Оперативное совещание в офицерском общежитии проходило, как говорится, в духе полного взаимопонимания.

Для завязки разговора Товарищ первый, он же Иван Ракитин, предложил присутствующим вспомнить, не наблюдали ли они за последние дни в Кодори какие-либо нештатные ситуации. На это капитан Синцов, старавшийся вести себя в присутствии гостей с максимальным достоинством и независимостью, заметил, что основная головная боль — это исчезновение отделения резервистов абхазской армии, которые проходили обучение в горах. Правда, к сожалению Синцова, абхазская сторона пока не стала придавать эту информацию огласке, ограничившись извещением о происшествии МООНГ.

— А почему вы не предали этот инцидент гласности? — обратился Ракитин к капитану Авдзинбе.

— У нас в Абхазии говорят: в вате огня не спрячешь, — насупился капитан горного спецназа. — Так что все, кому это надо, и так в курсе. А обвинения Грузии мы выдвинуть официально не можем, потому что нет никаких следов, и никто ничего не видел.

— То есть как никаких следов? — изумился Товарищ второй, он же майор Шершнев.

Авдзинба ткнул указкой в разложенную на столе карту Кодорского ущелья.

— А вот так… Вот в этом квадрате отряд резервистов в последний раз вышел на связь, командир доложил, что все спокойно и они устраиваются на ночлег в горах. Это были обычные учения резервистов, поэтому когда отряд не вышел с утра на связь, панику поднимать не стали. Поисковую группу направили только к середине дня. Место, где они предположительно останавливались на ночлег, найти удалось. Это небольшая площадка на горном уступе, туда добраться можно только пешком, и то желательно наличие специальной подготовки. Расположенные у подножия хребта дозоры, миновать которые на обратном пути практически невозможно, ничего подозрительного не заметили. Вертолетов наши радары тоже не засекли…

— Выходит, целое отделение просто испарилось в воздухе?.. — в голосе Шершнева послышалось сомнение.

— Выходит так, — развел руками капитан Авдзинба.

— Кто мочится в постели, тот знает, как ее высушить, — блеснул Ракитин познаниями в абхазской народной мудрости. — Давайте вместе подумаем, как это могло случиться, а я вам по ходу дела буду подсказывать верное направление расследования. Итак, с чем еще необычным вы или местное население сталкивались в последнее время?

— Конечно, для труса и тень — медведь, — замялся капитан Авдзинба, — но в последнее время даже наихрабрейшие нарты такое рассказывают, что если бы я сам не видел, не поверил бы…

— И что вы видели? — поинтересовался Товарищ первый.

— Мы вместе с лейтенантом Лакобой, — капитан покосился в сторону своей подчиненной, словно опасаясь, что она не подтвердит его слова, — несколько часов назад наблюдали в Кодори неопознанные летающие объекты, проще говоря, «тарелки». Их было две, они шли на очень низкой высоте, так что, я думаю, радарами их не засечь. А потом раздался очень резкий звук. Нас затошнило, появилась резь в глазах, и мы были вынуждены… — капитан на мгновение осекся, подбирая подходящее выражение, — вынуждены покинуть наши наблюдательные позиции…

— Я, конечно, понимаю, что аламыс превыше всего, и все же… — Ракитин старался подбирать слова как можно осторожнее, поскольку был проинструктирован перед командировкой о вспыльчивости и обидчивости местных жителей. — И все же скажите честно, вы оставили позиции, потому что у вас неожиданно возник сильный страх?

— Я ничего не боюсь, — ответила за своего командира лейтенант Лакоба, — но в этот момент я испытала какой-то животный ужас и вынуждена была отступить. Я хотела открыть огонь, но руки не слушались меня.

Казалось, суровая девушка-воин готова была расплакаться из-за того, что уронила честь в противостоянии с неведомым противником. «Вроде бы я начинаю понимать, что такое аламыс, — размышлял Иван. — Если бы не хитрое оружие, которое применили против Камы, она никогда не дрогнула бы». Он поспешил успокоить девушку, уверяя, что ее воинская честь ничем не задета.

— То есть «летающие тарелки» и впрямь существуют? — скептически хмыкнул капитан Синцов.

— Не только существуют, но и активно используются для проведения спецопераций в труднодоступной местности, особенно там, где невозможно использовать вертолеты, — пояснил Ракитин. — Одной такой игрушкой даже Джордж Буш ради забавы пользуется. Но у него самый примитивный вариант «тарелки», а боевые машины, с которыми вам пришлось столкнуться, имеют легкую броню и несколько видов вооружений. Кстати, одним из них вас и атаковали — это инфразвуковая пушка. Ее воздействие и вызвало у вас панический страх на подсознательном уровне… ну, и разные побочные эффекты, вроде рези в глазах и тошноты. Это оружие широко применяется американцами в Ираке. А недавно его применили при разгоне митингов оппозиции в Тбилиси. Так что не исключено, что на проспекте Руставели и здесь, в Кодори, использовались одни и те же акустические генераторы.

— А «летающие тарелки» тоже для разгона демонстрантов применяют? — не унимался в своем скепсисе капитан Синцов.

— Нет, их применяют для проведения особо деликатных спецопераций, в которых при случае исчезновение людей можно будет списать на пришельцев и всяких там «зеленых человечков», — Ракитин был абсолютно серьезен. — Кстати, это прекрасно объясняет исчезновение ваших резервистов, капитан Авдзинба. Было отделение — и сплыло. Никто ничего не видел, никто ничего не знает.

— Я, между прочим, от местного населения за последнее время тоже много чего понаслушался, — сдался, наконец, Синцов. — Бабки и деды про каких-то демонов рассказывают. А молодой парнишка один, продвинутый, говорил, что видел в горах пришельцев, точь-в-точь как в фильме «Хищник» со Шварцнеггером. Хорошо еще, что терминаторы у нас пока не объявились.

— Товарищи, в будущем я прошу отнестись ко всем этим свидетельствам местного населения очень серьезно. А всех очевидцев немедленно доставлять к нам для дачи показаний.

— А в чем, собственно, дело, или нам об этом знать не положено? — с досадой в голосе произнес капитан Синцов.

— Почему не положено, мы здесь с Товарищем вторым именно для того, чтобы ввести вас в курс дела, и рассчитываем на вашу помощь, — Иван жестом предложил офицерам сесть вокруг стола, на котором была разложена карта ущелья. — Все, что вы сейчас услышите, имеет особую важность и не подлежит разглашению…

Ракитин обрисовал ситуацию, проинформировав, что на территории Кодори в зоне ответственности миротворческих сил зарубежными спецслужбами планируется проведение масштабной провокации в форме террористического акта. По данным ФСБ и российской разведки нечто подобное планировалось грузинскими спецслужбами еще после убийства в Англии Литвиненко. Тогда теракт удалось предотвратить. Но сейчас в Грузию уже переброшена группа диверсантов, оснащенных самой современной военной техникой, воздействие которой присутствующим уже пришлось ощутить на своей шкуре. Задача диверсантов — захватить небольшой отряд, в котором были бы представлены абхазские военные и российские инструкторы либо миротворцы. Предполагается, что диверсанты, скорее всего, оборудуют в горах базу, где будет применено оружие нового типа. Оно поразит грузинские и абхазские села, а возможно, и наблюдателей ООН. После того как информация о «чудовищном преступлении» просочится в прессу, на место вылетит компетентная международная комиссия. Она-то и найдет тела погибших от неосторожного обращения с собственным оружием российских и абхазских военных, а также оборудование с российской маркировкой, с помощью которого был осуществлен теракт. Дальше — дело техники. Все «независимые» СМИ возопят о международном терроризме, поддерживаемом Россией. И в обход мандата ООН на территорию Грузии, Абхазии и Северной Осетии высадятся уже новые «миротворцы», на этот раз — под эгидой НАТО…

— А что это будет за оружие, какая-то химия? — поинтересовался капитан Синцов.

— Точно мы не знаем, — уклонился от ответа Ракитин, — но скорее всего что-то вроде. Поэтому при проведении операции нам нужно будет соблюдать повышенные меры осторожности и безопасности. А суть операции — нужно создать необходимые условия для того, чтобы эти «пришельцы» захватили в плен нас с Товарищем вторым.

— Это зачем? — не выдержала и проявила любопытство лейтенант Лакоба.

— Очень просто, — пояснил Товарищ первый. — Сейчас в распоряжении диверсантов есть только отряд абхазских резервистов. Для достоверности картины им нужны еще и российские инструкторы. Вот мы и сыграем эту роль — для того чтобы проникнуть в лагерь террористов.

— Но это же слишком рискованно, — возразил капитан Синцов.

— Если пастух пожелает, то молоко и от козла получает, — в очередной раз выдал поговорку Ракитин, на всякий пожарный случай изучивший целый вагон абхазской народной мудрости перед командировкой. — А вы, товарищ капитан, сможете на себе испытать, насколько это рискованно.

— Это еще почему? — удивился Синцов.

— А потому что вы пойдете с нами в качестве проводника.

— Может быть, лучше возьмете кого-нибудь из нас? — спросил Авдзинба. — Мы в горах с детства, каждый камешек здесь знаем.

— Нет, — возразил Ракитин, — нам необходимо, чтобы все будущие пленники были военнослужащими российской армии. А у вас будет другая миссия. Нужно в кратчайшие сроки запустить повсюду «дезу», что из российского Генштаба в Кодори прибыли два офицера для изучения зафиксированных здесь в последнее время паранормальных явлений. Надеюсь, новости по ущелью распространяются достаточно быстро?

— Утечка информации — наша главная беда, — вздохнул капитан Авдзинба. — Мы постоянно боремся с этим, но по обе стороны границы проживает множество родственников, да и за всеми перемещениями местного населения не уследить.

— Нам сейчас это только на руку, — кивнул Ракитин. — Чем быстрее диверсанты получат информацию о нашем появлении, тем лучше.

— Скажите, у вас в Кодори есть какое-нибудь место, которое пользовалось бы дурной славой у местного населения? — спросил Шершнев.

— Урочище черной козы, — сообщила лейтенант Лакоба.

— Черной козы? — улыбнулся Шершнев. — Это что еще за история?

— По древнему поверью, несколько сотен лет назад там закопали кости козы, которая давала черное молоко. Ее владелец посчитал, что в козу вселился демон, и отдал ее на растерзание тигру. Коза умерла в страшных мучениях, ее блеянье до сих пор слышат по ночам в том урочище. Считается, что тот, кто его услышит, долго не проживет.

— Вот и хорошо! — обрадовался Шершнев. — По «большому секрету» расскажите всем, что русские генштабисты намерены отправиться в это урочище и поохотиться там на горных козлов, прежде чем приступить к выполнению своей основной миссии. Кстати, в каком квадрате находится это урочище?

Капитан Авдзинба очертил его контуры указкой на карте.

— А где пропало отделение резервистов?

Авдзинба снова ткнул указкой в карту.

— Я так и думал, — довольный Шершнев переглянулся с Ракитиным. — Это все в одном квадрате, совсем близко.

— Ну хорошо, предположим, вы попадете в плен к этим диверсантам, а дальше — как вы оттуда вызволяться планируете? — поинтересовался любознательный Авдзинба.

— Это уже не ваша забота, — ответил Ракитин.

На этом «военный совет» закончен, и все разошлись, чтобы приступить к выполнению поставленных задач.

* * *

Совершенно секретно

В одном экземпляре

Шефу Департамента по Восточной Европе

Национального центра Военной разведки

Директората разведки объединенного штаба

г-ну Ричарду Д. Смиту

Ключ 0207

Уважаемый сэр!

Информирую, что завербованный нами агент Калиэль успешно справился с порученными ему заданиями и продолжает работу по операции «Невские львы» согласно плану «13-бис». При этом Калиэль организовал ликвидацию нежелательных лиц в районе границы известных вам стран, на Таллиннском шоссе, обнаружил и доставил в заранее обусловленное место разыскиваемого нами стипендиата Йельского университета. Следует отметить, что стипендиату удалось превосходно организовать мероприятия по налаживанию плодотворного сотрудничества с Калиэлем, что, по нашему мнению, заслуживает всяческого поощрения.

В настоящее время Калиэль направлен для непосредственного участия в завершении операции в Грузию. Дальнейшая связь с ним будет осуществляться по обусловленному каналу «SL-4»; в качестве запасного канала связи предполагается целесообразным использовать возможности нашей базы «Эпсилон».

По названным причинам, а также с целью активизации дальнейшего сотрудничества, полагал бы целесообразным рассмотреть вопрос о возможности выплаты дополнительного вознаграждения Калиэлю…

Руководитель отдела «К»

Департамента военной разведки майор Джон Т. Гроссман

* * *

Шершнев расположился в бараке вместе с другими офицерами миротворческого контингента, а Ракитину, как высокопоставленной «шишке» из Центра, выделили отдельный «коттедж». Небольшой отдельно стоящий домишко в одну комнату, с микроскопической прихожей и (что в лагерно-походных условиях немаловажно) отдельным санузлом. Критически взглянув на не вполне разбитый унитаз, оперативник ухмыльнулся, вспомнив, как еще недавно проезжал по горному серпантину через перевал. На одной из площадок, откуда восхищенные туристы некогда фотографировали ущелье с бурной рекой, стремившейся внизу, тоже был сооружен санузел: этакая деревянная будочка, окрашенная в желтый, словно скворечник, цвет. Самое примечательное, что будочка и напоминала скворечник, нависая непосредственно над пропастью. Причем все, от чего туристы освобождались на перевале, летело из круглого отверстия, прорубленного в полу санузла, прямиком вниз. Правда, на горной речке, во всяком случае в присутствии Ракитина, никто не пытался заниматься экстремальным сплавом, а дырка в будочке была столь мала, что провалиться в нее даже в глубокой задумчивости не представлялось возможным. Поэтому все лишнее благополучно летело в стремнину безо всяких эксцессов…

Выпив чаю, Иван улегся на раскладную походную кровать и в очередной раз принялся анализировать события последних дней. Вопрос о том, кто скрывается по псевдонимом Калиэль и повинен в смерти практически всех свидетелей, не давал ему покоя.

Скупые сведения об обстоятельствах нападения на автозак, в котором везли свидетелей, скорее запутывали, чем проливали свет на обстоятельства происшествия. Нападение произошло ночью, когда на обычно оживленном шоссе было мало машин. Огонь велся нападающими из укрытия. Стреляли из подствольных гранатометов и в основном по колесам, в результате чего автозак перевернулся на бок и съехал в кювет. Конвой попытался выбраться наружу и поплатился за это жизнью: пятеро конвоиров были методично расстреляны из АКМ. Шершнева спас бронежилет. Когда он сумел выбраться из кабины, то наткнулся на одного из нападавших, успевшего выстрелить в грудь оперативнику из пистолета. Майор свалился обратно в кабину грузовика и прикрыл своим телом водителя, умудрившегося отделаться лишь сотрясением мозга при падении машины. Судя по всему, нападавшие очень торопились, поэтому не стали добивать конвой контрольными выстрелами и поджигать автозак. Они ограничились тем, что убили двух свидетелей — Миколу и Абакумыча. О том, что случилось с Ладой и Сэмуэлем Смитом, оставалось только гадать. Живые или мертвые, они исчезли вместе с нападавшими. Как обычно, введенные в действие планы «Перехват» и проч. ничего не дали. Неизвестные очень хорошо подготовились к нападению и продумали пути отхода, так что скрылись, не оставив заметных следов.

Это происшествие поставило перед руководством оперативной игры «Улей» два традиционных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Проще всего было обвинить «стрелочника» — майора Шершнева, что он выбрал для транспортировки самое опасное ночное время и не сумел доставить свидетелей по назначению. Но указание доставить задержанных в срочном порядке в Петербург давал генерал Мягков. Он же распорядился использовать для этих целей автозак и конвой ГУИНа, то есть недооценил ценность свидетелей и вероятность угрозы нападения на конвой по пути следования. Свою вину и невиновность Шершнева генерал косвенно признал, отправив майора вместе с Ракитиным в командировку на Кавказ.

Шершнев, несмотря на полученные легкие травмы, рвался в бой и как образцовый служака твердил, что загладит вину и оправдает доверие. Проанализировав ситуацию, Кондрат Тимофеевич возражать не стал и утвердил кандидатуры командировочных по принципу: «хуже уже не будет». «Будет, будет!» — хотелось закричать Ракитину, немало претерпевшему за последнее время от начальственных идей, но он благоразумно промолчал. Причины начальственного пессимизма были понятны: если Лада или Сэмуэль Смит выжили и сумеют связаться со своими кураторами, то операция западных спецслужб в Кодорском ущелье может быть заморожена или вовсе отменена.

«Хотя пока все разведданные указывают на то, что противник перешел в активную фазу реализации операции», — размышлял Иван. Из перехваченных шифрованных сообщений, направлявшихся из Грузии в Лэнгли, стало известно даже кодовое название, которое придумало для этой операции руководство грузинских спецслужб. Звучало оно просто, многообещающе и пафосно: «Америка».

Для того чтобы наглядно отобразить картину оперативной игры «Улей», Ракитин разложил на столе колоду цыганских гадальных карт — все, что осталось у него на память о Ладе. Лада… О том, какой картой ее отобразить, у Ивана не было никаких сомнений: бубновая дама, которую карты называли «женщиной коварной или легкого поведения». Ракитин хорошо помнил, что именно эта карта выпала у Лады первой, когда она гадала в ночном клубе «Полный Армагедец», будучи на волосок от смерти.

Затем Ракитин нашел и «себя» — пикового короля, которого карты называли «казенным человеком». В Шершневе Иван узнал трефового короля — серьезного брюнета. Бубновый король — «друг, дальний родственник или военный», несомненно, был картой майора наркоконтроля Александрикова. Старого Бесо Ракитин обозначил одним из тузов. Тузами стали генерал Мягков и Кондрат Тимофеевич. Червовым королем или «приятным блондином» — профессор Клопин.

Еще одним «приятным блондином», но уже валетом, Иван обозначил агента Сэмуэля Смита. Украинские бандюки Абакумыч и Микола стали разномастными шестерками. Агента Калиэль Ракитин выделил картой «гадалка», обозначавшей в колоде неизвестность. Свои карты достались Безымянному, Вите Хозяину. Пиковой дамой он отметил покойного Мадам Вонг.

«Пасьянс» был разложен. Калиэль должен был непременно оказаться в колоде. Проще всего было предположить, что Лада-Хатор и Калиэль — одно и то же лицо. Недаром Мадам Вонг говорил перед смертью, что Лада — девушка-оборотень, способная принять любое обличье. Отправляясь в Кингисеппский район, где у нее было тайное логово, она могла подстраховаться на случай провала и подготовить бригаду боевиков, которые должны были бы отбить ее в случае задержания. Эта же бригада боевиков ранее могла уничтожить Старого Бесо и его людей, а также переправить Клопина и лабораторию в Грузию через Архангельск. В пользу версии о том, что Калиэль — это Лада, свидетельствовало и ее загадочное исчезновение из расстрелянного автозака.

Еще одну соблазнительную в своей простоте версию о том, что Калиэль — это некий неизвестный и нигде не «засветившийся» суперагент, руководящий всей операцией, а затем улетевший в Грузию чартерным рейсом вместе с пленниками, Ракитин отмел почти сразу. Уж где-то он должен был наследить, а до последнего момента никаких шагов такого суперагента что-то не было видно.

Гораздо более заманчивой выглядела версия о том, что Калиэль — это Сэмуэль Смит. Уж очень подозрительно выглядело его чуть ли не специальное выведение из игры Миколой и Абакумычем в самом начале разработки профессора Клопина. Где и чем Суслик занимался все это время, оставалось загадкой. Версия о том, что его с самого начала держали в заложниках на лесной мызе, выглядела достаточно сомнительной. Так же, как сомнительным было и то, что Лада получила от своих боссов разрешение на выведение из игры профессионального разведчика, а тем более на его ликвидацию.

Нельзя было сбрасывать со счетов и напрашивавшуюся версию о том, что Старый Бесо вел самостоятельную игру и переиграл в ней Ладу, а затем искусно замел следы, инсценировав собственную гибель и уничтожив своих людей. Эта версия позволяла легко объяснить, кто организовал нападение на автозак на шоссе. У Старого Бесо были обширные связи в криминальной среде Петербурга и области, так что заказать подобное нападение ему было «как два пальца об асфальт».

Но больше всего вопросов вызывал майор наркоконтроля Александриков. Именно при его участии Шершнев получил первичную информацию о профессоре Клопине и секс-ловушке. Тот же Александриков вызвался помогать Шершневу при задержании бандитов на «стрелке», и только стечение обстоятельств не позволило ему это сделать. Наконец, с кингисеппскими бандитами о получении проводника и «зеленого коридора» договаривался именно Александриков. И с лесной мызы в Кингисепп задержанных отправили в сопровождении Александрикова и его спецназовцев. Но в райцентре начальник отдела наркоконтроля неожиданно изменил свое решение и убыл вместе со спецназом в Питер, оставив Шершнева и задержанных дожидаться злополучного автозака в местном РУВД.

Еще до отбытия в командировку Ракитин поделился своими сомнениями насчет странностей поведения Александрикова с Мягковым и Кондратом Тимофеевичем. Они тут же навели справки и выяснили, что майор ранее служил в ФСБ и среди своих многочисленных бывших сослуживцев имел в числе приятелей офицеров, обеспечивающих безопасность Архангельского аэропорта. Когда об этом стало известно, было принято решение срочно опросить Александрикова. Но выяснилось, что сразу по возвращении из кингисеппской командировки он ушел в очередной отпуск и вылетел на отдых в королевство Таиланд.

— Достанем и в Таиланде, и сообщим тебе результат, — поиграл тогда желваками Кондрат Тимофеевич.

Но информации до сих пор не было. Ракитин покосился на молчащий спутниковый телефон, который ему выдали перед командировкой, повертел в руке бубнового короля — Александрикова. Собрал разложенные на столике карты, а затем разложил три — так, как Лада. Размышления Ракитина прервал зашедший на огонек Шершнев, и Иван быстро убрал выпавший расклад.

— Все гадаешь над тем, кто такой этот Калиэль? — Шершнев извлек из кармана полевой формы свою непременную «волшебную» фляжку. — А мне кажется, что это собирательный образ предателя-оборотня, затаившегося у нас в органах. — С этими словами майор подошел к столу и без лишних церемоний плеснул в пустую пиалу Ракитина ароматной чачи.

— Я знаю, что ты Александрикова подозреваешь, — вновь заговорил Товарищ второй после того, как выпил. — Он, конечно, не без странностей мужик и авантюрист, но я его давно знаю, вряд ли он стал бы так рисковать. А возьми, например, своего шефа Мягкова. Кто помешал мне и Александрикову задержать тогда бандитов на «стрелке»? Он. Скажешь, я своими действиями мог им тогда какую-то оперативную комбинацию попортить? Ну, хорошо. А кто мне подогнал этот автозак хренов и распорядился задержанных ночью в Питер конвоировать? И от кого могла пойти утечка информации об этом? От Александрикова, который тогда уже «свалил»? Нет, я тебе скажу, — подобная утечка всегда идет с самого верха. О том, что рыба гниет с головы, я понял еще когда в командировку в Чечню ездил. Тебе командование задачу ставит, а одновременно информацию «чехам» сливает. И вместо выполнения боевой задачи целый фургон «двухсотых» получаем. Так что подумай, стоит ли жопу рвать ради такого начальства?..

Ракитин неопределенно хмыкнул, вертя в руке пиалу с чачей. Молчал, ожидая, пока напарник выпустит весь пар, накопившийся за последние дни.

— …А план их бредовый, — продолжал возмущаться Шершнев, — отправить нас в заложники только для того, чтобы вычислить координаты какой-то базы. А потом мы должны сообщить диверсантам, что они окружены и предложить добровольно сдаться? — на лице Шершнева появилась горькая усмешка. — Да ты представляешь Ваня, что эти головорезы с нами и Клопиным сделают — вместо того чтобы поднять лапы? Они же нас на грузинский флаг крестиками покромсают!

— Думаю, не покромсают, — Ракитин поставил пиалу на стол. — Кондрат Тимофеевич прав, у них в спецназе люди не за идею, а за бабки рубятся. Поэтому, когда они поймут, что окружены и сопротивление бесполезно, то начнут выторговывать для себя условия. И тут мы с ними и договоримся.

— Ага, и договоримся до того, что нас зарежут, как свиней, за великую идею! — Шершнев посмотрел на Ивана мутным самогонным взором. — Им потом дадут «зеленый коридор», а нас наградят. Посмертно.

— Ну, ты еще можешь отказаться и не идти со мной, — предложил Ракитин.

В ответ Шершнев только горестно махнул рукой. Только сейчас до Ракитина дошло, что его напарник изрядно пьян. Поэтому он не стал вдаваться в дискуссии, а предложил выпить «на посошок» и проводить майора до офицерского барака. На предложение «посошка» Шершнев откликнулся с энтузиазмом. Но после первого последовал второй, затем третий «посох». Ракитин почувствовал, что сам начинает хмелеть. А Шершнев поднялся было из-за стола, пошатнулся, произнес: «спецназ, Афган», и с неимоверным грохотом рухнул на пол плашмя.

Ракитин знал, что в Афганистане Шершнев не служил, а только любил приврать по пьяному делу на эту тему. Фраза «спецназ, Афган» означала последнюю стадию опьянения майора. Оперативник с трудом перетащил грузное тело на кресло, когда затрещала трубка защищенного от прослушивания спутникового телефона. На связи был Кондрат Тимофеевич: «Слушай внимательно, по поводу Александрикова…»

Пообщавшись с начальством, Ракитин снял трубку местной телефонной связи и вызвал из полевой санчасти дежурного врача.

* * *

— Для начала, мужики, надо научиться отличать горных козлов от горных баранов, — сообщил капитан Синцов, разливая чачу по серебряным походным рюмкам. — Бараны — это звери более грубого телосложения. К тому же у них практически нет бороды. Другое дело — козлы. Эти твари жируют в зоне высокогорных лугов, и у них, в отличие от баранов, рога не завиты в спираль, а напоминают штопор. Кстати, а где мой швейцарский штопор, товарищи офицеры? — возмущенный капитан начал шарить по камням и траве вокруг себя в надежде обнаружить утерянный «предмет номер один».

Ракитин в очередной раз порадовался, насколько правдоподобно капитан Синцов изображает пьяного. На охоту они отправились, прихватив по традиции изрядное количество спиртного. Но это была бутафория — сильно разбавленная водой чача, которая давала только запах алкоголя, но не пьянила. Хотя для внешних наблюдателей — для которых и разыгрывался этот спектакль — все выглядело достаточно натурально.

Вышли охотники, как и положено, рано утром, демонстративно «похмелившись» на глазах у многих. Особенно налегал Шершнев, которого действительно сильно мутило после вчерашнего. Когда майор потянулся к фляге с чачей, Ракитин резко одернул его руку.

— В чем дело, Ваня? — обиделся Шершнев.

— А в том, что мы тебя вчера «подшили», пока ты спал.

— «Подшили»? Зачем? — в глазах Шершнева заблестел недобрый огонек.

— Вчера из Москвы звонили, Александрикова наши пытались взять в Таиланде, но он оказался вооружен, оказал сопротивление и в перестрелке был убит, — пояснил Ракитин. — Так что дела наши неважнецкие. Если все последние события — дело рук Александрикова, то Лада и Суслик сейчас, скорее всего, уже за бугром. А наша операция — на грани срыва.

— И поэтому меня нужно было срочно «подшить»? — «повелся» Шершнев. — То-то у меня с утра под лопаткой что-то колет.

— Мы на очень опасное мероприятие идем, а ты вчера так надрался, что я тебя еле с пола в кресло перетащил, — продолжил Ракитин. — Поэтому и вызвал доктора. Он тебе капельницу поставил, а потом «подшил». У них теперь экспресс-метод есть такой, не нужно ждать три дня до полного вытрезвления клиента. Ты мне нужен трезвым, и ты будешь трезвым. Иначе капсула сработает, и тебя уже ничто не спасет.

— Ну, теперь мы, Ваня, с тобой просто биороботы какие-то, — скривился майор. — В пузе вместо аппендикса ГЛОНАСС-трекеры, под лопаткой капсула с какой-то дрянью.

— Не надо было нажираться не вовремя, — отрезал Ракитин. — Если все будет в порядке, вернемся — «разошьешься».

На этом, с появлением проводника-Синцова, утреннее выяснение отношений закончилось.

Истоптав множество горных тропок, в которых капитан Синцов действительно неплохо ориентировался, «охотники» подстрелили только пару тетерок, которых и решили поджарить, расположившись на небольшом плато в тени возвышавшихся над ними скал.

— Летом козлы пасутся только утром и вечером, а днем отдыхают в тени скал, так что и нам лучше устроить тут привал до вечера и немного отдохнуть, — продолжал разыгрывать из себя бывалого охотника Синцов. — А вечером, как начнет смеркаться, у нас есть шанс выйти на целый табун, голов так десять-двадцать. Мы заляжем в засаду у солонца, вон перед тем склоном, и непременно добудем кого-нибудь.

«Скорей бы уж нас добыл кто-нибудь», — мрачно пошутил про себя Ракитин.

Для защиты от инфразвука все участники экспедиции обзавелись специальными имплантантами, вставленными в ушные раковины. Но Иван хорошо знал, что звуковая пушка поражает не только через органы слуха, но и через механорецепторы кожи, а значит, полностью уберечься от воздействия оружия, которое скорее всего применят против них «пришельцы», вряд ли удастся.

Шершнев потягивал холодную воду из своей «волшебной» фляги и безо всякого аппетита обгладывал ножку поджаренной на вертеле тетерки. Чувствовалось, что он больше всех сейчас «не в своей тарелке».

— Между прочим, — заговорил майор, — я тут у местных поспрашивал, легенда об Урочище черной козы, рядом с которым мы сейчас находимся, имеет свое продолжение.

— А я вот все думаю, — откликнулся капитан, — откуда в Грузии взяться тигру, который сожрал эту черную козу.

— Ты «Витязя в тигровой шкуре» читал? — осведомился Шершнев.

— Нет, — честно заморгал Синцов.

— Ну, тогда сначала почитай, а потом спрашивай, — голосом майора был невозмутим. — Так вот, продолжение истории черной козы называется «Легенда о тигре-минетчике».

— О ком? — чуть не поперхнулся разбавленной чачей Иван.

— О тигре-минетчике, — повторил Шершнев. — Это древняя легенда, которая передается из уст в уста. В стародавние времена прибыл в Грузию персидский купец с разнообразным товаром и среди прочего продал имеретинскому князю диковинного зверя — маленького тигренка. Но тигренок не прижился при княжеском дворе и при первом же удобном случае мотанул в горы.

— Он, случайно, ничего такого не курил сегодня? — Синцов шепотом поинтересовался у Ракитина, кивнув в сторону майора.

— Да вроде нет, — ответил не менее удивленный Иван.

— В горах тигренка приютило стадо козлов, — продолжал повествование Шершнев, — причем козлы эти были козлами в натуре.

— Что ты имеешь в виду, поясни? — Синцов уже разделался со своей порцией тетерки и весь обратился в слух.

— То, что эти козлы были, мягко говоря, нетрадиционной ориентации, а жестко выражаясь, попросту педерасты, — уточнил Шершнев. — У них во всем стаде были одни самцы-братья, которые сношались друг с дружкой напропалую. А возглавляла все это содомское сборище их мамаша, та самая черная коза, с которой они все тоже имели связь через инцест. И хотя эту козу приручил один местный почтенный житель, она по ночам покидала загон и отправлялась в горы блудить со своими нечестивыми сыновьями.

— Тьфу ты, мерзость какая, — сплюнул капитан Синцов и прошептал Ракитину на ухо: — Похоже, нашего Аристарха все-таки догнала «белка».

Иван, у которого от шершневской истории отнюдь не улучшалось настроение, не преминул напомнить рассказчику один из афоризмов уважаемого господина Жириновского, уверявшего, что, «если бы животные занимались безопасным сексом, нам нечего было бы есть». Но Шершнев и ухом не повел, невозмутимо продолжив повествование:

— И вот, попал невинный тигренок в это стадо содомитов, словно воспитанник приюта к Сергею Звереву на практику, — продолжал сгущать краски Аристарх. — И приучили они его ко всякому козлиному непотребству. Через что, как гласит легенда, и стал он известен по всему Кодори как тигр-минетчик. Так и вырос он в козлином стаде, будучи полностью уверен, что он такой же козел, как и все остальные. Но однажды он поднялся на одну из вершин, где повстречал горного орла, который за свою жизнь успел попутешествовать по свету и многое повидал. Орел заметил, что тигр питается травой и кореньями, и гордая птица сделала опустившемуся хищнику конкретную предъяву: почему он, будучи тигром по натуре, ведет столь позорный образ жизни. Тигр ответил, что орел обознался и он вовсе не тигр, а горный тур. Рассмеялся орел и объяснил глупому зверю, кто он на самом деле. Тогда тигр-минетчик спустился с вершины в урочище и устроил там форменную бойню. Козлов заставил пооткусывать друг у друга причинные места и сожрать их у него на глазах. А потом порвал все нечестивое стадо в клочья. Последней умерла черная коза. Когда тигр вскрыл ей вымя и брюхо, то цвет крови и цвет молока у козы оказался шоколадно-черным, как «третий глаз» жеманного Андрея Малахова…

Досказав легенду, Шершнев неожиданно изменился в лице, попытался привстать, а потом упал и забился в конвульсиях. Сквозь стремительно надвигавшиеся сумерки нарастал и становился все ближе тревожный гул, внушавший панический страх и желание спрятаться, зарыться в камни.

Началось, понял Ракитин, ощутив болезненную вибрацию грудной клетки. У него сильно закружилась голова, но Иван оставался в сознании и продолжал следить за происходящим. О том, чтобы имитировать сильное воздействие инфразвукового оружия, договорились заранее. Поэтому капитан Синцов не менее усердно, чем Шершнев, катался по камням, изображая поразившие его судороги. На самом деле ушные защитные вкладыши все же существенно снизили воздействие инфразвука, которое при частоте 7 Гц было для человека смертельным. Ракитин тоже попытался подняться, но приступ рвоты и судороги в ногах заставили его опуститься на камни у костра.

Дальнейшие события напоминали старые фильмы о вторжении пришельцев. Те, которые Иван смотрел еще в канувших в Лету видеосалонах конца восьмидесятых. Над плато зависли на высоте около двух метров две «летающие тарелки» с погашенными огнями. Затем чрево каждой из них разверзлось ярко освещенным люком, и на горную площадку спрыгнули четверо существ. Как и рассказывал капитан Авдзинба, по виду они были точь-в-точь «хищниками» из фильма с участием Шварцнеггера. Только оружие в их руках больше походило не на боевые посохи инопланетных существ, а на гигантские фаллоимитаторы. Иван сразу понял, что все это дешевая бутафория, рассчитанная на суеверное сознание среднестатистического горца.

Двое «хищников» направились к бесчувственному капитану Синцову и поволокли его на свой «корабль». Один двинулся к Шершневу, а еще один — к Ракитину. Иван заметил в руке приближавшегося «хищника» американский боевой нож, наподобие того, который прославил в своем фильме «12» Никита Михалков. «Хищиник» навел на оперативника свое инфразвуковое ружье, и Иван затрясся от пронзившей все тело игольчатой боли. Если бы не ушные мембраны, то он непременно потерял бы сознание. Сквозь резь в слезящихся глазах он успел заметить, как один из хищников вспарывает ножом живот Шершнева, а затем и сам ощутил проникновение острой стали. Боль слилась в общий поток, и Иван потерял сознание.