Работы не было. Везде требовались специалисты: тралмастеры, мотористы, радисты, на худой конец дизелисты с дипломом средней мореходки, но никто не хотел брать человека, не умевшего хотя бы плести кранцы или сращивать концы. Зимняя путина шла вовсю, команды на судах были укомплектованы. Конечно, время от времени с моря возвращался какой-нибудь сейнер, которому требовались люди, но в порту всегда имелись те, кто так или иначе был связан с промыслами, и капитаны были разборчивы. Никто не удостоил Кирилла взглядом. «Балласт сейчас никому не нужен», - напрямик объяснил ему один из капитанов, видимо, самый сердобольный. Другие были немногословнее. Другие просто говорили: «Нет».

Кирилл ходил из одной конторы в другую, проклиная себя за то, что в свое время не приобрел человеческой специальности. Подумаешь, слесарь! Гайки крутить - особого ума не надо. То ли дело радист, рассуждал он. Сиди себе в отдельной каютке и стучи ключиком: точка, тире, точка. Чисто, хорошо. Тяжести поднимать тебе не разрешают, чтобы руку не утрудить. А то не дай бог отстукаешь что-нибудь несусветное.

Ночевал Кирилл где придется, где заставала ночь - у рыбаков на судне, у солдат в казарме, а несколько раз в клубе у загулявшего киномеханика. Бродягой его никто не считал, потому что их здесь не было. Все находились при деле. Были, правда, «бичи», как называли отиравшихся в порту запьянствовавших моряков, но к ним давно привыкли и особого зла в них не видели. Бичи были опасны только в дни получек, когда они всеми правдами и неправдами выуживали у моряков деньги, но в эти дни моряцкие жены выставляли у касс настоящие пикеты против бичей, так что они в большинстве случаев оставались при своих интересах.

К концу недели Кирилл обошел весь Северо-Курильск, но дело с места не сдвинулось. Оставался единственный выход - идти на рыбоконсервный завод в Козыревском. Там брали охотно. Там всегда был дефицит рабочей силы, а обучиться ремеслу подсобного рабочего было делом нехитрым: новички за пару дней легко осваивали несложные обязанности, суть которых выражалась простейшей формулой - поднять и бросить.

Деньги таяли, как дым, и в один из дней Кирилл с последним трояком в кармане перебрался в Козыревский.

Поселок напоминал джек-лондоновский Клондайк: деревянные, полузасыпанные снегом дома, собачьи упряжки на улицах, разнообразие меховой и кожаной одежды. Был здесь и собственный «салун» - просторная столовая, стоявшая особняком на бугре. Там собирались вернувшиеся из рейса рыбаки, чтобы пропустить стаканчик-другой и обсудить свои дела, сюда заскакивали вечно куда-то спешившие, молчаливые каюры, чтобы согреться крепким чаем, сюда шел тот, кому не терпелось узнать последние новости, или тот, кому просто не сиделось дома. Одновременно столовая служила биржей, и поэтому Кирилл первым делом направился туда.

В столовой было шумно и дымно. Таблички на стенах «Не курить» и «Не сорить» никого не смущали: все курили, сорили и говорили разом, и неискушенному было нелегко с одного взгляда разобраться в обстановке.

Постояв у двери, Кирилл наконец разглядел в глубине столовой незанятый столик. Натыкаясь на стулья и ноги сидевших, он пробрался к нему. Сидеть за столом просто так ему казалось неудобным, и он решил что-нибудь заказать. Внимательно изучив меню и прикинув свои финансовые возможности, Кирилл решил не разбрасываться и обойтись макаронами по-флотски и чаем.

Три официантки с белыми марлевыми наколками в волосах не торопились, и, ожидая, когда какая-нибудь из них подойдет к нему, Кирилл принялся рассматривать сидящих в зале.

Его внимание привлекла живописная группа через столик от него. Это были явно рыбаки, все молодые парни, в блестевших от жира сапогах, в прорезиненных плащах и зюйдвестках, беспечно сдвинутых на затылок. От парней за версту несло тузлуком, морем и рыбой. Дымя сигаретами, парни с живейшим интересом обсуждали, видимо, очень важный для них вопрос, то и дело поминая какого-то Кольку, который надеется только на туфту, а сам мышей не ловит. Время от времени парни звякали стаканами и на минуту смолкали, сосредоточенно уткнувшись в тарелки, а потом вновь принимались на чем свет стоит костерить все того же Кольку.

- Маэстро позволит? - неожиданно услышал Кирилл, и к столику приткнулся невысокий парень лет тридцати в потрепанной канадке, под которой был виден грубошерстный свитер.

Кирилл кивнул.

Парень сел, быстро ощупав его внимательным взглядом. Достал сигареты.

- Кури, - предложил он, протягивая Кириллу пачку и щелкая пальцем по донышку.

Рука у него заметно дрожала, словно парень сильно продрог или волновался. Тыльную сторону ладони украшала татуировка, искусно сделанная красной, зеленой и черной тушью: парусник, а под ним - скрещенные якоря и надпись: «Ведь ты моряк, Мишка».

- Кури, - повторил парень.

Кирилл, перебивавшийся в последнее время с хлеба на квас, с благодарностью взял сигарету. Парень ловко щелкнул зажигалкой.

- Отдыхаем?

Кирилл в нескольких словах объяснил ситуацию.

- Чудак! - Парень развел руками. - Это дело мы в два счета обстряпаем. Закажи-ка чего-нибудь горячительного для разгона, - без всякого перехода сказал он.

Кирилл понял, что с мечтой о макаронах придется расстаться.

- Вина? - предложил он.

- А нам, чучмекам, одна фигня, что водка, что пулемет - лишь бы с ног валило, - хвастливо ответил парень. Он как-то сразу переменился, сел поудобнее, словно до этого ждал, что его вот-вот прогонят.

Кирилл подозвал официантку и заказал два стакана вина.

- Вам какого? - опросила официантка. - Крепленого или сухого?

- Сухое, мадам, бывает только сено, - ответил парень. - Неужели мы похожи на лошадей?

Когда вино принесли, парень взял свой стакан и, рассматривая вино на свет, бодро сказал:

- Ну, кореш, будем. Как говорили древние: истина - в вине. - Он медленно, со смаком выцедил стакан. Потом, попыхивая сигаретой, потянулся через стол к Кириллу: - Что такое жизнь, кореш?

Кирилл пожал плечами. Он счел этот вопрос прелюдией к деловому разговору и решил предоставить инициативу своему новому знакомому.

- А-а, - сказал парень, откидываясь назад, - не знаешь! А я знаю! Как сказал один классик: жизнь - это сложная и трогательная комбинация.

- Так это сказал классик, а не ты, - перебил парня Кирилл, которого стали раздражать и манера парня вести разговор, и его постоянные ссылки то на классиков, то на древних.

- Замри! - сказал парень. - Ты думаешь, Мишка травит? Нет, кореш, Мишка не травит. Мишка сказал тебе, что устроит, - значит, устроит. Железно! Сообрази-ка еще по колбочке.

После второго стакана парня понесло. Фамилии и имена сыпались из него, как из рога изобилия. Он предлагал Кириллу то одно место, то другое, тут же отвергал их и называл новые. В конце концов он решил, что время терять не стоит, а нужно сейчас же топать к одному фартовому мужику, который все может. Но поскольку такие дела с кондачка не решают, он предлагает выпить посошок на дорожку.

Кириллу не оставалось ничего другого, как согласиться. Он повернулся, чтобы позвать официантку, и носом к носу столкнулся с подходившим к их столику Побережным.

- Здорово, племяш! - приветствовал тот Кирилла. - Гляжу, вроде ты, вроде нет. Дай, думаю, подойду. - Он критическим взглядом смерил Кирилла. - Видно, здорово тебя прищучило, коли с Мишкой пьешь. Охмуряешь? - строго спросил он у парня, подсаживаясь к столу и сдвигая в кучу пустые стаканы.

- Да вот, подмазали малость, Дмитрич, - мелко засуетился Кириллов знакомый. - Не подмажешь - не поедешь.

- Сгинь! - велел ему Побережный.

Парень сразу обмяк, как краб, боком съехал со стула и пропал в табачном дыму и облаках пара, врывавшихся в столовую вместе с людьми.

Удивленный столь неожиданной метаморфозой, Кирилл не знал, что сказать. Он с глупым видом сидел за столом, как школьник, которому сделали нагоняй.

- Зря ты его так, дядя, - наконец вымолвил он. - Этот тип обещал меня на работу пристроить.

- Кто? - спросил Побережный. - Мишка? Ха-ха-ха! - захохотал он так, что стаканы запрыгали по столу.

Кирилл понял, что сморозил какую-то величайшую глупость.

Насмеявшись вволю, Побережный сказал:

- Знаешь, кто такой Мишка? Не знаешь. Так я тебе объясню. Бич это. Его самого никуда не берут. Сто мест сменил, и отовсюду выгнали. Работы, как черт ладана, боится, только и знает сачковать. Подачками бывших дружков живет да еще тем, что дурачков вроде тебя околпачивает. Наговорит семь верст до небес и все лесом, напьется, нажрется за чужой счет и смоется. А ты - устроить!.. Ну, рассказывай, что и как.

- А чего рассказывать, - сказал Кирилл, уязвленный тем, что так по-дурацки попался на удочку первому подвернувшемуся прощелыге. - И так все ясно.

- Верно, ясно, - подтвердил Побережный. - Тут ты в точку попал. - Он взял со стола стакан, зачем-то понюхал его и поставил обратно. - Так как же насчет нашего с тобой разговора?

Кирилл молчал. Говоря откровенно, ему не хотелось поступать на завод. Не затем он ехал сюда, чуть ли не на край света, чтобы устраиваться подсобником. Видел он этих подсобников. Всю жизнь на подхвате: там помоги, тут подсоби. С другой стороны, работа на почте тоже не прельщала его. Что за работа? Сумку через плечо - и айда? Как коробейник? Но денег нет, и это тоже факт. Не позже чем завтра кусать будет нечего. Может, все-таки к Побережному? Прокантоваться до весны, а там видно будет. Рано или поздно он все равно устроится. Итак, к Побережному. Почтмейстер, кажется, ничего дядька, и, если разобраться, он, Кирилл, дико рад сегодняшней встрече. Он и сам этого не ожидал.

- Ладно, - сказал Кирилл. - Так и быть, дядя, до весны побатрачу на тебя. Хватка у тебя бульдожья.

Только, чур, уговор: весной ты мне даешь расчет по собственному. Чтоб без никаких. Понял?

- Давно бы так, - довольно сказал Побережный. - Есть хочешь?

- А что, предложите цыпленка табака в счет аванса?

- Фигу я тебе предложу, а не табака. Табаками тебя теща кормить будет. Шура! - окликнул Побережный проходившую мимо официантку, ту самую, у которой Кирилл брал вино. - Принеси-ка нам, Шура, рыбки, - сказал он, когда официантка подошла. - Моей. Ты знаешь какой.

- На двоих? - спросила Шура, указывая глазами на Кирилла.

- На двоих, - ответил Побережный. - Да скажи на кухне, чтобы посолили покруче, а то вечно они недосаливают.

- Скажу, - заверила Шура и улыбнулась Кириллу. - Так вы с Григорием Митричем? А я смотрю давеча - с Мишкой сидят, - повернулась она к Побережному. - Вижу, парень-то не наш, новый. Ну, думаю, ощиплет его Мишка, как курицу.

- Ладно, ладно, - остановил ее Побережный. - Все в ажуре. Ты лучше корми нас, нам работать надо.

Шура кивнула и ушла, а Побережный, еще раз понюхав стаканы, брезгливо переставил их на другой столик.

- Пьете дерьмо всякое.

- В другой раз прикажу доставить мартини, - пообещал Кирилл. - Из Парижа. Специальным рейсом.

- Кривляешься ты много, парень, - беззлобно заметил Побережный. - С одним не знаю, что делать, и ты туда же. Учат вас, что ли, этому?

- Вы имеете в виду того самого Кулакова, который разрывается на части?

- Ишь ты, запомнил! Его самого. Парень золотой, только язык без костей. Начнет молоть - не остановишь.

Вернулась Шура, неся целую тарелку красной, нарезанной крупными ломтями рыбы. Смахнув передником со стола, она поставила тарелку, подала вилки и хлеб.

При виде рыбы. Побережный крякнул от удовольствия.

- Ешь, - сказал он и пододвинул тарелку ближе к Кириллу. - Чавыча. Попробуешь - пальчики оближешь.

Рыба была свежая, сырая, и Кирилл с некоторой опаской приглядывался к ней. Потом попробовал. Рыба действительно оказалась на редкость вкусной, и Кирилл уже без опасения отправлял в рот холодные сочные куски.

- Ну, заморил червячка? - спросил Побережный, когда на тарелке остались одни кости. - Тогда пошли. Пока прилив не начался, пройдем берегом.

- Расплатиться надо, - сказал Кирилл, показывая на стаканы.

- А-а, - протянул Побережный. - Давай расплачивайся. Умел воровать, умей и ответ держать.

Кирилл вытащил заветную трешницу и положил на стол. Денег хватало только-только.

- Все, что ли? - поинтересовался Побережный. - Маловато. Не успел тебя Мишка раздеть.

Кирилл не стал уточнять подробности. Недоставало еще, чтобы Побережный узнал о его финансовой несостоятельности. И без того Кирилл чувствовал себя достаточно уничиженным.

У буфета Побережный задержался, поверх голов объясняя что-то буфетчице. Та слушала, согласно кивала, а под конец рассмеялась. Махнув ей рукой, Побережный подозвал ждавшего в стороне Кирилла, и они вышли на улицу.