«Выдела я Сережу в киножурнале… Для меня это было так неожиданно, что не выдержала и вскрикнула на весь зал: «Сережа!» А потом уже опомнилась».Из письма однополчанки В. Яковлевой, г. Псков
«В музее Обороны Волгограда одна из фотографий привлекла особое внимание. На ней запечатлен бывший воспитанник 142-го гвардейского стрелкового полка Сережа Алешков. Он прошел с полком весь его боевой путь. А сейчас живет в Челябинске…»Из письма учительницы К. Бессоновой в газету «Челябинский рабочий»
Ему бы сидеть с мамой на крыльце их дома в маленькой тихой деревеньке Грынь. Мама бы гладила по головке, перебирала его реденькие, выгоревшие на солнце русые волосенки и рассказывала сказку. Она их знала множество и умела так рассказывать, что рядом на крыльцо усаживался старший брат Петя, подходили и совсем взрослые братья Иван и Андрей.
А сейчас у Сережи никого не было. Папка уже давно умер. Ушли на войну Иван с Андреем. Потом эта война пришла в их село вместе с чужими злыми солдатами. Они схватили брата Петю и убили на глазах у всех. Кто-то из взрослых сказал тихо: «Партизанский разведчик». А мама билась в руках тети Насти, та ее уговаривала, плача: «Не надо, не надо, голубушка Анисея Ивановна».
Но мама вырвалась, побежала с криком: «Петенька, сынок!..» Сережа — за ней. Она уже добежала до Пети, когда выстрелил из автомата солдат в железной каске, с цепью и круглой бляхой на груди. Мама упала. Сережа ухватился за ее руку, заплакал. Он ведь был еще маленький — чуть больше пяти лет — и не понимал, что на войне люди часто падают, чтобы уже никогда больше не подняться. А солдат в каске подошел к Сереже и пинком кованого сапога отбросил его в сторону.
Уже теряя сознание от чудовищной боли, увидел он, как подбежала к нему тетя Настя, схватила на руки. Потом куда-то бежали много-много людей, в них стреляли и люди падали.
С разных сторон запылали избы в деревне, когда Сережа с тетей Настей уже были в лесу. Но и там все еще стреляли. Тетя Настя держала Сережу за руку, он еле поспевал за ней. А потом вдруг остался один. Куда девалась тетя Настя, односельчане, малыш так и не мог вспомнить. Он плакал и звал их. Потом уже и звать перестал — обессилел.
Провел он в лесу не одну ночь. Когда его нашли разведчики капитана Мещерякова, был совершенно голый, чудом только сохранилась на голове кубанка, весь в коростах и истощен настолько, что и говорить стоило ему больших усилий.
Ему было 6 лет.
Сережу принес в блиндаж мой ординарец Вали Шаяхметов. Он разворачивал попону, в которую был завернут мальчик, словно бинты с раны снимал — и осторожно, и медленно. А по щекам солдата катились и катились слезы.
Я и не подозревал, что Вали может быть таким. В дивизии Шаяхметов от самого Брянска. Был он сначала в транспортной роте. Когда я после госпиталя возвратился в родной полк и не нашел своего старого ординарца Бузулукова, попавшего тоже в госпиталь, — взял в ординарцы Шаяхметова. Был он смелым и решительным, никогда не размагничивался. А тут… Но когда я сам увидел, что вышибло слезы у бывалого солдата, стоило неимоверного труда взять себя в руки.
Сережа едва стоял на своих тонюсеньких ножках и смотрел испуганно, умоляюще. В блиндаже все словно онемели. Хотелось ринуться туда, к линии окопов, чтобы вцепиться в горло первому же попавшемуся фашисту.
Я подошел к нему, погладил по головке и спросил:
— Как же звать тебя?
— Сережа.
— Сергеем, значит, — я старался говорить с ним, как со взрослым. — И фамилию помнишь?
— Алешкины мы, — подумав, ответил он.
Под этой фамилией мальчик долго и значился у нас. Пока через односельчан не удалось установить, что он совсем не Алешкин, а Алешков.
Мальчик все больше нравился своей серьезностью, рассудительностью. Он уже почти «оттаял», как выразился Вали. Но вот я задал неосторожный вопрос:
— Где же мамка твоя?
И малыш расплакался. Не враз его успокоили. Потом Сережу покормили. Шаяхметов снова завернул его в жесткую попону и унес к медикам. Утром я поинтересовался у Вали:
— Как Сережа?
— Хорошо, товарищ командир, — ответил ординарец и засмеялся. — Едва-едва не всю зеленку и йод потратили на него. И портной всю ночь не спал. Теперь Сережа совсем солдат. Гимнастерка? Есть! Брюки? Есть! Пилотка? Есть! Сапоги из плащ-палатки шьют.
Я постарался перед боем повидаться с Сережей еще раз. Солдаты славно экипировали его.
У мальчика, как и говорил Шаяхметов, была полная форма — гимнастерка, брюки, пилотка, сапоги. Но все это пока аккуратно сложено рядом с постелькой. Сережа еще очень плох. Я, как можно бодрее, спрашиваю:
— Как дела, герой?
— Хорошо, — оживился мальчик.
— О, да ты даже улыбаться научился.
А малышка вдруг тихо и очень серьезно проговорил:
— Я ждал вас.
Я присел перед постелькой на корточки, обнял мальчика. Потом много раз ругал себя за нерешительность. Вот уже, кажется, приготовлюсь отдать распоряжение отправить маленького Алешкова в тыл, но вспомню его слова: «Я ждал вас», — и духу не хватает расстаться. А ведь судьбу ребенка надо было решить как можно скорее. Здесь его нельзя оставлять. Сегодня мы уже отбили восемь атак противника.
Слух о найденыше распространился по всему полку. И пока Сережа отлеживался у медиков, кто только не навестил его! Солдаты, офицеры — все тянулись к малышу. И вызывали ответное чувство. Но по-настоящему он привязался, пожалуй, ко мне и к старшине медицинской службы Нине Бедовой. Я видел, что он с нетерпением ждал моего прихода.
А я все больше и больше скучал по нему. И решился. В очередную встречу так и начал:
— Вот что, Сережа. Хочешь быть моим сыном?
— А это можно? — у него радость плясала в глазах, худенькое тельце так и вытянулось. Сережа только ждал одного моего слова.
И я произнес его:
— Можно.
Он бросился мне на шею и так вцепился… Лишь спустя некоторое время смогли мы сравнительно спокойно продолжить разговор:
— Только как мы с тобой, сынок, жить будем? Мы мужчины, а тебе еще мама нужна, ты же пока маленький.
Он словно готовился услышать именно это.
— А я нашел, — сказал он и хитро взглянул на меня.
— Что нашел? — не понял я сразу.
— Да маму нашел! — мальчик даже ручонками всплеснул от избытка чувств.
— Какую маму? — все еще не доходило до меня. Я подумал: «Может, слухи о гибели Сережиной матери не подтвердились?»
Но мальчик как уже раз и навсегда решенное объявил:
— В мамы мы возьмем старшину Нину.
— Так вон ты о какой маме! — вырвалось у меня удивленное и радостное. — Но это не так просто, Сережа. Мы ведь еще не знаем, захочет ли старшина Нина стать твоей мамой.
И на это у названого сына был заготовлен ответ:
— А ты прикажи ей, товарищ майор.
— Эх, сынок, тут я не волен приказывать, — вздохнул я…
А Сережа был всеобщим любимцем. О нем уже знали и в дивизии. В дивизионной газете «Красный воин» даже появилось стихотворение, так и названное: «Сережа».
Стихотворение принадлежало офицеру В. С. Денисенкову, ветерану дивизии. Сережина судьба его настолько взволновала, что и спустя много лет Василий Семенович не забудет о сыне полка. В 1972 году он напишет книгу «Шестилетний гвардеец».
Дети войны… Им выпала на долю трудная жизнь.
В полку Сережа ни для кого не был обузой. Он нашел для себя занятие — взялся разносить письма и газеты.
Было это на хуторе Чеботаревском незадолго до Сталинградского наступления. Сережа помог распространить в подразделениях газету «Красная звезда» с приказом Верховного Главнокомандующего. «Недалек тот день, — говорилось в нем, — когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии». Как это поднимало настроение солдат!
Мы должны были сменить на позиции 14-ю гвардейскую дивизию. Условия — строжайшей секретности. А газету с приказом Верховного ждут…
Вот тут и появился Сережа. Шестилетнего малыша с высоты самолетной едва ли заметно. А он ползком, ползком. И так нужный документ оказался в каждом батальоне, роте, взводе, отделении.
Вечером в штабе хвалю Сергея. К разговору подключается командир взвода артразведки младший лейтенант А. Зак:
— Товарищ майор, а Сергей сегодня помог нам обезвредить вражеских лазутчиков.
А ведь Сергей об этом — ни слова. Аркадий Зак рассказывает:
— Пришел Сережа к артиллеристам и говорит, что видел двух мужчин, которые прятались в скирде соломы. Решили проверить. И действительно, вырыли из соломы двух гитлеровцев с рацией! Они должны были корректировать огонь своих батарей.
— Молодец! — погладил я мальчика по головке.
Но маленький солдатик сердито отстранился. Он вообще не терпел ласку на людях. Был не по годам серьезен. Но и по-детски тщеславен. Считал себя не просто сыном заместителя командира полка, но и его адъютантом. А поскольку все адъютанты — офицеры, то Сережа и для себя потребовал офицерское звание. В шутку мы «произвели» его в младшие лейтенанты, выдали потом и соответствующие погоны по форме, когда они были введены. И мой названый сын каждое утро исправно являлся в штаб: докладывал, что прибыл для несения службы. А раз на службе, то — различные, посильные для него поручения. При выполнении одного из них Сережу и ранило в ногу.
Было это во время бомбежки. Мальчика перевязали в медпункте. Держался юный солдат мужественно. Маруся Васильева, Таня Добрыгина и Вера Головина, девчата из санроты, старались как-то отвлечь раненого от боли.
— Ты, наверно, удирал, Сергей, — шутили они. — Почему осколок попал тебе в пятку?
«Адъютант» так объяснил:
— Когда уже немецкие летчики отбомбились и собрались улетать, один вдруг увидел идущего по дороге офицера — вот он развернулся и сбросил на меня бомбу…
Прошло несколько месяцев. Я уже был командиром полка. Однажды, как всегда явившись «на службу» в мой блиндаж, Сережа встретил комдива — генерала Ф. А. Осташенко, сменившего генерала Я. С. Фоканова, ставшего командиром корпуса.
Мальчик не растерялся. Попросив у комдива разрешения, он обратился ко мне:
— Товарищ гвардии майор, какое сегодня дадите задание?
И спустя годы Федор Афанасьевич еще сомневался, не разыграли ли его тогда.
В боях гвардейцы поизносились, а дивизионное начальство не очень-то было щедрым. Но в ту минуту я совсем не думал о каком-то «дипломатическом» ходе. Просто как-то вырвалось само собой:
— Отправляйтесь в пулеметную роту, проверьте состояние обмундирования и снаряжения.
Вечером уже все знали, как мой «адъютант» выполнял «приказ».
Пулеметчики были на отдыхе. Сережа обратился к их командиру Александру Мещерякову:
— Постройте бойцов для проверки.
Комроты хотел было все обратить в шутку. Рассмеялся, ласково привлек маленького солдата за плечи. Но Сережа решительно отстранился:
— Я выполняю приказ командира полка.
Рота была построена. Сережа скомандовал:
— У кого рваные сапоги — три шага вперед!
Вышли вперед многие. Стольких не запомнишь. «Адъютант» достал из планшета блокнот и карандаш, подошел к правофланговому. Чтобы никто не слышал, тихо спросил:
— Скажи, ты писать умеешь?
Получив утвердительный ответ, приказал бойцу:
— Запиши фамилии…
Когда Сережа возвратился, генерал Осташенко еще был у меня. Посмеялся, оказавшись свидетелем рапорта «адъютанта» командиру полка. А перед уходом все же сказал:
— Давай, майор, свою заявку на обмундирование, так уж и быть подпишу.
А 27 апреля 1943 года Федор Афанасьевич Осташенко вручил солдату Алешкову медаль «За боевые заслуги» — за спасение жизни командира полка.
…Случилось так, что, когда мы с Сережей шли на КП, неожиданно налетели «юнкерсы».
— Сережа, быстро в щель! — скомандовал я. А сам перебежками — к блиндажу. Только заскочил в него, как прямое попадание бомбы.
Это, оказывается, видел Сережа. Самолеты еще не отбомбились, а он уже был на КП. Попробовал сдвинуть балку, преградившую вход, но было не по силам. Сережа бросился к саперам.
— Там, — еле переводя дух, крикнул он, — папа!..
Саперы откопали меня, я был ранен и контужен.
Принимая награду, гвардеец Алешков четко произнес:
— Служу Советскому Союзу!
Шел ему тогда седьмой год.
Расстался с родным полком Сережа уже в Польше, на Магнушевском плацдарме.
По случаю вручения Сталинградской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова гвардейского знамени был в частях торжественный обед. Были тосты, песни и отчаянные пляски. К нам в полк приехал командарм. В разгар веселья увидел Сережу, подошел.
— Что же спляшем с тобой, герой? — спросил, улыбаясь.
— Сесетку.
Он еще плохо выговаривал отдельные буквы. Но плясал тогда чечетку с прославленным генералом, по нашему общему мнению, отменно.
Об этом они — Маршал, дважды Герой Советского Союза и сын гвардейского полка — вспомнили при встрече, состоявшейся уже через двадцать восемь лет. Тогда Сергей приехал из Челябинска в командировку в Москву. И решил навестить Василия Ивановича Чуйкова. Маршал, оказывается, не забыл его. Крепко обнялись, расцеловались. А потом долго беседовали. О том, как плясали тогда, в сорок четвертом, «сесетку», как командарм подарил юному гвардейцу маленький браунинг системы «вальтер» и, к великому огорчению сына полка, распорядился послать его в Тульское суворовское училище. Но приемная комиссия училища не допускала Сережу до занятий, найдя его здоровье слабым. Пришлось снова вмешиваться Василию Ивановичу Чуйкову.
После суворовского Сергей учился в военном училище, затем закончил юридический институт. Из суворовского училища он часто писал мне на фронт. Вот одно из писем:
«Дорогой папа! Учусь я хорошо. Преподаватели довольны. Очень скучаю без Вас. Здесь много таких, как я, детей офицеров. Папы у некоторых погибли на фронте. Мы дружим между собой. Ваши письма читаем вместе. Вслух. И всегда очень ждем фронтовых вестей. Расскажите о последних битвах подробнее. Привет Вам от моих товарищей».
И пусть времени было в обрез, ему всегда отвечал аккуратно. Я знал, как педантично точен Сергей во всем, за что ни брался. Это помогло ему в условиях походной жизни довольно быстро научиться читать и писать. Да и о фронте у воспитанника гвардейского полка представление не книжное. Затяни с ответом, что может подумать мальчонка?
И в Тулу уходили от меня настоящие письма-отчеты. Сергей мне недавно показал последнее фронтовое. Вот его текст (с некоторыми сокращениями):
«Дорогой Сережа!
Выполняю твою просьбу и подробно сообщаю о последних фронтовых новостях.
Я уже рассказывал тебе, как дивизия форсировала Одер, при свете мощных прожекторов прорывала вражескую оборону, штурмовала Зееловские высоты. Сегодня же с радостью сообщаю, что война для нас закончилась.
Утром 2 мая на участке Ивана Афанасьевича Власенко (ты его должен помнить) в качестве парламентера линию фронта перешел начальник штаба обороны Берлина полковник Дуфвинг. Он сообщил, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, поэтому немецкое командование просило о перемирии. Ему ответили, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Полковник заявил, что он доложит об этом командованию, и попросил назвать пункты, где немецкие войска могут сосредоточиваться для сдачи в плен. Такие пункты были установлены.
Дуфвингу разрешили вернуться в свой штаб с тем, чтобы он мог доложить о решении Советского командования.
Через некоторое время немцы сообщили, что они готовы сложить оружие. С первыми подразделениями сдался и командующий Берлинским гарнизоном Вейдлинг…
Сегодня мы осматривали город. Все улицы, ведущие к центру, перекрыты баррикадами. Сейчас эти завалы разбирают сами же немцы. Теперь в городе тишина. Почти из всех окон вывешены белые флаги. Война, как видишь, закончилась там, откуда пришла…
Мы расписались на рейхстаге, побывали в имперской канцелярии и бункере Гитлера, осматривали уцелевшие памятники. Фотографировались. Снимки я тебе потом пришлю.
Поздравляю тебя с Победой. Ты ведь тоже внес свой вклад. Желаю тебе успехов в учебе.
Привет от однополчан. Целую. Папа».
…На прощание Маршал и Сергей сфотографировались. На одной из фотографий Василий Иванович написал:
«Сыну полка Алешкову. В. Чуйков».
На прощание Маршал и Сергей сфотографировались.
А еще на одной фотографии появились такие строки:
«Пионерам школы № 19 г. Челябинска от Маршала Советского Союза Чуйкова Василия Ивановича и бывшего сына полка Алешкова Сергея Андреевича».
В этой школе есть пионерское звено имени Алешкова.
Есть такие звенья и отряды в Козельске, Калуге, Туле и Волгограде.