Мне очень хотелось пойти к Дитриху, но я понимала, что лишь помешаю его работе. Эмили я выставила безо всяких церемоний – в наших отношениях была уже не трещина, а настоящая пропасть, через которую ни перешагнуть, ни перелететь, ни мост построить. Не на что этому мосту опираться. Так что отношениям этим уже ничего не повредит. Забавно, казалось бы, то, что я полностью отступилась от Штефана, должно успокоить мою бывшую подругу, но нет – ее это злило еще сильнее. Словно это оскорбительно для ее любимого, принижает все его мыслимые и немыслимые достоинства. Говорить про свой брак я не стала – ни к чему ее нервировать лишний раз и добавлять новые кандидатуры в ее список ненависти.

Вещей, которые я могла забрать, не спрашивая Дитриха, набралось неожиданно много. Но у меня впереди целый день, успею сходить не один раз, а пока унесу самое важное – свои книги, подушку и фикус. Бедный фикус! Нужно купить ему горшок, а то так с нами потеряет последние корни, а новые отращивать будет не из чего. По дороге мне почудилось, что артефакт дал о себе знать, но касание было такое мягкое, что я не была уверена, показалось оно мне или нет. Да и кому теперь нужно на меня ментально влиять? Штефан находится в заключении, а больше я даже представить не могла, зачем қто-то будет такое надо мной проделывать. Так что я отнесла все на разыгравшееся воображение.

Дома я поставила несчастный фикус на подоконник кухни, посмотрела на него и пошла за горшком – сколько можно издеваться над несчастным растением? Оно и так из последних сил держится. Пора ему обрести дом и почву под ногами.

Недорогие керамические горшки продавались в лавке поблизости. Я сначала хотела взять на вырост, но представила, как там будет торчать этот одинокий потоптанный листик, и взяла посудину поменьше. Вырастет – заменим, а в этот посадим что-нибудь другое.

Лист, оказавшийся в земле, приободрился и даже выглядел более зеленым, чем раньше. Раствором я полила растение, а колбу из-под него тщательно вымыла – вдруг действительно пригодится. Кто там этих менталистов разберет – просто так он сказал или видел что-то, нам недоступное?

В офис и обратно я сходила дважды, а потом вернулся Дитрих. Услышав, как в замке проворачивается ключ, я сначала испуганно вздрогнула, настолько непривычен оказался этот звук, но сразу же успокоилась и пошла встречать мужа.

– Я почему-то думала, что ты придешь поздно, – сказала я сразу после поцелуя.

– От того, что я сегодня просижу до полуночи, ничего не изменится. Α вот если я приду домой пораньше, многое может измениться, – не успела я потянуться к нему за новым поцелуем, как он невозмутимо продолжил: – Смогу получить необходимую информацию. Вернер при тебе ни разу не говорила о том, что кто-то предлагал купить у нее книги по запретной магии?

– Нет, – удивилась я. – Разве о таком будут рассказывать? Это же незаконно.

– Легально купить, – пояснил Дитрих. – С регистрацией во всех нужных местах. В Совете магов и где там ещё положено.

– Нет, – качнула я головой, – при мне она о таком не говорила, или я об этом не помню.

Вероятность стирания в моей голове чего-то нужного все так же была высока, пусть Карл утверждал, что стертое для меня неважно. Это тогда оно было неважно, а сейчас очень даже, просто жизненно необходимо. И если принять, что Штефан замешан в смерти Вернер, то ему очень удобно было стереть не просто кусок диалога, а тот, что был для него опасен. Я представила, как он втайне от меня лазил по моей голове, и меня затошнило от отвращения. Нет, не зря ментальную магию запрещено использовать…

– Понимаешь, Линди, – вздохнул Дитрих, – сегодня я разговаривал с инорой, которая сейчас вместо Вернер на кафедре, так она сказала, что Вернер как-то в сердцах бросила, что некий инор ей уже надоел своими просьбами продать. Причем, не одну книгу, а все, что у нее были. И цену предлагал неплохую. Еще она сказала, что инор на хорошем счету у Совета и ей странна такая зацикленность.

– При мне она ничего такого не говорила, – повторила я. – Я бы запомнила. Я даже не знала, что у нее есть книги из этого списка. Более того, я даже не знала, что их можно хранить дома. Если бы она что-то такое сказала, я бы непременно запомнила и это уж точно не казалось бы мне неважным. А что ещё говорила наставница про этого инора?

– Говорила, жалеет, что прислушалась к его словам. Но опять-таки, про это было сказано, непонятно.

– То есть даже примерно, о ком речь, сказать нельзя?

– Вряд ли речь шла об Эггере, – поморщился Дитрих. – Если бы он столь настойчиво пытался у нее купить книги, то его утверждение, что он не встречался с Вернер, было бы легко опровергнуть. Более того, ему и смысла покупать не было – такими практиками он не занимался ни по работе, ни ради развлечения.

– Ты же говорил, что найденная у него книга представляла для него интерес?

– Да, пожалуй, из списка книг Вернер она единственная, что хоть-как-то могла его привлечь. Но она не является библиографической редкостью, при желании можно было достать и изучить, никого не убивая. Более того, поскольку Вернер – дама одинокая, Эггеры, скорее всего унаследуют после нее все имущество.

– Если нет завещания…

– Пока не нашли.

Богиня, что за нелепая ситуация! Мы только что поженились, а я держу муҗа в прихожей и разговариваю с ним о завещании, запрещенных книгах и убийстве, пусть даже это убийство напрямую меня касается и у меня осталась ещё масса невыясңенных вопросов. Но Дитрих же наверняка устал и голоден? Одңими поцелуями сыт не будешь.

– Что тебе приготовить на ужин? – спросила я.

– Может, пойдем куда-нибудь? – предложил он.

Но было хорошо заметно, что идти ему никуда не хочется – очень уж усталым он выглядел. Нет уж, пусть посидит, отдохнет. А я его пока порасспрашиваю.

– Мне в удовольствие для тебя готовить, – ответила я. – Особенно, если ты посидишь со мной на кухне

– Посижу, – усмехнулся он, притянул меня к себе и поцеловал.

Появилось желание забыть про все и переместиться туда, где нашла место вторая подушка в свежей наволочке. Подушки нам сейчас не слишком нужны, нo вот қровать будет в самый раз. Но Дитрих меня отпустил, и пришлось выполңять обещанное – идти готовить ему уҗин.

В кухне он сразу заметил многострадальный фикус в новеньком горшочке, по которому сразу и щелкнул. Щелчок выдался резким и неожиданным, но фикус даже не вздрогнул – после сидения в нашем офисе ему уже ничего не страшно.

– Смотрю, не зря этот тип корешки отращивал. Удалось ему-таки занять место в твоей квартире. Самое хорошее выбрал, солнечное…

– Так ты на подоконник и не претендовал, – заметила я. – Хочешь с ним поменяться?

– Ничего себе! – возмутился он. – Только поженились, а жена уже пытается заместить меня в постели всякими странными зелеными проходимцами, да ещё и в горшках…

– Ты сам захотел на подоконник. Самое солнечное место, как-никак, – поддела его я.

– Для меня самое солнечное место – рядом с тобой. С тобой я и на подоконник согласен переселяться.

– Мне кажется, там слишком мало места для двоих, – заметила я, с трудом сдерживая рвущийся смех, – давай уж оставим подоконник фикусу, а нам пусть будет кровать?

– Ладно, – легко согласился муж и уселся на табуретку. – Порезать что-нибудь?

Я выдала ему кусок мяса и милостиво разрешила мне помогать.

– Ты не веришь в виновность Штефана? – вернулась я к разговору об убийстве.

– Нет, мне кажется, его подставили.

Упоминание моего бывшего жениха привели Дитриха в плохое настроение, но это отразилось лишь на скорости нарезки мяса – разделывал он вырезку с таким видом, словно мстил ей за что-то.

– Зачем?

– Χороший вопрос, – пробурчал он. – Но ответа на него я не знаю. Уверен, он будет равносилен ответу на вопрос, кто.

– Странно как-то… Если инору Вернер убили, – попыталась рассуждать я вслух, – и сделали это из-за ее книг, то то, как велось расследование вначале, должны были убийцу удовлетворить. Не убили же ее, чтобы обвинить во всем Штефана? Слишком много времени прошло…

– Возможно, были уверены, что Сыск сам на него выйдет?

Дитрих подвинул ко мне доску с мелко нарубленным мясом и потянулся за луком. Лук я к нему подвинула с превеликим удовольствием – переложить столь неприятное занятие на широкие мужские плечи, почему нет?

– А Сыск не вышел, и поэтому к тебе пришел Кремер?

– Возможно, – неохотно ответил он. – И мне все время кажется, что не только он пришел, но и тебя привел.

– Почему? – удивилась я. – Уж здесь точно на меня никто повлиять не мог. Мы с… Эмили столько объявлений пересмотрели. Я же поначалу хотела даже в гувернантки пойти, пока не поняла, что не возьмут по той же причине, что и на производство. Твое объявление оказалось первым более-менее подходящим, и попалось оно не в первой газете.

– Не знаю, – протянул Дитрих, – твоя бывшая подруга все же ведет себя очень странно. Следов ментального воздействия я не увидел, но я могу заметить лишь сильные и длительные, если было что-то короткое и однократное, только при глубоком сканировании можно понять.

– Она на сканирование не пойдет, – убежденно сказала я.

– Может пойти, если уверится, что это пойдет на благо Эггеру. Но нам это ничего не даст – даже если следы внушения найдутся, мы не поймем, кто и зачем заставил ее убедить тебя пойти ко мне в секретарши.

Я хотела было сказать, что меня никто не убеждал, я сама так решила. Но тут же вспомнила, что Эмили чуть не силком заставила меня пойти, да ещё и в легкомысленном платье, при взгляде на которое сразу возникало сомнение в моем желании получить работу. Сама бы я точно не пошла устраиваться к какому-то сомнительному магу для особых поручений. Да и сам маг мог мне отказать.

– Но тебя җе никто не заставлял меня брать на работу, – заметила я.

Мясо уже стояло на плите, скворчало и делилось запахом жареного мяса, с которым по аппетитности сравниться может разве что аромат свежего хлеба. Все остальное пахнет не так вкусно.

– Не заставлял, но ңа странности я сразу обратил внимание, на что и рассчитывалось. Потом приходит Кремер и вываливает нам сказку про свою жену и Эггера, к которой прилагается твой приворот к этому же типу. Кремер был уверен, что я часть сведений получу из Сыска, а взамен поделюсь своими – о нарушении закона Эггером. Тот, кто нарушил один закон, легче нарушит и другой.

На это и был расчет – что достаточно обратить внимание Сыска на пėрспективного преступника, а дальше арест уже неизбежен.

– А когда ареста не случилось, подбросили книгу и настрочили анонимку? – азартно предположила я.

– Книгу наверняка подбросили раньше, – не согласился Дитрих. – Нужно было, чтобы его наверняка арестовали. А когда я своей нерасторопностью их огорчил, пришлось писать анонимку.

– Их?

– Я не знаю, один человек или несколько.

Все это мне ужасно не нравилось. Получалось, преступление совершили только ради того, чтобы обвинить в этом конкретного человека?

– То есть изначально хотели подставить Штефана, для чего и убили наставницу?

– Тогда бы у него были все книги, а так только одна.

– Одну легче замаскировать, чтобы хозяин квартиры не заметил раньше времени. И так – риск, что он откроет сейф, обнаружит контейнер и вызовет Сыск сам. Насколько я знаю Штефана, он бы так и поступил.

– Значит, тот, кто это сделал, был уверен, что Эггер в сейф не полезет.

– Инора Кремер?

– Возможно… – неохотно ответил Дитрих. – Но против нее у нас ничего нет. Линди, ну их всех, а? Нашли, о чем разговаривать.

– Хорошо, – легко согласилась я. – Только один, самый последний вопрос. Почему брату Штефана заблокировали Дар, если была возможность этого не делать?

Дитрих встал с табуретки, обнял меня и начал целовать. Это было верных ходом. Моей последней связной мыслью было, что мясо сгорит без присмотра. Α потом и она вылетела из головы. Пусть себе горит, ведь есть намного более важное занятие – отвлекать меня от вопросов, ответы на которые Дитрих не хочет или не может озвучить.