В 1868 году Герцен написал: «Наши святые (Новиков и Радищев), наши пророки, наши первые сеятели, первые борцы, погибшие в неравной борьбе, начинают поднимать головы из глубины своих могил, где они лежали под печатями императорской полиции» .

Из глубины могил… «Культурологический спиритизм» призывает дух Новикова снова и снова. Несколько лет назад в Москве состоялась любопытная конференция. Проводили ее амстердамская розенкрейцеровская «Библиотека философика герметика» и Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы. (7).

Конференция, на которую меня пригласил Н.Н., была посвящена 250-летию Новикова. Впрочем, собравшаяся здесь публика часто называла его не Николаем Ивановичем, а Коловионом. Тут же продавалось немало специфической литературы. Ее авторы постарались: вытащили за тленную руку труп «убитого царизмом» последователя Хирама.

Полистаем странички. Вот голландец Е.П. Кваадграсс пишет о временах Новикова: «Получило распространение большое количество различных систем, и русские, включившиеся в это движение позже, располагали тем преимуществом, что им не нужно было придумывать что-либо самим, а просто выбрать то, что им больше нравилось. Масонство давало им большой выбор, нечто вроде духовного супермаркета».

Все это напоминает сцену из жития Макария Египетского, которому в пустыне повстречался диавол, весь увешанный различными сосудами.

– Что ты несешь? – спросил лукавого святой.

– Несу пищу для братии. Если не понравится одно, дам другое, – был ответ. Пузыречки, попавшие в Россию, содержали в себе изысканную горьковатость рационализма, обжигающую остроту мистики и приторную сладость утопических картин земного Эдема. Это были зелья на любой вкус.

Н.И. Новиков, как и многие другие, начал с искуса атеизма. Вольтерианство стало тем гробом, из которого он встал масоном. Зараза шла все дальше.

В 1775 году Николай Иванович вступил в санкт-петербургскую ложу «Урания». По словам Новикова, он стал масоном, будучи «на распутьи между вольтерианством и религией». И был принят в ложу «на таких условиях, чтобы не делать никакой присяги и обязательств». Он заявил, что «ежели я найду что противное совести, то чтобы меня не считать в числе масонов». Этим правом, однако, «брат Коловион» так и не воспользовался.