Ласковое солнце, белый песок и шум прибоя.

— Если существует рай, то он выглядит именно так, — сладко потянулась Одетта на лежаке.

До конца каникул оставалось две недели, и Оди с Жаком приехали погостить к Хадиже в Бразилию. Луи же остался во Франции, решив попытать свою удачу в парижском казино. Так что, в разговорах часто проскальзывала шутка про Луи-миллионера, улетевшего жить на Ямайку.

Хадижа посмотрела на подругу в бикини, представляющей из себя практически одни ниточки, с очками-авиаторами на пол-лица, чем, в принципе, походила на большую часть отдыхающих. Сама же Хадижа была одета в легкую тунику и длинную юбку, следуя законам ислама, понимая, что вряд ли сможет даже искупаться. Чтение увлекло её.

— Хадижа, может, тоже позагораешь? — спросила ее Оди.

— Это харам, — ответила та, не оторвав взгляда от книги.

— Какие мы правильные, — беззлобно поддразнила подругу Одетта, показав язык, и перевернулась на спину.

— Расскажи лучше, как дела в Париже? — отмахнулась от подруги Хадижа. — Ты видела мсье Мерьеля? Как у него дела?

— Мерьель? Его выписали из больницы, и Камилла вместе с ним уехала, куда-то на юг, в Прованс. По-моему, у них все складывается, как надо, — пожав плечами ответила Оди.

Она вдруг резко перевернулась снова на живот, и посмотрела на Хадижу:

— Я же тебе главное не рассказала! Вместо Мерьеля у нас новая преподавательница, Исула Самбуи. Она родом из Сенегала. О, эта ее эбонитовая кожа, глаза, цветастые наряды… — мечтательно произнесла Оди.

— Кажется, кто-то влюбился, — хихикнула Хадижа.

— Об этом говорить еще рано, — фыркнула Одетта, — но я обязательно приглашу ее погулять, как только вернусь в Париж.

— Роман студентки и преподавательницы, начнут болтать, — качнула головой Хадижа.

— А кого это волнует? — пожала плечами Оди. — Когда уже придут Жак с Эми? Мы их за мороженным отправили, а не на свидание, — снова переворачиваясь лицом к солнышку, сменила тему разговора девушка.

— О чем разговор? — подошли как раз Жак с Эми, в руках у каждого было по рожку холодного лакомства.

— О том, что вы, как черепашки, но не ниндзя, — села на пледе Оди, взяв из рук Эми рожок.

— Да, мы просто заболтались, хорошо, что Эми учит французский, я помогал ей с произношением.

— Да, объясняться знаками было бы намного сложнее, — съехидничала Одетта, — хотя для главного языка, языка любви, нет лингвистических преград.

Эми покраснела, а Жак отвел взгляд в сторону. Хадижа же просто закатила глаза, прошептав «О, Аллах!», прекрасно зная, что, когда людям раздавали тактичность, Оди не было в этой очереди.

Да с первого мгновения, как Хадижа пригласила бывшую одноклассницу погулять с ними, было видно, что Жак с Эми понравились друг другу — этого мог не заметить только ослепший. Хадижа мысленно порадовалась и за подругу, и за Жака, который изредка бросал на неё полу тоскливые взгляды.

— Да ну вас, — доев мороженое и, облизав длинные изящные пальчики, фыркнула Оди. — Я пошла плавать. Кто со мной?

Жак поднялся с песка, потянув за собой Эми, чтобы просто прогуляться по берегу. Хадижа же вернулась к изучению книги по истории живописи. И тут на нее выплеснулся поток воды, прямо на голову, промочив насквозь и тунику, и юбку.

— Кто?! Черт тебя возьми! — откидывая с лица мокрые пряди, посмотрела вокруг Хадижа.

Перед ней стоял Жак с игрушечным ведерком в руках:

— Я думал, тебе не помешает охладиться.

Девушка рыкнула, смахнув с ламинированных страниц книги капли:

— Тебе повезло, что книгу не испортил.

— Если бы испортил, подарил бы новую, — пожал плечами парень. — Хадижа, последние дни каникул, ты еще успеешь посидеть над учебниками. Пошли?

— Если я сейчас встану, то следующий душ получишь ты, — предупредила она.

— А ты попробуй догнать для начала, — ухмыльнулся Жак.

Повторять еще раз было не нужно. Хадижа сорвалась с места, поднимая небольшие облачка песка, и понеслась вслед за Жаком. Через полминуты старый друг был облит водой с ног до головы, а еще через несколько секунд девушка оказалась в океане, схваченная «русалкой» Оди.

Все вчетвером они визжали, смеялись, катались на волнах, брызгали друг в друга солёными каплями, а потом так же все вместе, стуча зубами, грелись на песке. Когда солнце начало катиться в океан, они разожгли костер и стали любоваться родолитовым небом, словно расписанным акварельными красками.

Хадижа посмотрела на друзей и почувствовала, как губы расплываются в глупой улыбке. Когда-то она чувствовала себя словно раздвоенной, одна ее жизнь была в Париже, другая — здесь, в Рио, с семьей. Теперь же все странный образом сложилось. Она чувствовала себя цельной, счастливой, и наконец, собой.

— Я люблю вас, — выдохнув сказала она.

— Я тоже тебя люблю, милая мордашка, — засмеялась Оди, чуть сильнее сжимая ее в объятьях.

— И я, — отозвалась Эми.

— Куда уж без меня, — ухмыльнулся Жак, присоединяясь к объятьям.

Так они и стояли на берегу океана, как на краю мира, раскинувшегося перед ними бескрайне; впереди их ждала жизнь, со взлетами и падениями, горестями и радостями, но главное, что никто из них не отпустит руку другого, когда тому понадобится помощь, — в этом был уверен каждый из них. Истинная дружба- настоящее сокровище, дороже любого золота, которое когда-то казалось маленькой Хадиже главной ценностью.

* * *

Зулейка рожала в Фесе, дома, под молитвы всех женщин и мужчин, собравшихся в доме, чтобы поприветствовать новорожденного. Хадижа помнила, что роды так проходили всегда, но мысленно передергивалась, наблюдая как тужится вторая жена отца под ободряющие уговоры собравшихся вокруг женщин. Кажется, сейчас даже Ранья не казалась такой стервой, вытирая пот со лба соперницы.

— Что бы кто ни говорил, когда придет мое время, я буду рожать в больнице, — облегченно выдохнула Хадижа, услышав первый крик младенца.

Родился мальчик, и теперь все готовились к такой же пышной церемонии, как когда-то была после появления Мунира. Хадижа отпросилась с учебы, чтобы помочь с приготовлениями и как полагается встретить младшего брата, но сейчас, наблюдая, как отец выезжает на белом коне, гордо держа на руках младенца, снова почувствовала себя обделенной и растерянной, как и тогда, в первый раз.

— Никогда, как сейчас, не ощущается насколько девочки не важны, — проговорила она, когда отец, проезжая мимо, даже не взглянул в ее сторону.

— Отец очень любит тебя, — ответил ей стоящий рядом Зейн.

— Я знаю, — кивнула Хадижа, — но никто не устраивал таких празднеств, когда родилась я, потому что я дочь. Сын — продолжение рода, продолжение отца, это понятно. Таковы традиции, — с детской обидой произнесла она.

Зейн, как-то странно посмотрел на супругу, но промолчал, а через какое-то время, когда Саид уехал уже достаточно далеко по улочкам города, через цветочную арку въехал еще один всадник на гнедом коне.

— Что ты делаешь? — Хадижа с удивлением узнала в нем Зейна. Всадник подъехал к ней, протягивая руку.

— Хочу увести принцессу, — улыбнулся Зейн. — Согласна?

Девушка без раздумий приняла ее, позволив подсадить себя на лошадь, впереди. Они поскакали по улочкам города, и выехали на границу с пустыней, где обычно размещался рынок верблюдов.

— Хадижа, я обещаю, что, когда у нас родится ребенок, будь это сын или дочь, я возьму его на руки, сяду на коня и прокачу по всему Фесу, потому что я буду самым счастливым и гордым отцом.

Она почувствовала, как щеки заливает румянцем, а сердце начинает биться сильнее. Мысль о ребёнке от Зейна, заставляла теплу разлиться внутри, и остановится где-то внизу живота. Хадижа тут же представила себе черноволосого, черноглазого мальчугана, или девчушку, которая обязательно станет первой красавицей на Востоке.

— Зейн, я…

— Сначала хочешь доучиться и стать великой художницей, — продолжил он за нее. — Но я тебя не тороплю, я готов ждать. А сейчас куда отправимся, Хадижа? Куда зовет тебя мечта? Я пойду за тобой.

— Тогда вперед, — прижимаясь к мужу сильнее и находя его руку, сжимающую поводья, произнесла она, — к счастью.

Зейн пустил лошадь в галоп, сильнее прижимая к себе свою жену.

— Любовь — моя вера, мой свет и предел, и начало, — шептал он Хадиже на ухо стих арабского поэта, которые сейчас полностью отражали то, что творилось в его душе и сердце.