Хадижа никак не могла привыкнуть к новому статусу невесты. Хотя, по большому счету, привыкать особо было и не к чему. Мало что изменилось, только Ранья и дядя Абдул перестали гневно смотреть в ее сторону, словно она самая великая грешница этого мира, и гнев небес должен поразить ее в любую секунду, а теперь лишь провожали равнодушным взглядом. Да и в дом вернулась, пусть немного и натянутая, но спокойная обстановка.

С самим Зейном Хадижа виделась еще два раза. Первый, когда он пришел по какому-то делу к отцу, и они столкнулись в гостиной. Он сидел на диване в ожидании Саида, а Хадижа пробегала мимо из кухни с бутылкой воды. Она застыла от неожиданности и не смогла даже поздороваться. Зейн улыбнулся:

— Ас-саля́му ‘але́йкум, Хадижа.

— Ва але́йкум салам, — на автомате ответила она, — Что вы тут делаете?

— Дело к твоему отцу, — уклончиво ответил мужчина.

— По поводу свадьбы? — нахмурилась девушка; ей не нравилось, что что-то, напрямую касающееся ее самой, решалось за ее спиной.

— В том числе, — кивнул Зейн и продолжил, словно прочитав ее мысли, — Обещаю, я расскажу тебе, как только получу ответ от твоего отца. Хорошо?

Хадижа лишь пожала плечами, пора было привыкнуть, что она оказалась в мире, где последнее слово и право решать, в большинстве своем, стоит за мужчинами.

— Какой я неправильный жених, — вздохнул, сокрушаясь Зейн, — Пришел в дом невесты без подарка, — при этом на его лице возникло такое комичное выражение растерянности и вины. Хадижа поняла, что мужчина специально гримасничает, стараясь поднять ей настроение.

— Я тоже не слишком правильная невеста, — улыбнулась она в ответ, — Не умею готовить баранину и сладости, а больше тяготею к краскам и кистям, чем к золотым украшениям.

Они оба рассмеялись, представляя реакцию более приверженных к старым традициям родственников. А потом пришел Саид, и Хадижа поспешила ретироваться под недовольным взглядом отца, посмотревшего так, словно они с Зейном тут целовались, а не мило беседовали, при чем даже не стоя рядом.

Во-второй раз, примерно через неделю, автомобиль Зейна неожиданно появился возле ворот её школы.

— Твоему отцу пришлось уехать на деловую встречу, и я вызвался отвезти тебя домой, — объяснил Зейн свое появления, когда Хадижа несмело подошла к машине, — Садись.

Девушка послушно села в салон. Ее снова окутал запах дорогого автомобиля, к которому теперь примешивались нотки парфюма хозяина машины. Хадижа почувствовала, как от кончиков пальцев вверх пошли мурашки, а щеки предательски зарделись только от одной мысли, что Зейн рядом, и они наедине. Обозвав себя дурочкой, девушка дрогнувшими руками пристегнула ремень, и машина тут же, легко тронулась с места.

— Как школа? — после нескольких минут молчания начал разговор Зейн.

— Скоро экзамены, — пожалуй именно этими двумя словами можно было описать всю ту суматоху, что царила в школе, в равной степени, как среди учителей, так и среди учеников.

— Готова? — последовал следующий вопрос.

— Вроде, — пожала плечами Хадижа, — Экзамен — это всегда некая доля везения. Какой билет выпадет, в каком настроении придёт преподаватель.

— Ты права, — кивнул Зейн. — А куда думаешь поступать?

Хадижа посмотрела на Зейна с удивлением. Ее несбыточной мечтой было поступить в Художественную академию в Париже, но в связи с последними событиями она боялась заикнуться даже о художественном факультете в ближайшем колледже. Зейн продолжал смотреть то на трассу, то на девушку, ожидая ответа, и Хадижа решилась. Она рассказала о своей детской мечте стать известной художницей, которая переросла с возрастом в реальную цель.

— Мы с Жаком даже подали заявки с примерами работ, — закончила она свой рассказ, — только теперь я не Зои и не живу в приюте в Бордо.

Сказано все это было таким тоном, словно Хадижа скучает по своей прежней жизни. Отчасти это так и было. Да, она не знала ни своего настоящего имени, у нее не было семьи, но кроме одиночества, была и некая свобода: самой решать, что и когда делать и как дальше жить. Она отвечала только перед самой собой. Теперь же у нее была семья. Семья, которая требовала от нее определённого поведения и возлагала определённые надежды.

Видя, что девушка помрачнела и, отвернувшись, изучает вид за окном, Зейн глубоко вздохнул. Да, непростая ему досталась невеста. Даже западное мышление здесь было ни при чём. Зейн встречался со многими женщинами, среди которых были и те, для которых смуглый египтянин был экзотикой, как и для него светловолосые красавицы. И все они были просты в своих мечтах, желаниях, впрочем, ни мыслями, ни мечтами не одной из своих любовниц мужчина особо не интересовался: ему было достаточно их красоты, а им — его восторженных речей и страстного тела.

Только с Жади все было иначе, но по сравнению с дочерью, она тоже была проста. Она лишь хотела счастья, извечного женского счастья быть рядом с любимым мужчиной. Чего же хочет Хадижа Зейн угадать не мог, но он умел слушать.

— Хадижа, — позвал он девушку.

Она посмотрела на Зейна с небольшим удивлением, словно не ожидала его здесь увидеть, настолько погрузилась в свои воспоминания.

— Пожалуйста, обернись и возьми с заднего сидения коробку, — улыбнулся Зейн.

Хадижа отстегнула ремень и, потянувшись, взяла указанное. В этой самой коробке оказался деревянный кейс, и у девушки замерло сердце, потому что она уже догадывалась, что это может быть. Тихий щелчок, и крышка открылась. Под ней оказалось тридцать шесть цилиндрических мелков масляной краски в форме пастели. Прочитав название фирмы Хадижа замерла — они были баснословно дорогими. В Бордо, в специализированном магазине она долго вздыхала о подобном наборе, выложенном на витрине, но тогда сумма была для нее нереальной. Эти стоили дороже.

— Я не могу это принять, — Хадижа резко закрыла кейс.

Зейн устало вздохнул:

— Хадижа, ты моя невеста. Это моя обязанность дарить тебе подарки, — словно неразумному дитяти объяснял он, — Прими, мне просто будет приятно, иначе придется вернуться к более традиционному золоту, — шутливо добавил он.

Зейн улыбнулся, и Хадижа почувствовала волну тепла, проходящую по телу. Ей было приятно, что он запомнил ее фразу про краски. Что интересуется ее желаниями и мечтами, что ему не безразлично то, чего хочет она.

— Хорошо, — опустила взгляд Хадижа, — Спасибо, они просто шикарны, я и мечтать о таких не смела.

— Рад, что угодил, — поворачивая на дорогу ведущую к дому Саида, ответил Зейн, — По правде, я ничего не понимаю в таких вещах, и мои художественные творения не ушли дальше детских каракуль.

Девушка улыбнулась, представив себе смуглого черноволосого мальчика, старательно что-то рисующего на листке.

Автомобиль остановился у ворот.

— Еще раз спасибо, — зарделась Хадижа.

— Я готов подарить тебе все краски мира, если они вызовут на твоих губах улыбку, — ответил Зейн, заставляя девушку еще сильнее краснеть.

Попрощавшись, она выскочила из машины, чувствуя, как пылают не только щеки, но и шея. Проскочив мимо охранников, она поспешила в дом, в свою комнату. Позже, рассматривая и перебирая пастель в руках, она уже знает, что нарисует этими красками.

* * *

В клубе, как обычно был аншлаг. Молодёжь веселилась возле барной стойки и на танцполе, люди постарше заняли столики по периметру стен и на втором этаже, окунаясь в атмосферу востока и ожидая представления танцовщиц. Зейн исполнял ежедневную роль радушного хозяина мелькая среди гостей, здороваясь с мужчинами и осыпая комплиментами женщин. И тут среди гостей в деловых костюмах Зейн заметил знакомую фигуру. Лукас Феррас — он видел его всего раз, но ошибиться не мог. Он точно помнил некое непонимание и даже разочарование, когда увидел этого мужчину впервые. В Лукасе не было ничего, сразу привлекающего внимание, самый обычный, пожалуй, даже несколько отстраненный, холодный, как многие западные мужчины, что предпочитают держать свое сердце на привязи, а чувства в узде.

И вот, столкнувшись со своим бывшим соперником в любви, Зейн почувствовал приступ злости. Ведь именно из-за своего чувства к этому бразильцу Жади сбежала ото всех, улетела в другую страну и погибла. Захотелось подойти к нему и хорошенько встряхнуть, а потом рассказать. Рассказать, что ее больше нет, и увидеть, как в его взгляде отразится отблеск боли, что заостренной иглой проникнет в сердце, разрывая его на куски. Зейн даже шагнул в сторону мужчины, но потом опомнился. Лукас потерял Жади, как и все они, но, возможно, он потерял еще больше. Так как знал, что она его любила и любил сам.

Мужчина выдохнул, отступая. Лукас Феррас, как бы Зейн ни был на него зол, уже получил свое главное наказание, — он был одинок. Одиночество Зейн умел распознавать в других, так как сам породнился с ним уже давно. Он еще понаблюдал за бразильцем; тот, видимо, пришел в компании коллег или деловых партнеров — даже на друзей они были не похожи, уж больно официально держались между собой; и, развернувшись, пошел прочь, подальше от соблазна разрушить жизнь Ферраса еще больше. Жади этого бы не хотела.

* * *

Последний выпускной экзамен был радостью как для выпускников, так и для учителей, которые торопились распрощаться с учениками, бумажной волокитой и уйти на заслуженные каникулы.

Хадижа вышла из класса, отойдя от двери, устало прислонилась к стене и облегченно выдохнула. Если сегодня она все сдала, то можно официально считать себя окончившей школу. Хотя результаты будут известны только в понедельник.

Эми вышла через несколько минут, и, так же выдохнув, прислонилась к двери.

— Сдала? — спросила Хадижа.

— Вроде. А ты?

— Надеюсь, — пожала плечами Рашид.

— Когда вы поедете в Фес? — шепотом спросила Эми, хотя коридор был пуст.

— Не знаю, — покачала головой Хадижа, мысленно передергиваясь.

В последние дни она практически и не вспоминала о том, что ждет ее в ближайшем будущем. Нет, она ничего не имела против Зейна, но сам факт, что скоро она станет чьей-то женой, не укладывался в ее голове. Еще больше страхов нагоняло то, что свадьба будет в Фесе, по всем традициям. Хадижа читала несколько статей на эту тему, и чем больше читала, тем больше запутывалась. Хотелось поговорить с кем-нибудь, кто уже переживал все это, и единственная, кто приходил на ум, была Самира.

— Хотелось бы мне, чтобы ты поехала со мной.

— Вряд ли меня отпустят в другую страну, — покачала головой Эми, — Конечно, этот Зейн старше тебя, но такой… — мечтательно вздохнула она.

— Эй, не смей влюбиться! — с притворным возмущением, легонько пихнула в бок подругу Хадижа.

— О, нет, — рассмеялась Эми, — С меня пожалуй хватит. А ты, похоже, ревнивая, — хитро улыбнувшись, сказала Эми.

— Да ну тебя, — отвернулась Хадижа, скрывая румянец, выступивший на щеках.

В конце коридора появился мужской силуэт. Девушки притихли, думая, что это преподаватель, который сейчас сделает выговор двум болтушкам за нарушение тишины. Когда мужчина приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо, девушки не поверили своим глазам. По коридору шел Жаудат Абу Аббас. Раньше в этом не было ничего удивительного, отец одноклассников приехал к администрации школы, но ровно две недели, как Жаудат забрал дочь и сына из школы, устроив им экзамены экстерном и отправив в Каир, к родственникам.

Когда Хадижа узнала это, то выдохнула с облегчением, понимая, что не столкнется с Саматом в коридорах школы. Его поведение при объявлении о помолвке с Зейном испугало ее. Она судорожно потерла руку, словно чувствуя сильную хватку пальцев парня и увидела ясное намерение увести ее. Хорошо, что Зейн был рядом.

С Сабирой же они даже не попрощались, хотя Хадижа сомневалась, что восточная принцесса захочет разговаривать с той, что отвергла любимого брата, и не важно, какой брат на самом деле.

— Ас-саля́му ‘але́йкум, господин Абу Аббас, — поздоровалась Хадижа, чуть склонив голову.

Мужчина вздрогнул, словно только заметил школьниц перед собой. Смерил взглядом Хадижу и, помедлив, поздоровался в ответ:

— Ва але́йкум салам.

Он уже собирался пройти мимо, как Эми отважилась спросить:

— Как там Сабира?

— Все хорошо, готовится к свадьбе, — коротко ответил он.

— А Самат? — продолжала расспрашивать Эми.

При упоминании сына Жаудат поморщился, а Хадижа, вздрогнув, отвела взгляд.

— У него тоже все хорошо, — еще более сухо, ответил мужчина и ускорил шаг.

— Зачем ты его расспрашивала? — цыкнула на подругу Хадижа, как только Абу Аббас ушел достаточно далеко, чтобы не услышать их.

— А что такого? — пожала плечами Эми, с совершенно невинным выражением лица, — И так ясно, что такой внезапный отъезд Самата связан с твоим отказом. Ты разбила ему сердце, — театральным тоном продолжила она.

— Скорей уязвила гордость, — фыркнула Хадижа.

Любое упоминание о нем отзывалась внутри чувством тревоги. Хадиже казалось, что Самат так просто не отступится, хотя разум и говорил, что сейчас он находится за тысячу километров от нее, и боятся глупо.

— Пошли, за мной уже должен подъехать водитель, — стараясь отвлечься от неприятных мыслей, потянула подругу к выходу Хадижа, — Поедем ко мне, угощу тебя сладостями.

— А танцевать будем?!

— Обязательно, — улыбнулась энтузиазму подруги девушка.

* * *

В доме Мохаммеда и Латифы царил мир. Спокойствием и счастьем веяло от стен. Оно проникало солнечным светом сквозь окна и разливалась лучами по всему дому. Самира и Хадижа сидели на кровати, играясь с малышом Кави, который заметно подрос и вовсю крутил головой, пытаясь поймать еще не совсем слушающими его ручками погремушку, перед собой. Латифа сидела на кресле, с теплотой наблюдая за этим.

— А где дядя Мохаммед? — решилась задать вопрос Хадижа.

— Наконец, мне удалось уговорить его заняться делами магазина, — ответила Латифа, — А то в последнее время он так волновался за нас с Кави, что бросил все дела на Зе-Роберту.

— Ага, а еще узнал, что ты приедешь в гости, — добавила кузина.

— Самира! — осуждающе взглянула на дочь женщина.

— Ничего, — улыбнулась Хадижа, — моя свадьба с Зейном для многих — что-то непотребное.

— Глупости! — фыркнула Самира. — во всяком случае это лучше, чем выйти за этого… Самата. Я бы на месте дяди Саида, вообще оставила тебя в покое. Ты вернуться не успела, а тебя тут же замуж выдают!

— Самира, — вздохнула Латифа.

Старшая дочь не менялась, такая же резкая и бескомпромиссная, как тогда, когда отказалась носить платок или чуть не сбежала из дома, напугав всех вокруг.

— Я кое-что хотела спросить о свадьбе, — воспользовавшись моментом, начала Хадижа.

— Конечно, милая, — улыбнулась ей Латифа.

— Отец сказал, что свадьба будет проходить в Фесе, в доме дяди Али. А как это все будет?

— Ты будешь словно принцесса, — на лице Латифы расцвела улыбка, когда женщина вспомнила о своей свадьбе, — Ты будешь купаться в ванной с лепестками роз. Твою кожу будут увлажнять маслами.

— И эпилировать, — фыркнула Самира вспоминая неприятную процедуру.

— Потом тебя нарядят в красивое платье, их может быть несколько, — продолжала рассказ Латифа, — У меня на свадьбе было пять. Женщины дома будут петь и желать тебе счастья, пока на твои кисти будут наносить узор из хны.

— А традиция? — понимая, что краснеет прервала тетю Хадижа.

— Какая именно? — ни сразу поняла Латифа, но по предательскому румянцу догадалась, — Ты имеешь ввиду простынь?

Хадижа только кивнула.

— Сложный вопрос, — покачала головой женщина — Обычно вынесут ли простынь или нет зависит от семьи жениха.

Латифа вспомнила, как на свадьбе, будучи еще невинной девушкой, вздрогнула от ехидного тона лары Назиры о том, что их семья поддерживает эту традицию, но у них с Мохаммедом, слава Аллаху, все сложилось, и они счастливы.

— У Зейна нет родственников, насколько я знаю, он с ними не общается, так что тебя это унижение может миновать, — вмешалась в разговор Самира.

— Дочка, почему унижение?

— Я не знаю, как по-другому назвать, когда в спальню к молодым врывается толпа народу и просит доказательство того, что невеста была невинна до брачной ночи, — фыркнула та, — А если вдруг крови не будет?

— О, Аллах! — всплеснула руками Латифа, — Какие ужасы ты говоришь.

Продолжить разговор им не дал Кави, громко заявив о своем недовольстве плачем.

— Сокровище мое, — взяла на руки младшего сына женщина, — Кто у нас проголодался?

— Пойдем, попьем чая? — позвала кузину Самира, вставая с кровати, — Я расскажу тебе про нашу свадьбу с Зе-Роберту.

— Пошли, — направилась к двери Хадижа, согласно кивнув.

* * *

— Вот мы и закончили школу. Даже, как-то не верится, — радостное лицо Жака на весь экран поднимало настроение.

— Да, — улыбнулась Хадижа, — Вроде недавно сидели за одной партой, и ты криво выводил слово «обезьяна» прописью, что непонятно было это «обезьяна» или «кровь».*

— Поверь, сейчас мой почерк ничуть не лучше, — самоиронично добавил друг, — А ты как? Хвались аттестатом.

— Вот, — показала девушка корочку в камеру.

— Ух, ты! Все на бразильском.

— Португальском, — поправила друга девушка.

— И куда ты надумала поступать? В Бразилии есть хоть какая-нибудь приличная художественная школа?

— Ну, конечно с Академией ничего не сравнится, — фыркнула Хадижа, — Но я еще не знаю.

— А, может, тебе там уже мужа нашли? — полушуткой продолжил Жак, сам не зная, что попал в точку.

Хадижа сама не знала, почему не стала рассказывать Жаку о свадьбе, Самате, Зейне. Раньше у них не было друг от друга секретов, но теперь вся жизнь в приюте казалось чем-то давно прошедшим. Теперь она боялась, что Жак не поймет ее, не поймет всей ситуации. Новость о том, что она должна выйти практически за незнакомца, да еще и на двадцать лет старше нее, ради сохранения чести семьи, взорвала бы парню мозг. Иногда это самой Хадиже, казалось историей из учебника по Средневековью.

— Кто ж на мне, такой вредной, женится? — перевела все в шутку девушка, — Ты то сам не передумал поступать?

— Нет, конечно, — фыркнул парень, — Зря что ли ты все эти годы гоняла меня по теории и практике рисунка. Жаль, конечно, что тебя не будет за соседней партой, — грустно добавил он.

— Мне тоже, — глубоко вздохнув, чтобы удержать непрошенные слезы, прошептала она.

Дальше разговор не шел, и Хадижа была почти рада стуку в дверь из-за которого звонок пришлось прервать.

— Войдите, — крикнула девушка, закрывая крышку ноутбука.

На пороге появился отец.

— Что-то случилось? — спросила Хадижа, вглядываясь в серьезное, даже немного мрачное лицо Саида.

— Собирай вещи, завтра вечером вылетаем в Фес, — ответил он, — Через три дня твоя свадьба.

Примечания:

* во французском языке: "обезьяна" — singe (санж), "кровь" — sang (санг).