Люди духовно нездоровые, розенкрейцеры не могли различать духов. Поэтому одновременно печатали и Сведенборга, и св. Григория Паламу, учившего как Иисусовой молитвой очищается сердце. Да, вслед за исихастами, московские розенкрейцеры тоже говорили о «внутреннем человеке». Но у них он оказался не монахом-молчальником, а весьма разговорчивым субъектом.

Приступая к изданию журнала «Полезное увеселение», известный масон Херасков всерьез считал, что исправит нравы и заставит забыть пороки – словом. Нарождающаяся интеллигенция не знала монашеской мудрости: слова опровергаются словами, а кто опровергнет жизнь? И затевая свой любительский театр, не замечала, кто суфлирует снизу.

«Добродетель нельзя показать на сцене. Христианские добродетели не демонстрируют перед миром, а, напротив, скрывают. Да, театр, за редким исключением, и не занимается резонерством; он почти всегда тайно или явно насмехается над святыней и над тем, что в христианстве принято называть целомудрием…

Воины Пилата, издеваясь над Христом, надели на Него багряную хламиду – плащ полководца. Современные театралы идут гораздо дальше: они хотят представить Христа в роли паяца, танцующего на сцене… Однако есть и другая опасность: театр учит человека играть в жизни, как на сцене, казаться тем, чем он не является на самом деле, лгать и притворяться.

Во всех революциях театр играл довольно зловещую роль, по крайней мере, симпатии большинства артистов, как правило, были на стороне революции; по сути, главным импульсом театра стала ломка христианской морали.

После революции на осквернение театру были отданы многие храмы, и артисты без всякого укора совести играли в алтаре как на сцене…»

Да, настало время, и место религии, по слову Ленина-кадавра, заступал театр.

…Символично: один из первых основателей масонства в России Елагин был смотрителем императорских театров. А первый отечественный театр Федора Волкова в Ярославле одновременно являл собой и масонскую ложу. Нет, не случайно «великая французская революция» вносила в храм обнаженную опереточную диву – «богиню Разума». Это сама смерть вносила игру, как антитезу жизни, туда, где должно служить Богу. Туда, где положено совершаться таинствам, приобщающим к жизни вечной.

Так «пылкие чувства» ведут к аду пылающему. Туда, где царит Аваддон.