Глава 1

Дед болел долго и тяжело. Как только ему становилось хоть немного лучше, он сразу оживлялся, вызывал к себе управляющего фабрикой и устраивал разгон, лез во все семейные дела, начинал критиковать договора своего сына, моего отца, которому так и не удалось добиться успехов в торговле, подшучивал над Барбарой и ее нерешительным женихом. Хуже всего было, когда он начинал, по его собственному выражению, вправлять мозги мне. Деда я любила, да и его болезнь требовала относиться к нему со снисходительностью, поэтому я спокойно выслушивала многословные наставления о том, что в моем возрасте пора бы и подумать о замужестве. Мое мнение он прекрасно знал – после того, как Гюнтер женился на моей же близкой подруге, этот вопрос я закрыла для себя раз и навсегда. Я не хочу, чтобы меня предавали, а значит, и замуж никогда и ни за кого не выйду. Но дед упорно твердил, что «один засранец не стоит того, чтобы ломать себе жизнь». Я ломать и не собиралась. Ведь и одной можно прекрасно прожить – ни от кого не зависишь, ни о ком не заботишься, делаешь только то, что хочешь. Угрозы лишить наследства вызывали у меня лишь скептическую усмешку – выбранная в Академии специализация по алхимии давала такой простор для возможности заработать, что просто дух захватывало. Нет, я дедовых денег не ждала, никогда на них не рассчитывала, а сейчас, на четвертом курсе, и не зависела от них. Постоянные подработки позволяли покупать не только подарки родным, но и довольно дорогие артефакты, необходимые для дела. Я уже подумывала о том, не снять ли домик, где можно было бы устроить собственную лабораторию – академической пользоваться разрешали не всегда, а соседка по комнате была недовольна, если я делала заказы на общей жилплощади. Пахло, видите ли, плохо. Учитывая то, что она часами пропадала на территории, где располагались клетки с магическими животными, ее обоняние давно должно было атрофироваться. А вот, поди ж ты…

В последнюю нашу встречу дед был задумчив и немногословен, с постели уже не вставал. Мама, всхлипывая, говорила, что утешение ему приносят лишь беседы с монахами монастыря Святой Инессы, которые снимали боль не только душевную, но и телесную. Ведь своим служителям святая давала толику божественной силы, позволяющей утешать страждущих.

– Ивонна, – еле слышно прошелестел дед, – если ты не выйдешь замуж, я твою долю завещаю монастырю.

– Твое право, деда, – пожала я плечами. – Ты же знаешь, это для меня неважно.

– Ты уверена? – изогнул он сухие потрескавшиеся губы в подобии улыбки.

– Уверена. Я могу прожить и без твоих денег.

– Разбаловали мы тебя, – вздохнул дед. – Вон, инор Хайнрих был бы счастлив тебя видеть за своим сыном.

– Еще бы, с его косметическим производством, – насмешливо фыркнула я, с трудом вспоминая Хайнриха-младшего. Кажется, у него все лицо в веснушках. – Дедуль, тебе пора давно понять, не убедишь ты меня.

– Не стоит этот Гюнтер, чтобы ты столько лет по нему сохла, – внезапно сказал он.

– Еще чего? – возмутилась я. – Я давно и думать про него забыла. Просто мне никто не нужен.

– А родители и Барбара? Они тоже не нужны?

– Ну ты сравнил. Я для вас на все готова! Вы – моя семья, но, кроме вас, мне никто не нужен, – твердо сказала я.

– Кроме нас, никто, – задумчиво сказал он. – Иди, я устал.

Он прикрыл глаза и сделал вид, что уснул. Я вышла, не желая его беспокоить. И был это наш последний разговор. Начались занятия в Академии, времени они отнимали немерено, да еще заказы пошли потоком, так что съездить к родным не получалось. Я уже думала, что до сессии не выберусь, как вдруг пришло письмо из дома, отправленное скоростной почтой. Дед умер, и меня просили приехать на похороны.

Пришли проститься с ним многие – не только соседи и друзья семьи, но и торговые партнеры, которые вели в свое время дела с ним, а теперь – с нашим управляющим, инором Тидеманом. Был там и инор Хайнрих со своим отпрыском, который всячески пытался выразить мне соболезнования. Я невольно отметила, что он выбрал крайне неудачное время, чтобы показать заинтересованность, и тут же забыла о нем, если бы не странная фраза:

– Инорита Ивонна, я был бы счастлив, подумай вы обо мне завтра.

Я не поняла, что он имел в виду, но быстро выбросила этот разговор из головы. В конце концов, мне было чем заняться и без размышлений на отвлеченные темы. Весь день прошел в бестолковой суете, не дающей полностью погрузиться в переживания, а к вечеру я настолько устала, что просто провалилась в сон.

А утром огласили завещание.

– Я, Густав Бринкерхоф, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии двух свидетелей, действуя добровольно, – монотонно зачитывал семейный нотариус, не поднимая глаз на присутствующих, – настоящим завещанием на случай моей смерти делаю следующее распоряжение. За исключением мелких выплат, список которых прилагается, все мое движимое и недвижимое имущество делится на три равные доли и передается моему сыну Отто Бринкерхофу и моим внучкам Ивонне Бринкерхоф и Барбаре Бринкерхоф в случае, если в течение года будут выполнены следующие условия. Ивонна Бринкерхоф должна вступить в брак до Барбары Бринкерхоф, причем оба эти брака должны быть заключены по всем правилам до истечения двух месяцев с момента моей смерти. Выплата долей произойдет по истечении года с момента заключения второго брака, при условии, что оба брака будут признаны действительными монастырем Святой Инессы. В случае невыполнения этих условий все мое имущество завещаю монастырю Святой Инессы, коему и надлежит проследить за исполнением моей воли. До истечения указанного срока наследующие мне будут получать ежемесячные выплаты, размер которых фиксирован и составляет…

Взгляды всех присутствующих скрестились на мне. Еще бы – мое отношение к браку не секрет для семьи. И теперь я стою между семьей и так необходимыми им деньгами. Своего источника дохода ни у кого не было. Да что там деньги – даже любая чайная ложка в доме по закону принадлежала деду.

– Как он мог так со мной поступить? – глухо сказал отец.

– Завещание нельзя опротестовать? – неуверенно спросила я. – Ведь текст явно указывает на то, что здравый ум – это преувеличение.

– Здравость ума на момент подписания была документально подтверждена монастырем Святой Инессы, – смущенно сказал нотариус. – Поверьте, инорита, я пытался отговорить инора Бринкерхофа, но он не прислушался к моим словам. Сказал, что хоть после смерти, но будет так, как он хочет.

– Не будет, – твердо сказала я. – Я не меняю свои решения. Дед прекрасно знал, что его деньги мне не нужны.

– Иви, а как же мы? – тихо спросила мать. – А Барбара? Родители Юргена никогда не согласятся, чтобы он женился на бесприданнице.

Сестренка, только сейчас осознав угрозу собственному счастью, громко, с подвываниями, зарыдала. Я растерянно оглядывала родных и ни в ком не видела поддержки. Во всех направленных на меня взглядах было лишь осуждение. Даже нотариус укоризненно покачал головой.

– Инорита, подумайте о близких, – сказал он. – Неужели вы действительно хотите, чтобы из-за вашего эгоизма вашу семью выгнали из этого дома.

– И что вы предлагаете? – язвительно спросила я. – Выбежать на улицу и выйти замуж за первого встречного?

– Зачем же? – невозмутимо ответил он. – Два месяца – достаточный срок, чтобы определиться, с кем вы хотите вступить в брак.

– Что помешает монастырю не признать потом наши браки?

– Инор Бринкерхоф записал пункты, по которым это будет определяться.

– Надеюсь, детей там нет, – нервно сказала я. – За такой срок они могут и не появиться.

– Детей нет, – подтвердил нотариус. – Но обязательное совместное проживание в течение года есть, так что на фиктивный брак не рассчитывайте.

– Иви, Клаус Хайнрих хоть завтра на тебе женится, – оживилась сестра, сбив меня с какой-то важной мысли. Слезы ее уже высохли, и глазки заблестели. – Я знаю, его отец с дедом об этом говорили незадолго до дедовой смерти.

Я вспомнила вчерашние слова рыжего Клауса и разозлилась. Похоже, содержание завещания ему известно. Возможно, именно инор Хайнрих и подговорил внести этот пункт. Я тут же устыдилась своих мыслей. Уж кому, как не мне, знать, что на деда никто не мог повлиять, и такое глупое условие его заставило написать отнюдь не чужое влияние, а упертость и убежденность в собственной правоте. И еще уверенность, что ради семьи я нарушу свои принципы.

Видя мою нерешительность, отец предложил послать за Хайнрихами и сразу определить дату свадьбы. Мои слабые протесты полностью потонули в хоре обрадованных родственников. Особенно усердствовала Барбара. Она обнимала меня за шею и, тыкаясь прямо в ухо, постоянно повторяла: «Иви, ты ведь сделаешь это для меня, правда?» И у меня просто не хватило духу сказать им твердое «нет».

Оба Хайнриха, и отец, и сын, выглядели полностью довольными решением нашей семьи. Инора Хайнриха устраивали и те деньги, которые я наследовала, и те знания, что я могла бы принести в семейный бизнес, в то время как Клауса больше занимала именно я, а не те блага, что он получал от брака. Он сразу заграбастал мою руку, как бы утверждая право собственности, и забрать ее уже не представлялось возможным. Его рука, широкая, покрытая густым рыжим волосом, напоминала какого-то диковинного насекомого. Мне вдруг на миг представились эти мохнатые пауки, бегающие по моему телу, и к горлу подкатила тошнота. Не слишком ли велика жертва, которую требуют от меня родные?

– Так что? – пробасил Хайнрих-старший. – Через неделю устраивать свадьбу уже прилично.

– Нет! – испуганно вскрикнула я. – Это слишком быстро! У нас траур. Мы дедушку только похоронили, а уже планируем праздник.

– Ваш дед, инорита, этого сам хотел. Мы поступаем по его воле. А свадьбу можно устроить скромную, только для близких родственников. Это траур не нарушит.

– Я через неделю не могу – у меня начинается сессия.

– Иви, какая сессия? – недоуменно сказала мама. – Тебе в академию возвращаться не надо – по условиям завещания ты должна будешь жить с Клаусом, а, значит, ни о какой учебе и речи быть не может.

– Мне осталось всего полтора года, как я брошу? – возмутилась я. – Нет, я хочу получить диплом. Имею полное право.

Хайнрихи переглянулись. Похоже, этот вариант им в голову приходил, и они его обсудили.

– Ивонна, дорогая, вы же можете взять на год академический отпуск, – внес предложение старший.

Брака с рыжим Клаусом нравился все меньше. Сначала выхожу за него замуж и получаю волосатых пауков. Потом расстаюсь с академией, как бы временно. Но кто мне даст туда вернуться? За год-то многое может случиться. И первым пунктом в списке Хайнрихов наверняка стоит моя незапланированная беременность. То есть это для меня она незапланированная, а для них очень даже. Для их фабрики моих знаний и умений хватит и тех, что есть.

– А если вашему сыну пожить этот год в Гаэрре? – предложила я. – Он запишется там на какие-нибудь курсы.

– У нас производство, – важно ответил Клаус. – Я не могу его надолго оставить. А вот ваша помощь будет очень кстати. Ивонна, вам будет интересно, поверьте.

– Косметика меня никогда не привлекала. – Я не теряла надежды получить все же руку в собственное пользование и время от времени пыталась ее выдернуть, но он все также цепко меня держал, – И этот год я хотела бы прожить возле Академии.

– Иви, – надула губки сестра, – если уж вы сейчас никак не решите, где будете жить, то, может, тебе лучше за кого другого выйти?

Мать испуганно охнула и прижала руку к сердцу.

– Барбара, лучше бы ты помолчала! – рявкнул отец.

– А что такого? – капризно сказала она. – Я тоже лицо заинтересованное. Иви все равно за кого выходить, вот пусть и найдет того, кто согласится жить в столице.

– Барбара, иди к себе! Немедленно!

Сестра обиженно выпрямилась и гордо вышла из комнаты. Я проводила ее взглядом и внезапно поняла, что замуж не хочу еще сильнее, чем раньше. Тем более за Клауса. Что же делать? Паника неудержимо росла, хотелось убежать вслед за сестрой, но я взяла себя в руки и твердо сказала:

– Предлагаю отложить этот разговор до конца сессии. Возможно, мы найдем решение, удовлетворяющее обе стороны. А сейчас, извините, мне надо собираться. Мой дилижанс отходит через час.

– Хотелось бы большей определенности с датой, Ивонна, – суховато сказал отец. – Ты же понимаешь, что мы все сейчас зависим от твоего каприза, и беззастенчиво этим пользуешься.

– Я пользуюсь? – От негодования у меня перехватило горло, и я закашлялась. – Да я во всем иду вам навстречу. Единственное условие – позволить мне доучиться.

– И все же, определись с датой до отъезда, – не смягчился отец. – Мне не хочется остаться нищим из-за твоей блажи.

– Положим, блажь не моя, а дедова, – не удержалась я, но, взглянув на нахмуренное лицо родителя, продолжила: – Не позже чем через две недели после окончания зимней сессии я выйду замуж. Даю слово.

– Замечательно, – расплылся в улыбке отец и обратился к Хайнрихам: – Если Ивонна дала слово, она его ни за что не нарушит.

– Клаус, да отпустите вы наконец мою руку! – не выдержала я. – А то я на дилижанс опоздаю.

– Было бы замечательно, если бы вы передумали уезжать, – с надеждой посмотрел он на меня, но руку отпустил, и то хорошо.

– Я уже высказалась по этому вопросу, – ответила я и быстро вышла из комнаты, не желая больше принимать ни малейшего участия в обсуждении моей свадьбы. По мне, так сегодня это чересчур популярная тема.

Собирать мне было нечего, так что я подхватила саквояж и выбежала из отчего дома. Клаус увязался-таки провожать, в то время как его родитель остался у нас, не иначе как радостно строить планы по совместной жизни своего отпрыска со мной.

– Я к вам скоро приеду, – бубнил Клаус. – Сходим куда-нибудь. Я столицу не очень хорошо знаю, но мы непременно найдем, куда пойти.

– Это лишнее, – ответила я. – У меня даже времени на вас не будет. Встретимся после сессии.

– Я привезу вам браслет, как своей невесте.

Спас меня вовремя подъехавший дилижанс. Я радостно попрощалась с женихом и стрелой влетела в карету. Нет уж, за него я ни за что не пойду. А значит, нужен фиктивный брак, чтобы через год моя семья спокойно получила деньги, а я – так желаемую свободу. Под мерный скрип колес я стала перебирать всех своих знакомых мужского пола, к которым можно было бы обратиться с такой деликатной просьбой.

 

Глава 2

Всю дорогу назад я думала над тем, к кому из моих сокурсников можно подойти с таким деликатным предложением. И получалось, что ни к кому. Те, что хоть немного поответственней, уже давно и прочно заняты, имея если не жену, то официальную невесту точно, которая, как я думаю, ни за что не согласится на участие своего жениха в столь сомнительном мероприятии. А те, кто пока ничем и никем не обременены, вряд ли сохранят наш договор в тайне. Даже при условии получить половину завещанных мне денег при успешном завершении дела. Все это ужасно печалило.

В общежитие я шла очень медленно, не поднимая глаз от брусчатой мостовой, как будто надеялась получить подсказку от равнодушного камня. Не хотелось никого видеть и ни с кем говорить. А ведь Анита наверняка полезет со своей жалостью – она даже провожала меня со слезами на глазах, такая эмоциональная у меня соседка. Но сегодня хоть в этом повезло – в комнате она оказалась не одна. Кроме Вольфа, с которым она встречалась второй год, был и его друг Рихард. Оба они благополучно доучились до пятого курса, и Анита не забывала почти ежедневно напоминать мне, какие способности проявляет ее парень в целительстве. Ее послушать, так тому лечебному заведению, куда попадет Вольф, или, в крайнем случае Рихард, немерено повезет. Я всегда пропускала ее слова мимо ушей, поскольку оба парня меня не интересовали. Соседка приглашала пару раз прогуляться с ними по Гаэрре, но я всегда отказывалась. Поскольку, даже если бы не было этой гадкой истории с Гюнтером, Рихард не принадлежал к тому типу мужчин, которые мне нравились. Невысокий, ненамного выше меня, худощавый, смуглый – полная противоположность моему бывшему жениху. Но сейчас я посмотрела на него другими глазами, ибо два следующих факта делали его очень привлекательным. Во-первых, он ни с кем не встречался, а во-вторых, имел явные проблемы с деньгами, то есть он вряд ли откажется от крупной суммы. Семья его, видно, не очень богата, так как не поддерживала материально. Он брался за все подработки, но у будущего целителя возможностей намного меньше, чем у алхимика или артефактора, и жил он почти на одну стипендию. Рихард молчалив, поэтому если не согласится, то оставит наш разговор в тайне. Об этом я размышляла, пока Анита суетилась вокруг меня с причитаниями и пыталась напоить чаем. Чая не хотелось, но чтобы не обижать соседку, я взяла чашку.

– Рихард, мне надо с тобой поговорить, – не стала я тянуть. – Наедине.

Он явно удивился, но отказываться не стал, предложил выйти в коридор. Я даже успела встать, но тут Анита подхватила Вольфа под руку и сказала, что они все равно собирались прогуляться, а мне с дороги надо отдохнуть. Так что через пару минут я ежилась под вопросительным взглядом Рихарда, мелкими глоточками пила налитый Анитой чай и не знала, как начать. Молчание становилось невыносимо давящим, но я никак не решалась сказать ужасные слова, после которых мне стыдно будет на него смотреть.

– О чем ты хотела поговорить?

– Рихард, не хочешь немного подзаработать? – Решила я зайти немного издалека.

– Ты же знаешь, я всегда за, – ответил он. – Немного – это сколько?

Я озвучила. Он присвистнул. Я уточнила, что эти деньги он получит только через год, а до тех пор будет иметь ежемесячно сумму более скромную, но все равно неизмеримо больше стипендии. Рихард немного подумал и нахмурился.

– Эти деньги попахивают чем-то нехорошим, – выдал он. – Я не буду связываться с преступностью. И тебе не надо.

– С чего ты взял? – предположение о преступном происхождении дедова наследства меня настолько разозлило, что я забыла про смущение. – Ни о какой преступной деятельности и речи нет. Ты просто на мне женишься, а через год разведешься. Все!

– Женюсь? – Рихард выглядел крайне удивленным. – Я правильно понял, ты хочешь заплатить деньги за то, чтобы я на тебе женился?!

– Правильно, – я немного успокоилась, все же самое страшное сказано, а гром не грянул, земля не разверзлась, и собеседник не загнулся от хохота, тыкая в меня пальцем. – Что в этом такого?

– Да странно как-то… Зачем это тебе?

– Мой дед написал идиотское завещание… – и я рассказала ему обо всем, что случилось после похорон.

– То есть тебе все равно, за кого выходить замуж? – уточнил он.

Я кивнула.

– Тогда почему ты не хочешь выйти за жениха, предложенного семьей? – продолжил он допрос.

Да какая ему разница?! Нет чтобы сразу ответить, согласен или нет. Думает, мне так приятно обсуждать эту тему?

– По многим причинам, – ответила я внешне спокойно. – Но главная – он мне физически неприятен. До тошноты.

– А я не неприятен? – с явным любопытством спросил он.

– При чем тут это? – удивилась я. – Сейчас речь идет исключительно о фиктивном браке, а с Клаусом это было бы невозможно.

– О фиктивном, говоришь, – задумчиво протянул он. – А напомни-ка мне, дорогая, какому монастырю поручено проверять достоверность брака?

– Монастырю Святой Инессы, – недоуменно сказала я, чувствуя какой-то подвох, но не понимая, в чем он. – А что?

– А то. В этот орден не берут без Дара, и им по силам определить, фиктивный брак или нет.

– Ой, – потерянно сказала я, – мне это и в голову не пришло.

– Имей в виду, – добил он. – Если уж ты собираешься спасать деньги семьи таким оригинальным способом, то спать с мужем тебе придется, вне зависимости от того, кто он будет.

Я молчала и вертела в руках опустевшую чашку, не поднимая глаз на собеседника. Богиня, что он обо мне думает? И ведь, главное, так и ничего и на мое предложение. Но надо было на что-то решаться. Я перевела глаза на его руки, расслабленно лежавшие на столе. Тонкие пальцы красивой формы, с овальными ногтями, обрезанными довольно небрежно, не вызывали у меня такого резкого отторжения, как с Клаусом. Во всяком случае, на мысли о пауках не наводили. Возможно, с ним это будет не столь отвратительно?

– Что ж, – неуверенно сказала я. – Возможно, я смогу это выдержать. Пару раз.

– Она сможет это выдержать, – язвительно сказал он. – А обо мне ты совсем забыла?

Действительно, это получаются неоговоренные ранее услуги с его стороны. Как это я не подумала?

– Ты хочешь дополнительную плату? – решила я проявить щедрость. – Уверена, мы договоримся.

Рихард издал какой-то странный сдавленный звук, но я так на него и не посмотрела. Мне было очень страшно взглянуть в его глаза. И увидеть… Не знаю даже, что именно я боялась увидеть больше всего – отвращение, презрение, насмешку.

– Ивонна, ты на себя в зеркало смотрела? – наконец сказал он. – Такое впечатление, что нет. Иначе ты не вела бы себя как престарелая страхидла, покупающая любовника.

– При чем тут это? – недоуменно спросила я. – Я допускаю, что тебе это тоже неприятно, и предлагаю компенсацию.

– Мне достаточно суммы, что уже прозвучала, – вздохнул он. – Будем считать это подарком с моей стороны.

Фраза о подарке меня несколько покоробила, но капризничать не приходится, тем более, что договоренности мы достигли.

– То есть ты согласен на предложенные мной условия? – обрадовалась я. – Давай составим договор.

– Нет, – неожиданно сказал он. – Договор мы составлять не будем. Либо тебе достаточно моего слова, либо ищи себе другого исполнителя.

– Почему ты не хочешь подписывать договор? – удивилась я.

– Потому что, – отрезал он. – Причину я обсуждать не буду.

Я расстроилась. Надо же, все так хорошо складывалось, а он неожиданно уперся. Но обойтись без договора? Дедушка крепко вбил в мою голову, что все дела необходимо держать в порядке, а это значит, что все документы надо иметь на руках. А потом подумала, да чем я рискую? Половиной наследства? Да оно мне и так не особо нужно. А искать кого-то, опять рассказывать эту историю, вгоняющую меня в краску…

– Хорошо, – сказала я. – Мне достаточно твоего слова.

– Так понимаю, поцелуем скреплять не будем? – В голосе Рихарда прозвучала явная насмешка.

– Пожалуй, нет, – подтвердила я.

– И на когда назначим знаменательное событие?

– После сессии съездим к моим родным, я тебя с ними познакомлю. Там и заключим брак, – решила я.

– Ты уверена, что твоим родителям это понравится?

– Нет, конечно. Они хотят, чтобы я вышла за Клауса, – подтвердила я его предположение. – Но сделать ничего не смогут. Даже пригрозить лишением наследства не выйдет. Им придется смириться.

Мы замолчали. Сейчас его присутствие ужасно тяготило. Хотелось, чтобы он как можно быстрее покинул комнату. Мы ведь все обсудили и выяснили. Что он надеется еще узнать?

– А скажи-ка мне, Ивонна, почему ты не хочешь нормально выйти замуж, а ищешь какие-то странные способы обойти условия завещания?

– Потому что, – ответила я его же словами. – Причину я обсуждать не буду.

То, что Рихард согласился сыграть роль моего мужа, не дает ему ни малейшего права лезть ко мне в душу. Да и какая ему, в сущности, разница? Мы партнеры, и только. Я гордо вскинула голову и наконец посмотрела на своего жениха. Выражение его лица было странным. Насмешки и презрения там точно не было, а что было, для меня осталось загадкой.

– Хорошо, – сказал он. – Если ты не передумаешь, после сессии я к твоим услугам. Доброй ночи.

И ушел. Доброй ночи? Хорошо бы. Богиня, если бы можно было отмотать время назад и отговорить деда от этих ужасных условий! Я вообще не представляю рядом с собой никого. Никого, кроме Гюнтера. Себе-то я честно могла признаться. Я не забыла бывшего жениха. Я помнила все: каждое его слово, каждое его прикосновение, каждый его поцелуй. И эти воспоминания терзали мою душу, заставляя замыкаться в себе все больше и больше. Я не хотела никого рядом с собой, но год ради своей семьи выдержу. Всего год? Нет, целый год.

Вернулась встревоженная Анита.

– Иви, что случилось? Мы встретили Рихарда. Он такой злой…

С чего бы ему злиться? Если не понравилось мое предложение, он бы просто не согласился. Или настолько нужны деньги?

– Ничего не случилось, – остудила я ее пыл. – Я не знаю, что его разозлило. Может, по дороге встретил кого-то.

– Может, – сказала она, глядя на меня с подозрением. – А о чем вы говорили?

– У меня небольшая проблема, и я просила его помочь. Он согласился, – сухо ответила я.

– У тебя проблемы, и ты молчишь? – обиделась она. – Может, я бы помогла? Или Вольф?

Я представила, как бы выглядела Анита после просьбы предоставить ее Вольфа во временное пользование сроком на год, и невольно рассмеялась.

– Нет, Ани, ты никак не поможешь, извини, – ответила я. – Не волнуйся, все равно я уже договорилась с Рихардом.

– О чем ты с ним договорилась? – не унималась соседка.

– Я выхожу за него замуж.

– Не хочешь говорить, так бы сразу и сказала, а не выдумывала всякую ерунду, – окончательно обиделась Анита и демонстративно начала готовиться ко сну.

Пожалуй, я бы на ее месте тоже не поверила. Не проявляли мы с Рихардом теплых чувств к друг другу, таких, что обычно предшествует браку. Но рассказывать еще ей о завещании я не стала – скоро сама поймет, что я не соврала, и перестанет обижаться, а пока не будет приставать.

 

Глава 3

На следующий день Рихард опять пришел с Вольфом и очень меня удивил, так как принес обручальный браслет, на мой взгляд, намного более дорогой, чем мог себе позволить. Анита восхищенно заахала, бросая выразительные взгляды на друга. Но того взглядами было не пронять.

– Зачем это? – недовольно сказала я.

– Так положено, – с явной насмешкой ответил он. – Тымоя невеста. Или за ночь что-то изменилось?

– Нет, – смутилась я. – Но зачем такой дорогой? Я не могу его принять. И вообще, откуда у тебя такие деньги?

– Копил, копил и накопил. Я был уверен, что когда-нибудь ты ответишь мне взаимностью, – сказал он и добавил тихо, так, чтобы только я слышала. – В чем проблема? Не захочешь оставить – вернешь.

– Как тебе удалось ее уговорить? – удивился Вольф. – То встречаться ни с кем не хотела, а тут сразу – раз – и замуж. Что это у тебя за такие тайные методики? Поделишься?

– Зачем тебе? – подозрительно спросила Анита. – На ком это ты жениться собрался?

– Как на ком? – не растерялся парень. – На тебе, конечно. Только вот спросить стеснялся.

Анита растроганно заморгала. Я насмешливо посмотрела на Вольфа – чем-чем, а скромностью он не страдал, меня бы его слова ни за что не убедили. Наверняка рассчитывал опробовать на ком-то знания, которыми, как он думает, владеет Рихард. Все они одинаковые – была бы юбка, а кто в ней, совершенно не важно.

– Я согласна, – скромно потупившись, сказала соседка.

– Ты меня осчастливила, – ответил ее теперь уже жених.

Радостным он не выглядел, но хоть нашел правильные слова. Интересно, и как он собирается выпутываться? Вот так сказал, не подумав, а тебя сразу в храм тащат. А перед этим еще пообнимают и обцелуют. Впрочем, Аниту он обнимал с явным удовольствием.

– Иви, а что ты не поцелуешь своего жениха? – Анита решила облагодетельствовать всех окружающих, а не только Вольфа.

– Ани, я его потом поцелую, наедине, – ответила я. – Ты же знаешь, я не люблю показывать свои чувства.

– А-а-а, вот он как тебя уговорил, – «сообразил» Вольф. – Поцелуем наедине.

– Но в щечку можно поцеловать без нарушений приличий, – не унималась соседка. – Он твой жених. А когда вы поженитесь?

– Сразу после сессии, – ответил Рихард и посмотрел на меня с хитрой улыбкой. – Но от поцелуя сейчас я бы не отказался.

А я вдруг подумала, ведь все равно через несколько недель придется позволить ему гораздо больше, так, наверное, стоит понемногу привыкать. Я подошла к жениху, зажмурилась и храбро поцеловала. Его щека была сухой, теплой и немного колючей. И пахла чем-то таким, неуловимо летним. Горьковатым от аромата трав степным ветром, что ли? Я открыла глаза и посмотрела на Рихарда. Он улыбнулся и попытался меня обнять, но я резко отстранилась. Не надо этих нежностей. Лишнее это совсем.

Анита цвела как вишня весной и вовсю строила планы совместной жизни с Вольфом. Как ни странно, тот включился с видимым удовольствием. До обсуждения имени первенца дело, слава Богине, не дошло, но тип ковра в гостиной они уже успели согласовать к тому времени, как я спохватилась:

– Все это очень увлекательно, только нам надо готовиться к экзамену. Да и вам, кстати, тоже.

Соседка обиделась, но возразить ей было нечего, как и нашим гостям, так что вскоре мы остались с ней вдвоем. Правда, она еще долго мешала заниматься, ведя бесконечные разговоры про Вольфа и про свое счастье. Читать что-либо в таких условиях можно, только заткнув уши ватой, но этим я бы обидела Аниту. Пришлось с кислой улыбочкой ей еще несколько раз намекнуть, что всему должно быть отведено свое время. Вот сдадим экзамены – и пусть себе хоть целые сутки декламирует любовную лирику.

– Как можно быть такой бесчувственной? – сказала она расстроено. – Вот я бы на твоем месте сейчас летала бы от счастья.

– Ты можешь это делать на своем, – сухо ответила я. – Если мы экзамены не сдадим, то навык этот сразу пригодится.

– То есть? – вопросительно посмотрела она на меня.

– Вылетишь из академии, – любезно пояснила я.

Анита окончательно обиделась и села, наконец, за учебники и конспекты. А я подумала, что если теперь каждый день будет начинаться с ее брачных мечтаний, мы не успеем подготовиться. Поэтому, когда через несколько минут пришел Вольф с браслетом и вызвал очередную вспышку восторгов, я попросила его до конца сессии появляться как можно реже, если он хочет, чтобы невеста доучилась. Счастливый жених внял моей просьбе, и они с Рихардом приходили только вечерами, да и то ненадолго. Так что хотя бы к первому экзамену мы подготовились.

К экзаменационной аудитории мы пришли, как обычно, заранее. И как же я об этом пожалела! Наши браслеты сразу привлекли самое пристальное внимание, и если Анитин вопросов не вызывал, то мой – напротив.

– Кто он? – трагически вопрошал Рольф. – Как зовут этого счастливчика?

– Не все ли тебе равно? – удивленно спросила я и вдруг поняла, что я не знаю фамилии Рихарда. Нет, он, несомненно, ее называл в самом начале нашего знакомства, но это было так давно и совершенно мне неинтересно, что я благополучно забыла.

– Не все, – обиженно сказал он. – Я хотел к тебе подойти, предложить куда-нибудь сходить, но так и не решился. У тебя вид всегда был такой, словно никто, кроме наследного принца тебе не нужен. Так кто он?

– Рихард Брайнер, – спасла меня Анита. – Друг моего Вольфа. Вот он отказа не побоялся. Ходил и ходил, пока своего не добился.

Богиня, что она говорит? Можно подумать, что все эти годы Рихард только и делал, что сидел у нас в комнате и добивался моего расположения.

– Значит, надо было быть понастойчивей, – поник парень. – Ивонна, что ты в нем нашла? Я же в сто раз лучше.

– Возможно, – согласилась я не без удивления.

Надо же, он, оказывается, в меня влюблен, а я и не подозревала. Встреться он мне вчера первым… Но нет, нехорошо использовать чужие чувства, на которые я не могу ответить. Так что хорошо, что не встретился.

– Раньше надо было думать, – наставительно сказала Анита.

– Так и теперь еще не поздно, – парировал он. – Ивонна пока не замужем. Да и не выглядит она счастливой.

– Не думаю, что стоит и дальше об этом говорить, – нахмурилась я.

Разговор на этом закончился, что не мешало парню бросать на меня выразительные взгляды и вздыхать. Правда, о своих страданиях он забыл достаточно быстро, едва начался экзамен и времени на всякую ерунду не осталось. Опрашивали нас, как обычно, не только по темам, указанным в билете, но и задавали несколько вопросов по всему курсу: иногда сложных, иногда не очень. Мне повезло, все доставшиеся мне вопросы я знала очень хорошо, так что из аудитории вышла с оценкой «отлично».

После экзамена я отправила родителям письмо о состоявшейся помолвке, в котором также попросила сообщить об этом Хайнрихам, чтобы не пришлось Клаусу совершать бессмысленную поездку в Гаэрру. А далее сессия потекла своим чередом, разбавляемая появлениями у нас в комнате Вольфа с Рихардом, рядом с которым мне становилось все тревожнее, хотя после той попытки обнять он не делал новых. Анита даже попеняла нам на взаимную холодность, странную для жениха и невесты. Ей я спокойно ответила, что все мы разные, кому-то нужны внешние проявления, кому-то нет. Пришло письмо из дома, довольно сдержанное, но мне дали понять, что поступок мой не одобряют и хотели бы видеть замужем только за Клаусом. Я горько усмехнулась. Как же хорошо, что в завещании не был обязательным условием брак по выбору родителей.

Сдав последний экзамен, я вышла из аудитории и облегченно выдохнула. Что ж, одно дело сделано, пришло время другого. Не скажу, чтобы я так стремилась замуж, но выбора не было.

Рихард ждал около нашей с Анитой комнаты, расслабленно прислонившись к стене. На меня нахлынуло осознание неизбежности того, что случится совсем скоро. Богиня, как же я этого не хотела! Да я бы лучше еще одну сессию сдала. Или даже две. Но отступать теперь можно только к Клаусу.

– Не передумала? – с усмешкой спросил жених.

– Нет, – твердо сказала я. – Сейчас переоденусь и поедем. С собой ничего не возьму – вряд ли мы там задержимся.

Лишь я вышла из комнаты, Рихард предложил мне руку, и дальше мы пошли, на мой взгляд, слишком близко друг к другу. Его руку, твердую и горячую, я чувствовала даже через несколько слоев ткани, что не позволяло расслабиться ни на минуту. Мы молчали, в нашем положении говорить о погоде глупо, а другие темы в голову не приходили. Жених тоже не торопился завязывать разговор. Возможно, он уже раскаивается в своем опрометчивом согласии помочь, но не может отказаться от данного слова. Я посмотрела на него, он ответил совершенно невозмутимым взглядом. Пожалуй, по его лицу сложно понять, что же он думает.

– Рихард, ты не жалеешь, что согласился? – решила я все-таки спросить.

– Ты рассматриваешь вариант выйти за Клауса? – уточнил он.

– Нет, – меня даже передернуло от отвращения. – Это исключено.

– Нет, не жалею, – он успокаивающе положил руку на мою ладонь, но тут же ее убрал, не дожидаясь моей реакции. – Но, похоже, это будет сложнее, чем я думал.

– Еще не поздно отказаться, – предупредила я, хотя мы подходили уже к дилижансам. – Если тебе это неприятно, я попрошу кого-то другого.

– С чего это ты решила, что мне неприятно? Я говорил не про это. Отказываться я не собираюсь – настоящий мужчина не сбегает от трудностей, – заявил он мне.

Что ж, его выбор. Возможностью он не воспользовался, и больше я его спрашивать не буду. Места в ближайшем дилижансе на Корнин были, так что вскоре мы уже ехали навстречу очередному испытанию.

Родители нам не обрадовались, несмотря на то, что это приближало семью к получению наследства. Отец пренебрежительно окинул Рихарда взглядом, отметив и потертые штаны, и обтрепанные манжеты на рукавах рубашки, впрочем, совершенно чистой. Похоже, не такой зять ему нужен.

– Я даже не буду спрашивать, кто его родители, – возмущенно сказал он. – Ивонна, неужели ты не понимаешь, что это просто охотник за приданым?

– Попрошу не оскорблять моего будущего мужа, – холодно сказала я.

– Твой будущий муж – Клаус Хайнрих, и это не обсуждается, – заявил отец. – Именно его хотел видеть твой дед на этом месте.

– Откуда такая уверенность в том, что хотел дед? Он что, делился с тобой своими соображениями по завещанию?

– Да, – неохотно ответил он, – но я был уверен, что мне удалось его отговорить. Поделить наследство на три части, вместо того, чтобы завещать все мне! У нас теперь все активы под внешним управлением! Какое неуважение!

На мой взгляд, это была обычная предусмотрительность человека, который очень хорошо знал своего сына и совсем не надеялся на его деловую хватку. Отец постоянно влезал во всяческие авантюры, оставлявшие его совершенно без денег, а так есть хотя бы надежда, что две трети состояния не пропадут – семья жениха Барбары довольно успешна, да и дело Хайнрихов, младшего из которых прочили мне в мужья, процветает.

– Ничего, потратишь на год позже, – безжалостно прервала я его стенания. – И чем раньше мы с Барбарой выйдем замуж, тем быстрее ты получишь доступ к деньгам.

– Ты должна выйти замуж за Клауса, он тебя любит, – вернулся к прежней теме отец. – Мы с инором Хайнрихом все обговорили.

– А то, что я его не люблю, совсем не учитывается? – я чувствовала себя оскорбленной.

Мою жертву не оценили, более того, требовали принести гораздо большую на алтарь нашей семьи.

– Да у вас, у девушек, все равно ветер в голове. Это ты сейчас думаешь, что его не любишь, – недовольно сказал отец. – А поживете вместе пару месяцев, так счастлива будешь. Уж всяко он лучше этого голодранца.

Честно говоря, я поражалась терпению Рихарда. На его месте я бы уже давно вспылила и покинула столь негостеприимный дом, а он молчал и только с видимым интересом прислушивался к нашему разговору.

– Я выхожу замуж за этого, как ты говоришь, голодранца, вне зависимости от того, нравится он вам или нет, – твердо сказала я.

– Если ты сделаешь такую глупость, ноги вашей здесь не будет! – пафосно вскричал отец.

– По завещанию мне принадлежит треть дома, – напомнила я. – Так что запретить мне сюда входить вы не сможете. Но я сама больше не вернусь.

С этими словами я схватила жениха за руку и покинула родительский дом, сопровождаемая воплями отца о том, что я должна немедленно опомниться, вернуться и выйти за Клауса. И все это по кругу в произвольном порядке.

– Не понравился я твоему отцу, – заметил Рихард.

– Ты же понимаешь, что ему никто, кроме Клауса, и не понравится, – ответила я.

Беседа с отцом далась тяжело, я до сих пор ее переживала и пыталась понять, можно ли было повернуть так, чтобы родители приняли мое решение, а разговор не закончился разрывом.

– В чем-то он прав. Я действительно голодранец и, в некотором роде, охотник за твоим приданым. Тебя это не смущает?

– Это основа нашего договора. Ты играешь роль моего мужа, я тебе за это плачу, – недоуменно сказала я. – Что, по-твоему, меня должно здесь смущать?

– Сам факт! – неожиданно он ответил достаточно зло.

– Если тебя это так волнует, Клаус смущает меня намного больше, чем расставание со всей суммой наследства.

– Предлагаю тебе изменить наш договор следующим образом. Я в течение года играю роль твоего мужа и даю развод по первому требованию, а с твоей стороны не принимаю никаких денежных выплат. И жениться согласен только на таких условиях.

– Но, Рихард, – запротестовала я, – это будет нечестно с моей стороны. В таком варианте я получаю намного больше, чем ты.

– Поверь, дорогая, я и в этом варианте получу намного больше, чем ожидал, – сказал он с какой-то странной полуулыбкой.

– И все равно мне кажется, что это неправильно, – проворчала я. – Мы же договаривались.

– Я не буду брать у тебя деньги. И это не обсуждается, – отрезал он. – Итак, твое решение?

– Можно подумать, у меня есть выбор.

– Выбор есть всегда, – ответил он. – Между мной и Клаусом, к примеру. Или ты можешь проигнорировать это требование завещания – ты же говоришь, что деньги тебе неважны.

– Но они важны моей семье.

– Причем намного больше, чем ты, – заметил он.

На это мне ответить было нечего: поведение отца, да и не только его, указывало, что получение денег намного важнее моей судьбы. И все же поступить так, как предложил Рихард я не могла: это была моя семья, и я любила их такими, какие они есть.

– Пойдем в Храм, – сказала я.

Я больше не желала говорить на эту тему. И все же родители уверены, что заботятся о моем счастье. Но только какое счастье может быть с этим рыжим волосатым Хайнрихом?

Рихард взял меня под руку, и мы пошли. В тот самый Храм, где три года назад собирались заключить брак Гюнтер и я.

 

Глава 4

Оказалось, что разговор с отцом – это еще не самое страшное, что ожидало меня сегодня. По дороге к храму мы встретили Гюнтера с Эви. Обычно я всегда замечала их издалека и сворачивала в ближайший переулок. Но тут эта парочка вывернула из дверей лавки буквально перед нами, и бежать было некуда.

– Иви, какая встреча, – радостно защебетала Эвамария, прижалась к мужу и сладко мне улыбнулась. Тут ее взгляд упал на мой браслет. – О, тебя можно поздравить? Наконец-то! Я так рада! Твой жених – такой симпатичный инор.

Правда, взгляд, которым она окатила «симпатичного инора», совсем не соответствовал словам. Этакая смесь пренебрежения с удовлетворением. Еще бы! За прошедшее время Гюнтер не стал хуже. Высоченный, белокурый, красивый, он напоминал героев древних легенд, и от одного взгляда на него у меня заболело где-то глубоко внутри. Он тоже заметил мой браслет, и взгляд его стал каким-то оценивающим. Но что там оценивать? Рихард рядом с ним казался слабым подростком.

– Извини, дорогая, мы торопимся. Всего хорошего, – сухо сказала я, после чего мы с Рихардом обошли парочку и пошли дальше.

Вслед нам раздался довольный смешок бывшей подруги, но я сделала вид, что меня это не волнует. Они оба не имеют никакого значения, сказала я себе. Это прошлое, под которым надо провести черту и забыть. Только так.

– И кто это был? – спросил Рихард, видя, что я ничего объяснять не собираюсь.

– Никто, – отрезала я.

– Так это из-за никого ты исполосовала мне всю руку? Понятно.

На его рукаве под моими пальцами расплывались пятна крови. Видимо, пытаясь сдержать эмоции, я по привычке сжимала руку, не обращая внимания на препятствия. До сих пор доставалось только моим ладоням.

– Извини, – покаянно сказала я. – Давай перевяжу, что ли?

– Да не стоит. Кровь я уже остановил. Хотя… дырки на рубашке можешь зашить.

– Почему ты сразу не сказал?

– Не хотел отвлекать от занимательной беседы с никем, – любезно ответил он.

– Это мой бывший жених и моя бывшая подруга, – пояснила я.

Перед Рихардом я чувствовала себя очень неловко. Надо же, молча терпеть такое и сказать, только когда мы отошли уже далеко.

– И как же они стали бывшими?

– Родители Эвамарии застали его в спальне дочери. Он вынужден был жениться, – коротко пояснила я.

Я бы и этого не сказала, но чувство вины не позволяло резко прервать разговор.

– Он как-то пытался объяснить свой поступок? – не унимался жених.

– Да. Он утверждал, что просто хотел почитать письма, которые я писала Эви. Но я не поверила.

Раздражение я уже не пыталась скрыть. Я рассказала достаточно. К чему эти дополнительные вопросы?

– Почему? Такое тоже может быть.

– Видишь ли, – сухо сказала я, – для чтения писем совершенно не обязательно раздеваться и залезать в чужую постель. А его обнаружили именно в таком виде. Рихард, мне неприятна эта тема, я не хотела бы больше про это говорить.

Слава Богине, он замолчал и не задавал ни одного вопроса, пока мы не дошли до Храма. Главный корнинский Храм очень красив, один из самых прекрасных в Гарме, но сегодня красота его казалась мрачной и недружелюбной. Ведь именно в нем я собиралась связать свою жизнь с Гюнтером, а теперь пришла сюда совершенно с другим инором, к которому ничего подобного не испытываю. Мне показалась кощунственной сама мысль о том, что фиктивный брак с Рихардом будет заключен здесь, поэтому я немного постояла на пороге, так и не решилась сделать последний шаг, и наконец сказала:

– Рихард, ты не будешь возражать, если мы поженимся в Гаэрре?

– Для меня это не имеет никакого значения, – ответил он.

И мы поехали назад. Поездка оказалась бессмысленной и, более того, неприятной. Не стоило рассчитывать, что родители будут рады моему браку с кем-то, кроме Клауса Хайнриха. Мама к нам и не вышла. Впрочем, она всегда подчинялась отцу, даже если его требования оказывались совершенно нелепыми. Дед ворчал, что если бы она хотя бы иногда давала отпор мужу, то ему бы это пошло на пользу, а в семье сохранилось бы много денег. Но для матери авторитет отца был слишком высок, и пойти наперекор она бы никогда не решилась. Немного удивило отсутствие Барбары, но ее, скорее всего, и дома не было, иначе она не упустила бы возможности полюбопытствовать, чем так возмущается отец. Наверное, сестра готовится к собственной свадьбе. Ей-то эти приготовления доставляют только радость.

В Гаэрру мы приехали довольно поздно, я даже подумала, что посещение Храма придется отложить на завтра, но Рихард повел меня какими-то кривыми улочками, и мы оказались у маленького святилища, которое еще не закрылось. Отблески заходящего солнца проходили через витражи и смешивались с неярким светом свечей, создавая мягкую, успокаивающую атмосферу. Внутри оказалось тихо и очень уютно. Невысокий плотный священник собирался домой, но, узнав, зачем мы пришли, заулыбался, зажег те несколько свечей, которые уже успел погасить, и торжественно провел церемонию.

– Вы будете счастливы вместе, дети мои, – сказал он, прощаясь с нами. – Я чувствую, что Богиня смотрит на вас и улыбается. Я вижу, что вы пошли против желания своих семей, но вы вместе, и это очень правильно.

Не хотелось обижать этого человека, поэтому я постаралась улыбнуться, хотя на глаза навернулись слезы. О каком счастье он говорит, если все так плохо? Наш брак – вынужденная мера, ни я, ни мой муж друг друга не любим, а через год весь этот фарс закончится, и Богиня опять над нами посмеется. Но Рихард поблагодарил его, вручил какую-то сумму на нужды Храма, и мы вышли на вечернюю улицу. Муж и жена. Забавно, право. Но недостаточно для достижения моей цели.

– Сегодня квартиру уже не снять, – сказала я. – Но Анита собиралась уехать к родителям, так что комната в нашем распоряжении.

– Хочешь прямо сейчас сделать брак действительным? – усмехнулся Рихард.

– Да, – подтвердила я. – К чему тянуть? От этого ничего не изменится.

Анита действительно уехала. В комнате было темно и тихо. Рихард обнял меня и хотел поцеловать, но я отстранилась и сказала:

– Это лишнее. Мне этого не надо. Думаю, тебе тоже.

– Как хочешь, – легко согласился он.

От его легкости мне стало ужасно обидно. Конечно, ему намного проще. Да мужчинам вообще все равно, с кем быть! Что Гюнтеру, что Рихарду. Спасибо, конечно, что согласился помочь и даже пытается проявить какую-то нежность, только это все ненастоящее, фальшивое, как и наш брак.

Ко сну я готовилась как обычно. Строгая ночная рубашка под горло. Волосы, аккуратно заплетенные в две косы. Привычный ритуал немного успокоил, но не до конца – девушка, что смотрела на меня из зеркала, выглядела испуганной. Но ничего не поделаешь, если уж решила, придется идти до конца. Войдя в комнату, я обнаружила, что Рихард сидит верхом на стуле, положив руки на его спинку, и задумчиво изучает потолок. Я расстелила постель, легла, закрыла глаза и сообщила мужу:

– Я готова.

В комнате было все так же тихо. Я вцепилась двумя руками в одеяло и старалась не думать, что сейчас, вот-вот, это все и случится. Что придется перетерпеть прикосновения, и не просто прикосновения, совершенно чужого человека, и все ради своей семьи, а они этого совсем не оценят. К горлу подкатил комок слез, и я чуть не всхлипнула от жалости к себе, но удержалась, только парочка слезинок выкатились и побежали по щекам.

– Может, мне тебя к кровати привязать? – внезапно раздавшийся голос нарушил тишину. – А самому надеть белый балахон, взять нож в зубы и устроить ритуальные танцы с завываниями?

– Зачем? – от удивления я даже глаза открыла.

– Чтобы ты совсем себя жертвой почувствовала, – пояснил он. – Этакой несчастной овечкой, предназначенной на заклание.

– А ты думаешь, я должна быть счастлива? – с негодованием спросила я. – Единственное, чего я хочу, чтобы все побыстрее закончилось. А ты тянешь время.

– Видишь ли, дорогая, я в своей жизни ни разу не насиловал женщин, – медленно, растягивая слова, сказал он. – И не собираюсь этого делать.

– Ты обещал помочь! – возмутилась я, как только поняла, что именно означают его слова.

– Я и не отказываюсь от обещания. Но твое поведение и вид как-то не стимулируют к инициативе с моей стороны. Ты бы еще дырку на сорочке прорезала в определенном месте, чтобы было понятно, где именно к тебе можно и нужно прикасаться.

– Чем тебе так мой вид не нравится? Уверена, что Клауса он бы не испугал, – недовольно сказала я.

– Действительно? Наверное, я не такой храбрый, как он. Но, знаешь, еще не поздно за него выйти. Завтра идем в Храм, ты объясняешь священнику, почему хочешь расторгнуть брак, нас разводят, и ты едешь в Корнин, к родительской радости.

Его предложение меня не вдохновило. Я села на кровати и попыталась воззвать к его совести:

– Рихард, мы же договаривались. Нехорошо с твоей стороны нарушать обещание.

– Чем я его нарушил? Тем что отказался тебя насиловать? Иви, я полностью в твоем распоряжении, можешь насиловать меня сама. В конце концов, тебе это больше надо.

С этими словами он снял рубашку и нагло устроился на моей кровати. Поднял руки над головой, потянулся и сказал:

– Я готов. Видишь, я даже руки убрал, чтобы к тебе случайно не прикоснуться. Все остальное на тебе. Действуй.

Я растерялась. Это как он себе представляет? Это же совершенно не правильно. Где это видано, чтобы такими вещами занимались девушки?

– Рихард, в первую брачную ночь все должен делать мужчина, – попыталась я его урезонить.

– Так у нас разве брачная ночь? – удивленно приподняв бровь, ответил он. – У нас договор. Свою часть я выполняю. Что тебе не нравится?

– Мне все не нравится! – яростно сказала я и вскочила с кровати. – Это издевательство какое-то! Ты вообще понимаешь, что говоришь?

– Понимаю. Но насиловать все равно не буду, – невозмутимо ответил он.

Чтобы успокоиться, я начала ходить по комнате и считать шаги. Это немного отрезвило, я решила подойти по-другому и присела на краешек кровати.

– Рихард, пожалуйста, – жалобно сказала я, просяще сложив руки перед грудью. – Что тебе стоит, а? Это же так просто.

– Видишь ли, Ивонна, я не могу так, как это подразумевается тобой. Но я могу предложить тебе два варианта, подходящие мне. На выбор.

– Каких? – я насторожилась, так как сразу заподозрила, что оба варианта мне не понравятся.

– Или ты все делаешь сама. Или заинтересуешь меня, и тогда все делаю я.

– Как я могу тебя заинтересовать? – не поняла я. – От денег ты отказался.

– Соблазни, – нахально ответил он и хитро улыбнулся.

Я дар речи потеряла от возмущения. Это что он себе думает? Я ему что, шлюха продажная, таким заниматься? Еще чего не хватало, соблазнять мужчин! Да лучше я за Клауса пойду, с ним таких проблем не будет! Его соблазнять не надо, он и так на все согласен, лишь бы меня заполучить. Но при мысли о Клаусе стало так нехорошо, что я все же начала склоняться ко второму варианту, предложенному мужем. Все равно первый мне недоступен. В самом деле, он мой муж, значит, ничего постыдного в его соблазнении нет, уговаривала я себя. Уговоры шли туго. Усталость, злость, обида тугим комком смешались в моей душе. Какое право он имеет так поступать со мной? Как только его язык повернулся назвать это помощью? Хорошо, я его соблазню! Я его так соблазню, что он на коленях передо мной будет ползать, умоляя о взаимности! Только как это делается? Наверное, надо сначала самой заинтересоваться? Я задумалась, стала рассматривать лежащего передо мной Рихарда и с удивлением обнаружила, что он, в общем-то, очень привлекателен. Довольно правильные тонкие черты лица, темные глаза и немного смуглая кожа указывали на то, что мать его, скорее всего, из Лории – все же для Гарма характерна более тяжеловесная внешность. Более мужественная. Как у Гюнтера. Усилием воли прогнав мысли о бывшем женихе, я продолжила рассматривать мужа. Темные, почти черные волосы очень коротко подстрижены. На мочке правого уха – небольшой шрам. Я перевела взгляд ниже. Гладкая кожа обтягивала весьма приличные мышцы. Никогда бы не подумала, что его рубашка такое скрывает. А не иллюзия ли это? Я поднесла руку к его торсу и подозрительно потрогала пальцем, желая убедиться, что мне это не кажется.

– Ты еще палочкой потыкай, ага, – ехидно посоветовал Рихард. – Знаешь, как это мужчин возбуждает? Я правильно понял, что ты выбрала второй вариант?

Я невольно покраснела. Совсем не об этом я думала, а он вон как воспринял. Но, может, это и к лучшему?

– Рихард, я не умею это делать, – честно сказала я. – Я даже не знаю, с чего начать. Я никогда никого не соблазняла и даже не думала об этом. Понимаешь?

– У тебя целый месяц впереди, чтобы разобраться, – невозмутимо ответил он. – Почитать книжки, поговорить со знающими людьми.

– А ты что посоветуешь? – спросила я с надеждой на быстрое решение.

Уж ему-то должно быть понятно, чем он соблазнится. Довериться специалисту – вот залог успеха.

– Даже не знаю, – Рихард явно удивился моему вопросу. – Для начала я бы тебе посоветовал не заплетать дурацкие косички, выбросить ужасную ночную рубашку, навевающую мысли о доме престарелых, и не шарахаться от каждого моего прикосновения.

– А если я сейчас распущу волосы и сниму сорочку? – Осенила меня идея.

Я даже руку к завязке у горловины протянула. Хотелось покончить с этим делом побыстрее, а не растягивать сомнительное удовольствие.

– То ничего не будет, – остудил он мой пыл. – Обнаженная мраморная статуя возбуждает ничуть не больше, чем статуя в одежде. Докажи, что ты женщина, а не кусок камня. Перестань чувствовать себя жертвой обстоятельств, пойми, что это твой выбор и ничей больше.

– И что же мне делать сейчас? – растеряно спросила я.

– Спать, – ответил он. – Идей, как я понимаю, у тебя никаких нет. А день выдался тяжелый.

Муж подвинулся, освобождая место, откинул одеяло и выжидательно посмотрел. Я недолго думала, подавила вспыхнувшую злость и прилегла с краю. В самом деле, если уж все равно сегодня ничего не будет, так хоть высплюсь. Сессия закончилась, впереди небольшие каникулы, так что завтра не надо вставать рано. А что касается соблазнения, так неужели ни у кого таких проблем не возникало? Наверняка ведь можно какие-то пособия найти. Вот завтра покопаюсь в книжных развалах, что-нибудь да найду. И тогда он у меня порадуется полноте жизни. А пока… Я нерешительно протянула руку и положила ее на грудь Рихарда.

– Двигаешься в правильном направлении, – усмехнулся он и приобнял меня.

Я оказалась близко к нему, недопустимо близко. Чувство протеста всколыхнулось было, но быстро заглохло – ночи сейчас прохладные, я даже подмерзла немного, пока бегала по комнате, а от него веяло теплом. А еще уверенностью и спокойствием. Именно тем, чего мне сейчас больше всего не хватало. Я уже засыпала, когда на краю сознания промелькнула мысль «Может, не надо на коленях? Достаточно будет, если он просто пожалеет о том, что сделал сегодня.»

 

Глава 5

Наше первое совместное утро началось со скандала. Пришла комендант общежития и устроила разнос. Богиня, сколько нового и интересного узнала я о себе за это утро! А инора продолжала говорить и говорить. Наконец она выдохлась, и мне удалось сказать хоть что-то в свое оправдание.

– Инора Хофмайстер, это мой муж, – пояснила я и показала брачную татуировку.

– А хоть бы и муж! – начала она опять возмущаться. – Это не повод, чтобы не давать спать всему этажу своими кошачьими воплями!

– Какими воплями? – не поняла я. – У нас совершенно тихо было.

– Да, мы ставили полог молчания, – поддержал меня Рихард.

– Плохо ставили, – заявила она. – Ко мне прямо с утра ваши соседи пришли с жалобой. И вообще, правилами проживания в нашем общежитии запрещено лицам мужского пола находиться здесь в ночное время. Так что чтобы я такое в этой комнате наблюдала в последний раз.

Тут я заметила Маргарету Фидлер, однокурсницу, которая выглядела довольной донельзя, как кошка, досыта наевшаяся куриного филе. Очень было похоже, что именно она и донесла. Но зачем? Мы с ней никогда не враждовали.

– Инора Хофмайстер, приносим свои глубочайшие извинения и вам, и тем, кому мы доставили неудобство, – церемонно сказал Рихард. – Подобного больше не повторится. Мы сегодня же займемся поисками квартиры.

Комендант поворчала немного, но уже больше для приличия, и ушла. А я повернулась к мужу и сказала:

– Рихард, зачем ты соврал про полог?

– Я его действительно ставил, – усмехнулся он. – Я подумал, что ты орать начнешь не хуже вашей комендантши, когда поймешь, что все пошло не так, как ты хотела.

Я хмуро посмотрела на него. Выглядел он выспавшимся и весьма собой довольным. Гадский тип! Как он мог так со мной поступить? И вообще, разве это нормально для мужчин выдвигать такие требования? Идея с соблазнением уже не казалась такой привлекательной, как вчера ночью. Вот если бы на его месте был кто-то похожий на Гюнтера…

– Рихард, – ласково протянула я, – ты вообще понимаешь, что поступил вчера, как последний негодяй?

– Разве? – издевательски улыбнулся он. – Вот так, как ты хотела, мог сделать действительно только негодяй.

Я недовольно посопела. При свете дня просить его исправлять свою ошибку было как-то неудобно. Возможно, вечером Рихарда все же удастся уговорить исполнить супружеские обязанности безо всяких условий?

– Итак, наши планы на сегодня – найти квартиру? – уточнил Рихард, без стеснения демонстрируя мне свой голый торс. А чего это он, собственно не одевается?

Тут мой взгляд упал на его рубашку, на рукаве которой бурели пятна. Я же вчера обещала ее зашить. Я взяла с полки флакончик с зельем, убирающим кровь с ткани, не повреждая ни структуру, ни краску, и обработала поверхность. Мои ногти оставили только две небольшие дырочки, которые я быстро зашила. Увы, рубашка от этого не стала лучше, ее не помешало бы заменить на новую. Все это время муж промолчал, с интересом наблюдая за тем, что я делаю. Я протянула ему рубашку.

– Спасибо, дорогая, – сказал он и улыбнулся, ехидненько так. – Поцелуй ты точно заслужила. Если захочешь, конечно.

И тут я задумалась, приблизит ли меня поцелуй хоть немного к цели. Если уж я его соблазнять собираюсь, то ведь наверняка и целовать придется. С другой стороны, если с поцелуем пройдет как надо, то, может, он и дальше зайдет? Все равно ведь кровать пока не заправлена…

– Захочу, – ответила я и улыбнулась, надеюсь, что призывно.

По лицу Рихарда промелькнула тень удивления, но он быстро взял себя в руки, подошел и звонко чмокнул в щеку. Руки при этом держал за спиной.

– И это все? – возмущенно сказала я. Ведь я настроилась перетерпеть это унизительное действие до самого конца. – Так только дети целуются.

– Мы договорились, что соблазняешь ты, – невозмутимо ответил он. – Хочешь по-другому – целуй сама.

Пожалуй, к такому я пока не готова. Я посмотрела на Рихарда. За сегодняшнее утро он только и делал, что меня злил. Злость копилась, ее надо было куда-нибудь выплеснуть, но не на того же, кого собираешься соблазнить.

– Дорогой, – надеюсь, улыбка у меня не слишком кривая и выглядит счастливой, – ты подождешь меня несколько минут?

И направилась я прямиком к Фидлер, благо комната у нее по соседству. Я даже в дверь стучать не стала, а то вдруг запрется, а ругаться через дверь не так увлекательно.

– А скажи-ка мне, Грета, – начала я с порога, – с чего это тебе вдруг пришло в голову ставить нашу инору Хофмайстер в известность о том, что у меня кто-то ночует? Раньше за тобой такого не водилось.

– А чтобы все узнали, что ты из себя представляешь, – Фидлер смутилась, но отвечала довольно уверенно, как будто чувствовала за собой правоту. – И он тоже.

– Он – это кто? – недоуменно спросила я.

– Кто-кто, Рольф, конечно, – возмущенно сказала она. – А то ты не знаешь, что он по тебе столько лет страдает?

– Он сказал недавно, и я действительно не догадывалась, – смутилась я. – Но Рольф уже знает, что я выхожу замуж. Точнее, вышла. Вчера.

– Так это твой муж? Извини, – теперь уже она вела себя совсем по-другому, да и говорила со слезами раскаяния в голосе. – Рольф мне так давно нравится, я к нему уже как только не пыталась подойти, даже, стыдно сказать, одно время подумывала любовное зелье подлить, а он только на тебя и смотрел. Вот я и разозлилась вчера, когда решила, что недотрогу ты из себя только строишь, а на самом деле не столь праведна. Извини.

Любовное зелье? Да это как раз то, что мне надо! Под его воздействием Рихард точно сделает все сам, без меня. Я чуть не расцеловала от избытка чувств Маргарету. Как это я раньше не видела, что она такая замечательная девушка? С такими выдающимися идеями. Правда, это не совсем хорошо и совсем противозаконно, и рецепта у меня нет…

– Грета, не переживай так, – участливо сказала я. – Ничего страшного, ошиблась, с кем не бывает. Вот ты про зелье говорила. У тебя рецепт, наверное, есть?

– Был бы, я бы точно не удержалась. – Сокурсница уже вовсю страдала, всхлипывала и размазывала слезы по щекам. – Я так гадко поступила. Прости меня, Ивонна.

– Да простила я уже, – разочарованно сказала я. – Ничего страшного не случилось. Ну покричала инора Хофмайстер, так она уже успокоилась, а мы сегодня жилье снимем и здесь больше не появимся.

В совершенно расстроенных чувствах я вернулась в свою комнату. Рихард уже оделся, стоял рядом с полностью застеленной кроватью и листал одну из моих книг.

– У тебя, что, только одни учебники и справочники? – разочарованно спросил он. – Ни одного романа.

– Романы у нас Анита читает, – я кивнула головой на половину соседки. – У нее там и романы есть, и тетрадки с любимыми стихотворениями.

«И тетрадки с заклинаниями, не входящими в курс», – промелькнуло у меня в голове.

Анита девушка запасливая, даже если уверена, что не пригодится, все равно запишет. И я точно помню, что курсе на втором она говорила о чем-то таком, относящемся к запрещенным разделам магии. Я заинтересовано посмотрела на соседскую полку. Но искать рецепт приворотного зелья при том, на ком его собираешься испробовать, как-то не совсем прилично, так что пришлось взять себя в руки и перевести взгляд на мужа.

Позавтракали мы в столовой академии, благо во время каникул она продолжала работать, и отправились на поиски подходящего жилья. Там меня ожидало полнейшее разочарование. Ни о каком отдельном домике с комнаткой для лаборатории и речи идти не могло. Денег едва хватало на то, чтобы снять совсем крошечную квартирку без мебели. По-видимому, оставляя распоряжение о выплатах, дед не рассчитывал на такую графу в семейном бюджете, как наем жилья. Мы осматривали квартиру за квартирой, и я становилась все мрачнее и мрачнее.

– А чем тебе эта не понравилась? – спросил меня Рихард, когда мы спускались по лестнице, после осмотра очередного отвергнутого мной варианта. – Она, правда, высоковато, но зато какой прекрасный вид из окна на парк. Да и просят не так уж много.

– Не так уж много! У меня денег не хватает, вот чем, – раздраженно бросила я. – А ведь сюда еще мебель нужна.

– Это у тебя не хватает, – спокойно ответил он. – А у НАС вполне может и хватить. Мне тоже придется здесь жить, значит, будет справедливо, если половину платы буду вносить я.

– Но это неправильно, – запротестовала я. – Это же мне надо, а не тебе.

– Правильно было бы, если бы все оплачивал я, – неожиданно жестко сказал он. – Но я прекрасно понимаю, что ты на это не согласишься.

– Откуда ты собираешься брать деньги на оплату? – пренебрежительно фыркнула я.

– Я подрабатываю как целитель, – ответил он. – Немного, пару часов, да и то не каждый день, но на оплату жилья хватит, да и отложить кое-что удалось – вон, тебе браслет купил.

– Лучше бы ты себе новую рубашку купил, чем этот браслет, – проворчала я.

– Есть траты важные и не очень, – заметил он. – Прожить без новой рубашки я могу. А снимать квартиру и покупать мебель в следующем году мне бы все равно пришлось – меня уже пригласили на работу в Центральную лечебницу.

– Правда? – поразилась я.

Получить приглашение на работу в такое привилегированное заведение, да еще студенту, – из моих знакомых таким никто не мог похвастаться.

– Правда, – усмехнулся он. – Мы там на практике были после третьего курса, и я им понравился. С тех пор там подрабатываю. Так что можешь за мои капиталы не волноваться. Так как, снимаем эту или тебе какая другая больше понравилась?

– Эту, – согласилась я, и мы отправились назад.

Цену удалось немного сбить – желающих жить под самой крышей мало, и хозяйка неохотно, но пошла нам навстречу. Но, Богиня, сколько же нам еще пришлось покупать – ведь мы оба до сего дня обеспечивались всем необходимым в общежитии, а в новой квартире не было даже посуды. Мебель нам удалось купить довольно дешево – шкаф, комод и кровать бывшая их хозяйка намеревалась продать только одновременно. Но тут уж я решила хоть немного сэкономить деньги мужа и торговалась с ней из-за каждой медной монетки, указывая и на царапины, и на заедающий ящик, и на скрипучую дверку. В итоге заплатили мы почти в два раза меньше, чем она запрашивала.

– Однако, какие в тебе таланты открылись, – похвалил меня муж, когда мы все это доставили в снятую квартиру, причем с грузчиками договаривалась тоже я. – Полезные для семейной жизни.

– Меня же этому учили, – удивилась я. – И потом, если тебе приходится на полгода раньше квартиру снимать, значит, я просто обязана сохранить тебе хоть часть денег.

– С другой стороны, – задумчиво сказал он, – ведь я следующие полгода буду платить в два раза меньше, чем рассчитывал, так что, выходит, ничего ты мне и не должна. Можешь не тратить в следующий раз столько сил.

– Дедушка говорил, что тот, кто разбрасывается деньгами, никогда не сможет быть хорошим хозяином, – упрямо сказала я. – Если можно не платить лишнего, зачем это делать?

– Хочешь сказать, что тебя готовили быть хозяйкой вашего дела? – удивленно сказал Рихард.

– Да. Отец совсем к делам неспособен, вот дед и рассчитывал, что семейное дело перейдет ко мне и моему мужу, а Гюнтер ему никогда не нравился. Так что да, готовили. Я и на алхимию поначалу именно поэтому налегала.

– И почему он передумал?

– Я перестала появляться на производстве. Там управляющий – отец Гюнтера, и мне с ним очень неприятно встречаться. Дед говорил, что надо держать себя в руках, иначе из меня никогда ничего хорошего не выйдет. Я старалась, я очень старалась, но мне всегда было так плохо потом, что… Зачем я тебе это рассказываю?

– Мне интересно, продолжай.

Но я не стала больше об этом говорить. Зачем? Все равно ведь через год расстанемся, и чем меньше он будет обо мне знать, тем лучше. Я же не спрашиваю про его семью.

Покупка всего остального заняла намного меньше времени и сил. Правда, один комплект постельного белья пришлось купить сразу, на второй я взяла ткань – сошью сама, так дешевле. Ткань мы приобрели и на шторы. Конечно, можно обойтись и без них, но окно выглядело таким сиротливым, что я, немного поколебавшись, решилась все же на эту трату.

И вот, осталось только собрать вещи в общежитии и окончательно переехать. Мы договорились, что Рихард отнесет свои, а потом поможет мне. Я попросила его не торопиться – ведь мне не столько надо собраться, сколько просмотреть Анитины тетрадки. Богиня, сколько же у нее оказалось совершенно не нужных и бессмысленных рецептов! Одно заклинание для перекрашивания одуванчиков в зеленый цвет чего стоит! Искомое нашлось только в третьей тетрадке, к этому времени я уже даже отчаялась – решила, что ошиблась, и у Аниты такого нет. Рецепт меня порадовал – все составляющие есть, оставалось только правильно сварить и прочитать заклинание. И посмотрим тогда, кто кого соблазнять будет! Довольно улыбаясь, я переписала весь текст на листочек и положила его в карман. Настроение поднялось просто неимоверно. Я бы прямо сейчас этим занялась, если бы не опасения, что меня поймают на месте преступления. Но ничего, до вечера у меня еще время есть. Мурлыкая себе под нос песенку про двух котят и бабочку, я начала вытаскивать вещи из шкафа и решать, что сейчас с собой забрать, а что не понадобится в ближайшее время. Неожиданно в глубине обнаружился небольшой легкий пакет. В полном недоумении я его вскрыла, и меня обдало жаркой волной воспоминаний. Там находилась ночная сорочка и пеньюар, полностью соответствующие мнению Рихарда о том, как должна выглядеть одежда для соблазнения, – тонкая, воздушная, полупрозрачная эльфийская ткань, глубокое декольте, разрезы по бокам. Только вот покупалось это для Гюнтера. Уже назначена была дата свадьбы, когда я стояла в магазине, выбирая себе одежду для нашей первой ночи и мечтая о том, как я ему покажусь в этом. А вскоре пришло известие о том, что он женился на Эвамарии, и пакет так и остался валяться в шкафу нераспечатанным, я даже про него забыла за столько лет. Я уже хотела запаковать назад да бросить здесь, как вдруг подумала, что рецепт может быть ненастоящим, да и настоящее зелье совершенно не обязательно подействует на Рихарда, и тогда мне точно понадобится что-то другое. Я начала просматривать свою одежду уже с этой точки зрения и обнаружила замечательное летнее платье, отвергнутое мной в свое время из-за слишком глубокого выреза. Оно тоже пошло в стопку того, что забираю сейчас. Флакон эльфийских духов – надо же, совсем не выдохлись за эти годы. А вот помада в баночке подсохла, правда, только верхний слой. Так, что там у меня еще сохранилось? Я вытащила заброшенный ящик с косметикой и с удобством устроилась перед зеркалом. Пожалуй, Рихарду придется меня подождать, но оно того стоит.

 

Глава 6

Рихард отметил изменения, но ничего не сказал, лишь ехидно хмыкнул. Мне даже обидно стало: я рассчитывала по меньшей мере на восхищенный взгляд и пару комплиментов. И этот человек обвинял меня в том, что я похожа на камень! Ничего, посмотрим вечером, как он запоет после любовного зелья. Так что я не стала показывать разочарования, а радостно улыбнулась и вручила стопки увесистых томиков. Он ничуть не расстроился, достал из кармана несколько артефактов, уменьшающих вес, и прикрепил к книгам. Запасливый какой. А я уже предвкушала, как он будет пыхтеть и потеть под тяжестью учебников.

– Больше ничего не берешь? – он кивнул на мою небольшую сумку, где лежали в основном вещи для работы.

– И так много получилось, одежду я потом заберу, – пояснила я. – Самое необходимое я взяла. Сегодня все равно сюда не вернемся: там убрать надо, а это не на один час.

– Я помогу, – сказал он, правда, без особого энтузиазма.

– Я не люблю убирать, когда кто-то смотрит. – Недовольство его предложением я и не пыталась скрыть, ведь первым пунктом у меня шло отнюдь не наведение порядка. – Так что, если уж тебе совсем нечем заняться, можешь сходить купить что-нибудь из продуктов.

– С удовольствием, – повеселел он. – Список напиши, что надо.

На этом мы и порешили. Но когда я вместе со списком, а он получился весьма внушительным, попыталась вручить ему еще и деньги, меня ожидал очередной удар – брать он отказался наотрез.

– Рихард, это неправильно. У нас договор, и хотя ты его нарушаешь, ты не обязан меня кормить. Давай поделим траты.

– Чем это я его нарушаю? – не согласился Рихард. – Я сразу сказал, что полностью к твоим услугам. Если хочешь, прямо сейчас. Вот только кровать застелим. А с едой… Так я ем больше, готовить, как я понимаю, будешь ты, значит, справедливо, если продукты покупать буду я на свои деньги.

Я даже не сразу нашлась, что ему ответить, но потом меня осенило:

– Давай по очереди и готовить, и покупать. Тогда точно все будет справедливо.

– Я бы с удовольствием, – ответил он с ехидной улыбкой, – но у меня с плитой сложные отношения, меня к ней допускать нельзя, все равно ничего съедобного не выходит. Максимум, на что я способен, – это порезать что-нибудь. Так что извини, дорогая.

И быстро ушел, пока я не успела еще что-нибудь придумать. Я повозмущалась немного, но так как высказать это все равно было некому, кроме голубей за окном, остыла и приступила к изготовлению зелья, благо ничего, кроме маленькой колбочки, из посуды не надо. Тщательно все отмерила, вскипятила, добавила в порядке очередности нужные вещества, постоянно сверяясь с рецептом и убеждаясь по изменяющемуся цвету жидкости, что все идет, как надо. Прочитала заклинание, аккуратно перелила получившееся совершенно прозрачное зелье в маленькую скляночку, спрятала за корсаж и приступила к уборке.

Нельзя сказать, что помещение было запущено, но все равно пара бытовых заклинаний пригодилась. Так что я прошлась по квартирке, пользуясь где магией, а где и обычной тряпкой, довольно быстро и, когда Рихард вернулся, уже разложила вещи в шкаф. Свои и мужа. И даже успела застелить постель и заняться шторами.

Кроме посуды и продуктов по списку, Рихард купил бутылку вина, поставил на стол со словами: «Отметим наше новоселье». Я только порадовалась, мужчины под воздействием таких напитков становятся намного податливее. Только хватит ли одной бутылки? Но не предлагать же ему сбегать еще за парочкой? С другой стороны, даже небольшое количество вина вместе с зельем и моей новой ночной сорочкой непременно даст нужный результат. Так что ужин я готовила в приподнятом настроении.

– Рихард, – решила я уточнить перед тем, как накрывать на стол. – А ты не передумал насчет… своего… супружеского долга?

– Считаешь, он уже успел накопиться? – усмехнулся он. – Я не возражаю против того, чтобы ты взыскала его сама, даже с процентами.

Он еще издевается! Теперь меня даже совесть из-за нарушения закона не мучает – все равно наши зелья, в отличие от орочьих, дают кратковременный эффект. Подумаешь, несколько месяцев походит влюбленным, ничего страшного. Я же не пытаюсь получить от этого какую-то выгоду, а только то, что принадлежит мне как законной супруге! Мысли эти показались мне несколько неприличными, но в своей правоте я была убеждена, поэтому у меня даже рука не дрогнула, когда я подливала содержимое скляночки в его кружку.

– Какая жалость, что нет бокалов, – деланно вздохнула я. – Вино в бокале выглядит намного привлекательней. Ну что, за новоселье?

Рихард поднял свою кружку, подержал ее в руках, даже ко рту поднес, а потом сказал:

– Давай сначала поужинаем?

– Давай, – согласилась я.

Я старалась не показать разочарования. Вот что ему стоило выпить прямо сейчас, и я бы не мучилась, будет результат или нет?

Ели мы в полном молчании. Рихард бросал на меня довольно-таки странные взгляды, но ничего не говорил. А я вдруг подумала, что одновременно все три фактора – зелье, вино, и открытая ночная сорочка – окажутся более эффективны, и приободрилась. Поэтому, когда муж опять взялся за кружку, я выпила вместе с ним, удовлетворенно посмотрела, как плоды моей работы падают в его желудок, и быстренько побежала переодеваться, пока он не пришел в себя. Через несколько минут я уже выходила, полностью готовая – даже завязывать пеньюар не стала. На лице Рихарда впервые появилась заинтересованность, и это меня так воодушевило, что я подсела к нему почти вплотную и выжидательно посмотрела. Неужели и теперь проигнорирует? Мои надежды оправдались – Рихард протянул руку и провел по моему бедру, немного собирая ткань. Неужели все получилось? Мое лицо озарила ликующая улыбка, и я придвинулась поближе. Чтобы ему удобнее было. Я уже предвкушала перемещение на кровать, как вдруг он отнял руку и сказал:

– Какая потрясающая ткань и на вид, и на ощупь. Это эльфийская?

– Ткань? – непонимающе уставилась я на него. – При чем тут ткань? А я?

– Ты меня соблазняешь? – хмыкнул он. – Надо признать, что рубашка твоя мне понравилась, но этого мало.

– Как это мало? – возмутилась я.

Где результат от зелья? Или оно не сразу начинает действовать? В рецепте об этом ни слова. Может, Рихарда спровоцировать надо? Я неуверенно посмотрела на него.

– Совсем мало, – демонстративно вздохнул он и откинулся на спинку стула, подальше от меня.

Интересно, если его поцеловать, то он перейдет к активным действиям? И я начала размышлять на эту тему, кусая губы. Целовать не хотелось, но других вариантов попросту не было. Богиня, да что вообще можно сделать с мужчиной, чтобы ему срочно захотелось исполнить супружеский долг? Я подняла глаза на Рихарда и обнаружила, что он с интересом наблюдает за моими страданиями. Это меня разозлило неимоверно. Надо же, и зелье его не пробило! Может, ему и женщины не нравятся? Зачем тогда согласился помочь? Вот сейчас и узнаем. Я резко придвинула свой стул к нему и положила руки на плечи мужа. Потянувшись к его лицу, я наткнулась на удивленный взгляд, но это меня не остановило, я просто закрыла глаза и прикоснулась своими губами к его. Гром не грянул, и стулья под нами не развалились. Но Рихард не торопился идти навстречу в вопросе упрочнения нашего союза. Поэтому я, внутренне попереживав, начала целовать его по-настоящему. И он ответил! Меня переполнила эйфория. На мой взгляд, осталось совсем немного до того мига, когда под влиянием зелья муж наконец потеряет контроль и сделает то, что я от него жду. В порыве нежности я провела рукой по его шее, в ответ его рука зарылась в волосы на моем затылке и стала ласково их перебирать. Неожиданно для себя я увлеклась самим поцелуем, и как-то все остальные вопросы ушли на второй план. И когда он прервался, я обнаружила, что дышу совсем не так, как полагается воспитанной девушке, да и с координацией явно творилось что-то ненормальное.

– А в вино я налил нейтрализатор, – неожиданно сказал муж, и легкая хрипотца в его голосе звучала музыкой для моих ушей, пока я не поняла, что именно он сказал. – Жалко, конечно, было портить такой благородный напиток, но пить всякие странные примеси я не согласен.

– Почему странные? – смутилась я. – Обычное любовное зелье.

– Тебя не волнует, что это противозаконно?

– А что мне делать? Ты от меня отказываешься, – пошла я в наступление. – Вот я и решила, что это тебя вынудит выполнить… мою просьбу.

– По-твоему, влюбленный непременно превращается в животное, которым руководят исключительно инстинкты?

Я смущенно пожала плечами. Да, нехорошо как-то получилось. Еще дедушка говорил: «Закон нарушать иногда можно, нельзя – попадаться».

– Других идей не было.

– Разве? А что тогда было сейчас?

– Я подумала, что раз уж ты все равно под действием зелья, то тебя надо просто подтолкнуть, – честно ответила я.

– Подталкивание оказалось очень интересным, – усмехнулся он. – Мне понравилось. Можно рассматривать как самостоятельное действие.

– Может, тогда продолжим? – оживилась я.

– А вот идея с зельем – увы, – добавил он, делая вид, что не понимает моего намека.

Я расстроенно молчала. Получается, не подлей я этого проклятого зелья, так что-нибудь сегодня и вышло. Или если бы не заметил и выпил. И как только узнал? Оно же совершенно без вкуса и запаха.

– Как ты догадался, что я добавила что-то в вино?

– Думаешь проделать в следующий раз более аккуратно? – съехидничал он.

Я обиделась, демонстративно отвернулась и пошла спать. Обняла подушку и задумалась, что же делать дальше. Случайно или нет, но Рихард сегодня обнаружил в своей кружке любовное зелье, и, боюсь, что смысла подливать еще раз нет. Поцелуй он определенно одобрил. И не сказать, чтобы это было так уж неприятно мне. Пожалуй, я не возражала бы против повторения. Но всю решимость, накопленную за сегодняшний день, я уже истратила, опять целовать мужа казалось невозможным. Вот если бы он сам… Я слышала, как он ходит по комнате, но даже не смотрела в его сторону, все равно ведь делать то, что мне надо, он не собирается. В голове было пусто, как в небе в жаркий безоблачный день. Глаза сами собой закрылись, и я провалилась в сон.

Мне никогда ничего подобного не снилось. Мне снился Рихард, и вел он себя, мягко говоря, неприлично: наверное, именно так, как я от него ждала наяву. Но самое странное, что я и сама вела себя таким же образом, и мне это казалось совершенно правильным и естественным. Я стремилась ему навстречу, я ловила губами его губы, моя кожа горела огнем под его твердыми ладонями, которые были единственным, что меня удерживало на какой-то тонкой грани, не позволяя полностью раствориться в чувственных ощущениях. И вдруг все это резко прекратилось.

Я подскочила на кровати, судорожно хватая ртом воздух. Внутренности скручивало в болезненном спазме, по вискам катились мелкие капельки пота.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Рихард.

– Случилось? – я непонимающе посмотрела на него и решила, что сегодня вечером с зельями развлекалась не только я. – Что ты мне подлил в вино?

– Я? – Удивление его не казалось наигранным. – С чего ты взяла?

– Мне такое снилось… Неприличное, – обвиняюще сказала я. – И мне это нравилось.

– Наверное, ты продумывала дальнейшие планы с учетом провала сегодняшнего, с зельем, вот твои мысли и наложились на сон, – предположил он с явной насмешкой в голосе.

– Если бы я продумывала планы, – недовольно сказала я, – то действие главным образом шло бы от меня. А в моем сне действие шло от тебя.

– То есть я что-то делал в твоем сне, и тебе это нравилось? – уточнил он. Заинтересовано так.

Я кивнула.

– Тогда почему ты проснулась с таким видом, будто тебя убивали?

Я открыла рот, чтобы сказать: «Потому что не доделал», но тут же поняла, что говорить это не стоит, поэтому просто уточнила:

– Ты точно ничего не подливал?

– Зачем мне это? – вопросом на вопрос ответил он. – Вот ты мне подлила любовное зелье, стремясь добиться определенной цели. А чего, по-твоему, добивался бы я?

– Мне даже непонятно, зачем ты женился, – немного подумав, сказала я. – От денег ты отказался. Как женщина я тебя тоже не привлекаю.

– Помочь просто по-дружески?

– Мы разве друзья?

– Разве нет? Так что же такого интересного тебе снилось, расскажешь?

– Может, мы и друзья, но не до такой степени, – отрезала я.

Да я даже Аните не рассказала бы, а мы с ней куда ближе, чем с этим типом, который всего лишь временный партнер.

– А если я пообещаю повторить наяву? – вкрадчиво спросил он.

Я задумалась ненадолго, но потом решительно замотала головой. У меня не было никакой уверенности, что наяву это будет так же увлекательно. А кроме того, ведь в моем сне до самого главного он так и не дошел…

 

Глава 7

Утром я проснулась раньше Рихарда и некоторое время просто лежала и размышляла о том, что случилось ночью. Слова о непричастности меня не убедили. Я подозрительно посмотрела на спящего мужа. Его лицо выглядело спокойным и не омраченным даже малейшим чувством вины. Впрочем, на человека, обдумывающего злодейские планы, он также не походил. Он безмятежно спал, еле слышно посапывая. И мне вдруг подумалось, а если подловить его утром, когда он еще не совсем проснулся, и поцеловать, не поможет ли это продвинуться хоть ненамного? Я нерешительно посмотрела на губы Рихарда, довольно тонкие, но хорошо очерченные, они настолько живо напомнили мне вчерашний поцелуй, что я покраснела. Но от идеи своей не отказалась. Сглотнув, я привстала и потянулась к мужу, долго не решалась приступить к делу – то почти прикасалась к его губам, то отшатывалась назад, как вдруг заметила, что уголки его рта подрагивают в попытке сдержать смех. Переведя взгляд выше, я обнаружила, что он не спит и с интересом наблюдает за устроенным мной представлением.

– Весело тебе, да? – Я обиженно отвернулась, встала и набросила на себя пеньюар.

– Доброе утро, жена, – сказал он.

И прозвучало это как-то так непривычно, но в то же время нежно, что вся обида куда-то пропала.

– Доброе утро, – ответила я еще несколько насторожено, помолчала и добавила: – Муж.

– Тебе опять что-то интересное приснилось? – спросил он. – Вдохновляющее на подвиги c утра пораньше?

– Рихард, может, ты все же сам вдохновишься, – умоляюще сказала я. – Без моей помощи. Видишь же, что у меня ничего не получается.

– Разве? – состроил он удивленную физиономию. – Да я еле сдерживаюсь, чтобы не дать волю животным инстинктам.

– Лучше бы ты не сдерживался, – мрачно сказала я и отправилась переодеваться.

От вечернего приподнятого настроения ничего не осталось. К моему огромному огорчению, идея с зельем провалилась. Поцелуй можно было бы считать успехом, если бы он не был ответом на мой. И заходить этот гад дальше, чем я зайду в отношениях с ним, явно не собирался. Злость нашла свой выход во взбивании яиц с молоком, и на завтрак я сделала омлет с овощами и ветчиной.

– Ммм, божественно, – сказал Рихард, попробовав немного. – Если бы я уже не был на тебе женат, женился бы прямо сейчас.

– Теперь мне понятно, почему ты женился, – ехидно сказала я. – Чтобы тебя кормили.

Рихард усмехнулся, налил чай в две кружки и одну из них протянул мне. Я вспомнила свой сон, подозрительно посмотрела в кружку и твердо сказала:

– Это я пить не буду.

– Ты что, серьезно решила, что я вчера что-то подлил? – расхохотался он и снял со своей руки неприметное серебряное кольцо. – Держи, это артефакт, позволяющий обнаружить в еде и питье вредные примеси. Я так твое зелье и вычислил.

Я примерила, и даже покрутила на пальце. Кольцо грозило свалиться в самый неподходящий момент, да и не прилегало оно так, как положено артефакту для нормальной работы.

– Оно великовато, – заметила я. – Так что пользы от него никакой.

– Ладно, – кивнул он в такт каким-то своим мыслям. – До вечера меня не будет, так что подливать тебе что-то будет некому, а вечером я другое принесу.

Я согласилась. Не то чтобы я ему совсем не доверяла, но с таким кольцом будет поспокойней. Такая замечательная полезная вещь. А вот когда он ушел, я задумалась, зачем он постоянно носит подобный артефакт? Да еще, как выяснилось, и нейтрализатор. Весьма странный набор для студента, пусть даже и целителя. Или он был уверен, что я ему что-то подолью? Я пыталась вспомнить, носил ли он это кольцо с самого начала нашего знакомства, но даже недавнее прошлое воссоздавалось так смутно, что ничего у меня не вышло. Похоже, что за последние три года я мало на что обращала внимание, погрузившись в собственные переживания. Я была так несчастна.

Однако сейчас времени на переживания нет. Рихарда до вечера не будет – и замечательно, за это время должен быть готов новый план, для разработки которого моей фантазии не хватает. А значит, что? Значит, надо задействовать чужую. И я направилась в лавку, торгующую книгами. Заходила я туда частенько, и инора Блау, хозяйка, всегда хорошо ко мне относилась. Иногда мы даже разговаривали с ней совсем не о книгах. Инора успела дважды овдоветь, а сейчас была замужем в третий раз. Первый и второй мужья были военными и погибли в стычках с орками, третьему, также до женитьбы предпочитавшему мундир гражданской одежде, она сказала: «Или я, или военная карьера», и он подал в отставку. Сейчас инор Блау занимался мелкой коммерцией и выглядел вполне счастливым. Кому как не иноре Блау разбираться в столь деликатном вопросе?

– Добрый день, дорогая, – приветствовала она меня широкой улыбкой. – По твоей любимой теме ничего нового.

– Добрый день, инора Блау, – смущенно начала я. – Я сегодня не за этим. Мне необходима литература совсем по другой теме. Немного необычной… Как бы выразиться поточнее?

– Книгами запрещенных заклинаний не торгую, – неожиданно сухо сказала она.

Но именно эта ее сухость и помогла мне точно сформулировать мысль.

– Как вы могли такое подумать? Мне необходимо что-нибудь по теме… что делать с мужем.

– В каком смысле? – удивилась хозяйка.

Да, она с такими проблемами явно не сталкивалась.

– В смысле супружеских обязанностей, – выдавила из себя я.

– Ой, Ивонна, ты замуж вышла? – заметила она мою татуировку. – Поздравляю. Не ожидала, честно говоря.

– Почему?

Я почувствовала себя даже несколько оскорбленной. Неужели я хуже других?

– Потому что ты своим неприступным видом распугивала всех молодых иноров, – усмехнулась она. – Но я рада, что нашелся тот, кому удалось затронуть твое сердце.

Я только криво улыбнулась. Никогда не понимала этого глупого желания говорить столь цветастыми фразами, а уж в отношении нашего брака использовать такой оборот…

– Спасибо, но давайте вернемся к моей просьбе, – я твердо намеревалась получить хоть какую-нибудь необходимую информацию. – У вас есть что-нибудь?

– Конечно, – расплылась она в улыбке и лукаво мне подмигнула. – Но ты же понимаешь, что в свободном доступе это не лежит? – с этими словами она достала из-под прилавка увесистый томик и протянула мне. – Посмотри. Это тебя устроит?

Я открыла книгу где-то ближе к началу и в недоумении уставилась на странные рисунки. Но когда я прочитала, что под ними написано, то покраснела и быстро захлопнула.

– Нет, – я даже замотала головой от избытка чувств. – Мне надо что-нибудь до этого.

– До этого? – инора Блау не скрывала, что ей непонятно, чего я хочу.

– Как вынудить мужа исполнить свои супружеские обязанности, – пояснила я и наткнулась на совершенно ошарашенный взгляд:

– Он что, не хочет? – поразилась инора, немного подумала и добавила: – Знаешь, мужчины этим не могут все время заниматься. Им и отдых нужен.

– Я его и на один раз уговорить не могу, – в сердцах бросила я. – Требует, чтобы я его соблазнила, иначе никак. Гад.

– Оу, – выдала инора Блау. – Какие у вас странные отношения.

В этом я с ней полностью согласна. И отношения странные. И Рихард странный. И ситуация странная. Видя такое понимание со стороны хозяйки лавки, я неожиданно рассказала все начиная с оглашения завещания моего деда. Когда я дошла до описания предполагаемой первой брачной ночи, инора Блау неожиданно тоненько хихикнула и сказала:

– Бедный мальчик, – и, когда я в недоумении на нее посмотрела, добавила: – Но ты продолжай, не обращай на меня внимания.

– Да, собственно, говорить-то уже нечего, – ответила я. – Рихард сказал, что активность с его стороны будет, только если я его соблазню. Ну и кто он после этого? Ведь знает же, насколько мне это необходимо!

– Ивонна, а тебя совсем мужчины не привлекают? – неожиданно сказала инора Блау.

– Совсем, – отрезала я.

– У тебя, кажется, жених был? И что, вы с ним даже не целовались?

– Это другое, – ответила я. – Я его любила. Мне к нему просто прикасаться и то было приятно.

– А к мужу неприятно?

– Зачем вам это? – удивилась я.

– Ответь, пожалуйста, тогда, возможно, я тебе смогу помочь.

Я задумалась. Было ли мне неприятно к нему прикасаться? Пожалуй, нет. Более того, вчерашний поцелуй даже понравился. Это я и сказала иноре Блау, несколько смущаясь деликатностью темы.

– Что ж, начнем с азов, – довольно сказала она. – Улыбка делает женщину намного привлекательней в глазах мужчины. Улыбайся больше, покажи, что ты с ним счастлива.

– Но это не так, – запротестовала я.

– Поверь, женщина себя убедит в чем угодно, – махнула на меня рукой хозяйка лавки. – Ты же убедила себя хранить верность бывшему жениху.

– Я не убеждала. Просто я до сих пор его люблю.

– И чем он так хорош, что ты его забыть не можешь?

– Он высокий, красивый, – начала я перечислять и запнулась.

Неужели я больше ничего хорошего о Гюнтере не могу сказать? Неужели вся его ценность для меня измеряется исключительно внешним видом? Я пораженно посмотрела на инору Блау.

– Думаю, что ты его не любишь, раз других достоинств и не припомнишь, – неожиданно заявила хозяйка лавки. – Скорее, детская влюбленность наложилась на ущемленное самолюбие. Вот и мучаешь себя, страдаешь из-за того, что он предпочел другую. А теперь еще и мужа своего собралась из-за этого мучить.

– С чего это он будет мучиться? – возмутилась я. – Я ему все честно рассказала. И мы через год разведемся. У нас договор, а он его нарушает совершенно безобразным образом.

– Ты ему так и говоришь: «У нас договор»? – насмешливо сказала инора Блау. – Забудь это слово. Нет никакого договора. У вас есть семья. И твоя задача сделать мужа счастливым.

– Зачем? – опешила я.

– Затем, что иначе ты не решишь своей проблемы, – ответила она. – Все пойдет как надо, если будешь воспринимать своего Рихарда как мужа, а не как участника какого-то дикого договора.

– Лучше бы он тогда не согласился, – мрачно сказала я.

– Поверь, дорогая, для тебя это было бы намного хуже, а так у тебя хотя бы есть шанс.

– У меня? Шанс? На что?

Но инора Блау только усмехнулась вместо ответа и продолжила просветительскую лекцию, как именно надо обращаться с мужем. И если про улыбки и взгляды было слушать интересно, а местами довольно смешно, то когда она перешла к прикосновениям, я начала краснеть и бормотать:

– Но это же совершенно неприлично.

– Запомни, дорогая, – ответила она мне на это, – в том, что происходит между мужем и женой, нет ничего неприличного. Все, что доставляет удовольствие обоим – хорошо и правильно. Не зря же про это такие толстые книжки пишут, – она покачала перед моим носом тем томиком, что не так давно поверг меня в шок. – Но тебе это пока и не надо. А вот обнять и поцеловать мужа лишний раз не помешает.

– Для меня это очень трудно, – пояснила я. – Я сегодня утром так и не решилась.

– Придется постараться, – ответила инора Блау. – Можешь для начала потренироваться на подушках. Только представляй, что это Рихард. Не вздумай представлять этого своего бывшего жениха. И все у вас будет хорошо.

Я представила, как целую подушку, и мне это не понравилось. Подушка не вызывала никакого энтузиазма. Лучше уж я буду тренироваться сразу на Рихарде. Пусть тоже страдает. В конце концов, это его идея.

– Да, и платья у тебя слишком скромные, – заметила инора Блау. – Заведи себе для дома что-нибудь более привлекающее внимание – ткань поярче, вырез пониже.

Она еще много чего говорила, и моя голова к концу беседы переполнилась всяческими сведениями, которые, по мнению иноры, мне следовало усвоить еще пару лет назад. И не просто усвоить, а активно использовать. Иначе какая я женщина? Но советы, наконец, закончились. Это был тот редкий случай, когда я уходила из книжной лавки без покупки. Более того, инора Блау вручила мне еще небольшой коврик и цветок в горшке со словами: «А в доме надо уют создавать». Я поблагодарила и обещала через неделю перед ней отчитаться.

По дороге я зашла на почту и отправила письмо родителям о том, что уже заключила брак и Барбара может не волноваться. И сообщила свой новый адрес – вдруг они захотят со мной связаться. Зная папу, я сильно сомневалась, что это случится скоро, но сменит же он когда-нибудь гнев на милость. Дочь я ему или не дочь?

 

Глава 8

От иноры Блау я возвращалась, размышляя о тех сторонах жизни, о которых старалась не думать последние три года. Похалуй, хозяйке лавки я была благодарна. Пусть впервые у нее не нашлось нужной книги, но советы пришлись кстати. И подарки тоже. Коврик сразу сделал комнату намного уютней, а горшок с цветком встал на подоконник, словно там и рос до этого дня.

«Улыбайся, покажи, что ты с ним счастлива», вспомнилось мне. Счастлива, а как же! Да от Рихарда одни сплошные проблемы. Требование это дурацкое, после которого улыбаться ему совсем не хочется. И не умею я это по заказу. Я подошла к зеркалу и растянула губы в подобии улыбки. Получилось не очень хорошо, даже сурово сдвинутые брови не разошлись. Я взглянула еще раз на свое хмурое лицо и поняла, что срочно надо что-то делать. Строгое платье под горло немаркого мышиного цвета совершенно этому не способствовало. Инора Блау права – одежду надо менять, в такой только в монастырь идти. Да и прическу тоже – стянутые на затылке в пучок волосы делали картину еще неприглядней. А ведь была, была у меня целая шкатулка со всяческими ленточками и заколочками, но я все отдала Барбаре, когда мне не для кого стало себя украшать. Возможно, надо что-то еще? Я порылась в шкатулке с косметикой и решила, что нового туда можно пока ничего не покупать, а вот хотя бы одно красивое платье и пара заколок просто жизненно необходимы. То летнее, взятое из общежития, можно носить дома, а вот если Рихард меня куда-нибудь пригласит, то эта серость, от которой лицо приобретало землистый оттенок, совсем не пойдет. А если повязать какой-нибудь яркий шарфик? Но яркого шарфика тоже не нашлось, так что пришлось отправиться за покупками.

В первой лавке, где я попросила показать недорогое красивое платье, продавщица обрадованно вытащила откуда-то наряд, явно переживший несколько затоплений, на что указывали характерные пятна.

– Вы издеваетесь? – возмутилась я.

– Почему? – удивилась она. – Дешевая вещь и полностью в вашем стиле.

– Она настолько гадкая, что ее даже моль не смогла доесть, – я обвиняюще ткнула пальцем в мелкие дырочки на лифе.

– Действительно, как это я не заметила? – деланно удивилась продавщица. – Но остальная-то ткань совсем крепкая и без единого повреждения, – она даже растянула на руках юбку, показывая это. – Здесь, на дырочках, можно вышить цветочки. Будет еще наряднее. И скидку хорошую сделаем.

– Спасибо, но я не собираюсь это покупать. Платье не кажется мне нарядным, да и носить одежду, которую уже кто-то пожевал и выплюнул, я не хочу.

Я развернулась и вышла из лавки, зло хлопнув дверью. Это выцветшее убожество – в моем стиле? Не наглость ли со стороны этой инориты такое заявлять? Она меня за дуру приняла?

Кипя от обиды, я влетела в следующую лавку.

– Мне надо нарядное платье, полностью отличающееся от того, что на мне, – сразу сказала я и добавила: – Только не очень дорогое.

– Разве что с прошлого сезона, – задумчиво сказала продавщица, внимательно меня оглядывая. – Если возьмете два, сделаю хорошую скидку.

– Вы пока еще ничего не предложили, – заметила я.

Предложение меня заинтересовало. Прошлогодние платья по сравнению с тем, что я ношу, вполне себе новинка.

Она усмехнулась и пригласила меня вглубь лавки. Да, с прошлого сезона здесь мало что осталось, но выбор все же был. Эта продавщица не пыталась впихнуть залежавшийся со времен моего рождения товар, она сразу указывала на все недостатки – пятно на подоле, отпоровшийся волан или кривовато зашитая вытачка. Но такие мелочи я могла исправить сама. Я примеряла платья, глядела на себя в зеркало и получала огромное удовольствие, давно забытое, но от этого оно становилось лишь ярче. Как это я целых три года прожила без этого? Платьев я купила не два, а три, что порадовало хозяйку лавки, но не настолько, чтобы снизить цену еще больше.

Денег оставалось катастрофически мало, я очень сильно залезла в сумму, отложенную на черный день. Однако, как дорого обходятся мужья в наше время! Никогда бы не подумала. Но от покупки пару вещиц для украшения прически решила не отказываться – не самая большая трата, а образ должен быть законченным. Я уже практически уходила, когда мой взгляд зацепился за мужскую одежду. После того как я ногтями истерзала руку Рихарда при встрече с Гюнтером, меня не отпускало чувство вины. Штопка прорех – искупление недостаточное, и я решила купить муж рубашку.

Домой я пришла с кучей пакетов, больших и маленьких. Сменила гадкое серое платье на то, что решила считать домашним, и приступила к прическе. Долой строгое стягивание. Как там говорила инора Блау? «Даже прическа должна быть игривой». Побольше пышности, локонов. Заколка с бабочкой. Да, повертела я головой, так хорошо. И мрачность куда-то ушла. Я погладила намечающуюся морщинку между бровями и решила, что хмуриться надо меньше. Еще чуть-чуть косметики – и вот уже из зеркала на меня смотрит совершенно другая девушка. И новая, или скорее забытая, я себе настолько понравилась, что, подхватив подушку, принялась кружиться по комнате. Обниматься с подушкой оказалось тоже очень весело. Я попыталась представить на ее месте Рихарда и расхохоталась. Все же на подушку мой муж совершенно не походил, так как был значительно тверже. Только подумать, чего я себя лишала ради человека, о котором и вспомнила только, что он красивый! Не умный, не добрый, не щедрый, а красивый. Да, для мужчины, несомненно, это очень важное достоинство! Наиважнейшее. Я опять беспричинно рассмеялась.

Ужин я готовила в приподнятом настроении. Не терпелось проверить советы иноры Блау на практике. И любимые справочники не тянуло перечитывать – я даже пожалела, что не взяла в книжном какой-нибудь роман, он бы так подошел к моему нынешнему состоянию, а потом его можно подарить Аните или даже вернуть иноре Блау, получив при этом половину затраченной суммы. Энергия во мне бурлила и требовала немедленного выхода, так что, когда пришел Рихард, я буквально подлетела к нему и пропела:

– Привет! Я так по тебе соскучилась, – и удивленно подумала, что это правда. Ведь без него к соблазнению никак не приступить.

– В самом деле? – усмехнулся он. – Прекрасно выглядишь.

– Да.

Я прокрутилась, чтобы он оценил со всех сторон, и требовательно вытянула губы для поцелуя. Рихард проникся, но удостоил только поощрительного чмоканья в щеку, что меня несколько огорчило. И тут я вспомнила:

– Я купила тебе рубашку.

– Спасибо, конечно, – он выглядел скорее озадаченным, чем довольным, – но зачем? Не надо было на меня тратиться.

– Я испортила твою старую. Так что это в порядке компенсации, – пояснила я, стрельнув при этом глазами в точности по рекомендации. Правда, выстрел, судя по всему, пока в цель не попал, но даже это меня не расстроило. И тут же мне пришла в голову замечательная идея. – Только не думай, что ты получишь просто так. Я хочу за нее поцелуй. Настоящий. А не дружеский.

– Надо же, – расхохотался он. – Как дорого ценятся мои поцелуи, а я и не знал. Договорились. Но ты начинаешь.

Я нерешительно положила руки ему на плечи. Куда-то ушла переполнявшая легкость, и Рихард опять показался чужим и далеким. «Наверное, действительно нужно было на подушках попробовать», – пронеслась паническая мысль. В теории-то оно все легко и просто. Я заставила себя успокоиться и потянулась к губам мужа. В этот раз он не стал ждать, пока я проявлю себя хоть как-то, а сразу взял инициативу на себя. Целовались мы долго, мои руки как-то незаметно переползли с его плеч на шею, а его – сомкнулись за моей спиной. И когда это все прекратилось, я испытала ужасное разочарование, хотелось продолжать целоваться и дальше, но он уже меня отпустил, так что я просто потерлась щекой о его плечо и спросила:

– Ужинать будешь?

– Буду, – откашлявшись, сказал он. – Но чуть позже. Я вспомнил об одном очень важном деле.

После этих слов он резко отстранился и быстро ушел. Почему-то мне показалось, что нет у него никакого важного дела, и сбежал он сейчас исключительно от меня, потому что испугался. Вот только кого, себя или меня? Правда, ходил он недолго, я даже не успела как следует продумать, что делать дальше. Важным делом оказалась покупка цветка – длинный тонкий стебель увенчивала шапка мелких, желтых и ужасно веселых шариков. Как называлось это чудо, я даже не знала. Вдруг вспомнилось, что Гюнтер никогда не дарил цветы. Интересно, дарит ли он их Эвамарии? Мысли о бывшем женихе омрачили было мое лицо, но я решила, что не дам ему испортить сегодняшний день, и радостно улыбнулась Рихарду:

– Спасибо, дорогой. Мне очень приятно, – и поцеловала его в щеку, почти себя не заставляя, и поставила веточку в высокий стакан так, чтобы постоянно ее видеть.

– Вот твой артефакт.

Он достал из кармана весьма симпатичное колечко, а мне стало так стыдно, что я подозревала его в таком неблаговидном поступке, как добавление постороннего зелья в мою кружку.

– Наверное, не надо, – смущенно сказала я. – Это утром на меня просто что-то нашло.

– Значит, можешь носить как украшение, – усмехнулся он и надел подарок мне на палец. И вдруг так захотелось, чтобы он подержал мою руку подольше. Но Рихард отошел и весело сказал: – Ты мне подарила рубашку, я тебе – кольцо. Честный обмен.

– Вовсе нет, – возразила я. – За рубашку ты уже расплатился поцелуем. Так что…

Рихард испытующе посмотрел, потом внезапно притянул к себе и сказал:

– Тогда сейчас платишь ты.

Против этого мне возразить было нечего. Два поцелуя за один день – это огромный прогресс! И я с энтузиазмом к нему потянулась. Пожалуй, я даже начала входить во вкус, когда руки его заскользили по моей спине. Это было неожиданно и пугающе. Я вздрогнула, и он отстранился.

– Предупреждать же надо, – чуть не застонала я от огорчения.

– Ну да, если бы я предупредил, ты бы подготовилась и смогла перетерпеть, – усмехнулся он одними губами. – Кажется, мне кто-то обещал ужин.

«Да, смогла бы», – хотела подтвердить я, но посмотрела на Рихарда и промолчала. Его улыбка была неестественной, глаза казались еще темнее обычного, и в них проскальзывало что-то такое, что я невольно почувствовала себя виноватой. Я отвернулась и стала накрывать на стол. Попутно я размышляла о том, что прибегать к более действенным способам, рекомендованным инорой Блау, я, оказывается, пока не готова. Тишина в нашей квартире действовала угнетающе, хотелось ее нарушить хоть чем-то.

– Рихард, а где ты весь день пропадал? – Я вспомнила еще один совет «Интересуйся его делами, пусть видит, что это для тебя важно.»

– В лечебнице, – ответил он. – Я там давно договорился проработать все каникулы. Оплачивают, правда, не все, ну так я же еще только учусь. Да и мне сейчас опыт важнее денег.

– Ты такой талантливый, – протянула я и затрепетала ресницами, но по ироничному взгляду поняла, что перестаралась. Надо срочно исправлять положение. – У тебя, наверное, в семье были целители?

– Нет, – хмуро ответил он и сразу помрачнел.

И я поняла, что не стоит спрашивать про семью, тема эта ему явно неприятна. Я попыталась вернуть разговор на работу в лечебнице, и мне это, с трудом, но удалось. Рассказывал он увлеченно и достаточно интересно, так что слушала я с большим удовольствием, даже забывая про томные взгляды и вздохи. Да и у нас оказались смежные интересы – ведь многие алхимические рецепты с успехом применяются целителями, экономя им время и силы. Так что вечер пролетел за обсуждениями незаметно, и когда пришло время сна, я поняла, что совсем забыла пользоваться советами иноры Блау. Получается весь день прошел впустую, если не считать двух поцелуев. Вот ведь, отвлек своими разговорами от соблазнения! Я накручивала локон на палец и мрачно думала, что такими темпами выполнить основное условие завещания удастся только к старости.

– Рихард, а давай ты? – умоляюще посмотрела я на него.

– Что я? – Он сделал непонимающий вид.

– Ты меня соблазнишь, – внесла я предложения. – Уверена, у тебя это получится значительно лучше.

– Может быть. Но у тебя уже наблюдаются подвижки, – обнадежил он.

– Это значит «нет»? – уточнила я.

– Это значит, что мы будем придерживаться первоначального плана.

Пришлось с грустью констатировать, что взгляды с улыбками на него не очень действуют, а переходить к прикосновениям для меня пока непосильная задача. Вот если бы я в него была влюблена…

– Слушай, Рихард, – озарило меня, – дай мне пару капель своей крови.

– Зачем? – удивился он.

– Я сварю зелье, выпью и влюблюсь в тебя, – пояснила я. – Вот оно все легче и будет.

– Нет, – отрезал он. – Ничего хорошего из искусственно наведенного чувства не выйдет.

Я с большим сомнением на него посмотрела. Конечно, он целитель, ему лучше знать, но, на мой взгляд, зелье бы решило основную мою проблему, что я и попыталась донести до Рихарда.

– Мы сейчас и решаем основную твою проблему, – усмехнулся он, – и поверь, она совсем не та, о которой ты думаешь.

– И какая же? – иронично спросила я.

– Вот когда решим, сразу поймешь, – ответил он.

Уж не знаю, на что он намекал, но только за следующие пять дней дальше редких поцелуев так и не удалось продвинуться. Я тренировала выразительные взгляды перед зеркалом, и они получались уже столь хорошо, что будь я мужчиной, сама бы перед собой не устояла, а вот Рихард… И я уже не знала то ли сомневаться в собственной привлекательности, то ли срочно совершенствоваться в «случайных» прикосновениях, с которыми было все так же. То есть – никак.

 

Глава 9

Я вертела в руках письмо из дома, не решаясь его вскрыть. Почему-то была уверена, что ничего хорошего мне не напишут. Рихард, который его и принес, удивленно смотрел некоторое время и наконец сказал:

– Если не хочешь читать при мне, я выйду.

– Что ты, – спохватилась я, – дело совсем не в тебе. Просто боюсь прочитать что-нибудь неприятное. Отец временами очень вспыльчив, особенно если все идет не так, как хочется.

Я распечатала письмо. На удивление отец не позволил себе никаких резких выражений. Да, он выразил сожаление, что я «поступила крайне неразумно, о чем скоро пожалею», но и все. Такой малоэмоциональный стиль родителю не свойственен. Я ожидала гневных многострочных излияний, но нет, в этот раз он оказался довольно краток. Кроме осуждения моего поведения в одном предложении, письмо содержало только приглашение на свадьбу Барбары, которая состоится уже завтра. Правда, здесь папа остался себе верен – меня там ждали одну, без мужа, о чем было сказано даже два раза. Правда, вдруг с первого-то не пойму?

– Представляешь, Барбара выходит замуж, – я возмущенно посмотрела на Рихарда, – а родители хотят, чтобы я приехала одна, без тебя. Но это же неправильно!

– Я твоему отцу не очень-то понравился, – заметил муж, – так что его желание больше меня не видеть вполне понятно.

– Я тоже не поеду.

Я помрачнела, так как сразу представила, как расстроится сестренка.

– Иви, – мягко сказал Рихард, – ничего страшного не случится, если ты поедешь без меня. Повидаешься со своими родными. Возможно, тебе даже удастся убедить отца в своей правоте.

– Убедить? Это даже деду не удавалось, – возразила я. – Отец, если уж что вобьет себе в голову, то так и будет на своем стоять до конца. Странно, что он вообще прислал приглашение. Наверное, Барбара упросила.

– Она не могла написать сама? – удивленно сказал Рихард.

– Праздник-то проходит в нашем доме, – пояснила я. – Если бы отец не согласился, он устроил бы скандал. А в такой день это никому не нужно.

– И все же я думаю, что тебе следует ехать.

Колебалась я недолго – желание увидеть сестренку в день ее свадьбы победило, я согласилась с Рихардом, и мы даже вместе выбрали Барбаре подарок. Вечером я ехала в Корнин, крепко прижимая к себе пакет и улыбаясь. Казалось, все неприятности позади, а впереди меня ждет что-то очень хорошее.

К сожалению, первым из знакомых, кого я встретила в родном городе, оказался отец Гюнтера. Не сказать, чтобы мне было так уж неприятно его видеть, он всегда относился ко мне хорошо, вот и теперь, увидев меня, заулыбался и сказал:

– Ивонна, рад нашей встрече. Выглядишь намного лучше, чем тогда, когда я видел тебя в последний раз. Похоже, ты счастлива в браке.

– Пожалуй, – уклончиво сказала я.

Странно обсуждать семейную жизнь с тем, кого я какое-то время считала своим будущим родственником. Даже не странно – неправильно.

– Ох, Ивонна, не сердись на старика. – Он, как обычно, почувствовал мое настроение. – Я всегда тебя любил и так надеялся, что ты станешь мне дочкой, а оно вон как все получилось. Опоили Гюнтера. Он так каялся, так страдал. Он же тебя любил, а что делать-то?

– Инор Тидеман, я не хочу об этом говорить, – немного резче, чем хотела, ответила я.

Хорошее настроение пропало, и я даже пожалела, что поехала одна, без Рихарда. Рядом с ним как-то легче было бы все это пережить, да и разговор на эту тему не возник.

– Наверное, ты права, просто не хотелось бы, чтобы у тебя остались неприятные воспоминания о нас с сыном.

– Остались? Вы уезжаете? – удивилась я. – Но почему? А как же наше производство?

– Твой отец решил со следующего года сам этим заняться, – пояснил инор Тидеман. – Я бы и сейчас ушел, но подписал контракт на этот год, а монастырь Святой Инессы разрывать его не хочет.

– Но как же? – растерянно сказала я. – Инор Тидеман, вам нельзя уходить. Я поговорю с Барбарой, она поймет, что отца туда пускать нельзя. Уж ее Юрген это точно знает. У нас с ней две трети наследства, а значит, отец не имеет решающего слова.

– Нет, Ивонна, – улыбнулся он, – я уже давно хотел отсюда уехать, останавливала только болезнь твоего деда. Без работы я не останусь, если это тебя волнует.

– Уж кому как не мне знать, какой вы прекрасный управляющий! А сколько раз вас пытались от нас переманить… Именно поэтому я и переживаю, что будет с нашим производством, если вы уедете. Отец там точно все развалит.

– Сама займешься, – заявил он мне. – Инор Бринкерхоф именно этого и ждал, задатки у тебя есть, в этом ты в деда пошла. А что интересоваться в последнее время перестала, так это потому, что со мной тягостно встречаться. Ведь так?

Я смущенно опустила глаза. Оказывается, очень неприятно, когда для собеседника ты как открытая книга.

– Только тебе учебу закончить надо, – продолжил он. – Так что если решишь взяться, я задержусь и помогу.

– Я не думаю, что у меня что-то выйдет, – честно сказала я.

– Муж будет против? – уточнил он.

– Какое он имеет к этому отношение? – удивилась я.

– У него свои планы есть, в которые переезд в Корнин может не входить, – пояснил инор Тидеман. – Но ты все равно подумай над моими словами, с мужем обсудите все «за» и «против». Он у тебя кто?

– Целитель, – ответила я и с гордостью добавила. – Очень талантливый. Его уже в центральную лечебницу Гаэрры пригласили, хотя учиться ему еще полгода.

Хвастаться мужем оказалось неожиданно приятно, тем более что мой собеседник про своего сына и сказать-то ничего не мог, кроме «очень хороший мальчик». Хотя какой он уже мальчик, он меня на шесть лет старше…

– Правда? Рад за тебя, – инор Тидеман опять тепло улыбнулся, но внезапно помрачнел и сказал: – Какая жалость, что вы раньше не поженились. Возможно, ему удалось бы вылечить инора Бринкерхофа. Ведь так и не определили, чем он болел. Впрочем, что теперь об этом говорить?

Я расстроено покивала. Да, если бы дед не умер, то сейчас я не оказалась в таком ужасном положении, в которое себя загнала, и уж точно не вышла за Рихарда. При мысли о муже в груди невольно разлилось мягкое тепло, и настроение опять пошло вверх. С инором Тидеманом мы поговорили еще немного, в основном о грядущей свадьбе сестры, и общение с ним не вызывало у меня такого резкого неприятия, как раньше, напротив, разговаривать было на удивление легко. Мы вежливо распрощались, и я отправилась в родительский дом, думая о том, как меня встретят и рассчитывая все же на теплый прием. Ведь написал же мне папа письмо сам?

Надежды мои оправдались. Сестренка с радостным визгом повисла на моей шее. Богиня, какая она тяжелая! Я даже покачнулась, едва устояв на ногах.

– Иви, я так боялась, что ты не приедешь. – Счастливая Барбара долго не хотела меня отпускать. – Хотя отец и сказал, что написал тебе. Но он такой злой.

– Хорошо выглядишь, дорогая. – Мама тоже меня обняла. Она улыбалась, но нервные жесты и выражение глаз говорили о том, что что-то ее очень тревожит. – Папа хотел поговорить сразу, как ты приедешь. Он в кабинете.

– В кабинете? – удивилась я. – В дедовом?

– Ну да, – подтвердила сестра, – он теперь там каждый день сидит и что-то пишет с важным видом, – и кивнула на мой пакет. – Это ты мне подарок привезла, да? Что там?

– Завтра узнаешь.

Я невольно улыбалась, на нее глядя. Она была такой счастливой, что я даже немного позавидовала. Пусть ее Юрген и не столь красив, как Гюнтер, но сестру любит, как и она его, так что все у них будет замечательно.

– Ну, Иви, – заныла Барбара. – А я тебе тогда платье свое сегодня покажу, а?

Но я только щелкнула ее по носу и отправилась в кабинет. Папа действительно сидел там, за резным дедовым столом, и с серьезным видом что-то высчитывал на листе бумаги.

– Ты одна приехала? – спросил он вместо приветствия.

– Одна, – ответила сестра, которая увязалась за мной, надеясь узнать, что же я ей приготовила в подарок.

– Барбара, – недовольно поморщился отец, – иди-ка принеси нам чаю.

Когда сестренка вышла из комнаты, он еще помолчал некоторое время, а потом довольно зло сказал:

– Зачем ты это устроила? Мы уже с Хайнрихами все обсудили. И дату свадьбы назначили. Не поверю, что ты вдруг воспылала чувствами к этому оборванцу.

– А не все ли равно, папа, воспылала ли я чувствами к тому, за кого вышла, – резко ответила я. – Вам же главное – получить деньги.

– Вовсе нет, – возмутился отец, – я забочусь о твоем счастье не меньше, чем о своих доходах. Для тебя Клаус Хайнрих – идеальный вариант. Красив, богат, любит тебя столько лет. А ты так с ним некрасиво поступила. Дала надежду и тут же отобрала.

Столь высокопарные выражения крайне редко появлялись в речи отца, и всегда причина была одна.

– Папа, ты что, у них денег занял? – прямо спросила я.

– С чего ты взяла? – он удивился настолько фальшиво, что я сразу убедилась в своей правоте. – Просто мой отец знал о его чувствах и, внося этот пункт в завещание, думал именно о твоем браке с Клаусом. А ты нарушила его волю.

– Мы вряд ли узнаем, о чем думал дед, – сухо заметила я. – Как много ты занял? И на каких условиях?

Тут Барбара принесла поднос с чашками, чайником, сахарницей и вазочкой с печеньем, что дало возможность отцу не отвечать на вопрос. Он выставил сестренку из кабинета и засуетился вокруг подноса. Богиня, сколько же он занял у Хайнрихов?

– Тебе же сахара два кусочка, так? – он протянул мне чашку, ласково улыбаясь. – Давай спокойно попьем чай, а потом вернемся к обсуждению наших проблем.

Я взяла из его рук чашку и чуть не уронила – яркая красная вспышка перед глазами сопроводилась уколом в палец. Цветовое пятно пропало, но чувство жжения усилилось. На том самом пальце, где находилось кольцо-артефакт, подаренное мне Рихардом. Оно мне действительно понравилось, и я носила, даже не думая, что это не только ювелирное украшение. Я недоверчиво посмотрела на чашку, затем перевела взгляд на отца. Он встревожился.

– Что-то случилось, дорогая? Ты так побледнела.

– Зачем ты подлил зелье в чай? – Я поставила чашку на стол и возмущенно воззрилась на родителя. – Как тебе только в голову пришло это сделать?

– Что за вздорные обвинения? – Отец стал в позу невинно обиженного. – С чего ты взяла, что я что-то куда-то подлил? Как тебе только не стыдно говорить такое про родного отца?

– Что ж, если ты ни при чем, предлагаю отнести чашку с содержимым в Стражу, пусть ищут того, кто подливает любовные зелья, – невозмутимо сказала я и поднялась со стула. – Тебе же нечего бояться. В самом деле, как это я могла на тебя подумать? На тебя, на любящего папочку?

– Ивонна, подожди, – всполошился отец. – Не надо в Стражу! Это же такая тень упадет на семью. Ты об этом подумала? Лучше просто забыть об этом мелком недоразумении. Ничего же не случилось, да?

– Я подумаю, если ты сейчас честно обо всем расскажешь, – предупредила я. – В сказки о случайностях не поверю.

Отец скривился, но выхода у него не было: слишком хорошо мы знали друг друга, чтобы у него оставалась надежда меня провести.

– Я уверен, ты собираешься через год развестись. – Отец грозно потыкал в мою сторону пальцем, но вышло это не очень убедительно. – Клаус согласен на тебе жениться и после этого. Ты права, они мне заняли денег, взамен я пообещал тебя уговорить. Идея с зельем казалась такой удачной. Ты бы к нам в гости приезжала, я бы тебе один-два раза в месяц подливал, и все были бы счастливы, а, Иви?

Он умоляюще на меня посмотрел.

– Верни им деньги, – грозно сказала я.

Он что, серьезно думает, что я проникнусь и быстро выпью содержимое чашки? Да мне, чтобы в этого Клауса влюбиться, и ведра мало! Вот с Рихардом точно бы получилось. Жалко, что он отказался…

– Не могу, – смущенно отвел глаза отец, – я их не очень удачно вложил, так что возвращать нечего.

– Вернешь с наследства, – безжалостно заключила я.

– Они какой-нибудь результат сейчас требуют, – залебезил отец. – Иви, ну поговори с ним, поулыбайся, чего тебе стоит? Больше от тебя ничего не требуется.

Я уже хотела ответить твердым «нет», как вдруг подумала, что могу поиспытывать на Клаусе все эти томные взгляды и вздохи и понять, что же с ними не так. Человека, который согласен подливать замужней женщине любовное зелье, ни капельки не жалко.

 

Глава 10

В храм с родителями я не пошла по просьбе отца. По его словам, чтобы было кому присмотреть за подготовкой праздника в доме. Уверена, причина крылась в другом. Ему казалось, что я не буду достаточно внимательной к Клаусу, поэтому родитель стремился оттянуть возможный неприятный разговор, чтобы брак Барбары будет заключен по всем правилам, и никакой скандал этому не повредил.

Сестренка выглядела изумительно. Ее золотистые локоны, чуть более светлого оттенка, чем у меня, мы укладывали около часа, стремясь добиться необходимого эффекта нежности и праздничности одновременно. Наша работа осложнялась еще и тем, что Барбара не могла усидеть на одном месте, ее постоянно казалось, что мы забыли что-то важное и она устремлялась это проверять.

– Барбе, – не выдержала я, – неужели ты хочешь пойти в храм с вороньим гнездом на голове? А ведь к этому все и идет. Посиди смирно хоть немного. Ты замуж собираешься, а не в начальную школу.

– Побыть бы ей еще годик дома, – вздохнула мама, пытаясь в очередной раз закрепить цветок в волосах сестрички. – Ну какая из нее жена? Ветер в голове. Дурное дело ваш дед задумал.

Мама была полностью права как в отношении сестры, так и в отношении деда. Но когда в нашей семье ее кто-нибудь слушал? Вот и Барбара отчаянно запротестовала, утверждая, что они с Юргеном давно друг друга любят, поэтому нет разницы, поженятся они годом раньше или годом позже. Но все же застыла на стуле, как статуя, что и дало нам возможность закончить прическу.

Счастливая сестра с родителями отбыла в храм. А я начала блуждать по дому, больше мешая, чем делая что-то полезное, так как наша экономка прекрасно справлялась сама. Ее зычный голос раздавался в разных концах дома, направляя работу в нужное русло. Я заглянула на кухню, но и там моя помощь не понадобилась, поэтому я прошла в комнату Барбары, взяла один из ее любимых романов и начала читать. Надо же узнать, что такого особенного в подобной литературе: Анита иной раз зачитывалась до утра, а на занятиях потом сидела сонная, но довольная. Но книга Барбары меня не увлекла. Возможно, дело в том, что я давно не читала ничего, кроме учебников и справочников, хотя, скорее, потому, что страдания главной героини были надуманными. Временами так и хотелось стукнуть ей книгой по голове и сказать: «Он же тебя любит, дура!» Но стукать было некого, так что когда пришла экономка с известием, что появились первые гости, я даже обрадовалась, захлопнула изрядно потрепанный томик и отправилась их встречать.

Почти все приглашенные были знакомы мне с детства. Более или менее успешные в делах, они имели одну общую черту: весьма приличный доход. Поэтому, когда меня поздравляли с недавним замужеством, в словах сквозило недоумение и осуждение этого, а одна дама даже бестактно заявила, что надеется через некоторое время получить приглашение на мою свадьбу с другим, более достойным инором. На что я ей вызывающе сказала, что счастлива в браке и менять мужа на более достойного не собираюсь.

– Выходить замуж следует за человека своего круга, – снисходительно сказала она. – Вот когда останетесь без денег, завещанных дедушкой, вспомните мои слова, но поздно будет. Я уверена, что вы даже брачный контракт не заключали.

– Мои деньги ему не нужны, – резко ответила я.

– Думаете, ему нужны исключительно вы? – ехидно сказала дама. – Приз вы, конечно, красивый. Но посмотрим, что вы скажете через год.

Разговор этот вывел меня из того зыбкого состояния равновесия, в котором я находилась с утра, и заставил опять задуматься, почему Рихард на мне женился. Контракт мы действительно не подписывали, да и предложенный договор он отверг, и все же мысль о том, что он женился в надежде получить не половину завещанного мне, а все, казалась совершенно несоответствующей тому человеку, которого я успела узнать. К материальной стороне жизни он равнодушен, поэтому я не могла представить его разрабатывающим злодейские планы по заграбастыванию моего наследства.

Долго думать на эту тему мне не дали появившиеся Хайнрихи. Старший смотрел на меня с явно выраженной неприязнью, а на лице младшего ожидание застыло ожидание, столь выразительное, что не заметить его было невозможно. Я не стала разочаровывать Клауса: затрепетав ресницами, послала один из тех выразительных взглядов, что так старательно репетировала в последние дни перед зеркалом. Потом еще один. И еще. Клаус застыл на месте, не в силах сделать даже шаг. Из глаз его исчезло всякое осмысленное выражение, а по лицу разлилось такое блаженство, что я испугалась, не переусердствовала ли с обстрелом. Похоже, одного пламенного взгляда было бы достаточно. А ну как он свалится, не в силах выдержать столько счастья сразу? Но Хайнрих-старший подтолкнул отпрыска, и тому удалось, хоть и с трудом, справиться со ступором. Общаться ни с кем из них мне не хотелось, поэтому я передвигалась по залу, стараясь быть как можно дальше от них. К сожалению, усилия мои оказались тщетны, наш зал не такой уж огромный, и Клаусу удалось-таки загнать меня в угол.

– Инорита Ивонна, ваш поступок оставил кровоточащую рану в моем сердце, – начал он обвинительную речь, которую, судя по стилю, разрабатывал совместно с моим отцом. – Я был так счастлив те несколько дней после вашего согласия, пока не пришло это ужасное известие о вашем замужестве. Как вы могли так со мной поступить?

– Я глубоко сожалею о происшедшем, – покаянно сказала я.

– Сожалеете, и только?

– Завещание деда оказалось таким ударом, – начала я пояснять, непрерывно улыбаясь, – что я не осознавала, что делаю. Слишком мало времени он отвел на устройство моей личной жизни. Возможно, будь сроки побольше, и результат был бы другим.

– Инорита Ивонна, я готов вас ждать столько, сколько понадобится.

– Инор Хайнрих, – недоумевающе сказала я, – к чему эти разговоры? Я ведь замужем.

– Но инор Бринкерхоф сказал, что я могу надеяться, так как брак ваш…

– Инор Хайнрих, – сказала я, подарила очередной выразительный взгляд и подкрепила его нужной интонацией, – мне кажется, нам с вами не следует долго разговаривать. Это обращает на себя внимание. Понимаете, о чем я?

В этот раз рядом с Клаусом отца не было, так что выходил он из заторможенного состояния достаточно долго для того, чтобы я успела сбежать, бросив еще один контрольный взгляд. Итак, получается, со взглядами у меня все хорошо, что и подтверждает реакция Ханриха-младшего. Конечно, это может быть и потому, что я ему нравилась изначально. Значит, надо попробовать еще на ком-нибудь. Экспериментировать на невиновных инорах не слишком красиво, но как иначе-то проверить? Я ломала над этим голову, когда сзади вдруг раздалось:

– Ивонна, мы так рады тебя видеть. – Свои слова Эвамария сопровождала такой сладкой улыбочкой, что на ней можно было бы сварить варенье из очень кислых фруктов. Гюнтер подтвердил ее речь вежливым наклоном головы. – Прекрасно выглядишь, дорогая. А где твой муж?

– У него дела в столице, – ответила я.

О требовании отца я не собиралась рассказывать никому, а уж тем более – бывшей подруге.

– При первом же взгляде на него становится понятно, что делами ему заниматься необходимо, – заявил Гюнтер с ехидной ухмылкой.

Какое право он имеет так говорить о моем муже? Возмущение мое оказалось столь велико, что я не смогла сдержаться.

– Такова жизнь, – с деланым вздохом сказала я, – не у всех же отцы занимают высокооплачиваемые должности, кому-то и работать приходится.

Улыбка Гюнтера застыла, как приклеенная, а я впервые за все время нашего знакомства подумала, что не так уж он и хорош. Эти блеклые невыразительные глаза не шли ни в какое сравнение с темными глубокими блестящими глазами Рихарда, особенно когда муж рассказывал что-то, его увлекающее. Я в очередной раз пожалела, что поехала одна.

– Гюнтер участвует в делах моего отца, – высокомерно сказала Эвамария, недовольная моим замечанием. – И очень успешно.

– Я так рада за вас.

Я ласково улыбнулась бывшей подруге, припоминая, что даже инор Тидеман не очень-то доверял Гюнтеру. Тогда мне казалось это несправедливым. А сейчас подумалось, что если бывший жених в чем и помогает тестю, так только в удлинении списка необходимых трат. Вон как выразительно обтягивает новехонький камзол округлившееся пузико, так и тянуло поинтересоваться, не ждут ли они прибавления. Но отыграться можно и по-другому. Я немного сдвинулась, так, чтобы не нервировать Эвамарию, томно вздохнула и посмотрела на Гюнтера тем особенным образом, сегодня так хорошо зарекомендовавшим себя на Клаусе. Остекленевший взгляд и приоткрытый рот послужили достаточной компенсацией за оскорбительные намеки в адрес моего Рихарда.

И все же хорошо, что именно в этот момент новобрачные вошли в дом, и странное состояние мужа не привлекло внимания бывшей подруги, которая с жадным любопытством уставилась на сияющих Барбару и Юргена. Я тоже с удовольствием полюбовалась на сестренку – не зря мы с мамой потратили целое утро на ее украшение. Барбара была самой красивой невестой из всех, что мне доводилось видеть. Но самое главное – это счастье, которое сквозило в каждом ее жесте, в каждом взгляде на мужа. И нежность, с которой он обращался к ней. Как же хорошо, что они вместе!

От размышления о ее счастливом будущем, я плавно перешла к своему странному настоящему. Незапланированная проверка на Гюнтере оказалась успешной. Получается, что действуют мои взгляды так как надо, но с одним «но» – на всех, кроме Рихарда, а это совсем не то, что нужно. Я покосилась на Гюнтера. Челюсть его, слава Богине, стояла на своем месте, что не могло не радовать, но вот взгляды, которые он бросал, ничего хорошего мне не сулили. Я начала отодвигаться подальше от бывшего жениха, но при этом чуть не уткнулась в Клауса, который умудрился незаметно подобраться слишком близко. Нейтрализация его уже была отработана, так что, оставив за собой застывшего Хайнриха-младшего, я ушла подальше от гостей на балкон и внезапно поняла, что на этой свадьбе этой мне делать нечего. Невесту я посмотрела и поздравила. Видеть меня здесь особенно никто не хочет, даже Барбара не заметит, если я сейчас уйду. Просьбу отца я выполнила с лихвой, и теперь меня пугала неизбежность общения с Клаусом и Гюнтером. И если второго, скорее всего, удержит при себе жена, то от первого мне придется весь день бегать по дому, а ведь впереди еще и танцы. Я порадовалась, что ни на ком больше не испытала провалившийся на Рихарде метод. От двух увернуться еще можно, а вот если бы их было трое? Или, не дай Богиня, десять? При таких условиях долго не побегаешь. Решено: еду домой и возвращаюсь к тренировкам на собственном муже – он-то со всякими непонятными притязаниями не пристает. К сожалению.

Мои размышления прервали самым безжалостным образом.

– Ивонна, – собственное имя обожгло ухо, как кипяток. Из глубин памяти поднялись воспоминания о днях, когда этот голос мне даже снился.

– Гюнтер? Где ты потерял Эвамарию? – невозмутимо спросила я.

– При чем тут моя жена? – он буквально пожирал меня глазами, что было ужасно неприятно. – Я искал тебя, чтобы поговорить о нас.

– «Нас» не существует, – резко сказала я и с огорчением отметила, что бывший жених полностью перекрыл выход с балкона. Какая жалость, что я не умею левитировать!

– Ивонна, я никогда никого, кроме тебя, не любил, – пылко сказал бывший жених и придвинулся еще на шаг. – Нас разлучила лишь трагическая случайность.

– Если Эвамария услышит, как ты о ней отзываешься, она будет очень недовольна, – едко сказала я и попыталась обойти его, но он не дал мне этого сделать: прижал к перилам и ухватился за них по обе стороны от меня. Такое терпеть я не собиралась. – Гюнтер, немедленно отойди от меня!

– Нет, ты меня выслушаешь хотя бы сейчас, – ответил он. – Я не виноват перед тобой. Эвамария подлила мне сонного зелья.

– Не буду спрашивать, что ты делал в ее спальне, когда она этим занималась. Просто поинтересуюсь, почему ты говоришь это сейчас мне, а не тогда – священнику в храме?

– Я после этого зелья в себя прийти не успел, как оказался в храме и сказал «да», – он возвышался надо мной, как шкаф.

Огромный тяжелый шкаф. И такой же безмозглый.

– Гюнтер, уйди. Нас могут увидеть, и пойдут сплетни. Ты женатый человек, я – замужем. Даже если все было так, как ты говоришь, от этого ничего не изменится.

– Как это не изменится? – запротестовал он, наклоняясь ко мне. – Я ни слова не говорил о своих чувствах, пока ты не вышла замуж – не хотел портить тебе жизнь. Но сейчас-то мы можем тайно встречаться к взаимному удовольствию.

– Что ты такое говоришь? – Я так удивилась, что могла только глупо хлопать глазами.

– Я сниму здесь квартирку. Только для нас. Для тебя и меня. Ты будешь приезжать на выходные. Как тебе моя идея?

– Ты с ума сошел. Между нами ничего не может быть, – твердо ответила я.

– Я видел твоего мужа. Думаешь, я поверю, что ты его любишь?

Он выпятил грудь, чтобы произвести на меня более выгодное впечатление. Лучше бы втянул живот.

– Главное, что я не люблю тебя, – ответила я и с удивлением поняла, что это правда. Я не просто его разлюбила, он вызывал у меня гадливое отвращение. Мне даже находиться рядом с ним противно. – Отпусти же меня наконец.

– Не любишь? Не верю, – он довольно улыбнулся и наклонился еще ниже. – Ты на меня так смотрела, что сразу понятно, что ты не только любишь, но и хочешь. Что, не оправдал муженек надежд?

И с этими словами он попробовал меня поцеловать, но я собрала всю накопившуюся обиду и злость в кулак и резким движением снизу вверх стукнула его по подбородку так, что его голова даже немного запрокинулась. Он отшатнулся и в удивлении уставился на меня:

– Ивонна, да что с тобой?

– Запомни, Гюнтер, раз и навсегда. Я тебя не люблю. Я люблю своего мужа. И не вздумай больше подходить со своими бредовыми идеями. Ты мне противен.

Я брезгливо обошла его и направилась к выходу. Я хотела домой, мне невыносима была даже мысль, что я могу здесь задержаться хоть ненадолго. Теперь главное – с Клаусом не встретиться, мой кулак второго удара не вынесет. Я посмотрела на свою руку, кисть покраснела и начала опухать. Да, идея с проверкой на живых инорах оказалась не очень удачной…

 

Глава 11

Из дома я выбралась незамеченной никем из гостей. Правда, пришлось воспользоваться черным ходом через кухню. Кухарка ничего не сказала, но посмотрела странно. Еще бы, нечасто к ней забредают в бальном платье. Но я решила не переодеваться: нельзя слишком уж испытывать судьбу, и так очень повезло, что я добралась сюда, не встретив Клауса. Никогда больше не буду улыбаться кому попало. Горничная Элиза, постоянно бегавшая между кухней и залом, без лишних вопросов согласилась принести мне мою сумочку с деньгами, правда, посмотрела осуждающе. Стыдно мне не стало. Сбегать со свадьбы сестры некрасиво, но и находиться здесь я больше не могла. Родительский дом, казалось, стал тесен и давил, давил, давил, заставляя задыхаться. И когда я вышла на улицу, показалось, что с плеч свалилась гора, которую до этого я старательно удерживала.

В дилижансе, под мерное постукивание колес, я вспоминала неприятный разговор с Гюнтером и недоумевала, зачем я сказала, что люблю мужа, ведь ни о чем подобном я и не думала. И все же, надеюсь, что эти слова заставят бывшего жениха выбросить из головы грязные мысли, и он не будет больше подходить с подобными предложениями. Меня опять передернуло, когда я вспомнила его прикосновения. Как я раньше не замечала, какой он гадкий? Рука болела все сильнее. Я прижимала ее к груди, поглаживая второй, посылала всевозможные проклятия в адрес Гюнтера и хотела только одного – побыстрее оказаться дома. Меня немного лихорадило. Богиня, как же хорошо, что наша квартирка рядом со станцией, и не нужно далеко добираться.

По лестнице я поднималась из последних сил. Пожалуй, мы переплатили хозяйке за эту клетушку, расположенную столь высоко. Не каждый согласится забираться на верхотуру по нескольку раз за день. Я начала бояться, что ступеньки никогда не закончатся, ноги уже с трудом переступали, но я понимала: остановлюсь – и все не смогу идти дальше. Так что я не позволяла себе ни малейшей передышки и наконец дошла. Дверь оказалась не заперта, так что я просто толкнула ее и вошла.

У моей плиты стояла Анита, что-то помешивала, смеялась и болтала с Рихардом. Увиденное настолько поразило, что я застыла на месте, не в силах сделать ни шага. В надежде на то, что я ошибаюсь, я обвела взглядом комнату, но Вольфа не увидела. Они были только вдвоем. Анита и Рихард. Моя подруга и мой муж. В ушах зашумело, во рту появился солоноватый привкус от прокушенной губы, и я почувствовала, как вокруг опять выстраивается стена, отделяющая от остального мира. Стена, которая появилась после измены Гюнтера и о которой в последнее время я начала забывать. Оказывается, зря…

– Иви, ты приехала? – радостно прощебетала соседка. – А Рик сказал, что тебя до завтра не будет.

Как ей только совести хватает смотреть мне в глаза? Да, появилась бы я завтра и ничего не узнала б. Ее слова будто пробудили от сна, я сделала шаг назад, развернулась и побежала вниз по лестнице. Я не думала, куда пойду, просто хотелось уйти отсюда как можно дальше и не видеть больше никого из них. Сегодняшний день оказался очень щедр на неприятные сюрпризы. Я успела спуститься лишь на один этаж, когда меня догнал Рихард. Он схватил меня за руку, ту, что я разбила о Гюнтера. Я вскрикнула.

– Иви, что случилось?

– Отпусти, мне больно. Я хочу уйти.

– Это у вас семейная сцена? По какому поводу? – Внезапно раздавшийся голос Вольфа был как гром с ясного неба.

Я обернулась. Жених Аниты бодро поднимался по лестнице, прижимая к груди бумажный пакет, из которого торчало два батона. Он просто ходил за хлебом. Старательно возведенная стена осыпалась с громким звоном, я уткнулась в плечо Рихарда и разрыдалась. Он обнял и успокаивающе гладил по спине.

– Так что же все-таки случилось? – спросил он.

– Прости, я подумала, что ты и Анита… – Слезы текли неудержимым потоком, я всхлипывала, но никак не могла успокоиться.

– Вот выдумала, – возмутился Вольф. – Моя Анита на такое не способна!

– Волле, поднимайся в квартиру, – с нажимом сказал Рихард и чуть позже, тронув меня за плечо, неуверенно спросил: – Иви, ты что, меня приревновала?

До меня стала доходить вся нелепость моего поведения. Как я могла предъявлять свои права на то, что, в сущности, мне не принадлежит? Ведь Рихард ничего не обещал, это мне самой вдруг чего-то захотелось. Как все глупо получилось…

– Прости, я не знаю, что на меня нашло, – ответила я, отстранилась и вытерла слезы. – Видно, день получился слишком тяжелый.

– Кажется, у тебя жар, – сказал он и окинул меня внимательным взглядом. – Что с твоей рукой?

– Ударилась, – равнодушно ответила я.

В груди поселилась пустота, на фоне которой боль в руке казалась чем-то совсем несущественным.

– Пойдем домой, я посмотрю.

Он взял меня под руку и повел наверх, где Анита при нашем появлении сразу издала возмущенный вопль:

– Ивонна, как ты могла такое подумать? Мы же так давно знакомы!

– Извини, – и это было единственное, что я смогла из себя выдавить. Не говорить же, что с Эвамарией мы дружили почти семь лет, и это не помешало ей увести жениха, несмотря на то, что он и не любил ее никогда.

Анита ворчала и возмущалась. Вольф ее утешал. Рихард лечил мой ушиб. От его рук шло мягкое покалывающее тепло, которое не только снимало боль, но и успокаивало. Хотелось, чтобы он не выпускал мою руку никогда. Но отек уменьшался, краснота уходила, так что муж просто еще раз погладил пострадавшее место и отпустил.

– Спасибо, – разочарованно сказала я.

– Так что с тобой случилось? – спросил он. – От случайного удара не будет такого повреждения.

Я недовольно поморщилась, вспомнив Гюнтера, но объяснять не стала. Ведь тогда надо рассказывать и о том, что было перед тем, как бывший жених полез целоваться. Почему-то мне казалось, что Рихарду это не понравится. Так что я просто пробормотала, что не хочу про это вспоминать. Мы сидели за столом, ели приготовленный Анитой ужин, но разговор не складывался. Я молчала. Было ужасно стыдно. Подруга продолжала обижаться и отделывалась односложными ответами. Рихард бросал на меня вопросительные взгляды, но больше не спрашивал про ушиб, что радовало.

Зато Вольф разговаривал за всех. С успехов в учебе он плавно перешел к успехам в личной жизни. За это короткое время жених с невестой познакомились с родителями друг друга и получили одобрение от обеих семей. Свадьбу решили устроить летом, после того, как все экзамены будут сданы, а практика пройдена. Анита наконец оттаяла и заулыбалась. Они с Вольфом оживленно вспоминали поездку, смеясь над какими-то, только им понятными, шуточками, и выглядели очень счастливыми. А я вдруг подумала, что Рихард меня со своими родителями не познакомил. Наверное, посчитал, что раз брак временный, то и необходимости нет. Почему-то это расстроило меня еще больше.

– Ой, на тебе совсем лица нет, – спохватилась Анита. – Устала с дороги, да? Мы пойдем, Вольф?

Парень тут же подскочил, показывая готовность поступить, как хочет невеста. Мне стало так стыдно. Она обо мне беспокоится, а я веду себя как маленький ребенок, выдумываю какие-то несуществующие вещи, а потом на них обижаюсь. Парочка дружно направилась к выходу, подруга поцеловала меня в щеку, показывая, что уже не сердится, и от этого было еще стыднее.

– Вы извините, пожалуйста, за сегодняшнее. Я плохо себя чувствовала, вот и подумалось что-то не то, – смущенно сказала я и добавила. – Вы приходите еще. Мы будем очень рады вас видеть, правда, Рихард?

– Конечно, – бодро подтвердил он.

Гости ушли, и мы остались вдвоем. Я не знала, куда девать глаза от стыда, но решила не отмалчиваться:

– Спасибо тебе за руку, она совсем теперь не болит.

– Я же целитель, – усмехнулся он, – это не составило особого труда.

– И, Рихард, по поводу сегодняшней сцены, – продолжила я заниматься самобичеванием. – Такого больше не повторится. Я прекрасно понимаю, что не имела никакого права на такое поведение, даже если бы ты действительно привел сюда любовницу. Видимо, у меня от жара начался бред. Извини. И я ни слова не скажу, если… Ну, если ты на самом деле…

– Ох, Ивонна, – вздохнул он, – удивила ты меня сегодня. Никого я приводить не собираюсь. Можешь свое разрешение назад забрать.

Эти слова меня так обрадовали, что я даже удивилась. А потом испугалась. Потому что поняла, что именно мешало перейти ту самую грань в общении с мужем. Я боялась в него влюбиться. Боялась, что человек, ставший близким и дорогим, через год просто уйдет из моей жизни, оставив в ней огромную кровоточащую рану, как это уже было с Гюнтером. Только вот выяснилось, что бояться поздно – я больше не представляла своей жизни без этого мужчины. Мне хотелось быть с ним всегда рядом, слушать его рассказы, видеть его улыбку, готовить ему ужин, в конце концов, даже рожать детей. Как меня угораздило влюбиться за такое короткое время в человека, который просто вызвался помочь? И что же теперь делать? Ведь если я не захочу через год разводиться, получится, что я его обманула. Как Эвамария моего жениха. При воспоминании о бывшей подруге я нахмурилась, походить на нее ничуть не хотелось. Нет, так нельзя. Это нечестно. Должен быть какой-то другой выход. Но ведь если муж за это год в меня влюбится, тогда и развод не будет нужен. Может, я ему хоть немного нравлюсь? Я с надеждой посмотрела на Рихарда. Увы, влюбленным он не выглядел, стоило только вспомнить Клауса с Гюнтером. Взгляды мои на него не действовали, хотя, как выяснилось, они очень даже работали на других. А вдруг он просто хорошо умеет держать себя в руках? Да и не все средства из арсенала иноры Блау еще использованы, ведь целоваться со мной мужу тоже нравилось, значит, не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд. Может, ему не хватает самой малости, чтобы начать испытывать ко мне какие-то чувства, кроме дружеских. «В том, что происходит между мужем и женой, нет ничего не приличного.» Что ж настало время проверить?

– О чем ты думаешь? – с любопытством в голосе спросил Рихард. – У тебя так быстро меняется выражение лица. Испуг. Обреченность. Надежда.

– А скажи-ка мне, дорогой, – протянула я, решив сразу все для себя прояснить, – мои взгляды на тебя совсем не действуют? Только честно.

Что промелькнуло в глазах мужа, я так и не поняла. Но одно я чувствовала точно: желания отвечать на мой вопрос у него нет.

– Действуют, – все же ответил он после непродолжительного молчания. – А что?

– А как? – продолжала я допытываться.

– Так, как тебе надо, – недовольно ответил он. – Если хочешь знать правду, мне с каждым днем все сложнее держать себя в руках.

– Не держи, – недоуменно сказала я. – Этого от тебя никто не требует.

– Я сам от себя требую, – отрезал он. – Если сорвусь, ты меня потом ненавидеть будешь.

– Давай мы это проверим? – предложила я, подходя к нему ближе. – Сорвись, а?

– Ивонна, ты играешь с огнем, – предупредил он и сделал шаг назад. К кровати. – Если я сорвусь, то тебе будет плохо и больно.

Нет, дорогой, я не играю с огнем. Я полна решимости получить того мужчину, который мне нужен. Я не хочу больше страдать и мучиться. Пусть даже ничего не выйдет, но я хотя бы попробую. Я уверена, что ты не сделаешь мне ни плохо, ни больно. Я улыбнулась Рихарду и мягко придвинулась к нему. Он попытался опять отойти, но супружеское ложе ткнулось ему под колени, напоминая, что накопившиеся долги пора отдавать, он не удержался на ногах и опустился на край постели. Да, вот так будет правильно! Богиня сегодня на моей стороне! Видно, ей тоже надоело наблюдать издевательство над браком, что мы устроили. И сон тот, я уверена, она мне посылала. Я счастливо вздохнула и потянула завязку на рубашке мужа. И он, наконец, сдался, привлек меня к себе и поцеловал. Руки его мягко касались обнаженных участков моей кожи, заставляя остро сожалеть только об одном – что одежды слишком много. Но ведь это же не та проблема, которую невозможно решить?

На пол полетела его рубашка, мое платье. Его кожа на ощупь была обжигающе горячей и пахла летним ветром, сухим и солнечным. Я вжималась в него так, как будто стремилась стать единым целым. Поцелуи становились все более жадными, руки – все более требовательными. Что-то неизведанное доселе рвалось наружу, заставляя выгибаться и всхлипывать от нахлынувших чувств. И когда он опустил меня на постель и, нависнув, хрипло спросил:

– Иви, ты уверена?

Единственное, что я могла простонать в ответ, было:

– Да.

 

Глава 12

Я долго балансировала на тонкой грани между сном и явью, просыпаться не хотелось. Лениво вспоминала забавный сон про Рихарда. Будто все же я вытребовала брачную ночь, а потом вцепилась ему в руку, сказала «мое» и… уснула? И тут я с ужасом поняла, что действительно прижимаю к себе руку мужа, а второй рукой он обнимает меня. И лежим мы под одним одеялом совершенно без одежды. А внизу живота чувство такое… странное. Я подскочила на кровати, набросила второе одеяло и с ужасом уставилась на мужа. Что вчера было? С чего мне пришло в голову, что я в него влюблена, и его срочно надо завоевывать? Да еще таким ужасным образом. Богиня, как же я себя вела! По сравнению с этим даже недавний сон казался верхом приличия. При воспоминании о вчерашнем дне стало невыносимо стыдно, ибо в жизнь воплотился первый вариант, предложенный Рихардом. Фактически я его принудила к исполнению супружеского долга. Ужасно! Наверное, инора Блау права, говоря, что в отношениях между мужем и женой нет ничего неприличного, но Рихарда я так и не считала мужем. Только временным партнером. И все, что было, – это помрачение рассудка какое-то. Единственная здравая мысль, которая вчера посетила – причина, по которой не хочу к нему привязываться. Нельзя строить отношения с тем, с кем не суждено жить.

– Как себя чувствуешь? – участливо спросил Рихард, прервав мои размышления.

– Ужасно, – честно ответила я. – Я не понимаю, что вчера случилось, и мне от этого страшно. Я ничего подобного не собиралась делать.

– Извини, – смущенно сказал он. – Я пытался тебя остановить, но ты меня не слышала.

Я вспомнила, что он действительно что-то такое вчера говорил. О магии, о том, что я потом пожалею о происшедшем. Но невольно вычленила совсем другое из его слов.

– Ты извиняешься? За что?

– Понимаешь, твое вчерашнее состояние – это результат моего лечения, – пояснил он. – Несовместимость моей магии с твоей. Это чем-то похоже на опьянение и бывает очень редко. И проявляется по-разному. У моих пациентов такого никогда не было. Я не сразу понял, что происходит. Мне даже показалось, что ты вдруг воспылала ко мне какими-то чувствами, – на этих словах он сделал попытку улыбнуться. Попытка провалилась.

– Я не воспылала, – подтвердила я.

– Я так и понял. Что ж, зато ты добилась того, что тебе нужно, – вздохнул он.

– Мне совсем не это нужно, – возразила я и поплотнее закуталась в одеяло. Хотелось отгородиться от всего. Но куда убежишь от себя? – Честно говоря, исполнение договора твоей стороной волновало меня вчера крайне мало. Точнее, совсем не волновало.

– И что же тобой двигало? – в его глазах зажегся огонек интереса. – Уж не из-за Аниты ли?

– Вовсе нет, – удивленно сказала я. Ведь все вчера и прояснилось, к чему опять вспоминать?

Мы молчали. Испуг уходил. На его место приходило странное спокойствие и уверенность, что такое не повторится. Не сказать, чтобы случившееся вчера было мне неприятно, но лечить себя я ему больше не позволю. Близость должна происходить, лишь когда оба осознают, что делают. И хотя я действительно получила от нашего брака именно то, что собиралась, но удовлетворенности не было. Неужели я хотела совсем другого? Я посмотрела на мужа. Рихард выглядел расстроенным. Мне впервые пришло в голову, что он ведет какую-то свою игру, со своим интересом. Нет, я по-прежнему уверена, что мои деньги ему не нужны. Но он не выполняет мою просьбу, а пытается привязать меня к себе, добиться, чтобы я начала испытывать к нему какие-то чувства. И это совсем лишнее. К чему эти нежности, если мы расстанемся через год? Не в моем характере отбрасывать дорогих мне людей в сторону и забывать о них.

– Рихард, а чего ты хочешь? – прямо спросила я.

– Ты о чем? – Сделал он непонимающее лицо.

Ну нет, от ответа он сегодня не уйдет.

– Я о нашем браке, – прояснила я, внимательно на него глядя. – Ведь, что бы ты ни утверждал, первоначальный договор ты нарушил, прекрасно понимая, что если бы ты сказал об этом до храма, то я вышла за другого. Ты поставил меня перед фактом, когда что-то изменить было уже сложно.

– Я не собирался этого делать, – возразил он, – но ты так явно показывала отвращение, что тогда это показалось единственным выходом.

– Никакого отвращения не было, – перебила я его. – Мне просто не нужны внешние фальшивые чувства, которых у тебя ко мне нет. А вот тебе от меня это зачем-то нужно.

– Почему ты решила, что они фальшивые?

– Ты не будешь утверждать, что влюблен? В любом другом случае они фальшивые.

– Если тебе наплевать на чувства окружающих, это не значит, что их нет, – неожиданно зло ответил он.

– С чего ты взял, что мне наплевать? – опешила я, понимая, что разговор опять зашел совсем не туда.

– А разве не так? – вызывающе посмотрел Рихард. – Твой принцип – «Есть я и есть вы. Я сижу в своем уютном домике из страданий, и больше мне ничего не нужно». Ты вообще вокруг себя ничего не замечаешь.

– Неправда, – запротестовала я. – Просто у меня сдержанный характер.

– Да ну? – усмехнулся он. – Я помню, какой ты была на первом курсе. Ни о каком сдержанном характере и речи не шло. А потом вдруг сразу превратилась в засушенную мумию.

Странно, что он помнит меня с первого курса. Анита с Вольфом стали встречаться только на втором, тогда у нас впервые появился и Рихард. Но трудно отрицать очевидное – после неожиданной женитьбы Гюнтера на Эвамарии я сильно изменилась. И хотя я избавилась от чувств к бывшему жениху, мне до сих пор неприятно вспоминать про их предательство.

– Я не хочу больше ни из-за кого мучиться, понимаешь? – Я вызывающе на него посмотрела. – И не буду. А то, что ты делаешь, может привести к тому, что я в тебя влюблюсь по-настоящему.

– Это было бы очень хорошо, – заметил он.

– Ты издеваешься? – возмущенно сказала я. – Что в этом хорошего? Мы собираемся через год развестись. Ты хочешь, чтобы я еще из-за тебя страдала?

– Если ты в меня влюбишься, то о разводе мы забудем, – заявил он. – И, так как намеков ты не понимаешь, то скажу тебе прямо. Я тебя люблю, Ивонна.

– Любишь? – растерянно переспросила я.

– Люблю, – повторил он, – и надеюсь хоть на какие-то чувства с твоей стороны.

Что же это получается? Он женился на мне, строя какие-то планы на дальнейшие супружеские отношения? И отказался подписывать договор именно из-за этого?

– То есть, разводиться ты не собирался в любом случае? – зло спросила я.

– Я же дал слово, – удивился он. – Если хочешь, в храм можем пойти хоть сейчас. Но я прошу тебя хотя бы попытаться. Да и в твоих интересах подождать год.

Что попытаться? Построить счастливую семейную жизнь? Разве можно о таких вещах сообщать постфактум? Когда изменить уже ничего нельзя.

– Ты должен был сразу сказать, – выпалила я. – Почему ты этого не сделал?

– Ты вышла бы за меня?

– Нет, конечно. Нельзя использовать чужие чувства.

– Вот поэтому и не сказал.

Рихард совсем не смотрел на меня, он внимательно изучал трещину на стене. Честно говоря, она не столь примечательна, чтобы тратить на нее столько времени. И вообще, надо будет ее чем-то замазать. Если мы здесь собираемся прожить еще год, можно заклеить стену обоями. Да, еще год вместе. Рихард прекрасно понимает, что сейчас я с ним не расстанусь, не для того я замуж выходила, чтобы так подвести родных. Если бы свадьба Барбары не прошла, то, возможно, я и настояла на немедленном разводе. Но в завещании прямо сказано, что свадьба старшей сестры должна состояться раньше. Так что год нам придется прожить вместе, изображая счастливую семейную пару. А вот дальше…

– Мне не нравится, когда меня обманывают, – наконец прервала молчание я.

– Я не обманывал, – не согласился Рихард.

– Ты пытался мной управлять.

– Я пытался вывести тебя из того состояния, в которое ты себя загнала, – возразил он. – И мне кажется, это получилось.

Пожалуй, да. Я поняла, что не люблю Гюнтера. У меня снова появился интерес к некоторым вещам, отличным от учебы. И я опять улыбаюсь. Только вот Рихард в который раз не совсем искренен.

– А еще ты пытался привязать меня к себе.

– Пытался, – вздохнул он. – Но видимо, здесь не преуспел.

– Почему? – язвительно сказала я. – У нас же была ночь любви, не так ли?

– Не так, я прекрасно понимал, что с твоей стороны ничего нет, – ответил он.

– Но ты и от такого не отказался, – продолжала злиться я.

– Я бы отказался, – он посмотрел на меня с вызовом, – мне тоже не нужны фальшивые чувства. Но у меня не было уверенности, что за оставшееся время я смог бы так же относительно безболезненно для тебя выполнить одно из условий этого идиотского завещания твоего деда! Ты же не будешь отрицать того, что тебе со мной вчера было хорошо?

– Извини.

Я смутилась. Зачем я нападаю на человека, просто согласившегося помочь? И пусть он сделал все не так, как я просила, но то, что вчера случилось, действительно больше нужно было мне.

Рихард опять отвернулся. Я уже почти ненавидела эту трещину и дала себе слово, что в ближайшее время она перестанет существовать. И некому тогда будет конкурировать со мной за внимание мужа. Хочу ли я с ним быть? Пожалуй, слишком мало прошло времени, чтобы я могла утверждать это с полной определенностью. До сих пор я рассматривала наш союз как нечто временное, не заслуживающее пристального внимания. Но ведь сказала же я Гюнтеру почему-то, что люблю мужа? Честно говоря, с Рихардом мне было хорошо все то время, что мы провели вместе. Более того, я даже квартирку нашу уже воспринимала как свой дом. И если единственное, что меня сдерживало – это страх привязаться к мужу, получается, что я очень близка к тому, чтобы влюбиться. И если сейчас перестану себя контролировать, то он получит именно то, что хочет. А хочу ли этого я? И тут я поняла, что на мое вчерашнее поведение повлияло именно неосознанное желание быть с ним. Значит, да? Только вот прощать попытку манипулирования я не собиралась.

– Я согласна попробовать, – наконец сообщила я. – Но с одним условием.

Рихард резко повернулся, в его взгляде неверие так перемешивалось с надеждой, что стало неловко от того, что я готовилась сказать дальше. Но отступать я не намерена.

– Какое?

– Соблазни меня, – я широко улыбнулась растерянности, появившейся на его лице.

– Иви, как ты это представляешь? – ошарашенно сказал он мне.

– Это ты должен представлять. Не я. Если ты согласен, то у нас что-нибудь и получится.

– Знаешь, я никогда не соблазнял женщин, – прокашлявшись, сказал он.

– Я тоже никого раньше не соблазняла, – парировала я. – Но это же не помешало тебе выставить такое требование мне. И заметь, я почти не спорила.

– Честно говоря, у тебя не очень-то получалось, – ответил Рихард.

– Не знаю, не знаю, – ехидно сказала я. – Со свадьбы сестры я убежала после того, как просто ласково посмотрела на двух иноров. А об одного из них пришлось даже руку разбить, так как слов он не понимал. Так что получалось, не надо обманывать.

– Об кого ты руку разбила? – напрягся он.

– Неважно, – ответила я. – Поверь, никакого интереса для меня он не представляет. А вот будешь ли представлять ты, зависит только от тебя, – я заметила, что он хочет еще что-то сказать, и торопливо добавила: – Я все равно не скажу, но обещаю больше ни на кого так не смотреть. Кроме тебя, конечно. Так что ты решил?

– У меня есть выбор? – Он улыбнулся. – Только вот даже не знаю, как подступиться к такой строгой инорите.

– Книжечки почитай, с умными людьми посоветуйся, – нахально сказала я ему, припоминая свои страдания. – Тебе легче будет, так как на красивых ночных штанах, подходящих к цвету глаз, я не настаиваю.

Рихард смотрел несколько отрешенно, и легкая улыбка бродила по его губам. О чем он думал, я даже не представляла, но пусть не надеется, что будет легко. Ведь эту ночь я не могла вспомнить без стыда, а, значит, желание повторить подобное придет ко мне очень и очень нескоро.

 

Глава 13

За завтраком я не отрываясь следила за Рихардом, настолько было интересно, как он выполнит мое условие. Наверное, не очень хорошо, но я предвкушала его сложности с некоторым злорадным удовлетворением. Нет, я просто не сдамся. Пусть пострадает, как это пришлось делать мне, а я тоже повеселюсь. Но муж пока не торопился что-то предпринимать, разве что смотрел на меня и улыбался чему-то. Это ужасно нервировало, мог бы хоть намекнуть, к чему готовиться, а не томить неизвестностью. Но условие отзывать я не собиралась.

Так и не сделав ничего, что можно было бы посчитать за попытку соблазнения, Рихард убежал в свою лечебницу, пообещав появиться дома пораньше. Перед уходом поцеловал меня, но лишь в щеку, что оказалось довольно соблазнительно, но поскольку после этого он сразу ушел, нахлынуло разочарование и неудовлетворенность.

Оной соблазняться было неинтересно. Срочно требовалось чем-то себя занять. Я окинула взглядом комнату и сразу заметила ту самую трещину в стене, которую собиралась уничтожить. Заклею ее обоями, да и уютнее в квартире станет.

И все же первым делом я пошла к Аните: перед ней было все так же стыдно, как и вчера.

Подруга на каникулах отсыпалась, поэтому еще валялась в кровати, когда я вошла. Правда, не спала, а читала очередной томик, по виду совершенно не напоминавший учебник. Не принято у нас почему-то украшать обложки красивыми картинками с полуголыми инорами. Наверное, чтобы студенты не отвлекались от учебы.

– Анита, я еще раз извиниться хочу, – смущенно сказала я. – У меня вчера был жар, вот и устроила столь отвратительное представление.

– Да я забыла уже, – махнула рукой подруга. – Тем более что на твоем месте я бы тоже ревновала мужа.

– Почему именно на моем? – насторожилась я.

– Ой, да за то время, что мы с Вольфом встречались, знаешь, сколько девушек пыталось на Рихарда лапку наложить?

– Сколько? – только и смогла я выдавить.

Известие о популярности Рихарда не порадовало. Этак получится, что он натренировалася до меня, и теперь ему совсем несложно будет выполнить мое условие, в то время как я мучилась. И это несправедливо…

– Ой, – Анита поняла, что сказала что-то не то, и бросилась исправлять положение, – ты не думай ничего такого. Он парень красивый, талантливый, вот и липли к нему всякие. А с его стороны только такая прохладная вежливость. От тебя, наверное, научился, – хихикнула она, – пока ждал согласия. Вольф сказал, что не верил, что у Рихарда что-то выйдет. Мне расскажешь, как Рику удалось тебя уговорить, да еще за такое короткое время?

Я смущенно молчала. Рассказывать про завещание не стоило, а других объяснений у меня не было.

– Только не говори, что вы давно встречались, а мы ничего не знали, – продолжала настаивать подруга. – Хотя… вы оба такие скрытные. Но я бы никогда не подумала, что ты в него влюбишься.

– Почему? – удивилась я.

– Я же помню твоего прошлого жениха, отобранного по принципу «Чем мужчины больше, тем лучше», – подколола меня подруга. – Из него таких, как Рихард, полтора сделать можно.

– Из него таких, как Рихард, ни одного не получится, – отрезала я. – Материал некачественный – слишком много отходов. Да и краски недостаточно.

Анита прыснула.

– Нет, я правда рада, что вы вместе, – заявила она. – Ты опять такая, как на первом курсе. Хотя мне тебя очень не хватает. Сегодня я завтрак пропустила, а потом буду на занятия опаздывать.

– Не читай до полуночи свои романчики, – посоветовала я. – Укладывайся раньше, тогда и вставать легче.

– Да, мамочка, – она сложила руки на груди и умильно на меня посмотрела. – Иви, пойдем куда-нибудь поедим.

– Мне есть не хочется, – заметила я.

– Чаю выпьешь.

– Мне еще обои посмотреть надо, – неуверенно сказала я.

– Я потом с тобой пойду, – предложила Анита, – вместе выберем. Даже наклеить помогу, все равно мне до вечера делать нечего.

Я согласилась. Да и интересно было, кто именно пытался присвоить моего мужа до меня и как они это делали. Я надеялась, что подругу удастся разговорить. Но на все мои намеки и прямые вопросы Ани стоически молчала, хотя любая другая тема вызывала просто-таки словесный поток. Просто удивительно, как она умудрялась при этом еще есть. Когда мы уходили, мой чай так и остался недопитым, а вот ее тарелка опустела.

Обои мы выбрали почти сразу. Я хотела что-то в строгую полоску, но Анита возмутилась и предложила цветочный рисунок.

– Только представь, – тараторила она, – каждый день смотреть на полосатые стены. Это ужас какой-то!

– Ничего такого страшного в полосках не вижу, – возразила я. – Мне лично они очень нравятся.

– Нравятся полоски – заведи кота, – заявила подруга. – Там их, этих полосок, как раз подходящее количество для счастья. А стены в доме должны радовать, а не напоминать о тюремных камерах. И потом, – прошептала она мне прямо в ухо, – полоски к тебе прежней подходили, а к нынешней нет.

Я только возмущенно фыркнула на ее замечание, но призадумалась. В самом деле, вдруг Рихарду полоска не понравится? И потом, цветы они как-то романтичнее…

В результате обои мы выбрали с мелкими букетиками на светлом фоне, который подходил по цвету нашим шторам, поскольку уж их в ближайшее время я менять не собиралась.

Пока я варила клейстер, Анита рассказывала о поездке к родным Вольфа. Семья у того большая и очень дружная, знакомиться пришлось сразу со всеми, и подруга переживала, что кого-то не запомнила, а это может привести к никому не нужным обидам.

– Ты попроси Вольфа подробно рассказать обо всех и запиши, – посоветовала я ей. – Потом выучишь и не будешь путаться. Можно завести на каждого карточку с характеристикой.

– На каждого? – схватилась она за голову. – Это ж сколько карточек! Тебе-то хорошо…

– Это ты сейчас о чем? – удивилась я.

– Так о Рихарде же, – удивленно воззрилась на меня Анита. – Он ведь, поди, так с отцом и не помирился?

Я неопределенно пожала плечами. Не говорить же ей, что мне неизвестно даже, что они ссорились? Как это так получилось, что жена знает о муже намного меньше невесты друга? А знать надо. Ведь все равно, рано или поздно, придется встретиться с его семьей, раз уж разводиться не будем. В конце концов, он же познакомился с моим отцом? Правда, друг другу они не понравились. Вряд ли папа захочет еще раз увидеть моего мужа, особенно если учесть, что он собирался выдать меня за рыжего Клауса и даже денег умудрился под это занять. При воспоминании о том, что я чуть не стала женой Хайнриха-младшего, мне стало несколько нехорошо, но я себя успокоила, что встречаться с ним в ближайшее время не придется. Даже ради родителей не поеду в Корнин, пусть папа на это не рассчитывает. И все же как хорошо, что у меня было колечко-артефакт, подаренное Рихардом. Правда, ему я про это ни за что не расскажу…

– Иви, что с тобой? – встревоженно спросила Анита.

– Да так, неприятный момент один вспомнился, – нахмурилась я.

– Расскажешь?

Но я покачала головой – ни к чему посторонним знать о внутрисемейных проблемах. Очень уж некрасиво поступил отец, и заботился он при этом не о моем счастье, а о займе, который рассчитывал отдать мной. Подруга распереживается и обязательно проболтается Вольфу, а тот расскажет другу. Что будет делать Рихард, я не знала, но обогащаться таким знанием не хотела. Слишком хрупким казалось то состояние равновесия, что установилось между нами. Не нужны сейчас никакие потрясения.

Обои мы начали наклеивать с той самой стены со злополучной трещиной, столь привлекательной для Рихарда. Я ее даже не замазала: все равно под слоем бумаги не будет видно. Вдвоем дело шло споро, хотя от Аниты толку оказалось побольше, чем от меня. Поразительно – хоть я и старалась во всем подражать и делать аккуратно, но намазанные полосы упорно липли ко мне, у нее же они послушно укладывались на стены. Анита хихикала и говорила, что все это опыт: вот поклею еще пару раз и все трудности пропадут. С каждой наклеенной полосой комната становилась уютнее. Оставалось доделать совсем немного, когда в дверь постучали.

– Инор Хайнрих? – Приход рыжего Клауса поразил меня до глубины души. – Что вы здесь делаете? Откуда у вас мой адрес?

– Добрый день, инорита Ивонна, – радостно приветствовал он меня. – Мне этот адрес дал инор Бринкерхоф, ваш отец.

– В самом деле? – холодно сказала я. Да уж, если я не собиралась встречаться с Клаусом, это совсем не значит, что мои намерения совпадали с его. – И что вы хотели?

– Может быть, мы не будем о таких серьезных вещах говорить на пороге?

– Мне очень жаль, но пригласить вас войти не могу. – Я не собиралась принимать у себя дома всяких сомнительных типов, заказывающих любовные зелья. – Видите ли, в квартире небольшой ремонт. И мужу моему не понравится, если я в его отсутствие буду принимать посторонних иноров.

– Так разве я посторонний? – вкрадчиво спросил он, ища на моем лице те самые симптомы нежной привязанности, что обещал ему папа.

– А разве нет? – сухо ответила я.

– Но, инорита Ивонна, на свадьбе вашей сестры, – обескураженно сказал он, – я был уверен, что вы испытываете ко мне чувства, и только свойственная вам деликатность не позволяет в этом признаться.

– Инор Хайнрих, вы забываетесь. Я не давала вам ни малейших оснований для подобных высказываний.

– Но ваш папа…

– Моему папе не удалась эта милая шалость с любовным зельем, – просветила я его. – Так что будьте любезны не навязывать мне более своего присутствия.

На лице Клауса появилось выражение какой-то детской обиды, но я ему не посочувствовала. Не знаю, чья была идея создания на пустом месте любви к папиному кредитору, но все действующие лица этой истории не вызывали ни малейшей симпатии. Я посчитала разговор законченным и попыталась захлопнуть дверь, но Хайнрих-младший торопливо всунул свою ногу в закрывающийся просвет.

– Инорита Ивонна, вы не можете так со мной поступить, – заявил он мне. – Со стороны вашей семьи это очень некрасиво.

– Для вас я – инора Брайнер, – холодно уведомила я его. – И я попросила бы не вмешивать меня в ваши дела с моим отцом. Я к ним никакого отношения не имею и иметь не собираюсь. И расплачиваться за его долги тоже не буду.

– Но вы так на меня смотрели, – обвиняюще сказал Клаус.

– Если вам что-то показалось, то винить в этом вы можете только себя. Я здесь совершенно ни при чем, – нахально ответила я.

А ну-ка, дорогой, докажи обратное! Взгляды – это не слова, они не могут быть основанием для вздорных требований.

– Так, значит. – Он набычился и смотрел уже с угрозой. – А как же понимать ваши слова на свадьбе, что наш разговор обращает на себя внимание?

– Именно так и понимать, – раздраженно сказала я. – Неприлично приставать к замужней женщине. Инор Хайнрих, не стоит продолжать этот бессмысленный разговор.

– Действительно, больше разговаривать не о чем, – ответил он.

Не успела я порадоваться, что он проявил благоразумие, как мой несостоявшийся жених рванул на себя дверь и буквально внес меня в комнату. Я только испуганно вскрикнула, так как о его намерениях догадаться было несложно. Но тут он увидел Аниту, которая наблюдала эту гадкую сцену, приоткрыв от удивления рот, и растерянно остановился.

– Инор Хайнрих, покиньте немедленно мою квартиру, – дрожащим голосом сказала я. – И чтобы я вас больше не видела.

– Иви, стражников надо позвать, – очнулась подруга.

– Стражников? – Клаус расхохотался и весьма гадко. – Боюсь, что хозяйке этой квартиры ваша идея не понравится, не так ли, инорита Ивонна?

Да, папа, подкинул ты мне проблему. И почему я не разругалась с тобой прямо тогда, когда обнаружила в своей чашке эту гадость? Видно, я от тебя подхватила эту нездоровую тягу к авантюрам, иначе ничем не объяснить глупость, что я сотворила на свадьбе Барбары.

– Инора Брайнер, – поправила я папиного кредитора, – именно так я вас попрошу впредь ко мне обращаться. Пожалуй, стражников мы действительно звать не будем. Но вы сейчас уйдете и больше здесь не появитесь.

– Я-то уйду, – теперь он не старался казаться ни милым, ни вежливым, и это пугало до дрожи в коленках. – Да только ты сама ко мне прибежишь, да еще прощения попросишь.

С этими словами он развернулся, вышел и даже дверь за собой захлопнул. С такой силой, что будь обои приклеены нами не столь качественно, непременно сползли бы на пол. Но обои меня заботили в последнюю очередь. Клаус явно что-то знал такое, что позволило ему вести себя подобным образом, и, боюсь, это что-то непосредственно относилось к моему отцу.

– Иви, это кто? – потрясенно спросила Анита.

– Мой бывший жених.

– Да ну? – усомнилась подруга. – Я видела твоего жениха, этот на него не похож ни цветом, ни размером. И если волосы еще покрасить можно, то настолько усохнуть – вряд ли.

– Это другой. Он просто женихом был очень недолго, поэтому я про него ничего не рассказывала.

– Да-а, – протянула подруга, – повезло тебе, что ты за него не вышла.

С этим было трудно не согласиться. Но меня беспокоило другое – на свадьбе я бросала томные взгляды на двоих. Один пришел ко мне почти сразу, как я подумала, что увижу его нескоро. Надеюсь, Гюнтер сюда не явится, да и адрес ему не у кого взять. Но все же не буду о нем думать. Так, на всякий случай.

 

Глава 14

После столь наглого вторжения Клауса в нашу квартирку, ранее казавшуюся оплотом спокойствия, я не чувствовала себя в безопасности. Бывший жених изменил поведение столь неожиданно, что я даже не вспомнила, что являюсь, хоть и слабым, но магом, а, значит, могу дать какой-то отпор. Впрочем, даже если бы я попыталась применить эти знания, у Хайнриха-младшего амулетов против магических воздействий немерено, так что еще неизвестно, что случилось бы, не будь рядом Аниты. Обои мы с ней доклеили, и в комнатке стало совсем уютно, но это не радовало. Одна только мысль, что рыжий нахал опять заявится непрошенным, приводила в ужас. И зачем только папа дал ему мой адрес? Ведь наверняка понимал, что ничем хорошим визит не закончится…

Я вздрагивала от каждого шороха. А когда постучали в окно, буквально подпрыгнула на стуле и в ужасе развернулась. Увиденное напугало меня еще больше. За окном висел Рихард, в зубах у него почему-то торчала роза. Неужели Клаус засел внизу? Какой ужас! Но зачем карабкаться по стене, подвергая свою жизнь опасности? Лучше бы позвал стражников.

– Как романтично, – томно вздохнула Анита. – Ты впускать его домой собираешься?

Я бросилась открывать окно, недоумевая, чего вдруг подруга посчитала эту ситуацию романтичной. Интересно, как бы ей понравилось, если бы ее мужу пришлось прятаться от ее воздыхателя? Да и о Рихарде я лучше думала. Он не казался столь трусливым.

– Надо было стражников позвать, – сказала я сразу, как открыла окно и ухватила его за руку.

– Зачем? – слаженный хор голосов мужа и подруги удивил до невозможности.

– Как зачем? Не пришлось бы по стене лезть. Рихард, ты понимаешь, что это опасно?

– Да чего опасного-то? – недоумевал он и попытался вручить мне цветок. – Плющ здесь крепкий и очень удобный для лазания.

– А если бы он от стены оторвался? – продолжала настаивать я. – Страшно представить, что могло случиться.

– Меня Вольф подстраховывал. Кстати, – он высунулся в окно и крикнул: – Здесь Анита. Поднимайся!

– По стене? – в ужасе спросила я.

– Зачем по стене? По лестнице поднимется.

– А как же Клаус?

– Какой еще Клаус?

– Ой, не могу, – расхохоталась Анита. – Рихард, она решила, что ты в окно полез, так как испугался ее бывшего второго жениха.

– С чего это вдруг? – удивился он.

– Так этот Клаус сегодня приходил и угрожал Иви, – сдала меня подруга.

– Анита, я же просила не говорить! – возмутилась я.

Еще не хватало вмешивать в эту историю Рихарда. Я сама виновата в том, что случилось, мне и отвечать за все. Но надежды, что он забудет о сказанном подругой, не было никакой.

– А подробнее? – Голос мужа не предвещал ничего хорошего.

– Зачем тебе поподробнее? Нет там ничего интересного, – ответила я и укоризненно посмотрела на Аниту.

– Еще как есть, – не сдавалась та. – Он же пообещал, что ты сама к нему прибежишь и извиняться будешь.

Возмущаться приходилось молча: сказать в свое оправдание было нечего. Иначе придется прояснять и то, почему все случилось: что папа собственноручно пытался меня приворожить к данному типу рыжей наружности, а тот посчитал, что это удалось. Поведение на свадьбе сестры теперь казалось верхом глупости. Устроили бы Хайнрихи скандал, так все равно встретились они со мной уже после похода Барбары с Юргеном в храм, поэтому разрушить ничего бы не смогли, зато как гости долго бы вспоминали о свадьбе сестры! Правда, папина репутация пострадала бы очень сильно, но мне кажется, что от нее и так мало чего осталось после всех его оглушительных неудач. Разве что маму было бы жалко, она всегда так переживает внутрисемейные неприятности…

– Иви, так что все же случилось? – спросил Рихард.

– Ничего такого, – начала оправдываться я. – Не волнуйся, я сама справлюсь. Ты не должен в это лезть.

– Не справишься ты сама, – заявила Анита.

Но тут, слава Богине, наконец появился Вольф и сразу начал восхищаться нашими обоями. Я радостно его поддержала, усиленно нахваливая его невесту, и разговор ушел с темы, для меня неприятной. Но по взглядам, которые бросал на меня Рихард, становилось понятно, что он ничего не забыл и просто откладывает разговор до того времени, когда мы останемся вдвоем. Так оно и вышло. Как только он закрыл дверь за Анитой и Вольфом, сразу развернулся ко мне и потребовал:

– Рассказывай.

– Что? – Я похлопала глазами, показывая полное недоумение.

– Почему ты подумала, что я испугаюсь твоего жениха? Это, знаешь ли, несколько оскорбительно, – заявил он.

– А что я должна была подумать, увидев тебя в окне? – перешла я в наступление. – Зачем нужно было так рисковать?

– Я хотел сделать тебе что-нибудь приятное, – смущенно ответил он.

– Оставив меня вдовой? – саркастически уточнила я.

– На родине моей матери влюбленные часто доказывают свои чувства, забираясь в окно любимой, – пояснил он. – Вот я и подумал, почему бы не попробовать. Вдруг оценишь.

– Я очень испугалась, когда тебя увидела, – призналась я. – Расстояние до земли вон какое. Здесь можно и не отделаться сломанной ногой.

– Но ведь ничего не случилось, – парировал он. – Со мной. А что здесь с тобой произошло?

– Это мое личное дело, – отрезала я. – Я не хочу тебя впутывать.

– Ты меня уже впутала, – заявил он, – когда за меня вышла. Хотела ты этого или нет, теперь неважно. Теперь уже это наше, внутрисемейное дело. Поэтому я должен знать, кто именно приходил и чем именно тебе угрожал?

– Рихард, давай все же про это не будем, а? – неуверенно попросила я. – Это даже больше касается не меня, а моего отца.

– А давай будем, – непреклонно сказал он. – Тем более ты с чего-то решила, что я так испугался угроз, что на стенку полез, лишь бы удрать. Я, к твоему сведению, еще никогда ни от кого не бегал.

Выглядел он при этом очень оскорбленным. Таким я его раньше не видела. Запомним, гордость моего мужа задевать нельзя.

– Рихард, ты хочешь узнать тайны моего отца, а я твоего даже не видела, – попыталась я перевести разговор. – Вот представь, что я сейчас начну секреты твоего отца выспрашивать.

– Я к делам моего отца никакого касательства не имею, – резко ответил он. – И иметь не собираюсь. Я порвал с ним всякие отношения, так как считаю его виновным в смерти матери.

– Он что, ее убил? – только и смогла сказать я.

Пожалуй, на таком фоне мой папа будет выглядеть совершенно безгрешным. Уж на его совести ничьей смерти нет. Насколько мне известно.

– Нет, но не сделал ничего, чтобы ее спасти, а мог, – ответил Рихард. – Хотя и утверждал, что это не так. Общение с ним тебе не грозит. Так что вернемся к твоему отцу.

– Общение с ним тебе тоже не грозит, – заметила я. – Ты ему не понравился, и он вряд ли появится здесь в ближайшее время.

– Иви, даже твоя подруга считает, что ты не справишься, – сказал он. – Не тяни время, рассказывай. Что не так с твоим отцом? Обещаю, от меня никто ничего не узнает.

Он не сводил с меня внимательного взгляда, и мне вдруг так захотелось довериться. Сколько можно держать все в себе? Останавливали лишь размышления, что он после этого подумает обо мне, да и обо всей нашей семье, не слишком хорошо. Я отнекивалась, с каждой минутой чувствуя, что полная капитуляция все ближе. Рихард отступать не собирался, он твердо был намерен добиться ответа сегодня.

– Мой отец очень невезуч в сделках, – наконец сдалась я. – Он умудряется потерять деньги даже там, где это кажется невозможным, но при этом считает себя гениальным дельцом. Дедушка в свое время вынужденно отстранил его от производства после того, как папа не только внес изменения, чуть не приведшие к аварии, но и заключил весьма сомнительные договоры, последствия которых деду пришлось расхлебывать несколько лет. Отец тогда страшно обиделся, кричал, что его недооценили, и ему выделили капитал для торговли. Весьма приличный, надо сказать.

Я замолчала. Рассказывать дальше не хотелось.

– Так понимаю, что этих денег у него не осталось, – пришел на помощь Рихард. – Но не вижу пока никаких оснований для угроз со стороны твоего бывшего жениха. Как его, кстати, зовут?

– Клаус Хайнрих, – ответила я. – Да, ты прав. Денег у отца не осталось, и он начал занимать у знакомых все более крупные суммы под гарантию возврата дедом. Сначала дед действительно возвращал, а потом заявил, что больше не будет, и пусть отец выкручивается сам, как может. Я предполагаю, что после этого отец начал занимать под наследство, тем более что болезнь деда прогрессировала, и вылечить его никто не мог. Но после каких-то сумм занимать под это перестали. Ведь наследство предполагалось хоть и большое, но не бесконечное.

Я опять замолчала и поскребла ногтем незамеченное ранее пятнышко от клейстера на столе. Оно поддалось настолько быстро, что даже паузы никакой не получилось. Я вздохнула. Начиналась самая неприятная часть рассказа.

– Я тебя слушаю, – напомнил о себе Рихард.

– Тогда он занял деньги у Хайнрихов под меня, – продолжила я рассказ.

– В каком смысле? – пораженно спросил муж.

– Пообещал, что я выйду за Клауса, – пояснила я. – Оказывается, младший Хайнрих в меня влюблен давно. А старшего я устраивала в качестве алхимика. У них косметическая фабрика, поэтому пригодился бы бесплатный специалист.

– Что-то я не заметил, чтобы ты была особо послушной дочерью, – усомнился Рихард. – Как твой отец собирался заставить тебя выполнить это условие? Да и эти, Хайнрихи, разве они не понимали, что от одного желания твоего отца ничего не зависит?

– После оглашения завещания я была в таком шоке, что попробуй они меня сразу в храм отвести, так, наверное, и согласилась бы, – заметила я.

– Но теперь-то ты стала моей женой.

– Папа догадался, на каких условиях я за тебя вышла. Он меня хорошо знает, – ответила я. – И пообещал Клаусу, что я выйду за него сразу, как разведусь. А чтобы это гарантировать, попытался мне подлить любовное зелье, выданное Хайнрихами.

– Твой отец подлил тебе любовное зелье? – В голове Рихарда эти понятия: отец и любовное зелье – совмещаться никак не хотели.

– У него ничего не получилось, так как на мне было кольцо-артефакт, тобой подаренное, – торопливо добавила я. – Но тут я сильно сглупила, согласившись подыграть папе и сделать вид перед Клаусом, что зелье подействовало.

– Зачем?

– Чтобы избежать скандала на свадьбе сестры. Да и проверить хотела, – потупилась я. – Ты на мои взгляды не реагировал. Вот и…

– Руку ты об него отбила?

– Нет, – покрутила я головой. – Просто мне показалось, что одного инора для проверки мало, и я пару взглядов на Гюнтера бросила, который мой первый жених.

– А на него-то зачем? – устало спросил Рихард. – Если ты уже поняла с Клаусом, что работает.

– Он про тебя гадости говорил, – пожаловалась я. – Вот я и не выдержала.

– Лучше бы ты выдержала, – заметил муж. – Поверь, я за себя сам постоять могу. И все же, почему этот Хайнрих уверен, что тебя получит?

– Не знаю. Думаю, у них есть что-то, компрометирующее отца. Я не спросила, да и при Аните он ничего не сказал бы. Знаешь, я ужасно испугалась, когда он неожиданно изменился и стал таким грубым…

Я прикусила нижнюю губу, больше всего боясь разреветься. Да что это такое? Похоже, совместное проживание с Рихардом превращает меня в истеричную барышню, рыдающую по малейшему поводу. Что теперь он думает о моих родных и о моем поведении? Мне страшно даже представить.

– Иви, давай договоримся, – мягко сказал Рихард. – В следующий раз ты сразу рассказываешь, а не пытаешься справиться сама. Дать отпор твоим бывшим женихам у меня получится намного лучше, чем у тебя. Думаю, что я смогу объяснить им более убедительно, почему не следует приставать к моей жене. И с твоим отцом стоит поговорить, чтобы он тебя больше не вмешивал в свои дела.

– Рихард, я ведь и сама виновата, – покаянно сказала я.

– Но ты уже обещала ни на кого так больше не смотреть, – он улыбнулся и обнял меня.

Я все-таки не удержалась и разревелась. И чувствовала, как уходили слезы, а приходило облегчение. И что-то внутри, уже давно зачерствевшее, трескалось, выпуская нежный тоненький росток. Кто знает, что из него вырастет? Да и вырастет ли вообще? Казалось, я могу стоять в объятьях Рихарда бесконечно, но нашу идиллию разрушил стук в дверь. Первая мысль была, что Клаус все-таки вернулся. Собственного испуга я устыдилась тут же – не тот Хайнрих-младший человек, чтобы теперь прийти без серьезной поддержки. Так что я собралась с силами, оторвалась от мужа и направилась впускать нежданного гостя.

– Постой, – остановил меня Рихард, – открою я.

 

Глава 15

То, что на пороге стоял не рыжий Клаус, меня совсем не обрадовало. Ибо с визитом, а точнее, с проверкой, к нам пожаловал представитель монастыря Святой Инессы, с трудом сдерживающий тяжелое дыхание после подъема по лестнице. Казался он этаким упитанным добрячком, но его цепкий взгляд в один момент уверенно охватил наше жилище и задержался на моем испуганном лице со следами недавних слез. И монах сделал для себя вывод. Жаль только, что совершенно не правильный.

– Вечер добрый, чада мои, – начал он разговор, едва немного отдышался.

Мы с Рихардом ответили несколько вразнобой, и я сразу спросила:

– А не рано ли вы, святой отец, пришли к нам? Ведь по условию завещания вы должны сделать это только через два месяца после заключения брака.

– Дочь моя, – зажурчал он, – инор Бринкерхоф, ваш дед, оставил дополнительные распоряжения к завещанию. Сообщить их следовало через два месяца после похорон, но нас убедили сделать исключение для вас.

– Дополнительные распоряжения? Почему об этом не сказали при оглашении завещания? – спросила я, уже чувствуя, что ничего хорошего ждать от этого визита не приходится.

– Чтобы это не повлияло на ваше решение, – веско ответил монах. – Ибо то, что вы сейчас узнаете, полностью изменит существующее положение дел.

Он выразительно обвел нас глазами, нахмурившись при взгляде на Рихарда, и продолжил, обращаясь исключительно ко мне:

– Покойный инор Бринкерхоф вас, инорита, очень любил и боялся, что выдвинутое им условие окажется для вас непосильным. Более всего он хотел, чтобы вы были счастливы.

– Оригинальный способ он выбрал, – заметил Рихард.

Хоть он и старался казаться спокойным, было видно, что этот визит его встревожил.

– Он не думал, что его внучка окажется столь глупа, чтобы вверить свою жизнь человеку, о котором она ничего не знает, – парировал монах. – В мечтах инор Бринкерхоф видел ее в счастливом браке с сыном близкого друга. Были достигнуты определенные договоренности, которые вы, дочь моя, нарушили.

– Со мной никаких договоренностей достигнуто не было, – возмутилась я.

Я не чувствовала ни малейшей вины из-за того, что не стала инорой Хайнрих. Более того, теперь я была твердо уверена, что никакого счастливого брака с Клаусом у меня и быть не могло. Но напор монаха пугал, и поэтому я придвинулась поближе к Рихарду.

– Это так, – согласно наклонил голову монах, – но инор Бринкерхоф рассчитывал именно на то, о чем я вам только что сказал.

– Я не знаю, на что он рассчитывал, – перешла я в наступление. – Но я даже мысленно не могу представить себя женой того инора, на которого вы намекаете. Уж счастливой я с ним точно не стала бы. Более того, его методы ухаживания, мягко говоря, недостойные.

– Не думаю, что имеет смысл обсуждать то, что лишь подразумевалось, – вмешался Рихард. – Ведь я правильно понимаю, что ни в завещании покойного инора, ни в дополнительных распоряжениях это не указано?

– Вы правильно понимаете, – недовольно сказал святой отец, – прямо об этом ни в одном документе не сказано. Но желание инора Бринкерхофа было именно таково, можете поверить.

Речь монаха меня сильно озадачила. Ведь не думает же он всерьез, что я устыжусь гневных слов, быстро разведусь с Рихардом и не менее быстро заключу новый брак с Клаусом, и все это только для того, чтобы не расстраивать покойного дедушку? А если еще учесть, что при таком повороте моя семья остается совершенно без средств к существованию, то ожидать от меня подобных действий святой отец никак не мог. Но он продолжал стоять и глядеть на так, словно надеялся на мое чистосердечное раскаяние.

– Вы так ничего и не сказали о тех самых дополнительных распоряжениях, ради которых и проделали столь долгий путь, – наконец сказала я.

Монах посмотрел так укоризненно, как будто я не только не оправдала его ожиданий, но и цинично над ними надругалась. Я не смутилась, ибо была уже полностью уверена, что все это происки семейки Хайнрихов, в которую я, слава Богине, так и не успела влиться. Правда, непонятно, когда это Клаус пообщался с кем-то из монастыря Святой Инессы, ведь времени после нашей встречи прошло немного. Возможно, это дело рук его отца. Хотя на свадьбе Барбары он выглядел очень недовольным мной и моим поведением, но чего не сделаешь из любви к собственному отпрыску.

– Как я уже говорил, ваш дед хотел, чтобы вы были счастливы, – проникновенно сказал святой отец. – И у него были сомнения, что вы выполните его условие. В этом случае страдало благосостояние уже всей вашей семьи, не так ли?

– Но я его выполнила, – отметила я.

– Выполнили, – согласился монах и так ласково улыбнулся, что я поежилась. – Но вы несчастливы. Ваш муж вас обижает.

– С чего это вы взяли? – удивленно спросила я. – Лучшего человека, чем Рихард, и представить себе нельзя.

– Не лгите, ибо грех это, – строго ответил он. – Когда я пришел, у вас даже слезы на глазах еще не высохли. И после этого вы утверждаете, что у вас все хорошо?

– Утверждаю.

– Не упорствуйте. Инор Бринкерхоф оставил распоряжение именно на тот случай, если семейная жизнь не принесет вам ожидаемого им счастья. Или вы вообще не захотите выполнить это условие. Официальное оглашение состоится скоро, но вы уже сейчас можете узнать, что же там написано, – и святой отец протянул лист бумаги, заверенный монастырской печатью.

Текст я изучала с немалым интересом. Дед действительно не был уверен, что я соглашусь принести себя в жертву ради благосостояния семьи, и решил подстраховаться. Если в течение двух месяцев я так и не вышла бы замуж, или у меня появилось бы желание расторгнуть совершившийся к тому времени союз, то на распределение долей наследства это никак не влияло. Монастырю не отходило ничего, кроме уже перечисленной еще при жизни деда суммы, а указанные в завещании наследники все так же получали по трети оставленного имущества. До меня донесся еле слышный вздох Рихарда. Да, выходит, теперь меня рядом с ним не удерживает ничего. Ничего, кроме моего собственного желания. Но он-то об этом не знает.

– И почему вы пошли на прямое нарушение воли умершего? – я помахала листочком и улыбнулась монаху не менее ласково, чем он незадолго до этого. – Ведь до оглашения распоряжений осталось не так уж много времени.

– Покровительница нашего ордена всегда считала, что брак должен быть добровольным и счастливым. Поэтому мы не можем наблюдать за чужим несчастьем, ничего при этом не пытаясь изменить, – пафосно заявил монах. Смущенным он не выглядел даже на чуть-чуть.

– Что вам мешало сообщить это мне раньше? Не потому ли вы сейчас пришли, что, по вашему мнению, я выбрала неподходящего супруга? – я уже злилась, и скрывать этого не хотела.

– Вовсе не это было определяющим, – запротестовал святой отец, но глазки у него забегали.

– Вы сами сказали в начале разговора, что вас убедили, – заметил Рихард.

Надо же, я на это и внимания не обратила. Я благодарно посмотрела на мужа.

– Это только подтолкнуло нас в нужном направлении, – уверенно вел свою линию монах. – Но решение принято именно Монастырем на основании совокупности факторов. Решение, наилучшим образом устраивающее всех, вовлеченных в данную историю. Заметьте, мы с самого начала пытались отговорить инора Бринкерхофа от написания такого завещания. Но увы, не преуспели.

Он с отеческой улыбкой посмотрел и продолжил:

– Собирайтесь, дочь моя, у вас нет более необходимости здесь оставаться.

– Есть, – уверенно ответила я. – Здесь мой муж, следовательно, мое место рядом с ним.

– Вы же прекрасно понимаете, что этот брак – вынужденная мера, – начал увещевать святой отец. – Вы несчастливы, ваш муж вас обижает. Что вас здесь удерживает? Если вы его боитесь, и моего присутствия для вашего спокойствия недостаточно, я могу сходить за стражей.

Предложение монаха меня совершенно не устраивало. Я не хотела под стражей доставляться к Хайнрихам, так что только испуганно вцепилась в руку Рихарда и твердо заявила:

– Я вам уже сказала и не один раз, что он меня не обижает. Уходить я не собираюсь. И вообще, вы, как представитель ордена Святой Инессы, должны делать все, чтобы сохранять браки, а не разваливать их в угоду просителям, жертвующим крупные суммы.

– Как вы могли нас заподозрить в меркантильности? – возмутился святой отец. – Да, нам были даны рекомендации, не прислушаться к которым сложно. Но никаких выгод мы не получили и не планируем получить.

– Выгода не всегда выражена в деньгах, – заметил Рихард. – Иногда это какие-то условия или уступки.

– Никаких обязательств попросившая нас сторона на себя не взяла, – твердо ответил монах.

– Да, конечно, – закивал муж, – иногда просто поддерживать хорошие отношения дорогого стоит.

Монах наконец смутился, но ему это не помешало спросить, правда, уже не столь уверенно:

– Дочь моя, неужели ты действительно хочешь остаться с этим мужчиной? Не бойся сказать правду. Я на твоей стороне.

– Святой отец, мне очень жаль, что вам пришлось проделать столь длинный путь, который оказался бесполезным, – твердо ответила я. – Я замужем за Рихардом Брайнером и не собираюсь менять его ни на кого другого ни при каких условиях. А тем более, на Клауса Хайнриха.

– Собственно, я и не собирался вас уговаривать, – пошел на попятную монах. – Но я должен быть твердо уверен, что вы говорите не под принуждением.

– Неужели этого не видно! – возмутилась я.

– Когда я пришел, вы плакали, – напомнил он.

– Я плакала по совсем другой причине, никак не относящейся к моему мужу, – заявила я. – В конце концов, мне нет никакой необходимости вас обманывать.

– Инор Брайнер, – обратился святой отец к моему мужу, – вы можете подтвердить то, что сказала ваша жена?

– Что именно? – спросил Рихард.

– Что она плакала не по вашей вине. Вашего слова будет достаточно для того, чтобы считать мою миссию законченной.

– Я не могу быть уверенным в том, что ни одно мое слово или действие ее не обидели, – немного подумав, ответил муж, – но я никогда не стремился к этому.

– Что ж, дети мои, будем считать, что я ошибся, – несколько недовольно сказал монах. – Я рад, что вы нашли друг друга и счастливы вместе.

Но его кислая улыбочка говорила совсем о другом. Итог разговора его не устроил. Хотела бы я знать, откуда у Хайнрихов такое влияние на монастырь Святой Инессы. Ведь абы для кого не стали бы нарушать волю покойного. Владелец косметической фабрики не такое уж значимое лицо. Ведь не продает же он, в самом деле, крема и тени настоятелю монастыря? Да даже если и продает, того вряд ли бы испугали угрозы остаться без подобных поставок. Но ответа у меня не было.

Святой отец напросился к нам на ужин, отказать было неудобно: он приехал издалека и делал вид, что озабочен моим будущим. Разговор он поддерживал не слишком охотно, а смотрел во время еды не в тарелку, а на нас, и смотрел так, словно старался увидеть хоть что-то, подтверждающее его первоначальное впечатление. Это меня ужасно беспокоило, так как было похоже, что одним визитом представителя монастыря мы не отделаемся. А это значило, что это посещение монаха – только самое начало, и ждет нас в течение всего срока, оставшегося до вступления в наследство, еще некоторое количество неприятностей со стороны ордена Святой Инессы. А еще меня тревожил Рихард. Он был непривычно мрачен, и какова причина этого, я не могла даже предположить. Ведь монах явно дал понять, что пока к нам никаких требований не предъявляют. Но ужин закончился, святой отец вежливо попрощался и покинул наш дом, одарив еще одним недовольным взглядом. И мы остались вдвоем.

– Не понимаю, как Хайнрихам удалось повлиять на монастырь Святой Инессы, – сказала я. – Разве что деньгами, но монах был так убедителен, что я в этом сомневаюсь.

– Это не Хайнрихи, у них просто нет такой возможности, – в голосе мужа была странная, даже пугающая, задумчивость. – Монастырь не стал бы рисковать своей репутацией ради них. Пренебрежение волей покойного – серьезное нарушение.

– На кого ты сейчас думаешь?

Я была ужасно заинтригована, так как в голову ничего, кроме этой семейки, и не приходило. Не рассматривать же всерьез вариант с моим отцом? А больше никого заинтересованного в расторжении нашего брака я припомнить не могла.

– Скажи, почему ты осталась? – задал он встречный вопрос. – Ведь теперь ты знаешь, что для твоей семьи ничего не изменится, если ты уйдешь.

– Для моей семьи не изменится, – согласилась я. – А вот для меня очень даже. Чтобы я отказалась посмотреть, как ты будешь выполнять выдвинутое мной условие? Ни за что!

Он наконец улыбнулся, пожалуй, впервые за сегодняшний день. Я немного полюбовалась на его посветлевшее лицо, но недолго, так как жаждала получить ответ на интересовавший меня вопрос:

– И все же, на кого ты думаешь?

– Это очень похоже на моего отца, – неожиданно сказал Рихард. – Я говорил, что тебе не придется с ним общаться. Видимо, был неправ.

– Получается, ему не понравилось, что ты на мне женился? – выпалила я прежде, чем мне пришло в голову узнать, что же у него за папа такой, если он запросто находит управу на монастыри.

– Необязательно, – ответил он мне. – Возможно, он хочет понять, насколько у нас серьезно.

Я хотела спросить еще о чем-то, но тут Рихард неожиданно привлек меня к себе и поцеловал. И все вопросы, возникшие было в голове и уже вертевшиеся на кончике языка, сами собой куда-то пропали.

 

Глава 16

Утром нас разбудил громкий стук в дверь. Рихард пошел выяснять, кого это принесло так рано. Разговор поначалу был довольно мирный, но вскоре с той стороны проема начались раздаваться невнятные крики и угрозы. Я торопливо оделась, подошла к двери и ужасно удивилась, увидев там папу, которого муж ни в какую не хотел впускать в квартиру.

– Дожили, – возмущенно сказал папа, несколько успокоившийся с моим появлением. – Да когда ж такое было, чтобы родного отца к дочери не пускали? С каких это пор у вас такие порядки?

– С тех самых, как моя жена обнаружила в своей чашке странное зелье, – ответил Рихард, даже не думая сдвигаться с места. – Подлитое ей любящим папой, между прочим.

– Абсолютно бездоказательное утверждение, – заявил отец. – Где чашка с якобы подлитым зельем? Где свидетели данного происшествия? Нет? Вот я так почему-то и подумал. Ивонне что-то показалось, она поделилась с… неким типом, а теперь возводят наглый поклеп на честного инора. Все почему? Потому что он выступил против замужества дочери с проходимистым голодранцем, – он снисходительно посмотрел на Рихарда, который даже растерялся немного от такой наглости. – И вообще, я приехал поговорить с Ивонной, а вы, инор, как вас там, не знаю и знать не хочу, ибо не представляете для меня интереса, как явление временное, можете пойти прогуляться.

– Папа, если ты собираешься оскорблять меня или моего мужа, будет лучше, если ты сам сейчас же уйдешь, – вознегодовала я. – Смирись уже, что Рихард – явление не временное.

– Ивонна, как ты можешь говорить такое родному отцу? – возопил он, вздевая руки вверх. Не иначе как Богиню призывал в свидетели своей честности и моей черствости. – Я проделал такой путь, я не спал половину ночи, а ты готова вот так запросто взять и выгнать меня на улицу? Как какую-то подзаборную шавку?

– Папа, я прошу относиться к нам с уважением, иначе я с тобой даже разговаривать не буду, – твердо ответила я.

Слишком давно и слишком хорошо я знала своего отца, чтобы реагировать на его выступление так, как бы ему этого хотелось.

Он возмущенно засопел и еще раз выразительно посмотрел, всем своим видом показывая, что мною злостно нарушены все правила приличия. И мне действительно стало стыдно. За то представление, что он устроил перед Рихардом. Для нашей семьи папины выступления уже привычны, и я совсем забыла, как это некрасиво выглядит для посторонних.

– Как мне кажется, тебе нужно время, чтобы успокоиться и понять, как все обстоит, – заявила я папе. – Что мой муж – тот, кого выбрала я, а не тот, кого выбрал ты, потому что ему задолжал. Не стоит отдавать долги таким образом. Давай ты прогуляешься немного, посмотришь город, а потом придешь и попробуешь поговорить нормально.

– Инор Бринкерхоф, – церемонно сказал ему Рихард, – если вы сделаете шаг назад, мне будет удобнее закрыть дверь.

Папа разинул было рот, чтобы разродиться очередной тирадой, полной возмущения, но посмотрел на нас, осознал, что ничего хорошего этим не добьется, и выдавил сквозь зубы:

– Приношу свои извинения, если нечаянно кого-нибудь обидел. Но вы тоже должны меня понять, – закончил он уже с явным воодушевлением: – у меня не так много дочерей, чтобы я совершенно не волновался об их дальнейшей судьбе. Так я могу войти?

Рихард вопросительно на меня посмотрел, я неуверенно кивнула, и муж посторонился, пропуская моего отца. Тот недолго раздумывал и ринулся в нашу квартиру так, словно за ним неслась стая голодных тигров. Или в крайнем случае злых Хайнрихов.

– Послушайте, зять мой, – высокопарно заявил папа Рихарду, – не могли вы погулять? Мне нужно поговорить с дочерью наедине.

– Я возражаю, – твердо сказала я. – Я не собираюсь ни о чем с тобой говорить наедине.

– Видишь ли, Иви, – папа всем своим видом показывал снисходительность к моему скудоумию, – вопрос, который я собираюсь обсудить, имеет отношение исключительно к нашей семье, и никоим образом не касается твоего мужа.

– Для меня семья включает и мужа, – заметила я. – Если ты этого до сих пор не понял. К тому же я хочу быть уверенной, что ты опять чего-нибудь не подмешаешь. Мне спокойнее, если кто-нибудь за этим проследит.

– Ивонна, поверь, это очень важно, и для тебя в том числе, – упорствовал папа. – Но если ты так настаиваешь на его присутствии, то я тогда задействую артефакт от прослушивания. Твой муж не услышит, что мы говорим, но увидит, что я ничего не подмешиваю. Хотя такие подозрения для меня оскорбительны.

Мы еще немного поспорили, но я согласилась на артефакт. Я была уверена, что речь пойдет о Хайнрихах, поскольку папа упорно отказывался посвящать Рихарда в цель своего визита, но настаивал, что мне это знать необходимо. Наверняка Клаус уже нажаловался своему отцу, а тот предъявил претензии моему. Но все же было интересно, в каком ключе подастся эта история.

Папа достал из кармана странную конструкцию из веточек и перышек, аккуратно расправил и водрузил на середину стола, внутрь поместил маленькую скособоченную свечку и гордо объявил:

– Твой муж должен отойти подальше. Хотя бы к окну. Тогда он точно не услышит наш разговор.

– Как-то странно выглядит ваш артефакт, – подозрительно сказал Рихард. – Я даже понять не могу, как он работает.

– Вам и понимать не надо, – недовольно ответил папа. – Это орочья штуковина, мне она по случаю досталась за бешеные деньги. Обычные-то артефакты можно обойти и подслушать, что надо, а этот не получится.

– Мне эта штуковина не нравится, – сказала я. – Думаю, если Рихард отойдет к окну, он и так ничего не услышит.

– Ага, – возмутился отец, – будет там подслушивать с помощью каких-нибудь магических приемчиков. Нет уж, знаем мы вас. Ничего у вас не выйдет.

– Я не собираюсь подслушивать, – заметил Рихард, взял в руки эту странную конструкцию, принесенную отцом, и начал крутить.

– А ну-ка, поставьте немедленно! – всполошился папа, – Если сломаете, где я такую еще найду? Так смотрите, со стороны. И чем дальше, тем лучше.

Муж неохотно поставил артефакт, заметно было, что ему интересно узнать, как действует это странное приспособление. Я бы тоже не отказалась понять принцип работы. Но орочья магия очень уж сильно отличается от нашей, так что искать какие-то соответствия бессмысленно. Казалось, что и магии никакой там нет, но если уж отец убежден, что работает, это наверняка так. Не в папиных привычках покупать непроверенные вещи. Папа хмуро оглядел поставленный на стол артефакт, потрогал места соединений, изъяна не нашел, после чего повернулся к Рихарду и недовольно сказал:

– Что ж, испортить вам не удалось, но лучше отойдите подальше, и я все же обсужу с дочерью вопрос, ради которого сюда приехал.

После того как муж отошел к окну и уже оттуда стал наблюдать, папа аккуратно поджег свечку и водрузил ее в середину конструкции, дыма почти не было, да и запаха никакого тоже, но я почему-то занервничала, захотелось закончить разговор как можно быстрее.

– Так что ты собирался сказать, папа? – спросила я. – Если опять о том, нужно быть внимательнее к Клаусу Хайнриху, то сразу скажу, это бесполезно.

– Ивонна, Хайнрихи меня шантажируют, – выпалил папа. – Они узнали об одном неосторожном моем поступке, и вот…

– У тебя из этих неосторожных поступков состоит вся жизнь, – заметила я. – Не думаю, что обнародование очередного факта твоей биографии что-то изменит.

– Ты просто не представляешь, о чем говоришь, – недовольно сказал он. – Обнародование этого факта может привести меня на скамью подсудимых. Моя жизнь и репутация нашей семьи будут погублены.

– Ты и так уже сделал для этого все, – не выдержала я. – Да и что они такого узнали? Ты продал оркам наши защитные артефакты?

Я точно знала, что папа пытался навести связи с орками, но не преуспел. За торговлю боевыми и защитными артефактами действительно могли посадить, и надолго. Вот только получить такие артефакты ему было негде.

– Не буду об этом говорить, – уперся он. – И поверь, это действительно неосторожность, а никак не злонамеренное нарушение закона.

– Тогда и закон к тебе будет снисходителен, – заметила я. – Мне кажется, лучше тебе самому признаться, а не жить под гнетом шантажа.

Наверное, слишком давно я с папой не общалась: ужасно заболела голова, и единственное желание, которое осталось, – прекратить разговор как можно быстрее.

– Нет, Иви, о признании и речи не идет, – недовольно сказал он.

– Тогда что ты хочешь?

– Ивонна, что ты так упираешься против брака с Клаусом? – просительно протянул папа. – Он же так тебя любит, столько лет ждал. И семья богатая, достойная. Не то, что у этого, – он презрительно кивнул в сторону Рихарда.

Муж вопросительно поднял бровь, но я махнула рукой, показав, что ничего серьезного не происходит.

– Мне не нравится Клаус Хайнрих, – ответила я. – И давай закончим этот разговор, он неприятный и бессмысленный.

– Ивонна, Клаус Хайнрих – очень красивый молодой человек, – отец стал говорить размеренно, совершенно не свойственным ему образом. – Ты непременно его полюбишь. Ведь он так добр и щедр. Очень достойный молодой человек. Уверен, все, что тебе в нем не нравится, – просто плод твоих фантазий.

Я не хотела отвечать папе. Плод моих фантазий? Этот рыжий Клаус? Впрочем, он скорее не рыжий, а золотистый, и ведь это действительно очень красиво. Я мечтательно улыбнулась, вспоминая бывшего жениха. А какие у него красивые руки, покрытые золотом волос, так подходящим для человека, имеющего дело с деньгами. И вообще, это так здорово, когда у мужчины много волос по всему телу, а зимой, наверное, еще и тепло. А как приятно будет зарыться в эту шерсть на груди своими тонкими пальчиками. У Рихарда на груди таких зарослей нет. У Рихарда? Я подняла глаза на мужа и поняла, что происходит что-то странное. Он выглядел встревоженным и с трудом удерживался на месте.

– Не правда ли, Клаус Хайнрих – мечта любой девушки, – продолжал мой отец так же размеренно и безэмоционально.

– Неправда, – с трудом ответила я и удивилась, как сложно мне оказалось произнести даже эту короткую фразу.

На лице отца проявились обида и разочарование, а я поняла, что срочно надо что-то делать. Из последних сил протянула руку и уронила ее на орочий артефакт, полностью его сломав. Свеча обожгла руку и погасла, а я почувствовала неимоверное облегчение.

– Это что? – Папа был потрясен, чего и не пытался скрыть. – Это что ты такое вытворила? Ты знаешь, сколько он стоил?

– Что случилось? – подбежавший Рихард не дал упасть. Сил не осталось совсем.

– Этот артефакт. Он не только глушилка, – с трудом выговорила я.

– Что опять выдумываешь? – взвыл папа. – С чего ты такую ерунду взяла?

Он трясущимися руками перебирал обломки и едва не плакал – восстановлению они не подлежали. Но я не жалела отца – то, что он собирался со мной сделать, ужасно. Не знаю, на сколько бы хватило воздействия этой орочьей штуковины, но, если бы я однажды очнулась и обнаружила рядом с собой Хайнриха-младшего, для кого-то из нас этот день мог стать последним. И суд ко мне отнесся бы со снисхождением – применение магии, подобной тому, что пытался навести папа, очень строго каралось нашим законодательством и явно было бы причиной для смягчения приговора.

– Инор Бринкерхоф, вы немедленно покинете наш дом и никогда сюда больше не вернетесь, – заявил Рихард.

– Иви, да тебе просто показалось, – просительно сказал папа, пытаясь заглянуть мне в лицо.

Но я даже глаза закрыла, чтобы его не видеть, настолько он был мне противен. Приворожить меня к этому гадкому Клаусу, да как ему такое в голову пришло? Я не собираюсь приносить в жертву всю жизнь ради того, чтобы мой отец уклонился от заслуженного наказания. Все, что он натворил, должен разбирать сам. И только так.

– Запрещенной магией балуемся? – раздалось от двери.

Высокий плотный мужчина, что там стоял, оказался мне незнаком, и его неожиданное появление и, главное, слова меня очень испугали. А если он решил, что это Рихард или я замешаны? Мой отец выглядит очень располагающе и при желании убедит собеседника почти во всем.

– Почему запрещенной? – Сделал удивленное лицо папа. – Обычная глушилка, только нестандартная, орочья. Вот вам и показалось. И, кстати, кто вам вообще разрешил вламываться в чужое жилище?

– Я не вламывался, – усмехнулся тот. – Просто вы так громко разговаривали, что не слышали моего стука, а дверь не заперта. И магия, что творилась здесь, была запрещенной.

– Вы ошиблись, – продолжал настаивать папа.

– В таком вопросе я никогда не ошибаюсь, – ответил незваный гость. – Достаточно посмотреть на девушку, чтобы это понять.

– Ну, я в магии почти и не разбираюсь, – пошел на попятную папа. – Мне это продали как глушилку.

– А приворот к определенному лицу был совершенно случаен?

– Приворот? Какой приворот? Чтобы я родную дочь при живом муже непонятно к кому привораживал? Да что вы выдумываете такое?

Папа демонстративно возмущался, не забывая при этом торопливо сгребать остатки артефакта, ломать их еще больше и перемешивать с кусками свечки так, чтобы даже догадаться нельзя было о первоначальном назначении. Инор весьма скептически наблюдал за его действиями, а затем заметил:

– Да, никогда бы не подумал, что мой сын свяжет свою жизнь с дочерью жулика.

 

Глава 17

Как-то неправильно папа Рихарда начал знакомство с моей семьей. Мой отец очень щепетильно относится к подобным намекам и даже способен подать в суд, в надежде получить компенсацию за «урон деловой репутации». Собственно, он так уже неоднократно поступал и всегда отсуживал немаленькие суммы, которые сразу же уходили, по туманному папиному определению, «на развитие дела». Какое дело он развивал и в какую сторону, так и оставалось загадкой. И сейчас папа сразу настроился на серьезный лад, выпятил грудь и возмущенно сказал:

– Это кого это вы назвали жуликом? Меня, честного делового человека?

– То, что вам до сих пор удавалось избежать наказания, не делает вас честным человеком, – сухо сказал инор Брайнер. – И я все же хотел выяснить, что здесь случилось.

– Это не твое дело, – отрывисто сказал Рихард. – Тебя никто не приглашал.

– Вот как? – прищурился тот. – Не приглашал, говоришь? А если мне не нравится, когда моего сына пытаются втянуть в сомнительные дела всякие проходимцы? Это может отразиться и на мне.

– Кто проходимцы? Мы? – взъярился папа. – Да ваш сын, вот кто проходимец! Мне он сразу не понравился. Он и женился на Иви только с целью захапать ее приданое. Весьма немаленькое, надо сказать. Но не думайте, ничего у него не выйдет. За мою дочь есть кому постоять. Я немедленно иду в Стражу и делаю заявление на вашу семейку!

– Заодно на себя не забудьте, – усмехнулся инор Брайнер. – Использованием запрещенных орочьих средств по подчинению там наверняка заинтересуются.

Но папу так просто не запугать.

– Я ничего такого не использовал, – сразу встал он в позу. – Только глушилку. Несколько нестандартную, но это не нарушение закона. А вот вы сейчас пытаетесь бездоказательно повесить на меня преступление, дабы ваш сын избежал ответственности за свое злодеяние. Сами подумайте, с чего вдруг моя дочь, имеющая жениха, после оглашения завещания, по которому она получает кругленькую сумму, неожиданно выходит замуж за голодранца. Уж он-то точно что-то такое использовал, – и папа с деланой небрежностью покрутил кистью руки в воздухе, чтобы показать «что-то такое».

То, что он пытался обвинить моего мужа в поступках, на которые тот совершенно не способен, возмутило меня до глубины души и не позволило остаться в стороне от обсуждения, хотя и чувствовала я себя не очень хорошо.

– Не было у меня жениха, не выдумывай, – попыталась я влезть в разговор. – Не смей обвинять Рихарда в том, чего он не делал.

– Как это не было? – возмутился папа. – Да мы почти все с Хайнрихами обсудили, кроме, разве что, списка гостей. И после этого ты говоришь, что не было?

– То есть ваши действия направлены на то, чтобы ваша дочь вернулась к своему жениху? – с некоторым удивлением в голосе сказал инор Брайнер.

– Я пытаюсь ее убедить, что она сделала глупость, – согласился папа. – Правда, уйти от вашего сына раньше, чем через год она не может. Иначе мы все останемся нищими, – на этих словах он трагически всхлипнул и утер несуществующую слезу. – Ибо мой отец оказался так жесток к своим потомкам.

– К вам должны были прийти из монастыря Святой Инессы, – недоуменно посмотрел на сына инор Брайнер. – Если дело обстоит, как намекает этот инор, вы можете безболезненно расстаться.

– Дело обстоит не так, как ты думаешь, – зло сказал Рихард. – И я попросил бы тебя не лезть в мою жизнь. Будет только лучше, если ты и этот… инор, оба уйдете и никогда здесь больше не появитесь. Можешь даже продолжить обсуждение неблагодарных детей с инором Бринкерхофом, но за дверью.

Я ничего не могла сказать об отце мужа, так как я его совершенно не знала, но, что касается моего собственного отца, то не могла не согласиться, что будет только лучше, если он прекратит свои попытки изменить мое отношение к Клаусу. Я понадеялась, что наши гости прислушаются к просьбе мужа, но тут папа внезапно понял, что в лице инора Брайнера обрел единомышленника, и воодушевился:

– Я вижу, что вы тоже не в восторге от брака вашего сына, – радостно сказал он. – Значит, мы можем объединиться. Только я не понял, что вы там про монастырь говорили…

– Не горю я желанием объединяться, – сухо ответил отец Рихарда. – Я уже сказал, что о вас думаю. Общение с жуликами меня не прельщает.

– А вы уверены, что не измените свое мнение в суде? – вкрадчиво поинтересовался папа. – Меня, знаете ли, безнаказанно не оскорбляют. Как вы говорите, ваша фамилия?

– Неужели вы даже не интересовались, за кого вышла дочь? – удивленно спросил инор Брайнер.

– Зачем? Брак-то все равно у них временный, – небрежно ответил папа. – А что это вы так боитесь назваться? Стыдитесь чего, не иначе…

Отец Рихарда внезапно расхохотался.

– Да уж, мне есть, чего стыдиться, – утирая выступившие от смеха слезы, сказал он. – Густав Брайнер, не буду говорить, что к вашим услугам, а то еще поймете буквально и потребуете у меня эти самые услуги.

Папа резко спал с лица и даже шаг назад сделал, чтобы держаться подальше от собеседника. Таким напуганным я его давно не видела.

– Г-густав Брайнер? – голос его сорвался на писк. – Тот самый Густав Брайнер?

– Если вы под тем самым подразумеваете начальника Сыска по преступлениям, совершенным с помощью магии, – ехидно сказал мой свекор, – то да, тот самый.

Папа повертел головой в поисках поддержки, таковой не узрел, зато обнаружил виновного в своих бедах. Меня.

– Ну, Иви, ты и дура, – заявил он. – Это же надо так вляпаться. Хорошо будет, если ты только своим приданым отделаешься. Связавшись с этой семейкой, можно и жизнь потерять. Жуткие люди.

Я удивленно посмотрела на Рихарда. Чтобы мой папа, да вдруг настолько испугался? Для этого должны быть очень веские причины. Что такого сделал инор Брайнер?

– Не вижу оснований для подобных заявлений, – хмуро сказал отец Рихарда.

– Да вы мать своего сына не пожалели, – ответил мой отец. – Что вам чужая девочка?

– Вы так говорите, как будто я ее собственноручно убил, – процедил сквозь зубы инор Брайнер.

– Так отравили-то ее из-за вас, – возразил отец. – И чтобы спасти несчастную женщину, вам всего-то надо было выпустить одного человека.

– Из-за этого одного человека погибло бы много людей, – резко ответил инор Брайнер. – Но вам, видимо, этого не понять.

– Мне тоже, – глухо сказал Рихард. – Мне не понять, как можно смотреть на то, как умирает близкий человек, и ничего при этом не делать.

– Неправда, я делал все, чтобы ее спасти. У нас нет эффективных противоядий против орочьих зелий, но целители прилагали все силы, чтобы ее поддержать. И мне было очень больно, когда она умерла. Но пойдя на поводу у шантажиста, я бы обрек на смерть других ни в чем неповинных людей и позволил преступникам считать, что они могут мной манипулировать. И твоя мать это понимала, в отличие от тебя.

– Я ушел из дома не за тем, чтобы выслушивать это вновь и вновь, – зло сказал Рихард. – Наверное, твое поведение хорошо, правильно и достойно уважения, но только не вернет маму. Да и тебе неудобно было иметь в женах лорийку, не так ли?

– Что ты такое говоришь? – возмутился инор Брайнер.

– То, что думаю. Ты, наверное, уже отвык от того, что люди говорят то, что думают.

Папа посчитал, видимо, что уже достаточно долго изображает предмет мебели, и решил внести свою лепту в разговор:

– Инор Брайнер, пожалуй, я погорячился с обращением в суд по поводу оскорбления. Я готов отнестись к вашему заявлению снисходительно. Нехорошо для молодых начинать семейную жизнь с судебного разбирательства между родителями.

– Насколько я понял, вас не устраивает мой сын в качестве зятя.

– С чего вы это взяли? – отец так естественно удивился, что на мгновение даже я в это поверила. – Мне сразу понравился ваш мальчик. С первого же взгляда. И мое неудовольствие связано исключительно с тем, что моя дочь ради вашего сына нарушила слово, данное другому, весьма достойному молодому человеку.

– Я не давала слово Хайнриху, – возмутилась я. – Вообще-то, это сделал ты.

– Ой, к чему инору Брайнеру разбираться в таких тонкостях? – благодушно махнул рукой папа. – Ты, я – какая, в сущности, разница. Главное, что это касается исключительно нашей семьи.

– Возможно, это и касалось бы исключительно вас, – вмешался Рихард, – если бы вы не пытались уже второй раз приворожить собственную дочь, которая является моей женой, к этому достойному молодому человеку, ведущему себя, надо сказать, весьма недостойно.

– Я? Пытался приворожить? – папа нервно рассмеялся и покосился на инора Брайнера. – Да Иви это показалось.

– Мне тоже показалось? – спросил его отец Рихарда.

– День сегодня такой тяжелый, – вздохнул папа и сделал несколько мелких шажков к двери. – Вот всем и кажутся всякие странные вещи. Ивонна чуть в обморок не упала, да и мне прогуляться надо – что-то душно у вас в квартире. Вы окно, поди, не открывали с тех пор, как заселились? – он укоризненно посмотрел на меня и шмыгнул за дверь. До нас донесся все удаляющийся голос: – Мне срочно нужен глоток свежего воздуха.

Богиня, как же за него стыдно! Я не знала, куда глаза девать. Он просто сбежал, уверенный, что я улажу каким-либо образом все, что он натворил. Радовало только, что в ближайшее время не следовало ожидать очередной пакости, так как появится папа теперь у нас нескоро.

– Да уж, повезло вам с отцом, Ивонна, – не преминул заметить инор Брайнер. – Я думал, придется спасать сына из загребущих лап вашей семейки, а спасать надо вас.

– Мы разберемся без твоего участия, – сухо сказал Рихард.

– Без моего участия вы уже умудрились влезть в весьма неприятную историю.

– Я и раньше влезал в неприятные истории и всегда разбирался сам. Собираюсь это делать и дальше. Убедился, что спасать не нужно? Можешь уходить.

Голос мужа был так холоден, что я даже поежилась. Не хотелось бы, чтобы он когда-нибудь так говорил со мной.

– Рик, я действительно не мог поступить иначе. Я очень любил твою мать, что бы ты ни думал и ни говорил по этому поводу. А ты – единственное, что у меня от нее осталось, – устало сказал инор Брайнер. – Не выгоняй меня.

Рихард отвернулся, всем свои видом показывая, что ничего прощать и забывать он не собирается, а мне вдруг стало так жалко обоих. И никак не могла я согласиться с позицией мужа, тем более что…

Я встала со стула и даже покачнулась от нахлынувшей слабости. Видно, хоть папин артефакт больше не работал, воздействие дыма еще продолжалось. Пожалуй, глоток свежего воздуха мне тоже не повредит. Я пошла к окну, выглядела при этом я, наверное, жалко, так как Рихард сразу бросился на помощь. Я благодарно на него посмотрела, и взгляд его, до этого момента очень злой и настороженный, оттаял. Пожалуй, инор Брайнер плохо влияет на настроение моего мужа, и нужно что-то с этим делать.

– Рихард, вот смотри, – сказала я тихо, так, чтобы слышал только он, – ты осуждаешь своего отца за то, что он не поддался шантажу, а попытался справиться своими силами, но не преуспел. И ты считаешь, что он неправ. Так?

– Да.

– А вот мой отец стал делать именно то, что нужно шантажисту. И как, получается, по-твоему, он прав?

– Нет, но…

– Никаких «но». Правильно либо одно, либо другое. Либо поддаваться шантажу, либо нет. И твой отец прав. Если бы поняли, что таким образом на него можно давить, в опасности оказались бы все близкие ему люди.

– Я подумаю над этим, – неуверенно сказал Рихард. – Но не сейчас. Слишком много произошло за сегодня.

– Инор Брайнер, – повернулась я к его отцу, – мне кажется, не случится ничего страшного, если вы иногда будете нас навещать.

– Спасибо, Ивонна, – мой свекор церемонно наклонил голову, – не ожидал от вас поддержки.

– А кто и чем шантажирует твоего отца? – внезапно спросил Рихард.

– А его шантажируют? – насторожился инор Брайнер.

И тут я поняла, в присутствии кого выдала папин секрет, и прикусила бы болтливый язычок, но было уже поздно. Я посмотрела на Рихарда, но помощи от него ждать не приходилось, ему нужен был мой ответ, ведь про шантаж разговор раньше не заходил.

– Знаете, папа мог и преувеличить, – попыталась я сгладить положение. – Не думаю, что вам стоит обращать на это внимание.

– Я понимаю, что он ваш отец, но неужели вы собираетесь оставить сегодняшнее происшествие без последствий?

– Вы сами сказали, что он мой отец, – грустно ответила я. – Думаю, скандал с ним вам тоже не пойдет на пользу. Похоже, Рихард вам действительно очень навредил своим браком.

– Не скрою, я бы предпочел на вашем месте девушку из семьи, не связанной ни с какими скандалами, – усмехнулся инор Брайнер. – Но Рихард выбрал вас, и, честно говоря, вы мне нравитесь, Ивонна, несмотря на вашего отца. Впрочем, и сам я в юности не слишком задумывался о том, принесет ли брак с Аньеллой пользу мне и моей семье, а попросту женился на той, в кого влюбился. Так что хотя бы в этом сын пошел в меня.

– А знаете, инор Брайнер… – улыбнулась я.

– Густав, – поправил он меня. – Для вас – Густав.

– Знаете, Густав, – легко согласилась на такое именование я, – за всеми этими утренними безобразиями мы с Рихардом так и не позавтракали. Не хотите ли к нам присоединиться?

– С удовольствием, – ответил он.

 

Глава 18

Окончательно примирить семейство Брайнеров не получилось. Рихард согласился терпеть отца, но только ради меня и в небольших количествах. Свекор был рад даже этому, а если учесть, что в последние годы сын с ним и не разговаривал, то прогресс в отношениях все же присутствовал.

На следующее утро инор Брайнер прислал букет и записку, в которой выражал надежду, что я оправилась от вчерашнего происшествия, и предлагал помощь, если все же решусь призвать к ответу своего отца. Папа тоже не оставил без подарка. Лично от него доставили конфеты со специальной начинкой, которая, как нетрудно догадаться, почти полностью состояла из очередного варианта любовного зелья. Интересно, не нашлись ли какие-нибудь секретные записки бабушки? Помнится, она, как Анита, собирала всевозможные запрещенные рецепты. Когда дедушка после ее смерти просматривал архив покойной, пришел в ужас и, во избежание проблем с законом, все это сжег. Но вдохновляется же папа чем-то. Вдруг пара тетрадок завалилась куда-нибудь и попала ему в руки? Папиного Дара хватит, чтобы сварить нечто подходящее. Но вряд ли после предыдущих неудач он надеялся, что я безропотно съем конфетки с такой начинкой, скорее, этот жест предназначался Хайнрихам. «Вы же видите, я делаю все, что могу, просто пока удача не на моей стороне». Какое-то время, пожалуй, он сможет их водить за нос. Я посмотрела на конфеты. Столько сил в них вложено… Даже жалко такой шедевр уничтожать. Может, отвезти их в Корнин и скормить бездомным собачкам, если уж Клаусу так не хватает любви? Я представила, как Хайнриха-младшего преследует толпа одурманенных животных, и невольно хихикнула, только обрекать бессловесных тварей на такое не стала, пришлось с болью в сердце подарок сжечь, чтобы, не дай Богиня, кто-нибудь его не съел. За первой коробкой последовала вторая, а затем третья… Но я уже для себя твердо решила, все посылки из дома или от неизвестных отправителей уничтожать сразу, даже не вскрывая. Из страха перед инором Брайнером папа вряд ли воспользуется какими-нибудь новейшими орочьими или эльфийскими наработками, но вдруг все же решит перейти к более активным действиям?

Папины развлечения занимали меня много меньше Рихарда, который всячески пытался выполнить мое условие. Пожалуй, получалось это у него лучше, чем у меня. Он не проводил рядом весь день, угадывая на лету каждое желание, не пытался демонстративно ухаживать, но его помощь и поддержка – это именно то, в чем я нуждалась сейчас больше всего. Не знаю почему, но даже простое его прикосновение вызывало такой трепет и желание с ним быть, что сдерживаться становилось все трудней, при том, что он вовсе не устраивал вокруг меня плясок, подобных тому, что вытворяла я в начале нашей совместной жизни. Месть представлялась совсем не такой сладкой. Точнее, совсем перестала быть местью, а представлялась чем-то вроде наказания лично для меня. Но я сама поставила это условие, поэтому отменить не могла, да и до его выполнения, похоже, оставалось не так уж и много – моя решимость противостоять таяла с каждым днем, как сахар в стакане с горячим чаем.

Но я напрасно успокоилась, решив, что максимальный урон, который сейчас способен нанести мой отец, – это очередная коробка с конфетами. В жизни он оказался намного изобретательней, что и доказал приезд Барбары с мужем через несколько дней. Сестренка цеплялась за локоть Юргена и выглядела такой счастливой, что ее улыбка могла осветить и помещение побольше, чем наше скромное жилище. Я была рада их приезду, но встретила настороженно: они не собирались приезжать, а, значит, произошло что-то серьезное. Что-то, резко повлиявшее на их планы.

– Вот, Иви, тебе папа конфеты передал, – оживленно сказала сестра и протянула очередную коробку. Рихард, не удержавшись, расхохотался, и она удивленно спросила: – Я что-то не то сказала?

– Да что ты, Барбе, – успокоила я ее, сама борясь с желанием рассмеяться. – Просто папа шлет мне их по нескольку на день, и все – с приворотом к Клаусу Хайнриху.

– Зачем? – удивился Юрген.

– Он пообещал, что я за него выйду, и под это дело получил у Хайнрихов заем, – просветила я его. – А отдавать теперь нечем. Ни меня, ни денег нет.

– Ивонна, я не хотел бы плохо говорить о вашем отце, – смущенно сказал Юрген, – но его поведение в последнее время… как бы помягче выразиться…

Зятя после этих слов я зауважала. Учитывая, что жили молодожены с моими родителями, удивительно, что он до сих пор пытается подобрать вежливые выражения по отношению к моему отцу. Каким стойким оказался у сестренки муж! Папа-то при ближайшем рассмотрении инор не столь выдающихся достоинств, как это видится на расстоянии. Пока был жив дед, хоть кто-то мог на него повлиять, теперь это делать некому. Но с мягкими выражениями возникла проблема, Юрген замолчал, наверное, никак не удавалось ему выразить свои чувства, не оскорбляя наших с Барбарой.

– Да он взвинченный такой ходит, нервный, и все время гадости говорит, – пришла на помощь сестренка. – Чуть что, орать начинает, что нас из дома выгонит. Мы бы и сами ушли, только маму жалко.

– Даже не это самое плохое, – продолжил Юрген. – Тяжелые периоды у всех бывают. Мой отец тоже сильно нервничает, когда у него неприятности. А инор Брикенхоф обычно злится как раз после того, как к нему кто-нибудь из Хайнрихов приходит, и теперь мы знаем почему. Но хуже всего, что он в производство полез, к инору Тидеману. Предлагает ему уезжать прямо сейчас и обещает возместить все недополученное жалование.

– Этого никак нельзя допустить, – разволновалась я при одной только мысли о такой возможности. – Не для того дед отца отстранял от дела, чтобы теперь все развалили. Но инор Тидеман ведь может не допускать отца, тем более, что в права наследования мы вступаем нескоро, а контракт у него заключен с монастырем.

Я с надеждой уставилась на Юргена: этот разумный молодой человек уже наверняка что-то придумал, поэтому они и приехали. И он меня не разочаровал.

– Я говорил с инором Тидеманом. Он рассказал о сделанном тебе предложении. Когда вы встречались в последний раз, – сказал мой зять. – И он совершенно прав. Ивонна, тебе нужно туда поехать.

Рихард недовольно кашлянул. Похоже, предложение Юргена не пришлось ему по вкусу. А ведь действительно мы с отцом Гюнтера тогда говорили про дедово наследство. Богиня, я об этом совершенно забыла! Как расстроился бы дед, узнав, сколь мало интереса представляет теперь для меня дело всей его жизни. Но поводов ему для расстройства я и так дала множество, одним больше, одним меньше, а уезжать в Корнин и жить там рядом с отцом и Хайнрихами, все время ожидая подвоха с их стороны, нельзя. К тому же учиться мне еще полтора года, и только Богиня знает, что произойдет за это время. И Рихард, и Юрген, и даже Барбара ждали моего ответа. Но что я могла сказать? Собираясь с мыслями, я опять посмотрела на мужа Барбары, и внезапно меня осенило.

– Юрген, почему тебе самому этим не заняться? – спросила я.

– Мне? – удивился он. – Да я на производстве даже не был ни разу. У нас в семье занимаются торговлей. Нет, Ивонна, эта идея мне не нравится.

– Да нет же, Юрген, ты только подумай, – начала я его убеждать. – Ты третий сын, родители тебе все равно не выделят много денег, ставку они делают на твоего старшего брата, ведь так? Я в ближайшие несколько лет в Корнин не вернусь, а вот ты за это время под руководством инора Тидемана многому научишься.

– Но я ничего не знаю про алхимию, – неуверенно сказал он.

– Для того, кто стоит во главе предприятия, это не столь важно, – парировала я. – И не надо говорить, что совсем ничего не знаешь, базовые знания у тебя наверняка есть. Думаю, для начала их достаточно. Тебе нужно направлять процесс, а не участвовать непосредственно в нем. Для этого специалисты как раз есть. В конце концов, если не получится, ты всегда сможешь уйти, ведь так?

Юрген посмотрел на Барбару, сестренка энергично закивала. Моя идея ей явно понравилась. Еще бы, ведь намного лучше, когда муж работает в родном городе, и ему не приходится пропадать в постоянных разъездах. Да и в его гениальности она не сомневается.

– Но инор Тидеман рассчитывает, что приедешь ты, – все же возразил он. – Ты там столько лет провела, тебе и входить в дело почти не придется.

– Видишь ли, Юрген, – усмехнулась я, – отец очень хочет меня выдать за Хайнриха, так хочет, что пойдет на все. Если я окажусь рядом, задача для него упростится. Я буду жить в постоянном страхе съесть или выпить что-то не то. А не так давно выяснилось, что можно еще не тем подышать. Так что в Корнин в ближайшее время я не поеду. Да и вам советую от родителей съехать, а то вдруг отцу в голову придет, что он сможет откупиться младшей дочерью.

Барбара с ужасом на меня посмотрела и ухватилась покрепче за мужа. Видно, Клаус ей тоже не пришелся по сердцу. Бедный, бедный Хайнрих-младший, никому-то он не нужен. Возможно, идея с собачками и приворотным зельем не так уж и плоха?

– Барбе, Ивонна шутит, – успокаивающе сказал Юрген и посмотрел на меня укоризненно. – Хайнрихи на такую замену не согласятся. Клаус же влюблен в твою сестру.

– А папа пойдет дальше и подольет любовное зелье еще и Клаусу. И тогда все будут довольны, – выдвинула я предположение, посмотрела на округлившиеся в ужасе глаза сестры и рассмеялась: – Да шучу я, шучу. Но от отца держитесь подальше. Как бы он вас в свои проблемы не впутал. Я-то далеко, а вы – рядом.

– Пожалуй, ты права, – согласился Юрген. – Вернемся в Корнин и сразу займемся поиском жилья.

– А мама? – пискнула Барбара.

– В отличие от нее, мы себе отца не выбирали, – заметила я. – Да и мама, если уж совсем будут невмоготу, может уйти. Вдруг хоть это заставит его одуматься.

– Насколько я успел узнать твоего отца, – сказал Рихард, – маловероятно, что он одумается. И я бы тоже советовал вам съехать.

– А с инором Тидеманом как? – обреченно сказал Юрген.

– Так мы ведь уже договорились? – удивилась я. – Попытаешься возглавить наше семейное предприятие. Я напишу инору Тидеману. Уверена, он согласится помочь хотя бы поначалу, раз уж сам оставаться в Корнине не намерен.

– Он уезжает? – удивился Юрген.

– Он сам сказал, – ответила я. – Дорабатывает контракт и уезжает.

Юрген все же согласился. Ему ужасно не хотелось брать на себя такую ответственность, но пришлось сдаться под натиском трех очень заинтересованных в успехе лиц. Правда, сразу оговорил, что если за полгода не разберется, уйдет, а мы уговаривать больше не будем. Я радостно согласилась. Инор он очень обстоятельный, вдумчивый, уверена, он справится в лучшем виде и вопрос с управлением закроется. И ждет нас смена династии с Бринкерхофов на Вальцев. Вслух я ничего такого благоразумно не сказала. Не стоит, наверное, так далеко загадывать.

Гости заторопились в Корнин. Юрген настроился уже сегодня найти квартиру и съехать с Барбарой от моих родителей. Сестренка не возражала, слишком уж напугала ее перспектива Хайнриха-младшего.

– Не жалко отдавать семейное предприятие в чужие руки? – поддел меня Рихард, как только мы остались вдвоем.

– Не жалко, – ответила я. – Оно давно в чужих руках. С тех пор как дед заболел. Юрген – хороший парень, справится. Мне, наверное, уже и неинтересно было бы. Там все налажено, никакие изменения не приветствуются. Каждый день – одно и то же. А мне нравится, когда постоянно что-то новое. Потом, я не смогла бы совмещать с учебой, – покосилась на мужа и лукаво добавила: – И с тобой тоже не совмещается.

– При необходимости я мог в Корнин переехать, – задумался он. – Так что все совместилось бы. Но тебе все равно доучиваться надо.

– Надо, – согласилась я. – Вот и займусь этим с завтрашнего дня. Каникулы-то закончились.

– Кстати, где практику проходить будешь?

– Не знаю, так рано нам не говорят, – я даже несколько удивилась вопросу.

– А в центральной лечебнице не хочешь?

– А это возможно? – осторожно уточнила я. Хотеть-то хотелось, но они не предлагали нам мест для практики, так что приглашение казалось маловероятным. – У них давно студентов не было.

– Они сами предложили, когда я обмолвился, что жена алхимик, да еще и одна из лучших. Так как, хочешь?

– Хочу! Конечно, хочу! – Я восторженно повисла у Рихарда на шее. Как все-таки здорово иметь такого замечательного мужа. – Я еще ни разу в клинике на практике не была!

Как много изменилось в моей жизни с появлением Рихарда. Те вещи, что казались такими важными, нынче не представляют ни малейшего интереса. Хорошо или плохо, что я отказалась от семейного дела, покажет только время. Но одно я знала точно – я рада, что не придется больше встречаться ни с инором Тидеманом, ни с его сыном.

 

Глава 19

Когда поутру Рихард удивился, увидев, как я заворачиваю хлеб с мясом и сыром, чтобы взять с собой, я мучить его не стала, пояснила сразу:

– Это Аните. Она наверняка проспит и не успеет позавтракать. Будет потом ходить, животом бурчать. Это сильно отвлекает от занятий.

– Понятно, – усмехнулся он и попытался поцеловать.

Пришлось собрать все силы, чтобы не поддаться. Но уж больно он неподходящее время выбрал. Стоит только на минуточку отвлечься – и все, соблазнюсь ненароком, первый день занятий пропадет, хорошо еще, если к концу успеем. Но даже если одним поцелуем ограничимся, то Анита точно останется без завтрака, и вот тогда жизни окружающим не будет. Так что я ловко извернулась и побежала в общежитие.

Как я и думала, подруга еще сладко спала в обнимку с очередным увесистым томиком, и разбудить ее оказалось непросто. Пришлось пригрозить, что вылью полный кувшин воды, так удачно стоявший прямо рядом на тумбочке. Не знаю, что Аниту испугало больше – мокрая постель или испорченная книга, но подскочила она тут же, бросила взгляд на часы, охнула и суматошно начала одеваться. Пока она собиралась, торопливо жуя мои бутерброды, я просмотрела упавшую книгу, на обложке которой изображен мужчина, чем-то похожий на Рихарда, каким тот будет лет через десять, и белокурая прелестница с такими пышными формами, что я поневоле ощутила зависть. Да, обложка весьма заманчивая! Но вот содержимое… Большей чуши я в жизни не видела. Такое впечатление, что автор свято уверен: единственное, что нужно для соблазнения женщины – это картина в спальне. Блондинки сразу теряют способность сопротивляться и с восторгом падают в кровать, только успевай приводить. С другой стороны, неизвестно, что там за картина, может, с гипнотическим эффектом, уточнений не было.

– Читаешь всякую ерунду, а потом утром тебя не поднять, – попеняла я. – Было бы еще хоть интересное что-то.

– Автор – лорийский король, – с восторженным придыханием сказала Анита.

– Чтобы король написал такую чушь? – не поверила я. – Делать ему нечего, что ли?

– Из-за этой книги он с королевой поругался, в Лории книгу запретили, тираж изъяли и уничтожили, – делилась подруга. – Я поэтому и не удержалась, купила. Вдруг в Гарме тоже запретят. Представляешь, сколько она будет стоить лет через сто?

– У нас не запретят, – уверенно сказала я. – Поскольку монарх соседней страны выглядит в ней полным идиотом. И как ты такое читала?

– Интересно же, – неуверенно ответила подруга.

– Было бы интересно, если бы ты знала лорийских блондинок. Инициалы в книге наверняка принадлежат тамошним аристократкам, а может, и не только. Без этого данная книга неинтересна совсем.

Я небрежно положила томик на тумбочку, Анита проводила его взглядом и разочаровано вздохнула. Даже не знаю, к чему относился ее вздох: к тому, что поняла бессмысленность покупки, или к тому, что не дочитала. Но долго переживать все равно не получилось, так как времени до начала занятий оставалось немного – мы еле-еле успевали на лекцию. Но только попасть на нее мне было не суждено: у входа в аудиторию караулил Гюнтер. Я притворилась, что его не замечаю, и попыталась пройти мимо, но он вцепился в мой рукав и заныл:

– Ивонна, нам нужно поговорить.

– Гюнтер, я тебе все сказала при нашей последней встрече, – я возмущенно на него посмотрела и попыталась освободиться. Но бывший жених не отпустил. – Ничего нового ты не услышишь.

– Ивонна, умоляю, – заныл он. – Если не согласишься, стану на колени и буду стоять хоть весь день. Ну пожалуйста. Я прошу уделить мне совсем немного времени.

Одногруппников разворачивающееся представление явно заинтересовало, если судить по смешкам и взглядам в нашу сторону. Анита восторженно застыла, наверное, пораженная силой любви моего бывшего жениха. Гюнтер решил показать свое актерское мастерство во всей красе и попытался шлепнуться на пол, продолжая удерживать меня за рукав. Я испугалась. За рукав: от такого усердия он может и оторваться.

– Прекрати немедленно, – зашипела я. – И отпусти меня наконец.

– Только если выслушаешь, – твердо ответил Гюнтер. – Иначе не уйду.

Гордо сказать: «Ну и не уходи» не получалось, так как бывший жених отцепляться категорически не желал. Не хотелось никого развлекать, значит, придется поговорить.

– Что ты мне хотел сказать? – недовольно спросила я.

– Не здесь же, – он выразительно обвел взглядом студентов.

– Давай после занятий? – сделала я еще одну попытку избежать общения.

После занятий он меня врасплох уже не застигнет. Можно покинуть академию через другой выход, а в крайнем случае, даже через любое окно на первом этаже. Если Рихард лазит через окна, почему мне нельзя?

– Нет, только сейчас, – Гюнтер почувствовал слабость и решил додавить. – Может быть, после моих слов ты не захочешь возвращаться.

– Вот как? – скептически фыркнула я. – Ладно, давай отойдем в другой конец коридора, если здесь тебя публика так нервирует.

– Лучше посидим в кафе, поговорим спокойно, – предложил он.

Идти с ним никуда не хотелось, но я была уверена, что иначе не отстанет, поэтому согласилась. При посторонних Гюнтер не полезет целоваться, а значит, моя рука и мои нервы останутся в целости. Анита неодобрительно проворчала вслед, что приличные жены не прогуливают занятия с чужими мужьями, но сама пошла на лекцию, а не отправилась присматривать за моей нравственностью, чего я, признаться, опасалась. Но я в присматривании не нуждалась. Сейчас переговорю быстренько с этим непонятно на что рассчитывающим инором и вернусь. Не думаю, что много пропущу.

Всю дорогу до кафе Гюнтер молчал. Видимо, пытался собраться с мыслями, или вообще не мог их наскрести в этой красивой, но пустой голове. Интересно, на что он рассчитывает? Я ясно дала понять, что его предложение стать любовницей для меня выглядит не столь заманчиво, как для него.

И в кафе он не торопился заговаривать. Все смотрел и смотрел, как будто пытался найти остатки чувств, что у меня к нему когда-то были. Но я бы сама их не нашла – человек, сидевший напротив, казался совершенно чужим и незнакомым. Я не находила в нем ничего из того, что привлекало меня когда-то. Хотелось как можно скорее закончить разговор и уйти.

– Гюнтер, может, все же скажешь то, ради чего вытащил меня с занятий, – позволила я себе проявить недовольство.

Так мы до вечера просидим, а я не узнаю, зачем приехал бывший жених. Даже чай принесли, а он все рта не раскрывает.

– Да, конечно, – вздохнул он, обвел взглядом заведение, в котором мы находились, и вдруг встревоженно спросил: – Иви, это не твой муж? Там, за угловым столиком.

Я удивленно посмотрела в сторону, указанную Гюнтером, и не увидела никого, даже отдаленно похожего на Рихарда. Во всяком случае, пухловатый инор средних лет никак его не напоминал, а никого другого там не было.

– У тебя раньше не было проблем со зрением, – ехидно заметила я и придвинула чашку.

Вспышка красного цвета. Резкий укол в палец. Я неверяще уставилась на чай. Да они, что, издеваются, что ли? Неужели в арсенале наших мужчин не осталось других методов завоевания женской любови? Я недоуменно посмотрела на Гюнтера. И ЭТО мне нравилось? Кем надо быть, чтобы подливать направо и налево любовные зелья? Я даже засомневалась, сама ли тогда влюбилась, когда согласилась стать его невестой. Я не помню, пила ли что-нибудь при нем, но ведь можно кого-нибудь попросить подлить.

– Не он, да? – нервно уточнил Гюнтер. – Ладно, давай хоть по глотку чая сделаем, прежде чем приступать к разговору.

И я так возмутилась его намерением меня опоить, что сознательно решила нарушить закон. Не собираюсь больше прощать покушения на собственное душевное здоровье! Я поднесла чашку к губам, стараясь не обращать внимания на все усиливающееся покалывание, ласково улыбнулась бывшему жениху, который в жадном ожидании наблюдал за моей чашкой, и внезапно, округлив глаза и подпустив паники в голос, сказала:

– Ой, Гюнтер, это же Эвамария! Вы вместе приехали, да?

От испуга он аж подпрыгнул на стуле, развернулся и стал высматривать жену. А я спокойно поменяла чашки и начала прихлебывать ароматный напиток, с удовольствием наблюдая метаниями бывшего жениха. Гюнтер осмотрел все на несколько раз, но так и не обнаружил жену.

– Где? Где ты ее видела? – сдавленно прохрипел он.

Надо же, как боится. Не иначе как бывшая подруга усиленно его воспитывает с помощью кухонной утвари.

– Наверное, я ошиблась, – невозмутимо ответила я. – Видно, инорита просто похожа на твою жену. Уж Эвамария бы мимо не прошла.

Гюнтер схватил со стола чашку, которую посчитал своей, в два глотка опустошил, а потом недовольно сказал:

– Ну и шутки у тебя, Ивонна. Некрасивые.

– Ты пошутил про моего мужа, я пошутила про твою жену, – усмехнулась я. – Мне уже кажется, что сидим мы в этом кафе, исключительно чтобы шутить про наших супругов. О другом пока речь не заходила. О чем ты хотел со мной поговорить?

Ранее мне не доводилось видеть действие любовного зелья, поэтому я не могла судить, работает ли это. Гюнтер выглядел несколько дезориентированным, но это могло быть и последствием испуга, что жена застала за столь неблаговидным занятием, как распивание чая с бывшей невестой. Вряд ли бы ей это понравилось…

– Ивонна, ты же не всерьез утверждала, что любишь мужа, – начал он без особой убежденности в голосе. – Только чтобы меня помучить.

– Почему ты так решил?

– Потому что ты влюблена в меня, – в этот раз уверенно заявил он. – Я помню, как ты смотрела на свадьбе Барбары.

– Можешь забыть. – Я была безжалостна к его чувствам. – Это так, чтобы Эвамарию позлить, и только. Сам ты мне совсем неинтересен.

– Ну уж, – усмехнулся он, – неинтересен. Я же такой, такой…

В этот момент он поймал свое отражение на боку металлического чайника с кипятком и надолго замолчал, любуясь собой. На мой взгляд, любоваться там особо было нечем: слишком уж все выглядело перекошенным, но Гюнтер не отрывался от картины, которую посчитал прекрасной. Вскоре это надоело, и я спросила:

– Так какой же ты?

– Красивый, – он мечтательно улыбнулся сам себе и больше на меня внимания уже не обращал.

Еще бы, теперь у него появился более интересный объект для рассматривания. И пусть, на взгляд постороннего, пузатые бока изображали все в несколько гротескном виде, сам себе Гюнтер явно нравился, и очень. «Действие любовного зелья усиливается, если накладывается на имеющуюся склонность. В этом случае объект, подвергнувшийся воздействию, некоторое время ведет себя неадекватно», – вспомнилась приписка к рецепту в Анитиной тетрадке. При взгляде на бывшего жениха сразу становилось понятно, что склонность у него была, да еще какая. Судя по всему, в его сердце места не оставалось для других склонностей.

– А ты меня не ценишь, – внезапно плаксиво сказал Гюнтер.

– Достаточно того, что тебя ценит Эвамария, – ответила я как можно мягче. – Она тебя ценит очень-очень сильно и считает самым-самым красивым.

– Да? – он вынужденно перевел взгляд на меня, так как чайник унесли, а больше ничего отражающего его прекрасную внешность поблизости не было.

– Да, – ласково улыбнулась я. – Тебе нужно поехать к ней как можно быстрее, и она сама это скажет.

Действительно, его нужно отправить к жене. Все же я чувствовала себя немного виноватой за его состояние, поэтому решила проводить и посадить бывшего жениха на дилижанс. Но это оказалось не так-то просто! Станция располагалась недалеко, но шли мы так долго, что дорога казалась бесконечной. Гюнтер застывал у каждой витрины, любуясь собой, прекрасным инором в полном расцвете молодости и сил, сдвинуть его с места было невозможно, а бросить не позволяла совесть. Но все когда-нибудь кончается, закончились и бесконечные витрины с отражениями бесконечных Гюнтеров, и я с облегчением посадила бывшего жениха в дилижанс на Корнин и даже оплатила билет. Надеюсь, за время, что проведет Гюнтер в дороге, зелье усвоится и не будет вызывать такого странного поведения. Я забеспокоилась, когда возница подозрительно покосился в нашу сторону, но потом он, наверное, решил, что пассажир не совсем нормальный, но безобидный, а значит, проблем не будет, и более не смотрел.

Но выдохнула я с облегчением, только когда дилижанс наконец поехал. В городе он двигался медленно, но когда оказывался за его пределами, набирал скорость и несся к пункту назначения довольно быстро. Папа рассказывал, что во времена его детства еще иногда запрягали лошадей, но сейчас все дилижансы работали на магии. Так что через пару часов Гюнтер окажется в объятиях своей дорогой женушки. Надеюсь, Эвамария не заметит, что получит немного подпорченного мужа. Не так уж он сильно отличается от того, что было раньше.

Раскаяние не мучило. Больше того, теперь казалось совершенно не справедливым, что пострадал только Гюнтер, в то время как Клаус сидит и ждет, когда папенька принесет меня с праздничным бантиком на голове. Или на другом, удобном заказчику, месте. Эту несправедливость следовало исправить в ближайшее время. Пожалуй, к очередной коробке конфет, присланной из дома, я не буду столь безжалостна. Уверена, небольшая добавка к любовному зелью не повлияет на его свойства, зато поможет донести до Хайнриха-младшего простую истину, что не всякая любовь хороша, а также надолго отбить желание преследовать чужих жен.

 

Глава 20

Возня с Гюнтером заняла весь день. Занятия в академии закончились, и возвращаться туда было бессмысленно. Меня ужасно расстроило, что пришлось пропустить весь учебный день. В конце концов, никто не мешал Гюнтеру прийти к его окончанию или даже выпить зелье, не выезжая из Корнина – все дешевле бы ему обошлось. Но первый бывший жених свое уже получил, оставался второй. По дороге домой я зашла в лавку и купила вино. Выбрала самое дорогое, хоть на Клауса тратиться не хотелось. Но если к конфетам он отнесется с подозрением, то вино может и выпить. И наконец получит счастливую взаимную любовь, ибо такая настойчивость должна вознаграждаться.

Неожиданно у нас в гостях оказались Анита с Вольфом. Рихард, мрачный и насупленный, при моем появлении лишь странно посмотрел и даже не поздоровался. Подруга же, едва увидев, всплеснула руками и заголосила:

– Ивонна, куда ты исчезла из кафе? Я так за тебя переживала, когда ты не вернулась! Ужасно пожалела, что с тобой не пошла!

Ой, Богиня, представляю, что подумали по ее рассказу. Мое поведение со стороны выглядит донельзя странным: я отправилась в кафе с мужчиной, в которого была влюблена, и после этого пропала на весь день. Стало стыдно перед Рихардом, но предупредить его у меня возможности не было.

– Пришлось проводить Гюнтера до дилижанса.

– Он не мог это сделать сам? – зло спросил Рихард. – И провожать пришлось весь день, меньше никак?

– Его состояние не позволяло добраться самостоятельно, – туманно ответила я. Выражение лица Рихарда ничуть не смягчилось, да и Анита с Вольфом смотрели осуждающе. Я поняла, что нужно рассказать все, поэтому я вздохнула и продолжила: – Дайте слово, что оставите в тайне все, что сейчас услышите.

Троица недоуменно переглянулась, потом недружно пообещала, после чего Рихард недовольно спросил:

– И зачем?

– Сегодня я нарушила закон, – пояснила я. – Гюнтер попытался подсунуть мне любовное зелье, а я так разозлилась, что поменяла чашки, и он выпил это сам.

Анита несколько мгновений недоумевающе хлопала глазами, потом ее лицо озарилось пониманием, и она расхохоталась. Громко, заливисто, вызывая неудержимое желание к ней присоединиться.

– Это он, получается, в себя влюбился, да? И как?

– Не лучше ли было стражу позвать? – почти одновременно с ней сказал Вольф.

– Лучше, наверное, но мне это тогда и в голову не пришло, – смутилась я и добавила с вызовом: – Но я совершенно не жалею. Если он считает такие действия нормальными, то пусть на себе это и испытывает. Все равно зелья эти быстро выводятся. Правда, мне показалось, что ему очень даже понравилось. Он так собой любовался во всех витринах, что его невозможно было от них оторвать. Поэтому дорога до станции и заняла так много времени. А когда он уехал, я сразу пошла домой.

– И что, совсем ни о чем не жалеешь? – удивился Рихард.

– Я жалею только об одном. Что с собой не было папиных конфет. Они бы так хорошо подошли Гюнтеру к чаю. Но я и для них нашла применение, – я повертела перед носом Рихарда бутылкой. – Осчастливлю Клауса. И не отговаривай, я все равно это сделаю.

– Что не так с конфетами твоего отца? – заинтересовался Вольф.

Мы с Рихардом переглянулись. Надо слишком много рассказать, чтобы объяснять, почему папа так жаждет породниться с Хайнрихами. Наши друзья не знали, почему мы поженились, и, наверное, лучше им и не знать. Слишком это личное. Если уж я раньше ничего не рассказала Аните, и сейчас не нужно. Только что им сказать?

– Он присылает конфеты, которые совершенно невозможно есть, – нашел выход из положения муж. – Вкус слишком специфический.

– Чтобы конфеты да невозможно есть? – не поверила Анита. – Быть того не может! Дайте попробовать!

– Мы их уже выбросили, – торопливо сказала я, а то станется с подруги найти и попробовать.

Анита еще некоторое время построила предположения, какими же должны быть конфеты, чтобы их нельзя было есть, но так ничего и не придумала. Для нее все, что посыпано сахаром, уже съедобно по определению. От рассуждений ей захотелось срочно съесть чего-нибудь сладкого, у нас ничего не было, поэтому Вольф пригласил невесту в кондитерскую, которая еще работала. Они ушли, а я неловко улыбнулась Рихарду:

– Даже не буду спрашивать, что ты подумал.

– Ничего хорошего, – согласился он. – Что бы ты подумала на моем месте?

– Я и подумала. Тогда, с Анитой.

– Не надо было с ним никуда ходить, – довольно жестко сказал муж.

– Я испугалась, что он устроит скандал, о котором начнут говорить.

– А теперь все начнут говорить, что ты ушла с занятий с посторонним инором и не вернулась, – заметил он. – Устроил бы он скандал в академии, и что?

– Извини, – огорченно сказала я.

Говорить об этом не хотелось. Уверена, в следующий раз, даже если Гюнтер встанет на колени, я не буду его слушать и никуда с ним не пойду.

– А что ты собираешься сделать с вином? – после непродолжительного молчания спросил Рихард.

– Извлеку из конфет начинку и добавлю в бутылку, а потом отправлю Хайнриху, – оживилась я. – Можно еще записку с извинением за свое поведение добавить, чтобы он совсем порадовался.

– Идея с запиской как-то не очень, – заметил муж. – И твой план… Как бы тебе объяснить? В нем я вижу сразу несколько слабых мест.

– Каких?

– Ты не сможешь запечатать бутылку так, чтобы было незаметно, что ее вскрывали. Вино в бокале будет мутным, что тоже покажется подозрительным. А если он все же выпьет, то по результатам исследования остатков жидкости в бутылке тебе могут предъявить обвинение. Кроме того, выпить он может не один, а в компании.

Я расстроилась. Идея с вином казалась такой удачной. И отступать от мести не хотелось. Конфеты у меня были, а что толку? Не ехать же в Корнин кормить Клауса конфетами, в самом деле?

– Я все-таки хочу, чтобы ему тоже досталась своя порция любви, – наконец сказала я. – Я сначала думала дать конфеты бездомным собакам, но боюсь, что Клаус с ними жестоко обойдется. А от любви к себе еще никто не пострадал.

– Да, собачек жалко, – хитро улыбнулся Рихард. – Но есть идея получше.

– Какая? – воодушевилась я.

– После занятий завтра поедем в Корнин, там и узнаешь, – ответил он.

И как я не уговаривала, так и не объяснил, что собирается сделать, такой… нехороший инор. Правда, начинку сказал выковырять и развести до жидкого состояния. Я предположила, что мы зальем содержимое Клаусу в рот через воронку, на что Рихард расхохотался, но ответил отрицательно, заметив, что идея интересная, но вряд ли мой бывший жених согласится сидеть или лежать спокойно, пока в него будут заливать зелье, а в любом другом случае это еще и насилие над личностью.

На следующий день, когда я прибежала после занятий, муж уже был дома, а около двери стоял небольшой герметичный контейнер, который я подняла и повертела в руках. Хотела открыть, но Рихард сказал, чтобы не вздумала, а то он за последствия не отвечает. На вопросы о том, что внутри, он тоже не отвечал, хотя я просила хотя бы намекнуть.

Бутылку с разведенной начинкой аж из трех коробок конфет я приготовила еще вчера, так что мы взяли все и отправились в Корни ближайшим дилижансом. Дорога показалась мне необычайно длинной. Я все гадала, что же придумал Рихард и что там такого загадочного в его контейнере, но муж только хитро улыбался на мои взгляды и наводящие вопросы. Лишь только мы приехали, он спросил:

– Где городская свалка?

– Довольно далеко, – ответила я. – Клаус вряд ли туда поедет.

Я все не теряла надежды узнать, что же придумал муж, до того, как он начнет реализовывать свою идею.

– Он там и не нужен, – загадочно ответил Рихард.

Все-таки решил животных натравить, тогда в контейнере – приманка. Но не слишком ли ее мало?

– Я против использования собак, – напомнила я.

– Не волнуйся, ни одна собака не пострадает, – отмахнулся он.

– Кошек тоже, – добавила я на всякий случай.

– И кошки не пострадают, и крыски, и мышки. Довольна?

Довольна я не была, так как не понимала, что он собирается делать, но Рихард только расплывчато намекал, что мне понравится, и не более. До окраины города мы добирались в экипаже, а дальше шли пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания со стороны возчика, больно разговорчивый да любопытный попался. Городскую свалку пропустить невозможно – к ней вела очень заметная дорога, да даже если бы не вела, то к ней можно идти с закрытыми глазами, пользуясь одним носом. Множество растительных и животных отходов создавали непереносимую вонь, терпеть которую способны только шныряющие по кучам крысы и мыши. А также мухи. Вот для кого здесь раздолье! Столько мух одновременно я никогда раньше не видела.

Мы были уже в глубине свалки, с дороги нас заметить было невозможно, и Рихард открыл наконец свой контейнер. Лучше бы он этого не делал! Окружающая вонь показалась нежным цветочным ароматом по сравнению с амбре, которое донеслось из контейнера. Я мужественно подавила рвотные позывы и постаралась дышать через раз. Рихард вытряхнул вонючую субстанцию на землю и полил получившейся у меня жидкостью, и к ней тотчас устремились мириады мух, привлеченные необычайно привлекательным для них запахом. Через некоторое время одна муха оторвалась от предложенного угощения, сделала пару неуверенных кругов, а потом полетела в сторону города искать предмет своей внезапно вспыхнувшей страсти. Муха-первопроходец. Или первопролетец? Правда, я не уверена, что ей, как осознавшей свое чувство первой, удастся добиться взаимности от Клауса, но ее шансы явно больше, чем у остальных. Дальше мухи поодиночке не летали – только ротами, взводами, батальонами или чем там принято у мух. Жидкость мы добавляли неоднократно и покинули свалку, только когда лить стало нечего. Было крайне интересно наблюдать за непрерывным мушиным потоком от свалки к городу. Конечным пунктом, несомненно, был дом Хайнрихов. Интересно, заткнули ли они уже все щели и сколько влюбленных мух ухитрилось прорваться в дом?

– Как ты думаешь, мушиная любовь его устроит? – спросил Рихард. – Я хотел сначала на столичной свалке провернуть, но потом подумал, что мухи по дороге растеряют все свои чувства.

– Не знаю, как его, а вот меня…, – я счастливо закивала. – Я бы еще на дом посмотрела, но боюсь, что Клаус заметит.

– Можем посмотреть издалека. Но мне кажется, что вряд ли он что-нибудь увидит.

Слова Рихарда оказались пророческими. Я не учла, что огромного количества мух, в поисках счастья в личной жизни покинувших свалку. Сейчас все эти искатели любви черным плотным коконом кружили вокруг здания, в воздухе стояло непрерывное зловещее гудение от взмахов сонма мушиных крыльев. Толпы жителей города с интересом наблюдали за необычным природным явлением, даже не думая помочь находящимся в доме.

– Во Хайнрихи как мага разозлили-то, – слышалось из толпы.

– Так за дело наверняка.

– Да, маг зазря не напустит – за такие шуточки в тюрьму загремишь и не заметишь.

– Так это если Хайнрихи заявление напишут, а сдается мне, тогда и им не поздоровится.

Слова про возможный арест несколько отрезвили.

– Пожалуй, нам пора, – с неохотой сказала я.

Зрелище, конечно, изумительное, но скоро стража подтянется, начнут опрос свидетелей, а нам это совсем не надо. Кто знает, будут писать Хайнрихи заявление или нет? Любовное зелье делали не они, а мой отец. А посадят в случае чего нас с Рихардом и, что самое обидное, не в одну камеру.

Мысли были неприятные, но недостаточно, чтобы испортить настроение. Клаус – повелитель мух! Теперь я не обижалась на Рихарда, что сразу не рассказал о задуманном: результат того стоил. Ехала я домой совершенно счастливая. Говорить при посторонних опасались, но постоянно переглядывались и посмеивались.

И только за закрытыми дверями родной квартирки смех, копившийся уже несколько часов, наконец нашел выход, и я буквально сползла по стене, дав волю своим чувствам и утирая выступавшие от хохота слезы.

– Вот осчастливили его так осчастливили! Вот бы еще лицо Клауса увидеть, когда мухи его домогались, – с трудом выговорила я, – тогда бы и мое счастье было полным. Но и так здорово получилось. Спасибо, Рихард, я бы не додумалась.

– Вино твоему бывшему жениху пожалел, – ответил он. – Ты старалась, выбирала, и вдруг его будет пить какой-то посторонний тип. Это непорядок.

– Теперь мы его сами выпьем, – довольно сказала я. – За успех нашего дела.

Вино оказалось превосходным, такое портить приворотным зельем, да еще и смешанным с конфетной начинкой, настоящее преступление. Первым тостом было «За мушиное счастье!», и он же оказался последним, так как пожелание скрепили поцелуем, совсем не дружеским. Все пуговицы и завязочки расстегивались и развязывались как по волшебству, предметы одежды терялись по дороге к кровати, так что когда мы там оказались, ничего лишнего уже не было. Мелькнувшую мысль, что не собиралась так быстро сдаваться, я отбросила как нечто совершенно ненужное и подумала, что если мухам сегодня с любовью не повезло, то не стоит брать с них пример. В конце концов, мы не мухи!

 

Глава 21

Проснулась я совсем рано, когда предметы в комнате только начали проявляться сероватыми силуэтами. Рихард спал, притянув меня к себе настолько собственническим жестом, как будто пытался кому-то доказать, что я – его и только его. Странно, но это не раздражало, напротив, создавало чувство какой-то уверенности. Забавно, но еще месяц назад он был для меня совершенно посторонним. Тогда я была ему признательна, что согласился помочь, и только, а сейчас уже не представляла жизни без него. Богиня, как я могла раньше его не замечать? Ведь он в тысячу, нет, в миллион раз лучше Гюнтера! Почему я так долго страдала по бывшему жениху? Нужно было поблагодарить Эвамарию за избавление от столь сомнительного счастья и жить дальше. Подумать только, выйди я тогда замуж, сейчас ко мне прижимался бы солидным пузом надутый самовлюбленный тип, который согревает постель бывшей подруги. Но самое ужасное: у меня не было бы Рихарда, только при мысли о котором внутри становиться тепло от переполнявшего меня счастья. Не было бы его – я бы никогда не узнала, что такое любовь. То, что было с Гюнтером, – это совсем, совсем не то. Да и сам он – совсем не то. Думаю, Эвамария даже не заметит разницы между привороженным мужем и обычным. Удачно получилось…

Уверена, о Гюнтере теперь долго не будет слышно, а вот о Клаусе… Я вспомнила перекошенное злобой лицо и вздрогнула. Рихард не проснулся, но обнял еще крепче. Стало как-то спокойнее, хотя от мыслей о Хайнрихе-младшем это не избавило. Вряд ли он отступится. Мушиная осада его только разозлит, но не образумит. Он прекрасно понимает, что я не напишу заявление в Стражу, потому что всплывет имя изготовителя зелья, а это навредит репутации семьи. Поэтому Хайнрихи и дальше будут действовать через папу. Что же им известно, такое, что позволяет безнаказанно шантажировать родителя? Я заворочалась в постели и разбудила Рихарда.

– Иви, почему не спишь?

– Думаю, чем Хайнрихи шантажируют отца, – ответила я. – И ничего не могу придумать. Ведь это что-то должно быть очень серьезным.

– Твой отец особой честностью не отличается, поэтому при желании поводов для шантажа можно найти предостаточно, – зевнул Рихард.

– Мелких – да. Тех, что тянут на пару месяцев тюрьмы или приличный штраф. Но он боится Клауса и его отца настолько, что применяет запрещенную магию. А это, как ты прекрасно понимаешь, уже совсем другие сроки. Значит, то, что он сделал, еще хуже.

– Ты говорила, он с орками торговал одно время. Не возил что-нибудь запрещенное? Вроде той штучки, через которую попытался на тебя воздействовать.

– Из магического он только амулеты возил, да и те из бытовых. – В этом я было не слишком уверена, в чем сразу и призналась: – Конечно, я могла всего не знать. Но прошло столько лет, ничего уже не докажешь. А папа явно боится. Причем, заметь, Хайнрихов боится больше, чем твоего отца. Хотя, казалось бы…

– Значит, у них есть доказательства, – предположил Рихард. – Например, расписка, в которой фигурирует что-то запрещенное.

– Нет, вряд ли, – поразмыслив, сказала я. – Папа иной раз поступает необдуманно, но это было бы откровенной глупостью. Нет, на такое бы он не пошел. И все же, я не понимаю, почему он так боится Хайнрихов, и меня очень это тревожит.

Губы Рихарда пробежались по моему виску, и все папины проблемы отошли на второй, нет, даже на третий, план. Возможно, конечно, что со стороны мужа это обычная попытка успокоить, а вовсе не лишить способности думать, но что получилось, то получилось. Оставшееся до подъема время мы провели куда более интересно, чем в размышлениях о трагической папиной ошибке.

– Скажи-ка мне, Иви, – голос Рихарда прозвучал неожиданно громко, когда мы уже просто обнимались, обессиленные необыкновенно удачной попыткой утешения, – можно ли считать, что я выполнил твое условие?

– Ты сомневаешься? – удивилась я.

– Сомневаюсь, поскольку мне кажется, что это ты выполняешь мое, – усмехнулся он. – И получается это у тебя так, что устоять невозможно.

Я невольно фыркнула. Уж я точно не прилагала ни малейших усилий к его соблазнению вчера вечером или сегодня утром. Просто день выдался таким насыщенным, а поцелуй после вина показался таким волнующим, что все остальное перестало иметь значение, что я и сказала Рихарду.

– Никогда бы не подумал, что тебя можно соблазнить мухами, – поддел он меня.

– Таким количеством кого угодно соблазнишь, – парировала я.

– Думаешь, и Клаус не устоит?

– Было бы замечательно, если бы он переключился на насекомых, – я вздохнула, – но, боюсь, не стоит на это рассчитывать.

– Когда мы видели последний раз этих мух, они были очень убедительны.

Не знаю, сколько бы еще длилась болтовня о подобной ерунде, поскольку было рано и вставать мы не торопились, но уверенный стук в дверь сразу отвлек от столь приятного занятия. Мы переглянулись, и в голову полезли самые страшные мысли. О том, что пришли из Сыска и сейчас придется отвечать и за Гюнтера, и за Клауса, и, возможно, даже за папу. Я лихорадочно подскочила и начала одеваться. Руки дрожали, вещи путались.

– Не нервничай, – успокаивающе сказал Рихард. – Нам ничего предъявить не могут.

Дверь он открыл сам, и слава Богине, там стоял только инор Брайнер, без стражников, но с мрачным выражением на лице.

– Рихард, как это понимать? – начал он возмущаться с порога.

– Что именно? – невозмутимо спросил муж.

– Я про вчерашних мух в Корнине, – пояснил свекор. – И не вздумай говорить, что вас там не было. Вы туда ездили.

– Ездили. – Не стал отрицать очевидного Рихард. – Ивонна хотела показать место, где выросла.

– Сомневаюсь, что она выросла на помойке, – ехидно заметил инор Брайнер.

– Мы туда случайно забрели, когда гуляли. Смотрим – дорожка, почему бы и не пройтись?

– Ты еще скажи, что на запах пошли.

– Насморк у нас. У обоих. Мы запах не почувствовали. А что, уже есть ограничения по местам гуляний?

Да, у Рихарда на все ответы. Я бы так не смогла, наверное.

– Почему после вашей прогулки все мухи со свалки дружно отправились осаждать дом инора Хайнриха?

– Понятия не имею. Мы просто выбросили мусор. Никаких магических действий не производили, – честно ответил муж. – А что там с этой осадой?

– Уже снялась, – пояснил инор Брайнер. Мы не удержали расстроенных вздохов, а он продолжил: – Как вам в голову пришло?

– Что? – удивился Рихард. – Единственное, что мы сделали – оставили на помойке конфеты, присланные Ивонне ее отцом, так как нам показалось, что они испорченные.

– Зачем же было везти так далеко? – язвительно спросил свекор.

– Мы подумали, что прогулка на свежем воздухе заставит пересмотреть отношение к ним, – нашлась я. – Очень уж я не люблю выбрасывать продукты.

– Продукты она не любит выбрасывать, – проворчал отец Рихарда. – Поверьте, дети мои, Хайнрихи неподходящая мишень для подобных шуточек. К сожалению, нам ни разу не удалось их прижать по-настоящему, но я знаю немало случаев, когда исчезали люди, переходившие им дорогу. Доказать их причастность не удалось ни разу. Хайнрихам будет достаточно уверенности, что это ваших рук дело, чтобы начать мстить.

– Я не знала, – я посмотрела встревоженно на Рихарда, – а то бы никогда не согласилась. А нельзя это представить, как несчастный случай?

– Ага, коробочка порвалась, мушки наелись, – ехидно сказал Рихард и уже более серьезно обратился к отцу: – Что, по-твоему, они могут сделать?

– Ничего хорошего, – отрезал инор Брайнер. – Своими мухами, а в особенности – их количеством, вы слишком явно показали Хайнрихам, кем их считаете. Шуточки про кучки дерьма, побольше и поменьше, уже вовсю ходят по Корнину. Не думаю, что они простят. К сожалению, дознаватель проговорился, что мушиная осада – результат любовного зелья. Вариантов, откуда оно могло взяться, не так много. Так что приставлю я к вам охрану, а вы уж, пожалуйста, не усложняйте ей жизнь. Академия, дом, продуктовая лавка. И все. Никаких гостей, никаких прогулок по городу.

Мы вынужденно согласились. Рихарду это не особо понравилось. Уверена, он не принял бы помощь родителя, если бы дело касалось только его. Не привык к подобным одолжениям. Я ругала себя, что его втянула, не надо было рассказывать, глядишь, и не грозило бы ничего мужу. Но прошедшего не изменить. И инор Брайнер, заручившись нашим согласием, напротив, повеселел и вручил еще по защитному артефакту против магических влияний.

Дорога до академии в этот раз выдалась на удивление занимательной. Мы пытались вычислить сопровождающих, но так и не преуспели. И это хорошо – значит, папа Рихарда приставил охранять не абы кого, а настоящих профессионалов. Правда, увидеть их в деле не получилось: на нас никто не покусился, мы спокойно дошли и разошлись по занятиям. Там тоже не случилось ничего страшного, я успокоилась и даже подумала, не преувеличил ли свекор силу этих самых Хайнрихов. А вдруг их так испугал набег помоечных мух, что они сидят в собственном доме и нос боятся высунуть? Это, конечно, маловероятно, но помечтать-то можно?

Домой мы возвращались вместе и безо всяких приключений. А вот там нас поджидал сюрприз, и не сказать, чтобы приятный, в лице уже моего папы, который нервно расхаживал около двери и очень обрадовался нашему появлению.

– Наконец-то, – шустро двинулся он навстречу, счастливо улыбнулся и попытался вручить коробку с пирожными, которую никто не стал брать.

– Инор Бринкерхоф, мы сыты по горло вашими подарками, – раздраженно сказал Рихард.

– Не волнуйтесь, пирожные совершенно безо всяких лишних добавок, только то, что заложили непосредственно в кондитерской, – заявил папа. – Иви, бери же, не заставляй меня стоять с протянутой рукой.

Говорил он убедительно, но брать коробку я и не подумала, хотя по ней было понятно, что покупалась в одной из лучших кондитерских Гаэрры. И как это сжигать? Да у меня рука не поднимется на такую вкуснятину! Как же угнетает иной раз папина изобретательность…

– А что, любовное зелье теперь добавляют прямо в кондитерских? – не унимался муж. – Вот о чем вы думаете, когда делаете такие гадости?

– А о чем вы думали, когда напускали мух на Клауса? – возмутился папа. – Он и без этого в последнее время необычайно агрессивный. Я надеялся потянуть до получения наследства. А теперь что?

– И что теперь?

– Хайнриху я сказал, что на свалку зелье попало от меня, по ошибке, – ворчливо сказал папа. – Он разорался, конечно, сказал, что толку от меня нет, и они сами займутся. И вот это намного хуже. Что они будут делать, я понятия не имею. Такими злыми я их никогда не видел. Это страшные люди, Иви, поверь мне.

– А ты еще говорил, что лучше бы я за Клауса вышла, – заметила я.

– Я и сейчас так думаю, – вздохнул отец. – Лучше бы ты сама за него вышла, по-хорошему. Но эти беседы не для посторонних ушей. В дом-то вы меня запустите, или так и будем под дверью разговаривать?

Он укоризненно посмотрел, с явным намеком на то, что к близким людям следует быть внимательнее.

– Не запустим, – твердо сказал Рихард. – У вас есть нехорошая привычка подливать любовные зелья. И она мне очень не нравится.

– Можете обыскать. – Гордо вскинул голову папа. – И пирожные могу сам съесть, если уж настолько не доверяете.

– Несколько штук вы точно съедите, причем те, что дадим мы. На этих условиях впустим. Согласны? – Наверное, муж был уверен, что папа притворится оскорбленным и гордо нас покинет.

– Согласен, – в голосе папы прозвучала насмешка.

Я удивилась. Неужели в этот раз принесенные им сладости без добавок? Быть не может! Скорее всего, он рассчитывает, что артефакт не засечет. Не верится мне в папину добрую волю.

Родителя пришлось впустить. Он шустро устремился к столу, открыл коробку и водрузил ее посередине. После чего с довольным видом уселся на ближайший стул.

– На что не срабатывает кольцо-артефакт? – тихо спросила я Рихарда.

– Сам про это думаю, – ответил он. – Вроде должно на все вредные добавки. Отец, опять же, утром еще свой артефакт дал. Так что…

– Все равно есть не буду, – твердо решила я.

После чего направилась готовить чай. К нему нашлось ореховое печенье, а это намного лучше папиных пирожных с непонятными добавками. Сам принес – вот пусть и съедает сам. Хотя он и так проникся к этим Хайнрихам самыми нежными чувствами, без всяких приворотов.

– Вот скажи, папа, – возмущенно спросила я, когда разливала чай, – за что ты меня так не любишь, что готов на все, чтобы отдать Клаусу?

– Иви, что ты такое говоришь? – Всплеснул он руками, показывая полное недоумение. – Я не люблю? Да как тебе в голову такое пришло? Просто, если уж Хайнрихи на что глаз положили, получат это любыми путями, исключений не было. Поэтому было бы лучше для всех, если бы ты сразу за него вышла, а не устраивала этот фарс с никому не нужным браком.

– Это не фарс, – возразила я.

– Я уже понял, – вздохнул папа. – Только лучше для вас обоих была бы обратная ситуация. Ты уступить Клаусу не хочешь? – просительно сказал он. – Хоть пару раз, а? Он бы и успокоился.

У меня слов от возмущения не нашлось, я только покачала головой, а Рихард сказал:

– Зря мы вас все-таки впустили, инор Бринкерхоф. Больше такой ошибки не совершим. Забирайте свои пирожные и уходите, если уж ни о чем другом, кроме Хайнрихов, говорить не можете.

– Да я же о вас беспокоюсь, – начал было папа.

Он посмотрел на наши недовольные лица, махнул рукой и продолжать не стал, но и не ушел. Взял пирожное, оглядел его с видимым отвращением и начал жевать, запивая чаем.

Так разговор у нас и не получился. Я пыталась выяснить, чем же ему угрожают Хайнрихи, но отец наотрез отказался это обсуждать, сказал, что лучше мне ничего не знать и что тайна эта уйдет с ним в могилу. Аппетитные кругленькие пирожные так и исчезали одно за другим, находя уютное убежище в животе родителя. Ел он с видимым удовольствием, а я только грустно провожала каждое взглядом, но даже и не думала менять решение. Мало ли на какую хитрость пошла эта компания – вдруг у отца противоядие, вот он и спокоен. Нет уж, пока существует хоть малейшая вероятность, что, даже просто надкусив пирожное, я влюблюсь в гадкого Клауса, я не стану ничего есть, как бы вкусно оно не выглядело.

 

Глава 22

После ухода папы я на всякий случай испепелила принесенную им коробку вместе с оставшимися там вкусностями. Не скажу, что сделала это с радостью, нежные пирожные с легким кремом и засахаренными фруктами было ужасно жалко, но от папы я ожидала только пакостей. И хотя он всячески показывал свои добрые намерения, не доверяла ему ни на кончик ногтя. Как, впрочем, и Рихард, который внимательно обследовал стул, на котором сидел мой родитель, и стол, части которого тот касался, но тоже ничего не обнаружил. Это было странно и никак не похоже на папу. Весь вечер мы провели в поисках ненайденного сюрприза, осматривая каждый кусочек квартиры, где папа мог отметиться, причем, не только визуально, но и на магическом уровне. Не нашли ровным счетом ничего. Результаты нас обескуражили, но почему-то не обрадовали.

– Рик, – вспомнила я, когда мы уже ложились спать, – теперь охрана твоего отца не нужна. Ведь Хайнрихи думают не на нас, а, значит, и мстить не будут.

– А тебя совсем не обеспокоило заявление инора Бринкерхофа, что твой бывший жених берет теперь на себя эту маленькую проблему с приворотом?

– Да что он сделает? – удивилась я. – Если уж папе не удалось, при условии, что от него-то я никакого подвоха не ждала, то Клаус точно не подольет так, чтобы я не заметила. Тем более, как я поняла из слов твоего отца, они под наблюдением. Богиня! Знакомые нашей семьи – преступники! Никогда бы не подумала, что Хайнрихи замешаны в каких-то противозаконных делах. У них предприятие такое мирное.

– Возможно, это прикрытие, – предположил Рихард, – а основной доход идет с чего-то другого?

– Они и с косметики весьма прилично получают, – не согласилась я. – Это выгодное предприятие. В состав обычно входят недорогие вещества, а покупателей привлекают красивыми баночками и заманчивыми обещаниями.

– Доходы Хайнрихов мне неинтересны, – заметил муж. – А вот твоя безопасность – напротив.

А я вдруг подумала, что тоже волнуюсь о безопасносто, но только Рихарда. Ведь если Хайнрихи связаны с преступной средой, то они не остановятся и перед физическим устранением моего мужа, если решат, что это поможет мне изменить отношение к Клаусу. До сих пор они пытались решить дело мирным путем, показывая себя исключительно с положительной стороны, но, убедившись в безрезультатности, могут попробовать по-другому. Пожалуй, Рихард прав: охрану снимать рано.

Но следующие две недели прошли спокойно. Нашу замечательную семейную жизнь разнообразили только посещения друзей. Папа больше ничего не присылал и никак не давал о себе знать. И не только он: из моего родного города вестей не приходило, если не считать письма от Юргена. В нем он писал, что, хотя инор Тидеман остался весьма недоволен нашим решением и прямо сказал моему зятю, что предпочел бы видеть именно меня во главе семейного предприятия Бринкерхофов, но помогать и объяснять согласился. И теперь муж сестренки пропадает там с раннего утра до полуночи, понемногу вникая во все тонкости, а наш управляющий даже доверяет ему в некоторых вопросах. Но больше всего меня порадовали слова Юргена, что производство намного интереснее торговли.

В один прекрасный день я решила навестить инору Блау, поблагодарить за советы, которые мне так помогли. Да и не была я в книжной лавке уже давно, наверняка там появилось что-то новое по моей любимой алхимии.

– Даже не буду спрашивать, все ли у тебя хорошо, – сказала она после приветствия. – Твой сияющий вид говорит сам за себя. Что ж, рада, что этому мальчику удалось растопить твое сердце. Ты была такой несчастной только по собственной глупости, но признавать это не хотела. Так можно и всю жизнь прострадать, в старости спохватишься – а все, дилижанс ушел.

Я только улыбнулась ее словам и вручила пакет с конфетами, купленный по дороге. Конфеты инора приняла весьма благосклонно и спросила:

– Интересуешься все тем же? Или пришла ко мне договариваться об обмене алхимической библиотечки на более подходящие книги для молодой замужней женщины?

– На романы я не перешла, если вы это имеете в виду, – улыбнулась я. – Если у вас есть что-то интересное из того, что я обычно покупаю, посмотрю с удовольствием.

– Есть, – кивнула она с большим достоинством, – отложила специально для тебя, даже на прилавок не выкладывала. Очень редкое издание по сравнению орочьих рецептов зелий с нашими. Автор провел в плену у шамана пять лет, так что разбирается. Во всяком случае, должен.

Книга действительно оказалась очень интересной. Ничего подобного я раньше в руках не держала. Описания, и очень подробные, уникальных зелий, и пусть повторить их, не владея шаманскими методами, невозможно, да и рецепты приводились не всегда, но высказывались предположения о том, как их можно приспособить к человеческой магии, часть предположений были проверены, а результаты тщательно записаны. Покупать или нет – даже вопроса не возникло. Но неожиданно инора Блау запросила очень много за столь тоненькую и потрепанную книжицу.

– Издание уникальное, – пояснила она в ответ на высказанное недоумение, – поэтому высокая цена. Тираж маленький, не переиздавался ни разу, купить сейчас почти нереально. Для тебя я могу немного сбросить, пару серебряных, но не больше.

Высокая цена заставила задуматься, так ли уж нужна эта покупка. Орочьей магией я не владела, да и столкнулась с ней один-единственный раз, когда папа пытался внушить мне любовь к Клаусу. С другой стороны, в книге приводятся рецепты противодействия приводятся на основе наших, человеческих, зелий. Так что, да, нужна. Вот только денег с собой таких не оказалось.

– Инора Блау, я оставлю задаток, чуть позже донесу оставшуюся сумму и заберу книгу.

– Ты можешь и сейчас ее взять, а деньги занести завтра, – великодушно предложила хозяйка лавки.

Предложение было соблазнительное, но колебалась я недолго. Желание завладеть книгой победил мой твердый жизненный принцип – забирать покупки только после оплаты.

– Нет, спасибо.

Я с сожалением отложила томик и достала кошелек. Инора Блау пожала плечами и убрала под прилавок книгу, которую я уже считала своей, задаток она небрежно смахнула в кассу и выписала расписку. Я попрощалась и торопливо направилась домой. Книгу я намеревалась забрать сегодня же. Вот только на выходе из лавки я столкнулась с Клаусом Хайнрихом.

– Добрый день, инора Брайнер, – с явной издевкой сказал он. – Рад вас видеть в добром здравии.

– Добрый день, инор Хайнрих, – я отвечала, стараясь не показывать испуга. – Не могу сказать, что я вас рада видеть, так как еще очень живы воспоминания о нашей последней встрече.

– Я вас напугал? Извините. – Только вот в голосе его не слышалось ни малейшего раскаяния. – Я бы хотел с вами поговорить, инора Брайнер.

– Извините, но я очень тороплюсь.

Я попыталась его обойти, но он заступил дорогу, показывая, что пообщаться все же придется.

Крупная муха с зеленоватым отливом подлетела к Клаусу с нежным жужжанием и устроилась у него на плече с таким довольным видом, что я невольно фыркнула. Хайнрих-младший побагровел, попытался ее прихлопнуть, но промахнулся и, мигом растеряв свою обходительность, ухватил меня за талию и грубо затащил в стоящую рядом карету, которая тут же рванула с места. Подготовился, гад.

– Насколько мне помнится, – холодно сказала я, с трудом отодрав от себя его руки, – при нашей последней встрече вы собирались ждать, пока я сама к вам прибегу и буду просить прощения. Мне казалось, это устраивало нас обоих.

– Ивонна, почему ты так жестока? – горячо заговорил он. – Я же люблю тебя.

– Инор Хайнрих, извините, но я вас не люблю.

Я старалась отодвинуться как можно дальше, но места внутри экипажа было мало. Нужно было срочно что-то делать. Но что? В голову не приходила ни одна подходящая идея. Мысль о том, чтобы сказать ему, что люблю мужа, я отбросила сразу, так как боялась, что пострадает Рихард.

– Хочешь сказать, что ты любишь мужа? – зло спросил Клаус, тем самым подтвердив мои худшие опасения.

– У нас с ним договор о разводе сразу после вступления моей семьи в наследство.

– Значит, у меня есть шанс? – он с такой жадностью смотрел, что я почувствовала себя отбивной тарелке.

Шанс у него есть, как же! Такие идеи нужно давить сразу, пока не выросли в нечто более значительное.

– У меня все мужчины вызывают отвращение, – заявила я, – поэтому, инор Хайнрих, будет лучше, если вы попробуете найти свое счастье с какой-нибудь другой иноритой.

– Я не хочу с другой. Мне нужна только ты.

Весь эффект от его фразы смазался той же мухой, которая нашла щелочку в карете и теперь устроилась прямо напротив Клауса и сложила передние лапки в умоляющем жесте. Тоже, наверное, не теряет надежды. Но Хайнрих-младший к чужим чувствам оказался жесток и попытался прибить навязчивую поклонницу. Муха обиженно зажужжала и начала выписывать совсем уж замысловатые фигуры в воздухе. Объект ее обожания раздраженно за ней последил, но потом все же переключился на меня. И что он во мне нашел? Муха намного интересней…

– Инор Хайнрих, давайте вы довезете меня до дома, и мы забудем про это прискорбное происшествие. Я приношу извинения за свое поведение на свадьбе сестры.

– Так, значит, да? – Крылья его носа начали яростно раздуваться.

Богиня, что я не то сказала? Я даже извинилась. И вообще, за нами наблюдать должны… Неужели папа Рихарда решил снять охрану? Как, однако, не вовремя. Дверка кареты с моей стороны оказалась намертво заблокирована. Я в панике озиралась, но помощь ниоткуда не спешила приходить.

– Не надо меня бояться, – сказал Клаус таким голосом, что я испугалась еще сильнее. – Я же сказал, что сама прибежишь. От своих слов я не отступаю.

– Зачем же тогда вы меня похитили? – недоверчиво спросила я.

– Я похитил? Мы просто катаемся по городу, беседуем на разные темы, утоляем жажду вкусными настойками, – с этими словами он вытащил крошечный бутылек синего стекла и покрутил с издевательской ухмылкой. Мной окончательно завладела паника, которую я уже и скрыть не могла.

– Я не собираюсь это пить.

Боюсь, голос прозвучал слишком жалко, поскольку мое заявление не произвело ни малейшего впечатления на бывшего жениха.

– А придется, – нагло заявил он.

Он навалился на меня всем весом, надо признать, немаленьким, и зажал мне нос. Я старалась не дышать совсем, потом попробовала втянуть воздух через сомкнутые губы, но, увы, вместе с ним в рот попала тягучая жидкость, остро пахнущая незнакомыми травами. Неужели орочья поделка? Меня обуял ужас. Я пыталась выплюнуть эту гадость, но в результате незначительное количество оказалось на платье, а большая часть проследовала через горло прямиком в желудок. А оттуда уже наверняка начала страшный путь через кровь в каждую клеточку моего тела.

– Вот и все, – удовлетворенно сказал Клаус, отпустил меня и выжидательно уставился.

Не знаю, что он ждал, но любви к нему я не ощутила, только ненависть и ужас перед такой возможностью. Хотелось немедленно уйти и никогда больше с ним не встречаться. В этот момент карета резко остановилась, дверца открылась и явила двух стражников в сопровождении лица в штатской одежде, который показался смутно знакомым. Видимо, охранник. Хорошо же он справился со своими обязанностями!

– В чем дело? – высокомерно бросил Хайнрих. – Кто дал вам право нас останавливать?

– Вы сами, когда похитили эту инору, – заявил человек в штатском и тут же встревоженно обратился ко мне: – Инора Брайнер, с вами все в порядке?

– С ней все в порядке, – зло ответил Клаус.

– Нет, со мной не все в порядке, – ответила я. – Мало того что он меня похитил, так еще и напоил какой-то дрянью.

На лице моего охранника отразился ужас:

– Чем? Чем вы ее напоили?

– Да какая разница? – небрежно бросил Хайнрих. – У иноры же ко мне никаких претензий нет, не так ли, дорогая?

– Очень даже есть, – возмутилась я. – Ваша наглость, инор Хайнрих, у меня просто в голове не укладывается.

– Заявление напишете? – оживился один из стражников.

– Конечно, – я смерила бывшего жениха ненавидящим взглядом, к чему он, на удивление отнесся довольно спокойно.

– Дорогая, – выдал Клаус, – к чему эти формальности, если ты завтра все равно его заберешь?

– Чем вы ее напоили? – повторил вопрос охранник.

– Мне показалось, что это было орочье зелье, – ответила я вместо Клауса, который совсем не торопился отвечать.

Тут я увидела на полу злополучный флакончик, подняла и протянула стражам:

– Оно было здесь.

Инор в штатском взял и неуверенно понюхал, после чего побелел как полотно и сказал:

– Инор Брайнер меня убьет.

– Э-это что? – Раньше мне казалось, что испугаться больше я попросту не могла, теперь вот выяснилось, что я ошибалась.

– Орочье любовное зелье, – пояснил он. – Вы действительно завтра забрали заявление, если бы успели написать. Настолько сильно привороженные зависят от тех, к кому их привязала магия.

– Необходимо как можно скорее принять противоядие, – в голову пришла спасительная мысль.

– Противоядия нет.

Я смотрела на довольно улыбающегося Клауса, и из глубины души поднималась такая злость, которая требовала немедленного выхода. Это что, теперь всю оставшуюся жизнь придется провести с этой рыжей сволочью? Не может быть, чтобы не существовало противоядия! Рихард. Мне нужен Рихард. Он обязательно что-нибудь придумает. Он же лекарь. Я прикрыла глаза, несколько раз вздохнула, чтобы успокоиться, и твердо сказала:

– И все-таки я напишу заявление.

 

Глава 23

Клауса задержали, но это меня не порадовало: слишком он выглядел довольным и уверенным. Дознаватель, который принимал у меня заявление, тоже был несколько смущен и на протяжении всего разговора постоянно уточнял, действительно ли я хочу, чтобы инора Хайнриха задержали. Ведь противоядия нет, а значит, вскорости мне будет необходимо находиться рядом с Клаусом, что невозможно, если он будет отбывать срок. Но единственное, чего хотелось сейчас, это чтобы наглый Клаус понес наказание и, желательно, подальше. Видеть я его не хотела и очень надеялась, что Рихард придумает что-нибудь, чтобы все так оставалось и дальше. К нему я отправилась, выполнив все формальности и оставив нагло ухмыляющегося привораживателя под стражей.

– Ты вернешься, Ивонна, – насмешливо сказал он. – Прибежишь не позднее завтрашнего утра. Я буду ждать, дорогая.

И от его убежденности стало совсем плохо, я себя поддерживала лишь тем, что упорно твердила: пока приворот не действует, надежда есть. Главное, найти Рихарда. Сначала я побежала домой, потом вспомнила, что в это время он еще в лечебнице. Повернула, пытаясь не рыдать по дороге. Одна только мысль, что дальнейшая жизнь будет зависеть от Клауса, приводила в совершеннейший ужас. Даже при условии, что дом Хайнрихов тщательно вычищен после многочисленных визитов влюбленных мух, я не желала становиться там хозяйкой. Мухи куда более подходящая компания для Клауса, и конкурировать с ними за его внимание мне неинтересно.

До Центральной лечебницы добралась я быстро, но где искать мужа, не представляла: зданий-то там много, и где именно работает Рихард, я не знала. Я стояла на центральной аллее в нерешительности и совсем было собралась обходить все корпуса по очереди, как вдруг увидела Вольфа.

– Иви? – удивился он. – Ты что тут делаешь?

– Вольф, тебя сама Богиня послала, – обрадовалась я. – Мне Рихард нужен, очень нужен. Не подскажешь, где он?

– Когда я его видел в последний раз, он направлялся как раз к алхимикам. А что случилось-то?

– А алхимики где находятся?

На его вопрос я отвечать не стала. Даже думать лишний раз о случившемся не хотелось, не то что рассказывать постороннему. Вольф обиделся, но это не помешало ему объяснить, куда идти, хотел даже проводить, но я отказалась. Я боялась, что не выдержу и расплачусь, не хотелось никому показывать свою слабость. Я свернула на боковую аллею и торопливо пошла к неприметному зданию. Да, я бы там искала Рихарда в последнюю очередь, если бы вообще заметила! Но, слава Богине, он действительно нашелся там. Разговаривал с довольно объемистым бородатым инором. При виде мужа последние остатки выдержки меня покинули, и я бросилась к нему с рыданием:

– Рик, я не хочу влюбляться в Клауса! Сделай что-нибудь!

– Иви, что случилось? – растерялся он. – О чем ты говоришь?

– Этот гад напоил меня любовным орочьим зельем, – заплакала я навзрыд, – а дознаватель утверждает, что никакого противоядия нет. Но этого же не может быть, правда? Оно обязано быть! Я ненавижу Хайнриха! Я не хочу с ним быть, никак не хочу!

Он обнял меня и успокаивающе погладил по спине, но не ответил. И молчание Рихарда пугало, оно говорило именно о том, чего я боялась так сильно: действие зелья необратимо. Всхлипывания перешли в завывания, перемежаемые проклятьями в адрес Клауса и всего гадкого семейства Хайнрихов. Такая любовь, любовь по принуждению, отвратительна.

– Для начала успокойтесь, – участливо произнес незнакомый инор. – Почему вы уверены, что зелье было любовным?

– Охранник сказал, да и сам Клаус не отрицал, – ответила я, пытаясь унять слезы.

Получалось с трудом. Никогда не думала, что внутри накопился такой огромный слезный запас, ныне щедро изливаемый на целительскую мантию Рихарда.

– Мало ли что он не отрицал. Проводили какое-нибудь исследование?

– Нет.

Появилась надежда. А ведь и правда, вдруг это что-то совсем другое? Подавляющее волю, к примеру. А это зелье временного действия. Пересидеть дома какое-то время, ни с кем не встречаясь, но и не влюбляясь во всяких рыжих типов, – это ли не счастье?

– Вы проверите? – спросил Рихард, с силой прижимая меня к себе.

– Если бы была хоть капля, проверил бы, – ответил инор. – По крови, конечно, тоже можно, но погрешность больше, так что лучше по самому зелью.

Да где же ее взять, эту каплю? Бутылек остался у дознавателя. То, что было во рту, уже давно в желудке. Разве что…

– На платье немного попало, – вспомнила я и показала пятна от зелья на лифе.

Они были так хорошо видны, что казались еще влажными. Смогу ли я их свести? Нужно с Клауса потребовать компенсацию за испорченную одежду. Да. И за испорченные нервы тоже.

Алхимик удовлетворенно хмыкнул и достал из кармана пробирку. Замысловатый пасс рукой – и вот уже самое большое пятно поменяло свое местоположение. Зелье с платья действительно еще не высохло и представляло из себя желеобразный шарик насыщенного темно-зеленого цвета.

– Это не займет много времени, – сказал инор, удовлетворенно глядя на свою добычу. – Подождите, я скоро.

Он ушел, а я вцепилась в Рихарда, как утопающий в последнюю соломинку.

– Как получилось, что ты выпила? – спросил он. – Неужели артефакт не сработал?

– Он силой влил. Нос зажал, и все, – пожаловалась я. – Я отбивалась, но Клаус-то сильнее. И охранник появился уже после… после того, как я проглотила.

От ужасных воспоминаний затрясло. Но как они были ни омерзительны, самым страшным оказалось постоянное ожидание, что приворот начнет действовать. Вот-вот, с минуты на минуту. И я потеряю Рихарда, а этот рыжий гад будет мне необходим.

– Рик, мне страшно, – призналась я. – Поцелуй меня. Может быть, это будет последний поцелуй перед тем, как…

Но он даже не дал договорить. Мы исступленно целовались, забыв обо всем. Клаус с его мухами уже давно отошел на второй план, когда я уловила ехидное покашливание где-то на краю сознания:

– Смотрю, лечение уже полным ходом идет? Решили не дожидаться результата исследований? Похвальное рвение. Профилактика – дело нужное.

Я резко повернулась к вернувшемуся алхимику и с надеждой и страхом стала ждать, что он скажет. Но инор не торопился отчитываться, лишь смотрел с едва уловимой усмешкой.

– Инор Герхардт, – не выдержал муж, – что вы выяснили?

– Ну как, инора Брайнер, – обратился он ко мне, – не чувствуете нестерпимого желания бежать к приворожившему?

Я испуганно попыталась найти внутри себя нечто подобное, но не преуспела и осторожно ответила:

– Нет, не чувствую.

– И не почувствуете, – обнадежил он нас.

Мы с Рихардом обрадованно переглянулись. Не влюблюсь! Как же это здорово! Но ведь влил же Клаус что-то. Видимо, об этом же подумал и муж.

– Зелье не любовное? – нахмурился Рихард. – Но тогда какое?

– Любовное, – опроверг его предположение алхимик.

– Его неправильно сделали? – уточнила я.

– Правильно, – усмехнулся он.

– Но тогда получается, что я в любой момент могу влюбиться в Клауса? – в панике простонала я. – Какой ужас! А противоядия точно нет?

– Орочье зелье или действует сразу, или не действует никогда, – ответил алхимик. – У вас на пятом курсе будут лекции по этому типу зелий. Они не являются обязательными, но я вам советую походить. Пусть с орочьей магией мы нечасто сталкиваемся, но это всегда случаи неприятные и сложные. Противоядий нет, во всяком случае, в нашей человеческой магии. Да и у самих орков есть не всегда.

– Получается, у Ивонны невосприимчивость к орочьим зельям? – спросил Рихард.

– У людей не бывает невосприимчивости к орочьим зельям, – отрезал инор Герхардт. – У нее невосприимчивость к этому конкретному. И то, только потому, что она вас любит.

– Она меня любит?

– А что это вас так удивляет? – недоуменно спросил алхимик. – Не любила бы, так и замуж бы не вышла, не так ли? Поженились-то вы совсем недавно, чувства еще не успели пройти. Да и не пройдут, коли орочий приворот не подействовал. Если бы у вас что-то несерьезное было, то она бы и до дознавателя не дошла. Уже сидела бы рядом с этим, как его там, держала за руку и глядела влюбленными глазами.

Меня аж передернуло от такой перспективы, и я крепче ухватилась за руку Рихарда. Его рука как-то поприятней будет. И до меня дошло самое важное из того, что сказал этот замечательный инор.

– Значит, я в Клауса не влюблюсь? – радостно уточнила я. – Ни сегодня, ни завтра, ни через год? Богиня, какое счастье!

– Не влюбитесь, – подтвердил инор Герхардт. – Других вопросов у вас нет?

– Есть, – я оживилась. – Как вы переместили пятно в пробирку?

– А вот будете у нас практику проходить, расскажу, – обнадежил меня алхимик. – Заклинание несложное, но требует отработки. А вам сейчас не до этого. Вам бы сейчас домой, да провести профилактические работы по всем правилам, во избежание, так сказать, возможных проблем по влечению к посторонним мужчинам.

– Я убью этого гада! – с чувством сказал Рихард. И лицо у него было таким злым, каким я его еще ни разу не видела. – Чтобы неповадно было чужим женам приворотные зелья лить.

– Долго ждать придется, – заметил инор Герхардт. – Ему теперь присудят не только приличный штраф, но и длительное тюремное заключение. Если инора Брайнер не заберет свое заявление.

– Не заберу, – мстительно сказала я. – Ему полезно посидеть, подумать.

Глядишь, и к взаимности с мухами придет, если других вариантов не будет. Прощать я его не собиралась. Скандалы с этим семейством никоим образом меня не касались. Хайнрихи, конечно, попробуют надавить через папу, но если к родителю я относилась с некоторой снисходительностью, то она никоим образом не распространялась на тех, кто его шантажировал. Впрочем, папе я тоже ничего больше не спущу – ведь именно его неосторожное обещание привело к тому, что Клаус решил, что ему все дозволено. И чем бы Хайнрихи ни шантажировали папу, от меня они не получат ничего!

– Ну что ж, инора Брайнер, было приятно познакомиться, хоть это и произошло при столь ужасных обстоятельствах. А знаете что… Мы можем на вашей практике заняться изучением орочьих зелий. И ваш муж интересуется данной темой. Вот вам и задание до лета – поискать информацию по этому вопросу. Правда, ее мало, но тем интереснее будет исследование.

Я с радостью согласилась, тем более что у иноры Блау лежала одна замечательная книжка. Кто знает, может, удастся продвинуться дальше, чем ее автору, и найти средство, нейтрализующее орочий приворот. Всякое чувство должно быть добровольным, иначе ценности оно никакой не представляет. Возможно, кто-то думает иначе, но таким самое место рядом с Хайнрихом-младшим. Все-таки правильно Рихард определил его сущность, направив к нему толпу влюбленных мух.

Деньги у мужа при себе были, так что в лавку к иноре Блау мы зашли по дороге домой и забрали отложенную книгу. Инора одобрительно посмотрела на моего супруга и заметила, что я сделала правильный выбор. Я могла с ней только согласиться. Рихард намного лучше Гюнтера или Клауса. Даже их обоих вместе взятых! Да что там говорить, даже десятку моих бывших женихов не заметить самого замечательного инора в моей жизни!

Инор Герхардт был очень убедителен, но мне так до конца и не верилось, что орочье зелье не подействовало. Я с ужасом пыталась найти признаки зарождающейся симпатии к Клаусу и с огромным облегчением не находила. Но все равно время от времени меня охватывала нервная дрожь от пережитого, и я судорожно хваталась за Рихарда, чтобы убедиться, что мое отношение к нему не изменилось.

– Иви, все уже закончилось, – успокаивал он.

Но я в это так до конца и не верила. Все равно где-то глубоко сидел постоянный страх.

Лишь только мы оказались дома, первое, что сделали – воспользовались советом Главного алхимика лечебницы по профилактике ненужной зависимости от посторонних мужчин. И делали мы это с такой тщательностью, что у Клауса просто не осталось никаких шансов – я окончательно убедилась, что в моем сердце все занято мужем. Я прижалась к Рихарду и почувствовала себя совершенно счастливой.

– Иви, – прошептал он, обнимая меня, – неужели это правда? То, что сказал инор Герхардт?

– Я же не влюбилась в Клауса, – довольно ответила я.

Да, теперь я в этом абсолютно уверена. Я не влюбилась и не влюблюсь. Потому что у меня есть Рихард. Испытанное мной облегчение оказалось столь сильным, что заснула я почти мгновенно, и сон был совершенно спокоен.

 

Глава 24

Поспать долго не удалось: разбудил настойчивый стук в дверь. Пока одевалась, вся изнервничалась: все думала, что это продолжение сегодняшних неприятностей, словно их и без того было мало.

Но все оказалось не столь страшно: нас почтил визитом инор Брайнер. Похоже, что к нам он побежал сразу, как узнал, запыхался и выглядел виноватым и встревоженным.

– Как вы?

– Хорошие у тебя охранники, – язвительно сказал Рихард. – Таким даже курятник доверить нельзя: если к утру ни одной курицы не останется, они и не заметят. Да что курицы – я бы им и хомячка не поручил.

– Моя вина, – покаянно сказал его отец. – Я дал указание не подходить близко, следить на расстоянии. Кто знал, что этот Хайнрих средь белого дня пойдет на преступление? Мой парень и так два квартала за каретой бежал, пока не удалось пролетку остановить.

– Но опоздал, – подвел итог Рихард. Сухо так, совершенно не собираясь прощать оплошность, которая нам чуть не стоила друг друга.

Сейчас я была с ним полностью солидарна. Мы считали, что находимся под охраной, а значит в безопасности, а на деле получилось совсем не так.

– Я могу для вас хоть что-то сделать? – потеряно спросил инор Брайнер.

– Можете, – ответила я. – Пусть этот Хайнрих получит самый большой срок из тех, что положены за его злодеяние, чтобы мы его не видели как можно дольше.

– Но как же? – удивленно сказал отец Рихарда. – У нас провели исследование остатков зелья, это настоящий орочий приворот, Ивонна. Вы не сможете теперь без этого Хайнриха!

Ну, знаете ли! Я возмущенно посмотрела на свекра. У меня есть намного более желанные мужчины, чем этот рыжий любимец мух. Правильно мы на него обитателей помойки натравили.

– Я прекрасно без него обходилась раньше и надеюсь обходиться и дальше, – заметила я. – Приворот не сработал.

– Не может быть! – Свекор потрясенно смотрел на меня. – Я не знаю ни одного случая, когда бы он не сработал.

– Теперь знаешь, – небрежно бросил Рихард. – Нам инор Герхардт сказал, что если уж не подействовало сразу, так можно больше не опасаться.

– И что, совсем ничего к нему не чувствуете? – все же уточнил инор Брайнер.

– Почему же? Чувствую. – После этих слов мужчины вздрогнули и оба с ужасом на меня посмотрели, так что я поторопилась уточнить: – Глубокое отвращение чувствую. И желание никогда больше не видеть.

– Это мы обеспечим, – облегченно выдохнул отец Рихарда. – Получит голубчик по полной, не волнуйтесь. В кои-то веки инор, использовавший орочье зелье, окажется под судом. Если вы, конечно, не передумаете.

Чтобы я передумала? Ну уж нет! Пусть отвечает по всей строгости. Так я и ответила свекру, хотя где-то в глубине души и шевельнулась жалость к неудачливому поклоннику, ведь сложно ненавидеть того, кто тебя любит, даже с такими странными вывертами. Не стоило, конечно, ему пытаться добиться моей взаимности таким способом, но испуг прошел, а с ним и жажда мести этому мерзкому типу, который чуть не испортил жизнь нам с Риком, зато испортил себе. Мне было бы вполне достаточно больше его никогда не видеть.

Отец Рихарда еще поговорил немного о нашей безопасности и предложил переехать к нему, но мы с мужем переглянулись и дружно отказались – нам вдвоем и в нашей маленькой квартирке хорошо, пусть она и так высоко, что многие, поднявшись сюда, долго не могут отдышаться. Тогда инор Брайнер сказал, что охрана теперь будет ходить рядом с нами – мало ли что придет в голову Хайнриху-старшему. Настроение сразу испортилось. Если я про него забыла, это не значит, что и он забыл про меня. На свадьбе Барбары от него веяло неодобрением, а теперь, когда его сын вместо желаемой меня получил отдельную камеру в тюрьме, разозлится куда больше.

– Не выходите из дому, или делайте это как можно реже, – недовольный нашим отказам, свекор вводил все больше ограничений. – В ближайшие два дня у вас и необходимости для этого нет. Еду пришлю. И чтобы артефакты распознающие не снимали! – Грозно посмотрел он на нас.

Рихард весьма кисло согласился и заметил, что мы до прихода нежданного гостя мирно спали. И хоть он понимает беспокойство родного отца, но ему лично кажется не очень уместным столь позднее время визита. Мне показалось поведение мужа не слишком вежливым, для близких родственников можно найти слова и помягче, да и инор Брайнер, по всей видимости, обиделся, сухо попрощался и ушел.

– Рихард, зря ты так, – попеняла я. – Твой отец заботится о нас.

– Да уж, заботливости ему не занимать, – зло ответил муж, а я поняла, что он опять вспомнил про смерть матери.

– Рик, а как получилось, что твою маму отравили? – спросила я. – Или инор Брайнер раньше был не столь предусмотрительным?

– Она дома не носила кольцо-артефакт, – неохотно ответил Рихард. – Когда отец напоминал, смеялась и говорила, что ей там грозить ничего может. А оказалось, может.

– Ее отравили дома? – удивлению моему не было предела. – Но как? У такого инора, как твой отец, не может быть в близком окружении непроверенных людей.

– А их и не было. Подлил слуга, работавший в доме больше десяти лет. Отец предполагает, что он находился под ментальным воздействием, но точно определить не получилось, так как состояние найденного трупа оказалось таким, что… – Муж заметил мой испуг и не стал продолжать, а попытался перевести разговор на что-то более мирное: – Может, чай попьем, раз уж нас разбудили, а то все равно теперь не уснем?

Я даже ответить ничего не успела, как он взял чайник, набрал воды и поставил на плиту.

Пожалуй, чай сейчас будет не лишним. Потрясение от его рассказа было очень сильным. Раньше я не интересовалась делами, связанными с преступным применением магии, и представить не могла, что жену инора, занимающего столь высокий пост, отравили в собственном доме. Первое, чему нас учили в академии, – никогда не использовать свой Дар во вред людям. Преступления, совершаемые с помощью магии, очень редки и всегда показательно караются, причем в случае использования зелий наказывается и изготовитель, и тот, кто пускал их в дело. Жаль только, что до орков добраться и наказать нельзя – почти все их зелья у нас запрещены и шли контрабандой, отследить которую не всегда возможно. Радовало только, что орочья продукция чрезвычайно редка и, по слухам, стоила очень дорого. Интересно, во сколько обошлась Клаусу неудачная попытка заручиться моей взаимностью? Впрочем, даже если я его увижу, вряд ли у меня появится желание с ним говорить, а у него – ответить на этот вопрос, если я все же его задам.

Рихард не только приготовил чай, но и нарезал крупными кусками хлеб и копченый окорок, при взгляде на который я вспомнила, что за всеми этими тревогами мы не поужинали. Есть захотелось ужасно. Некоторое время мы молча жевали, а потом Рик глухо сказал:

– Я и целителем решил стать, чтобы никто и никогда больше не умер так, как мама. Но и сейчас я все так же бессилен перед шаманством, как и тогда. Маги все как один твердят, что против орочьих зелий помогают только орочьи зелья, а мы ничего сделать не можем.

– Но ведь инор Герхардт так не считает, – вспомнила я, – если уж предложил взяться за их исследования.

– Инор Герхардт исследует их уже лет двадцать и до сих пор не получил никакого результата, – пессимистично заметил Рихард.

Был он необычайно мрачен. Воспоминания о печальном прошлом заставили его совсем упасть духом.

– Но это не значит, что мы тоже ничего не добьемся, – горячо ответила я. – Рик, мы непременно что-то найдем. Смотри, я даже начало работе положила: купила книгу по орочьей магии. Это ее мы сегодня забирали у иноры Блау.

– Да? – без особого интереса сказал Рихард.

Он и, так и не поставив чашку на стол, взял принесенный нами томик и небрежно начал пролистывать. Но неожиданно увлекся и читал уже с большим интересом, пролистывая через страницу и стремясь явно что-то найти.

– Вот, – нашел он нужное. – «Воронка жизни» – по симптомам именно то, чем отравили маму. При отсутствии лечения, – зачитывал он вслух, – человек проживает не более пяти суток. Так и получилось, – с яростью сказал он. – А ведь отец мог спасти ее, – он перелистнул страницу и продолжил: – Полное излечение невозможно. Как невозможно? – потрясенно посмотрел он на меня. – Они же обещали… – и быстро начал читать дальше: – Можно только увеличить продолжительность агонии в среднем до пяти лет, если регулярно поить снадобьем «Заплатка на воронку». Но оставшееся время жизни зависит от многих обстоятельств: воля к жизни, состояние здоровья, возраст, пол. Некоторые люди, подвергшиеся воздействию зелья, проживали до семи лет после этого, но жизнь неумолимо покидала их тела когда по капле, а когда и мощным потоком.

– Получается, что они и не собирались исцелять твою маму, – осторожно сказала я. – А за каждую порцию поддерживающего настоя требовали бы новые уступки с твоего отца. И кто знает, что бы с него требовали дальше.

– Все равно он должен был заботиться о ее безопасности, – упрямо сказал Рик, не желавший снимать вины с инора Брайнера.

– Он и заботился. Ведь ты говорил, он требовал носить постоянно артефакт-распознаватель, а она не хотела, – попыталась я ему втолковать. – Проверять каждого вернувшегося слугу на ментальное воздействие не будут даже в королевском дворце. Рик, не вини отца, он не мог поддаться шантажистам.

– Послушай, Иви, ты так уверенно говоришь, что нельзя идти на поводу шантажистов, а сама? Ты же только это и делаешь, – неожиданно зло сказал Рихард. – Или для тебя пример твоего отца является столь вдохновляющим? Чем его шантажируют, ты так и не узнала?

Я настолько не ожидала от него этих слов, сказанных к тому же столь неприятным тоном, что растерялась, не зная, что ответить. Но он прав – я действительно шла на поводу у родственников, и пусть они преследовали совсем не преступные цели, но сути-то это не меняло. Получается, что я декларирую одно, а делаю другое, и это неправильно.

– Рик, даю слово, что больше никогда и ни при каких условиях не буду выполнять требования шантажистов, – твердо ответила я.

– Даже если от этого будет зависеть благополучие твоей семьи? – усмехнулся он.

– Даже в этом случае. – Данное слово я никогда не нарушала, уж это Рихард за столько лет, что меня знает, мог заметить.

– Ты так хочешь, чтобы я помирился с отцом? – недовольно спросил он.

– Мне кажется, – ответила я, тщательно подбирая слова, – что в отношении к нему ты неправ. И я думаю, твоей маме не понравилось бы, что вы в ссоре.

– Да, она говорила, чтобы я не винил отца, – согласился муж. – Но как я могу не винить? Что стоило устроить побег, а через сутки задержать опять?

– Ты сегодня убедился, что твою маму не спасло, даже если бы он принял требование шантажиста. Тот, кого хотели освободить, наверняка был виновен не в одной смерти, если сообщники так хотели его вытащить. И натворил бы еще дел, если бы им это удалось. Твой отец пожертвовал своим счастьем, лишь бы этого не допустить.

Рихард молчал. Я тоже больше ничего не сказала – в конце концов, он ведь только сам может решить, прощать инора Брайнера или нет. Я взяла томик, чтобы посмотреть симптомы отравления, унесшего жизнь матери мужа. «Воронкой» зелье называлось не зря – его действие похоже на жадную воронку смерча, вытягивающего жизненную суть. Но когда я прочитала список симптомов, внутри заледенело. Я перечитала еще раз и убедилась, что все поняла правильно, но, увы, стало еще хуже. Описание целиком и полностью укладывалось в картину заболевания, приведшего к смерти деда. Видимо, ни один из приглашенных целителей не сталкивался ранее с результатом воздействия орочьей магии, поэтому причину заболевания не нашли. Только вот, деду, в отличие от матери Рихарда, давали ту самую «Заплатку», что и позволило покойному инору Бринкерхофу протянуть почти семь лет с момента появления первых симптомов. Да, воля к жизни у деда оказалась такой, что и иной юноша позавидовал бы. Но никакая воля не смогла противостоять тому, кто плеснул отраву в чай. И сделал это наверняка живший в нашем доме. Более того, я почти уверена, что это дело рук отца, и шантаж касается именно этого преступления. Почти, потому что представить его, хладнокровно убивающим деда, не могла. Да, папа не совсем честен, но я до сих пор была уверена, что на его совести нет чужих смертей, и хотела бы быть уверенной в этом и дальше. Надо поговорить с отцом. Срочно поговорить! Как же не вовремя случилось это происшествие с Хайнрихами! Рихард не согласится поехать в Корнин, да и беседу с отцом я хотела бы провести без свидетелей. Вдруг я ошибаюсь, и отец непричастен?

– Что случилось, Иви? Ты вдруг так побледнела.

– Этот день выдался слишком тяжелым, – попыталась я улыбнуться.

Я смотрела на Рихарда и понимала, что не смогу поделиться своими подозрениями – слишком они ужасные, и пока ничем не доказывались. Но что мне делать, если все это окажется правдой? Если мой отец действительно убил моего деда?

 

Глава 25

После прочитанного в книге по орочьей магии я больше не могла спокойно сидеть дома. Требовалось срочно выяснить правду у отца и успокоиться или, напротив, начать волноваться еще сильнее. Я бросалась из крайности в крайность: то казалось, что я всегда замечала за отцом повышенную агрессивность и стремление утвердиться за чужой счет, то опять уверялась, что никто из моих родных на убийство не способен. И неопределенность тревожила намного больше, чем вынужденное заточение, и даже больше, чем все семейство Хайнрихов, вместе взятое. Да, неожиданного прихода Клауса можно не бояться, но ведь Хайнрих-старший не станет спокойно смотреть, как сына отправляют в длительное заключение, а значит, непременно что-нибудь попытается сделать. Но сейчас это стало неважно, меркло перед ужасом моего предположения. Из рук все падало, я ничем не могла долго заниматься и какое-то время просто бесцельно бродила по нашей квартире, не особо следя за тем, что находится на моем пути.

– Почему ты так волнуешься? – наконец спросил Рихард. – Боишься мести со стороны Хайнрихов?

Сам он валялся на кровати и изучал купленную вчера книгу, теперь уже с большим интересом, чем раньше. Богиня, почему она досталась мне, а не кому другому? Не пошла бы я вчера в лавку, скольких проблем избежала… Нет, Клаус бы меня все равно подкараулил, только в другом месте. И правду нужно знать, какой бы неприятной она ни была. Нет, все к лучшему.

– Нет, не боюсь, – немного помедлив, ответила я. – Просто не нравится сидеть взаперти.

– Когда еще нам удастся провести столько времени вместе, – усмехнулся он.

– Если бы это было по нашему выбору, – недовольно сказала я. – А так мы фактически узники, да и в любой момент может кто-нибудь прийти.

– А мы дверь не откроем, – хитро предложил муж. – Если уж сидеть в заточении, то со всем удовольствием.

Он потянул меня на кровать и начал целовать, пока нежно, но с явным желанием зайти дальше. Но тревога, грызущая меня изнутри, не позволяла отвлечься ни на что. Рихард поначалу просто удивился моей холодности, потом встревожился:

– Иви, с тобой все в порядке? Что ты к Клаусу чувствуешь?

– Ах, да при чем тут Клаус? – удивилась я. – Я о нем совсем не думаю.

– А о ком ты думаешь? – спросил он.

– Пока не хочу говорить, потому что не уверена.

– Не уверена в чем? – продолжал он допытываться.

Но я только жалобно посмотрела и вздохнула. Нет, не могу рассказать, никак не могу, вдруг я ошибаюсь, и все совсем не так, как кажется. Как же ужасно подозревать в таком преступлении собственного отца!

Рихард не стал расспрашивать, ненадолго задумался, после чего сказал:

– По всему выходит, что что-то тебя встревожило, когда мы прочитали про «Воронку жизни». Иви, от чего умер твой дед?

Он настолько точно попал по больному месту, что я аж обмерла от испуга, но нашла в себе силы ответить обтекаемо:

– Ни одному приглашенному целителю не удалось этого установить.

– И какие признаки заболевания?

– Зачем тебе? – неохотно спросила я.

– Затем, что я уверен, что именно их ты вчера и вычитала, не так ли?

Я отвечать не стала, да он ответа и не ждал:

– Почему ты считаешь, что кто-то из твоей семьи его отравил?

– Он прожил почти семь лет после первых приступов, – неохотно пояснила я. – А значит, ему давали противоядие и точно знали, что нужно давать.

– Иви, человек, решивший отравить, не стал бы давать противоядие, – заметил Рихард, – да еще так долго.

Действительно, об этом я вчера и не подумала, настолько меня поразил сам факт убийства дедушки. Возможно, все совсем не так, как я себе напридумывала. Но точно ответить мог только от один человек – мой отец, а вот у него-то сейчас спросить невозможно.

– Рик, давай съездим в Корнин и узнаем? – жалобно предложила я. – Эта неопределенность для меня хуже смерти. Я с ума схожу. А так спрошу и успокоюсь.

Я готова была подхватиться и бежать хоть сейчас, уже не обращая никакого внимания на опасность, грозящую от Хайнрихов.

– Нас просили никуда не ходить, тем более – не ездить, – ответил муж. – Не волнуйся, я уверен, что твой отец и так скоро появится. Инор Хайнрих постарается вытащить сына через инора Бринкерхофа.

– А вдруг нет? – обреченно спросила я. – Было бы куда верней, если бы мы съездили сами.

– Если даже не принимать во внимание просьбу моего отца, – возразил Рихард, – мы можем разминуться с твоим по дороге в Корнин. Давай подождем здесь. Книжку интересную почитаем.

Он успокаивающе меня обнял, но спокойнее не стало. Хорошо ему: ведь не инор Брайнер подозревается в таком неблаговидном поступке, и неизвестно, сколько времени придется мучиться неопределенностью. Но, к моему большому облегчению, Рихард оказался прав, и уже вечером того же дня папа, весьма встревоженный, вломился в нашу квартиру, даже не обратив внимания на преграду в лице моего мужа.

– Иви, что ты вытворяешь! – завопил он. – Почему ты не взяла у своего деда более подходящую фамильную черту, чем упрямство? Сейчас ты делаешь хуже только себе и никому более. Тебе просто надо смириться, что ничего не изменить. Смириться и принять.

– Нет, папа, это вам с Хайнрихами следует смириться и оставить нас в покое! – Возмущению моему не было предела. – Вы на меня уже весь государственный запас любовных зелий перевели!

– А что, и такой есть? – иронически спросил Рихард и попытался вклиниться между мной и папой.

– Есть, нет, какая разница! – раздраженно ответил папа. – Думать сейчас надо только о том, что Ивонна все-таки выпила это проклятое зелье! Лучше бы ты, дочка, мое выпила, чем эту орочью поделку!

– Хочешь сказать, твое вкуснее? – не удержалась я.

– Хочу сказать, что у моего срок действия короткий, и он не влияет на мозги, – разозлился папа. – Вон, ты всего ничего под действием находишься, а уже ничего не понимаешь. А что дальше будет? Совсем свихнешься. Так что собирайся, пойдем к Клаусу.

– Папа, на меня не подействовало зелье, – пояснила я. – Если Клаус тебе так дорог, можешь его навестить, но один.

– Ты уверена, что не подействовало? – подозрительно спросил папа. – Мне вот кажется, что с головой у тебя явный непорядок. Иви, нельзя терять времени, иначе это плохо закончится.

– У. Меня. С. Головой. Полный. Порядок, – четко выделяя каждое слово, сказала я. – Именно поэтому у меня вчера возник к тебе один очень серьезный вопрос.

Я взяла с кровати книжку по орочьим зельям, открыла на нужной странице и протянула папе. Он начал читать с некоторым недоумением, но чем дальше, тем лицо его все более вытягивалось и бледнело. В его причастности не осталось никаких сомнений. Папа молчал, кусал губы и не поднимал глаз, и я решила его поторопить с ответом:

– Так что ты можешь сказать?

– Иви, дочка, поверь, все не так, как кажется, – выдавил он из себя.

– А как? Объясни. Если ты, конечно, в состоянии это сделать, – холодно сказала я, так как теперь уже полностью уверилась в том, что дедова болезнь – результат отравления орочьим зельем.

– Он тоже знает? – папа мотнул головой в сторону Рихарда.

– Да, – подтвердила я.

– Эх, до чего же вы, женщины, болтать любите, – недовольно проворчал отец. – Разве можно такое вываливать посторонним?

– Я не посторонний, – резко сказал муж. – Догадался сам. По странному поведению жены.

– Еще бы оно не странное было, после орочьего-то зелья, – проворчал папа. – За такой срок без Клауса совсем свихнуться можно. Иви, может, пойдем к нему, а?

– Зелье на меня не подействовало. – Я дернулась, как от удара. – И со мной все хорошо. И будет еще лучше, если ты наконец объяснишь, что случилось с дедушкой.

Папа внимательно на нас посмотрел, понял, что отвертеться в этот раз не удастся, вздохнул и сказал:

– Хоть чаем напоите, что ли. Рассказ будет долгим.

– Видите ли, инор Бринкерхоф, с некоторых пор мне кажется весьма неразумным принимать пищу в вашем присутствии, – церемонно сказал Рихард. – Так и ждешь от вас какой-нибудь пакости.

– Я вам никогда ничего не подливал, – возмутился папа. – Я заботился только о счастье своей дочери!

– Странные у тебя представления о счастье, – заметила я.

Но папу смутить не так легко:

– Иви, Хайнрихи всегда, запомни, всегда добиваются своего. Если уж Клаусу пришло в голову, что ты станешь его женой, то оно так и будет. И дай Богиня, чтобы ему не захотелось потом отомстить за пренебрежение.

И в голосе его было столько убежденности, что я невольно испугалась, оглянулась на Рихарда и крепко ухватилась за его рукав.

– Будем надеяться, что ему дадут такой срок, что когда он наконец выйдет из тюрьмы, главной его проблемой будет не на ком жениться, а на каком кладбище заказывать место, – язвительно сказал муж. – Но вы, инор Бринкерхоф, собирались говорить совсем не о Хайнрихах.

– Да нельзя сказать, что совсем и не о них, – опять заюлил папа, но посмотрел на наши непреклонные лица и начал рассказ: – Это случилось, как вы уже поняли, семь лет тому назад. Я довольно успешно вел свои торговые дела…

– Ой ли, – не удержалась я. – Не припомню, чтобы они у тебя когда-нибудь шли успешно.

– Будешь перебивать, вообще до сути не доберемся, – разозлился отец. – И я говорю правду. После неудач на нашем производстве, все, за что я ни брался, приносило очень хороший доход.

– Неужели? – скептически сказала я. – И где все эти деньги?

– Инор Брайнер, уймите свою жену, – неожиданно обратился папа к Рихарду. – Она слова не дает сказать.

– Иви, – усмехнулся муж, – действительно будет лучше, если ты все вопросы задашь после рассказа инора Бринкерхофа. А то он утаит самое главное и будет уверять, что по твоей вине.

Я насупилась и замолчала, но про себя подумала, что доверять папиным словам – верх легкомыслия. Он – успешный делец? Кто, собственно, с этим согласится?

– Так вот, – показывая глубокую обиду, продолжил папа, – дела мои шли весьма успешно, и единственное, что огорчало – недоверие со стороны твоего деда, Иви. К этому времени я осознал свои ошибки, и хотел заниматься именно тем, что делали мои предки, но отец оказался так жесток.

«И у него были на это веские причины,» – так и вертелось на языке, но я промолчала. Пусть себе играет очередную роль: великомученика, проведшего всю жизнь в борьбе за семейные интересы.

– Так вот, – продолжил папа после паузы, когда убедился, что возражать никто не собирается, – это меня ужасно расстраивало. И я имел глупость высказать это при иноре Хайнрихе. Старшем, разумеется. Мы как раз сидели в его кабинете, обговаривали условия следующей сделки. Он мне посочувствовал и сказал, что есть разные методы убеждения, пусть и не всегда законные. Вытащил из стола маленькую скляночку и сказал, что содержимого достаточно, чтобы убедить кого угодно в чем угодно. Я пришел в ужас. Подливать что-то родному человеку для меня было немыслимым.

– Но подлил же, – не сдержалась я.

– Было немыслимым, – отец поморщился, но сделал вид, что не обратил внимания на мои слова. – Я так и сообщил Хайнриху. Тот деланно удивился и сказал, что ничего такого не предлагал, а просто хвастался недавним приобретением – зельем весьма редким и дорогим. И предложил выпить по бокалу вина за то, чтобы между нами не возникало больше никаких непониманий. Я с удовольствием согласился – коллекция вин у Хайнрихов и тогда была лучшей в стране, так что отказываться от угощения было глупо. Мы поговорили на совершенно посторонние темы, а потом я неожиданно для себя взял это зелье и тем же вечером подлил отцу.

– Хочешь сказать, что они воздействовали на тебя ментально? – скептически спросила я. – Полноте, папа, Хайнрихи не маги. У них в семье никогда никого с Даром не было.

– Можешь не верить! – оскорбился отец. – Но я никогда ничего подобного не хотел.

– Иви, орочьи техники позволяют работать с менталом и немагам, – задумчиво сказал Рихард. – Причем через несколько часов вмешательства не заметит и самый опытный маг. Я бы не стал сразу отбрасывать такую версию. Давай послушаем, что расскажет дальше твой отец.

Папа посмотрел с благодарностью на неожиданного союзника и продолжил:

– Если бы вы только знали, как тяжело было это носить в себе все эти годы, – вздохнул он. – А поутру, когда отца скрутил первый приступ, я сразу понял, в чем причина, и побежал к Хайнриху. А он ответил угрозами – мол, я пытаюсь повесить на него преступление, а сам украл дорогущее зелье, добытое с таким трудом для изучения, и он немедленно пишет на меня заявление дознавателям. Я растерялся и ответил, что ничего такого не хотел, и мне теперь срочно нужно противоядие, чтобы спасти отца. Он сделал вид, что смягчился, и сказал, что даст противоядие, но при условии, что я напишу признание в убийстве, чтобы никто потом не обвинил семейство Хайнрихов в отравлении. Наверное, надо было идти тогда к дознавателям, наверняка удалось бы найти признаки ментального воздействия, но я очень испугался за отца, поэтому согласился.

– Вы сделали глупость, – заметил Рихард.

– Я это понял, когда оказалось, что противоядия нет, а то зелье, что мне продавал Хайнрих, только отсрочивает ненадолго смерть, но излечить не может. Суммы, которые он запрашивал, все увеличивались, и на них уходило все заработанное. Вот поэтому и возникло мнение о моей неудачливости, – грустно завершил отец. – Я пытался самостоятельно выйти на производителей. Но у орков такая торговля тоже запрещена, поэтому так никого и не нашел. А у Хайнрихов там связи.

– Зачем Хайнрихам понадобилось убивать вашего отца? – недоуменно спросил Рихард.

– Так они столько денег вытянули на лечение, – вздохнул папа.

– Они на вас потратили, по крайней мере, два дорогих зелья – одно, убившего вашего отца, второе – заставившее вас это зелье применить. А вы могли поутру не к Хайнриху побежать, а в Стражу. Пусть доказать его участие практически невозможно, но вы-то этого не знали. Да и лечить отца могли отказаться. Нет, инор Бринкерхоф, было задумано именно убийство вашими руками.

– Но ведь Хайнрихи ничего не выиграли от смерти деда, – недоуменно сказала я.

– Значит, все же что-то получили, – задумался Рихард. – Покойный инор от дел отошел сразу?

– Да, – ответила я, – он был не в том состоянии, чтобы постоянно все контролировать. Хорошо, что управляющего нашли быстро. Дед папе не доверял и не хотел его видеть на своем производстве.

– А управляющего не Хайнрих помог найти? – предположил муж.

Я вопросительно посмотрела на папу – я не помнила таких подробностей, да и, скорее всего, при мне об этом не говорили.

– Нет, – твердо ответил папа, – инора Тидемана отец знал и раньше, и на его решение ничего не влияло.

– А не хотел ли Хайнрих купить что-то у вас? – продолжал допытываться Рихард.

– Об этом разговора не было, – сказал папа. – Впрочем, им теперь фактически принадлежит треть нашего предприятия – ведь под конец зелья требовалось так много, что я подписал кучу долговых обязательств.

– А теперь Клаус хочет жениться на Иви, и тем самым они получают контроль, – задумчиво протянул Рихард.

– Знаете, у меня создалось впечатление, что Хайнрих иной раз специально задерживал очередную порцию, да и цену задирал все выше, чтобы я отказался и все поскорее закончилось, – виновато сказал отец. – А вот планов на Иви не припомню. Мне даже кажется, что влюбленность Клауса чем-то мешала его отцу. Тот был не очень доволен и надеялся, что это вскоре пройдет.

– И когда появился, по-вашему, у Клауса интерес к моей жене?

– Это я точно могу сказать. На помолвке с Гюнтером, – бодро ответил папа. – Клаус-то тогда совсем молодой еще был, чувства скрывать не научился. На жениха, который и сейчас его другом считается, прямо волком смотрел. А вскоре случилась эта история с поспешной женитьбой Гюнтера на Эвамарии. И сдается мне, Клаус там поспособствовал – все же через Хайнрихов наверняка идет много запретных зелий.

– Что-то он не торопился стать женихом Ивонны, – скептически заметил Рихард.

– Они посватались почти сразу, – возразил папа. – Но отец сказал, что Иви сама выберет мужа, заставлять не будут, но она ни на кого и не смотрела все эти годы. А Клаус пытался, да, и цветы присылал, и подарки.

– Ничего такого не помню, – запротестовала я.

– Да где тебе помнить, – отмахнулся папа. – Ты у нас была вся в страданиях по утраченному жениху. По мне, так совершенно пустой инор, не то что его отец. И женитьба не исправила.

– А не наследует ли Ивонна что-то особенное? – выдвинул Рихард новое предположение. – Что-то, о чем узнал Клаус на помолвке.

– На тот момент в приданое входили только деньги, – ответил папа. – Никаких семейных реликвий, если вы об этом. Я не думаю, что Иви как-то связана со смертью моего отца.

Рихард предложил еще несколько вероятных причин убийства деда, но все они оказались несостоятельными: папа уже сам столько лет ломал над этим голову, что у него и причин было больше и объяснений, почему пришлось их отвергнуть.

– Да, самим не разобраться, – подытожил муж. – Надо обратиться к моему отцу.

– Рик, но тогда папу арестуют за убийство, – испуганно сказала я. – Просто обязаны это сделать. Нет никаких доказательств участия Хайнриха. Более того, этот инор может заявить, что и зелье взято не у него, а он только помогал покупать противоядие.

– Но ведь Хайнрих может шантажировать уже нас распиской твоего отца, – заметил Рихард.

– Я думаю, нужно обменять эту расписку на свободу Клауса. Уверена, инор Хайнрих согласится.

– Только с него нужно будет еще и взять обещание никогда больше не вмешиваться в вашу жизнь, – заметно повеселел папа.

– Мне это не нравится, – недовольно сказал Рихард. – Преступник должен быть наказан. А так мы освобождаем от ответственности обоих Хайнрихов.

Да что мне за дело до этих Хайнрихов, если я поняла, что мой отец не столь уж и виновен, как я боялась, да и вину свою сполна искупил за семь лет, прошедшие с того рокового дня?

 

Глава 26

Рихард пытался меня переубедить, но так как дело касалось моих родственников, я не уступила, хотя и чувствовала себя виноватой. Счастливый папа уехал договариваться с Хайнрихом-старшим, и уже следующим утром они вдвоем появились у нас. Отец Клауса окинул меня тяжелым неприязненным взглядом и сразу после приветствия довольно грубо сказал:

– А вы та еще штучка, инорита. Не постеснялись возвести гнусный поклеп на Клауса, чтобы обелить своего отца.

– Что вы говорите? Его поступку есть свидетели, – возмутилась я.

– Полноте врать, – презрительно бросил он. – Вот уж точно в папеньку пошли. Если бы вы действительно выпили зелье, то в моем приезде и нужды не было.

– Да я даже не выпила, ваш сын силой влил.

От несправедливых обвинений я задыхалась, но инор Хайнрих и не подумал устыдиться и извиниться.

– Ну да, ну да, – закивал он с мерзкой усмешкой, – силой влил орочье зелье. Кому вы врете, дорогуша? Повторюсь, если бы там было именно орочье зелье, то сейчас вы думали только о том, как попасть к Клаусу, а не как избавить своего отца от справедливого наказания.

Рихард успокаивающе взял меня за руку и возразил этому мерзкому типу:

– Жидкость исследовали в Сыске и в Центральной Гаэррской лечебнице. В обеих пробах подтвердили наличие орочьего любовного зелья.

– И где брали эти пробы? – скептически сказал так неприятный мне инор.

– Остатки на дне склянки и пятна на моем платье, – пояснила я.

– И что? Кто-то видел, что Клаус держал эту склянку в руках или проливал что-то вам на платье? – недовольно засопел отец Клауса. – Кто докажет, что внутрь вас попала хоть капля?

Я вспомнила, что инор Герхардт говорил про анализ крови, как один из вариантов определения, что же мне влили, и пожалела, что не сделали еще его: было бы что сейчас ответить.

– Я так понимаю, вы отказываетесь от предложения моей жены и озвучиваете аргументы, которые будут использоваться защитой? – холодно спросил Рихард.

– Если бы не скандал, который пагубно отразится на репутации семьи, я бы предпочел судебное разбирательство, – желчно ответил инор Хайнрих и смерил меня неприязненным взглядом. – Только вот, в связи с выяснившимися обстоятельствами о ваших новых родственниках, я сильно сомневаюсь, что решение будет честным. Поэтому вынужден уступить вашему гнусному шантажу.

– Не стройте из себя жертву, – не выдержала я. – Кто, как не вы, подсунул папе отраву?

– Я подсунул? – Он аж побагровел от злости. – Ваш отец, инорита, ее попросту украл.

– Зачем вы держали дома столь опасное зелье? – скептически спросил Рихард.

– Рассчитывал сделать противоядие. У меня обширная торговля с орками, а от них можно ожидать любой пакости. Надеялся обезопаситься. За огромные деньги достал по случаю, но стоило показать приобретение этому проходимцу, инору Бринкерхофу, как флакон тут же поменял хозяина.

Папа смущенно потупился, но промолчал.

– Противоядие? – недоуменно переспросила я.

– А что? – возмутился инор Хайнрих. – Вашему деду можно было этим заниматься, а мне нет? Думаете, у меня мастерства меньше?

– Дед ничем таким не занимался, – запротестовала я.

– Да неужели? Вы меня совсем дураком считаете? Я знаю, что он об этом особо никому не рассказывал, но со мной делился планами.

– Хорошо, предположим, что вы действительно не подсовывали отцу зелье, – пошла я на компромисс, – но вы же взяли с него письменное признание.

– А что оставалось делать? О том, что я владел таким опасным образцом, к тому времени знало уже несколько человек, а я не желал, чтобы меня еще и в убийстве обвинили!

– А деньги, которые вы брали за противоядие? – не сдавалась я.

Вот ведь гад, всему найдет объяснение. И я уже не знала, кому верить, тем более что отец стоял с совершенно потерянным видом и в разговор не вмешивался.

– Вы думаете, его бесплатно выдают? – возмутился инор Хайнрих. – Да эти орки, когда поняли, что деваться мне некуда, совершенно обнаглели. Иной раз и денег при себе столько не было, сколько они запрашивали. Скалят свои зеленые рожи в ухмылке и говорят, что все дорожает, составляющие редкие, а в долг они не торгуют.

На его лице было столь явное выражение оскорбленной честности, что я засомневалась, действительно ли он так виноват, как утверждает папа. Но тут вспомнила, что говорил инор Брайнер про этого типа, и все стало на свои места. Да, не имей инор Хайнрих такого дара убеждения, возможно, за решетку попал бы еще раньше сына. Его доводы казались столь неоспоримыми, что я почти уверилась, что оговорила бедного невиновного Клауса, хотя ужасы того дня еще живо стояли перед глазами. Но все же, кто знает, сколько доли правды в словах предполагаемого шантажиста, а сколько в папиных? Папина склонность недоговаривать или показывать ситуацию исключительно в выгодном для себя свете никогда не расцветала еще так ярко, как в последние годы. Единственное, в чем я твердо уверена: он не хотел смерти деда и пытался до последнего достать лекарство.

– Расписка при вас? – спросила я, желая как можно скорее покончить с этим делом.

– Да, – немного помедлив, ответил мой несостоявшийся тесть.

– Вы ее отдаете, после чего я иду и забираю заявление на вашего сына.

– А как я могу быть уверен, что вы не обманете? – подозрительно прищурился инор Хайнрих. – Я, видите ли, слишком хорошо знаю вашего отца, Ивонна. И вам не доверяю. Вы уже обманули нас, пообещав выйти за Клауса.

– Я вовсе не обещала выйти именно за вашего сына, – запротестовала я. – Я дала слово родным выйти замуж за определенный срок, при этом имени будущего мужа не прозвучало.

Я растерялась и посмотрела на Рихарда. Ужасно неприятно, что инор Хайнрих, давно вхожий в наш дом, может так говорить. Я ни разу не нарушила данное слово, и он не может этого не знать.

– Что вы предлагаете? – пришел на помощь муж.

– Пусть она напишет, что в поданном ею заявлении ложные сведения, – высокомерно заявил инор Хайнрих. – И я обменяю ее признание на признание ее отца. Это позволит мне быть уверенным в том, что мой сын не задержится под стражей.

– Ну знаете ли, этого не будет! – возмутился Рихард, в то время как я уже склонялась согласиться на предложение отца Клауса. – Чтобы у вас появилась возможность шантажировать уже мою жену?

– Пока что именно она меня шантажирует, – едко ответил этот негодяй. – И получается, что если я не отдам бумагу, доказывающую причастность инора Бринкерхофа к убийству его отца, так мой собственный сын, арестованный по навету этой неблагодарной особы, окажется за решеткой.

– И вовсе не по навету! – Возмущению моему не было предела. – Вы можете говорить что угодно про зелье, но то, что он меня против воли в экипаж забросил, видели многие.

– Он такой романтичный мальчик, – небрежно бросил инор Хайнрих. – Сказали ему поди, что мужа боитесь, вот он и устроил представление…

– Инор Хайнрих, либо вы отдаете нам записку, гм… компрометирующую моего тестя, и Ивонна отзывает жалобу на вашего сына, – решил пресечь это безобразие Рихард, – либо мы с женой идем к моему отцу и рассказываем эту увлекательную историю. Выбирайте.

Инор Хайних недовольно посмотрел на моего отца, тот пожал плечами, выражая свою полную непричастность к сложившейся ситуации. Хотелось бы знать, о чем они вообще договорились. Ведь молчаливый папа – это такая непривычная картина. Обычно он не дает никому рта открыть.

– Что решаете? – нетерпеливо спросилл муж. – Мне ужасно надоели представления, что ваши, что инора Бринкерхофа. Пора закрыть эту историю раз и навсегда.

– То есть расписку я с вас не получу? – обратился ко мне Хайнрих, игнорируя Рихарда.

– Нет, – ответила я. Если уж Рик считает, что так делать нельзя, стоит прислушаться к его мнению. – Вам придется поверить мне на слово.

– Тогда хоть расписку дайте, что заберете заявление, – недовольно пожевав губами, сказал отец Клауса. – Хотелось бы хоть каких-то гарантий.

Я вопросительно посмотрела на мужа, тот, немного помедлив, кивнул. Я написала бумагу под его диктовку, в которой указала, что обещаю забрать заявление у дознавателя. Инор Хайнрих обменял ее на признание моего отца. Папа подтвердил, что это именно то, что он писал. Я облегченно выдохнула, и мы отправились вызволять Хайнриха-младшего. К дознавателю пустили только меня, несмотря на возмущение Рихарда и инора Хайнриха. Папа умудрился отстать где-то по дороге.

– Как я могу быть уверенным, что она сделает все как надо? – вопрошал отец Клауса, насквозь прожигая меня неприязненным взглядом. – Уж отца-то потерпевшего можно пропустить.

– Преступника, – зло поправил его Рихард. – И у вас есть расписка моей жены.

Я не стала слушать их препирательства и отправилась в кабинет, где уже была в тот роковой день, когда Клаус столь опрометчиво попробовал привязать меня магией. Хотелось покончить с этим делом как можно быстрее и вернуться домой. Дознаватель не стал скрывать своего недовольства.

– Мы же предупреждали, не стоит писать заявление, инора Брайнер, – укорил он. – Я распоряжусь, чтобы инора Хайнриха немедленно привели.

– Видите ли, – смущенно сказала я, – выяснились некоторые обстоятельства, позволяющие более снисходительно отнестись к проступку инора Хайнриха. Но отношения к нему я не изменила и видеть его не желаю.

Дознаватель не поверил и отправил за Клаусом. Разговаривать с бывшим женихом я не планировала, поэтому подписала все нужные бумаги как можно быстрее и покинула кабинет, что не избавило от встречи в коридоре с этим рыжим наглецом. При виде меня он просиял от счастья и обрадованно сказал:

– Ивонна, долго же ты продержалась, я уже волноваться за тебя начал. А все ваше семейное упрямство. Но теперь все будет хорошо, и мы будем вместе.

Он даже попытался меня обнять. Я отшатнулась и процедила:

– Инор Хайнрих, все будет хорошо, если вы ко мне больше никогда и ни под каким видом не подойдете. Это входит в условия договора с вашим отцом.

Сказала и тут же с ужасом поняла, что это с отцом Клауса не обговорили. Он настолько заболтал нас, умудрившись поставить все с ног на голову, что я попросту забыла про условие невмешательства в нашу жизнь. Впрочем, теперь инор Хайнрих знает, кем является мой свекор, и, возможно, это немного отрезвит данное семейство.

– Но, Иви, этого не может быть, – неуверенно сказал Клаус, ища и не находя признаки интереса к себе на моем лице. – Ты должна была влюбиться.

– Видно, зелье тухлое досталось, – едко сказала я. – Не зря же вокруг вашего дома столько мух собралось – явно что-то испорченное учуяли.

По его лицу прошла судорога, рот искривился в злобной гримасе:

– Ты не можешь так поступить!

– Инор Хайнрих, образумьтесь, наконец. Я замужем. Я вам ничего не обещала. И для вас будет лучше навсегда обо мне забыть.

С этими словами я обогнула его и устремилась на выход, но всем телом чувствовала горячий, алчный взгляд Клауса. Похоже, то, что я постоянно ускользаю из его рыжих лап в самый последний момент, его только раззадоривало. Неосторожное поведение на свадьбе сестры позволило ему надеяться на мою благосклонность, и эта надежда подпитывалась желанием столь сильным, что поколебать ее было сложно. Я сухо сообщила инору Хайнриху, что сына его сейчас отпустят, и мы с Рихардом ушли. Молчал он недолго.

– Иви, а не может быть так, что история, рассказанная инором Бринкерхофом, все же не соответствует действительности?

– Рик, давай не будем об этом? – жалобно попросила я. – Я совсем запуталась, кто из них двоих врет. Но все же кажется, что это инор Хайнрих.

– А твой дед действительно искал противоядие к орочьим зельям? – спросил муж внезапно.

– Я такого не помню, – покачала я головой. – Дед не был склонен к дорогостоящим авантюрам. Я бы скорее поверила, что этим занималась бабушка. Вот она любила всяческие рискованные опыты.

– И умерла в результате одного из них?

– Да, за два года до болезни деда, – недовольно ответила я, но все же продолжила рассказ, – она перепутала флаконы, и как результат – отравилась полученным газом. Для алхимика главное – аккуратность, наша работа не прощает малейшей небрежности.

– А не могла она не сама перепутать? – небрежно спросил Рихард.

– Шутишь? В лабораторию никто посторонний не допускался.

– А лаборатория была при доме?

– Нет, конечно, – удивилась я. – На фабрике за городом. Кто устраивает такое в жилом доме? Это опасно.

– И что стало с лабораторией после смерти твоей бабушке? – продолжал допытываться муж.

– Дед ее запер и никого туда не пускал, – ответила я. – Ты думаешь, его смерть связана с исследованиями бабушки? Но он даже ее записями не интересовался, сжег пару тетрадок с запрещенными заклинаниями, и все на этом закончилось.

– Нужно выяснить, чем она занималась перед смертью, – задумчиво сказал Рихард. – Вдруг сохранились записи или рабочие дневники.

– Мы можем съездить в Корнин, – неуверенно предложила я. – Ключ от лаборатории у деда в кабинете. Только вот… Хайнрихи так и остаются проблемой.

– Их можно не извещать. Да и не думаю, что они что-то устроят в ближайшие несколько дней, – оптимистично сказал муж. – А посмотреть надо. Если инор Хайнрих уверен, что твой дед занимался противоядием к орочьим зельям, на чем-то ведь его уверенность основывалась?

 

Глава 27

Наша поездка в Корнин вызвала бурное негодование охранников, но запретить они не могли, да и уверена я: если Хайнрихи и строят планы мести, то приступать к ним не начнут прямо сейчас. Поэтому мы сели на ближайший дилижанс, в котором, к огромному удивлению, обнаружили папу.

– Иви? Куда это вы собрались? – подозрительно прищурился он. – Ехать сейчас куда-либо – форменный идиотизм.

Один из охранников выразительно хмыкнул, радуясь поддержке моего родителя. Но мы с Рихардом отступать от задуманного не собирались.

– Смотреть бабушкину лабораторию, – пояснила я.

– Зачем это?

Папа заволновался. Но почему? Если там и было что опасное, то за эти года благополучно развеялось.

– Иви такую же хочет, – любезно ответил муж. – Вот мне и интересно, чем она так запомнилась.

– Ой, да что там смотреть? – махнул рукой папа. – Туда уже почти десять лет никто не заглядывал. Как мой покойный батюшка закрыл, так и стоит. Разве что все в пыли: никто ж там не убирает. Нечего вам делать, только измажетесь, и все.

– Ничего, мы не убирать едем, только посмотреть, – успокоила я его.

– Смотрите, – равнодушно сказал папа, – все равно ничего не высмотрите. Нет там ничего.

В самом деле, что Рихард рассчитывает найти? Даже если смерть бабушки не несчастный случай, прошло столько времени, что не осталось никаких улик. Рабочие дневники, скорее всего, сожгли, как и тетрадки с запрещенными заклинаниями. Желание ехать в Корнин и так пропало, а если учесть, что придется это делать рядом с папой, которой только и ждет удобного случая, чтобы устроить пакость… Я взглянула на мужа, но он невозмутимо повел меня к свободным местам подальше от моего родителя, на которых мы с удобством устроились. Папа недовольно посмотрел, подвигал на голове шляпу взад-вперед и решил дать нам еще один шанс.

– Оставьте вы эту глупую затею, – увещевающе сказал он. – Лишние знания иногда очень вредны для здоровья.

– Это вы сейчас о чем, инор Бринкерхоф? – холодно спросил муж.

– Да так, рассуждения вслух.

– Может, вы вслух порассуждаете на другую тему? – предложил Рихард. – К примеру, о чем с инором Хайнрихом договорились?

Тут папа окончательно решил, что делать со шляпой: сдвинул на лицо и притворился, что собирается спать. Правда, не преминул заметить:

– Я без сна и отдыха бегаю по вашим делам, а с вашей стороны не то чтобы спасибо, даже элементарного уважения не дождешься. Вам, дети, должно быть стыдно.

Но нам стыдно почему-то не стало. Возможно, потому, что не мы его гоняли по своим делам, а он сам бегал из-за своей неосмотрительности. Если бы не расписка, выданная инору Хайнриху, не пришлось бы отзывать заявление, и Хайнрих-младший получил бы заслуженный срок. По освобождении пристыженным Клаус не выглядел, ни он, ни его отец так и не попросили прощения. Напротив, инор Хайнрих пытался обвинить в случившемся меня. Уверена, и на суде он говорил бы с таким же пылом, так что неизвестно, как бы этот самый суд закончился. Умеет инор повернуть все в свою пользу. Я вздохнула.

– Жалеешь о том, что поехали? – спросил Рихард.

– Да, думаю, зря мы это сделали.

– Возможно, – согласился он. – Но пока не проверим, не узнаем. И потом, там могут быть книги по орочьим зельям.

– А это-то вам зачем? – встрепенулся папа, притворившись, что проснулся. – Попытки влезть в орочьи дела не заканчиваются ничем хорошим.

– В орочьи дела мы не полезем, – ответила я. – Мне предложили тему орочьих зелий для практики.

– Иви, ты с ума сошла, откажись, – папа дернул головой так, что шляпа слетела и покатилась по проходу, но он даже не попытался ее поймать. – Дело это безнадежное, у тебя ничего не выйдет, завалишь практику. Что ты рассчитываешь найти такого, чего мэтры от магии не обнаружили раньше?

Папин пыл удивил. Раньше он не слишком интересовался моими успехами в учебе, да и темы практики его никогда не занимали.

– Вряд ли все так безнадежно. От меня не ожидают чего-то неожиданного, достаточно будет обычного исследования. Да и дали ее лишь потому, что Клаус напоил меня орочьей дрянью.

Но папа не согласился, всю дорогу пытался убедить принять правильное, по его мнению, решение. Мы переводили разговор на другое, но это было бесполезно: если уж родитель вбил себе что-то в голову, то это надолго, если не навсегда. Не прекратил он свои увещевания и тогда, когда мы перестали отвечать. Казалось, что он настолько увлекся, приводя все новые разнообразные доводы в пользу своей точки зрения, что продолжил бы этим заниматься и в полном одиночестве. Но чего-то ему не хватало, инор Хайнрих, надо признать, выглядел намного более убедительным.

Когда мы наконец добрались до Корнина и вышли из дилижанса, папа сразу же безапелляционно заявил:

– На фабрику я поеду с вами.

– Инор Бринкерхоф, мне кажется, нашего общения на сегодня достаточно, – сухо заметил Рихард.

– Не нравится мое присутствие? – возмущенно сказал папа. – Что ж, у вас есть способ его избежать: развестись с моей дочерью. Это, кстати, наилучшее решение всех нынешних проблем.

– К сожалению, гарантию того, что я вас больше никогда не увижу, может дать только ваша смерть, а вовсе не наш развод, – едко заметил муж.

– Умирать не собираюсь.

– Еще полчаса подобной беседы, и вас об этом никто не спросит. Более того, присутствие свидетелей, наблюдавших, как вы всю дорогу над нами издевались, еще и гарантирует оправдательный приговор.

И сказано это было таким тоном, что отец, надувавшийся для ответной речи, как-то сник и намного менее уверенно промямлил:

– Хорошо, помолчу, если уж вас так нервируют мои слова. Но на фабрику поеду.

Ключ был в родительском доме. Вынес его папа, который даже не позволил нам подняться в кабинет деда, сказал дожидаться внизу. Я заподозрила, что ключ он принесет не тот или вообще не принесет. И не только я. Когда папа спустился с ключом, первое, что сказал Рихард:

– Иви, это точно тот ключ? Не хотелось бы ездить туда-обратно из-за невнимательности твоего отца.

– Кажется, да.

Отвечала я не слишком уверенно: ключ я давно не видела, опознала лишь по довольно запоминающемуся брелоку.

– Думаете, у меня дел больше нет, как кататься туда-обратно по вашей прихоти, – проворчал отец, но совсем не так экспрессивно, как обычно.

– Мы вас кататься не заставляем, – заметил Рихард и удостоился крайне неприязненного взгляда от тестя.

Мы остановили проезжавшую мимо карету, куда с трудом поместились вместе с охраной. Папа усиленно делал вид, что лишний не он, а мой муж.

– Ивонна, что ты в нем нашла? – шепотом спросил родитель. – Такого, чего нет бы у Клауса?

– Папа, не начинай опять, – поморщилась я только при одном воспоминании о Хайнрихе-младшем. – А то дальше пойдешь пешком.

– В самом деле, инор Бринкерхоф, если хотите прогуляться, только скажите, мы сразу остановим карету, – заметил Рихард. – Совершенно не обязательно задавать моей жене провокационные вопросы.

– Да, нет нынче в детях почтительного отношения к родителям, – с тяжелым вздохом сказал папа. – Разве бы я мог подумать, что моя родная дочь предложит такое? А зять ее поддержит?

Возможно, он собирался и дальше разливаться в надежде найти понимание у нашей охраны, но встретился с тяжелым взглядом Рихарда и умолк. А я подумала, насколько легче проходит общение с отцом при муже. Правда, получается, что все время нашего брака Рик только то и делает, что решает мои проблемы. Я виновато на него посмотрела, он ободряюще мне подмигнул и улыбнулся. Да уж, моему папе не удастся нас рассорить!

Богиня, как я давно не была на нашем предприятии! Я только сейчас поняла, сколько времени там провела. При жизни бабушки я часто сидела в лаборатории и с замиранием сердца наблюдала за тем, что казалось настоящим волшебством. А когда она разрешала сделать что-нибудь самой, я так радовалась! Бабушка всегда была очень точна и аккуратна и требовала того же от меня. Даже странно, что погибла из-за своей ошибки.

Замок давно никто не открывал, и ключ ни в какую не хотел проворачиваться. Подошедший инор Тидеман предложил не ломать и отправил служащего за смазкой. Пока мы ждали, я расспрашивала про успехи Юргена, которые, по словам нашего управляющего, были весьма значительными. Это не помешало ему опять сказать, что предпочел бы видеть во главе производства меня. Но, хотя посещение этого места оказалось столь волнительным, становиться здесь полноправной хозяйкой не хотелось.

Наконец, после долгих плясок вокруг замка и ключа, дверь открылась, и мы зашли в бабушкину лабораторию. Как и говорил папа ранее, внутри все оказалось присыпано толстым слоем пыли, но не это поразило меня. На полках шкафов не стояло ни единого томика. Но ни в кабинете дедушки, ни в нашей библиотеке бабушкиных книг не было. Я вообще не помню, чтобы дедушка их отсюда забирал. Конечно, он мог все сжечь с теми тетрадками, но зачем? Запрещенной литературы там не было. Я подошла к бабушкиному письменному столу, стараясь ничего не задеть, и выдвинула верхний ящик. Пуст, как и все остальные.

– Убедились, что ничего нет? – раздался бодрый голос отца. Как мне показалось, говорил он с заметным облегчением в голосе. – Только пыль да оборудование. Вот с ним ничего не случилось. Иви, если хочешь, забирай.

Но меня не так-то просто отвлечь столь щедрым предложением.

– Где бабушкины книги?

– Мне-то откуда знать? – удивился папа. – Здесь распоряжался твой дед. Может, отдал кому, может, продал.

– Инор Тидеман, вы не знаете, что с ними сталось?

– К сожалению, нет, – покачал головой управляющий. – При мне лаборатория покойной иноры ни разу не открывалась.

Папа брезгливо прошелся и сожалеюще поцокал языком:

– Инор Тидеман, зря это помещение простаивает. Даже если Ивонна заберет отсюда эти стекляшки и железки, его же можно использовать. Иви, ты посмотрела, что хотела? Пойдем, а то пыль вон столбом стоит.

И тут показалось, что на границе слышимости женский голос прошептал: «Забери». Я отшатнулась от стола и взвизгнула.

– Иви, что случилось? – наперебой заговорили мужчины.

«Зря», – сказал тот же голос, и были в нем печаль и сожаление.

– Ничего страшного, – ответила я немного подрагивающим голосом, – там паук пробежался, огромный такой.

– Вот ведь пакость, – участливо сказал папа и начал усиленно вглядываться в стену передо мной. – Не вижу. Но оно и не удивительно – здесь чистить и чистить надо. Пойдем, Иви, отсюда, а то скоро и мыши бегать начнут. Прямо по нам.

– Я еще немного здесь побуду, – упрямо ответила я и вцепилась в край стола, как будто отец собирался меня силком оттуда вытаскивать. Стол с радостью поделился значительной частью пыли, она щедро осыпала подол платья и испачкала ладони.

– Ну и стой, – раздраженно буркнул отец, который тоже пострадал и сейчас безуспешно пытался отчистить резко посеревшие брюки. Но только сбил пышное грязевое покрывало с соседнего стола, расчихался и скоренько побежал на выход, приговаривая: – И зачем… а-апчхи… мы вообще…а-апчхи… сюда тащились.

Инор Тидеман составил ему компанию, хотя на одежде его и не появилось ни одного грязного пятнышка, но рисковать он не собирался. А я закрыла глаза и прислушалась. «Вспоминай,» – в голосе мне показалась явная насмешка. А дальше – тишина. Я почувствовала, как подошел Рихард, но ничего ему не сказала, закрыла глаза и стала думать, что же такого в этом месте. И почти сразу память услужливо показала сцену.

– Это будет нашей тайной, – говорила бабушка.

– А Барбе, ей я могу рассказать?

– Нет, Иви, она не такая, как мы. В ней нет зова крови. Она не слышит.

– А папа? Папа слышит?

– Он не хочет, – грустно сказала бабушка. – Он пьет эту дрянь, чтобы не слышать. Он не понимает, что убивает часть себя. И хочет сделать это с тобой.

Но о чем говорилось до этого и после, я вспомнить не могла, как ни пыталась. А ведь была я не такой уж и маленькой, когда состоялся этот разговор с бабушкой. Но странное дело – почти все, что ее касалось, совершенно изгладилось из памяти. Я и внешность ее воссоздавала с трудом, хотя говорили, что я на нее очень похожа и отличалась только цветом волос. А теперь, оказывается, у нас общая тайна. Какая? Почему-то это казалось очень важным.

– Я не могу вспомнить, – прошептала я, чуть не плача.

– Вспомнить что, Иви? – спросил Рихард.

И звук его голоса словно поставил на место недостающую деталь в головоломке. Как в трансе я протянула руку к ручке верхнего ящика и несколько раз повернула ее в определенной последовательности, и когда я опять выдвинула ящичек, там лежала небольшая тонкая книжечка. Я ее взяла и осторожно раскрыла.

– Что вы там застыли? – раздался от двери недовольный голос папы.

– Мы уже идем.

Я торопливо засунула находку в карман. Что-то подсказывало: нельзя сообщать о ней никому, кроме мужа. Чего не слышит папа? Что он пьет? И какую часть себя убивает? У меня не было ответов на эти вопросы. Я не вспомнила больше ничего. Но одно чувствовала точно – знать отцу не надо.

«Правильно», – опять послышалось. Я не сознавала, слышу ли голос, или это – плод разгулявшегося воображения. Страница из бабушкиной книжки стояла перед глазами, только понять, что в ней написано, боюсь, удастся нескоро: орочий язык не входит в курс обязательных дисциплин.

 

Глава 28

Странно, что бабушка вела записи на орочьем. Этот язык мало кто знал, не слишком он востребован. Орки неохотно поддерживали любые отношения с Гармом, к себе пропускали немногих, и то для торговли, а уж постоянные приграничные стычки стали обыденностью. Да что там стычки, наши маги неоднократно пытались пройти в Лантен, город, утерянный людьми в результате магической войны и находящийся теперь в самой сердцевине Степи, но все эти попытки провалились – экспедиции погибали полностью, орки здесь не считались с возможными жертвами со своей стороны. Даже умение телепортироваться никому не помогло – на территории, контролируемой орками, порталы работали странно, с совершенно непредсказуемыми отклонениями, и обычно отбрасывали на расстояние вытянутой руки, не дальше. А орки магов не любили, говорили, что человеческая магия, в отличие от шаманства, противна самой сути природы, а значит тех, кто покушается на основы нашего мира, следует уничтожать безо всякого сожаления.

В академии факультативный курс орочьего популярностью не пользовался. К чему учить то, что никогда не понадобится? Но если бы я знала, какой неожиданный подарок получу от бабушки, учила бы с первого курса и сейчас не мучилась неизвестностью. Возможно ли, что этим увлекался Рихард? Раньше разговор про орков и их язык не заходил, а спрашивать сейчас, при иноре Тидемане и моем отце, нельзя. Ничего, поговорим потом, когда окажемся вдвоем.

Еще очень беспокоила пропажа книг, которых было немало, из запертой бабушкиной лаборатории. Куда они делись? Возможно, они все же у дедушки в кабинете, просто на глаза не попадались?

Я бы еще могла долго про это думать, но помешала неожиданная встреча с Гюнтером. А этот что здесь делает? Он же должен помогать тестю, как утверждала Эвамария. Во взгляде бывшего жениха явно читалась укоризна. Наверное, обиделся на мою несознательность при нашей последней встрече. Но я ему только вежливо улыбнулась, сделав это как можно более прохладно. Не хочешь пить любовные зелья – не подливай их другим. Ну, или чашки не путай.

– Гюнтер, я же просил не беспокоить меня на работе, – проявил недовольство инор Тидеман.

– Прошу извинить, но дело очень срочное, – покаянно сказал его сын.

– Ничего, ничего, – замахал руками папа. – Мы уже все, что хотели, посмотрели и теперь уезжаем, правда, Ивонна? Всего хорошего, инор Тидеман. Не будем вас больше отвлекать.

Он ухватил меня за руку и потащил по коридору, не дав даже пару слов сказать на прощание нашему управляющему, а ведь я еще и Юргена повидать хотела.

– Папа, прекрати, – возмутилась я такому произволу.

– Нечего пялиться на Гюнтера, – прошипел он. – Еще драки здесь из-за тебя не хватало.

– Нечего выдумывать! – разозлилась я. – Никто на него не пялился.

– В любом случае вам пора возвращаться, – непреклонно сказал отец. – А то будет нехорошо, если вы еще и с Хайнрихами столкнетесь.

– Я хочу посмотреть книги в дедовом кабинете, – заявила я и оглянулась на Рихарда.

Он расспрашивал о чем-то инора Тидемана и хмурился. Гюнтер топтался рядом. Было видно, что он еле сдерживается, чтобы не сказать гадость, но останавливало присутствие отца. Я впервые смогла сравнить жениха и мужа вот так, стоящими рядом. И порадовалась, что Эвамария увела у меня Гюнтера. Да, Тидеман-младший был намного крупнее, но это единственное, в чем Рихард ему уступал. Стройный, подтянутый, с энергичными жестами, муж привлекал внимание своей внутренней силой. Смотреть на него было одно удовольствие.

– Говорила, что не пялишься, а сама? – обвиняюще сказал отец. – Да еще и улыбается.

– Я на Рихарда смотрю, – спокойно ответила я. – Надеюсь, против него ты ничего не имеешь?

– А вы точно не собираетесь разводиться? – жалобно спросил папа. – Иви, Клаус Хайнрих – такой прекрасный молодой человек…

– И я желаю ему огромного личного счастья, но не со мной, – отрезала я.

Рихард наконец закончил разговор с инором Тидеманом и подошел к нам.

– Я провожу вас до дилижанса, – ласково предложил папа.

– Я только в дедушкин кабинет загляну, и мы сразу уедем, – пообещала я.

– Иви, дочка, ничего там интересного нет, – папины глаза забегали, а я сразу уверилась: что-то интересное там непременно есть.

Но я ошиблась. В кабинете не осталось вообще никаких книг. Видимо, именно это и пытался скрыть папа. Да, в дедовой библиотеке были старинные фолианты, представлявшие значительную ценность, но большую часть составляли всевозможные справочники, за которые выручить много не удалось бы. Когда я открыла дверку шкафа, меня ожидало очередное потрясение – внутри было пусто. Ничего не нашлось и в столе, на котором одиноко стоял письменный прибор. Это было все, кроме мебели, что осталось в любимой дедовой комнате.

– И что это все значит? – холодно спросила я.

– Так жить же на что-то надо, – заюлил отец. – Пока еще вступим в наследство…

– Я была на оглашении завещания, – заметила я. – Тех денег, что назначены дедом к выплате вам, вполне достаточно для поддержания дома и жалованья прислуги. Да и большая часть книг не так уж и дорого стоит. Куда ты все дел, папа?

– Это тебя не касается, – довольно грубо ответил он. – Я перед тобой отчитываться не обязан, как-никак я твой отец. Ты вон делаешь что хочешь, а я должен разрешения спрашивать?

– В данном вопросе – должен, – прервал его Рихард. – Поскольку завещано не вам одному, и в наследство вы еще не вступили. Вот и получается, что вы продали не принадлежащие вам вещи. Или, другими словами, украли.

– Я не продал, у меня просто выхода не было, – нервно ответил папа и с жалобной ноткой в голосе продолжил: – Иви, не лезли бы вы, куда не просят, а?

– Инор Бринкерхоф, чего вы так боитесь? – спросил внезапно Рихард.

– Я? Боюсь? – папа презрительно фыркнул. – Я ничего и никого не боюсь, запомните это!

Но глазки у него при этом бегали, он пытался найти путь для отступления и не находил – ведь Рихард стоял прямо напротив выхода из кабинета и намеревался получить ответ.

– Что такого знают Хайнрихи, что позволяет им так вами манипулировать? Я правильно понимаю, что все книги отсюда перекочевали к ним?

– Не выдумывайте, инор Брайнер, – занервничал папа. – Ивонна, твой муж ведет себя непозволительно грубо. Зачем вам лезть в дело, к которому вы не имеете отношения?

Но я с ним не согласилась: все это задевает и нас с Риком, а, значит, мы имеем право знать, что происходит. Почему и куда пропали все книги из лаборатории и кабинета? Почему я совсем ничего не помню про бабушку? Почему папа считает, что я должна выйти замуж за Клауса, и утверждает, что для меня это намного лучше, чем брак с Рихардом?

– Я хочу знать, что делается, папа, – твердо сказала я и встала рядом с мужем. – Ты должен нам все объяснить.

– Что именно я должен объяснить? – взвился папа. – Да, я боюсь того, что могут обнародовать Хайнрихи, но и без этого у меня достаточно поводов для беспокойства. И да, книги отсюда забрал я, ни к чему еще и вам лезть в это дело.

– Инор Бринкерхоф, а из какой семьи ваша мать? – внезапно спросил Рихард.

– Из какой, из какой, из магической, – немного неуверенно ответил родитель.

– И кто там был магом, мать или отец? – продолжил допрос муж. – И не надо сейчас лгать, вы же понимаете, что я могу ваши слова проверить и очень расстроюсь, если окажется, что они не соответствуют действительности.

– Мать, – зло ответил папа. – А отец…он неизвестен.

– Ой ли?

– Именно так, – ехидство в голосе папы просто переливалось через край. – Можете проверить, ничего не найдете.

– Хайнрихи нашли, значит, и я смогу, – заметил Рихард. – Да и искать, думаю, долго не придется. Только вот, понять не могу, чего вы так боитесь, у нас ведь не преследуют потомков от смешанных браков с орками.

– Что? – я потрясенно воззрилась на мужа в попытках понять, как такая чушь вообще могла прийти ему в голову. Моя бабушка не могла быть орчанкой, уж это я точно бы не забыла. Но он смотрел не на меня, все его внимание было уделено моему отцу.

– Как вы догадались? – глухо сказал папа, а я удивленно ахнула.

– Глаза. И у вас, и у моей жены они очень темные и немного приподняты к вискам, – пояснил муж. – Я когда впервые Иви увидел, сразу подумал, что у нее в предках орки наследили, но, должен признать, что результат мне нравится.

– Я думал, это совсем незаметно, – убито сказал папа. – Мне никто раньше не говорил. Вот за потомка лорийца принимали, да.

– Просто я интересовался этим вопросом, – сказал Рихард. – Поэтому и замечаю такие мелочи. И я бы вас за лорийца не принял – там совершенно другие характерные черты.

Папа сел за письменный стол и обхватил голову руками. Казалось, обычная выдержка ему изменила. Но я не понимала, что его так пугает. Рихард прав – людей с долей орочьей крови никто не преследовал, да и внешне они не выделялись ничем. Вон я, к примеру, за всю свою жизнь сегодня впервые от Рихарда услышала о том, что у меня есть характерные черты. У меня и у папы…

– Рик, а Барбара? – спросила я. – По ней что-то такое тоже видно?

– Нет, – ответил он, – увы, твоей сестре не досталась столь выразительная внешность.

– Лучше бы и нам не досталась, – мрачно сказал папа. – Ох, отец, наворотил ты дел со своим браком. Не мог другую жену выбрать.

– Если бы он выбрал другую жену, вас бы не было, – удивленно заметил Рихард.

– Если бы вы знали, как мне надоело бояться, – с тоской ответил папа. – После смерти матери я только и делаю, что боюсь за себя и за Ивонну. До меня-то им пока не добраться, а вот Иви…

Он замолчал.

– А что угрожает Иви? – осторожно спросил муж.

– Дедушка мой не просто орк, а из шаманов. А вы же знаете, что они до всех потомков, которые слышат, добраться могут. И убить.

От его голоса веяло такой жутью, что мне стало страшно, как будто орочий шаман уже стоял за дверью и собирался отнять мою жизнь.

– Сказки это, – рассмеялся Рихард.

– Сказки, говорите, – недобро усмехнулся папа. – Моя мать была очень аккуратным человеком. Она никогда ничего не путала. Кроме того дня, когда умерла.

– Все мы иногда ошибаемся.

– Только не в этом случае. Она пошла наперекор своему отцу, и тот до нее добрался. Я знаю, он может заставить сделать все, что ему нужно. Я ведь тоже его слышал, пока не стал пить специальное зелье, хотя мать и ругалась. А после ее смерти я стал давать его Ивонне. Его достаточно пить раз в полгода, чтобы перестать слышать. Очередную порцию необходимо было уже месяца два как выпить.

– Ты не только давал мне зелье, – возмущенно сказала я. – Ты еще и сделал что-то с моей памятью. Я совсем не помню бабушку, хотя и должна.

– Я пригласил менталиста, – согласился отец. – Я же не знаю, что она тебе рассказывала. Лучше ничего не помнить, чем владеть знанием, из-за которого убивают.

– И что такого знала ваша мать? – поинтересовался Рихард. – И при чем тут Хайнрихи?

– Она отказывалась подчиниться какому-то требованию. Я точно не знаю, – ответил папа. – А Хайнрихи… Мой дед-орк собирался убить нас всех, но он ни разу не видел ни мою мать, ни меня, ни моих детей, а после того, как я начал пить зелье и поить им Иви, он нас не слышит. Несколько лет он пытался пробиться с помощью своих духов, но потом решил, что наемный убийца надежнее, и очень хорошо пообещал заплатить тем, кто нас найдет. Барбару, скорее всего, не тронут, а вот нас с Иви убьют наверняка. Хайнрих узнал про поиски, правда, он не уверен, что нужны именно мы, а я все отрицаю. Но подозрение у него серьезное, особенно учитывая странную смерть бабушки. Хоть в одном повезло, что Клаус в вашу жену влюбился, так есть надежда, что не сдадут пока. Но вы с ним так хорошо поработали…

Отец обреченно вздохнул и махнул рукой.

– Но если мы ничего не знаем, – сказала я, – так, может, нужно попробовать с этим шаманом договориться.

– Не получится. Он считает, что люди, владеющие и человеческой магией, и орочьим шаманством, очень опасны и должны быть уничтожены. Он давал возможность дочери доказать, что это не так, но убедился, что был неправ.

– У нас с тобой и магии-то почти нет, – удивилась я. – Чего нас бояться?

Папа почему-то смутился и отвел глаза.

– Есть у вас магия, правда, инор Бринкерхоф? – неожиданно сказал Рихард. – А зелье глушит не только зов духов, но и уменьшает доступный Дар.

– Ну да. А что делать-то? – глухо вздохнул папа. – Лучше уж так, без магии, но живым. А Иви и с тем, что доступно, очень неплохо обходится. Талант алхимический явно от бабушки, да и любит она это дело, – он помолчал и добавил: – Теперь-то вы поняли, что лучше ей за Клауса выйти. Уж его жену не тронут.

– Мою тоже не тронут, – резко сказал Рихард.

– На инора Брайнера надеетесь?

– Мне вот что интересно, – вместо ответа на ехидный вопрос сказал муж, – Хайнрих-старший не может не понимать, что в случае брака с вашей дочерью жизнь сына, насколько я знаю, единственного, оказывается под угрозой, но не только не выступает против этой затеи, но и всячески ее поддерживает.

– Я тоже об этом думал, – согласился папа. – Ведь ему проще было бы нас сдать и получить деньги. А сыну, если сильно распереживается, подлить чего-нибудь. И еще он очень злился, когда узнал, что Клаус использовал орочье зелье. Весь покраснел и орать начал, какой идиот у него сын.

– Возможно, не хотел, чтобы догадались о его связи с орками? – предположил Рихард, но без особой убежденности.

– Инор Брайнер, – укоризненно сказал папа, – вы сами-то в это верите?

– Нет, пожалуй, – смутился Рихард. – Инор Бринкерхоф, а сколько лет вашему деду? Возможно, он уже умер, и мы зря сейчас волнуемся.

– Вы не поняли, Рихард, – обреченно сказал отец. – Орки уничтожают всех, в ком смешана магия и шаманство. Умер мой дед или нет, значения не имеет – Степь уже оповещена о том, что такие люди есть, и на нас идет охота.

Рик молча прижал меня к себе, как будто боялся потерять прямо сейчас. Но я почему-то не испугалась. Папины слова казались страшными, но что-то в них было не так. Ведь я сегодня слышала голос, но никакой угрозы он не нес, напротив, стремился помочь. И внутри росла уверенность, что мой прадед не имеет отношения к смерти бабушки. Помогать столько лет, чтобы потом вот так хладнокровно уничтожить? Что ему мешало убить меня вместе с ней? Ведь тогда я тоже слышала, а значит, была уязвима.

 

Глава 29

Папа стоял насмерть и не рассказывал, кому именно продал книги из дедова кабинета, и продал ли вообще. Но мы не очень настаивали, так как на роль покупателя был вполне определенный подозреваемый – инор Хайнрих. Только его мог прикрывать с таким пылом родитель. Впрочем, на фоне всего, что сегодня стало известно, эта пропажа казалась настолько мелкой и незначительной, что не заслуживала особого внимания. Намного сильнее меня интересовало, куда исчезли бабушкины книги из лаборатории, давным-давно закрытой и успевшей запылиться. Но здесь папа тоже недоумевал и, похоже, непритворно.

Мама пришла, когда мы уже собрались уходить, и заявила, что без обеда не отпустит. Последнее время я опасалась есть или пить что-нибудь в родительском доме, поэтому попыталась отказаться. Папа тут же меня поддержал, сказав, что мы очень торопимся, а дилижанс ждать не будет.

– Поедут на следующем, – возразила мама. – А я хоть с зятем познакомлюсь.

– Да что с ним знакомиться? – проворчал папа, весьма недовольный таким поворотом. – Сегодня он есть, а завтра его не будет. К чему эти лишние знакомства? А Клауса ты и так знаешь.

– Папа! – возмущенно воскликнула я. – Я тебе уже неоднократно говорила, что не собираюсь разводиться с Рихардом.

– И это после всего, что я вам рассказал? – удивился папа. – Твоя глупость поражает. Клаус – наша единственная надежда. Тебе Богиню молить нужно, чтобы он не передумал! И Рихард поймет, он мне кажется инором, которому твое будущее небезразлично. Ты хоть на миг задумалась о том, что можешь умереть?

– Знаешь, папа, – зло сказала я, – при выборе между смертью и Клаусом, смерть предпочтительней.

– Марта, ну хоть ты скажи! – апеллировал папа к маме.

– Клаус не кажется таким уж ужасным, – неуверенно заметила она.

– Вот видишь, Ивонна, – победоносно усмехнулся папа. – Твоя мама со мной полностью согласна.

– Да нет, я говорю, что мне непонятно, почему ты так его боишься, – пояснила мама. – Не станет же он убивать Иви только потому, что она вышла за другого.

– О Богиня, я окружен идиотами! – схватился за голову папа.

– Можешь пока прогуляться, – обиженно предложила мама. – Там найдешь более подходящую по уму компанию, а я пока покормлю детей.

Папа чрезвычайно возмутился, мамин демарш был воспринят как кровное оскорбление. Родитель даже ничего не сказал, окинул нас пренебрежительным взглядом, чтобы донести, насколько мы стоим ниже в плане разума, и ушел, не забыв громко хлопнуть дверью. Дверь тоже осталась безучастна к чужим страданиям, ей приходилось выдерживать и не такое обращение.

– Пойдемте, – ласково сказала мама. – Стол уже накрыли. И я действительно хочу узнать поближе инора, которого выбрала моя старшая дочь.

Мы переглянулись и решили ненадолго задержаться. Не хотелось обижать маму. К тому же я была рада, что она искренне желает познакомиться с Рихардом, и очень похоже, что он ей нравится. Она о чем только ни спрашивала, удовлетворенно кивала, слушая ответы, и улыбалась Рихарду. Он ей тоже улыбался. Беседа была в самом разгаре, когда вернулся папа. Скривился так, словно его заставили выпить уксуса.

– Марта, они уже пообедали, зачем ты продолжаешь их удерживать?

– Инор Бринкерхоф, мы уходим, – Рихард легко подскочил и подал мне руку.

– Надеюсь, инор Брайнер, больше вас в этом доме не увижу, – ядовито заявил папа.

– Отто, зачем ты так? – расстроенно сказала мама. – Рихард, не слушайте его, вам всегда здесь рады.

Я поцеловала маму в теплую щеку, окунувшись в памятный с детства запах легких цветочных духов, поблагодарила за прекрасный обед, и мы с Рихардом ушли, подгоняемые папиной напутственной речью. Родитель решил-таки проводить до дилижанса, чтобы убедиться, что мы уедем и ничего больше здесь не устроим. Его общество отнюдь не было приятным, так как все разговоры папа сводил к Клаусу Хайнриху, не стыдясь даже наших охранников. Такая настойчивость хороша, когда направлена на что-то полезное, но сейчас она лишь раздражала, так что мы облегченно вздохнули, когда наконец папа церемонно распрощался и ушел.

– В одном инор Бринкерхоф прав, Иви, – тебе угрожает опасность, – заметил Рихард, когда мы отъехали достаточно далеко от Корнина. – Нельзя делать вид, что ничего не происходит.

– Что ты предлагаешь?

– Пойти к моему отцу и рассказать. И надо у инора Бринкерхофа взять рецепт зелья.

– Зелье я пить не буду, – твердо сказала я. – Если эта история правдива, то Хайнрихи о нас с папой рано или поздно расскажут, а значит, такая маскировка бессмысленна.

– Иви, всегда можно с ними что-то придумать, а ты уменьшаешь свои шансы, – стал уговаривать муж.

– Рик, давай сначала поговорим с твоим отцом, – предложила я. – Почему-то эта папина история у меня вызывает подозрение.

– Мне тоже много чего показалось странным. Иви, а ты точно ничего не слышишь?

Я на мгновение задумалась, рассказать ли о случившемся в лаборатории, а потом все же решила, что не стоит это держать в тайне.

– Как, по-твоему, я нашла бабушкины записки?

– Я думал, что ты вспомнила. Разве нет?

– Нет, – покачала я головой. – Мне бабушка подсказала. Папин менталист поработал на славу, я ничего не помню, даже как она выглядела. Сегодня я точно слышала ее голос.

– А больше ты никого не слышала? – ужаснулся муж.

– Рик, не пугайся так. Я не знаю почему, но уверена, что ничего страшного не случилось.

– Твой папа уверен в обратном, – заметил он. – Давай ты попьешь зелье, пока все не прояснится хоть немного?

– Рецепта все равно нет, – напомнила я.

– В папиной конторе узнаем, – Рик решил, что я согласилась, и немного успокоился.

Я не стала его расстраивать немедленным отказом, но для себя решила: все, больше никаких зелий. Все, что меняет сущность – зло. Не зря же бабушка считала, что то, что мы с ней слышим, важно в первую очередь для нас.

По приезде в Гаэрру муж меня сразу потащил к своему отцу. Я указывала Рихарду, что время уже позднее, и свекра надо искать дома, но он ответил, что лучше знает привычки своего отца, и оказался прав. Инора Брайнера мы застали на работе. Начальник Магического Сыска и не думал уходить, даже принять нас сразу не смог. Не знаю, был ли он действительно занят или пытался показать свое неудовольствие, но ждали мы долго. И первой фразой инора Брайнера, обращенной к нам, было:

– Почему Клаус Хайнрих разгуливает на свободе? Почему вы не послушали меня и не посидели эти несколько дней дома? Зачем создавать дополнительные проблемы? Их и без вас хватает.

Внятно объяснить, почему я забрала заявление, и не рассказать при этом про папу, было невозможно. Не думаю, что инор Брайнер согласится покрывать преступление моего отца. Поэтому мы промолчали про отравление деда и сразу выложили все о прадеде-шамане.

– Этого только не хватало, – помрачнел папа Рика. – Ну и историю вы наплели. Не помню, чтобы шаманы убивали на расстоянии. Ни одного случая за всю свою многолетнюю практику. Конечно, я не специалист по оркам. Сейчас узнаю, здесь ли инор Вайс.

Инор Вайс оказался на месте и тоже выслушал нас с большим интересом.

– Истории о том, что шаманы могут убивать на расстоянии силой желания, – сказки, – категорично заявил он. – И то, что орки убивают всех, в ком есть и их, и человеческая магия, тоже. Таких людей, а они обычно считают себя людьми, очень мало, почти все работают у нас. Такими уникальными особами не разбрасываются. Предполагаю, что россказни о лишении жизни орками носителей обеих магий возникли в недрах нашей конторы.

– Но моя бабушка…, – растерянно сказала я. – Папа утверждал, что она погибла как раз от воздействия своего отца. Отдаленного воздействия. Неужели он опять врал? Но я уверена, что сегодня он говорил правду.

Инор Вайс вопросительно посмотрел на инора Брайнера.

– Ивонна, ваша бабушка когда погибла? – спросил тот.

– Около десяти лет тому назад, – ответила я.

– А поточнее? Нам нужно поднять дело и посмотреть, что в нем есть.

Пока искали информацию о смерти бабушки, инор Вайс заинтересовался, как у меня проявляется орочья магия, и очень расстроился, узнав, что меня не только поили все эти годы специальным зельем, но и подчистили память, из-за чего я не помню, проявлялась ли она вообще. Приободрившийся Рихард поинтересовался, нельзя ли мне вернуть детские воспоминания, наверное, жена с провалами памяти казалась ему менее привлекательной. Инор Брайнер пообещал помочь.

Принесли несколько листочков бумаги с выписками по бабушкиному делу, и иноры углубились в их изучение, даже не думая показать нам, что там написано.

– Здесь нигде нет упоминания о возможном магическом вмешательстве, – наконец сказал инор Вайс. – Кое-что дознавателю показалось странным, и он об этом упомянул. Но, повторю, никакой магии, ни нашей, ни орочьей, и следов не было.

– Но если вмешательство производилось на расстоянии, – неуверенно сказала я, – то, возможно, и следов не осталось.

– Да… Чему только учат нынче в академии? – проворчал инор Брайнер. – Расстояние не имеет значения. Так что инор Бринкерхоф наврал.

– Знаешь, мне показалось, он верил в то, что говорил, – медленно, обдумывая каждое слово, сказал Рихард. – А у вас наверняка есть информация, искал ли орочий шаман в нашей стране кого-нибудь. Может, поднимете за последние годы?

– Это я вам и так скажу, – отмахнулся инор Вайс. – За последние десять лет до нас доходили известия о поисках двух шаманов. Один искал сбежавшего к нам сына без Дара, поэтому отследить своими методами не мог. А второй – убийцу дочери и правнучки. Как вы понимаете, ничего из этого к вам не подходит.

– Почему же? – неожиданно сказал инор Брайнер. – То, что шаман перестал слышать правнучку, он мог посчитать за ее смерть. Ведь Ивонну сразу после гибели бабушки начали поить зельем, так?

– Но тогда получается, что бабушку убили? – в ужасе сказала я.

– Необязательно. Здесь возможны варианты, – ответил инор Вайс. – Он мог посчитать убийством ее смерть, потому что перестал слышать вас обеих. Или, если смерть была насильственной, а она успела с ним связаться. И я бы не отбрасывал в сторону вероятность того, что речь совсем и не о вас. Точно можно сказать только одно: никаких поисков потомков орочьих шаманов с целью их уничтожения не велось ни сейчас, ни раньше.

Я уже ничего не понимала. Слишком много на меня свалилось за один день. Трудно было понять, что из этого правда, а что – нет. Не хотелось верить, что отец врал с целью выдать меня за Клауса. Он действительно боялся, вот только теперь возникает вопрос, чего.

– Из бабушкиной лаборатории пропали все книги и заметки, – вспомнила я. – Папа утверждает, что ничего об этом не знает.

– Верить вашему папе? – иронически хмыкнул инор Брайнер.

– Замок там давно не открывали, – вмешался Рихард. – Внутри очень много пыли. Так что книги пропали еще при жизни деда Ивонны, когда ее отец не имел туда доступа. Я разговаривал с управляющим, который там работает фактически с начала болезни деда, он утверждает, что при нем лабораторию ни разу не открывали, а алхимических книг он не видел ни в одном помещении фабрики. Кроме стандартных справочников, разумеется. Так что инор Бринкерхоф к пропаже этих книг, похоже, действительно не имеет отношения.

– А от чего умер ваш дед, Ивонна? – внезапно спросил инор Брайнер.

– Ни одному целителю, которого к нему приглашали, не удалось установить причину его заболевания, – испуганно сказала я.

Инор Брайнер и инор Вайс посмотрели друг на друга, и это их переглядывание мне ужасно не понравилось.

 

Глава 30

Не осталось ни малейшего сомнения, что инор Брайнер, почувствовавший преступную нотку в смерти моего деда, выяснит все, что мы с таким усердием скрывали. Зря я забрала заявление на Клауса – пусть бы хоть кто-то из его семейства получил заслуженное наказание. И все же видеть родного отца за решеткой не хотелось, да и главный преступник – Хайнрих-старший, доказать вину которого через столько лет невозможно. Ведь как ни крути, зелье папа у него украл, а определить, что он был под ментальным воздействием получилось бы только тогда, и то, если бы папа сразу направился к дознавателям. Но в этом случае у деда не было бы и этих семи лет.

– Ивонна, я уверен, вы скрываете что-то, касающееся смерти вашего деда, – инор Брайнер не стал ходить вокруг да около. – Думаю, для вас лучше рассказать, что знаете, сейчас, а не тогда, когда мы проведем расследование.

Я умоляюще взглянула на Рихарда.

– Лучше рассказать, – ответил он на невысказанный вопрос. – Я с самого начала выступал против замалчивания. Приди мы сразу к отцу, глядишь, и младшего Хайнриха бы не выпустили, и старший занял бы место рядом.

Был он прав во всем, но от этого легче не стало. С тяжелым вздохом я повела рассказ о событиях, случившихся семь лет назад. Меня постоянно прерывали и задавали уточняющие вопросы, ответить на которые зачастую я не могла – и времени прошло много, и лет мне было не столько, чтобы обращать внимание на такие подробности.

– Слишком много орочьего духа в этом деле, – наконец задумчиво сказал инор Брайнер. – Похоже, что ваша бабушка действительно погибла не в результате несчастного случая. И деда вашего явно от дел отстранили таким… хм… нетривиальным способом. А инор Хайнрих здорово рисковал, даже удивительно для человека с такой репутацией. Видимо, он очень хорошо знает инора Бринкерхофа, если был настолько уверен, что тот бросится не к дознавателям, а спасать своего родителя. Но, Богиня, как же такие преданные сыновья осложняют работу!

– То есть вы не подозреваете папу в том, что он намеренно отравил дедушку? – с огромным облегчением уточнила я.

– Чтобы за семь лет подарить треть предприятия Хайнриху? Это слишком глупо даже для вашего отца. Интересно, почему ему не удалось напрямую покупать поддерживающее снадобье? На четверть орку наверняка легче устанавливать торговые связи, чем Хайнриху.

– Так папа же скрывал, что в нем есть орочья кровь, – напомнила я. – Он вообще этого боится.

– Чем занималась ваша бабушка?

– Придумывала новые алхимические рецепты. Что-то дельное получалось редко, и мне об этом не рассказывали, единственное, что позволялось – изготавливать несложные зелья под ее руководством, – пояснила я. – Успехами она делилась только с дедушкой.

– Я не думаю, что это могло быть причиной, – вмешался инор Вайс. – Не новый же крем от прыщей так напугал Хайнриха? У нее были контакты с родственниками со стороны отца?

– Если и были, то я этого не знаю, – ответила я. – Я и орков-то видела только на картинке и о том, что во мне есть орочья кровь, до сегодняшнего дня не знала. Даже зелье, блокирующее способности, папа подливал мне без моего ведома.

– У папы твоего подливать зелья, похоже, уже в привычку вошло, – проворчал Рихард. – Но ты забыла о книге, найденной в лаборатории.

– Вы же утверждали, что все книги оттуда исчезли, и довольно давно? – инор Брайнер задал вопрос таким тоном, как будто начал подозревать уже меня. В сокрытии важных улик.

– Так оно и есть, – ответила я. – Но в тайнике сохранилось вот это.

Я достала из кармана найденную книжку и протянула ее свекру. Тот раскрыл, пролистал, видимо, ничего не понял и передал инору Вайсу. Инор Вайс изучил мою находку более тщательно. Видно было, что на орочьем он читает бегло. Но, пролистав несколько страниц и посмотрев в конец записей, он недоуменно пожал плечами:

– Обычные заметки алхимика. Непонятно, зачем их прятали.

– Может, там зашифровано что-то? – с тайной надеждой спросила я.

– Вряд ли. Здесь указана рецептура и результат применения. А последнее и вовсе до конца не доведено, хотя и указано, что, по мнению вашей бабушки, следует изменить.

– А тайник где-нибудь под обложкой? – предположила я. – Или симпатические чернила, проявляющиеся при определенных условиях?

– И как вы что-то можете спрятать в обложку из обычного не очень толстого картона? – язвительно спросил инор Брайнер. – Чернил, скорее всего, тоже нет. Для вашей бабушки ценность представляли именно ее записи. Думаю, они вам, как алхимику, будут интересны.

– Возможно. Только я орочий не знаю.

Единственное наследство, доставшееся от бабушки, если не считать внешности, конечно. И то не смогу использовать…

– Так выучите, – инор Вайс захлопнул книжку и протянул мне. – Тем более что для покойной это было так важно.

– А с папой-то что будет? – решилась я задать столь мучивший вопрос.

– Пусть он сам придет, мы обговорим, – ответил инор Брайнер. – Напишите ему. Дело не срочное, но и затягивать не стоит. Да. Чтобы никаких поездок больше, а то создаете ненужные проблемы охране.

– А имеет смысл продолжать нас охранять? – спросил Рихард. – Дело с Хайнрихом-младшим решили практически миром. Вряд ли они в ближайшее время захотят отыграться.

Инор Брайнер задумался, потер подбородок, как будто это помогало принять правильное решение.

– Нет, давайте пока оставим, – наконец объявил он. – А что, вам охрана сильно мешает?

– Пойдем на занятия – вопросы начнутся, – недовольно сказал Рихард. – Да и так… Чувствуешь себя преступником под конвоем.

В этом вопросе я была с мужем согласна – под охраной я чувствовала себя неуютно, да и лишних забот инору Брайнеру создавать не хотелось. В самом деле, если, как утверждал мой папа, инор Хайнрих так разозлился на сына за попытку приворота, он сможет найти для него нужные слова и убедить оставить меня в покое.

– Тогда сделаем опять негласную, – решил отец Рихарда. – Но снимать пока не будем. Походите под наблюдением недели две. Если никакого подозрительного шевеления вокруг не будет, охрану уберем.

Это было, конечно, не совсем то, чего бы нам с мужем хотелось, но так хоть конвой будет не столь явным, временами даже про него можно забыть. Почему-то так до конца и не верилось, что инор Хайнрих, которого я знала с раннего детства, может замыслить против меня что-то плохое. Да, ему не нравилось мое отношение к Клаусу, но это понятно: сына он любил, и мое упорное нежелание видеть в его отпрыске такое же совершенство должно страшно злить достопочтенного инора. Да и то, что из-за меня Клаус провел некоторое время за решеткой, не добавляло с его стороны теплых чувств. Но одно дело – не любить, и совсем другое – решиться из-за этого на злодеяние. Да, инор Хайнрих высокомерный, не очень приятный в общении человек, но поверить в то, что он хладнокровный преступник, я не могла даже после папиного рассказа о том, где он взял зелье, отравившее дедушку.

Инор Вайс был так любезен, что подарил учебник орочьего. Толстенный том привел меня в ужас – занятий хватало и без дополнительных языков, со всеми этими нашими треволнениями я не только несколько забросила учебу, но так и не сделала два заказа, за которые обещали неплохо заплатить. Так что расшифровке бабушкиных записей придется подождать лета. На всякий случай я спросила Рихарда, не посчитал ли он необходимым изучение языка Степи.

– Не думал, что понадобится, – усмехнулся муж. – Вот если бы ты только на орочьем говорила, тогда бы я сейчас его знал в совершенстве.

На эти его слова я не могла не улыбнуться. Но как мне ни были они приятны, проблема с языком от этого никуда не ушла.

– Глупо так много учить, чтобы прочитать тонкую тетрадку, – задумчиво сказала я. – Может, словаря хватит, чтобы понять, что здесь написано?

– Может, и хватит, – согласился инор Вайс. – Фразы короткие, а формулы перевода не требуют.

– А еще можно отдать на перевод кому-нибудь, хорошо владеющим орочьим, – инор Брайнер выразительно посмотрел на своего подчиненного.

– У меня и так дел полно, – поперхнулся тот от возмущения. – А невестке вашей полезно выучить язык предков. Глядишь, и с прадедушкой пообщается.

– Так она же с ним общалась, – вспомнил Рихард. – Когда маленькая была. Значит, если менталист снимет блок с ее памяти, то она и язык вспомнит?

– Если знала, – довольно скептически сказал инор Вайс. – У слышащих общение происходит совсем не так, как вы думаете. Язык для этого не нужен, здесь скорее передача образов. Мне сложно объяснить, так как я сам до конца не понимаю.

А вот я смогу понять, если менталисту удастся восстановить мои воспоминания. Меня такая обида взяла – как мог папа лишить меня не только этого умения, но даже памяти о нем? Памяти о бабушке? А ведь я могла за всю жизнь так и не узнать про возмутительное насилие над своей памятью.

До дома мы добрались совсем поздно, даже ужинать не хотелось, так нас измучил сегодняшний день. Но мы все же поели немного оставшееся от завтрака, после чего сразу легли. Я была уверена, что проспим до обеда, не меньше. Нужно же силы восстанавливать?

Но рано утром, с первым дилижансом приехал Юрген. Он выглядел настолько встревоженным, что я сразу испугалась за сестренку.

– Что случилось с Барбарой?

– С Барбарой? – удивился он. – С ней все в порядке. Я не из-за нее приехал.

– А из-за чего? – уже более спокойно спросила я.

– Я даже не знаю, как сказать, – ответил он. – Я совершенно случайно выяснил, что инор Тидеман ведет двойную документацию: одну для вас, вторую для себя. И цифры там сильно отличаются.

– В самом деле? – не поверила я. – Не может того быть! Ведь доходы фабрики под его управлением значительно выросли. И дед всегда ему доверял.

– Я уверен, – твердо заявил Юрген. – Я сначала обратил внимание на несоответствие указанного в документах имеющемуся на складе. Но решил, что запомнил неправильно. А вчера вечером зашел в кабинет инора Тидемана, его не было, зато на столе лежала расходная книга. И совсем не та, что он мне показывал.

Управляющий ворует? Но как такое может быть? Я недоумевала все сильнее. При дедовом руководстве доходы с нашего предприятия были ниже, а ведь зарплата инора Тидемана довольно велика. Возможно ли, что он решил обмануть наше доверие? Предчувствие очередной неприятной истории, связанной с моей семьей, появилось и никуда не желало уходить. Настроение, и без этого пострадавшее от ранней незапланированной побудки, окончательно испортилось. Богиня, сколько же на нас свалилось! Но выноса этой истории из узкого круга посвященных надо избежать, пока возможно.

– Юрген, знаешь, что, – немного подумав, сказала я. – Мне кажется, не надо поднимать скандал, он очень повредит семье. Контракт инора Тидемана скоро заканчивается, а продлевать его никто не будет. Думаю, достаточно просто ему сказать, что нехорошо воровать у нанимателей.

– Ивонна, ты не поняла. Речь не о деньгах. Я говорю о том, что на складе. Так вот, я повспоминал, что там видел, и моих знаний алхимии хватило, чтобы понять, производится совсем не то, что утверждает управляющий. Я набросал примерный список.

Он достал из кармана сложенный листок, над которым мы с Рихардом сразу же склонились. Чем дальше я читала, тем хуже мне становилось. Я уже не предчувствовала скандал, он мечом висел над головой, грозя обрушиться с минуты на минуту. Большая часть в перечне зятя вообще ни при каких условиях не должна находиться на складе. Часть использовалась при производстве лекарств, но в таких мизерных количествах, что запасов хватит на десятилетия.

– Однако, – присвистнул Рик. – По всему получается, что вы снабжаете необходимыми ядами всех отравителей не только Гарма, но и соседних стран.

– И если бы только это, – в отчаянье сказала я. – Вот это и это используют для препаратов, позволяющих работать с психикой. За их изготовление и распространение положена смертная казнь. Богиня! Во что мы влипли?

– В производство смертоносных зелий в особо крупных размерах, – убито сказал Юрген. – И главное, я даже не подозревал о чем-то таком, пока эту книгу не увидел.

– Привык ваш управляющий к отсутствию контроля, вот и расслабился, – заметил Рихард. – Я так понимаю, опять к отцу пойдем? Заодно и раскрываемость повысим.

Я торопливо кивнула и стала собираться, но муж меня остановил:

– Иви, не ходи. Достаточно нас с Юргеном. Мне будет спокойнее, если ты останешься дома и запрешь дверь.

Известие, принесенное Юргеном, оказалось настолько неожиданным и ужасным, что при закрывании двери у меня задрожали руки, чего никогда раньше не было. Я представляла кошмарные последствия для семьи и злилась на инора Тидемана. Как он мог так поступить со вверенным ему делом?

Мужчины уже давно ушли, а я ходила по квартире, не зная, за что взяться. Все валилось из рук. Да я и думать не могла ни о чем более, кроме как о судьбе нашей несчастной фабрики. Такой удар по репутации выдержит не всякое предприятие, и попробуй потом докажи, что все это деятельность управляющего, а наша семья никакого отношения к преступлению не имела. Время шло, а Рихард не возвращался. Богиня, лучше бы я пошла с ними! Я заволновалась, и сама себя успокаивала тем, что инора Брайнера может не быть еще в это время на службе – ведь когда мы уходили, он домой и не собирался. Но помогало это слабо. Хотелось хоть какой-то определенности. Так что когда раздался стук в дверь, я с облегчением вздохнула и бросилась ее открывать. Только вот на пороге стоял совсем не тот, кого я ждала с таким нетерпением.

– Доброе утро, Иви, – с ласковой улыбкой приветствовал меня инор Тидеман. – В последнее время ты меня очень огорчаешь, моя дорогая девочка.

 

Глава 31

– А уж как вы меня расстроили, инор Тидеман, вы и не представляете! – Испугалась я его появления очень, но показывать этого не хотела, поэтому сразу перешла в наступление: – Как вы могли так поступить? Ведь дед вам доверял!

– А почему бы ему не доверять? – нагло ухмыльнулся он. – Ведь под моим руководством ваша фабрика намного увеличила свои доходы. Я расширил производство, нашел новые рынки сбыта.

– Криминальные? – Я буквально кипела от возмущения. – Ну ничего, найдется и на вас управа!

– На мужа надеешься? – усмехнулся он. – Зря. Не дошли они до дознавателей.

В глазах потемнело, я даже за косяк ухватилась, чтобы не упасть. Управляющий попытался поддержать, но его прикосновения были отвратительны, поэтому я отшатнулась и постаралась взять себя в руки. Хотя получалось это с большим трудом. Я не могла представить жизнь без Рихарда.

– Не надо так пугаться, дорогая, – с фальшивым участием сказал инор Тидеман. – Живы они. Пока. И только от тебя зависит, будут ли жить дальше.

Эти слова несказанно успокоили. Пока ничего непоправимого не случилось, и оставалась надежда на охрану, предоставленную инором Брайнером. Пусть она никак себя не проявила, но, возможно, противник слишком многочисленный, чтобы вступать в открытое противостояние? Ужасно беспокоило, что мой гость так свободно сюда поднялся. Но не спрашивать же, что там с охраной?

– Чего вы хотите? – холодно спросила я.

– Ивонна, девочка моя, ты же не откажешь старому человеку, вынужденному проделать столь дальний путь, в чашке чая? – ответил он. – Разговор будет долгим, а в горле у меня совсем пересохло.

Не хотелось впускать его в квартиру, но выбора не было: нужно узнать, что с Рихардом и Юргеном. Все время, что я готовила чай, меня не отпускали беспокойство и неуверенность. Вдруг инор Тидеман врет? Ведь делал он это с таким искусством столько лет, что никто ничего не подозревал. Этот негодяй молчал и неприятно улыбался, а когда я поставила перед ним чашку, невозмутимо осведомился:

– И сахару не предложишь? Я уж молчу про печенье.

– Вы просили пить, а не есть, – недовольно сказала я и поставила вторую чашку себе.

– Ивонна, девочка моя дорогая, я и обидеться могу, – спокойно заметил управляющий. – А это отразится на твоих родственниках.

И эта показная невозмутимость пугала больше любого крика. Я достала сахарницу и вазочку с печеньем и поставила перед инором Тидеманом.

– Извините, но конфет нет, – сказала я. – С некоторых пор у меня непереносимость сладкого.

– Да, наслышан о развлечениях твоего батюшки, – закивал он. – Зря ты старших не слушаешь, ох, зря. Вот вышла бы замуж за Хайнриха и сейчас горя не знала.

– Я и так горя не знала до вашего появления. – Я продолжала злиться, и не могла этого скрыть. – Вы до сих пор не сказали, что с моими мужем и зятем.

– Мы с ними просто поговорили, – ответил инор Тидеман. – К сожалению, мои доводы их не убедили, так что придется твоим родственникам немного погостить в одном из моих домов. Попей со мной чайку, уважь старика.

Я взяла чашку и была ослеплена яркой синей вспышкой. А палец, казалось, пытались и вовсе отрезать.

– Инор Тидеман, я против применения ко мне любых зелий, – твердо сказала я. – Ваши развлечения с ментальной магией нравятся мне не больше, чем папины с любовной.

– А когда-то ты ничего против не имела, – невозмутимо заметил этот подлец. – Тебе так легко удалось внушить любовь к Гюнтеру, сильную, почти как настоящую, даже удивительно, что ты смогла от нее избавиться.

Известие о том, что мои чувства к его сыну были наведенными, ошеломило. Сейчас Гюнтер занимал мои мысли на удивление мало, но когда-то он был для меня всем. Моим солнцем, вокруг которого все кружилось.

– А знаете, я рада, что это было ненастоящим. Мне теперь не будет стыдно за свои чувства к вашему сыну. Но Богиня с ним, с Гюнтером. Я хочу знать, что с моим мужем. Вы сказали, что его жизнь и жизнь Юргена зависят от меня. Что это значит?

– Видишь ли, Ивонна, – лениво процедил инор Тидеман. – Я тебя не обманывал, когда говорил, что собираюсь уехать. Очень уж близко подошла сыскная контора. До сих пор удачно удавалось подсовывать вместо себя этого глупого Хайнриха: распускать слухи, убирать неугодных ему людей; но обманка вот-вот лопнет. Собственно, дела я сворачивал, и через месяц на складе остались бы только компоненты лекарственных зелий. Но Юрген нашел мои записи и, нет, чтобы спросить у меня что и как. Нет, этот глупый мальчик не нашел ничего лучшего, чем побежать к тебе. А перед этим все рассказал жене. И она после его отъезда сразу примчалась ко мне с упреками. Хорошо хоть родителей перед этим не навестила.

– Что с Барбарой? – испуганно спросила я.

– Она теперь уверена, что муж уехал на закупку сырья, и ничего не помнит о его рассказе, – успокоил меня инор Тидеман. – Видишь ли, Ивонна, смерть большого количества членов одной семьи всегда выглядит несколько подозрительно. Приходится сочетать разные методы.

– Что с Рихардом и Юргеном?

– У твоего мужа, девочка, стоит серьезный барьер против ментального воздействия, а убивать сына Брайнера чревато. Очень ты меня огорчила выбором мужа. Пошла бы за Клауса, тогда бы мы сейчас с тобой и не разговаривали на столь неприятные темы. А Брайнер-младший и Вальц живы и почти целы. Мне нужно, чтобы ты молчала ближайшие две недели. Сообщишь свекру – твой муж умрет, нет – сможешь его обнять и поцеловать.

Я старалась не задумываться над тем, что в устах нашего управляющего означает «почти целы», главное – живы, а там уж, если потребуется, без помощи лучших целителей не останутся. Но где же люди инора Брайнера? Неужели погибли?

– А почему вы хотели, чтобы я вышла за вашего сына, если не собирались здесь оставаться? – я решила немного потянуть время, надеясь, что охрана появится и не придется соглашаться на шантаж этого негодяя.

– Я бы прикрыл опасное производство и оставил процветающее предприятие вам с Гюнтером – треть, как ты помнишь, принадлежит тебе, а треть твоего отца уже фактически принадлежит мне.

– Что? – Я была потрясена и не скрывала этого. – Но она же у инора Хайнриха! Папа говорил…

– Хайнрих только посредник, – отмахнулся инор Тидеман. – Хотя он и не подозревал о моей роли.

– Значит, дедушку отравили вы, – догадалась я.

– Нет, дорогая, твоего дедушку отравил твой отец, который украл у Хайнриха зелье. Правда, они оба находились под ментальным воздействием. Но кто это теперь докажет? Да и тогда это можно было определить только сразу.

– Но зачем? – недоумевала я. – Неужели наша фабрика для вас настолько ценна?

– Твой дед угрожал существованию моего собственного дела, – ответил он. – Решение получить фабрику пришло позже, когда я задумался о будущем сына. Увы, он довольно глуп, так что вся надежда была на ваших детей. Уж я бы их воспитал так, как подобает. Но тут вмешался Клаус Хайнрих со своей неожиданной любовью и помог твоей подружке с замужеством. И ведь доставал-то он зелье через Гюнтера.

– Да, вашему сыну с зельями не везет, – не могла я не съехидничать.

Детей моих собрался воспитывать! Да я бы ему таракана не доверила!

– Головы потому что нет! – Впервые я видела, что инор Тидеман злится. – Что проще – подлить любовное зелье? Так он и здесь умудрился чашки перепутать. Весь в покойную мать, такая же дура была.

– А теперь-то зачем вам нужно было влюблять меня в сына? – недоумевающе спросила я.

– Чтобы в ближайшие несколько месяцев никто не лез на фабрику. Ты бы бегала к Гюнтеру на квартиру, которую я уже, между прочим, снял, и не совала свой хорошенький носик в мои дела. Но ты подсунула Вальца. Надо признать, толк из него выйдет, если жив, конечно, останется.

Я вздрогнула. Такие намеки пугали. Даже когда при этом сообщают, что я права и из зятя получается замечательный руководитель. Уж очень раздраженным выглядел инор Тидеман. Глаза прищурены, губы сжаты в тонкую ниточку. Ищет, на ком сорвать накопившуюся злость, а в квартире, кроме меня, ни одного живого существа, даже мухи. И так он выглядит только при мысли о том, что сын его выпил любовное зелье сам, а не споил мне.

– Но все же, чем фабрика моего деда угрожала вашему незаконному производству? – Я решила не уточнять, что Гюнтер чашки перепутал не сам. – Смешно даже подумать, что мы составили бы вам конкуренцию.

– Вы вообще могли загубить самую прибыльную часть моего дела – торговлю запрещенными орочьими зельями.

– Дед собирался их делать? – в ужасе спросила я.

– Что? – расхохотался управляющий. – Делать орочьи зелья? Да, Иви, ты меня удивила – подумать такое о человеке из своей семьи. Для этого покойный инор был слишком порядочным. Да и зелья эти требуют участия шамана, а где бы он его взял? Нет, дорогая.

– Тогда я не понимаю, чем он мог вам помешать, – недоуменно пожала я плечами.

– Он утверждал, что почти восстановил работу своей жены, а этого я никак допустить не мог. Не для того было затрачено столько усилий, чтобы они пошли впустую.

– Неужели и бабушку убили тоже по вашему приказу? Но, Богиня, что же она вам сделала?

– Она изобрела универсальное противоядие к орочьим зельям. Неужели ты не знала? И ведь ей предлагали продать рецептуру и забыть, так нет, отказалась. Сколько проблем в результате создала. Ее рабочий дневник так и не нашли. Я подозреваю, что он был у покойного инора Бринкерхофа – ведь пытался он что-то делать на его основе.

– Дед вообще не занимался алхимией после смерти бабушки, – отрезала я. – Он говорил, что все это наводит его на грустные мысли. Может, он и думал продолжить ее работу, но ничего для этого не сделал. Вы ошиблись.

– Странно, он говорил про опыты не только мне, но и инору Хайнриху. Что ж, иногда желание казаться лучше, чем ты есть, приводит к печальным последствиям. Для вашего деда оно оказалось гибельным, – равнодушно заметил инор Тидеман, смерть моего деда волновала его крайне мало – ведь он на ней даже заработал.

Но не получил того, что хотел. Я потрогала бабушкину книжечку, которая так и лежала в кармане. Выходит, обе эти смерти моих близких людей из-за нее? Теперь понятно, куда пропали книги из лаборатории.

– Книги из дедова кабинета? Их забрали вы? – спросила я.

– Они тоже у меня. Все до единой бумажки из комнаты твоего деда. Но ни в одной нет даже малейшего упоминания о противоядии.

– Потому что он его не делал, – повторила я. – Сами посудите – дома этим не позанимаешься, а лаборатория на фабрике так и стояла впустую столько лет. Но зачем вам нужен рецепт противоядия? Вы же как раз зельями торгуете.

– Быть монополистом очень выгодно, – усмехнулся он.

Он попивал чай и смотрел на меня с некоторым превосходством: как это я не понимаю таких простых вещей. Ведь это так приятно, когда жизнь и смерть других находится в твоих руках.

– И инору Брайнер, мать моего мужа, вы убили? – спросила я. – Ведь если торговля запрещенными орочьими зельями идет через вас…

– То я не обязательно травлю ими всех налево и направо, – ответил инор Тидеман. – Но в этом случае ты права – я не бросаю своих, а это был единственный оставшийся способ вытащить моего человека. Ну и рычаг давления на Брайнера появлялся, лет на пять. Но как оказалось, сыскарь этот жену свою не любил, так что побег он не устроил и казнь состоялась.

– Вы его все равно обманули, – горько сказала я, вспоминая, как Рихард до сих пор страдает из-за смерти матери и не может простить отца. – Никакого нейтрализующего зелья нет.

– Думаешь, я сейчас осознаю и побегу каяться? – глумливо спросил он. – Все, кто покушается на мое – сферы влияния, людей, деньги – не заслуживает ни малейшего снисхождения. Брайнер сцапал моего человека – остался без жены, Хайнрих позволил своему сыну провернуть эту операцию с зельем – остался без репутации, бабушка твоя не вняла уговорам – и умерла. И теперь от тебя, Иви, зависит жизнь четырех человек – твоя, твоей сестры и ваших мужей. Прими правильное решение, мне бы не хотелось применять к тебе крайние меры, ты мне всегда нравилась, девочка моя.

Я вся кипела от возмущения. Уже самой хотелось применить к инору Тидеману те самые крайние меры, чтобы положить конец его преступлениям. Но… Рихард и Юрген, что будет с ними? И даже если я соглашусь, нет никаких гарантий, что увижу своих близких. Более того, я и сейчас боялась, что преступник врет, и Рихард с Юргеном пострадали куда больше, чем он хочет показать.

– Видите ли, инор Тидеман, – церемонно сказала я, – как я сегодня поняла, вам совсем не свойственно выполнять обещания. Более того, я совершенно не уверена, что с моими близкими все в порядке.

– А у тебя есть выбор, Ивонна? – приподнял бровь управляющий. – Если ты идешь к Брайнеру и рассказываешь, они умирают. Если молчишь, у них есть шанс остаться в живых.

– Как мне ни интересно, что выберет моя невестка, – раздался от двери насмешливый голос инора Брайнера, – но было бы слишком жестоко продолжать держать ее в неведении, тем более что все, нас интересующее, мы уже услышали. Этого достаточно, чтобы вы получили по заслугам.

– Ну-ну, – невозмутимо сказал инор Тидеман, – и что вы собираетесь предъявить на суде, кроме слов этой несомненно замечательной, но совершенно пристрастной особы.

– Вот этот замечательный и совершенно беспристрастный кристалл со звуками вашего голоса, где вы признаетесь в преступлениях, – инор Брайнер показал то, о чем он говорил, и продолжил: – Новинка в сыскном деле. Лорийцы поделились. Правда, без своего ведома, но у них сейчас такой бардак, что грех было не воспользоваться.

 

Глава 32

На удивление до конца семестра больше ничего не случилось. Единственным серьезным потрясением для меня оказался суд над нашим бывшим управляющим. В этот раз инору Тидеману не удалось переложить свои дела на других – запись на кристалле столь явно свидетельствовала против него, что ни у кого даже малейшего сомнения не возникло в его виновности. Главу преступной шайки казнили, а все найденное имущество частично вернули бывшим владельцам, таким же бедолагам, как мой отец, а частично отправили в казну. Больше всего факт конфискации расстроил родителей Эвамарии, они даже попытались признать брак дочери недействительным, утверждая, что к ней были применены ментальные методы убеждения. Но бывшая подруга огорошила семью известием, что ждет ребенка, и пришлось им от этой идеи отступиться. Сама же Эвамария находила даже некоторую романтику в том, что оказалась женой раскаявшегося преступника. То, что Гюнтер не принимал ни малейшего участия в делах отца и вообще о них не знал, разве что иногда выполнял мелкие поручения, о сути которых и не подозревал, его жену не смущало, и она постоянно твердила во всеуслышание, что только ее благотворное влияние не позволило мужу скатиться в пучину порока. Тидеман-младший с этим покорно соглашался. А что еще ему оставалось делать? Ни к чему не приспособленный, глуповатый, самовлюбленный, мой бывший жених теперь больше всего боялся очутиться без средств к существованию.

Наша фабрика пережила серьезные потрясения. Под управлением инора Тидемана нарушилось производство, были утеряны многие поставщики и покупатели, ушли мастера. Бедный Юрген не знал, за что хвататься. Я помогала ему, как могла, приезжая каждые выходные в Корнин, но брать на себя ответственность и принимать под свое руководство не хотела – для этого пришлось бы забросить учебу полностью. Впрочем, зять справлялся неплохо, не зря инор Тидеман его хвалил. Удалось вернуть часть специалистов, которые работали еще при деде, и наладить новые деловые связи. В этом очень помогла семья мужа Барбары. Наконец фабрика нормально заработала, и я вздохнула с облегчением.

Семестр пролетел незаметно. Подошло время практики, а я поняла, что так и не добралась до книг по орочьим зельям. Да что там книги! За всеми этими треволнениями даже до бабушкиных записей руки не дошли, а ведь не зря же она хотела, чтобы они достались именно мне. Конечно, инор Вайс утверждал, что там нет ничего необычного, но ведь основывалась на чем-то уверенность инора Тидемана, что бабушка занималась противоядием и достигла существенных успехов. Он же предлагал купить у нее рецепт, значит, этот рецепт должен где-то быть.

Менталист поработал с моей памятью и снял блок с воспоминаний, которые касались орочьей частички. Воспоминания обрушились лавиной, но в поиске рецепта это никак не помогло. Про это ничего узнать не удалось. Я вспомнила бабушку, наши разговоры о разных вещах, касавшихся алхимии и не только, ее немного снисходительное отношение к моему отцу, ее увлеченность своим делом. Я вспомнила даже, как приходили образы от прадеда-шамана. И только сейчас осознала, чего лишилась. Зелье, которое втайне подливал отец, напрочь отрезало эту способность, и теперь неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы все восстановилось. Один из подчиненных инора Брайнера даже засомневался, что восстановится вообще: слишком долго давали блокирующее средство, что могло повредить какие-то тонкие структуры, необходимые для связи. И прояснить этот вопрос у своего прадеда я не могла – не в Степь же ехать? Отношение орков к женщинам хорошо известно, именно поэтому прабабка и сбежала с новорожденной дочерью – такой жизни ей она не хотела. Налицо была проблема, решить которую я не могла. Я еще несколько раз побывала в лаборатории на фабрике, в надежде еще раз услышать голос и понять, что же делать с находкой. Но наверное, бабушка посчитала свою миссию выполненной, и дух ее больше общаться не желал. Или я просто не слышала – ведь и тогда голос был очень слабый, буквально на грани восприятия. Тогда я обратилась с просьбой к инору Брайнеру, чтобы у него в конторе еще раз просмотрели эти записки, вдруг найдется что-нибудь неожиданное, ведь нам с Рихардом так и не удалось решить эту задачу.

Подчиненные инора Брайнера просмотрели все листы на наличие скрытых заметок как магическими, так и алхимическими методами, и пришли к единодушному заключению – книга содержит только то, что в ней может видеть любой, даже не владеющий магией. Значит, дело именно в тексте, который мы пока не перевели.

Свекор обратился за помощью к инору Вайсу, как к последней надежде. Инор просьбе не обрадовался и хотя не отказал, но предупредил, что может не знать отдельных алхимических терминов.

– Возможно, все переводить не придется, – примирительно предположила я. – Скорее всего, то, что нас интересует, – это заключительная запись.

Инор Вайс пролистал до последней законченной странички, вчитался, хмыкнул и сказал:

– Вы уверены, что вас интересует рецепт зелья, позволяющего зачать ребенка определенного пола?

– В таком случае я бы хотел внука, – бодро сказал инор Брайнер. – Недавно проходил мимо лавки с игрушками, там такой замечательный набор солдатиков…

– Мы еще и не думали о детях, – растерялась я.

Нет, это, конечно, хорошо, что будущий дед так ответственно относится к своим обязанностям, но слишком неожиданно.

– Бабушка плохого не посоветует, – веско заметил свекор. – Ей оттуда видно лучше, о чем вам сейчас думать. И я с ней совершенно согласен.

– Ивонне еще год учиться, – заметил Рихард. – У нее и без заботы о твоих внуках проблем хватает.

– Няню наймем, – предложил его папа. – И в наш дом переселитесь. Детскую обновим…

Похоже, инору Брайнеру мысль о будущих внуках пришлась по душе. Планы уже строит, даже жалко рассеивать мечты.

– Вам рецепт переводить? – поинтересовался инор Вайс. – Действительно, если бабушка хочет, грех разочаровывать старушку, к тому же, давно покойную.

– Мы сами переведем, – ответил Рихард и мечтательно улыбнулся. – Да и не уверен я, что хочу именно сына.

– Вы еще голосование устройте, – возмутилась я. – Никаких зелий больше пить не буду, ничего хорошего из этого не получается. Но мы же здесь собрались не для того, чтобы решать, когда появляться нашим с Рихардом детям. Давайте вернемся к бабушкиным записям. Возможно, то, что нам надо, находится немного выше?

Выше оказался рецепт зелья, повышающего качество грудного молока. Инор Брайнер хмыкнул и бросил на нас выразительный взгляд.

– Я же говорил, обычные алхимические записи, – заметил инор Вайс.

– Давайте посмотрим еще выше, – не сдавалась я.

Надеюсь, там не будет средства от утренней тошноты при беременности.

– Надо же, – удивился инор Вайс и зачитал. – Противоядие к орочьим зельям невозможно создать, используя только человеческую или орочью магию. Лишь на стыке этих двух магий возможно решение проблемы, и алхимик должен владеть ими обеими.

Он замолчал и удивленно на нас посмотрел.

– А рецепт? – так и не дождавшись продолжения, спросила я.

– А нету рецепта, – ответил он. – Это все, что здесь указано. Скорее всего, ваша бабушка, после попытки ее запугать, запись рецепта уничтожила – видите, следы вырванного листа, но посчитала нужным оставить эту заметку. Так что тайну противоядия она унесла с собой.

Я разочарованно молчала – я так рассчитывала на эти записи, а там оказались столь малоинтересные заметки.

– А восстановить, что там было, по нижнему листу нельзя? – спросил Рихард, а я в надежде встрепенулась.

– Нет, бумага очень плотная, – покачал головой инор Брайнер. – И прошло слишком много времени. Даже пробовать не стоит.

Услышать это оказалось неожиданно горько. Я чуть не расплакалась, не столько от того, что мы не нашли, сколько от того, что работа близкого мне человека была проделана напрасно и следов от нее не осталось.

– Иви, не расстраивайся, – мягко сказал Рихард. – То, что сделал один, всегда повторит другой. Тем более что у тебя обе магии как раз есть.

– Одна – слабая, вторая – заблокирована, – грустно ответила я. – И неизвестно, восстановится ли.

– Восстановится, конечно, – с энтузиазмом заявил Рихард. – Мы еще с нашим главным алхимиком посоветуемся. Инор Герхардт как раз хотел, чтобы ты этими самыми орочьими зельями занималась на практике. Возможно, он предложит что-нибудь, что поможет восстановить оба Дара.

– Думаешь? – утраченная было надежда опять встрепенулась и ожила.

– Конечно, – твердо сказал муж. – Более грамотного алхимика я не знаю. Мы прямо сейчас пойдем к нему и спросим. Заодно с началом практики определишься.

Мы попрощались с инором Брайнером и инором Вайсом и пошли в Центральную лечебницу рассказывать о бабушкиных записях инору Герхардту. Оказалось, что тот владеет орочьим не хуже специалиста из Сыска. Заметки он просматривал, восторженно охая.

– Ваша бабушка была необычайно талантливой, – заявил он. – Если вы в нее, нашей лечебнице повезло. Так значит, вам доступны обе магии?

– Если бы, – расстроенно ответила я. – Оказывается, папа, без моего на то ведома, давал мне зелье, блокирующее способности. И если от человеческой магии хоть что-то осталось, то орочья мне совсем недоступна.

– Вы же говорили, что слышали бабушку в лаборатории? – вспомнил инор Герхардт. – Это значит, что этот Дар потихоньку восстанавливается.

– Вы думаете? – обрадовалась я. – Но прадедушку я не слышу.

– С духами близких родственников на месте их смерти общаться легче всего, – объяснил он. – Тем более ее там удерживала необходимость передать вам записи. Жалко, что она не написала более подробно.

– Да, мы тоже рассчитывали найти там рецепт, – заметил Рихард.

– Возможно, его там и не было, – задумчиво сказал алхимик. – Дело в том, что шаманство в полной мере могут использовать только мужчины, женщинам мало что достается. Так что ваша бабушка, Ивонна, могла только нащупать путь, по которому следует идти. Не зря же последние рецепты у нее довольно специфические.

– Вы хотите сказать?.. – я настолько удивилась, что даже сформулировать свою мысль точно не смогла.

– Скорее всего, она возлагала надежды на вашего сына, – подтвердил мою догадку инор Герхардт.

– Мои дети могут не унаследовать орочьи способности, – заметила я. – У меня есть сестра, в которой голос крови не чувствуется.

– Если судить по ее записям, она как раз работала в этом направлении, – сказал алхимик. – Я, кстати, тоже могу предложить свои наработки.

– Я против того, чтобы на моей жене проводили опыты, – неожиданно жестко вмешался Рихард.

– Мне кажется, инор Герхардт, что я за свою жизнь уже выпила достаточно зелий, – поддержала я мужа. – Пусть с нашими детьми будет так, как решит Богиня. Да ведь и вы точно не уверены, что я не справлюсь, когда мой Дар восстановится, не так ли?

– Я просто предположил, – согласился он. – Могу дать вам книги почитать по шаманству. Хотите?

– Конечно. – Удивилась я вопросу. – Думаю все же, что бабушка добилась успеха, иначе она не стала бы об этом говорить, не было в ее привычках обманывать. А если смогла она, значит, смогу и я.

– Мне нравится ваш настрой, – улыбнулся инор Герхард и пошел за книгами.

– Думаю, все у тебя получится, – Рихард обнял меня и поцеловал в висок.

– Знаешь, – улыбнулась ему я, – а я в этом даже не сомневаюсь. Ведь у меня есть самое главное в этой жизни.

– Что?

– Ты.

Я смотрела в его глаза и не могла насмотреться. И не только потому, что не будь его, я прожила бы, скорее всего, под постоянным воздействием зелий, подливаемых либо инором Тидеманом, либо Клаусом, либо собственным отцом. А потому, что Рихард – мужчина, которого люблю я и который любит меня, и пока мы вместе, у нас все получится.

А инора Брайнера мы непременно осчастливим. Не зря же он уже присматривает себе солдатиков в лавке игрушек. Хотя лично мне и отдел кукол очень даже нравится…