В человеческой популяции мужчины, как известно, всегда играли роль авангарда в борьбе за выживание; в отличие от консервативного, стабилизирующего женского ядра, они первыми идут на освоение нового пространства и часто ценой собственной жизни добывают информацию о его пригодности для поддержания семьи, рода, племени, народа. В этом смысле российских немцев можно с полным основанием назвать мужским народом. Вынужденные покинуть разоренные германские земли, чтобы избежать гибели, они и народом-то стали в поисках новых пространств для выживания, каждодневно потом и кровью защищая себя от сурового климата, от голода и неурожаев, от опустошительных набегов кочевников. Они вновь и вновь обрекались на расставание с освоенной землей, со всем, что нажили своим трудом, — обрекались отменой обещанных льгот, антинемецкой политикой государства, гражданской войной и коллективизацией в ХХ веке. "Volk auf dem Wege" — "Народ в пути", называется роман Йозефа Понтена о немцах Поволжья — самое крупное художественное произведение об их жизни до революции. "Volk auf dem Weg" называется уже 50 лет ежемесячный журнал Землячества российских немцев в Германии.

На Волге: "Лучше СПИД!.."

В Германии: "Лучше негры!.."

Около половины переселенцев на Волгу в XVIII веке погибло на пути к ней и в первые годы обустройства там. Около трети меннонитов Малороссии и тысячи немцев Поволжья эмигрировали в США и Канаду после отмены освобождения немцев-колонистов в 1871 г. от воинской службы. Около половины немцев Поволжья выехало в Северную и Южную Америку и Германию перед Первой мировой войной и после революции, спасаясь от шовинизма, голода и разрухи.

Вся история российских немцев — это жестокая борьба за физическое выживание, за сохранение своей национальной самобытности. В этой борьбе происходил жесточайший же естественный отбор, выковывался мужественный национальный характер, формировалась исключительная стойкость ко всем невзгодам жизни. Но судьба народа была настолько беспощадной к нему, что вновь и вновь делала невозможным сохранение его основных жизненных ценностей и самой жизни на пропитанной его потом и кровью земле. И тогда, чтобы выжить, приходилось прибегать к последнему средству — эмиграции. Как ни удивительно — меньше всего назад, в Германию.

В рамках данного очерка нас интересует лишь последняя волна эмиграции, ее девятый вал — 1987–2001 гг., когда из СССР — стран СНГ выехало, на этот раз только в Германию, уже около 2,5 млн. чел. И может выехать еще столько же.

Эта волна интересует нас потому, что она является наиболее мощным проявлением стремления российских немцев к самосохранению, их неприятия репрессий, дискриминации, унижения национального достоинства, их борьбы за восстановление исторической справедливости, за национальное будущее.

Эта волна примечательна и тем, что, являясь фактически актом национального самоубийства народа, она ясно дает понять: национальное будущее для российских немцев настолько дорого и важно, что лишение надежд на него (через невосстановление их государственности в России) — трагедия для них более глубокая, чем даже исчезновение из человеческой истории вообще.

Эта волна — доказательство и того, что на этот раз, в отличие от всех прежних эмиграций, ее главной целью и двигателем является именно национальный аспект, а не просто физическое выживание, не улучшение жизненных условий, не сохранение свобод: никто из 2,5 млн. человек не поехал ни в Аргентину, ни в США, ни в Канаду, ни в Австралию, все поехали только в Германию.

* * *

Как же все начиналось?

Ограничимся лишь периодом со второй мировой войны, хотя вся история российских немцев готовила этот девятый вал. Готовила — начиная с обмана будущих колонистов во время вербовки их обещаниями благ, свобод, прав и "плодороднейших земель" в России; с использования их в качестве живого щита от набегов орд кочевников и в функции почвенной флоры и фауны, своим трудом, своими живыми клетками превращающих в гумус полубесплодные земли Заволжья; через ликвидацию их самоуправления, ограничение землевладения и гнусную борьбу с "немецким засильем" — "засильем" народа, вносившего громадный вклад во все сферы государственной жизни. И до грабежей гражданской войны, беспощадных продразверсток, раскулачивания и коллективизации; до подозрений в фашизме по национальной принадлежности в 1930-х гг., до ликвидации национальных районов и национальных школ, до костров из немецких книг в начале войны.

Но основные причины выезда последних лет связаны, конечно, с Указом 1941 г., с подлыми обвинениями российских немцев в пособничестве врагу, с их поголовной депортацией в Сибирь и Казахстан, с репрессиями в виде трудармии, спецкомендатуры, дискриминации во всех сферах жизни; с невосстановлением государственности российских немцев; нереабилитацей их как народа в течение уже 60 лет — т. е. с лишением народа всякого национального будущего.

Таковы основные причины, выталкивающие российских немцев в эмиграцию. Но немало и сопутствующих. Они тоже давно известны.

Так, в конце 1950-х годов всем репрессированным народам вернули их государственность, кроме российских немцев. В 1965 г. российским немцам в ответ на их требование восстановить и их автономию четко было разъяснено на высшем уровне, что к ним применяются другие критерии, а именно — чисто потребительские: если восстановить АССР НП, то "500 тыс. немцев уедут из Целинного края, а без них там сельское хозяйство вести невозможно". В 1979 г., не спросив их, стали тайно готовить для них автономную область в Казахстане, спровоцировав массовые выступления казахов против этой идеи и против немецкого населения. Через десять лет такие же выступления против восстановления АССР НП были организованы в Поволжье: "Лучше СПИД, чем немцы!.." (СПИД получили, от немцев почти избавились — лозунги тоже имеют свойство осуществляться; только вот стало ли лучше?) Еще через три года "гарант Конституции" вместо выполнения подписанного им же Закона "О реабилитации репрессированных народов" предложил российским немцам выковыривать снаряды на военном полигоне…

Достаточно, чтобы понять, почему "эти немцы" выезжают? Оказывается, не всем. Другое хотят видеть в качестве причин. Назовем и другое.

Распад СССР полностью исключил возможность разом решить проблему для всех российских немцев. И без того распыленный народ был теперь еще и разодран новыми границами на немцев российских, казахстанских, киргизских, узбекских, таджикских, грузинских, украинских, прибалтийских… Хоть в одном новом "государстве" был решен их вопрос? Был. Практически во всех. И везде одинаково: национализм "коренной нации" сделал представителей всех остальных народов, в том числе и российских немцев, персонами non grata. Только в России нет, потому что в России не было национализма коренной нации и потому, что коренная нация в ней сама была нацией non grata во власти.

Политическая нестабильность, экономическая разруха, криминальный беспредел, социальная незащищенность, развал медицины, образования, культуры, дедовщина в армии, война в Чечне, где сыновья гибли неизвестно за что, а также глубокие иллюзии у самих российских немцев, что выезд в Германию — это спасение и возрождение всего национального, немецкого, что это — возвращение на историческую родину, где они наконец-то будут среди своих, — все это еще один выталкивающе-вытягивающий в эмиграцию ряд причин. Тоже сам по себе достаточный для принятия решения. А в упряжке с первыми двумя — такая могучая тройка, что давно уже должна была сделать российских немцев в России обитателями Красной книги. Но не сделала. Потому что неожиданно их оказалось очень много: хотя выехало уже на полмиллиона больше, чем было вообще в СССР по последней переписи, все еще минимум половина "чистых немцев" здесь.

Как же реагировала Россия на выезд пятикратного количества тех, без кого сорок лет назад "сельское хозяйство вести было невозможно"? А никак. "Россия" целиком была поглощена установлением "демократии", т. е. яростным растаскиванием государственной собственности. И чем меньше владельцев и защитников оставалось у этой собственности, тем легче ее было растащить. Так что выездные ворота, в отличие от всех лет "тоталитаризма", были распахнуты настежь. В том числе и для десятков, сотен тысяч ненемцев — ученых, музыкантов, артистов, художников, писателей, спортсменов, симпатичных и менее симпатичных девушек: соль нации, цвет нации, интеллект нации, будущее нации — все оказалось ненужным даже без национального вопроса. А уж тем более с ним…

И население стран СНГ уже не видело больше в выезде российских немцев предательства, как внушали ему раньше. Наоборот, в нараставшем выездном потоке нордические черты становились все большей редкостью среди славянских скул, узкого разреза глаз и непреодолимого кавказского акцента новых арийцев…

Россия распахнула ворота настежь. Только три региона позаботились о своих немцах: создание двух национальных районов на Алтае и в Омской области да явные элементы национально-культурной автономии задолго до принятия Закона о ней в Новосибирской области говорили о том, что немцев там считали нужными не только сорок лет назад, но считают и сейчас.

Стремительную эволюцию проделала в своем отношении к выезду российских немцев и Германия. Но в противоположном направлении. Вспомним: начиная с 50-х годов, Западная Германия настойчиво добивалась от СССР уступок в выезде российских немцев — под флагом воссоединения семей (т. е. тех, кого во время войны увезли в Германию, — с их супругами, оставшимися здесь). Противодействие выезду в СССР было немыслимым — ведь он расценивался как доказательство преимущества капитализма перед социализмом, причем обеими сторонами. "Воссоединение" было лишь поводом, причина же была в идеологической борьбе. Поэтому в Германии — мощная материальная поддержка вырвавшимся, в СССР — мощное противодействие пытающимся.

Одновременно в СССР велась "контрпропаганда": посылки из ФРГ расценивались как унижающие достоинство советского человека подачки, а выезд — как предательство Родины и дела социализма. О чем в газетах и писали, приводя "конкретные примеры" с фамилиями, что формировало и общественное, и официальное мнение резко негативным по отношению ко всем российским немцам. И если учесть, что о немцах писали только по этому поводу, то можно и представить себе результаты "контрпропаганды".

Для российских немцев "воссоединение семей" тоже было лишь поводом. Поводом уехать. Потому что "воссоединение семей" было на самом деле разрывом семей: здесь оставались десятки ближайших родственников, там "ждал" бывший супруг, с которым не виделись 20–30 лет и у которого в Германии часто давно была другая семья.

В ходе перестройки Германия бурно приветствовала все шире открывавшиеся Россией ворота для выезда. Но после полного открытия российских ворот она очень скоро стала прикрывать свои. Устанавливались все новые барьеры: сокращение пособий и выплат, прекращение оплаты провоза багажа и авиабилетов; введение теста на знание немецкого языка, удлинение сроков обработки документов, перенесение ряда мероприятий интеграционного характера (обучение языку, профессиям, страноведение) на территорию России и, наконец, главное — сокращение числа принимаемых до 100 тыс. человек в год. Все более сдержанным, а затем и прямо негативным стало отношение к переселенцам политиков Германии (высказывание Лафонтена о предпочтительности для него африканцев — лишь один пример), СМИ, а значит, и населения.

Все нетерпеливее становились требования быстрейшей интеграции людей в новой для них стране, в обществе с не их родным языком — людей, три поколения которых не имели возможности вообще заниматься немецким языком в школе. А когда поняли, что переселенцы — весомый электорат, то сделали их еще и предметом борьбы политических сил: если один блок получал их поддержку, то другой, естественно, был против их переезда.

Все это усугублялось низкой эффективностью германской помощи для российских немцев в России из-за многолетнего невыполнения своих обязательств самой Россией. А также все растущей безработицей в Германии и все большим превращением коренных немцев в безнациональных "европейцев".

Нетрудно себе представить, что пришлось пережить в такой обстановке на "исторической родине" переселенцам. Незнание языка, порождающее на каждом шагу комплекс неполноценности и высокомерно-отчужденные взгляды окружающих; непризнание твоих дипломов и аттестатов; невостребованность твоих знаний, умения, способностей, вообще как человека; постоянное подчеркивание твоей третьесортности; распад, разрушение и осуждение всей твоей прежней жизни при невключении в новую, другую жизнь — удивительно ли, что российские немцы в Германии ответно дистанцируются от местного населения, ответно относятся к нему, и к власти, и к государству как те относятся к ним; сами начинают изолироваться от общества, объединяясь между собой, особенно молодежь; начинают демонстративно говорить по-русски, вести свою, российско-немецкую жизнь на "исторической родине", что еще больше делает их там "неисправимыми русскими".

В общем, бежали от одних проблем и к "своим", а прибежали к не менее серьезным проблемам, и оказались у еще более "чужих".

Опыт ценою в 2,5 млн. человек

Что же принес выезд тем, кто по-прежнему остался в России? Итоги не однозначны.

С одной стороны, утраты огромны. Мы лишились половины нашего народа. Потеряли почти весь потенциал носителей родного языка, включая самое ценное — учителей родного языка; потеряли основной потенциал национальной культуры; потеряли значительный научный, интеллектуальный потенциал; лишились почти всех своих писателей, музыкантов, актеров, художников. Лишились многих представителей старшего поколения — живой нашей истории, наших традиций, национальной жизни. Мы лишились многих активистов национального движения. И к разделенности народа по странам СНГ добавилась еще большая разделенность — между СНГ и Германией. Сегодня практически нет у нас семьи, часть которой не была бы в Германии. И прежде искусственно раздуваемая проблема воссоединения семей стала сегодня для всехроссийских немцев — и здесь, и в Германии — драматической реальностью. Причем если в прошлом Германия активно добивалась воссоединения семей, то сегодня ситуация изменилась и здесь: уже Германия пытается сдерживать этот процесс.

Народ разделен на две равные части; чаши весов на одном уровне; куда склонит их? Произойдет ли то, что было в 1924 г., когда провозглашение АССР НП вызвало массовое желание выехавших вернуться — из США, Канады, Германии, Южной Америки? Или нерешение нашего вопроса в России совсем лишит российскую чашу весов земного притяжения, а система социального обеспечения Германии станет решающей гирей в склонении чаши весов на ее сторону? Куда качнет народ в пути, гадать осталось, видимо, недолго.

Но в выезде для российских немцев были и несомненные плюсы. Прежде всего, это практически спасение того самого людского, трудового, языкового потенциала от невостребованности и полной потери здесь, в России и СНГ; даст Бог, он еще окажется полезным своему народу.

Выезд помог нам еще более трагично и глубоко понять: если у нас и есть будущее, то только в России.

Выезд помог также избавиться от иллюзий относительно исторической родины: Германия является исторической родиной для нас только как для индивидуумов; но как для народа — нет. Потому что как народ российские немцы родились и сложились в России. Поэтому выезд — это для народа вынужденный исход с его исторической родины ради сохранения хотя бы в раздробленном индивидуальном порядке самой популяции. И Германия принимает нас не как народ, а только как переселенцев немецкой национальности. И люди теперь выезжают, уже зная во многом, что их ждет, а значит, более готовые вытерпеть все — ради другой, еще непреодоленной иллюзии — "пусть хотя бы дети останутся немцами". Не останутся. — Ни российскими немцами, ни просто немцами. Немецкоговорящими "европейцами" будут дети…

Выезд в какой-то степени сказался положительно и на атмосфере в национальном движении: нет больше противодействия тех, кто боялся, что подвижки в решении нашего вопроса помешают им выехать; нет больше и того накала страстей в противостоянии — они тоже в основном переместились с выехавшими и бушуют там. Само движение стало более трезвым, рациональным и в какой-то степени жертвенным — может быть, потому, что терять уже нечего?

Каковы последствия выезда для России? Они предстают только отрицательными. Главное из них, конечно, огромный экономический ущерб — ведь каждые 100 тыс. выехавших российских немцев — это ущерб в 2 млрд. долларов США. Умножьте на 25…

Выезд, таким образом, помог России лучше понять стоимость нерешения нашего вопроса.

Выезд еще раз показал очевидность простой истины: проблема российских немцев с выездом сама собой не исчезнет, неисправленная же несправедливость остается в сердце, в исторической памяти народа навсегда. И может еще не раз сказаться — самым неожиданным образом, что видно и на примере других народов.

Выезд как следствие нерешения национальной проблемы практически усилил чувство оскорбленности и обманутости как у оставшихся, так и у эмигрировавших.

Выезд серьезно увеличил базу потенциально негативного отношения к России в самой Германии — и у переселенцев, и у коренного населения, что совсем нежелательно, если учесть, что Германии и Россия — стратегически незаменимые партнеры. (Уменьшить этот негатив по отношению к России Германия может, только будучи к переселенцам еще более несправедливой, чем была Россия.)

Выезд также показал неспособность России быть ответственным партнером даже тому, кто пытается помочь ей в решении проблемы одного из ее народов.

Что принес выезд Германии? Тут итоги не односторонни.

Прежде всего, 2,5 млн. относительно молодых переселенцев — это огромный подарок судьбы безнадежно стареющей стране.

Это и подарок ее экономике: активные, трудолюбивые, не чурающиеся никакой работы российские немцы, не привыкшие проводить стачки и демонстрации из-за каждой мелочи, уже сейчас, несмотря на трудности с языком, имеют меньший процент безработных, чем в среднем по стране, и успешно конкурируют не только с коренными немцами, но и с гастарбайтерами — иностранными рабочими, привлекаемыми в сферы, непопулярные у коренных немцев.

Среди переселенцев много хорошо образованных, грамотных людей. Их дети, даже имея еще немалые трудности с языком, уже часто выделяются в школах своими способностями.

Среди российских немцев немало хороших спортсменов, включаемых даже в олимпийские команды Германии.

Огромным приобретением для страны стал потенциал знания русского языка, практически родного для переселенцев; признание его ценности и необходимости его сохранения приходит, наконец-то, на смену негативному отношению к нему.

Наконец, российские немцы по своей ментальности часто все еще гораздо больше немцы, чем граждане Германии. Это тоже может положительно сказаться на национальном самочувствии народа.

Но принятие 2,5 млн. человек не могло не вызвать и проблем. Социальные проблемы, проблемы интеграции, проблемы незанятости молодежи — неизбежны в таких массовых процессах. Тем более, что этот процесс наложился по времени на процесс воссоединения Германии с колоссальными затратами по "санированию" восточных земель, а также на процессы спада экономики, роста безработицы и объединения Европы, потребовавшего от Германии особого вклада. В этих условиях затраты на обустройство переселенцев воспринимались, тем более в обыденном сознании, тоже как одна из причин общего понижения уровня жизни.

Однако все эти затраты уже давно себя оправдывают. Российские немцы уже вносят в социальную кассу Германии намного больше, чем получают из нее. Но полная отдача переселенцев государству еще впереди.

Надо также учесть, что негативные переживания переселенцев, вызванные недружественным обращением с ними на различных стадиях и уровнях "интеграции", могут стать для германского общества одной из серьезных проблем, если не будут своевременно сглажены нужными переменами. Память сердца, историческая память народа и здесь может сказаться в будущем. Тем более при исторически сформированной тяге российских немцев к общинности, коллективности жизни и действий.

И вместе с тем, можно уверенно сказать, что выезд для многих российских немцев стал фактически спасением. Особенно для немцев из Средней Азии и Казахстана, для пожилых и нуждающихся в лечении: все же в социальном плане лучше быть российским немцем в Германии, чем в странах СНГ. Этот вывод тоже останется в памяти народа.

Как убивалось чувство Родины

С распадом СССР российские немцы потеряли многое. Но свобода решать, где им жить, и право выезда — это несомненное приобретение. И то, что выезд не считается больше предательством (особенно при власти, предавшей страну и народ), — тоже. Тем более, что выезд идет ради самосохранения.

И тут встает вопрос о патриотизме российских немцев. Конечно, тем, у кого он встает, можно порекомендовать хотя бы чуть-чуть ознакомиться с их историей. С цифрами, сколько их погибло, защищая Россию. С указами и с обвинениями, содержащимися в них. Еще раз посчитать, сколько же лет российские немцы ждут восстановления справедливости и, имея возможность выехать, все еще борются за эту справедливость и все еще убеждены, что будущее их как народа возможно только в России. Или хотя бы вернуться к строчкам чуть выше, где перечисляются — просто перечисляются, без приведения конкретных результатов их воздействия на конкретные судьбы — причины, выталкивающие людей в эмиграцию. А лучше всего посмотреть душераздирающие кадры телепередач, показывающих, как немцы расстаются с Россией. Или хотя бы прочитать стихотворение Эдуарда Альбрандта "Аэропорт" на эту тему, хотя бы три заключительных строфы:

…И вот опять родные улетают. Подумать можно: на подъем легки. Но слезный спазм гортань пережимает, И плачут, уезжая, старики. Изверились. И снова раз за разом, Давя раскатным ревом на виски, Летит в закат крылатая "Люфтганза", Уносит тела нашего куски. И новый рейс. И снова слезы льются. "Прощай!" — гудит по залам и углам… Те улетают. Эти остаются. Душа и сердце рвутся пополам.

От того, что не дорого, так не едут. И к светлому будущему тоже едут иначе. Значит, выхода другого нет…

И все же не будем обходить этот вопрос. Тем более, что он не так давно был поставлен и мне самому журналистами-телевизионщиками из Германии, снимавшими почти часовую нашу беседу.

Мы лишились нашей родины 250 лет назад, вытолкнутые, как выталкиваемся сейчас, в эмиграцию. Мы сделали себе новую родину, вложив труд и жизнь нескольких поколений в выделенные нам для поселения и хозяйствования земли. Сделали, привив и развив на них то, что смогли увезти с собой от исторической родины, — нашу суть, нашу немецкость. Мы через нашу малую родину получили большую родину — Россию, и стали ее неотъемлемой частью, включенной в ее историю — особенно через городских немцев. Недаром даже в не очень для нас добрые времена перед Первой мировой известнейший российский политический деятель, философ и историк, П.Б.Струве, сравнивая немцев и евреев в России, писал, что евреи, играя в русской культуре самую большую из всех инородцев роль, остаются при этом все же евреями; немцы же, роль которых в русской культуре и науке тоже неоспорима, растворяются в ней "без остатка".

В 1941 г. Указом от 28 августа мы были отторгнуты нашей большой родиной. Она решила на всякий случай нам не поверить и выселить, а за отсутствием действительной вины придумала её, эту вину, чтобы сделать репрессии к нам "обоснованными".

Она сделала самое подлое, что можно было сделать: объявила нас в воюющей стране предателями. Всех, от грудных младенцев до глубоких стариков. Наша большая родина вмиг сжалась для нас опять до маленькой, но лишь на время подготовки к выселению. В Сибирь и казахстанские степи мы вновь прибыли только с тем, что каждый имел в себе. И функцию родины стали выполнять для нас родной язык, наши традиции и обычаи, наша история и культура, наше живое общение. И наша надежда на то, что когда-нибудь мы все это опять сможем привить и развить, вернувшись на малую родину, которой нас — всех! — лишили.

Но и эта внутренняя, духовная, идеальная, как сейчас бы сказали — виртуальная родина была для нас так дорога и значила для нас так много, что помогла народу выстоять и в гибельной трудармии, и под комендантским надзором, и в десятилетия не знавшей просвета дискриминации.

Но нас лишили не только большой и малой родины. Постепенно, методично в нас уничтожали — кусок за куском — нашу внутреннюю родину, единственную нашу опору в жизни. Нас лишили родного языка, национальной культуры, запретили нашу историю и литературу, исключили возможность национальной жизни и живого общения. А лишив нас национального прошлого и настоящего, уничтожили затем и последнее, что в нас еще было, что еще поддерживало нас, выполняя, пусть символически, функцию родины, — уничтожили надежды на национальное будущее.

Нас лишили надежд, и вместо их тепла и света в нас осталось только холодное понимание целесообразности для России решения нашего вопроса. Достаточно ли этого, чтобы говорить о родине, о патриотизме?

Родина еще может быть нам возвращена — это мы понимаем, пусть уже давно и не сердцем. Но будет ли?

Конечно, за 60 последепортационных лет в каждого из нас отдельно мощным потоком, не через наше национальное, как должно бы быть, а вытесняя его, влились могучая история, культура, литература, искусство и главное — русский язык России, во многом возродив в нас чувство большой родины. Но при насильственности этого процесса, при постоянной временности нашего проживания в тех или иных местах России, при отсутствии собственной территории, для привязки духовных элементов большой родины чувство это остается неполнокровным, не имеющим прочной опоры.

Не чувство родины и не чувство патриотизма движет нами и при выезде в Германию. Историческая родина и родина — порой очень разные понятия. И жизнь это подтверждает самым суровым образом: уже при оформлении документов на выезд, уже при входе в германское консульство — какие очереди и какой тон общения чиновников там, где стоят российские немцы, и там, где идут "контингентные".

И прибыв в Германию, российские немцы не имеют никакой базы для возрождения этих чувств. В самом деле, литературный немецкий язык Германии — не родной язык российских немцев. Ее сегодняшние культура, литература, искусство, обычаи и традиции — совсем другие. Не будет в Германии и привязки "внутренней родины" к какой-либо земле — российские немцы, для скорейшей "интеграции", т. е. ассимиляции, принудительно расселяются по всей территории Германии, и никогда у них не будет там собственной территории.

Не нужна там никому и наша история. Так что и в Германии ничего из того, что составляет для нас чувство родины, не получает благодатной почвы, не наполняется жизненными соками. В том числе и последнее, что движет многими при выезде, — надежды на свое, родное, немецкое будущее.

Более того, ненужным и чуждым воспринимается там и все российское в нас, наша "внутренняя Россия". Нас вынуждают отказаться там и от нее. И получается: из нас выскребают, выжигают окончательно все, что было в нас, — и российско-немецкое, и российское, и немецкое.

Возможно, чувство родины и сможет после таких варварских, нечеловеческих операций когда-нибудь снова возникнуть у людей, но не как у российских немцев, а уже как у "интегрированных" граждан Германии; и не у живых поколений, а только у будущих. Если в Германии к тому времени кто-либо вообще еще будет знать, что такое чувство родины и кто такие немцы. Живым же после России в любой стране трудно, как если после просторной квартиры переедешь в маленькую комнату: пусть даже она уютна и хорошо обставлена, все равно задыхаешься…

Что же делать с этим треклятым выездом, доставляющим столько проблем каждой стороне и не решающим ни одной проблемы ни у кого? И нужно ли что-то с ним делать? Может быть, пусть себе идет? Когда-нибудь все равно выдохнется?

Выдохнется. Но никаких проблем так и не решит. А ведь речь идет о будущем целого народа; речь идет о серьезнейших интересах, хотя бы экономических, России; речь идет о многих вопросах для Германии. Поэтому, может быть, и стоит на него воздействовать? Хотя бы чтобы исключить его вынужденность, его насилие над судьбой конкретных живых людей?

Можно бы попытаться предложить разные хитрые и простые вещи для уменьшения выезда.

Допустим, Германия, если она действительно страдает от въезда российских немцев, могла бы в значительной части снять притягательность (или вынужденность) выезда выравниванием условий жизни хотя бы пенсионерам через адресную помощь (доплаты к пенсиям, на лекарства, например, в рамках помощи пострадавшим от войны); это могло бы обойтись очень недорого по сравнению с затратами на обустройство переезжающих в Германии и уберечь многих людей от ломки всей их жизни из-за вынужденного переезда. Но все это будут лишь конфетки умирающему, когда требуется кардинальное оперативное лечение.

А здесь единственный выход — решение проблемы российских немцев в России. Тогда сократится выезд-выталкивание, начнет строиться национальное будущее народа, без сомнения многие вернутся из Германии, и Россия вместо потерь от выезда начнет получать выгоду от одного лишь восстановления справедливости.