Феншуй сеньшень в полной мере отрабатывал солидный гонорар: имеющиеся казематы внушали долженствующий страх и трепет. Тюрьма была чистой, мрачной и холодной, двери оббиты железом, засовы прочны, решетки оконца под потолком вычищены и заботливо смазаны маслом… Не знаю, с кем здесь общались суровые предки, но тут имелось все необходимое и для дознания, и для наказания. Сбросили алхимика на дощатый топчан в закутке, отделенном еще одной дверью-решеткой с запором. Учитель Доо приступил к тщательнейшему обыску. Я следил за сноровистыми пальцами наставника и перенимал на будущее навык безошибочного определения тайников и кармашков в слоях одежды. По мере того, как неуклонно росла гора странного барахла, веревочек и завязок, извлеченных из старикана, Мунх становился все более мрачным. А уж когда отыскался амулет, парный тому, что сдвигал подвал начальника управы в складку иной реальности, и вовсе отчаялся. Похоже, милый старичок не рассчитывал долго обременять нас своим присутствием, имея в кармане вещицу, помогающую хозяину беспрепятственно проникать туда, куда остальным ход был заказан. Цепочку с камнем Учитель Доо невозмутимо опустил в свой рукав, даже не дав как следует рассмотреть.

Бесстрастный Барлу собственноручно принес соломенный тюфяк и войлочное одеяло для заключенного, выставил в дальний угол ведро для нечистот и запер за нами дверь. Ключ от каморки вручил мне: я ведь в доме хозяин. Надеюсь, алхимик в целости и сохранности доживет до утра, а уж ответы на вопросы мы из него завтра обязательно вытрясем.

Осталось еще одно важное дело, которое нельзя было откладывать. Похороны кота. Я снова собственноручно вырыл могилку под той же самой яблоней и опустил в землю завернутое в шарф тело. Второе по счету. С таким подходом мой дорогой хранитель прибавит шарфик к перчаткам и соберет полный гардероб, а сад станет настоящим кладбищем домашних животных. Сию внутри только презрительно фыркнул в ответ на дурацкие предположения.

– Наверняка стражники уже всю округу подняли на ноги, – заметил наставник. – Сейчас главное – чтобы нас не связали с переполохом в управе.

– Может, стоит вернуться? Посмотреть, что там и как? – предложил, подавив зевок.

– Нечего нам делать на площади среди ночи… – распорядился Учитель Доо и внезапно хлопнул по плечу. – Сию, втяни уши! И хвост подбери.

Я по привычке почесал за мохнатым ухом. Хранитель нерешительно мурлыкнул, но покидать меня отказался. Задача выманить наружу отчаянно трусившую жертву собственного легкомыслия оказалась невыполнимой, хотя ему было явно тесно.

– Нашли котика? – от двери к нам скользнула тонкая фигура, белеющая платьем в ночной темноте. Сумрак лица, под глазами тень, взгляд из-под челки полон беспокойства.

– Все в порядке, Сарисса, – душу затопила нежность. Ждет, волнуется. – Отыскали. Правда, не в таком виде, как нам бы хотелось…

Сию насторожился и утробно зарычал. Да что же не нравится ему в любимой?

– Ах! – она на секунду прижалась к моей груди, но тут же отпрянула. Ее глаза сверкнули как у тигрицы, защищающей детеныша. – Что? Этот пройдоха завладел твоим телом? Кыш, негодяй!

Я вдруг зашипел и махнул на нее лапой. Острые иглы когтей пробороздили протянутую в жесте изгнания руку. Сию! Что ты творишь, злыдня! На царапины нанизались бусинки крови, при свете луны отливающие зеленью. Но…моя Сарисса… она же человек? Или нет?

– Кто ты?

Девушка всхлипнула, резко развернулась и побежала. Я пустился вдогонку. Напугал, поранил… В переходе двориков догнал, сгреб в охапку.

– Я давно понял, что ты не обычный человек. Кто ты, признайся…

– Оборотень. Змея-оборотень, – коротко вздохнула она.

Да, теперь и я видел ясно: прелестное тело девы словно натянула змея, как вторую кожу. Или девица поглотила змею? Почему-то совсем не удивился истинной сути любимой, видимо, что-то подобное подозревал, только сам себе не готов был признаться. Впрочем, какая разница, я сейчас выгляжу не лучше! Сию где-то внутри ворчал, устраиваясь поудобней. Воистину два башмака пара.

– Я хотела рассказать, – шептала она, пряча лицо на моей груди, – но боялась… как же я боялась! Я все-все тебе расскажу…

– Ничего не бойся, – целовал макушку, гладил ладонью шелк волос, не сдерживая рвущей душу нежности. – Мы всегда будем вместе. Ничто не разлучит нас.

Разумеется, вместе – рядом с Сариссой у меня вырастали крылья.

Но спустя час, оставшись один в спальне, мечтал лишь о том, чтобы отпали лишние уши и хвост.

– Вылезай, Сию, – скомандовал, как только перешагнул порог. – Хватит, друг мой, прятаться.

Хранитель протестующе зашипел.

– Я понимаю, тебе было больно и страшно, но сейчас мы дома, и никто тебя здесь не обидит, – упрямец продолжал сердито сопеть. – Ну, как знаешь. Лично я падаю спать, а ты выскочишь сам, когда станет тесно. А тесно тебе станет.

Так и произошло. Утром, проснувшись, я с удовольствием потискал серого кота, совершенно целого, но ощутимо исхудавшего и уменьшившегося в размерах. Видимо, на создание материального тела требуется много больше энергии, чем осталось у него после испытаний. Ничего, отоспится, отъестся и вновь превратится в жизнерадостного толстяка. Вот только, надеюсь, доверчивости у него убавится.

Что связывало Мунха, Мельхиора и Дзиннагона? И грабивших подвал Шаи, и напавших на нас демонят держали в защищенном амулетом подвале управы... это было невозможно без личного разрешения Дзиннагона. Почему в качестве приманки выбрали нищих, понятно. По мнению обывателей, мало знакомых с организацией теневой жизни империи, их никто не хватится, а значит, спокойно можно использовать в качестве жертв. Покровительство Дзиннагона уберегало от внимания квартальной стражи, но необычные пропажи заинтересовали сначала мато-якки, а потом и нас. Но зачем Мунх и Мельхиор учили похищенных с изнанки демонят убивать людей? Правда, похищение Сию вообще кажется несусветной глупостью… Над этим я и раздумывал, направляясь в каморку-узилище. Интересно, что расскажет алхимик? Чем на него вообще можно надавить, чтобы услышать правду?

По дороге ко мне присоединился наставник, затем и Аянга. Дикарка с достоинством держалась за левым плечом, ночной опыт в качестве телохранителя пошел на пользу. Из нее и в самом деле может выйти толк, смелости и присутствия духа девице не занимать.

Алхимик прекрасно выспался в моих казематах. Обратился к наставнику, как к старшему, но без всякого почтения, и первым делом потребовал воды, еды и…

– Может быть, еще и услуги массажистки? – Учитель Доо жестко прервал поток жалоб.

Нет, так мы ничего не добьемся. Обидно, что недоступен административный ресурс нашей семьи. Если проследить жизненный путь этого странного человека и причины, приведшие его ко столь неприглядному финалу... Уверен, в его прошлом много такого, что позволило бы надавить, вызывать страх, лишить уверенности. Вспомнил классическую процедуру допроса, рекомендуемую практикующим законникам, да здравствует стек наставника Борегаза. Попробовать тактику «добрый-злой»? Учитель Доо уже продемонстрировал свою непримиримость, а мне можно изобразить наивного юношу, страстно желающего помочь старому знакомому… Вышло бы лучше, если бы не пришлось самому тащить злоумышленника с места преступления, хотя и такое поведение вполне объяснимо обязательным почтением к учителю.

– Как Вы оказались в подвале управы, почтенный Мунх? – решил начать с основного вопроса, на который старик просто обязан дать ответ. – Не думаю, что туда пускают кого угодно…

Мунх ответил – пространно и витиевато, но при этом ничего не сказал по существу. Он юлил, врал, ныл и протестовал. Лицо, ранее казавшееся вполне располагающим, все больше напоминало ощерившуюся морду загнанной в угол крысы. Старался всю ответственность свалить на Мельхиора… и вот тут уже черной краски не жалел. Пару раз Аянга вынуждена была всадить в него небольшой заряд молнии, когда поймали на противоречиях в показаниях. Именно из потока обвинений и самооправданий мы смогли вычленить то, чем на самом деле занимались эти господа. Я бы не смог сам справиться с беседой, но «злой», цепкий Учитель Доо и волшебные ручки Аянги помогли «наивному юноше, искренне сочувствующему старичку», докопаться до истины. Алхимик понимал, что деваться ему некуда: не в нашей благословенной империи простолюдину тягаться с даже несовершеннолетним представителем высшей семьи. Я имел право и возможности сделать с ним все, что угодно.

Картина прошлого восстанавливалась на глазах, недостающие элементы восполнялись, будто камни мозаики со щелчком вставали в пустые пазы. Начиналось все не вчера, а почти пять лет назад, но злоумышленники так виртуозно заметали следы, что заподозрить, что в квартале Ворон творятся странные дела, было практически невозможно.

Как-то раз в лабораторию Мунха по-хозяйски вошел высокий, щегольски одетый молодой господин с явными финансовыми проблемами – уж это Мунх определял безошибочно.

– Ты ли будешь местный алхимик? – спросил, будто не замечая пыхтения киновари в котле.

– А если я, то что? – старик был недоволен вторжением, он не жаловал гостей в своем жилище, а в лаборатории и подавно. Они отвлекали его от увлекательного занятия – очередной попытки кражи Небесной пружины, поворачивающей время вспять – которому Мунх, как и все адепты Течения киноварного котла, отдавал все свое время . Оно и понятно: молодость… каждый хочет вернуть свою молодость! Но не нахальный посетитель. Тому нужны были более практичные вещи. Пришлось прерваться и снять котел с горелки.

Как оказалось, духоборец Мельхиор Железный, семья которого уехала из квартала Ворон лет пятнадцать назад, вернулся в город своего детства после получения соответствующего образования и был заинтересован в солидной клиентуре. Ритуалы изгнания духов – занятие достаточно долгое и унылое, вот он и задумал для привлечения внимания к своему экзотическому промыслу сопровождать их эффектными зрелищами: таинственными огоньками и разноцветным дымом. В поисках специалиста-алхимика дошел до Энохорта Мунха. Тот был единственным из доступных мастеров, кто мог хоть как-то помочь, и Мельхиор нисколько не усомнился в том, что они поладят. Они и поладили. Особенно когда Мунх узнал, что его гость может проникать в Запределье – как он сказал, грань над кварталом была не особенно прочна. Возможно, добавка к киновари неких принесенных оттуда минералов или растительных компонентов поможет в создании пилюли бессмертия?

Заказанные смеси и порошки для украшения ритуалов духоборец получил, немногочисленные зрители впечатлились его умениями и куда чаще приглашали для решения проблем со сверхъестественным. Но гонорары за такую работу были все равно небольшими. Немного монет перепадало и от алхимика, которому сбывал странные травы и минералы изнанки для экспериментов. Ничего особенно полезного из этих ингредиентов не получалось, но исследователь с удовольствием работал с новыми незнакомыми материалами, и их обоих вполне устраивали такие по большей части бартерные отношения, если бы не случай.

Четыре года назад Мельхиору удалось украсть в Запределье кладку яиц демонов. Пока духоборец с горящими глазами живописал отчаянное проникновение в какой-то демонский дом, укрепленный и серьезно охраняемый, и благодарил счастливый случай, отвлекший его обитателей от пристального наблюдения за кладкой, алхимик с восторгом перебирал радужные эллипсоиды размером с дыню и почти не вникал в хвастливый рассказ. Мельхиор уже начал строить планы, как сорвет с демонов-родителей немалый куш за возможность вновь увидеть будущее потомство и сможет, наконец, зажить красиво, по-людски, когда одно из яиц внезапно лопнуло в осторожных руках алхимика. На рабочий стол вывалился почти сформировавшийся демоненок, дернул пару раз голенастыми ногами и затих. Мунх ликовал: его лаборатория пополнилась по-настоящему ценными материалами, а добавки и присадки к традиционным эликсирам из внутренних органов, шкурки и измельченных костей обитателя изнанки обещали дать интересный результат. Но о планах на возвращение кладки пришлось забыть, вряд ли демоны согласятся платить за некомплект похищенного, поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они учуяли своих малышей и пришли за ними. В качестве платы алхимик обработал три широкогорлых кувшина, установил на них согревающие амулеты и добавил в воск недавно придуманный состав, помогающий экранировать энергии Запределья. Мельхиор вспомнил уроки, которые давал ему когда-то давно чародей-фанши, и скрепил восковыми печатями с нанесенными знаками храмового наречия крышки кувшинов. И ведь сработало! Демонята благополучно вылупились из яиц, обжились в кувшинах, а алхимик мог свободно собирать с них ингредиенты для дальнейших исследований. Правда, вожделенного богатства это не принесло.

И тут к ним пришло спасение. Солидный мужчина с терном на виске предложил поставить на поток дрессировку и обучение юных демонов. Как узнал о них? Духоборец повинился, что как-то похвастался своими великими духоборческими навыками перед случайными собутыльниками в таверне, и каким-то образом эта информация дошла до одного из кланов Пиккья. Заказчик же посоветовал арендовать помещение в управе и через одного из служащих свел с начальником. Тот вполне удовольствовался легендой о необходимости места для хранения ценных и редких эликсиров. Внушительная сумма за аренду была передана лично господину Дзиннагону, собирающему деньги на выкуп родовитой невесты. Подвал присутственного дома в управе – большой подвал с крепкими стенами и охраной – был предоставлен для хранения и дрессировки демонят. Под такой серьезный заказ Мельхиор дополнительно натаскал с изнанки яиц, воруя их с ловкостью необыкновенной. А вскоре принес и амулеты, надежно скрывшие спуск в подвал от посторонних глаз и дававшие прямой доступ внутрь из любой точки квартала, минуя охрану. Господин Железный не допускал прямых контактов алхимика и начальника Дзиннагона с доброжелателем-работодателем, якобы по его же просьбе. Сколько из полученных денег прилипло к рукам духоборца? Трудно сказать, но мужчина округлился телом, завел роскошный гардероб и преисполнился самодовольства.

Пока основная партия яиц демонов вызревала в подвале, Мунх по собственному почину возился с уже вылупившимися демонятами, только-только стабилизировавшими физический облик. Даже учил их разговаривать и вообще сделал настоящими питомцами, интересно же! Тогда же выяснилось, что его питомцы отличаются очень уж хорошим аппетитом, что совершенно не понравилось расчетливому духоборцу. Жадность не знает покоя, а монет много не бывает: Мельхиор связался с Бубнежником Бу. Они приятельствовали в детстве, но сейчас унылый неудачник не был никому интересен, даже старым друзьям. Тем не менее, после разговора с торговцем духоборец радостно прискакал в лабораторию.

– Я сдаю оглоедов в аренду Бу, – с порога заявил он. – Пусть приносят нам доход или хотя бы компенсируют затраты на прокорм.

– Откуда у Бубнежника деньги? – попытался окоротить напарника алхимик. – Он давно разорился!

– Мы поможем ему, а он поможет нам, – уверенно отозвался Мельхиор. – Надо всего лишь окрутить бакалейщицу, и парню удастся поправить дела. А чтобы она была посговорчивее, припугнем ее кражами. За аренду демонов Бу обещал щедро заплатить. Ну и все, вытащенное из лавки Шаи, разумеется, достанется нам.

Сначала, конечно, все шло хорошо. Кладовые домов Мельхиора и Мунха пополнялись прекрасными припасами и деликатесами, одна «Иволга в цветах азалии» чего стоила! Никогда не доводилось пить такое вино. Шая стремительно разорялась и сама шла в руки Бубнежнику… но в одну из ночей демонята просто пропали. Не вернулись в свои кувшины, ни с добычей, ни без. Осторожный алхимик призывал затаиться, но Мельхиор, уже подсчитывавший барыши, закусил удила. Серьезный разговор с растерянным и сокрушенным Бу закончился тем, что бедолагу поставили на счетчик. Его проблемы с остальными кредиторами – а займов он набрал немало, одолжившись, казалось, у всего квартала – не интересовали духоборца. Зная трусливую натуру дружка, Мельхиор пригрозил ему демоническими муками, если не рассчитается… и тут же предложил помощь. Тот самый чародей-фанши, возле которого отирался в странствиях духоборец, рассказывал о волшебной косточке-невидимке, смастерить которую может любой, у кого руки растут правильным образом. И вот если изготовить такую косточку, то можно будет незамеченным пробираться в богатые дома и красть оттуда деньги. Никто не увидит, никто не поймает. А рассчитавшись с Мельхиором и скопив хорошую сумму, Бу сможет уехать из столицы и осесть где-нибудь на окраине империи, удачно устроив свою жизнь. К тому же можно пустить слух среди жителей квартала, что ограбления совершаются духами, и лишь Мельхиор за приличную плату сможет избавить от них.

Мунх немедленно заинтересовался рецептурой создания кости – таинственные артефакты и превращения всегда привлекали его увлекающуюся натуру. Жизнь Бубнежника, конечно, совершенно не волновала подельников, но свое желание содрать с него хоть какую-то сумму за использование демонят они сочли обоснованным. Тем более, что подвал нуждался в обустройстве, а воск для печатей, компоненты эликсиров и алхимические исследования требовали приличных расходов.

Предприимчивая троица вышла на охоту, стараясь найти рекомендованную в рецепте совершенно черную кошку, без единого белого волоска. После недолгих поисков и пяти неподходящих жертв кость-невидимка была получена и готова к испытанию. Но тут же возникла проблема не просто незаметного проникновения в дома, а еще и уверенной ориентации внутри помещений. После недолгих раздумий и она была решена.

Работая с ингредиентами из Запределья, Мунх сделал одно любопытное изобретение – смесь масел корицы и лианы-шизандры, настоянная на вытяжке из половых органов демонят, весьма сокрушительно воздействовала на женскую добродетель. О, эти волшебные феромоны, экстрагированные из репродуктивной системы тех, кому она уже больше никогда не понадобится! Для Мунха Бу стал настоящим подарком: терять тому было нечего, а испытать на себе волшебное действие новых снадобий – значит получить преимущество перед обычными людьми.

Эликсир работал прекрасно. Бубнежник Бу внезапно превратился в желанного мужчину. Не мешали этому врожденное косноязычие, грубость и даже непривлекательный внешний облик: сердца молодых наивных служанок из зажиточных домов падали к его ногам… а вместе с ними падали и запоры дверей. Престарелый алхимик, давно мечтавший о ласке податливых жен, даже не ожидал от эликсира такого сокрушительного эффекта. Не продажной любви, а искренней влюбленности, зажигающей огонь в охлажденном временем сердце. Мунх по праву мог гордиться собой. Магия кости и великая наука трансмутации воистину творили чудеса. От сторожевых псов кость-невидимка не спасала, но даже они были бессильны учуять чужака в рассветные и закатные часы. Кошачья магия амулета надежно морочила собакам голову в сумерках. Лишь в сумерках, когда природная сила кошек достигает пика, а собак, наоборот, слабеет, но и этого было достаточно. Вор не наглел, старался не сильно злить широкую общественность, не доводить до тотальной проверки квартала. Крал по мелочи, то, что лежало в ближайшем доступе: деньги, отложенные на ведение хозяйства, повседневные украшения, не дешевые, но и не изысканные, такие легко продать.

Бу практически рассчитался с долгом Мельхиору и уже прикидывал, где осядет после побега из столицы… но один глупый мальчишка смог сделать то, что не удавалось всей квартальной страже и мато-якки, встревоженным активностью неизвестного им вора. Бубнежник Бу был пойман с поличным на краже, опознан, отдан под суд и брошен в тюрьму. Значительная сумма перекочевала в карман господина Дзиннагона, отдавшего тюремной администрации распоряжение отнестись к заключенному как можно мягче. Мато-якки тоже не наказали преступника, которому было оказано покровительство: ссориться с государственной властью власть теневая не собиралась. Бубнежник купил тюремный комфорт молчанием о тех, кто помогал ему успешно воровать, а свобода и сохранность духоборца и алхимика зависели от успешности их работы с демонами. Какие-нибудь пять-семь лет, и неудачливый вор вышел бы на свободу… если бы совершенно неожиданно не сошел с ума и не начал болтать лишнего. Претензии к подельникам он озвучивал привычно, но упоминание начальника управы оказалось чем-то новым, и трепать имя господина не позволил бы никто. Тот самый служащий, что по совету Пиккья свел с Дзиннагоном, намекнул Мельхиору, что в их с Мунхом лаборатории могут найти запрещенные к продаже растительные яды, не оставляющие следов в организме. Мельхиор, угрюмо насупившись, передал это опасение, высказанное покровителем-Пиккья, и алхимик намек уловил. Маленький пузырек, врученный духоборцу, раз и навсегда решил проблемы с ненужной болтливостью Бубнежника.

Между тем демонята начинали вылупляться. Мунх все чаще задерживался в подвале по ночам: собирал для лаборатории скорлупу яиц, пропитанные чуждой энергией пух, чешую и остатки слизи, наносил экспериментальные составы на внутренние поверхности кувшинов для экранирования заключенных. Молодняка было много. Очень много, а тратить деньги на прокорм демонят совершенно не хотелось. И Мельхиор стал методично стравливать их друг с другом. Поверженных в схватке съедали победители, а духоборец вновь отправлялся за пополнением в Запределье. Прошедшие такой отбор демонята были крайне опасны: совершенно неразумны, агрессивны и настроены только на то, чтобы убивать и пожирать всех, кто оказывался в поле их зрения. Утихомирить невменяемую толпу можно было только бомбочками с сонным порошком, но Мельхиор с каким-то отчаянным упорством продолжал заниматься натаскиванием молодняка в яростных схватках «всех против всех». Постепенно из победителей сформировалась настоящая армия, которую со временем можно было бы показать заказчику.

Но внезапно везение кончилось. Не так давно, где-то с полгода назад, он вернулся из похода в Запределье с пустыми руками.

– Не могу перешагнуть грань, она стала слишком прочна, – мрачно буркнул духоборец, ввалившись в лабораторию. – Что-то случилось, и путь на изнанку теперь закрыт.

В лаборатории дым стоял коромыслом: в хрустальных колбах и пробирках все бурлило, меняло цвета, подергивалось изморозью. Посреди буйства научных процессов и соединений элементов суетился Энохорт Мунх, взмахивая прожженными рукавами. Парил в своей стихии.

– Ты просто ослаб, – отмахнулся алхимик. – Выпей тинктурки, – он протянул еще дымящийся фиал с новым изобретением, – полегчает.

– Иди к демонам, старый дурень! – Мельхиор с силой толкнул руку, и драгоценный флакон выпал на каменный пол. – Сам пей и мажься своей поганью.

– Скотина! Сволочь поганая! – Мунх ползал по полу, почти рыдал и старался собрать хоть капли задержавшихся в осколках остатков жидкости. – Тебе просто завидно! Я не смогу быстро повторить…

– Иди и дальше бабам подолы задирай, идиота кусок! Всякий стыд уже потерял! – в стену врезался еще один флакон.

– О, моя небесная пружина! Это была эссенция для расширения сознания! – Алхимик застонал, вцепившись в выбившиеся из-под повязки лохмы. – Я извлекал ее из степной полыни, танджевурского каннабиса и спинномозговой жидкости демонов почти месяц!

– Плевать на твои забавы! – Мельхиор пнул ножку рабочего стола. Колбы жалобно зазвенели, опасно толкаясь боками. – Звереныши все еще малы и недоучены, где брать материал для тренировки?

– А зачем вообще тренировать диких зверят? У меня от них уже сейчас мурашки по коже… – раньше алхимик не задавался таким вопросом, а сейчас вдруг задумался. – Ведь можно же получить от них немало другой-разной пользы…

Он мечтательно оглядел ряды пузырьков из темного стекла с притертыми крышками, скопившиеся на полках.

– У нас дело, за которое платят! И платят хорошо. Мы подрядились сколотить отряд диких демонов, повинующихся командам человека, а вот зачем – не нашего ума дело. За домыслы не платят.

– Ты подрядился, духоборец Мельхиор, не я, – голос Мунха сочился ехидством. – Я здесь вообще ни при чем.

– Ты что, – еще чуть-чуть и Железный вцепился бы в горло подельнику, – на попятную? Не-е, старик, тебе с нашей лодки не сойти! Придумай что-нибудь, пока я тебя не скормил демонам…

– А зачем меня? – повисшее в лаборатории тяжелое молчание разбила задумчивая реплика алхимика. – Скорми им кого-нибудь другого.

Так была открыта охота на нищих. Почему нищие? Ну а кому вообще нужны эти отбросы? У них нет семей, они бродяжничают и не приносят обществу пользы – их пропажа не вызовет нежелательных вопросов и усердных поисков. В походах к Храму сообщники намечали очередную жертву, затем под каким-нибудь предлогом отделяли ее от остальных. Кто из нищих упустит возможность разжиться деньгами, если для мелкой услуги нанимают уважаемые люди? И остальным не расскажут, чтобы не плодить конкурентов. Сонный порошок, удачно брошенный в лицо, крепкие веревки… поначалу возникла проблема транспортировки тела, но и она была успешно решена: амулет доставлял всю компанию аккурат к двери подвала, минуя зоркие очи охраны управы. Да и те, как сменился десятник, не выказывали особого рвения к службе.

Нищих демонятам хватало ненадолго, хлипкие были. Первая продержалась пару дней, с отгрызенными-то конечностями, но потом Мунх стал испытывать на жертвах новые составы заживляющих эликсиров и мазей и был очень доволен подопытными. Демонята питались страхом и болью жертв, изменялись, становились умнее и злее. Мельхиор часто пускал в дело хлыст с вплетенными энергетическими колючками, и они боялись его до безумия. Единственный, кого боялись. Как привлек внимание злоумышленников Сию? Очень просто: хранитель гулял по забору в энергетической форме, когда его заметил Мельхиор. Он не раз видел в Запределье шныряющего там кота и был крайне удивлен, обнаружив его здесь, среди ничего не подозревающих людей. Самоуверенному духоборцу и в голову не пришло, что хозяин странного животного мог тоже иметь дело с изнанкой, он полагал свой талант уникальным и очень этим гордился. Нищих воровать становилось все сложнее, они стали крайне осторожными и подозрительными, а после четвертого похищения подельники поняли, что всколыхнули преступное сообщество квартала, но отработанный алгоритм нападений помогал заметать следы. Несколько раз они натыкались на вынюхивающих подозрительное смотрителей от мато-якки, поэтому кот, наделенный двойственной природой, показался им подарком судьбы. Демонята проявляли все большую активность, последнего нищего порвали буквально неделю назад и к этому моменту уже давно голодали, плотоядно поглядывая на дрессировщиков. В коте же было достаточно энергии, чтобы напитать всю подвальную стаю.

Кто же знал, что это личный питомец молодого господина? Кто же знал, что он так дорог ему?

Допрос алхимика продолжался до обеда. Он выкручивался, недоговаривал, но мы сумели расколоть подлеца. Только вот устали как собаки. Сарисса сервировала трапезу на веранде, и я благодарно коснулся тонких пальцев, подающих чашку с рисом. Она сочувственно кивнула в ответ, даря ласковую улыбку. Почти лишившуюся сил Аянгу Сарисса увела в комнаты, отдыхать. Хорошо, что девушки ладят друг с другом, поддерживая в доме спокойную, доброжелательную атмосферу.

– Через часок нужно будет сходить в Первый Центральный, – Учитель Доо быстро смог восстановиться после тяжелого допроса. – Нам еще с Мельхиором беседовать.

– Если он остался цел, – я вымотался гораздо сильнее, видимо, с непривычки.

– Не нужно недооценивать разумность дефенсоров, – наставник с удовольствием глотнул ароматного чаю. – Им жизненно необходимо узнать в подробностях, каким именно образом духоборец похищал их потомство.

И вот мы вдвоем стоим во внутреннем дворике «Дома в камышах», а вокруг, повинуясь руке наставника, сгущается плотный туман.

Двор крепости демонов встретил ощетинившимися остриями алебард.

– Нас ждут, – Учитель Доо спокойно отвел в сторону направленное на нас оружие молодого и потому слишком азартного демона. – Проводите к старшему дежурному.

Шли по темным коридорам с крепкими дверями, закрытыми на массивные засовы. Время от времени из-за них доносились хриплые вопли и грохот.

– Доставленные с того света беснуются, – пояснил сопровождающий, когда я отшатнулся от ближайшей двери, в которую глухо ударили изнутри. – Братья из обители Родного Сердца вчера так и не смогли их успокоить. Корежит их от нашей пищи и питья, слов не понимают, совсем безголовые.

– Напуганы, наверное, – предположил наставник.

– Ни беса они не боятся, – возразил демон. – Вчера чуть не разорвали одного из наших, когда он замешкался с сетью…

Тяжелые двустворчатые двери распахнулись перед нами. Зал с огромным камином и массивным столом, который мы с Сию посетили однажды в одном из видений-путешествий, наяву выглядел еще более просторным и величественным. В тяжелом кресле с высокой резной спинкой в полном рыцарском доспехе, чуть прикрытом белым плащом с кровавым подбоем, восседал примицерий дефенсоров Иниго. Какой интересный оттенок зеленого! При виде нас он встал и сделал пару приветственных шагов навстречу.

– Да будет славен ваш день, – увенчанная винтовыми рогами голова чуть склонилась. – Будьте гостями в Цитадели Порядка.

– Благодарю, доблестный рыцарь, – Учитель Доо, чуть задержавшись на входе, вернул поклон.

Я последовал его примеру. Сопровождающий остался у входа, и мы беспрепятственно приблизились к примицерию. Он лично сопроводил нас до стола, предложив присесть на жесткие стулья с высокими спинками.

– Даже не знаю, как быть теперь нам с вами. Нарушен кодекс о невмешательстве. Наши дети подверглись жестоким испытаниям в вашем мире, – он откинулся на спинку своего кресла, возложив лапы на подлокотники. – Боюсь, их суть извращена безвозвратно.

– Но нашим же миром они были возвращены вам, как и преступник, которого передали в ваши руки, – Учитель Доо любезно улыбнулся. Он вел себя как хозяин положения. Мне же было страшновато – не хотелось бы столкнуться с гневом демонов на их территории, там, где они по умолчанию сильнее нас.– Ваши духовные братья сильны, они и не такие повреждения исцеляли… Дети податливы.

– Ну что же, – после недолго молчания Иниго согласно кивнул. – Преломим хлеб под крышей дома.

Повинуясь ритуальной фразе, застывший у дверей часовой приоткрыл створки и впустил небольшую процессию, нагруженную подносами с угощением. Перед нами как по волшебству возникли высокие металлические кубки и плоские тарелки, блюда с хлебом, сыром, оливками и несколько оплетенных лозою бутылей вина, засверкали острия двузубых вилок и столовых ножей.

– Что стало известно из допроса Мельхиора? – наставник церемонно отрезал ломоть черного хлеба и торжественно возложил его на тарелку.

– Жду доклада, – примицерий ловко подцепил вилкой оливки. – Старший дежурный скоро должен явиться.

Балькастро появился, сопровождаемый лязганьем железа и громовым топотом. Часовой у двери вытянулся в струнку и, казалось, даже забыл, как дышать. Что интересно, Иниго такого страха на них не нагонял: в присутствии примицерия демоны старались держаться тихо и незаметно, не привлекать к себе внимания излишним служебным рвением, а вот перед старшим дежурным Округа тут, кажется, искренне трепещут.

– Где элуру? – после обмена приветствиями спросил меня Балькастро, с грохотом придвинувший свое кресло поближе к закускам. – Шныряет по окрестностям, лазутчик?

– Дома остался. Приходит в себя.

– Ему крепко досталось в подвале! – кивнул дефенсор. – Ничего. То, что не убивает, делает сильнее. Отлежится – крепче станет.

Ну, спасибо за сочувствие, надеюсь, оно было искренним. Хотя, если признаться, мне тоже жаль несчастных демонят, превращенных в монстров. Неизвестно, смогут ли они стать нормальными… даже не представляю, какой должна быть норма для демонов.

– Допросили Мельхиора, – примицерий кивнул Балькастро, наполнявшему его кубок вином, поощрив к докладу, – протокол нотарий оформит позже. Если коротко: да, это он. Он здесь достаточно долго крысятничал, воровал все, что плохо лежит. В некоторых семьях, вон, и детки «плохо лежали»… Сначала для шантажа похитил малышей и как-то пристроил их к делу, а потом заказ получил, от какой-то семьи… Пик-кио… – тьфу, и не выговорить! И тогда он начал похищать кладки и с рождения обучать убивать всех, кто попадается на пути.

Странный заказ.

– Но зачем это нужно Пиккья? – вопрос сам сорвался с языка. – Они телохранители, шпионы, охранники… всего лишь наемники! Может быть, духоборец врет?

– Вот это вряд ли, – Балькастро залпом осушил свой бокал. – Палачи у нас умелые. Мельхиор показал, что его заданием было выращивание дрессированных бойцов, которые смогут дать отпор агрессивным демонам Запределья, буде те покусятся на жизни аристократов или императорской семьи…

– Чушь какая! – фыркнул Иниго. – И как же к ним попадут наши агрессивные демоны? Граница между мирами редко бывала прозрачной, а сейчас вообще крепка как никогда.

– А как к нам проник сеньор де Норона? – я решился полноценно участвовать в обсуждении. Слишком уж легкомысленно демоны отмахиваются от возможной проблемы, а ведь случись что – пострадают люди. – И вам ли не знать, сколько бед он принес империи!

– Де Норона? – хищно подобрался Иниго. – Ты знаешь де Норону?

– Да уж довелось познакомиться, – не сдержал ухмылку и выразительно потер шею.

– Так он жив? – примицерий недоверчиво сверкнул красным глазом.

Я пожал плечами и промолчал. Учитель Доо также старательно насыщался церемониальной краюхой, отдав инициативу разговора принимающей стороне.

– Видите ли, друзья, – мягко рокотал Иниго, – рыцари Порядка и молитвы духовных братьев испокон веков держат границу миров. Мы ликвидируем прорывы, вызванные объективными причинами, и предотвращаем попытки самых разных авантюристов проникать в ваш. Да, авантюристы есть, но они есть и с вашей стороны. А наша работа – охранять порядок здесь и возвращать тех, кто по каким-то причинам оказался у вас там, – он назидательно воздел вверх палец, увенчанный острым когтем. – И это в наших интересах, поскольку энергии вашего мира истощают и ослабляют обитателей нашего. Мощь демона у вас, возможно, потрясает ваше человеческое воображение, но она просто несопоставима с его мощью в патримониуме. Бессмысленно на том свете создавать боевой отряд из наших воинов, они не смогут воспользоваться и половиной своих способностей. Ни при каком обучении в вашем мире ни один из похищенных Мельхиором не достигнет уровня опоясанного рыцаря, не говоря уж о де Нороне: тот был истинным сыном войны. Он был настолько силен, что потерял стабильность личности, нарушил порядок взаимодействия миров и умудрился пропасть у вас, к счастью, не бесследно. Потеря стабильности чревата распадом, этого стараются избежать, так что его случай не является закономерным в духовном развитии моих сородичей. Таких, как сеньор де Норона, у нас единицы. Этих несчастных детей просто превращали в маньяков.

– Но как их вообще можно было украсть? Вы не бережете потомство? – наставник задал интересующий нас вопрос.

– Половина похищенных – верховые животные. Выставлять серьезную охрану у загонов не было большой нужды, хотя, конечно, в битве добрый гунтер сражается наравне со всадником и ценится высоко. Да, они поддаются дрессировке, но разумом не наделены, – я вспомнил черепахоподобных демонят и согласно кивнул. – Остальные – дети тощих пополанов. Эти плодятся как кролики: ребенком больше, ребенком меньше – и не заметят, тупые землеройки. Проблемы у них с духовных развитием. Но случались кражи и в благородных фамилиях, не отрицаю. Пусть это были почти разорившиеся семьи, но о загадочных исчезновениях они нас ставили в известность, как положено, – Иниго поморщился. – И мы выполняли свой долг. Рыцари тщательно, но безрезультатно обыскали наш мир. Дети не подавали сигналов бедствия, их бы мы услышали и сквозь грань и пришли на их зов. А просто так пройти в ваш мир, даже с самыми благими намерениями, запрещено уставом – на вас наши полномочия не распространяются...

– Ой-ой! – издевательски хмыкнул. – Пару лет назад, в начале наших с наставником странствий, я постоянно обнаруживал рядом чьи-то странные следы…

– Это я отдал приказ присматривать за тобой, – дефенсор Балькастро, ни секунды не колеблясь, взял ответственность на себя, – и по возможности никому не попадаться на глаза. Топорно сработали. Но в любом случае это молодые воины, а не лазутчики, и они следовали приказу, а не бродили по вашему миру без спроса!

– Зачем вам за мной присматривать? – постарался не обращать внимания на усмешку Учителя Доо, смакующего вино.

– Ты, как и остальные ученики Мастера Доо, способен проникать сюда независимо от того, тонка или крепка грань между мирами, – в голосе Иниго прорезался лед. – Дефенсор – значит защитник. Мы отвечаем за спокойствие патримониума, защищаем его от вторжений с того света. Все вы – наша головная боль. Нам не нужны бесконтрольные бесы, болтающиеся по нашей земле…

– Но одного вы все-таки проворонили, – я был уязвлен отповедью и хотел тем же ответить собеседнику. – Мельхиора-то не заметили, хотя он не один год к вам ходил.

– Ловкач просачивался в щель, которую мы не замечали, – Балькастро чувствовал за собой вину, потому и решил оправдаться, – вернее, не считали ее пригодной для проникновений. И силы его слишком малы – эфир даже не колыхался... но даже он успел натворить бед. А если за дело возьмешься ты?

Вот так сюрприз! Я-то чем могу им навредить?

– Не испытываю в этом потребности, – постарался ответить с достоинством.

– Это ты сейчас так говоришь, – старший дежурный тяжело вздохнул. – Юноши подвержены импульсивным поступкам.

Это он мне, Иса, рассказывает про юношеские импульсивные поступки и ставит на одну доску с Мельхиором?

– Иса никогда не опустятся до краж и подлости, дефенсор. Мне претят ваши подозрения. Не делайте меня своим врагом, высказывая их!

– Простите, сеньор! Только близорукость не позволила сразу разглядеть благородную кровь, текущую в Ваших жилах, – Балькастро почтительно качнул рогами, но ехидная улыбка не смягчила крутой зигзаг его рта. – Разумеется, Вы сюда будете проникать для более масштабных пакостей.

Я еще пару секунд возмущенно сверлил его взглядом, но не выдержал и расхохотался. Делать мне больше нечего, кроме как устраивать на изнанке мира масштабные пакости. Но каков демон! Все же смог вывести меня из себя.

– Я не дитя, дефенсор, – отсмеявшись, расслабленно откинулся на спинку стула, – и у меня есть обязательства и обязанности в своем мире. Извините, но причинять вам беспокойство нет ни времени, ни желания.

– И вправду, Иниго, – голос Учителя Доо был обманчиво мягок, – не стоит задевать гордость отпрысков высших семей. Неприязнь не должна встать между нами – хранить равновесие между мирами придется до скончания веков.

Примицерий хмыкнул, но все же осадил грозным взглядом Балькастро, ставя точку в нашей перепалке.

А дома мы с наставником ломали голову, решая проблему с алхимиком. Все, что мог, он нам уже рассказал, как теперь половчее избавиться от его обременительного присутствия? Сдать с рук на руки мато-якки, чтобы они решали его дальнейшую судьбу? Но так мы практически отдадим производство эликсиров под контроль преступников, ведь ради сохранения своей жизни Мунх согласится на любые их предложения. Этого делать нельзя. Проще всего было оставить его в том самом подвале, чтобы именно стражи нашли возмутителя спокойствия, но тогда никто, скорее всего, не узнал бы о масштабной интриге, затеянной под носом у властей. А если бы и узнали, то кто из официальных лиц готов был бы поделиться с нами информацией?

Но Судьба вновь все расставила по местам. Крайне вежливый посыльный из управы в крайне деликатных выражениях пригласил меня в любое удобное время на встречу с государственным следователем. Знаю эту вежливость, она означает: «Срочно!»

С походом в управу решил не затягивать. Наставник согласно кивнул в ответ на мое предложение признаться во всем властям – в разумных пределах, конечно, но идти со мной отказался, демонстрируя крайнюю степень доверия и особо отметив, что многое будет зависеть от моего собеседника. Все правильно, с Иса должен беседовать Иса, и Иса Исе рознь. Проще будет возложить тяжесть решения судьбы нарушителя закона на сам Закон. С трудом уговорили остаться дома Аянгу. Она слишком близко к сердцу приняла свои обязанности телохранителя и рвалась исполнять их двадцать четыре часа в сутки. А вот Сию с собой взял, несмотря на его острое нежелание вновь оказаться вблизи дома Дзиннагона.

С котом на плече вошел в кабинет, где раньше располагался секретариат. За столами в приемной сидели незнакомые и малозаметные личности, проверяющие толстые учетные книги управы, сортирующие листы с описаниями и протоколами допросов. На меня не обратили внимания, лишь один, тихо сидящий в углу, проводил цепким взглядом.

Навстречу из-за заваленного папками и бумагами стола секретаря поднялся худощавый жилистый человек с покрасневшими глазами и чуть разбалансированными от усталости движениями. Коренной бахарец. Волосы цвета выгоревшей под солнцем травы покрыты строгой чиновничьей шапочкой, светло-голубые глаза смотрят холодно, но не зло. Висок оплетает татуировка кристалла синего льда, заключенного в оковы: государственный сыск. Потомственный хранитель правопорядка, Иса всегда ценили такие кадры.

– Зиан Гюрен Иса, старший следователь управления внутренних дел, – обозначил приветственный поклон.

Старший следователь управления? Похоже, расследование взрыва в управе квартала поручили одному из лучших специалистов, иначе делом занимались бы следователи городского отдела, и это меня вполне устраивает.

– Аль-Тарук Бахаяли, – кивнул в ответ, – я ведь здесь неофициально присутствую.

Зиан Гюрен понимающе улыбнулся.

– Позвольте побеседовать с Вами? Прошу прощения, что вынужден встречаться в таких условиях, – он указал на небольшой столик у стены, к которому были придвинуты низкие кресла, – служба.

Беседа… Что же, мне нравится этот прием. Мы расположились с удобствами, Сию плавно перетек на колени.

– Я прибыл сюда для расследования происшествия прошлой ночью в управе квартала. – следователь не стал ходить вокруг да около и сразу перешел к делу. – Что Вы знаете об этом? – принятую процедуру следствия нарушать не намерен, хотя видно, что беседа с представителем высшей семьи дается ему нелегко из-за сословной пропасти между нами. Он «при исполнении», и значит, имеет самые широкие полномочия, а слова о беседе должны расположить меня к собеседнику и откровенности. Чтобы убедиться в этом, задал встречный вопрос:

– Откуда вдруг подозрения о моей осведомленности? – капризно опустил уголки губ.

– Вы неожиданно посетили управу накануне странных событий, которые здесь произошли, – говорит спокойно, уверенно. – Могу ли узнать, какая необходимость подвигла на это?

– Хотел переслать весточку отцу, – предлог был выбран безупречно и с намеком на мое положение. Можно гордиться собой. – И заодно воспользовался любезным предложением секретаря и ознакомился с устройством управы. Мои странствия…

– Да-да, я в курсе Вашего путешествия, как и в курсе проявленного Вами интереса к устройству управы, – Зиан Гюрен вернул меня к своему вопросу. – Было ли во время осмотра замечено что-нибудь необычное?

Не сдает позиций, это хорошо. Приятно общаться с профессионалом, ему можно доверить сведения, полученные от злоумышленников. Частично доверить.

– У меня пропал кот… – я начал издалека, – да-да, этот самый…

Упомянутый кот прикрыл глаза и подставил под ладонь лобастую голову. Следователь понимающе улыбнулся и демонстративно расслабился, внимая рассказу о том, как я, расстроенный безрезультатными поисками кота, зашел в управу, чтобы передать письмо отцу, вдруг услышал очень знакомое мяуканье из вентиляционного отверстия, когда возвращался с экскурсии, любезно устроенной для меня секретарем, и предположил, что несчастное животное умудрилось забраться в подвал дома начальника управы. Я ничего не сказал секретарю – не хотелось выглядеть маленьким мальчиком, капризничающим из-за пропажи игрушки. Ведь понятно, что лишь для меня он является любимым питомцем, а для всех остальных – простым котом, не заслуживающим таких усилий по розыску. Чтобы не произошло непоправимой ошибки, домашние слуги еще раз обыскали всю округу, и лишь под вечер убедились, что беглеца нужно искать именно в том самом подвале. Ждать до утра было нестерпимо, – Вы же понимаете мои чувства! Видимо, сам он выбраться оттуда не мог, – и спасать несчастного зверька я отправился немедленно, в сопровождении телохранительницы. Да, мы постарались проникнуть в подвал незаметно, чтобы не беспокоить своими частными проблемами охрану… И вот уже в самом подвале…

Говорил сумбурно и путано, чтобы не создать впечатления заранее продуманной речи. В продолжение повествования следователь сначала кивал головой, потом хмурился все больше и больше, но не перебивал меня вопросами. Когда, описывая ужасы подвала, я дошел до предположения, что свалившихся на наши головы демонят натаскивали на людей, пусть даже нищих, с трудом сдерживая азарт, переместился к разложенным на рабочем столе документам.

– Да, все верно, все совпадает! – просматривал отчет за отчетом, комментируя написанное. – Захоронены кости… ориентировочно шесть человек… чан с кислотой… следы органики… Но демоны?

Он изумленно воззрился на меня поверх листа.

– А разве не зарегистрированы в управе странные жалобы жителей, которые никто не принял во внимание?

– Нет, уважаемый, такого просто не может быть, – пояснил авторитетно. – Любая официально поданная жалоба подвергается проверке. «Уложение о правопорядке» гласит: подданный императора может подать в управу жалобу по любому подозрительному поводу. Написать можно все, что угодно, вплоть до того, что ночами духи неупокоенные зубами ставни грызут и требуют утех экзотических. Следователь вынужден будет санкционировать проведение комплекса обязательных мероприятий: запросить справку от чиновника, ответственного за связь с мато-якки, на предмет увлечения заявителем туманящих разум веществ, уточнить у местных лекарей, не подвержен ли жалобщик буйным припадкам. Навестить соседей и осведомиться о его репутации, заодно уточнить, не замечали ли они следы зубов инфернальных сущностей на ставнях собственных жилищ.

О, какие тонкости следственных процедур раскрываются передо мной!

– Но ведь может быть такое, что заявитель не самый добропорядочный или вменяемый обыватель? Что тогда?

– Даже тогда нельзя исключить, что некие неупокоенные духи и впрямь грызли ставни, стремясь добраться до вожделенного тела. И вот тогда нелишним будет организовать засаду, особенно если соседи все же слышали странный шум и замечали нечто подозрительное. И ведь бывает такое: врываются в дом к заявителю «духи неупокоенные», вооруженные и опасные, покушаясь на неприкосновенность не только телесную, но и имущественную, а там их уже ожидают крепкие ребята, хранящие закон и порядок в подлунном мире, – похоже, наша беседа доставляла старшему следователю истинное удовольствие. – Сколько таких «неупокоенных» упокоилось на плахе – не сосчитать… Вот лично Вы уверены, что в данном случае это были именно демоны?

– Да, – я ответил мгновенно, не успев обдумать вопрос и ошалев от резкой смены темы.

Ну про-о-о-офи! Надо учиться так же допрашивать подозреваемых. Я уже не обманывался дружелюбием следователя: все эти доверительные интонации, уважительные улыбки, призванные создать соответствующую обстановку… Ох, профи! Даже странно, что сшитую белыми нитками версию о том, что злоумышленника Мунха мы с Аянгой увели с собой для выяснения причин его подозрительного появления и поведения в подвале, Зиан Гюрен Иса принял без лишних вопросов. Демонстрирует лояльность семье? Как принял и уверения в том, что о ночном переполохе среди стражи мне ничего не было известно, иначе, как законопослушный человек, я бы… М-да, соври такому. Пожалуй, мне повезло, что расследование поручили именно ему.

– Спасибо. Мы немедленно переведем задержанного Вами злоумышленника в тюрьму, и я обязательно доведу сведения о Ваших заслугах в этом деле до вышестоящих инстанций, – он вежливо поклонился.

– Нет-нет, какие заслуги? Это произошло случайно!

– Вы будете удивлены, но именно так и ловят преступников: случайно. Берут на месте преступления, либо по горячим следам. Если след простыл, можно выйти на него по наводке, но шансы уже тогда будут невелики. Именно поэтому любой уважающий себя следователь имеет штат осведомителей в самых разных слоях населения, учтите это на будущее. А ползать с лупой по мостовой, как Вы, наверное, представляли себе работу сыщика, – это второстепенное действо. Поиск доказательств, помогающих уличить уже пойманного.

– Почему Вы мне об этом рассказываете? – Странная откровенность. Нет, понятно, что я свой… вернее, это они мои, но вот так, запросто, поделиться специальными знаниями…

– Есть у меня ощущение, – Зиан Гюрен задумчиво следил за моей рукой, размеренно гладящей спинку Сию, – что вижу перед собой будущего коллегу. Или достойного руководителя, уже достаточно хорошо знакомого со спецификой нашей работы.

– Спасибо, – я даже смутился. – Мне тоже хотелось бы этого. Кстати, Вы не знаете, как сложится карьера секретаря господина Дзиннагона? Несправедливо, если он пострадает из-за своей любезности.

– Пока он отстранен от службы до выяснения обстоятельств, но, вероятно, останется тут временно исполняющим обязанности. Сам начальник содержится под домашним арестом: ему многое придется объяснять, но уже не нам. Не наша компетенция, у этих душ из туши свое высокое начальство… Не удивляйтесь так, мы, Иса, не всегда относимся по-братски к разным кланам семьи, а уж административный блок недолюбливают, наверное, все.

– Я могу идти? – разговор «по душам» утомил преизрядно, рубашка на спине была влажной от пота.

– Не смею задерживать, – улыбнулся по-отечески следователь, но я этой улыбке уже не верил. – Благодарю еще раз, господин.

Когда вернулся в «Дом в камышах», Учитель Доо в сопровождении знакомого мато-якки поднимался из подвала. Мы столкнулись на внутреннем дворе.

– Я услышал от самого Мунха все, что он смог рассказать, – поклонился мато-якки. – Спасибо, господин, мы умеем помнить добро. Нет, ну каковы плюгавцы! – тут же с возмущением сплюнул под ноги. – Извините… Почти полгода два недоразумения, которые и слова доброго не стоят, отвлекали на расследование лучшие силы сообщества!

– Камень в башмаке докучает порой больше, чем боевая рана, – ответил народной пословицей.

– Вот и примечайте на будущее, уважаемый, чтобы не обманываться, – не стал сдерживаться мато-якии. – Кто нос дерет и смотрит гоголем, тот в нутре слабенький бывает. Кто дурачок на лицо – себе на уме, хитрован. А больше всего опасайтесь того, кто весь на свету, душа нараспашку. Что там у него под распашкой творится? Демоны знают!

– Интересно, почему так получается? – я поддержал разговор: бандит-то наш склонен к обобщениям, оказывается.

– Почему? Дак слаб человек. У человечка-то нутро мя-ягонькое, – лицо мато-якки кривилось презрением. – Бережет он его, вечно выставляется не собой. Изображает, каким хочет быть, а не тем, кто есть на самом деле… Значит, старого мерзавчика властям сдадите?

– Ну, а как иначе? Внимание к подвалу уже привлекли, и серьезное, – ответил ему. –Секретарь управы вызвал следователя, шестеренки государственной машины закрутились…

– Да, нам меж них попасть никак нельзя.

– Там, кстати, кости ваших людей обнаружили…

– Захороним честь по чести, не извольте беспокоиться, – деловитой скороговоркой пообещал мужчина, старательно кивая.

– С минуты на минуту здесь будет стража. Конвой для преступника, – намекнул я ему.

– Спасибо. Действительно, пора уходить. Мы всегда будем к Вашим услугам.

Он вновь поклонился и заспешил к воротам.

Так закончилась история, начавшаяся для меня два года назад. Бубал Вайшиндаса умер в тюрьме, почти доведенный до сумасшествия призрачной кошкой, которую – даю руку на отсечение – послала к нему старая Дэйю. Она обещала, что мучителю животных грозит суровое наказание, не упомянутое ни в одном «Уложении» империи, и слово свое сдержала. Духоборец Мельхиор Железный вряд ли выйдет живым из подвалов крепости демонов – они обязались воздать ему по заслугам. Алхимик Мунх предстанет перед закрытым судом. И, если учесть специфику произошедших событий и наличие в них демонической составляющей, вряд ли мы хоть когда-то сможем встретиться вновь. Изолируют старика от общества до конца дней или сразу казнят?.. Пусть решает суд.

Лето в Бахаре продолжалось, самое волшебное лето в моей жизни.

Сию воссоздался в молодого жилистого зверя с отчаянными и слегка безумными глазами. Где мой уютный добродушный толстяк? Я запретил себе беспокоиться по его поводу: в вату кота не завернешь, на цепь во дворе не посадишь – мир жесток, и ему нужно учиться в нем выживать. Хранитель тоже сделал выводы из случившегося и вскоре привел в сад в качестве наставника огромного бродячего кошака с разорванными ушами, украшенного боевыми шрамами. Работал наставник за харчи: утреннюю пайку пришлось увеличить в два раза. И добавить вторую миску, ибо к своей он никого не подпускал. Но к работе относился серьезно – в песочнице теперь каждый день происходили шумные сражения, а кошачьи пух и перья долго кружили над сонно шелестящими кустами.

Тренировки единой нити вышли на иной уровень мастерства, тешань порхал в руках не менее виртуозно, чем у наставника, только в моей собственной манере. Я продолжал над этим работать. Тонкость восприятия энергий и ощущения пространства после слияния с Сию возросли многократно: я видел, как постепенно сворачивается и рассеивается с улиц потусторонняя муть, как вечером на площади зажигают фонари перед входом в жилье, как бурчит голодным желудком сторожевой пес соседей, пока они переругиваются на кухне… Пришлось учиться регулировать чувствительность. А как весело, с огоньком проходил теперь разбор мудрости старых свитков и концепций мироустройства! Даже Аянга переборола юртовую скромность и на равных спорила, предлагая пусть наивные, но весьма оригинальные трактовки обсуждаемых идей и теорий. Кстати, ее бахарский стал почти идеальным, даже не скажешь, что всего полгода назад девчонка гоняла сусликов в дикой степи.

И еще была моя Сарисса.

Я привык к обществу красивых женщин: с рождения окружали утонченные изящные сестры, прелестные чувственные наложницы отца, даже служанки в родовом поместье были весьма привлекательными и хорошо воспитанными, как это я сейчас понимаю. Когда заинтересовался прекрасным полом – свободный от условностей отчего дома – никто из обычных женщин не потряс и не привлек к себе настолько, чтобы потерять голову. Чем же так отличалась от всех Сарисса? Тем, что казалась созданной именно для меня. Я сразу узнал ее среди сотен лиц и образов – моя .

Мы не говорили с ней о будущем, но для меня было несомненным, что вместе будем всегда. Если получится добиться от отца разрешения на брак – она будет моей женой и родит семье наследников, если нет – все равно будет рядом, чего бы мне это ни стоило. Учитель Доо как-то спросил о моих планах и только сокрушенно вздыхал, но не отговаривал. Скорее всего, понимал, чем она для меня является. Или знал что-то…

Жизнь продолжалась, и она была прекрасна.

В конце августа, перед праздником Летящих фонарей, Барлу перехватил меня в момент возвращения из купальни и сухо объявил, что контракт исполнен в полном объеме и им давно пора уходить.

– Спасибо за работу, – искренне поблагодарил его. – Конечно, Вы можете быть свободны. Не беспокойтесь о Сариссе, я позабочусь о ней.

– Вы не поняли, господин, – невозмутимую маску лица накрыла тень неприязни. – Мы уходим. Нам с Сариссой давно пора уходить.

– Нет, – наши взгляды скрестились, высекая искры, как лезвия мечей. – Ухо дите Вы. Один.

Какое-то время с отчаяньем сверлил меня глазами, но потом тяжело вздохнул.

– Пойдемте со мной, господин, я хочу кое-что показать.

Мы пришли в укромный уголок сада, где когда-то нашел умирающего фетча. Сейчас здесь все дышит любовью и покоем. Горячие от солнца валуны сереют боками в нестриженой траве, молоденькая сосна протянула ветви-руки к застенчивому абрикосу, покачивающему спрятанными в самой густой листве припозднившимися плодами, до косточек расклеванными жадными воробьями… Вот уж, этих птичек даже веником из крапивы отсюда не выгнать!

– Это здесь.

– Что «здесь»?

Что я, сада своего не знаю? И зачем притащил? И молчит…

Но, как оказалось, не знаю. Беглый взгляд под ноги… Там, в толще почвы свернулся клубком зеленоватый дым, питающий корни травы, на удивление свежей и высокой. Спираль чуждой энергии, спящая, но живая. Как и положено по обряду, возлежит на груди покойника. Уроборос.

– Помните, еще перед вашим уходом я спрашивал, что делать с найденными захоронениями?

– Да, – что-то такое и вправду вспомнилось. – Тут был кто-то погребен?

– Да. Как видите, могила ухожена, я позаботился о ней. Позвольте, я расскажу Вам историю, которая случилась много лет назад…

Еще до начала времен в водах вселенского Хаоса пробудилась Змея. Была она свидетелем возникновения миров, появления богов, людей и демонов, рождения цивилизаций. Из вод вышла на землю, и ее дети от храбрейших представителей человечества, легко менявшие обличье с человеческого на змеиное, вскоре расселились по всему Паньгу. Они обладали нечеловеческой мудростью и одарили людей огнем очага, колесом и упряжкой, священными письменами. Но кроме мудрости мать-змея наделила потомков столь же нечеловеческой жестокостью. Нет-нет, они никогда не нападали первыми, но никогда не давали пощады врагам, безжалостно уничтожая всех до последнего. Люди, испуганные таким поведением отпрысков змеиной крови, презрели их бесценные дары и объединились, чтобы изгнать вчерашних благодетелей. Змеи жестоки, мстительны и коварны, но грубой силе полчищ людей противостоять не могли. И тогда Старая Мать собрала выжившее потомство и спрятала его в Шегехассе – особой реальности, где никто не смеет поднять руку на живое существо. Шегехасс отгорожен от остального мира волшебной стеной, пройти через которую дано только ее детям. Там и обитает змеиный народ до сих пор, оставаясь в большей мере змеями, а не людьми. Княгини, ее прямые наследницы, правят княжеством мудро и справедливо, и лишь они являются в равной степени и людьми, и змеями. Ведь только истинная змея-оборотень способна была вместить часть духа Старой Змеи и стать матерью змеиного народа.

Сначала дети Змеи вынуждены были таиться в своей реальности, боясь преследований, но потом вынуждены были выйти к людям. Век змей-оборотней долог, но не бесконечен. Раз в сто лет рождается у прямого потомка Старой Змеи дочь, обязанная сменить свою мать на княжьем престоле. Холодная кровь и расчетливый ум – наследие сильных властителей. Но за силу приходится платить, и немало. В Шегехассе у змей-оборотней обнаружились проблемы с физическим взрослением и сменой облика, царствующий род стал стремительно деградировать: правительницы или навечно застывали в человеческом обличии, или принимали до конца своих дней змеиное. И в том, и в другом виде им было невозможно не только править, но и существовать. Для принятия новой ипостаси нужна была, прежде всего, внутренняя зрелость, которую могла дать лишь человеческая часть души. Дочери княжьего рода стали уходить к людям, чтобы получить бесценный жизненный опыт, обогатиться чувствами, внутренне вырасти и созреть. Страдания и боль, гнев, страх, волнение и триумф, радость и нежность – здесь, в вашем мире, они учились всему. И когда зрелость рождалась – легко перекидывались, меняя один облик на другой, становились настоящими правителями: мудрыми, сильными, благородными. Шегехасс терпеливо ждал возвращения своих княжон – они нужны ему были как воздух, как солнца сиянье. И, помня о жестокости людей, каждую в странствиях сопровождал мудрый воин-советник. Вот так двести лет назад юная красавица Хэбиюки отважно пересекла границу миров.

– Вы сказали, Хэбиюки? – совершенно невежливо перебил Барлу. Это имя слышал несколько раз от Сариссы, когда та с восхищением говорила о фреске на кухне, но не придавал ему какого-то значения. Барлу тяжело вздохнул.

– Да, Хэбиюки. От сопровождения княжна наотрез отказалась, слишком уверенная в своих силах и благоразумии, заявив, что всегда сможет позвать на помощь Мать Змею. Прошел год, другой, третий… напрасно ждал возвращения змеиный народ, Паньгу так и не отдал Шегехассу его правительницу. Статуя Старой Змеи в главном храме молчала, отводя немигающий взгляд каменных глаз от вопрошающих о судьбе княжны жрецов. Посланные на розыски змеи-воины шаг за шагом проследили путь Хэбиюки в Паньгу до угрюмого ущелья, где на одинокую девушку напала шайка кровожадных разбойников. Безрассудную путешественницу спас от неминуемой гибели Чинмаякасима Иса – кости разбойников до сих пор белеют в скалах, – а потом они вместе отправились в Бахар. Хэбиюки влюбилась в него – не в простолюдина, конечно, но вовсе и не в императора, что было бы для княжны много приличней. Причем не просто влюбилась – полюбила всем сердцем и не захотела покидать Чинмаякасима, даже когда ее змея начала рваться наружу. Девушка погибла – сил и энергии мира Паньгу не хватило на перерождение. Вот здесь, под нашими ногами и находится место последнего упокоения надежды змеиного княжества.

Я потрясенно молчал, но самое страшное ждало впереди.

– Старая Змея была разгневана смертью Хэбиюки и надолго запретила все контакты с людьми, кроме самых необходимых, но Сариссе как-то удалось убедить ее и отправиться в Паньгу. Не знаю, что за злой рок привел нас именно к вашему порогу, – Барлу уже не скрывал мрачной решимости, – но я не позволю вашей чертовой семейке погубить еще одно драгоценное наше дитя. А ведь если мы не вернемся домой в ближайшее время – она умрет, а Старая Змея покарает страшной смертью того, кто допустит гибель еще одной ее дочери.

– Нет, – я был настроен не менее решительно. – Она не умрет. Я не допущу этого. Я найду способ…

– Нет никакого способа, – сурово перебил меня управляющий. – Не обманывайте ее и себя. Не тяните время, оно сейчас бесценно. Княжна не сможет сменить облик нигде, кроме Шегехасса.

– Посмотрим! – я не собирался сдаваться. Не мог лишиться надежды. – Должен быть выход.

И почти бегом отправился к Учителю Доо.

– Пожар? Горим? – он встретил меня мягкой насмешкой, отложив в сторону очередной старый свиток.

Бумажная волна падала со столешницы на шелковый ковер. Солнечный луч резвился в чайной чашке, заплетал струйки терпкого пара в косичку. Сверчок в изящной клетке звонко цвиркнул, нарушив молчание полдня. Я смог разжать стиснутые зубы и задать самый важный вопрос в моей жизни:

– Как? Как удержать здесь Сариссу?

Насмешка во взгляде наставника тут же сменилась сочувствием и сожалением.

Я понял его ответ.

Хранитель дома, которого все же смог загнать в угол, тоже ничем не помог. Осколок змеиной части души Хэбиюки, задержавшийся в нашем мире, был бессловесен, беспамятен и вряд ли разумен в том смысле этого слова, который мы вкладываем в него. Демонов Чинмаякасим Иса! Семья и здесь умудрилась подгадить. Почему он погубил свою любовницу? Почему не отправил ее в Шегехасс? Допустить то, что у них были похожие на наши с Сариссой отношения, я просто не мог: такой любви у других не бывает.

Если любимая захочет уйти… Нет, не отпущу ее.

Я найду выход. Он должен быть!

Сарисса вытащила меня почти силой из-за стола, заваленного свитками, в которых пытался найти решение проблемы. Кончик носа порозовел, веки припухли… плакала?

– Почему вы с Барлу решаете все за меня? Я никуда не пойду, – решительно заявила, откидывая челку со лба, как норовистая лошадка. – Я остаюсь с тобой.

Утонул в грозовой бездне глаз: настроена решительно, знает, на что идет. А если и вправду погибнет? Никто, нигде, ни в одном из кучи этих томов, ни намеком не обмолвился о том, как удержать в нашем мире змею-оборотня.

– Тебе надо уходить, милая, – зарылся носом в шелк волос.

– Нет! – в глазах дрожали слезы. – С тобой я научилась жить. Не умела смеяться – научилась, не умела плакать – научилась. Твой мир стал мне родным, я приживусь в нем. И не хочу жить без тебя.

Стал родным… но проблема в том, что на самом деле наш мир ей не родной! Меня оглушило понимание того, что чувствовал мой предок: мучительно больно отказываться от любви. Крохи-осколки времени, проведенные вместе, крупицы уворованного у Судьбы счастья… Чем это кончилось для него? Могилой в саду. Такого финала допустить не могу.

– Мы всегда будем помнить друг друга… ты мысленно сможешь беседовать со мной, и я отвечу…

– Ты не понимаешь! Я забуду тебя! – вырвалась из объятий. Глаза сверкают, как у рассерженной кошки. – Смена кожи – это еще и смена сути. Шаг в рождении нечеловека. Я забуду тебя, «Дом в камышах», закаты Бахара, – она прикусила губу, и добавила потерянно. – Они все всё забывали. А я так не хочу!

Скольких дочерей проводило и встретило княжье семейство? Сарисса знает, о чем говорит. Новый облик и новая память… да, это по-настоящему новая жизнь. Без любви, без нашего с ней счастья, но жизнь. В разлуке плохо будет лишь мне, я буду помнить за нас двоих. Пусть так и будет. Сдаюсь.

– Надо, – ответил твердо, собрав все свои силы. – Милая, надо. Не позволю тебе умереть.

– Ты не любишь меня, – решительно заявила она. – Тебе все равно, что я потеряю лучшее из всего, что со мною случалось…

Я слушал, но не слышал. Кивал, разводил руками, соглашался с каждым словом и даже не уворачивался от летящих в лицо свитков и кистей, которые она с рыданиями сметала со стола. Поднял на руки, зареванную и брыкающуюся, крепко прижал к груди, и так держал, держал… Тот сияющий теплый кокон, что отделял наш с ней мир от принадлежащего остальным людям, трескался, разваливался и падал к ногам. Его осколки хрустели под мягкими подошвами домашних туфель, когда нес мою девочку в спальню, заворачивал в плед, поил успокоительным чаем с мятой, пустырником и капелькой крепкого вина. Она уснула, а я еще долго сидел на краю кровати и не мог отвести взгляда от любимого лица: живи, милая. Только живи!

Сарисса проспала до утра, проснулась притихшей, грустной… смирилась. Весь день мы старались ни на минуту не расставаться: говорили о пустяках, собирали вещи, подолгу разглядывали нарисованные лишь для нее картины, вспоминали о днях, которые уже не вернуть. Безмолвно прощались.

Прошел еще один день. В управе выправили документы, закрывающие контракт управляющего и разрешающие покинуть столицу. Любимая становилась все молчаливее и бледнее. Казалось, силы ее стремительно покидают.

Перед ужином ко мне в кабинет ворвалась служанка.

– Господин, – она была вне себя от беспокойства. – Там… Сарисса…

Я дальше не стал слушать ее. Подбежав к спальне, отодвинул суетившихся в дверях служанок и бросился к любимой. Ее тело дышало жаром так, что страшно было дотронуться, глаза запали, губы обметало.

– Она не проснулась к ужину, – негромко переговаривались служанки. В голосах прорезался страх. – Что с ней? Заболела? Чем? Это заразно? Мы тоже заболеем?

– Вон отсюда, – нашли о чем переживать, курицы. – Холодной воды, да побольше! И носа сюда не совать!

– Ну вот, началось, – я даже не заметил, что над склоненной головой навис встревоженный Барлу. – Сильные чувства! – он смотрел на меня, как палач на приговоренного. – Эти ваши сильные чувства… Нужно срочно уходить! Позвольте вызвать носильщиков из наших.

Не просил. Требовал.

Я согласно кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Только погрузил простыню в ледяную воду – таз появился как по волшебству – и осторожно завернул в нее Сариссу. Надеюсь, немного собьет жар и не даст телу сгореть. Сейчас от меня ничего не зависело. Да и зависело ли хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь?

Они ушли по радужному мосту, один конец которого спустился в тупичок за воротами дома, а другой потерялся в облаках. Четверо рослых парней бережно подхватили на плечи паланкин, несли осторожно, почти не качая, словно боялись сломать хрупкую драгоценность, сокрытую внутри. Барлу, подхватив как перышко тяжелые баулы с вещами, замыкал процессию. Ушли не оглядываясь.

Я вернулся в комнаты. Вечер вступал в свои права. Дом был пуст, несмотря на суету служанок, встревоженно шушукающихся по углам. Разогнать их надо бы, только мешаются под ногами. Жили ведь раньше без них? Мне было все равно, какую сплетню разнесут они по кварталу. Мысли текли тягуче, дробясь и сдваиваясь, как эхо в ущелье, пальцы механически перебирали бахрому шарфика, забытого Сариссой в моем кабинете. Не помню, как оказался и долго ли сидел на кухне, бездумно созерцая ночную тьму, заливающую черной тушью очертания предметов и мебели.

– Как ты? – наставник со скрежетом подвинул к столу любимое кресло из массива кедра.

На каменной подставке успокаивающе захлюпал кипящий чайник. Непрезентабельные, но такие родные чашки выставлены на стол, на блюдо выложены тонкие ломтики бастурмы.

– Нормально, – со мной-то что может случиться?

– Угу-угу, – склонил голову на бок, как филин. – Завтра…

Грохот заглушил продолжение фразы. Грохот и пыль, засыпавшая нас, чайник и блюдо. И стол. И пол… Рухнула стена, по которой в неведомую даль уходила процессия змей-оборотней, а княжна Хэбиюки тискала щенка чичихуа и махала кружевным платочком.

Ушли. Ушли навсегда.

– Вот и нить оборвалась… Нить Судьбы, которую ты неосмотрительно привязал к себе, – Учитель Доо смахнул рукавом известковую пыль с лица. – Значит, все, что нужно было исполнить – исполнено.

А ночью во сне я шел по радужному мосту, держа руку на холке хранителя Сию. Шел, оскальзываясь и спотыкаясь, раздвигал облака, пока не утыкался в мощную стену, подпирающую небо. Ни обойти, ни перепрыгнуть. Чувствовал на себе тяжелый взгляд нечеловеческих глаз, но стряхивал его с плеч и ждал… Ждал, когда расступятся стены.

Ночь за ночью я шел к стене по радужному мосту. Карабкался на стену, обламывая ногти. Падал вниз. Просыпался.

И снова шел по радужному мосту…

– Такое упорство достойно лучшего применения, глупец, – голос, обратившийся ко мне во сне, был тоже нечеловеческим. – Уходи, тебе нет среди нас места.

– Я не хочу быть среди вас, я хочу быть рядом с Сариссой! – хорошо, что хоть во сне можно выкрикнуть наболевшее.

– «Я хочу!» «Я хочу!» – передразнило эхо. – Как ребенок! Ничего, повзрослеешь. Оба повзрослеете. Так любить – безудержно, безоглядно, – могут лишь дети, – голос не изменился в звучании, но я почувствовал в нем намек на тепло. – Ты принес любовь в жертву жизни, так не умаляй величие жертвы. Уходи.

Словно крепкий кожаный аркан захлестнул запястье левой руки ледяной хваткой невидимых пут. Дернуло. Я потерял равновесие и рухнул вниз, в непроглядную темную бездну. Еще вчера мое сердце лежало в теплых ладонях Сариссы, как птенец в гнезде… и руки разжались. Сердце упало на холодные камни. Разбилось вдребезги. Каждый осколок корчился от боли, кричал… немота поглощала крик. Некому было собрать его снова. Боль возвела глухие стены между мною и остальными живущими. Я стоял по ту сторону бытия, ибо разорванный мир, мир без нее казался насмешкой над существованием. Так умирает надежда.

Проснулся от леденящего душу ужаса. Осмотрелся, с облегчением узнавая привычное убранство спальни. Сердце колотилось как бешеное, подушка сбилась комом, влажным не то от пота, не то от слез. Полоска кожи на запястье левой руки серебрилась змеиными чешуйками: уроборос вплавился в плоть, замкнул кольцо вечности. Странная татуировка, заметная в ярком утреннем свете. Дар или кара?

Весь день бродил как неприкаянный, страшась закрыть глаза и вновь пережить мгновения беспредельного одиночества, но обошлось.

Радужный мост больше не снился. Никогда.

Сколько воды утекло со времени ухода змей-оборотней из «Дома в камышах»? Когда стал видеть что-то вокруг, багрянец и золото тронули листья деревьев в саду. Паучки скользили в воздухе на серебряных паутинках. Небо становилось прозрачным, почти хрустальным, потом зачастили дожди. Осень вступала в свои права. Чувство потери утихло, ушло вглубь, не мешая ежедневным занятиям, в которых стал находить странное успокоение. Впервые наслаждался прогулками по осеннему саду в своем собственном доме, и уже без горечи, с тихой грустью вспоминал добрым словом Барлу, сотворившего здесь настоящее чудо.

Чудо творили и портняжки, визиты к которым стали регулярными. Мой гардероб пополнялся добротными вещами и элегантными костюмами на все случаи жизни. По совету Учителя Доо, я решил заранее позаботиться об этом. Хорошо, что отец оплачивал все капризы – не знаю, смог бы сам заработать на привычную роскошь. А уж такие прекрасные вещи мог позволить себе не каждый состоятельный обыватель. Однажды Мастер, достав заполненную тайнописью книгу, заговорщицки шепнул:

– Знаете, кто самый любимый и интересный наш клиент? – я проявил должный интерес, поощрив к продолжению. – «Ученик». Вот, – зашелестели страницы, – впервые Вы посетили нас в 202 году от основания империи…

– Я? – неожиданное заявление вызвало оторопь.

– А кто же еще? – лукавая улыбка собрала морщинки у глаз. – Правда, тогда Ваш рост достигал 206 сантиметров, а вес был свыше 120 килограммов.

– О! – шутка наконец-то дошла до адресата, и я покаянно развел руки. – Да, к сожалению, за это время я несколько сдал.

– Ничего страшного, – продолжил рассказ портняжка. – Были времена, когда шили, ориентируясь на рост 150 сантиметров. И в комплект заказа обязательно входило изысканное женское белье.

– Гхм… – уже не скрывал веселья. – В этот раз мне повезло, не так ли? Без изысканного женского белья вполне могу обойтись. И как же Вы обшиваете такого капризного клиента?

– Каждый раз мерки снимаем, – хохотнул Мастер, любовно огладив висящую на шее мерную ленту. – Привыкли.

Неожиданно стало легко на душе. Ощутил себя звеном незримой цепи, протянутой из прошлого в будущее, цепи, удерживающей мир от падения в бездну. Не только Учителя хранят равновесие миров, то же самое делают Ученики, из века в век, из мгновенья в мгновенье. Текудер, Сюин Юшен, Дамил ад-Дарьял – им тоже досталась часть ноши, что лежит сейчас на моих плечах… а сколько еще таких было?

Одиночество отступило.

Ночью полыхнул, как спичка, дом Мочи. Пламя лизало черный скелет жилища, с ревом взметнувшись к луне, рушились балки, выстреливая снопами искр, падали стены. Все, что не догорело в прошлый раз, окончательно уничтожил огонь.

– Все, допился, ханурик, – авторитетно констатировал косоглазый ткач, обладатель многочисленных родственников. – И вся их семейка такая была! Пропащие люди.

Он долго еще изливал потоки злобы и зависти на одинокого безногого нищего, громче всех негодуя, что такое большое жилище принадлежало тому по закону. Не каждый житель столицы может позволить себе иметь в собственности кусок земли, дорого стоит выкупить его под жилье. Остальные зеваки, глазеющие на пожар, кивали согласно, не торопясь помогать квартальной страже, тщетно борющейся с огнем.

Мне вдруг вспомнилась одна из нечастых бесед, которая как-то завязалась у нас с Мараном.

– Расскажи, – попросил я его, – что для тебя в этой жизни самое ценное? Ведь ты потерял родителей и сестру, здоровье, достойную профессию, возможность комфортного существования… Осталось ли что-то, ради чего стоит жить?

– Главное, – ответил он, – не мешать себе. Не останавливать себя. Позволить ушам слушать то, что хочется, позволить носу нюхать то, что хочется, позволить языку трепать то, что хочется… Если обуздывать себя, лишать пусть вредных, но таких приятных привычек, то это как посадить себя в тюрьму собственноручно и добровольно.

– То есть, по-твоему, умные вежливые речи, здоровая полезная пища, культура тела и роскошное жилье ущемляют свободу?

– Нет, если тебе это нравится, то пожалуйста, – усмехнулся он. – Мы с тобой находим удовольствие в разном. И поэтому свобода для нас с тобой разная тоже.

Вот такая доморощенная философия. Но что-то в ней было.

Надеюсь, его недолгая жизнь на самом деле была свободной и счастливой. Обидно, что рано погиб такой самобытный творец.

Накануне трагедии Маран Мочи вручил в подарок искусно сработанный сундучок, только почему-то настоял, чтобы открыл его дома. Я не стал отказываться, чтобы не обидеть небрежением, принес домой и оставил на столе в кабинете. Решил, что позже успею все рассмотреть подробно. Сейчас руки сами потянулись к прощальному дару. Крышка изготовлена из медового дерева и любовно отполирована, замочек несложный, но врезан умело – еще попробуй найди его в чекани медных накладок. Внутреннее пространство выложено алым сукном и разделено на ячейки, в каждую аккуратно помещена фигурка зверька или птицы. Я доставал их, каждую по отдельности, рассматривал и благоговейно возвращал на место. Да, некоторые были сделаны при мне, но были и новые… квартал Ворон не прятал тайн от гениального мастера. Изящная змея с нежным ликом Сариссы – любовь, притягательная и коварная. Испуганная крольчиха Ло Лита – красота, опороченная похотью. Боров ад-Фатых – чревоугодие, сладострастие и уверенность в безнаказанности. Беркут… «Обликом будь подобен беркуту, хватающему кролика» – так наставлял меня на первой тренировке «единой нити» Учитель Доо. Я беркут? Ну, мастер, польстил! Курица Аррава, шакал Мунх – их уже видел раньше. А это кто у нас, такой интересный? Волк… Коварный хищник, хитрый и дерзкий, преследует жертву до тех пор, пока она не лишится сил. Палач, уничтожающий слабых, внушающий страх. Что ему стоит обмануть глупую курочку, заставить смешать с глиной для создания Малиновой Тетки загадочный порошок? Зачем? А зачем распускать слухи о моем интересе к Арраве и страсти к темному волшебству? Во что должна была превратиться девичья поделка, подтверждающая правдивость обывательских сплетен? Какие планы хищника спутало появление Учителя Доо? Было ли выдано особое задание тому, кто сопровождал нас с наставником в путешествии? Мы избавились от нежеланного присмотра лишь в джунглях Танджевура, где соглядатаи вряд ли чувствовали себя так же уверенно, как на улицах городов. Что мог видеть, о чем догадался Маран Мочи? На что мне хотел намекнуть? Лицо неведомого врага обрело знакомые черты.

Аландар Делун Пиккья.

Утром пришел к остывшему пожарищу. Соседи уже не рылись на пепелище – все более-менее ценное было ими растащено в прошлый раз. Вслед за Арравой, в чистой стихии растворился Маран. Вот здесь, кажется, располагалась комната, в которой он чаще всего засыпал. Иногда дешевое яблочное вино и усталость валили его на ворох тряпья, сложенного в углу мастерской, но эту ночь он явно провел в спальне: туда, где стояла кровать, квартальная стража протоптала дорожку следов. Труп человека вынесли, оставив лишь его отпечаток в пепле. Поворошил золу, сдвинул носком башмака в сторону оплавленные кольца от любимой трубки, принадлежавшей еще старшему Мочи, несколько медяков, расколовшуюся в огне стопку… А это что? Интересная находка… Оглянулся, проверил, не выказывает ли кто из прохожих интерес к моим занятиям, и осторожно опустил ее в рукав. Не каждый смог бы понять, что в доме произошел не пожар, а поджог, но я понял: волк подчищает следы.

Дома положил найденный на пепелище бо-сюрикен в сундучок рядом с фигуркой волка.

***

Конец октября отметился затянувшимися дождями. Из дома выходить не хотелось, да и некуда было идти. В комнатах, двориках и галереях поселилась серая скука. Когда посыльный из управы доставил письмо от отца, воспрянул духом: разрешение вернуться в поместье оказалось весьма кстати. «Нам нужно многое обсудить…» – писал он. Что же, я готов. Заказал приличное платье Аянге, чтобы не опозорила меня перед домашними, рассчитал слуг, оставив только семейную пару, способную уследить за домом и садом. Через неделю отец обещал прислать паланкины, чтобы с удобством перевести меня и скарб, которым оброс, в родовое гнездо.

Я неторопливо собирал вещи. Подолгу рассматривал привезенные из странствий трофеи, вспоминая все, что произошло за время моей самостоятельной жизни. Какие-то экзотические сувениры, например, яркое панно из перышек колибри, подарю сестрам. Четки и статуэтку из мастерских Шандиса Васы Куккья, безусловно, оставлю себе – щедрый дар юному страннику, надо проявить уважение. Да и по нраву мне пришлись такие дары. Шнур талхов всегда висел на поясе, как и просила Госпожа Иллюзий, о нем я даже не вспоминал, воспринимая такой же естественной деталью наряда, как и тешань. Отцу подарю дорогую уздечку из Рангана и кого-нибудь из лунных коней. Он обожает лошадей, я-то знаю.

Так же неторопливо собирался Учитель Доо. Жаль, но он не останется дальше со мной: поместье отца расположено слишком близко к комплексу императорских дворцов, а приближаться к таким кварталам наставник отказывался наотрез.

– Я буду рядом, конечно, – ободрил он. – Недалеко от Бахара у меня есть маленький домик, вполне достойный скромного отшельника. Он всегда будет ждать тебя. И я буду ждать, хотя в моих наставлениях ты уже не нуждаешься.

– Как же не нуждаюсь? – не скрывал всей глубины разочарования. – Я еще так столько не успел узнать! Не смог научиться…

– Ничего, – казалось наставник совсем не был расстроен грядущим расставанием. – Всегда буду рад помочь советом, но свой путь каждый проходит сам. Ты уже можешь.

Такое ощущение, что он даже рад избавиться от обузы в моем лице!

Но долго обижаться не пришлось. Посыльный принес одежду, заказанную мной у портных, которые обшивали сестер. Ростом и сложением Аянга больше всего напоминала Гаури, и по ее меркам быстро изготовили платье по последней придворной моде: ворох кружев, газа и еще каких-то блестящих штучек, которыми так любят украшать себя женщины. Мне понравилось глубокое декольте и разрезы по бокам. В таком наряде никто не примет мою телохранительницу за дикарку-степнячку. Служанка, трепеща от восторга, унесла наряд в ее комнаты, а я устроился в кабинете.

– Это что за развратные тряпки? – прямо с порога в лицо полетел ворох кружев, газа и всех остальных блестящих штучек.

Дождался благодарности, да.

– Это – нарядное платье. В таких ходят при дворе императора. Ты ведь едешь со мной и должна быть соответствующим образом одета.

– Вот именно – соответствующим образом! Я не собираюсь выглядеть в глазах твоей семьи потаскухой, – с обидой выкрикнула она. – Я твой меч, а не подстилка!

– Мой меч? – заявление удивило, рассмешило и…

В ушах рокотал морским прибоем строгий голос старика-аэда: «…Она наш меч. Наша кровь. Сердца единого мед. Не потеряй ее вновь».

Я с трудом осознавал услышанное и другими глазами смотрел на застывшую на пороге степнячку – плечи гордо расправлены, подбородок воинственно вздернут, в глазах огонь... Представил на ней только что прилетевшие кружева с блесточками – нет, это не ее. Наряд степняка приоткрыл суть Учителя Доо, надо бы и девице заказать что-то подобное. Но... Неужели именно эту девчонку пророчество Эгиалая обрекло на предначертанный Судьбой и Смертью путь, с которого невозможно сойти? Нашу Аянгу? Что же, это многое в ней объясняет. Я молча смотрел на Дитя пророчества и не знал, плакать или смеяться. Она все это время возмущенно пыхтела, как ежик, безуспешно пытаясь придумать достойный ответ. И это забавное существо должно стать спасением империи? Как странно сплетает нити Судьба!

– Нет, Аянга, не мой ты меч.

Конец первой книги