– А уж как вы меня расстроили, инор Тидеман, вы и не представляете! – Испугалась я его появления очень, но показывать этого не хотела, поэтому сразу перешла в наступление: – Как вы могли так поступить? Ведь дед вам доверял!

– А почему бы ему не доверять? – нагло ухмыльнулся он. – Ведь под моим руководством ваша фабрика намного увеличила свои доходы. Я расширил производство, нашел новые рынки сбыта.

– Криминальные? – Я буквально кипела от возмущения. – Ну ничего, найдется и на вас управа!

– На мужа надеешься? – усмехнулся он. – Зря. Не дошли они до дознавателей.

В глазах потемнело, я даже за косяк ухватилась, чтобы не упасть. Управляющий попытался поддержать, но его прикосновения были отвратительны, поэтому я отшатнулась и постаралась взять себя в руки. Хотя получалось это с большим трудом. Я не могла представить жизнь без Рихарда.

– Не надо так пугаться, дорогая, – с фальшивым участием сказал инор Тидеман. – Живы они. Пока. И только от тебя зависит, будут ли жить дальше.

Эти слова несказанно успокоили. Пока ничего непоправимого не случилось, и оставалась надежда на охрану, предоставленную инором Брайнером. Пусть она никак себя не проявила, но, возможно, противник слишком многочисленный, чтобы вступать в открытое противостояние? Ужасно беспокоило, что мой гость так свободно сюда поднялся. Но не спрашивать же, что там с охраной?

– Чего вы хотите? – холодно спросила я.

– Ивонна, девочка моя, ты же не откажешь старому человеку, вынужденному проделать столь дальний путь, в чашке чая? – ответил он. – Разговор будет долгим, а в горле у меня совсем пересохло.

Не хотелось впускать его в квартиру, но выбора не было: нужно узнать, что с Рихардом и Юргеном. Все время, что я готовила чай, меня не отпускали беспокойство и неуверенность. Вдруг инор Тидеман врет? Ведь делал он это с таким искусством столько лет, что никто ничего не подозревал. Этот негодяй молчал и неприятно улыбался, а когда я поставила перед ним чашку, невозмутимо осведомился:

– И сахару не предложишь? Я уж молчу про печенье.

– Вы просили пить, а не есть, – недовольно сказала я и поставила вторую чашку себе.

– Ивонна, девочка моя дорогая, я и обидеться могу, – спокойно заметил управляющий. – А это отразится на твоих родственниках.

И эта показная невозмутимость пугала больше любого крика. Я достала сахарницу и вазочку с печеньем и поставила перед инором Тидеманом.

– Извините, но конфет нет, – сказала я. – С некоторых пор у меня непереносимость сладкого.

– Да, наслышан о развлечениях твоего батюшки, – закивал он. – Зря ты старших не слушаешь, ох, зря. Вот вышла бы замуж за Хайнриха и сейчас горя не знала.

– Я и так горя не знала до вашего появления. – Я продолжала злиться, и не могла этого скрыть. – Вы до сих пор не сказали, что с моими мужем и зятем.

– Мы с ними просто поговорили, – ответил инор Тидеман. – К сожалению, мои доводы их не убедили, так что придется твоим родственникам немного погостить в одном из моих домов. Попей со мной чайку, уважь старика.

Я взяла чашку и была ослеплена яркой синей вспышкой. А палец, казалось, пытались и вовсе отрезать.

– Инор Тидеман, я против применения ко мне любых зелий, – твердо сказала я. – Ваши развлечения с ментальной магией нравятся мне не больше, чем папины с любовной.

– А когда-то ты ничего против не имела, – невозмутимо заметил этот подлец. – Тебе так легко удалось внушить любовь к Гюнтеру, сильную, почти как настоящую, даже удивительно, что ты смогла от нее избавиться.

Известие о том, что мои чувства к его сыну были наведенными, ошеломило. Сейчас Гюнтер занимал мои мысли на удивление мало, но когда-то он был для меня всем. Моим солнцем, вокруг которого все кружилось.

– А знаете, я рада, что это было ненастоящим. Мне теперь не будет стыдно за свои чувства к вашему сыну. Но Богиня с ним, с Гюнтером. Я хочу знать, что с моим мужем. Вы сказали, что его жизнь и жизнь Юргена зависят от меня. Что это значит?

– Видишь ли, Ивонна, – лениво процедил инор Тидеман. – Я тебя не обманывал, когда говорил, что собираюсь уехать. Очень уж близко подошла сыскная контора. До сих пор удачно удавалось подсовывать вместо себя этого глупого Хайнриха: распускать слухи, убирать неугодных ему людей; но обманка вот-вот лопнет. Собственно, дела я сворачивал, и через месяц на складе остались бы только компоненты лекарственных зелий. Но Юрген нашел мои записи и, нет, чтобы спросить у меня что и как. Нет, этот глупый мальчик не нашел ничего лучшего, чем побежать к тебе. А перед этим все рассказал жене. И она после его отъезда сразу примчалась ко мне с упреками. Хорошо хоть родителей перед этим не навестила.

– Что с Барбарой? – испуганно спросила я.

– Она теперь уверена, что муж уехал на закупку сырья, и ничего не помнит о его рассказе, – успокоил меня инор Тидеман. – Видишь ли, Ивонна, смерть большого количества членов одной семьи всегда выглядит несколько подозрительно. Приходится сочетать разные методы.

– Что с Рихардом и Юргеном?

– У твоего мужа, девочка, стоит серьезный барьер против ментального воздействия, а убивать сына Брайнера чревато. Очень ты меня огорчила выбором мужа. Пошла бы за Клауса, тогда бы мы сейчас с тобой и не разговаривали на столь неприятные темы. А Брайнер-младший и Вальц живы и почти целы. Мне нужно, чтобы ты молчала ближайшие две недели. Сообщишь свекру – твой муж умрет, нет – сможешь его обнять и поцеловать.

Я старалась не задумываться над тем, что в устах нашего управляющего означает «почти целы», главное – живы, а там уж, если потребуется, без помощи лучших целителей не останутся. Но где же люди инора Брайнера? Неужели погибли?

– А почему вы хотели, чтобы я вышла за вашего сына, если не собирались здесь оставаться? – я решила немного потянуть время, надеясь, что охрана появится и не придется соглашаться на шантаж этого негодяя.

– Я бы прикрыл опасное производство и оставил процветающее предприятие вам с Гюнтером – треть, как ты помнишь, принадлежит тебе, а треть твоего отца уже фактически принадлежит мне.

– Что? – Я была потрясена и не скрывала этого. – Но она же у инора Хайнриха! Папа говорил…

– Хайнрих только посредник, – отмахнулся инор Тидеман. – Хотя он и не подозревал о моей роли.

– Значит, дедушку отравили вы, – догадалась я.

– Нет, дорогая, твоего дедушку отравил твой отец, который украл у Хайнриха зелье. Правда, они оба находились под ментальным воздействием. Но кто это теперь докажет? Да и тогда это можно было определить только сразу.

– Но зачем? – недоумевала я. – Неужели наша фабрика для вас настолько ценна?

– Твой дед угрожал существованию моего собственного дела, – ответил он. – Решение получить фабрику пришло позже, когда я задумался о будущем сына. Увы, он довольно глуп, так что вся надежда была на ваших детей. Уж я бы их воспитал так, как подобает. Но тут вмешался Клаус Хайнрих со своей неожиданной любовью и помог твоей подружке с замужеством. И ведь доставал-то он зелье через Гюнтера.

– Да, вашему сыну с зельями не везет, – не могла я не съехидничать.

Детей моих собрался воспитывать! Да я бы ему таракана не доверила!

– Головы потому что нет! – Впервые я видела, что инор Тидеман злится. – Что проще – подлить любовное зелье? Так он и здесь умудрился чашки перепутать. Весь в покойную мать, такая же дура была.

– А теперь-то зачем вам нужно было влюблять меня в сына? – недоумевающе спросила я.

– Чтобы в ближайшие несколько месяцев никто не лез на фабрику. Ты бы бегала к Гюнтеру на квартиру, которую я уже, между прочим, снял, и не совала свой хорошенький носик в мои дела. Но ты подсунула Вальца. Надо признать, толк из него выйдет, если жив, конечно, останется.

Я вздрогнула. Такие намеки пугали. Даже когда при этом сообщают, что я права и из зятя получается замечательный руководитель. Уж очень раздраженным выглядел инор Тидеман. Глаза прищурены, губы сжаты в тонкую ниточку. Ищет, на ком сорвать накопившуюся злость, а в квартире, кроме меня, ни одного живого существа, даже мухи. И так он выглядит только при мысли о том, что сын его выпил любовное зелье сам, а не споил мне.

– Но все же, чем фабрика моего деда угрожала вашему незаконному производству? – Я решила не уточнять, что Гюнтер чашки перепутал не сам. – Смешно даже подумать, что мы составили бы вам конкуренцию.

– Вы вообще могли загубить самую прибыльную часть моего дела – торговлю запрещенными орочьими зельями.

– Дед собирался их делать? – в ужасе спросила я.

– Что? – расхохотался управляющий. – Делать орочьи зелья? Да, Иви, ты меня удивила – подумать такое о человеке из своей семьи. Для этого покойный инор был слишком порядочным. Да и зелья эти требуют участия шамана, а где бы он его взял? Нет, дорогая.

– Тогда я не понимаю, чем он мог вам помешать, – недоуменно пожала я плечами.

– Он утверждал, что почти восстановил работу своей жены, а этого я никак допустить не мог. Не для того было затрачено столько усилий, чтобы они пошли впустую.

– Неужели и бабушку убили тоже по вашему приказу? Но, Богиня, что же она вам сделала?

– Она изобрела универсальное противоядие к орочьим зельям. Неужели ты не знала? И ведь ей предлагали продать рецептуру и забыть, так нет, отказалась. Сколько проблем в результате создала. Ее рабочий дневник так и не нашли. Я подозреваю, что он был у покойного инора Бринкерхофа – ведь пытался он что-то делать на его основе.

– Дед вообще не занимался алхимией после смерти бабушки, – отрезала я. – Он говорил, что все это наводит его на грустные мысли. Может, он и думал продолжить ее работу, но ничего для этого не сделал. Вы ошиблись.

– Странно, он говорил про опыты не только мне, но и инору Хайнриху. Что ж, иногда желание казаться лучше, чем ты есть, приводит к печальным последствиям. Для вашего деда оно оказалось гибельным, – равнодушно заметил инор Тидеман, смерть моего деда волновала его крайне мало – ведь он на ней даже заработал.

Но не получил того, что хотел. Я потрогала бабушкину книжечку, которая так и лежала в кармане. Выходит, обе эти смерти моих близких людей из-за нее? Теперь понятно, куда пропали книги из лаборатории.

– Книги из дедова кабинета? Их забрали вы? – спросила я.

– Они тоже у меня. Все до единой бумажки из комнаты твоего деда. Но ни в одной нет даже малейшего упоминания о противоядии.

– Потому что он его не делал, – повторила я. – Сами посудите – дома этим не позанимаешься, а лаборатория на фабрике так и стояла впустую столько лет. Но зачем вам нужен рецепт противоядия? Вы же как раз зельями торгуете.

– Быть монополистом очень выгодно, – усмехнулся он.

Он попивал чай и смотрел на меня с некоторым превосходством: как это я не понимаю таких простых вещей. Ведь это так приятно, когда жизнь и смерть других находится в твоих руках.

– И инору Брайнер, мать моего мужа, вы убили? – спросила я. – Ведь если торговля запрещенными орочьими зельями идет через вас…

– То я не обязательно травлю ими всех налево и направо, – ответил инор Тидеман. – Но в этом случае ты права – я не бросаю своих, а это был единственный оставшийся способ вытащить моего человека. Ну и рычаг давления на Брайнера появлялся, лет на пять. Но как оказалось, сыскарь этот жену свою не любил, так что побег он не устроил и казнь состоялась.

– Вы его все равно обманули, – горько сказала я, вспоминая, как Рихард до сих пор страдает из-за смерти матери и не может простить отца. – Никакого нейтрализующего зелья нет.

– Думаешь, я сейчас осознаю и побегу каяться? – глумливо спросил он. – Все, кто покушается на мое – сферы влияния, людей, деньги – не заслуживает ни малейшего снисхождения. Брайнер сцапал моего человека – остался без жены, Хайнрих позволил своему сыну провернуть эту операцию с зельем – остался без репутации, бабушка твоя не вняла уговорам – и умерла. И теперь от тебя, Иви, зависит жизнь четырех человек – твоя, твоей сестры и ваших мужей. Прими правильное решение, мне бы не хотелось применять к тебе крайние меры, ты мне всегда нравилась, девочка моя.

Я вся кипела от возмущения. Уже самой хотелось применить к инору Тидеману те самые крайние меры, чтобы положить конец его преступлениям. Но… Рихард и Юрген, что будет с ними? И даже если я соглашусь, нет никаких гарантий, что увижу своих близких. Более того, я и сейчас боялась, что преступник врет, и Рихард с Юргеном пострадали куда больше, чем он хочет показать.

– Видите ли, инор Тидеман, – церемонно сказала я, – как я сегодня поняла, вам совсем не свойственно выполнять обещания. Более того, я совершенно не уверена, что с моими близкими все в порядке.

– А у тебя есть выбор, Ивонна? – приподнял бровь управляющий. – Если ты идешь к Брайнеру и рассказываешь, они умирают. Если молчишь, у них есть шанс остаться в живых.

– Как мне ни интересно, что выберет моя невестка, – раздался от двери насмешливый голос инора Брайнера, – но было бы слишком жестоко продолжать держать ее в неведении, тем более что все, нас интересующее, мы уже услышали. Этого достаточно, чтобы вы получили по заслугам.

– Ну-ну, – невозмутимо сказал инор Тидеман, – и что вы собираетесь предъявить на суде, кроме слов этой несомненно замечательной, но совершенно пристрастной особы.

– Вот этот замечательный и совершенно беспристрастный кристалл со звуками вашего голоса, где вы признаетесь в преступлениях, – инор Брайнер показал то, о чем он говорил, и продолжил: – Новинка в сыскном деле. Лорийцы поделились. Правда, без своего ведома, но у них сейчас такой бардак, что грех было не воспользоваться.