«Эта штука не удалась»… Звучит ужасно? Безнравственно? Считается, что театр способен воспитать нравственность. Такое же воспитание якобы происходит в ложах «вольных каменщиков». Ф. Бейли [4] пишет, что масонство – великое драматическое действо, которое едва ли не возводит каждого к Раю.
Однако: «…нравственной силе души свойственно откликаться на реально совершающееся событие. Отклик на выдуманное, воображаемое событие без участия в нем поступком может быть только в эмоциональности. Напряжение переживаний может происходить в ней до какого угодно накала, вплоть до слез, сердечного приступа или даже обморока. Но движения нравственной силы души при этом не будет…
С разжиганием эмоциональности силы души угасают и подавляются. Человек теряет способность откликнуться на реальную нужду другого»…
Все четыре года заточение с Новиковым в Шлиссельбургской крепости добровольно разделял его крепостной. После выхода на свободу Николай Иванович продал его. На недоуменные вопросы отвечал просто: «Деньги нужны были». Просто «бич пороков» проголодался. При голодном желудке прекраснодушие гаснет.
А ведь говорил наш милый Коловион, что за все человечество, за весь несчастный народ жизни не пожалеет. И, наверно, верил своим словам. И мог прослезиться.
Прекраснодушие начиналось с французских гувернеров. С воспитателей «пылких чувств» у юных барчуков. Затем – прямая дорога благих намерений вела к экзальтации и общению с духами…
Эмоции – здоровое качество человека. Нездорово их болезненное разгорячение. Иногда оно развивается и театром. А если его рампа исчезает? Если сценой представляется вся страна? Уже во времена Новикова целое поместье могло стать декорацией для игры. (36).
«Одной из определяющих черт усадебного быта рассматриваемого периода была его театральность. Об этом пишет М.Ю. Лотман: «Для русского XVIII века исключительно характерно то, что дворянский мир ведет жизнь-игру, ощущая себя все время на сцене, народ же склонен смотреть на господ, как на ряженых, глядя на их жизнь из партера». Достаточно вспомнить о собиравших всю Москву празднествах в Кускове. На этих празднествах шереметьевская усадьба превращалась в громадную театральную сцену. Хозяева и гости смешивались в одну толпу то ли зрителей, то ли статистов. Нечто подобное происходило в имении Новикова, но, конечно, имело совершенно иной характер.
Масонские торжества в Авдотьине-Тихвинском не были тайной. В архиве Н.И. Тургенева сохранилась рукопись, озаглавленная «Тихвинские праздники». Она была частично опубликована в 1908 году. Эта рукопись детально описывает то, что происходило в имении Новикова в 20-х числах июня 1788 года. На этих днях имел место большой съезд друзей хозяина. Он был приурочен к Иоаннову дню – главному масонскому празднику, ставшему ярким театрализованным действом, основными элементами которого явились вынесенные на обозрение масонские ритуалы. Они на время преобразили весь усадебный быт – буквально каждый жест приобрел символический смысл. Все участники обращались друг к другу только с написанными специально для этого дня стихами».
Боготворящий Новикова Гардер был из числа таких же любителей театральных эффектов. Елена Сергеевна вспоминает, с каким выражением он, сидя в ресторанчике на Вилье, живописал будущее уничтожение американских небоскребов. Он радовался грандиозной и остроумной идее, словно расшалившийся ребенок. Как будто он только что обрушил пару башенок, сложенных из детских кубиков. По наблюдениям Елены Сергеевны, это и есть главная отличительная черта одурманенного, забесовленного, измененного масонского сознания – упрямая жестокость испорченного ребенка, эгоистическая безответственность, незрелость. «Пофигизм» какой-то подростковый. И эти «измененные» люди вслед за «князем мира сего» уверены, что правят судьбами человечества!
Так воспитывается ли в этом театре абсурда нравственность? Преображается ли душа человеческая царящими на сцене мимолетной эмоцией или разумом? Еще св. Дионисий Ареопагит писал, что воспринятое рассудком, достоянием рассудка и остается, оно никак не влияет на характер и нрав. Только усвоенное силой души – меняет течение жизни сердца. Через молитвенный подвиг преображается душа. Она очищается обращением к Всеблагому Богу, а не к хихикающей «музе».