Утром Пасечник сел за телефон, соединился с начальником связи, со старшей телефонисткой в Братске: без ее помощи не обойтись. Назвал номер школы, где работает бригада маляров Галиуллиной, и стал ждать.

Галимзян сидел в кабинете, нервничал и ругал себя последними словами. Как он только согласился на этот телефонный вызов! Осмеливается предлагать Зине такое... Сам будет переживать каждодневно, если она согласится пойти в уборщицы!

Пасечник подписывал наряды, счета, какие ему подсовывала секретарша под правую руку, а левой держал трубку и терпеливо ждал, пока найдут Зину, пока она доберется до телефона. Галиуллин обратил внимание на то, что Пасечник всегда берет трубку левой рукой, как положено по воинскому уставу. Видимо, привычка сохранилась у него на всю жизнь. Трубка все время подавала признаки жизни — слабое шуршание, потрескивание, смутные отголоски стуков, голосов.

— Алло, Зиночка! Наконец-то. У меня рука онемела, С трудом дозвонился.

Ни слова в ответ.

— Ты слышишь меня? Это Пасечник из Усть-Илимска. Ну, что с тобой? Перестань сейчас же! Да вот он, рядом. Передаю трубку.

Пасечник понял свою ошибку. Так просто звонить, любопытствовать — как себя чувствуют ребятишки или что вчера показали по телевизору в Приангарске — управляющий не станет... Не надо было ему откликаться и называть себя. Надо было сразу передать трубку.

Галимзян услышал на том конце провода всхлипывание, невнятные с испуга слова. До него донеслось:

— А мне померещилось несчастье... Милый Галим! Жив...

— Ну что ты ревешь, дурочка?

— Перепугалась, что бедовый случай... Бежала из соседнего корпуса, с четвертого этажа. Накинуть ничего не успела, дрожу вся, да только не от холода...

— Не надо плакать.

— Не надо, — согласилась она, сглатывая слезы.

— Ты же у меня умница, правда?

— Правда.

— Ну перестань, Зина, вытри глаза...

— Нечем мне. Платок в пальто остался, а косынка в краске.

— Значит, потолки белите? — догадался Галимзян.

— Потолки.

— А стены в какой цвет?

— Тебе не все равно? — первый робкий смешок.

— Так легче тебя представить. — Он счастливо улыбнулся, блеснул золотой зуб, и на лице разгладились морщины.

— Вся наша бригада голубая.

— Мой любимый цвет.

— Знаю. — Зина повеселела.

— Потому и не надоела мне за долгую жизнь, что ты жена разноцветная. То в розовых пятнах, то в голубых, то в желтых...

Однако до каких пор он будет болтать по междугородному телефону, не решаясь подступиться к делу!

Пасечник слушал ерундовский разговор о колерах с легким раздражением, но оно вытеснялось сочувствием к Галиуллину. Тут о чем угодно начнешь болтать, пока смелость соберешь. Как бы он сам оглушил Ирину такой вот новостью: бросай свою технику безопасности и принимайся мыть полы, раковины и унитазы, А иначе расстанемся на полгода.

Галиуллин сбивчиво, осекаясь, доложил положение дел. Семейных временно не берут, отдельной комнаты нет, а Пасечник не хочет его отпускать.

Есть только один выход: оформиться уборщицей. Работа незавидная. В семи общежитиях-квартирах убирать, мыть полы. Четыреста двадцать квадратных метров. Да еще половина лестничной клетки.

— Сами-то в клетке жить не будем?

— Да ты что? Две комнаты, двадцать четыре квадратных метра. И одинокая подселенка, тоже уборщица.

— Милый Галим, самое первое — чтобы вместе! И чтобы работа у тебя была интересная.

— Дел невпроворот.

— Монтаж в твоем вкусе?

— Знаменитый!

— У тебя и жена в твоем вкусе. Только скажи — сам-то будешь уважать труд уборщиц?!

— Обещаю. Есть еще удобства. Детский сад в доме напротив. Ясли в соседнем квартале... Значит, мы согласны?

— Согласны.

— А прискорбно не получится, Зиночка? Ты же мастер — золотые руки!

— Никакого прискорбия! Завтра же начну укладываться. Инструмент свой малярный, кисти, брать?

— Обязательно. Вещи не все раздавай. Не бросай обноски — дождись обновки. Кое-что пригодится на новоселье... Тут работодатель трубку просит.

Пасечник пообещал, что машину на аэродром ей дадут, и вернул трубку Галиуллину.

— Тогда не приезжай за мной, Галим, сама управлюсь.

— Нет, нет, завтра же выеду за вами.

Пасечник вырвал трубку, чтобы сказать Зине — все заботы по переезду возьмет на себя управление. Кто-нибудь из сотрудников жилищной конторы проводит ее до Усть-Илимска.

— Завтра же подпишу приказ, оформим командировку провожатому, — Пасечник снова сунул трубку Галиуллину.

— Алло, Зина... Это опять я, не путай меня с начальством. Не забудь перевести подписку. Адрес пока — главная почта, до востребования. «Наука и жизнь» не пришла, девятый номер? Поцелуй ребятишек.

— Галька свою мать совсем не бережет. Завтра ей семь месяцев. Свои волосенки еще маленькие, так она мои куделит.

Галимзян знает, что по-смоленски означает «куделит» — дерет за волосы, треплет; Зинины волосы как кудель, пучок вычесанного льна.

Отбой в трубке.

Галиуллин иронически посмотрел на Пасечника:

— Пожалел меня? Хочешь, чтобы я немного отдохнул? — Он многозначительно выждал. — Или пошлешь завтра на плотину?

— Хорошо бы завтра, — мечтательно ответил Пасечник.

Галиуллин усмехнулся и, выходя, тихо прикрыл за собой дверь. В кабинет сразу набился народ.

Пасечник мысленно не сразу расстался с Галиуллиным. Машинально подписывал какую-то бумагу и невесело думал:

«Когда я был бригадиром, относился к товарищам как-то бескорыстнее, чем сейчас. Откуда он только взялся, этот утилитарный подход к людям, даже к старым друзьям? Должность толкает, что ли?..»