Гвидион стоял в траве по пояс, медленно водил руками по кончикам колышущейся волны и разговаривал с богами. С богами, которым молятся люди, с богами, которых пре — дают люди, с богами, которые прощают людям и их молитвы, и их предательство. Он был тогда только кельтом с легендарным именем, только человеком с пульсирующим сердцем, только душой, объятой горем. Он пил эту ночь, захлебываясь Вечностью, он ловил ртом терпкий воздух Медового Острова, выдыхая холодный ветер. А мимо проносилась Дикая Охота, белые собаки заливались лаем. Всадник, натянув поводья коня, остановился, приветствуя старого знакомого.

— Я обещал отпустить его, — сказал ему Гвидион вместо приветствия, и голос его дрогнул от подступившего к горлу кома.

— Ты всегда раздавал пустые обещания, — грустно промолвил Всадник.

— Но ведь ты можешь мне помочь! — воскликнул Гвидион.

— Тебе, но не ему, — Всадник покачал головой, — я не властен над Вечностью.

Гвидион молчал и сжимал в руках корень мандрагоры, отчаянно стараясь не выдать своей слабости. Конь Всадника нетерпеливо переступал в ожидании продолжения бешеной скачки. Собаки разбежались по лугу, яростно лая. Всадник сказал:

— Я обещаю тебе, я не забуду о нем, я буду на месте, когда придет срок.

— Он не выдержит! Никто не выдержит такого срока! — не сдержавшись, закричал Гвидион.

— Но я уже ничем не могу ему помочь, кому, как не тебе, знать это. Смирись! — ответил Всадник и поднял на дыбы коня, но Гвидион ухватился за его плащ:

— Ты не можешь, не смеешь так разговаривать со мной! Не смею?! — Всадник расхохотался, и эхо разнесло жуткий звук его голоса по долине, разбудило спящих птиц, которые с безумным криком взвились в ночное небо и умчались прочь, подальше от Дикой Охоты. — Я смею все, пока ты будешь продолжать эту глупую игру. Пока ты будешь строить свои великие замыслы и геройствовать среди тех, кто неспособен даже запомнить все твои подвиги, я смею все! Твой план не удался! Твой очередной план опять не удался! Право, друг мой, мне больно наблюдать столетие за столетием, как ты бьешься в кровь, теряешь друзей и родных, плетешь интриги и составляешь коварные планы. И все напрасно! Ради чего все это? Чтобы в который раз обливаться слезами над очередной потерей? Неужели тебе и вправду жаль его, этого короля, так и не преодолевшего нескольких ступеней к трону? Пустое, я не поверю тебе. Ты никогда не любил своего соперника.

— Неправда! — воскликнул Гвидион. — Я любил брата больше всего на свете, больше долга, больше жизни и даже больше нее!

— Поэтому ты вовлек их в свой темный обряд?

— Я только помогал им!

— Ты говоришь так искренне, что можно подумать, будто ты и сам веришь в это, — Всадник насмешливо посмотрел на мага. — Ты использовал ее для своих целей, а она, в свою очередь, играла с тобой. Она забрала себе всю твою жизненную силу, во что она тебя превратила, слабый маг!

— Она не виновата! Я сам делился с ней силой, я спас ее, она едва не погибла!

— Брось все, поедем со мной! — закричал ему Всадник. — Смотри, у меня есть свободные лошади, возьми себе одну. Я отвезу тебя туда, где не бывает боли и слез, я отвезу тебя туда, куда стремится твое сердце, я отвезу тебя к ней!

Гвидион покачал головой:

— Она не примет меня, она отвергнет меня теперь.

— Она непостоянна, — Всадник ухмыльнулся, — поверь мне, друг, если она отвергла тебя сегодня, сделай вторую попытку завтра, вдруг повезет.

Маг ничего не ответил Всаднику, лишь сжал кулаки и опустил голову. Гвидион вспомнил, как сидела она рядом с Вороном в его пещере, перебирала пергаменты тонкими пальцами, опасливо посматривала на мага, робко улыбалась в надежде добиться его расположения. Как прежде, они вели тонкую игру, как прежде, она ее выиграла. Гвидион догадался, что нахальная ухмылка Всадника — всего лишь пустая бравада. И, словно прочитан мысли мага, Предводитель Дикой Охоты стал вдруг серьезным и грустным. Вздохнув, он сказал:

— Ну что ж, прощай, вечный романтик и поэт! Ты запутался, бедный маг, запутался в своих и чужих чувствах, запутался в лунном свете. Ты играл теми, кто любил тебя, и растерял их всех, и теперь некому помочь тебе, некому даже пожалеть тебя.

Всадник протяжно засвистел, собаки ответили ему громким лаем, и Дикая Охота понеслась прочь.

Гвидион остался один на поляне под переплетеньями созвездий, кружившихся и меняющихся местами в черном бездонном небе. Жрец выронил бесполезный теперь корень мандрагоры. Наслаждаясь горечью и болью своего бессилия, он сглотнул горькие слезы и безнадежно махнул рукой звездам, отпускал их.

Ветер переменился. Неся с собой соленый привкус моря, он дул теперь с севера и поддерживал мага за плечи, вместо ушедшего брата.

Мерцая на грани миров, ночь тихо плыла мимо, наполняя легкие яблоневым ароматом, обманывая и даруя надежду, что когда-нибудь в его голове смолкнет голос брата: «Ты обещал отпустить меня».