Возня с Гюнтером заняла весь день. Занятия в академии закончились, и возвращаться туда было бессмысленно. Меня ужасно расстроило, что пришлось пропустить весь учебный день. В конце концов, никто не мешал Гюнтеру прийти к его окончанию или даже выпить зелье, не выезжая из Корнина – все дешевле бы ему обошлось. Но первый бывший жених свое уже получил, оставался второй. По дороге домой я зашла в лавку и купила вино. Выбрала самое дорогое, хоть на Клауса тратиться не хотелось. Но если к конфетам он отнесется с подозрением, то вино может и выпить. И наконец получит счастливую взаимную любовь, ибо такая настойчивость должна вознаграждаться.

Неожиданно у нас в гостях оказались Анита с Вольфом. Рихард, мрачный и насупленный, при моем появлении лишь странно посмотрел и даже не поздоровался. Подруга же, едва увидев, всплеснула руками и заголосила:

– Ивонна, куда ты исчезла из кафе? Я так за тебя переживала, когда ты не вернулась! Ужасно пожалела, что с тобой не пошла!

Ой, Богиня, представляю, что подумали по ее рассказу. Мое поведение со стороны выглядит донельзя странным: я отправилась в кафе с мужчиной, в которого была влюблена, и после этого пропала на весь день. Стало стыдно перед Рихардом, но предупредить его у меня возможности не было.

– Пришлось проводить Гюнтера до дилижанса.

– Он не мог это сделать сам? – зло спросил Рихард. – И провожать пришлось весь день, меньше никак?

– Его состояние не позволяло добраться самостоятельно, – туманно ответила я. Выражение лица Рихарда ничуть не смягчилось, да и Анита с Вольфом смотрели осуждающе. Я поняла, что нужно рассказать все, поэтому я вздохнула и продолжила: – Дайте слово, что оставите в тайне все, что сейчас услышите.

Троица недоуменно переглянулась, потом недружно пообещала, после чего Рихард недовольно спросил:

– И зачем?

– Сегодня я нарушила закон, – пояснила я. – Гюнтер попытался подсунуть мне любовное зелье, а я так разозлилась, что поменяла чашки, и он выпил это сам.

Анита несколько мгновений недоумевающе хлопала глазами, потом ее лицо озарилось пониманием, и она расхохоталась. Громко, заливисто, вызывая неудержимое желание к ней присоединиться.

– Это он, получается, в себя влюбился, да? И как?

– Не лучше ли было стражу позвать? – почти одновременно с ней сказал Вольф.

– Лучше, наверное, но мне это тогда и в голову не пришло, – смутилась я и добавила с вызовом: – Но я совершенно не жалею. Если он считает такие действия нормальными, то пусть на себе это и испытывает. Все равно зелья эти быстро выводятся. Правда, мне показалось, что ему очень даже понравилось. Он так собой любовался во всех витринах, что его невозможно было от них оторвать. Поэтому дорога до станции и заняла так много времени. А когда он уехал, я сразу пошла домой.

– И что, совсем ни о чем не жалеешь? – удивился Рихард.

– Я жалею только об одном. Что с собой не было папиных конфет. Они бы так хорошо подошли Гюнтеру к чаю. Но я и для них нашла применение, – я повертела перед носом Рихарда бутылкой. – Осчастливлю Клауса. И не отговаривай, я все равно это сделаю.

– Что не так с конфетами твоего отца? – заинтересовался Вольф.

Мы с Рихардом переглянулись. Надо слишком много рассказать, чтобы объяснять, почему папа так жаждет породниться с Хайнрихами. Наши друзья не знали, почему мы поженились, и, наверное, лучше им и не знать. Слишком это личное. Если уж я раньше ничего не рассказала Аните, и сейчас не нужно. Только что им сказать?

– Он присылает конфеты, которые совершенно невозможно есть, – нашел выход из положения муж. – Вкус слишком специфический.

– Чтобы конфеты да невозможно есть? – не поверила Анита. – Быть того не может! Дайте попробовать!

– Мы их уже выбросили, – торопливо сказала я, а то станется с подруги найти и попробовать.

Анита еще некоторое время построила предположения, какими же должны быть конфеты, чтобы их нельзя было есть, но так ничего и не придумала. Для нее все, что посыпано сахаром, уже съедобно по определению. От рассуждений ей захотелось срочно съесть чего-нибудь сладкого, у нас ничего не было, поэтому Вольф пригласил невесту в кондитерскую, которая еще работала. Они ушли, а я неловко улыбнулась Рихарду:

– Даже не буду спрашивать, что ты подумал.

– Ничего хорошего, – согласился он. – Что бы ты подумала на моем месте?

– Я и подумала. Тогда, с Анитой.

– Не надо было с ним никуда ходить, – довольно жестко сказал муж.

– Я испугалась, что он устроит скандал, о котором начнут говорить.

– А теперь все начнут говорить, что ты ушла с занятий с посторонним инором и не вернулась, – заметил он. – Устроил бы он скандал в академии, и что?

– Извини, – огорченно сказала я.

Говорить об этом не хотелось. Уверена, в следующий раз, даже если Гюнтер встанет на колени, я не буду его слушать и никуда с ним не пойду.

– А что ты собираешься сделать с вином? – после непродолжительного молчания спросил Рихард.

– Извлеку из конфет начинку и добавлю в бутылку, а потом отправлю Хайнриху, – оживилась я. – Можно еще записку с извинением за свое поведение добавить, чтобы он совсем порадовался.

– Идея с запиской как-то не очень, – заметил муж. – И твой план… Как бы тебе объяснить? В нем я вижу сразу несколько слабых мест.

– Каких?

– Ты не сможешь запечатать бутылку так, чтобы было незаметно, что ее вскрывали. Вино в бокале будет мутным, что тоже покажется подозрительным. А если он все же выпьет, то по результатам исследования остатков жидкости в бутылке тебе могут предъявить обвинение. Кроме того, выпить он может не один, а в компании.

Я расстроилась. Идея с вином казалась такой удачной. И отступать от мести не хотелось. Конфеты у меня были, а что толку? Не ехать же в Корнин кормить Клауса конфетами, в самом деле?

– Я все-таки хочу, чтобы ему тоже досталась своя порция любви, – наконец сказала я. – Я сначала думала дать конфеты бездомным собакам, но боюсь, что Клаус с ними жестоко обойдется. А от любви к себе еще никто не пострадал.

– Да, собачек жалко, – хитро улыбнулся Рихард. – Но есть идея получше.

– Какая? – воодушевилась я.

– После занятий завтра поедем в Корнин, там и узнаешь, – ответил он.

И как я не уговаривала, так и не объяснил, что собирается сделать, такой… нехороший инор. Правда, начинку сказал выковырять и развести до жидкого состояния. Я предположила, что мы зальем содержимое Клаусу в рот через воронку, на что Рихард расхохотался, но ответил отрицательно, заметив, что идея интересная, но вряд ли мой бывший жених согласится сидеть или лежать спокойно, пока в него будут заливать зелье, а в любом другом случае это еще и насилие над личностью.

На следующий день, когда я прибежала после занятий, муж уже был дома, а около двери стоял небольшой герметичный контейнер, который я подняла и повертела в руках. Хотела открыть, но Рихард сказал, чтобы не вздумала, а то он за последствия не отвечает. На вопросы о том, что внутри, он тоже не отвечал, хотя я просила хотя бы намекнуть.

Бутылку с разведенной начинкой аж из трех коробок конфет я приготовила еще вчера, так что мы взяли все и отправились в Корни ближайшим дилижансом. Дорога показалась мне необычайно длинной. Я все гадала, что же придумал Рихард и что там такого загадочного в его контейнере, но муж только хитро улыбался на мои взгляды и наводящие вопросы. Лишь только мы приехали, он спросил:

– Где городская свалка?

– Довольно далеко, – ответила я. – Клаус вряд ли туда поедет.

Я все не теряла надежды узнать, что же придумал муж, до того, как он начнет реализовывать свою идею.

– Он там и не нужен, – загадочно ответил Рихард.

Все-таки решил животных натравить, тогда в контейнере – приманка. Но не слишком ли ее мало?

– Я против использования собак, – напомнила я.

– Не волнуйся, ни одна собака не пострадает, – отмахнулся он.

– Кошек тоже, – добавила я на всякий случай.

– И кошки не пострадают, и крыски, и мышки. Довольна?

Довольна я не была, так как не понимала, что он собирается делать, но Рихард только расплывчато намекал, что мне понравится, и не более. До окраины города мы добирались в экипаже, а дальше шли пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания со стороны возчика, больно разговорчивый да любопытный попался. Городскую свалку пропустить невозможно – к ней вела очень заметная дорога, да даже если бы не вела, то к ней можно идти с закрытыми глазами, пользуясь одним носом. Множество растительных и животных отходов создавали непереносимую вонь, терпеть которую способны только шныряющие по кучам крысы и мыши. А также мухи. Вот для кого здесь раздолье! Столько мух одновременно я никогда раньше не видела.

Мы были уже в глубине свалки, с дороги нас заметить было невозможно, и Рихард открыл наконец свой контейнер. Лучше бы он этого не делал! Окружающая вонь показалась нежным цветочным ароматом по сравнению с амбре, которое донеслось из контейнера. Я мужественно подавила рвотные позывы и постаралась дышать через раз. Рихард вытряхнул вонючую субстанцию на землю и полил получившейся у меня жидкостью, и к ней тотчас устремились мириады мух, привлеченные необычайно привлекательным для них запахом. Через некоторое время одна муха оторвалась от предложенного угощения, сделала пару неуверенных кругов, а потом полетела в сторону города искать предмет своей внезапно вспыхнувшей страсти. Муха-первопроходец. Или первопролетец? Правда, я не уверена, что ей, как осознавшей свое чувство первой, удастся добиться взаимности от Клауса, но ее шансы явно больше, чем у остальных. Дальше мухи поодиночке не летали – только ротами, взводами, батальонами или чем там принято у мух. Жидкость мы добавляли неоднократно и покинули свалку, только когда лить стало нечего. Было крайне интересно наблюдать за непрерывным мушиным потоком от свалки к городу. Конечным пунктом, несомненно, был дом Хайнрихов. Интересно, заткнули ли они уже все щели и сколько влюбленных мух ухитрилось прорваться в дом?

– Как ты думаешь, мушиная любовь его устроит? – спросил Рихард. – Я хотел сначала на столичной свалке провернуть, но потом подумал, что мухи по дороге растеряют все свои чувства.

– Не знаю, как его, а вот меня…, – я счастливо закивала. – Я бы еще на дом посмотрела, но боюсь, что Клаус заметит.

– Можем посмотреть издалека. Но мне кажется, что вряд ли он что-нибудь увидит.

Слова Рихарда оказались пророческими. Я не учла, что огромного количества мух, в поисках счастья в личной жизни покинувших свалку. Сейчас все эти искатели любви черным плотным коконом кружили вокруг здания, в воздухе стояло непрерывное зловещее гудение от взмахов сонма мушиных крыльев. Толпы жителей города с интересом наблюдали за необычным природным явлением, даже не думая помочь находящимся в доме.

– Во Хайнрихи как мага разозлили-то, – слышалось из толпы.

– Так за дело наверняка.

– Да, маг зазря не напустит – за такие шуточки в тюрьму загремишь и не заметишь.

– Так это если Хайнрихи заявление напишут, а сдается мне, тогда и им не поздоровится.

Слова про возможный арест несколько отрезвили.

– Пожалуй, нам пора, – с неохотой сказала я.

Зрелище, конечно, изумительное, но скоро стража подтянется, начнут опрос свидетелей, а нам это совсем не надо. Кто знает, будут писать Хайнрихи заявление или нет? Любовное зелье делали не они, а мой отец. А посадят в случае чего нас с Рихардом и, что самое обидное, не в одну камеру.

Мысли были неприятные, но недостаточно, чтобы испортить настроение. Клаус – повелитель мух! Теперь я не обижалась на Рихарда, что сразу не рассказал о задуманном: результат того стоил. Ехала я домой совершенно счастливая. Говорить при посторонних опасались, но постоянно переглядывались и посмеивались.

И только за закрытыми дверями родной квартирки смех, копившийся уже несколько часов, наконец нашел выход, и я буквально сползла по стене, дав волю своим чувствам и утирая выступавшие от хохота слезы.

– Вот осчастливили его так осчастливили! Вот бы еще лицо Клауса увидеть, когда мухи его домогались, – с трудом выговорила я, – тогда бы и мое счастье было полным. Но и так здорово получилось. Спасибо, Рихард, я бы не додумалась.

– Вино твоему бывшему жениху пожалел, – ответил он. – Ты старалась, выбирала, и вдруг его будет пить какой-то посторонний тип. Это непорядок.

– Теперь мы его сами выпьем, – довольно сказала я. – За успех нашего дела.

Вино оказалось превосходным, такое портить приворотным зельем, да еще и смешанным с конфетной начинкой, настоящее преступление. Первым тостом было «За мушиное счастье!», и он же оказался последним, так как пожелание скрепили поцелуем, совсем не дружеским. Все пуговицы и завязочки расстегивались и развязывались как по волшебству, предметы одежды терялись по дороге к кровати, так что когда мы там оказались, ничего лишнего уже не было. Мелькнувшую мысль, что не собиралась так быстро сдаваться, я отбросила как нечто совершенно ненужное и подумала, что если мухам сегодня с любовью не повезло, то не стоит брать с них пример. В конце концов, мы не мухи!