила, что там как раз была этакая фифа…
Эмили успокоилась и задумалась.
– Штефан утверждал, что между ними ничего такого нет, – неуверенно сказала она.
– Он бы это утверждал в любом случае, – заметила я. – Мне непонятно, зачем ему было говорить, что между нами все кончено, и тут же бежать ко мне с предложением. Получается, что ему было важно, чтобы эта рыжая была уверена – между нами ничего нет. А что это значит?
– Что?
– Скорее всего, боялся, что она устроит скандал, когда узнает о сопернице.
– Думаешь? – Эмили с большим сомнением на меня смотрела. – Нет, я конечно, на него тогда налетела. Но все же мне кажется, у них нет любовных отношений. Это же видно. Он на тебя совсем по-другому смотрит. А на нее… Не знаю, мне кажется, нет там ничего такого.
– Она некрасивая?
Спрашивала я не просто так. Чтобы магичка упорно желала выйти замуж за инора с Даром, заблокированным за серьезное нарушение? А потом, когда брат Штефана ей окончательно отказал, получается, на нее никто ңе позарился, если пришлось выходить за Кремера.
– С чего ты взяла? – удивилась Эмили. – Красивая, и даже очень. Волосы рыжие и густющие, глаза в пол-лица. И одевается она так, чтобы все это подчеркнуть.
Ну да, у Кремера җе деньги есть, как это я забыла? Наверное, и у брата Штефаңа есть. Вот и пыталась продать себя повыгодней. И все же внешность этой рыжей Магдалены никак не объясняла слов Штефана. Может, он говорил правду, когда утверждал, что хотел предотвратить скандал и ляпнул первое, что пришло в голову. И все же…
– И все же к ней он пришел намного раньше, чем ко мне, – напомнила я.
– Он говорил, у них деловые отношения, – уверенно сказала Эмили. – Что-то там он ей возит. У нее при себе был такой объемный мешок, в котором что-то позвякивало.
Она посмотрела на меня, явно гордясь своей наблюдательностью. Что ж, это вполне укладывалось в рассказ Штефана. Только вот рыжая Кремер теперь мне не нравилась ещё больше. Интересно, что ей возил Штефан в таких количествах, что аж мешки нужны были? Инора Кремера таким количеством можно было с головой засыпать. Или залить, если там действительно были склянки с жидкостями.
– Что там позвякивало?
– Откуда мне знать? Οни при мне не рассматривали. Да и не все ли тебе равно? Или думаешь на Штефана накатать ещё донос за контрабанду?
Эмили опять разозлилась, обнаружив видимую только ей угрозу ненаглядному Штефану. Руки ее сжались в кулаки, сама она глядела с ненавистью, столь исступленной, словно я была самой мерзкой гадиной из всех, ей известных.
– Эмили, мы столько лет с тобой дружили, – не удержалась я. – Почему ты считаешь меня способной на подобное? Почему ты так меня ненавидишь?
Она смутилась и отступила на шаг. Но кулаки не разжала.
– Я влюбилась в Штефана, как только его увидела. А он… Он никогда ни на кого не смотрел, кроме тебя. Я пыталась привлечь его внимание, ведь тебе-то он был не нужен. Но толку– то? Я его так и не заинтересовала, а вот ты… ты начала с ним ходить без меня. Назло начала. Потому что в ңего была влюблена я!
От такого заявления я опешила, но все же нашла в себе силы сказать:
– Эмми, что ты такое несешь! Я считала, что в него влюбилась. Мне тогда и в голову не пришло, что он меня привораживал.
– Ложь! Все ложь! – выкрикнула Эмми. – Ты назло стала с ним встречаться, чтобы показать, какая я неудачница. Он все равно был тебе не нужен – вон как ты ловко с ним рассталась, когда у него начались проблемы. Куда только приворот делся, а?
– Прошел, – спокойно ответила я. – Привороты тем и отличаются, что они невечны. Создают видимость чувства, а потом испаряются.
Доказывать что-то человеку, тебя ненавидящему, – пустое занятие. Оставалось только удивляться, как я могла не замечать этого раньше. Мне казалось, она искренне обо мне волнуется. Но нет – ее ничего не заботило, кроме Штефана. Может, он ее тоже приворожил? Но говорить этого я не стала – разозлю бывшую подругу еще сильнее, она побежит в Сыск со своими бредовыми затеями и осложнит работу Дитриху.
– Я всегда хотела, чтобы он был счастлив, – фанатично блестя глазами, говорила Эмили. – Если не со мной, пусть с тобой, главное – счастлив. А ты не только не дала ему этого счастья, так ещё и в тюрьму норовишь упечь.
– Эмили, если он невиновен, его скоро отпустят. Проверят – и отпустят. Уверена, как только он согласится на сканирование – обвинение по поводу смерти наставницы с него сңимут.
Но предъявят другие – к примеру, по незаконному ментальному влиянию или провозу запрещенных зелий. Поэтому он будет отказываться до последнего. До тех пор, пока согласие не будет последним выходом.