Не осталось ни малейшего сомнения, что инор Брайнер, почувствовавший преступную нотку в смерти моего деда, выяснит все, что мы с таким усердием скрывали. Зря я забрала заявление на Клауса – пусть бы хоть кто-то из его семейства получил заслуженное наказание. И все же видеть родного отца за решеткой не хотелось, да и главный преступник – Хайнрих-старший, доказать вину которого через столько лет невозможно. Ведь как ни крути, зелье папа у него украл, а определить, что он был под ментальным воздействием получилось бы только тогда, и то, если бы папа сразу направился к дознавателям. Но в этом случае у деда не было бы и этих семи лет.

– Ивонна, я уверен, вы скрываете что-то, касающееся смерти вашего деда, – инор Брайнер не стал ходить вокруг да около. – Думаю, для вас лучше рассказать, что знаете, сейчас, а не тогда, когда мы проведем расследование.

Я умоляюще взглянула на Рихарда.

– Лучше рассказать, – ответил он на невысказанный вопрос. – Я с самого начала выступал против замалчивания. Приди мы сразу к отцу, глядишь, и младшего Хайнриха бы не выпустили, и старший занял бы место рядом.

Был он прав во всем, но от этого легче не стало. С тяжелым вздохом я повела рассказ о событиях, случившихся семь лет назад. Меня постоянно прерывали и задавали уточняющие вопросы, ответить на которые зачастую я не могла – и времени прошло много, и лет мне было не столько, чтобы обращать внимание на такие подробности.

– Слишком много орочьего духа в этом деле, – наконец задумчиво сказал инор Брайнер. – Похоже, что ваша бабушка действительно погибла не в результате несчастного случая. И деда вашего явно от дел отстранили таким… хм… нетривиальным способом. А инор Хайнрих здорово рисковал, даже удивительно для человека с такой репутацией. Видимо, он очень хорошо знает инора Бринкерхофа, если был настолько уверен, что тот бросится не к дознавателям, а спасать своего родителя. Но, Богиня, как же такие преданные сыновья осложняют работу!

– То есть вы не подозреваете папу в том, что он намеренно отравил дедушку? – с огромным облегчением уточнила я.

– Чтобы за семь лет подарить треть предприятия Хайнриху? Это слишком глупо даже для вашего отца. Интересно, почему ему не удалось напрямую покупать поддерживающее снадобье? На четверть орку наверняка легче устанавливать торговые связи, чем Хайнриху.

– Так папа же скрывал, что в нем есть орочья кровь, – напомнила я. – Он вообще этого боится.

– Чем занималась ваша бабушка?

– Придумывала новые алхимические рецепты. Что-то дельное получалось редко, и мне об этом не рассказывали, единственное, что позволялось – изготавливать несложные зелья под ее руководством, – пояснила я. – Успехами она делилась только с дедушкой.

– Я не думаю, что это могло быть причиной, – вмешался инор Вайс. – Не новый же крем от прыщей так напугал Хайнриха? У нее были контакты с родственниками со стороны отца?

– Если и были, то я этого не знаю, – ответила я. – Я и орков-то видела только на картинке и о том, что во мне есть орочья кровь, до сегодняшнего дня не знала. Даже зелье, блокирующее способности, папа подливал мне без моего ведома.

– У папы твоего подливать зелья, похоже, уже в привычку вошло, – проворчал Рихард. – Но ты забыла о книге, найденной в лаборатории.

– Вы же утверждали, что все книги оттуда исчезли, и довольно давно? – инор Брайнер задал вопрос таким тоном, как будто начал подозревать уже меня. В сокрытии важных улик.

– Так оно и есть, – ответила я. – Но в тайнике сохранилось вот это.

Я достала из кармана найденную книжку и протянула ее свекру. Тот раскрыл, пролистал, видимо, ничего не понял и передал инору Вайсу. Инор Вайс изучил мою находку более тщательно. Видно было, что на орочьем он читает бегло. Но, пролистав несколько страниц и посмотрев в конец записей, он недоуменно пожал плечами:

– Обычные заметки алхимика. Непонятно, зачем их прятали.

– Может, там зашифровано что-то? – с тайной надеждой спросила я.

– Вряд ли. Здесь указана рецептура и результат применения. А последнее и вовсе до конца не доведено, хотя и указано, что, по мнению вашей бабушки, следует изменить.

– А тайник где-нибудь под обложкой? – предположила я. – Или симпатические чернила, проявляющиеся при определенных условиях?

– И как вы что-то можете спрятать в обложку из обычного не очень толстого картона? – язвительно спросил инор Брайнер. – Чернил, скорее всего, тоже нет. Для вашей бабушки ценность представляли именно ее записи. Думаю, они вам, как алхимику, будут интересны.

– Возможно. Только я орочий не знаю.

Единственное наследство, доставшееся от бабушки, если не считать внешности, конечно. И то не смогу использовать…

– Так выучите, – инор Вайс захлопнул книжку и протянул мне. – Тем более что для покойной это было так важно.

– А с папой-то что будет? – решилась я задать столь мучивший вопрос.

– Пусть он сам придет, мы обговорим, – ответил инор Брайнер. – Напишите ему. Дело не срочное, но и затягивать не стоит. Да. Чтобы никаких поездок больше, а то создаете ненужные проблемы охране.

– А имеет смысл продолжать нас охранять? – спросил Рихард. – Дело с Хайнрихом-младшим решили практически миром. Вряд ли они в ближайшее время захотят отыграться.

Инор Брайнер задумался, потер подбородок, как будто это помогало принять правильное решение.

– Нет, давайте пока оставим, – наконец объявил он. – А что, вам охрана сильно мешает?

– Пойдем на занятия – вопросы начнутся, – недовольно сказал Рихард. – Да и так… Чувствуешь себя преступником под конвоем.

В этом вопросе я была с мужем согласна – под охраной я чувствовала себя неуютно, да и лишних забот инору Брайнеру создавать не хотелось. В самом деле, если, как утверждал мой папа, инор Хайнрих так разозлился на сына за попытку приворота, он сможет найти для него нужные слова и убедить оставить меня в покое.

– Тогда сделаем опять негласную, – решил отец Рихарда. – Но снимать пока не будем. Походите под наблюдением недели две. Если никакого подозрительного шевеления вокруг не будет, охрану уберем.

Это было, конечно, не совсем то, чего бы нам с мужем хотелось, но так хоть конвой будет не столь явным, временами даже про него можно забыть. Почему-то так до конца и не верилось, что инор Хайнрих, которого я знала с раннего детства, может замыслить против меня что-то плохое. Да, ему не нравилось мое отношение к Клаусу, но это понятно: сына он любил, и мое упорное нежелание видеть в его отпрыске такое же совершенство должно страшно злить достопочтенного инора. Да и то, что из-за меня Клаус провел некоторое время за решеткой, не добавляло с его стороны теплых чувств. Но одно дело – не любить, и совсем другое – решиться из-за этого на злодеяние. Да, инор Хайнрих высокомерный, не очень приятный в общении человек, но поверить в то, что он хладнокровный преступник, я не могла даже после папиного рассказа о том, где он взял зелье, отравившее дедушку.

Инор Вайс был так любезен, что подарил учебник орочьего. Толстенный том привел меня в ужас – занятий хватало и без дополнительных языков, со всеми этими нашими треволнениями я не только несколько забросила учебу, но так и не сделала два заказа, за которые обещали неплохо заплатить. Так что расшифровке бабушкиных записей придется подождать лета. На всякий случай я спросила Рихарда, не посчитал ли он необходимым изучение языка Степи.

– Не думал, что понадобится, – усмехнулся муж. – Вот если бы ты только на орочьем говорила, тогда бы я сейчас его знал в совершенстве.

На эти его слова я не могла не улыбнуться. Но как мне ни были они приятны, проблема с языком от этого никуда не ушла.

– Глупо так много учить, чтобы прочитать тонкую тетрадку, – задумчиво сказала я. – Может, словаря хватит, чтобы понять, что здесь написано?

– Может, и хватит, – согласился инор Вайс. – Фразы короткие, а формулы перевода не требуют.

– А еще можно отдать на перевод кому-нибудь, хорошо владеющим орочьим, – инор Брайнер выразительно посмотрел на своего подчиненного.

– У меня и так дел полно, – поперхнулся тот от возмущения. – А невестке вашей полезно выучить язык предков. Глядишь, и с прадедушкой пообщается.

– Так она же с ним общалась, – вспомнил Рихард. – Когда маленькая была. Значит, если менталист снимет блок с ее памяти, то она и язык вспомнит?

– Если знала, – довольно скептически сказал инор Вайс. – У слышащих общение происходит совсем не так, как вы думаете. Язык для этого не нужен, здесь скорее передача образов. Мне сложно объяснить, так как я сам до конца не понимаю.

А вот я смогу понять, если менталисту удастся восстановить мои воспоминания. Меня такая обида взяла – как мог папа лишить меня не только этого умения, но даже памяти о нем? Памяти о бабушке? А ведь я могла за всю жизнь так и не узнать про возмутительное насилие над своей памятью.

До дома мы добрались совсем поздно, даже ужинать не хотелось, так нас измучил сегодняшний день. Но мы все же поели немного оставшееся от завтрака, после чего сразу легли. Я была уверена, что проспим до обеда, не меньше. Нужно же силы восстанавливать?

Но рано утром, с первым дилижансом приехал Юрген. Он выглядел настолько встревоженным, что я сразу испугалась за сестренку.

– Что случилось с Барбарой?

– С Барбарой? – удивился он. – С ней все в порядке. Я не из-за нее приехал.

– А из-за чего? – уже более спокойно спросила я.

– Я даже не знаю, как сказать, – ответил он. – Я совершенно случайно выяснил, что инор Тидеман ведет двойную документацию: одну для вас, вторую для себя. И цифры там сильно отличаются.

– В самом деле? – не поверила я. – Не может того быть! Ведь доходы фабрики под его управлением значительно выросли. И дед всегда ему доверял.

– Я уверен, – твердо заявил Юрген. – Я сначала обратил внимание на несоответствие указанного в документах имеющемуся на складе. Но решил, что запомнил неправильно. А вчера вечером зашел в кабинет инора Тидемана, его не было, зато на столе лежала расходная книга. И совсем не та, что он мне показывал.

Управляющий ворует? Но как такое может быть? Я недоумевала все сильнее. При дедовом руководстве доходы с нашего предприятия были ниже, а ведь зарплата инора Тидемана довольно велика. Возможно ли, что он решил обмануть наше доверие? Предчувствие очередной неприятной истории, связанной с моей семьей, появилось и никуда не желало уходить. Настроение, и без этого пострадавшее от ранней незапланированной побудки, окончательно испортилось. Богиня, сколько же на нас свалилось! Но выноса этой истории из узкого круга посвященных надо избежать, пока возможно.

– Юрген, знаешь, что, – немного подумав, сказала я. – Мне кажется, не надо поднимать скандал, он очень повредит семье. Контракт инора Тидемана скоро заканчивается, а продлевать его никто не будет. Думаю, достаточно просто ему сказать, что нехорошо воровать у нанимателей.

– Ивонна, ты не поняла. Речь не о деньгах. Я говорю о том, что на складе. Так вот, я повспоминал, что там видел, и моих знаний алхимии хватило, чтобы понять, производится совсем не то, что утверждает управляющий. Я набросал примерный список.

Он достал из кармана сложенный листок, над которым мы с Рихардом сразу же склонились. Чем дальше я читала, тем хуже мне становилось. Я уже не предчувствовала скандал, он мечом висел над головой, грозя обрушиться с минуты на минуту. Большая часть в перечне зятя вообще ни при каких условиях не должна находиться на складе. Часть использовалась при производстве лекарств, но в таких мизерных количествах, что запасов хватит на десятилетия.

– Однако, – присвистнул Рик. – По всему получается, что вы снабжаете необходимыми ядами всех отравителей не только Гарма, но и соседних стран.

– И если бы только это, – в отчаянье сказала я. – Вот это и это используют для препаратов, позволяющих работать с психикой. За их изготовление и распространение положена смертная казнь. Богиня! Во что мы влипли?

– В производство смертоносных зелий в особо крупных размерах, – убито сказал Юрген. – И главное, я даже не подозревал о чем-то таком, пока эту книгу не увидел.

– Привык ваш управляющий к отсутствию контроля, вот и расслабился, – заметил Рихард. – Я так понимаю, опять к отцу пойдем? Заодно и раскрываемость повысим.

Я торопливо кивнула и стала собираться, но муж меня остановил:

– Иви, не ходи. Достаточно нас с Юргеном. Мне будет спокойнее, если ты останешься дома и запрешь дверь.

Известие, принесенное Юргеном, оказалось настолько неожиданным и ужасным, что при закрывании двери у меня задрожали руки, чего никогда раньше не было. Я представляла кошмарные последствия для семьи и злилась на инора Тидемана. Как он мог так поступить со вверенным ему делом?

Мужчины уже давно ушли, а я ходила по квартире, не зная, за что взяться. Все валилось из рук. Да я и думать не могла ни о чем более, кроме как о судьбе нашей несчастной фабрики. Такой удар по репутации выдержит не всякое предприятие, и попробуй потом докажи, что все это деятельность управляющего, а наша семья никакого отношения к преступлению не имела. Время шло, а Рихард не возвращался. Богиня, лучше бы я пошла с ними! Я заволновалась, и сама себя успокаивала тем, что инора Брайнера может не быть еще в это время на службе – ведь когда мы уходили, он домой и не собирался. Но помогало это слабо. Хотелось хоть какой-то определенности. Так что когда раздался стук в дверь, я с облегчением вздохнула и бросилась ее открывать. Только вот на пороге стоял совсем не тот, кого я ждала с таким нетерпением.

– Доброе утро, Иви, – с ласковой улыбкой приветствовал меня инор Тидеман. – В последнее время ты меня очень огорчаешь, моя дорогая девочка.