Утром нас разбудил громкий стук в дверь. Рихард пошел выяснять, кого это принесло так рано. Разговор поначалу был довольно мирный, но вскоре с той стороны проема начались раздаваться невнятные крики и угрозы. Я торопливо оделась, подошла к двери и ужасно удивилась, увидев там папу, которого муж ни в какую не хотел впускать в квартиру.

– Дожили, – возмущенно сказал папа, несколько успокоившийся с моим появлением. – Да когда ж такое было, чтобы родного отца к дочери не пускали? С каких это пор у вас такие порядки?

– С тех самых, как моя жена обнаружила в своей чашке странное зелье, – ответил Рихард, даже не думая сдвигаться с места. – Подлитое ей любящим папой, между прочим.

– Абсолютно бездоказательное утверждение, – заявил отец. – Где чашка с якобы подлитым зельем? Где свидетели данного происшествия? Нет? Вот я так почему-то и подумал. Ивонне что-то показалось, она поделилась с… неким типом, а теперь возводят наглый поклеп на честного инора. Все почему? Потому что он выступил против замужества дочери с проходимистым голодранцем, – он снисходительно посмотрел на Рихарда, который даже растерялся немного от такой наглости. – И вообще, я приехал поговорить с Ивонной, а вы, инор, как вас там, не знаю и знать не хочу, ибо не представляете для меня интереса, как явление временное, можете пойти прогуляться.

– Папа, если ты собираешься оскорблять меня или моего мужа, будет лучше, если ты сам сейчас же уйдешь, – вознегодовала я. – Смирись уже, что Рихард – явление не временное.

– Ивонна, как ты можешь говорить такое родному отцу? – возопил он, вздевая руки вверх. Не иначе как Богиню призывал в свидетели своей честности и моей черствости. – Я проделал такой путь, я не спал половину ночи, а ты готова вот так запросто взять и выгнать меня на улицу? Как какую-то подзаборную шавку?

– Папа, я прошу относиться к нам с уважением, иначе я с тобой даже разговаривать не буду, – твердо ответила я.

Слишком давно и слишком хорошо я знала своего отца, чтобы реагировать на его выступление так, как бы ему этого хотелось.

Он возмущенно засопел и еще раз выразительно посмотрел, всем своим видом показывая, что мною злостно нарушены все правила приличия. И мне действительно стало стыдно. За то представление, что он устроил перед Рихардом. Для нашей семьи папины выступления уже привычны, и я совсем забыла, как это некрасиво выглядит для посторонних.

– Как мне кажется, тебе нужно время, чтобы успокоиться и понять, как все обстоит, – заявила я папе. – Что мой муж – тот, кого выбрала я, а не тот, кого выбрал ты, потому что ему задолжал. Не стоит отдавать долги таким образом. Давай ты прогуляешься немного, посмотришь город, а потом придешь и попробуешь поговорить нормально.

– Инор Бринкерхоф, – церемонно сказал ему Рихард, – если вы сделаете шаг назад, мне будет удобнее закрыть дверь.

Папа разинул было рот, чтобы разродиться очередной тирадой, полной возмущения, но посмотрел на нас, осознал, что ничего хорошего этим не добьется, и выдавил сквозь зубы:

– Приношу свои извинения, если нечаянно кого-нибудь обидел. Но вы тоже должны меня понять, – закончил он уже с явным воодушевлением: – у меня не так много дочерей, чтобы я совершенно не волновался об их дальнейшей судьбе. Так я могу войти?

Рихард вопросительно на меня посмотрел, я неуверенно кивнула, и муж посторонился, пропуская моего отца. Тот недолго раздумывал и ринулся в нашу квартиру так, словно за ним неслась стая голодных тигров. Или в крайнем случае злых Хайнрихов.

– Послушайте, зять мой, – высокопарно заявил папа Рихарду, – не могли вы погулять? Мне нужно поговорить с дочерью наедине.

– Я возражаю, – твердо сказала я. – Я не собираюсь ни о чем с тобой говорить наедине.

– Видишь ли, Иви, – папа всем своим видом показывал снисходительность к моему скудоумию, – вопрос, который я собираюсь обсудить, имеет отношение исключительно к нашей семье, и никоим образом не касается твоего мужа.

– Для меня семья включает и мужа, – заметила я. – Если ты этого до сих пор не понял. К тому же я хочу быть уверенной, что ты опять чего-нибудь не подмешаешь. Мне спокойнее, если кто-нибудь за этим проследит.

– Ивонна, поверь, это очень важно, и для тебя в том числе, – упорствовал папа. – Но если ты так настаиваешь на его присутствии, то я тогда задействую артефакт от прослушивания. Твой муж не услышит, что мы говорим, но увидит, что я ничего не подмешиваю. Хотя такие подозрения для меня оскорбительны.

Мы еще немного поспорили, но я согласилась на артефакт. Я была уверена, что речь пойдет о Хайнрихах, поскольку папа упорно отказывался посвящать Рихарда в цель своего визита, но настаивал, что мне это знать необходимо. Наверняка Клаус уже нажаловался своему отцу, а тот предъявил претензии моему. Но все же было интересно, в каком ключе подастся эта история.

Папа достал из кармана странную конструкцию из веточек и перышек, аккуратно расправил и водрузил на середину стола, внутрь поместил маленькую скособоченную свечку и гордо объявил:

– Твой муж должен отойти подальше. Хотя бы к окну. Тогда он точно не услышит наш разговор.

– Как-то странно выглядит ваш артефакт, – подозрительно сказал Рихард. – Я даже понять не могу, как он работает.

– Вам и понимать не надо, – недовольно ответил папа. – Это орочья штуковина, мне она по случаю досталась за бешеные деньги. Обычные-то артефакты можно обойти и подслушать, что надо, а этот не получится.

– Мне эта штуковина не нравится, – сказала я. – Думаю, если Рихард отойдет к окну, он и так ничего не услышит.

– Ага, – возмутился отец, – будет там подслушивать с помощью каких-нибудь магических приемчиков. Нет уж, знаем мы вас. Ничего у вас не выйдет.

– Я не собираюсь подслушивать, – заметил Рихард, взял в руки эту странную конструкцию, принесенную отцом, и начал крутить.

– А ну-ка, поставьте немедленно! – всполошился папа, – Если сломаете, где я такую еще найду? Так смотрите, со стороны. И чем дальше, тем лучше.

Муж неохотно поставил артефакт, заметно было, что ему интересно узнать, как действует это странное приспособление. Я бы тоже не отказалась понять принцип работы. Но орочья магия очень уж сильно отличается от нашей, так что искать какие-то соответствия бессмысленно. Казалось, что и магии никакой там нет, но если уж отец убежден, что работает, это наверняка так. Не в папиных привычках покупать непроверенные вещи. Папа хмуро оглядел поставленный на стол артефакт, потрогал места соединений, изъяна не нашел, после чего повернулся к Рихарду и недовольно сказал:

– Что ж, испортить вам не удалось, но лучше отойдите подальше, и я все же обсужу с дочерью вопрос, ради которого сюда приехал.

После того как муж отошел к окну и уже оттуда стал наблюдать, папа аккуратно поджег свечку и водрузил ее в середину конструкции, дыма почти не было, да и запаха никакого тоже, но я почему-то занервничала, захотелось закончить разговор как можно быстрее.

– Так что ты собирался сказать, папа? – спросила я. – Если опять о том, нужно быть внимательнее к Клаусу Хайнриху, то сразу скажу, это бесполезно.

– Ивонна, Хайнрихи меня шантажируют, – выпалил папа. – Они узнали об одном неосторожном моем поступке, и вот…

– У тебя из этих неосторожных поступков состоит вся жизнь, – заметила я. – Не думаю, что обнародование очередного факта твоей биографии что-то изменит.

– Ты просто не представляешь, о чем говоришь, – недовольно сказал он. – Обнародование этого факта может привести меня на скамью подсудимых. Моя жизнь и репутация нашей семьи будут погублены.

– Ты и так уже сделал для этого все, – не выдержала я. – Да и что они такого узнали? Ты продал оркам наши защитные артефакты?

Я точно знала, что папа пытался навести связи с орками, но не преуспел. За торговлю боевыми и защитными артефактами действительно могли посадить, и надолго. Вот только получить такие артефакты ему было негде.

– Не буду об этом говорить, – уперся он. – И поверь, это действительно неосторожность, а никак не злонамеренное нарушение закона.

– Тогда и закон к тебе будет снисходителен, – заметила я. – Мне кажется, лучше тебе самому признаться, а не жить под гнетом шантажа.

Наверное, слишком давно я с папой не общалась: ужасно заболела голова, и единственное желание, которое осталось, – прекратить разговор как можно быстрее.

– Нет, Иви, о признании и речи не идет, – недовольно сказал он.

– Тогда что ты хочешь?

– Ивонна, что ты так упираешься против брака с Клаусом? – просительно протянул папа. – Он же так тебя любит, столько лет ждал. И семья богатая, достойная. Не то, что у этого, – он презрительно кивнул в сторону Рихарда.

Муж вопросительно поднял бровь, но я махнула рукой, показав, что ничего серьезного не происходит.

– Мне не нравится Клаус Хайнрих, – ответила я. – И давай закончим этот разговор, он неприятный и бессмысленный.

– Ивонна, Клаус Хайнрих – очень красивый молодой человек, – отец стал говорить размеренно, совершенно не свойственным ему образом. – Ты непременно его полюбишь. Ведь он так добр и щедр. Очень достойный молодой человек. Уверен, все, что тебе в нем не нравится, – просто плод твоих фантазий.

Я не хотела отвечать папе. Плод моих фантазий? Этот рыжий Клаус? Впрочем, он скорее не рыжий, а золотистый, и ведь это действительно очень красиво. Я мечтательно улыбнулась, вспоминая бывшего жениха. А какие у него красивые руки, покрытые золотом волос, так подходящим для человека, имеющего дело с деньгами. И вообще, это так здорово, когда у мужчины много волос по всему телу, а зимой, наверное, еще и тепло. А как приятно будет зарыться в эту шерсть на груди своими тонкими пальчиками. У Рихарда на груди таких зарослей нет. У Рихарда? Я подняла глаза на мужа и поняла, что происходит что-то странное. Он выглядел встревоженным и с трудом удерживался на месте.

– Не правда ли, Клаус Хайнрих – мечта любой девушки, – продолжал мой отец так же размеренно и безэмоционально.

– Неправда, – с трудом ответила я и удивилась, как сложно мне оказалось произнести даже эту короткую фразу.

На лице отца проявились обида и разочарование, а я поняла, что срочно надо что-то делать. Из последних сил протянула руку и уронила ее на орочий артефакт, полностью его сломав. Свеча обожгла руку и погасла, а я почувствовала неимоверное облегчение.

– Это что? – Папа был потрясен, чего и не пытался скрыть. – Это что ты такое вытворила? Ты знаешь, сколько он стоил?

– Что случилось? – подбежавший Рихард не дал упасть. Сил не осталось совсем.

– Этот артефакт. Он не только глушилка, – с трудом выговорила я.

– Что опять выдумываешь? – взвыл папа. – С чего ты такую ерунду взяла?

Он трясущимися руками перебирал обломки и едва не плакал – восстановлению они не подлежали. Но я не жалела отца – то, что он собирался со мной сделать, ужасно. Не знаю, на сколько бы хватило воздействия этой орочьей штуковины, но, если бы я однажды очнулась и обнаружила рядом с собой Хайнриха-младшего, для кого-то из нас этот день мог стать последним. И суд ко мне отнесся бы со снисхождением – применение магии, подобной тому, что пытался навести папа, очень строго каралось нашим законодательством и явно было бы причиной для смягчения приговора.

– Инор Бринкерхоф, вы немедленно покинете наш дом и никогда сюда больше не вернетесь, – заявил Рихард.

– Иви, да тебе просто показалось, – просительно сказал папа, пытаясь заглянуть мне в лицо.

Но я даже глаза закрыла, чтобы его не видеть, настолько он был мне противен. Приворожить меня к этому гадкому Клаусу, да как ему такое в голову пришло? Я не собираюсь приносить в жертву всю жизнь ради того, чтобы мой отец уклонился от заслуженного наказания. Все, что он натворил, должен разбирать сам. И только так.

– Запрещенной магией балуемся? – раздалось от двери.

Высокий плотный мужчина, что там стоял, оказался мне незнаком, и его неожиданное появление и, главное, слова меня очень испугали. А если он решил, что это Рихард или я замешаны? Мой отец выглядит очень располагающе и при желании убедит собеседника почти во всем.

– Почему запрещенной? – Сделал удивленное лицо папа. – Обычная глушилка, только нестандартная, орочья. Вот вам и показалось. И, кстати, кто вам вообще разрешил вламываться в чужое жилище?

– Я не вламывался, – усмехнулся тот. – Просто вы так громко разговаривали, что не слышали моего стука, а дверь не заперта. И магия, что творилась здесь, была запрещенной.

– Вы ошиблись, – продолжал настаивать папа.

– В таком вопросе я никогда не ошибаюсь, – ответил незваный гость. – Достаточно посмотреть на девушку, чтобы это понять.

– Ну, я в магии почти и не разбираюсь, – пошел на попятную папа. – Мне это продали как глушилку.

– А приворот к определенному лицу был совершенно случаен?

– Приворот? Какой приворот? Чтобы я родную дочь при живом муже непонятно к кому привораживал? Да что вы выдумываете такое?

Папа демонстративно возмущался, не забывая при этом торопливо сгребать остатки артефакта, ломать их еще больше и перемешивать с кусками свечки так, чтобы даже догадаться нельзя было о первоначальном назначении. Инор весьма скептически наблюдал за его действиями, а затем заметил:

– Да, никогда бы не подумал, что мой сын свяжет свою жизнь с дочерью жулика.